Текст книги "Больше, чем одиночество"

Линия 1

«привет. это я»

«где ты пропадала так долго? я скучал»

«у меня сессия»

«где ты учишься? в институте конспирации?»

Я засмеялась. Наверное, действительно моя игра в загадочность затянулась.

«всего-навсего в кульке (((»

«а чем тебе не нравится кулек?:-))))»

Мне-то мой «кулек» как раз нравится… И почему я так боюсь рассказывать о себе именно ему? Почему иногда я так легко и непринужденно болтаю в Сети с людьми, которые мне пополам?.. Да как раз именно потому, что они мне безразличны, не нужны и их мнение меня совершенно не интересует.

«але, Белка, ты еще здесь?»

Недавно я сменила свою аватарку с туманно-неясной черно-белой фоткой, на которой был изображен зимний пейзаж, на изображение сумасшедшей белки из «Ледникового периода». И он тут же стал называть меня Белкой, хотя об этом своем еще детском прозвище я ему ничего не рассказывала. И это мне тоже нравится. Я сама знаю о нем уже очень много – и то, что его зовут Никита, и где и с кем он живет. Он учится на пятом курсе и весной получит диплом. Живет с родителями. Он умеет водить машину и стричь газон – и поэтому шутит, что не пропадет в жизни. Если не устроится после института на работу, пойдет таксовать или ухаживать за травкой. Мне легко и весело с ним. И если раньше после занятий я частенько шаталась по городу, сидела на скамейках, размышляя о сюжетах, слушала и смотрела, как общаются старички в очередях, рабочие на стройке, парочки… словом, набирала фактуру – то сейчас я сразу бегу в нашу общагу, включаю ноут и жду. Мне кажется, что он делает то же самое – потому что в Сети мы появляемся почти одновременно. И говорим, говорим, говорим…

Никита уже много раз просил у меня телефон, но почему-то я боюсь услышать его голос… Года полтора назад я влюбилась как дура, случайно разговорившись. Голос был упоительно хорош – с бархатными нотками, глубокий, завораживающий… Он ласкал мои уши, и, слушая его, я буквально таяла. С его обладателем мы болтали часами, и все было легко, пока я не полетела к нему на свидание. Оказалось, что, кроме голоса, в который я так глупо и безоговорочно втрескалась, мне не понравилось в его хозяине ничего. Парень оказался почти на голову ниже меня, щуплый и с торчащими по-сусличьи зубами. Я плелась по весеннему скверу, залитому солнцем и забитому до отказа тусующимися, целующимися и обнимающимися, этакой долговязой верстой, а он семенил рядом своими остроносыми клоунскими ботиночками – но, даже несмотря на эти смешные, уже немодные острые носы, было видно, что размер у ботинок не больше тридцать девятого. И он все пытался ухватить меня под локоток – руки у него были такие же маленькие, как и ноги, и короткие цепкие пальчики… Кого-то, может, и устраивает такое положение вещей, но материнские чувства – это не для меня. Я не стану покупать своему парню ботинки в Детском мире. Да и не в этом дело… просто он был весь такой же мелкотравчатый, как и его ручки-ножки. Частые, птичьи движения, суетливые танцы вокруг меня… По телефону мы трепались уже настолько непринужденно, что он вообразил, будто дело осталось за малым – уложить меня в койку. И, как токующий голубь, он пытался меня куда-то завлечь, увести с улицы, из этого залитого солнцем сквера в какую-нибудь затхлую комнатушку с несвежим бельем, пыльными гардинами и резиновыми остатками манной каши на столе. Я отстранялась, но он то и дело норовил прикоснуться к моему рукаву, плечу, вороту куртки… Его рука нетерпеливо тянулась к моему уху с кучей мелкого дешевого серебра:

– У тебя сережка завернулась…

Он протягивал свои детские пальчики с обгрызенными ногтями, но я не хотела, чтобы они хотя бы мельком притрагивались к моей коже, к волосам, и брезгливо отклонилась. Его потрясающий голос немедленно потерял весь свой шарм – и теперь, наверное, я подсознательно боюсь нового, столь же глубокого разочарования.

«куда ты пропала?»

«отлучилась на минутку. подруга забегала», – вру я.

«у тебя много подруг?»

Кроме моей соседки и тезки, у меня, считай, никого нет… я так задумалась над этим феноменом, что, не дождавшись ответа, Никита задает следующий вопрос:

«ты не любишь общаться с настоящими людьми?»

«именно с настоящими как раз и люблю», – тут же выдаю я, и он улыбается:

«☺)))»

Я чувствую эту улыбку, как некую материальную, связывающую нас в Сети нить, и вижу, как у него мило изгибаются губы… и мне хочется запустить пальцы в его густые волосы, которые у него растут немножко вихрами… И… черт с ним… пусть у него тоже окажутся крохотные ручки! Я даже согласна на то, что он будет ниже ростом – представителям сильного пола вообще нелегко с моими ста семьюдесятью пятью, мужчины обычно предпочитают подруг помельче. Ладно, не буду в такой момент кривить душой – скорее им нелегко не с моим ростом, а с моим характером. У меня куча комплексов, и я достаточно нелюдима, чтобы променять любую тусовку на сидение у компа… реалу я предпочитаю виртуал. Но мне все больше и больше не хватает рядом тебя, живого! Все мое естество, так привыкшее прятаться за словами, придуманными сюжетами, за аватарками, не имеющими ко мне, настоящей, почти никакого отношения, хочет к тебе… на свободу… Но что, если эта свобода окажется такой же иллюзорной и неполноценной, как и те истории, которые я измышляю на своем сценарном факультете? Что, если и тебя я придумала тоже? Порочный, замкнутый круг, который можно разорвать лишь одним способом – узнать тебя. Настоящего. Увидеть, как ты движешься, закидываешь на плечо сумку… как складываются твои губы, когда ты произносишь звуки… как откусываешь пирожок, вертишь в пальцах подобранную в парке веточку… лепишь снежок из пропитанного водой первого, непрочного снега. Вчера выпал первый снег и не растаял…

Линия 2

Вчера выпал первый снег и не растаял. И вчера мы с Юрой впервые были вместе. Никого не было дома, никто не видел, как я уезжаю… и некому было меня остановить. Нет, я не буду врать – что не думала об этом и не хотела этого… Для чего тогда я приняла ванну с ароматической солью, побрила ноги, руки и даже привела в порядок то место, которое на кремах для эпиляции называют «область бикини»? За последний месяц я так похудела, что, когда перед зеркалом в ванной надевала новое, изысканное серо-бежевое белье, отражение впервые за последние годы мне понравилось.

Разумеется, мне не двадцать и даже не тридцать, но… Те лишние килограммы, которые я безуспешно пыталась сбросить с помощью диет, растворились без следа, сожженные ночными беседами. И оттого что, едва захлопнув ноутбук, я уже лихорадочно начинала ждать следующего вечера, у меня напрочь пропал аппетит: утром вместо привычного плотного завтрака я едва могла осилить чашку кофе. Однако на этой жалкой порции я, как энерджайзер, существовала почти до самой ночи. За ужином, в компании мужа и сына, я снова не могла проглотить куска, сидя как на иголках и стараясь хотя бы впопад отвечать на вопросы, дожидалась момента, когда они разойдутся по своим комнатам и уснут. Впрочем, сын всегда проглатывал ужин наспех, глядя в какую-нибудь книжку, и, также особо не интересуясь нами, мчался к себе – он у нас учится очень прилично, и до диплома осталась всего одна сессия… Так что мальчишка старается. Кроме того, к окончанию института Сашка обещал подарить ему машину. «Конечно, почему бы и нет? В гараже столько места, что влезет еще штук пять!» – едко заметила я, но муж и бровью не повел. Иногда мне кажется, что он свихнулся на этих машинах… куда, спрашивается, нам еще одна? Да пусть забирают ту, что считается моей, – все равно мне от нее ни холодно ни жарко! Но… Сашку не переспорить, он так забавно надувается, когда речь заходит о том, чего он достиг в жизни. Пускай забавляется игрой в мелкую буржуазию, если хочет. С меня довольно и этих стеклянных хором, которые он воздвиг, совершенно не принимая в расчет моего мнения. Вместо сплошных стекла, металла и плитки лично я предпочла бы что-нибудь уютное, деревянное… Однако Сашка заявил, что дерева ему хватает и на работе, а наш дом будет не огромной табуреткой, а чем-то выдающимся во всех отношениях! Что ж, действительно – ни у кого рядом нет ни такого дома, ни такого сада. Я не люблю ковыряться в земле, поэтому весь наш участок в первый же год порос какими-то неопрятными сорняками, которые зимой уныло колыхались на ветру, прекрасно обозреваемые из наших шикарных окон от пола до потолка.

Картина была настолько безрадостной, что, когда весной у соседей зацвели нарциссы, тюльпаны и еще какие-то совершенно неведомые мне цветики-семицветики, а у нас из-под старого сухостоя дружно полез мощный молодой бурьян, Сашка организовал субботник по очистке территории. Не встретив ответного энтузиазма, он повез меня в садовый центр. Там продавали все для двинутых на этой почве – начиная от весьма симпатичных керамических горшков и заканчивая мини-тракторами, шлангами и прочим фермерским хозяйством, от которого меня немедленно потянуло в сон. Я унылым хвостом таскалась за ним по рядам газонокосилок, а Сашка упоенно расспрашивал продавца, по-хозяйски тыкая пальцем то в один, то в другой агрегат. Откуда ни возьмись появился еще один тип – как оказалось, ландшафтный дизайнер, который, увидев в глазах мужа заинтересованный блеск, выволок нас на свежий воздух, к елкам и березкам в кадках. Заметив мое кислое выражение лица, он тут же поинтересовался:

– Вы не любите природу?

Отчего же… я люблю природу. Вокруг нашего поселка роскошный дубовый лес, и весной среди деревьев распускаются целые поляны нежно-голубых пролесок. Вслед за ними появляются сиреневые цветочки, названия которых я не знаю, потом – ярко-желтые, с тончайшими блестящими лепестками… А потом наступает лето и в лесу почти ничего нет, кроме прохлады, пахнущего листвой воздуха и травы. Однако именно такую природу я и люблю. Чтобы не казаться невежливой, я все это изложила.

– Вам нужен сад в естественном стиле, – тут же сделал вывод специалист.

Сашка немедленно с ним согласился, а я уселась на лавку, махнув рукой на очередную причуду мужа и подчинившись неизбежному. Однако меня не оставили в покое – водили показывать то одно, то другое… В конце концов и я увлеклась этими елками-шмелками и даже научилась отличать можжевельник от туи. Как оказалось, чтобы тюльпаны зацвели весной, сажать их надо было осенью. Это меня несказанно обрадовало, потому как я ужасно боялась, что Сашка закупит тонны цветов и наш сад станет похож на клумбу перед памятником.

Ландшафтник, впрочем, оказался весьма толковым. Приехав и оценив масштабы бедствия, он не стал привлекать меня к земляным работам, чего я опасалась, а весьма оперативно представил на утверждение проект, в котором большая часть наших тридцати соток была засеяна травой, а остальное засажено хвоей и кустарниками всех мастей.

Я люблю цветы – где-нибудь на выставке или в ботаническом саду, – но сама совершенно не умею за ними ухаживать, да и не хочу, если честно… Должно быть, поэтому у нас до сих пор нет ни роз, ни клематисов, ни прочих излишеств, о которых так любят рассуждать продвинутые во флористических вопросах дамы на работе. К слову сказать, получившийся в нашем саду пейзаж нравится мне куда больше, чем пестрое великолепие, виднеющееся за соседским забором, где постоянно копается садовник. А со своим садом мы худо-бедно справляемся сами: сын стрижет траву, да и я изредка тоже выхожу. Однако, кроме полива, наш сад почти ничего не требует. Раз в две недели является бодрая местная пенсионерка, подчищает сорняки, подсыпает измельченной коры – кажется, она называется мульча, – и все выглядит более чем прилично. Да, Сашка, конечно, не выдержал и, посоветовавшись с все тем же молодым человеком, накупил осенью мешка два каких-то луковиц, от количества и разнообразия которых я пришла в ужас. Однако это, к счастью, оказалось не тем, чего я опасалась, – эти замечательные цветочки не нужно было постоянно закапывать и выкапывать и носиться с ними как с писаной торбой: их просто следовало высадить на место, а уж расти-цвести они обязаны были сами. Вдвоем с сынулей, сверяясь с интернетом, мы без труда определили их на жительство. Теперь весной и летом то здесь, то там из земли вылезают тюльпаны, нарциссы, крокусы, лилии и еще какие-то цветы, названия которых я не запомнила, и разнообразят наш почти полностью зеленый пейзаж. Слава богу, Сашку также все устроило и он больше не возвращался к вопросам садоводства: для него главное – чтобы все было «как у людей», то есть как у соседей справа и слева.

Я ехала на свое первое за много лет свидание, зачем-то вспоминая нашу садовую эпопею, – не потому ли, что за окном тянулись унылые, почти деревенские пейзажи: корявые, растерявшие листву деревья, огороды с торчащими кочерыжками от срезанной капусты, окруженные жуткими бетонными оградами, которые владельцы гордо именуют еврозаборами… Я старалась просто смотреть в окно и ни о чем не думать – при одной мысли о том, что сейчас я увижу ЕГО, сердце у меня начинало колотиться так, что сбивалось дыхание. Еще я порадовалась, что еду на общественном транспорте, – водитель из меня никакущий, а разбить машину, купленную на деньги мужа, отправляясь на свидание с другим…

Я приехала раньше, чем требовалось, почти на двадцать минут. На улице было ветрено, а шапку я надевать не стала, чтобы не смять уложенные феном волосы, поэтому завернула в какой-то магазинчик скоротать время. Рассеянно рассматривая дешевые безделушки, я в последний момент все пыталась решить терзающий меня вопрос: осмелюсь ли я выйти отсюда через двадцать… нет, уже пятнадцать минут? Или лучше переждать, отсидеться, тем более что продавщица проявляет к моей персоне настойчивый интерес? Купить незатейливое, совершенно ненужное колечко, да хоть вот это… и вернуться домой. Может, с меня уже довольно того, что я пережила за эти два месяца ночных посиделок у компьютера? Пощекотать себе нервы, представить, что было бы, если… и возвратиться в свое стоячее, спокойное болото! Минуты бежали, я не могла принять решение, но украдкой бросала взгляды на пятачок у памятника, где мы договорились встретиться.

Он появился за пять минут до оговоренного часа, и сердце у меня так сильно стукнуло, что на миг потемнело в глазах. Даже продавщица заметила, как я переменилась в лице, и сочувственно спросила:

– Вам нехорошо?

– Ничего…

– Сегодня магнитная буря. Кстати, у нас есть нефритовые браслеты, которые помогают снимать метеозависимость. А также маски, омолаживающие кожу лица…

Чтобы не разочаровывать девушку, я быстро купила совершенно ненужный мне браслетик и сунула его в сумочку… ничего, отдам сыну, а он презентует какой-нибудь девице. Юра, или человек, которого я так называла, стоял, нетерпеливо переминаясь на скользком мраморном подиуме памятника, и приглядывался к проходящим женщинам. Я внезапно вспомнила, как вчера меня вдруг обуяло игривое настроение и я, когда мы уже договорились о времени и месте, написала:

«кстати, мое фото в анкете – пятилетней давности. тебя это не смущает?»

«ну, я не думаю, что ты сильно изменилась за это время»

«если честно, то изменилась. я поправилась почти на двадцать килограммов. но если ты передумаешь, я не обижусь»

«я не из тех, кто меняет свои решения. для меня важен человек, а не килограммы»

Улучив момент, когда он повернулся спиной, – мне не хотелось, чтобы он видел, что я выхожу из магазина, – я неспешным шагом направилась к нему. В конце концов, я взрослая, умная и порядочная женщина, – уговаривала я себя, – и смогу взять ситуацию в свои руки в любой момент. Если он мне не понравится, станет говорить пошлости или вести себя развязно, я просто уйду. Посчитав на этом свое виртуальное приключение законченным. И даже извлеку из всего этого уроки.

– Юра? – полувопросительно спросила я, и он обернулся.

Увидел меня, и лицо его просияло:

– Наташа? Ты?

– Я…

Мы стояли и глазели друг на друга.

– Я хотел купить тебе цветы, но потом подумал…

Правильно решил. Куда я пойду с его цветами? Домой? Он знает, что я замужем.

– А как же… – его взгляд все блуждал по моей фигуре. – Ты вчера сказала, что поправилась на двадцать килограммов.

– Я пошутила.

– Мне нравится, когда у людей есть чувство юмора.

Улыбка у него была замечательная.

– Я тоже терпеть не могу тех, кто не понимает шуток.

– Знаешь, мне кажется, что мы с тобой знакомы не два месяца, а сто лет. Как будто я знал тебя раньше, а потом почему-то потерял… Давай-ка я возьму тебя под руку… не возражаешь?

Снег сначала падал редкими рыхлыми хлопьями, потом стал более густым и мелким. Ветер бросал его пригоршнями нам в лица, и улица, по которой мы шли, стала едва видна из-за ажурной завесы метели.

– А давай спрячемся? – внезапно сказал мой спутник и, как волшебник, раскрыл над нашими головами зонт.

Сразу стало так уютно, как будто город с чужими людьми, взглядами, разговорами, машинами и сырым ветром отодвинулся… и осталась только невероятная близость двоих, идущих рука об руку под одним зонтом. Я не помню, о чем мы говорили, пока гуляли, и вообще, говорили ли мы? Мне кажется, мы просто молча шли – неизвестно куда, – да какое это, собственно, имело значение? Нам обоим было хорошо. А потом он заметил:

– Слушай, ну ты же совсем замерзла!

Действительно, я не хотела сегодня надевать шубу, а явилась в коротенькой курточке, которая, как я знала, мне шла и молодила меня. И новые узкие джинсы были мне к лицу, и ботинки на каблуке…

– Сними перчатки… у тебя совсем ледяные пальчики!

Он дышал на мои руки, почти касаясь их губами, а я ощущала то, чего не испытывала много лет, – такую острую радость, что она захлестывала меня, накрывала с головой…

– У тебя нет обручального кольца. Ты его не носишь?

– Я вышла замуж много лет назад. И теперь оно стало мне мало…

Я не стала добавлять, что так же, как кольцо, мой брак… скукожился, стал чем-то неудобным… тесным… старым… немодным… заброшенным… и теперь он пылится на антресолях, в куче другого бесполезного домашнего хлама.

– А давай поедем ко мне? Выпьем кофе, ты согреешься…

Я действительно отогрелась у него. И не только телом. У меня начала оттаивать душа. И Юра поил меня кофе и коньяком и кормил мандаринами, пахнущими Новым годом и праздником. Да это и был наш с ним праздник – наш личный, принадлежащий только нам двоим, а не всем тем, которые сейчас идут сквозь завесу снега по мокрым улицам или сидят перед телевизорами, не зная, что можно сделать другого человека счастливым просто так. Не в праздник. Не в юбилей. А в обычный, ничем не примечательный день. Даже то, как он старательно очищал кожуру, а затем осторожно, дольку за долькой предлагал их мне, словно ребенку, бесконечно трогало меня. А потом он очень нежно коснулся поцелуем моих губ, пахнущих мандаринами. Я уже забыла, что поцелуи могут приносить такое блаженство, такое чувственное наслаждение… С Сашкой мы не целовались ТАК уже много лет. Наверное, он считает, что ЭТО мне уже не нужно… Невольно я все время сравнивала своего мужа и этого, почти незнакомого мне мужчину. Хотя почему – незнакомого? Сейчас мне казалось, что я тоже знаю его много лет… не два месяца по переписке. Мы уже виделись… встречались… мы знаем друг друга давно… очень давно…

А потом… потом время повернуло вспять или исчезло, так же как и пространство. Существовали только я и он… и ничего вокруг. И я напрочь забыла, что я замужем, что действительно собиралась только выпить кофе и ничего больше. Мне было хорошо с этим человеком. Я не знаю, каким секретом он обладал, как смог заставить меня, напряженную как струна, расслабиться… позволить делать с собой все что угодно. И он не торопил меня, нет – он действовал очень умно, позволяя мне самой раскрыться и дойти до такой степени чувственного накала, что теперь уже я подстегивала события и искушала его! И мне было абсолютно все равно, что сейчас он думает обо мне. Такого экстаза, как с этим мужчиной, которого я впервые увидела всего лишь несколько часов назад, я не испытывала не то что давно – наверное, никогда. И он говорил, говорил мне все те слова, по которым я истосковалась, которых была лишена долгие годы своего замужества. Что я красива, что у меня нежная кожа и маленькие ушки, изящные пальцы и длинные ноги… он называл меня кошкой, птичкой, рыбкой… Близость с ним казалась каким-то священным действом, торжеством и нисколько не была похожа на то унылое и поспешное совокупление, с которым я смирилась в последние годы. Он не торопился отпускать меня, поглаживая мою спину, ероша волосы, покусывая пальцы… Я, отвыкшая от всего этого, смеялась, отбрыкивалась и вела себя почти как девчонка, а он не уставал восхищаться мною. То, что женщины любят ушами, – чистая правда. Мои уши впитывали его слова, словно панацею от морщин, от плохого настроения и даже от слякоти, ожидавшей на улице. Это было сказочное свидание, но… все постепенно возвращалось на круги своя. И вот внутри меня снова затикали часы. Счетчик начал отсчет минут, оставшихся до расставания.

– Тебе пора домой?

– Да… уже поздно…

– Можешь не объяснять, я все понимаю… Я давно сказал тебе – я не из тех, кто разрушает. Не бойся, я не причину тебе никаких неудобств. Какая же ты красивая! Ты – моя королева… Мы еще увидимся?

– Наверное…

– Тебе надо привести себя в порядок… немножко. – Он снова улыбнулся.

В ванной я посмотрелась в зеркало – и не узнала себя. Женщине, отражавшейся в стекле, от силы можно было дать тридцать. У нее были взлохмаченные волосы подростка и широко распахнутые, сияющие глаза. Я чувствовала себя молодой, влюбленной, желанной, невесомой… а не той почти старухой, в которую меня превратила пресная, размеренная семейная жизнь.

Была уже практически ночь, когда такси высадило меня у калитки. За полчаса, проведенные в машине, я успокоилась и даже дала оценку своему поведению. Раскаивалась ли я? Было ли мне стыдно? Безусловно. Но я была СЧАСТЛИВА. И ни о чем не жалела.