Текст книги "Золотая рыбка"

– Если хочешь, можешь подождать меня здесь, – он махнул рукой в сторону одной из квартир. – Разведи пока костёр, приготовь ужин. Я… я на третьем этаже жил. Пойду, проведаю…

Азиат кивнул. Меньше всего ему хотелось вмешиваться в «дела семейные» своего Учителя. Войдя в указанную квартиру, сталкер прежде всего проверил её на безопасность. Всё тихо и спокойно. В одной из комнат на полу виднелись явные следы костра. «Ну, вот здесь мы и остановимся», – скидывая с плеч рюкзак, решил бывший разведчик. Развести костёр, пожарить мясо, вскипятить воду, заварить заменяющую чай травяную смесь, разложить постели… Всё это было привычно и особых трудов не доставляло. Время же за нехитрыми делами летело незаметно.

Однако что-то старика слишком уж долго нет. Не случилось бы чего. Движимый чувством долга и привязанностью, Азиат поднялся, зарядил пращу вишнёвой ягодкой и бесшумно скользнул вверх по лестнице. Хочешь – не хочешь, а проследить, чтобы с Учителем ничего дурного не случилось, было нужно.

Поднявшись на третий этаж, сталкер остановился. Призрак детского смеха родившись где-то в глубине, скорее почувствованный, нежели услышанный, прокатился по коридору и, ударившись о грудь пришлица, умер, запутавшись в его слухе. Бывший разведчик вздрогнул. Он знал о подобных местах ещё по опыту первой Зоны, и даже бывал в паре таких. Одни говорили, что в них живут призраки прошлого, другие – будто там из разломов земной коры выделяется какая-то дрянь, приводящая к галлюцинациям и умопомешательству. Азиат придерживался второго мнения, а потому не боялся. Главное, головы не терять и не обращать внимания на разные «игры разума». Потому, стиснув зубы и припомнив самую глупую песенку своей молодости (главное – не дать воображению шанс разыграться), сталкер направился вглубь коридора.

Новый слуховой призрак безошибочно привёл его к раскрытой двери одной из квартир. Бывший разведчик скользнул внутрь и застыл, внимательно прислушиваясь. Тишина. Ничего примечательного на первый взгляд. Сделав несколько шагов по тому, что когда-то было прихожей, мужчина оказался рядом с проходом на кухню. Выцветшие обои на стенах, старая мебель, слой пыли на ней. Закатное солнце, напоследок заглядывая в давно не мытые окна, безжалостно высвечивало нежилую обстановку, играло песчинками пыли, поблескивающими в его луче, и отбрасывало причудливые тени. Тени, бесшумно скользящие по стенам. Азиат заметно напрягся. Насколько можно судить по его прежнему жизненному опыту, подобные движущие тени могли отбрасывать лишь живые существа. Более того, наличие голов и человекообразных конечностей говорило, что их обладатели, по крайней мере, схожи с человеком. Бусо? Ещё кто-то не менее неприятный? Неужели учитель и впрямь попал в беду?

Неожиданно одна из теней приблизилась к стене. По некоторым признакам было абсолютно ясно: это – женщина. Однако сталкер почувствовал, как душа его от ужаса смерзается в плотный ледяной комок – тела, способного эту тень отбрасывать, попросту не было! Призрачный, не услышанный, а скорее почувствованный смех и тень давно умершего разговора вновь вылетели из квартиры, затерявшись где-то в коридоре. Не в силах совладать с собой, Азиат осторожно заглянул внутрь. Так и есть, в помещении никого нет. Кроме теней. А впрочем… Неожиданно сталкер приметил в самом дальнем, самом тёмном углу жалкую, скорчившуюся фигурку – своего Учителя. Поначалу он был неподвижен и, казалось, сам превратился в предмет интерьера. Бывший разведчик даже забеспокоился – не удар ли хватил старика? Но тут японец шевельнулся, и Азиат перевёл дух. Жив. Но, приглядевшись внимательно, сталкер почувствовал, как новая волна удушливого ужаса накрывает его с головой: на лице Учителя угадывалось безмерное, всепоглощающее счастье! Он жадно пожирал глазами бестелесные тени, как будто всем существом стремясь вобрать их в себя. «Когда-то я жил здесь, – вспомнилось Азиату. – У меня была семья – жена и двое сыновей». Сталкер пригляделся повнимательней. В этот момент тени, будто нарочно, сгрудились у стены. А точнее, около низенького стола – будто собираясь пообедать. Их и впрямь было трое – женщина и два мальчика, один выше и шире в плечах (судя по очертаниям, почти совсем мужчина), а второй – порядком меньше. Вон он, беспокойно ёрзает, сидя на пятках. Старик в углу глубоко и горестно вздохнул, с жадной тоской провожая каждое движение теней. Чувствуя себя лишним в этой семейной идиллии, бывший разведчик бесшумно выскользнул из квартиры и спустился на своё прежнее место.

Сказать, что Азиат был удивлён – ничего не сказать. Его состояние можно было скорее назвать близким к шоку. Что это? Галлюцинация? Привидение? Аномалия? Что-то ещё? По крайней мере, в Чернобыле он такого точно не встречал. Но одно бывший разведчик знал точно – свой дальнейший путь он продолжит в одиночку. Это решение, поначалу контузившее микровзрывом в мозгу, постепенно оформлялось, становясь всё твёрже и прозрачней. Прямо как песок, расплавленный ядерным взрывом, превращается в стекло. С чем связаны подобные мысли? Этого Азиат не знал, но чувствовал: принятое решение – единственно верное. Старик достаточно просветил его насчёт здешнего образа жизни, даже карту вон подарил, а если что не рассказал – придётся узнавать самому. Осталось самое главное, самое сложное – озвучить своё решение.

Японец спустился, когда солнце окончательно скрылось за горизонтом. Наверное, тени пропали вместе с последними лучами. Учитель казался помолодевшим, сильным и как будто более спокойным. Пока его не было, бывший разведчик разогрел ужин. Трапеза прошла в полном молчании – старик думал о чём-то, доступном лишь ему, Азиат же не знал, с чего начать намеченный разговор. В самом деле, за пару месяцев этот престарелый японец стал ему очень близок, гораздо роднее, нежели раньше были близки его кровные родственники. И вот сейчас ученик должен сказать своему учителю, что покидает его. Какие слова тут можно найти?

– Ты что-то хотел сказать, малыш?

Слова старика дошли до Азиата как сквозь толстый слой ваты. Возможно, даже с некоторым опозданием.

– Да.

Это маленькое слово упало свинцовым шариком, разом переломав все кости его привязанности, заставляя её безмолвно корчиться от боли.

– Я решил продолжить свой путь дальше один.

Ну вот, можно сказать, что хирургическая операция прошла успешно. Орган благополучно ампутирован, хотя место разреза ещё нестерпимо болит. В глазах старика понимание и одобрение – лучшая анестезия для тяжелобольного.

– Хорошо, малыш. – Голос Учителя звучал бодро и ласково. – Сейчас ложимся спать, а утром отправишься в путь…

… Проснулся Азиат рано. Утро было чарующе ясным, но в душе плескалась мучительно горькая желчь. Слегка скосив глаза, уткнулся в спину Учителя, занявшего лежанку у противоположной стены. Нет, прощаться, не знать, куда девать руки и глаза, чувствовать во рту распухший, неповоротливый язык – никогда бывший разведчик не любил этого неловкого момента расставания. А потому уходить надо немедленно. Свернуть плащ-палатку, обуться, взять в руки рюкзак (благо, упаковал ещё с вечера) – и убраться отсюда, пока старик не проснулся.

Лишь только стихли шаги, японец открыл глаза. Нет, в его душе, в отличие от ученика, не было ни мук, ни горечи. Напротив, старик улыбался.

– Удачи тебе, малыш, – прошептал он. – Надеюсь, мой последний дар поможет тебе.

Часть 2. ИГОРЬ

Глава 1.

Этот мир отличается от всего, виденного ранее, от всего, что только можно себе представить. Точно легендарная птица Феникс, он умирает и возрождается с завидной периодичностью, умирает быстро и мучительно, возрождается с необычайной скоростью и упоением. Ни разу до этого Игорю, одному из самых молодых и перспективных сотрудников здешнего исследовательского института, не приходилось видеть места, которое из цветущего Эдема всего за несколько часов превращалось бы в чудовищный кислотный Ад. Оставалось неразрешимой загадкой лишь то, как здесь вообще может что-то выжить!

Впрочем, как учёный, Игорь прекрасно знал, КАК. Про защитные системы живых организмов, про мутации, эволюцию. Всё-таки, мутации живых организмов в радиоактивной среде является темой его диссертации. Но на территории Фукусимской Зоны разум учёного даёт неизбежный сбой, трусливо ретируясь перед обычными человеческими эмоциями и чувствами. Да что говорить о нём, если здесь периодически сдают нервы не только у приезжих, но и у самих японцев – учёных, испытателей и даже охранников.

НИИ, в котором вёл научно-исследовательскую деятельность младший научный сотрудник Игорь Олейник, поистине уникален. Единственный во всей Японии, он находится на территории Зоны отчуждения и к тому же принимает иностранных учёных. В основном из России, Украины и США. Молодой учёный был по контракту направлен сюда как один из самых перспективных выпускников МГУ. Ну, и два года стажировки в Чернобыльской Зоне, куда он напросился после окончания университета, конечно, сыграли свою роль. Проблемы мутации в условиях повышенной радиации парень непритворно считал наиболее перспективным направлением в науке, а вот если ещё научиться прогнозировать её, управлять механизмом… В общем, Игорь с необычайным рвением брался за любую работу, которая могла хоть на миллиметр продвинуть его в этих изысканиях.

Вообще, этот парнишка принадлежит к той когорте учёных, которые искренне полагают, что единственное предназначение науки – самозабвенно служить людям. Наука ради науки? Чушь и ересь, не должна святая святых всего человечества быть столь уродливо эгоистичной. Тем более, что подобный подход грозит всему живому (да и неживому, в общем-то тоже) неисчислимыми бедами. Наука ради бизнеса? Ещё большая чушь, ибо то, что действительно нужно миру, либо плохо продаётся, либо вовсе противоречит всем правилам торговли. И если наука ради науки может пригодиться будущим поколениям (как, например, изыскания Коперника и Галилея), то наука ради бизнеса априори античеловечна. Впрочем, молодой учёный не пытался кому-либо навязать свои мысли и отказываться от своей немалой зарплаты учёного, работающего в экстремальных условиях, в пользу науки не собирался. Ведь чтобы стать более-менее независимым человеком, нужно быть весьма одарённой личностью, обладающей поистине бездонным кошельком – чрезвычайно редкое сочетание в нашем мире. А потому парень самозабвенно зарабатывал деньги любимым делом, чтобы в будущем заниматься лишь тем, что будет вызывать его любопытство.

Хотя, признаться, навязывать своё мнение ЗДЕСЬ не было никакой необходимости. Большинство коллег-учёных, работающих в Зоне отчуждения, придерживаются того же мнения. Даже американцы, представляющие нацию, умеющую извлекать прибыль из всего, что попадает в поле зрения, проявляют верх альтруизма и энтузиазма. Так что Игорь со своими идеями влился в команду легко и непринуждённо.

Сейчас, после Аномального дождя, в НИИ начинаются жаркие деньки. Нужно собрать множество полевых образцов (пробы грунта, воздуха, воды, а если очень повезёт – останков животных), проводить исследования-вычисления-описания. Позже, когда земля вновь начнёт покрываться зелёным (даже слишком зелёным) ёршиком местной растительности, когда из укрытий выползут местные обитатели, наступит время других исследований. Также без внимания не останутся артефакты и аномалии, хотя их-то исследование – самое трудоёмкое и опасное. Относительное затишье наступит непосредственно перед Аномальным дождём, когда большинство исследований будет проведено, некоторые выводы сделаны и останется лишь ждать следующего цикла жизни.

Больше всего молодого учёного продолжало удивлять то, что радиационный фон здесь, на Фукусиме, не слишком велик. Даже несколько ниже чернобыльского. А ведь после аварии на Чернобыльской АЭС прошло уже тридцать пять лет, а здесь – всего лишь десять. Нет, настоящую опасность представляют губительные химические соединения, выпадающие с дождём, и странные мутанты, напоминающие чудовищ японской мифологии. В который раз мозг Игоря обожгла мысль – если бы не попытки установления контроля над климатом, не консервация территории Зоны, всего этого бы не было. Да ещё эти мутанты…

Когда-то в юности Игорёк познакомился с теорией о мыслеформах. Если говорить вкратце, речь идёт о том, что энергией собственных мыслей можно влиять на окружающий мир. Причём влияние это ограничивается лишь собственной фантазией и силой веры в себя. Несчастные люди несчастны потому, что думают о несчастьях, бедные бедны потому, что не позволяют себе думать о богатстве, а вот богатые и счастливые являются таковыми потому, что не сомневаются в наличии собственного богатства и счастья. «Ересь и бабушкины сказки!» – припечатала эту теорию официальная наука. Однако вечно сомневающийся, пытливый, ищущий разум учёного тихонько шептал: а, может быть, правда? Иначе чем ещё прикажете объяснить такую разницу в конечном результате мутационным процессов, как не в различиях культур и верований двух народов? И тогда остаётся лишь низко поклониться Православной церкви, а потом и коммунистической партии за десятилетия борьбы с народными суевериями. Иначе можно было и чего похуже дождаться.

– Игорь-сан, пора идти, – учтивый голос японца-охранника (самурая, как их полушутя-полупочтительно называют здесь) вывел молодого учёного из состояния абстрактной задумчивости, рывком возвращая в зал института.

Новички, приезжающие в институт, в основном говорили по-английски, но пожив здесь месяц-другой, перенимали совсем иную речь – причудливую смесь японского, английского и русского.

– Да-да, конечно, – Игорь со всей поспешностью вернулся в реальный мир, ещё раз проверил герметичность всех застёжек на защитном костюме и направился к выходу.

Признаться, молодой учёный (впрочем, как и подавляющее большинство его коллег) не слишком жаловал такие вот вылазки «в поле», как они называли эти прогулки между собой (работа в лаборатории гораздо интересней). Особенно в первые дни после дождя. Израненная, обожжённая земля, голые остовы деревьев, бурая жижа под ногами, иногда переходящая в светлую корку подсохшей грязи – всё это навевает нерадостные мысли об апокалипсисе, о хрупкости и недолговечности собственного существования. Особенно тяжело, если вдруг находили грязную, мокрую одежду. Означать это могло лишь одно: кто-то неподготовленный проник на территорию Зоны отчуждения и погиб ужасающей смертью, превратившись в прямом смысле слова в удобрение для очередного поколения растений. Пока, правда, Бог миловал, самому Игорю подобные находки не попадались.

Однако, любовь – любовью, а производить замеры, собирать образцы и фиксировать визуальные наблюдения попросту необходимо. А потому рано утром на второй день после Дождя институт извергал из собственных недр 5-6 групп по 5 человек (двое учёных и три «самурая»), которые шли заранее определённым маршрутом. Возвращались группы в строго заданное время, одна за другой, ближе к вечеру. Здесь их ожидала обязательная дезинфекция, душ и плотный ужин – принимать пищу и даже воду в Зоне категорически запрещается в виду всё ещё высокой концентрации в воздухе ядовитых паров. Даже простое механическое повреждение защитного комбинезона может стать фатальным. Если какая-то из групп не возвращалась, по её маршруту отправлялась другая, укомплектованная пятью самураями. Их ждали до рассвета, а после объявляли пропавшими без вести. Откланяться от маршрута более чем на 20 метров строжайше запрещено, для экстренных случаев один из самураем брал с собой ракетницу, заряженную красной сигнальной ракетой. Прочие виды связи здесь совершенно отсутствовали, любой сигнал на расстоянии более 100 метров глушился неизвестным излучением.

Продолжительность «экскурсии» варьировалась от двух до семи часов и распределялась по жребию. Группы с малым временем «прогулки» собирали пробы близ института, другие, не размениваясь на местные образцы, сразу шли вглубь Зоны. Начальником маленького исследовательского отряда назначался кто-то из «самураев». Он в первую очередь отвечал за безопасность учёных, сохранность образцов и соответствие их продвижения временному графику. Главному «самураю» все подчинялись беспрекословно. Сегодня группе Игоря выпало путешествие на долгих пять часов.

Первые после Дождя «прогулки» считаются одновременно и самыми сложными, и самыми безобидными. На каждое мнение были свои причины. С одной стороны, очень тяжело морально: убивает жёсткий временной регламент, повышенные меры безопасности и общий пейзаж. С другой стороны, шансы встретить кого-то из мутантов, наткнуться на аномалию или артефакт практически равняются нулю. Конечно, всегда остаётся опасность наскочить на бусо или нэкомато. Но никто и не обещал шоколадных условий. Все, кто приходит сюда работать, отдают себе отчёт, что каждый час, каждая минута здесь может оказаться последней. Здоровье тоже никто не гарантирует. Однако каждому на личный счёт перечисляется очень солидная зарплата, в самой Зоне все находятся на полном обеспечении, да и для большинства учёных (особенно молодых) это прекрасная возможность продвинуться вверх по карьерной лестнице.

Покидая охраняемую территорию института, исследовательские группы, не мешкая, двинулись по своим направлениям. Передвигаться, конечно, предпочтительнее по дорогам. Вернее, по тому, что от них осталось. Растрескавшийся асфальт то и дело взрывается бугорками растительности, которая теперь либо высится впавшими в глубокий анабиоз исполинами, либо зияет пустотой разложившихся карликов, либо несёт следы присутствия почивших стариков. Ядовитые испарения (не такие густые, как первый день, но всё-таки!) сильно искажают видимое пространство, а пробивающиеся сквозь желтоватый туман солнечные лучи создают причудливые сверкающие образы. Заблудиться при таких условиях очень просто, а дорожное покрытие, какое бы оно ни было – прекрасный ориентир. Однако сходить с более-менее устойчивого участка всё-таки приходится – собрать все требуемые образцы прямо на дороге невозможно в принципе. Контейнеры и колбы с образцами отправляются в съёмный наплечный герметичный рюкзак из непрозрачного полипропилена. Визуальные наблюдения фиксируются на диктофон, встроенный в шлем гермокостюма и встроенные же камеры наблюдения.

Гермокостюм, надо сказать, заслуживает особого внимания. Это комбинезон из специально разработанной наноткани, защищающей от разного рода излучений, грязи, лишней влаги, пыли и отравляющих испарений. Внутри комбинезона поддерживается наиболее комфортная для человеческого тела температура и влажность – своеобразный климат-контроль. На голову одевается шлем-капюшон, оборудованный мощными динамиками для поддержания разговора и звукоуловителями – слышать, что происходит вокруг. Руки защищают отстёгивающиеся перчатки из той же ткани, хотя и несколько усиленной, чтобы можно было брать в руки артефакты – Дары Ками. Ещё одно чрезвычайно удобное дополнение – довольно объёмные карманы из ткани с вплетёнными в неё фотоэлементами, преобразующими солнечную энергию в электрическую. При помощи провода с клеммой в виде прищепки карман может заряжать планшетный компьютер или любые другие приборы, требующие подзарядки и входящие в снаряжение членов групп. Костюм очень лёгок, совершенно не сковывает движений, обладает повышенной прочностью, абсолютно функционален и совершенно незаменим для работы в условиях Зоны отчуждения.

Что ни говори, а японцы не экономят средств на безопасности работающих здесь сотрудников – как своих, так и иностранцев.

Здесь, вблизи более-менее обжитой территории следы цунами уже не просматриваются: завалы расчищены, упавшие столбы убраны, завалившиеся здания разобраны. Кое-где даже обозначены новые дороги – для исследовательских экспедиций. По периметру, где постоянно курсируют патрули, тоже более-менее просматриваются приметы цивилизации. Однако при продвижении вглубь Зоны ситуация меняется. Вдоль побережья, в стороне от маршрутов «самураев-пограничников» часто попадаются завалы из смытых волной предметов человеческой деятельности, поросших местной растительностью. Битая, радиоактивная, отравленная химическими соединениями техника ржавеет под открытым небом, а временами служит прибежищем кого-нибудь из мутантов. Бывшие рисовые поля зарастают самыми настоящими джунглями. Удобренная, хорошо увлажнённая земля рождает из своих недр разлапистые деревья, некоторые из которых, между прочим, являются хищниками. Поначалу энтузиасты пробовали бороться с грозящей этому региону экологической катастрофой, но вскоре люди начали бесследно пропадать, и правительство издало указ о запрете восстановительных работ в целях безопасности. Это стало очередной победой сил природы над человеком.

Экспедиции вглубь Зоны, рассчитанные на несколько дней, тоже проводятся, но очень редко. Для них отбираются наиболее бывалые люди и, как правило, всё-таки японцы. По крайней мере, Игорь в такую экспедицию ещё не попадал. А, признаться, любопытно было бы – как учёному, исследователю и просто как человеку. Всё-таки не прогулка по ближайшим, давно знакомым местам, а почти настоящее приключение. Но надежда, как говориться, умирает последней, и молодой учёный из кожи вон лез, чтобы доказать свою профпригодность и необходимость своего присутствия в такой группе.

Отойдя на два шага за очередной пробой грунта, Игорь замер. В ушах его отчётливо зазвучал тонкий, на грани слышимости, писк. Причины его может быть две, и обе – в высшей степени дрянные. Первая – аномалия Пискун, перетирающая кости в порошок и превращающая любое существо, этими самыми костями обладающее, в артефакт Броненосец. Вторая – наличие где-то поблизости колонии КА: здоровенных и крайне кровожадных мутированных комаров. Конечно, до размеров москитов из художественных фильмов ужасов им далековато, но опасность они представляют вполне существенную. Другое дело, что ни того, ни другого быть здесь и сейчас попросту не может. Время ещё не пришло. Впрочем, разбираться с этим – не его задача.

– Слышу писк, – доложил молодой учёный, со всей возможной поспешностью возвращаясь к остальной группе.

Командир группы, Вада Макайо, насторожился. Несомненно, в его голове родились те же ассоциации, а с ними – те же сомнения. Выяснять, что там, признаться, не хотелось. Игорь и самурай переглянулись. Не хочется, но придётся. Безопасность – это действительно очень хорошо, но такие деньги им платят не за неё.

– Ломоты в костях нет? – напряжённо спросил самурай.

– Вроде бы нет, – внимательно прислушиваясь к ощущениям собственного тела, проговорил Игорь.

– Да и не может её быть, – вступил в разговор второй самурай группы. – Все аномалии Дождём смыло.

– КА ещё тоже не должно быть, – проворчал третий.

Действительно, КА сейчас не могло быть в принципе. Несмотря на феноменальную устойчивость к разного рода ядохимикатам, адаптироваться к Аномальному Дождю и ядовитым испарениям после него не могут даже эти заразы. А раз так, то данные экземпляры требуется изучить, то есть, попросту говоря, добыть образец. И, желательно, не один – на всякий случай. К счастью, это чудо энтомологии² боится огня и легко им уничтожается. Поэтому каждая группа в обязательном порядке оснащалась огнемётом. Два охранника-самурая – тот, что вооружён огнемётом и начальник группы – уверенно зашагали в ту сторону, откуда только что вернулся молодой учёный.

Ждать пришлось довольно долго. Оно и понятно – одно дело спалить всю комариную колонию из огнемёта (на огонь, как известно, живому организму очень трудно выработать защитный механизм), а другое – попытаться отловить несколько бестий для изучения. Из-за тумана видимость была неважная, да и слышно ничего не было. Впрочем, это тоже понятно – ребята стараются действовать очень тихо, опасаясь встречи с теми нечастыми мутантами, шанс на встречу с которыми всё-таки остаётся. Хотя, рёв пламени вроде-бы всё-таки был слышен, благо химические соединения, образующие яды, совершенно негорючие, да и влажность не способствует распространению пожара.

Но вот, наконец, сквозь туман проступили две неясные фигуры. Оставшийся охранник напрягся – мало ли, чем они могут оказаться. Бусо вон издалека вообще от обычного человека не отличишь, да и нэкомато – по слухам – может передвигаться на задних лапах. Но ками нынче оказались милосердными, и вскоре из тумана вышли два «самурая». Старший группы передал Игорю пластиковый контейнер, в котором бились три комара.

– Огнеупорными стали, гады, повозиться пришлось, – заметил второй из вернувшихся охранников.

– Как это – огнеупорными? – не понял Игорь.

– Раньше сразу вспыхивали, как спичка, от огня удирали. Теперь и горящими нападают.

Вот это новость! Нельзя сказать, что в природе вообще нет огнеупорных организмов, но комар… Неужели опять мутация? Повышение жизнестойкости организма в экстремальных условиях обитания? Вон и на ядовитые испарения он не реагируют. Это, знаете ли, больше похоже на лабораторное вмешательство, чем на спонтанную мутацию. Впрочем, не стоит сейчас делать выводы и вообще какие-либо умозаключения. Сначала необходимо провести исследования. Закинув контейнер с образцами в рюкзак за спиной, молодой учёный вместе со своей группой двинулся дальше.

Глава 2.

Институт гудел вовсю. Одна из групп наткнулась на огнеупорных комаров! Это уже сенсацией попахивает! К тому же, эти комары появились необычайно рано – когда воздух ещё отравляли ядовитые испарения. Обычно в это время всё, что сумело выжить, либо находится в глубоком анабиозе, либо погибает в считанные минуты, стоит лишь показать нос из убежища. Добывшие образцы «самураи» хмуро рассказывали, как эти крылатые кровососущие монстры нападали, уже будучи объятые пламенем, не желая, как положено, моментально сгорать под струёй огнемёта. Правда, другие группы на такие колонии КА не натыкались, но кто может гарантировать, что их нет где-нибудь в глубине Зоны?

Уже месяц Игорь практически не выходил из лабораторий, прерываясь лишь на недолгий сон и еду. Он снова и снова проверял результаты собственных исследований и каждый раз приходил к неутешительным выводам: геном КА подвергся искусственной мутации. Теперь они намного меньше подвержены огню, ядовитым испарениям, а может быть даже способны пережить Аномальный Дождь! Это кажется невероятным. Правда, КА на самом деле приспосабливаются к любым химикатам с потрясающей быстротой, но к огню? Здесь и в самом деле было что-то запредельное, требующее серьёзной работы всех клеточек головного мозга. А для этого необходимо прежде всего хорошо отдохнуть.

Слегка покачиваясь от усталости, молодой учёный вышел из института и полной грудью вдохнул терпкий воздух Зоны. За проведённое в лаборатории время окружающий мир успел расцвести в полной мере, ароматы вновь радуют обоняние, а яркие краски – глаз. О, даже видны следы разгрома – наверняка бакэмоно набег устраивали, будь они неладны! Интересно, что этих существ так здесь привлекает? Где-то глубоко-глубоко возникло желание покурить – по его собственному убеждению, самая пагубная и бесполезная из всех привычек, приобретённая ещё в Чернобыле. Желание, обусловленное скорее памятью, чем настоящей потребностью. Игорь улыбнулся собственным воспоминаниям: история о том, как он бросил курить, заслуживает отдельного рассказа.

… Чуть больше года назад молодой учёный, мнящий себя весьма опытным сталкером, прибыл в Фукусимскую Зону. На КПП его встретил учтивый офицер, проверил документы и препроводил в небольшое помещение.

– Подождите пока здесь, – произнёс военный. – Через час-полтора за вами подойдёт машина. На ней доберётесь до научного городка.

Ну что ж, можно и подождать, дело нехитрое. Одна беда – заняться совершенно нечем. Хотя, пока есть время, можно рассмотреть здешнюю растительность. Удивительно, всё здесь цветёт буйным цветом. Красота, да и только! И уровень радиации, согласно счётчику Гейгера, ниже, чем можно было ожидать. Быть может, здесь вообще скоро Зоны не будет? Хотя в научных и околонаучных кругах о здешних мутантах говорили презабавнейшие вещи. Что ж, посмотрим.

Игорь не торопясь вышел наружу. Привычная папироса сама скользнула между пальцами, зажигалка расцвела ярким огоньком. Миг – и сизый дымок, подхваченный ветром, потянулся куда-то вглубь Зоны. Парень глубоко затянулся, с любопытством оглядывая место, куда занесла его судьба. Людей на территории КПП почти не было видно – лишь у ворот маячила пара фигур. Наверное, все отсыпаются в казарме – говорят, ночью было нападение каких-то мутантов.

Вообще, здешнее КПП отличается ухоженностью и каким-то своеобразным изяществом. Вот клумбы с местными мутированными цветами – очень красивыми, надо сказать. Искусственный прудик с тремя огромными, просто гигантскими кувшинками. Несколько деревьев около забора – пара из них даже, кажется, плодовых. Чуть в глубине можно увидеть небольшой храм. Основная территория, правда, заасфальтирована и потому особого интереса не представляет. Но чистота вокруг почти стерильная.

Докурив сигарету, Игорь заозирался в поисках урны, но в зоне видимости таковой не оказалось. Просто бросить окурок было неправильно – не хотелось показать себя некультурной свиньёй. Да ещё в чужой стране. Подумав пару секунд, Игорь направился к забору – выкинуть постыдный мусор за территорию показалось самым правильным решением.

Уже недалеко от забора путь ему преградил небольшой патруль, состоящий из трёх человек – офицера и двух солдат. Старший по званию был молод (примерно ровесник Игоря) и довольно хорош собой – чистая форма, приятные черты лица, военная выправка. Лицо казалось смутно знакомым, но откуда?

– Простите, вы – Игорь Олейник? – вежливо спросил офицер на хорошем русском языке.

– Да.

– Следуйте за мной.

Японцы повернулись и направились в сторону машины, стоящей рядом с другими воротами. Молодой учёный, немного удивившись тому, что не заметил их раньше (и ворота, и военных, и машину), кинулся догонять своих провожатых.

– Постойте, господин офицер, а разве мы не должны отчитаться в канцелярии? – спросил Игорь, поравнявшись с японцами. Но те проигнорировали его вопрос, продолжая идти слаженно, в ногу, ни на что не отвлекаясь.

Резкий окрик застал их примерно на полпути к машине. Офицер и солдаты по-прежнему никак не реагировали, а вот молодой учёный оглянулся. В потёртом камуфляже, с автоматом наперевес к ним бежал ещё один японец. Вот он остановился, вскинул оружие. Недолго думая, Игорь упал на землю и откатился в сторону. Точно в замедленной киносъёмке он слышал отрывистые, лающие выстрелы, видел, как пули пропороли спины троих людей… С ужасом наблюдал, как истекающие кровью тела на глазах превращаются в странную студенистую массу, напоминающую огромную улитку. Вместо широких ворот и машины где-то впереди прямо перед носом оказалась приоткрытая калитка. Ещё несколько шагов, и молодой учёный оказался бы за территорией КПП.