Текст книги "CUBA LIBRE!"

Затаив дыхание, я смотрела на странный танец смерти.

– А теперь – стряхнем с себя чертей! – громко объявил один из музыкантов, когда предыдущее действо завершилось.

– Это тоже своеобразный ритуал, смотри, я сейчас его исполню! Чисто мужской танец! Женщины его вообще не танцуют.

Гибкий, высокий Даниэль, грациозно двигаясь, вышел на середину площадки. В его руках оказался носовой платок. Мой приятель обмахивался им в такт музыке, как будто на самом деле сбрасывал с себя что-то. Или парился в бане. В любом случае, выглядело это действо весьма любопытно!

Навстречу ему сразу выдвинулся другой высокий темнокожий парень. И началось! Это был танец двоих – одновременно страстный поединок, утверждение своего превосходства и горячий диалог двигающихся, на животном уровне понимающих друг друга тел.

Завелись и остальные. Я заметила, что и сама начала двигаться в такт музыке, покачивать бедрами, извиваться. Стоящая рядом Леа делала то же самое. И вообще, одновременно вдруг пришло в движение все вокруг: растаманы в дредах и цветных шапках, респектабельные негры – все в белом, молодые темнокожие девчонки, почтенные донны с попами-балконами. Подошедший Иван задумчиво отстукивал ритм ладонями. Стихия африканского ритма не оставила равнодушным никого.

– Классно! – только и могла сказать я вернувшемуся после танца Даниэлю.

– Тебе бы в Сантьяго! Вот, где настоящая румба и настоящий сон еще остались! – вздохнул он, пытаясь отдышаться.

Мы медленно двинулись к выходу. Я заметила сидящую толстую негритянку в пестрой юбке и парике из длинных косичек. Она провожала меня долгим тяжелым взглядом. Около нее горкой были сложены то ли палки, то ли сучья.

– Не смотри на нее! – шепнул Даниэль.

– Это почему?

– Она колдунья, гадает тут на картах. Но она из «палочников» – плохих колдунов. Может наслать порчу.

– Ты, правда, веришь в эту чушь? – засмеялась я. – Я думала, ты прикалывался на кладбище!

Даниэль ничего не ответил, только нахмурился и за руку потащил меня на улицу. Следом торопилась Леа. Замыкал нашу разноцветную процессию Иван.

– Давайте выпьем чего-нибудь! – предложил он на выходе. – Тут делают классный медовый напиток – негрон.

– Давай! – кивнул Даниэль и повернулся ко мне. – Считается, что нельзя пить пальмовую водку, а тростниковую – запросто. Попробуй! Хотя вообще-то, ее надо пить из деревянной посуды. Но как уж есть…

У меня голову сразу повело от одного глотка крепкого сладкого напитка. Мои спутники легко осушили по пластиковому стакану и смеялись, глядя друг на друга.

– Может, дойдем до парка Джона Леннона? – предложила развеселившаяся Леа. – А потом я домой, иначе вечером обеспечена нешуточная сцена ревности в исполнении Эухенио, а рука у него тяжелая! Вы можете вечерком на Малекон прогуляться.

Ребята переглянулись и кивнули.

– А при чем тут Джон Леннон? Он что, разве на Кубе бывал? – изумилась я.

– На самом деле, парк так называют в народе, – засмеялась кубинка. – Там поставили или посадили… даже не знаю, как правильно сказать, памятник великому «битлу». Туристы любят с ним фотографироваться. Иногда в парке проходят концерты. А был ли Леннон на Кубе – я понятия не имею.

– Может, и был, раз памятник поставили, – задумчиво протянула я.

– Есть сомнения! – сказал Даниэль.

– А еще в Гаване памятники рок-музыкантам есть?

– Есть одно местечко, это не памятник, конечно, но тоже прикольно! – сказал Даниэль. – Я бываю там иногда. Называется – Патио Марии.

– Это нечто вроде рок-клуба, как они выглядели в советские времена, – уточнил Иван для меня.

– В обычном гаванском доме жила простая, но очень продвинутая кубинка, Мария, – продолжил Даниэль. – Она любила современную музыку и превратила дворик своего дома в место встречи музыкантов. Они там собирались, слушали европейскую и американскую музыку, играли, устраивали концерты. У Марии были проблемы с режимом: к ней, как и к Сальвадору, регулярно наведывались полицейские, устраивали облавы, подкидывали наркоту, запрещали тусовки. Но смелая женщина, вопреки всему, опять принимала музыкантов. Она стала местной легендой, а в ее дворе и сегодня встречаются рокеры!

– Там я однажды встретил мужика-кубинца лет пятидесяти, музыканта, – улыбнувшись, сказал Иван. – У него была огромная борода лопатой, как у русских богатырей. Он сказал, что дал обет не стричься, пока не будет свергнут режим Кастро!

– Я думаю, у него борода еще отрастет до колена!.. – язвительно отозвалась Леа.

Мы шли по улочкам Гаваны вверх, в сторону университета. Повсюду кипела обычная жизнь. Дородные донны в пестрых халатах стирали и развешивали на балконах белье. Детишки наперегонки носились по тротуару.

– А почему многие женщины ходят по улице в бигуди? – спросила я, когда навстречу попалась десятая уже дамочка с «дулями» на макушке. Особенно прикольно они смотрелись на и без того от природы кудрявых негритянках.

– А что такого? – удивилась в свою очередь Леа. – Женщины у нас всегда хотят быть красивыми. Накручивают волосы, чтобы была хорошая прическа. У многих женщин проблемы с волосами, паса на голове становится редкой и короткой, поэтому они носят парики. А там, глянь, педикюр делают! Наши женщины следят за собой!

Я посмотрела, куда показывала Леа, и тихо вздрогнула. На пороге одного из домов сидела шумная компания женщин. Ноги у них были погружены в большие, помятые временем, жестяные тазы. Посередине на коврике восседала ловкая тетка, которая ловко орудовала опасной бритвой и по очереди споро срезала у дамочек мозоли с пяток, при этом не закрывая рта ни на минуту. Мимо шли люди, не обращая никакого внимания на это странное зрелище.

– И что… у вас всегда так… педикюр делают?

– Да! – с гордостью сказала Леа. – Хочешь, и тебе сделаем? У меня есть прекрасная мастерица!

– Не, спасибо большое, лучше не надо! – торопливо ответила я.

– Мы пришли! – между тем объявил Иван.

Парком это самое местечко можно было назвать только при очень хорошем воображении. Посередине пятачка, занятого парой десятков деревьев, чья-то веселая рука воткнула скамейку с сидящей фигурой Джона в натуральную величину. Интересно, сам оригинал, будь у него такая возможность, отличил бы себя от этого, бронзового?.. Похож!

– Тут раньше был пустырь, – пояснил Даниэль. – Потом его переделали в парк. В двухтысячном году открыли памятник Джону. Тогда еще в честь дня рождения Леннона на центральной площади был классный концерт его памяти, я ходил!

Мы приблизились к памятнику, и откуда ни возьмись, перед нами нарисовался пожилой мужичок в кепке, который бережно положил картонку на скамейку.

– Фотографироваться будете? – деловито спросил он. Я кивнула.

Мужичок тут же вытащил из кармана обычное пенсне и водрузил музыканту на нос.

– Просто раньше очки фанаты все время на память воровали, – пояснил Иван, – так теперь тут специальный человек и днем, и ночью дежурит. И старик не обидится, если ему кто-нибудь даст денежку за его труды. Думаю, что сегодня это будешь ты, – продолжил, он, хитровански подмигивая.

Я положила было весьма фамильярно свой правый голый локоток на левую руку Джону, и тут же ойкнула, отдернув ее! Памятник раскалился на жаре так, что прикоснуться к нему без последствий для здоровья не было никакой возможности. Я тут же в полном объеме оценила объемный смысл картонки под пятой точкой и с благодарностью вручила смотрителю два кука.

– Так все-таки Джон Леннон был на Кубе? – спросила я у смотрителя.

– Нет, не был! – отрицательно замотал головой тот. – Но он – голос кубинской революции, настоящий революционер, даром, что англичанин! Кубинцы его любят и чтят.

– А кто автор памятника? Кубинец?

– Да, большой поклонник творчества Леннона и «Битлз» Хосе Вилья Соберон. Он хотел, чтобы к Джону могли вот так запросто прийти и кубинцы, и европейцы, посидеть, поболтать…

– Вот это новости! – сказала я, когда мы распрощались со смотрителем, который оперативно снял с носа Джона пенсне и подхватил под мышку картонку. – А разве «Битлз» на Кубе не были запрещены, как в Советском Союзе?

– Да, их запрещали, я такое слышал, – закивав, ответил мне Даниэль. – Но это было давно, в шестидесятые-семидесятые. В последнее время ситуация изменилась. Леннон стал символом свободолюбивого мечтателя, искателя, борца с несправедливостью мира. Таким он близок кубинцам! Сам Фидель об этом сказал в своей речи на открытии памятника. Он назвал его «человеком прогрессивных антиимпериалистических идей»! Он сказал еще, что они с Ленноном мечтали об одних и тех же вещах.

– Ничего себе! – хмыкнула я. – А я и не знала, что Кастро – такой мечтатель и большой поклонник творчества «Битлз». На каждом шагу неожиданности!

Мы не спеша двигались в сторону Малекона. На улицах к вечеру становилось оживленней, появились пестрые толпы молодежи. Они шумно кучковались около кинотеатров.

– И какие фильмы у вас показывают? – полюбопытствовала я.

– Разные, – пожал плечами Даниэль. – Обычно кубинские, но бывают фестивали латиноамериканского кино, это действительно интересно. Тогда могут один раз показать какой-нибудь фильм, который потом днем – с огнем не сыщешь. Я всегда хожу на фестивали.

– Тут в кино другая система, не такая, как была в Союзе, – включился в разговор Иван. – Фильм или два могут идти нон-стопом целый день, нет обозначенных в афишах сеансов. Ты приходишь в любое время, покупаешь билет и сидишь в зале, сколько хочешь.

– Только не все в кино за фильмами приходят! – парировал Даниэль. – Многим парням и девчонкам просто негде встречаться, вот и целуются там часами на задних рядах! И для чего, скажите, существуют на Кубе кинотеатры?

Время от времени нас окрикивали очень нарядные по местным меркам фигуристые девицы в мини и на высоченных шпильках, но ребята улыбались, шутили и отмахивались.

– Кто они? – спросила я.

– Хинетеры, из-за белой кожи и одежды они принимают меня за туриста! – рассмеялся Иван. – И пытаются отбить у тебя с Даниэлем.

– Хинетеры? Наездницы? – наморщила я лоб. – Разве это не обычные проститутки?

– Проститутками они себя предпочитают не называть, – пояснил Иван. – Это вроде бы унизительно, а хинетеры – очень даже ничего. Для некоторых – предмет личной гордости. Сейчас на Малеконе все увидишь!

Вечерний Малекон – место фантастическое! Я порадовалась за архитекторов и градостроителей прошлого: какое счастье, что им пришло в голову построить в Гаване такую широкую многокилометровую набережную! Я жадно полной грудью вдыхала морской воздух.

– У нас говорят, кто был на Кубе, но не гулял по Малекону – на Кубе не был!

– Это историческое место? – спросила я, с любопытством разглядывая пестрые компании.

– Истории на самом деле – никакой! – заявил Иван. – Зато тут происходит самая бурная в Гаване жизнь. Сейчас мы за ней понаблюдаем! Не зря Малекон называют у нас «самой длинной скамейкой любви»!

В это время Даниэлю издалека замахали руками молодые парни, он подошел к ним. Все были как на подбор – загорелые, мускулистые, молодые! Я невольно залюбовалась.

– Не смотри на них так выразительно! Бесполезно, это мариконы! – усмехнувшись, покачал головой Иван, но, тем не менее, кивнул им приветственно. – Дружки нашего Даниэля, художники и музыканты.

– Что значит – мариконы?

– Птички земные! – рассмеялся Иван. – Гаванские геи. На Малеконе их всегда полно. Тусуются они тут, общаются, клиентов снимают. Сюда часто пожилые иностранцы заглядывают – мальчиков выбирают.

– Я смотрю, тут и семейных пар много! – огляделась я.

– Впечатление обманчиво! Некоторые и вправду семьями прогуливаются, но многие своих дочек в люди выводят, – ухмыльнулся Иван.

– Это как?

– Очень просто! Проституция на Кубе официально запрещена. Поэтому приходится вертеться. Вот родители и приводят сюда несовершеннолетних дочек, чтобы они тут иностранных клиентов находили. Ты присмотрись: вот они вроде бы вместе прогуливаются, а только турист на горизонте появляется – девочка сразу одна оказывается. И улыбается недвусмысленно обольстительно!

– И правда! Но смотри, и с обычными парочками та же история! – удивилась я.

– У многих кубинок друзья или мужья – по совместительству сутенеры, чулос, – вздохнул Иван. – Небогатая наша жизнь вынуждает людей идти на такие шаги. Вот и приводят сюда своих женщин в поисках заработка. Вот стоит моя знакомая хинетера Мария, хорошая девчонка, давай подойдем, поздороваемся, пока Даниэль все равно со своими мариконами застрял!

Рядом несколько ребят играли на гитаре и пели великолепно. Я заслушалась, не сразу обратив внимание на то, что на тротуаре поближе к проезжей части стояла высокая красивая мулатка. К ней-то и подошел мой друг. Взглянув на нее, я просто охнула от восхищения: длинные ноги, оттопыренная попа, покруче, чем у Джей Ло, большая грудь, яркие глаза. Красотка – одно слово!

– Иван! – приветственно замахала она ему рукой и радостно бросилась к нам с поцелуями.

– Как дела, Мария? Что-то давно тебя тут не видел.

– Хорошо! Очень хорошо! – во весь белозубый рот улыбнулась она. – Весь месяц много работала. Приехал из Голландии мой прошлогодний друг Рони, мы с Дианой его везде сопровождали. Роскошная у нас была жизнь! Рони за все платил, кормил нас, был таким добрым и ласковым. В конце купил нам по стиральной машине! Я была так счастлива. Мечтаю, чтобы он снова приехал!

– Мария, а ты училась где-то? У тебя что, все так плохо, что ты только хинетерой работать можешь? – осторожно спросила я.

– Я закончила школу, как и все. Еще в школе этим начала заниматься. Надо было помогать семье. Как бы мои родители без меня выжили, а? А сейчас у меня ребенок без отца, надо его кормить. Вот и работаю. К тому же, мне нравится это дело. Я страстная! Не бесчувственная проститутка какая-нибудь. Особенно хорошо, когда мужчины щедрые попадаются, такие, как Рони. Смотри, какое он мне колечко подарил! – Мария продемонстрировала нам дешевенькое серебряное колечко. – А еще он купил мне одежду!

– А ты не хочешь выйти замуж, создать семью?

– Хотела бы, еще как! Мечтаю за границу уехать! – эмоционально ответила Мария. – Но пока не складывается. К тому же, столько страшных историй вокруг… Недавно одна девочка из наших, с Малекона, вышла замуж за такого респектабельного немца, ей все завидовали! Он ей очень дорогие подарки дарил. А потом вернулась обратно, без почки, вся больная и изуродованная. Оказалось, он женился на ней, чтобы воспользоваться ее органами.

– Ужас какой! – скривилась я.

– Но много и счастливых историй! – продолжала Мария. – У меня несколько подружек удачно вышли замуж за иностранцев. В принципе все мы, стоящие на Малеконе, мечтаем только об этом. Тут – никакого будущего! Но вот у меня пока не получается… Ой, кажется, клиент! Чао, друзья!

Мария, что было сил, рванулась к проезжей части – там притормозило роскошное ретро-авто, на заднем сиденье которого восседал немолодой иностранец. Около него сразу выстроилось несколько женщин. Клиент выбрал Марию. Сияя от радости, она махнула нам рукой и проворно забралась на заднее сиденье машины – прямо в объятия пожилого лысого господина.

– Скажи, а сами хинетеры как свою профессию оценивают? – спросила я.

– Не говори так никогда – обидишь! Для наших женщин это не профессия – призвание! – поправил меня Иван. – У кубинок секс в крови. А кровь – бешеная, смешанная! Когда-то белокожие колонизаторы просто с ума сходили по негритянкам, а многие вообще бросали своих белых жен. Для кубинок в сексе нет никаких запретов, это многим нравится. Европейки гораздо более закрытые, скованные, чопорные на кубинском фоне. А тут есть даже поговорка такая: женщина должна быть, как кофе, – черная, горячая и сладкая. В те времена негритянки получали от белых мужчин богатые подарки, шали, украшения. Видимо, вошло в привычку.

– Но это было давно! У негритянок в период рабства, наверно, не было другого выхода, как спать с белыми господами. А что сейчас? В Европе вот феминизм процветает…

– Да ничего особенно не изменилось. Хинетерами становятся сознательно и довольно рано, причем многие – по велению сердца! Девочки отлично понимают, что так они заработают себе на жизнь гораздо проще, смогут и сами приодеться, и семье помочь. Подрабатывают некоторые школьницы, многие студентки. Хвастаются потом, у кого подарки лучше, клиенты щедрее… Берут все, ничем не гнушаются. За 20–30 долларов иностранец может бурно и весело провести ночь!

– Псс-с, – вдруг громко обратился ко мне поддатый щетинистый мужик. Я вздрогнула и отпрянула. Он нахально приблизился ко мне.

– Привет, девочка! Отдохнем с тобой вечером? – дохнув смесью рома и табака, вальяжно обратился он ко мне на русском с характерным хохляцким акцентом.

– С ума сошел, что ли? – ответила я. Мужик вздрогнул и посмотрел на меня ошалело.

– Ты говоришь по-русски? – еще больше завелся он. – Сколько будет стоить ночь с тобой, красотка? Меня Вовой зовут.

– Ты ошибся, она моя подружка! – встрял Иван. – Шел бы ты, Вова, своей дорожкой!

– О! Прости, прости! – замахал руками претендент. – Виноват!

– Ты откуда такой, Вова? – спросила я.

– Из Львова я. Гавана – лучшее место на земле! Тут самые красивые и дешевые бабы на свете!

– А чем же они отличаются от украинских? Стоило так далеко ехать? – спросила я насмешливо.

– Еще как стоило! – не почуяв подвоха, убежденно ответил Вова. – Тут женщины ласковые и добрые. А у нас такие крали – и то им не то, и это не так, и денег мало, и ростом не вышел. Перебирают, роются! А тут я – падишах! Со мной все возятся, меня холят и лелеют. За какие-то смешные тридцать куков такую румбу на тебе исполнят, только держись! Где еще найдешь такое отношение? Была у меня тут одна Эсперанца, ух, мулатка – огонь! Чего она только со мной не выделывала! Как вспомнишь, даже уши встают! Так она меня на второй день с родителями познакомила, а когда я ей утюг купил, только что на руках меня не носила. И ни с кем мне не изменяла, даже когда ей туристы большие деньги предлагали. Наши бабы – вредные, балованные. Им «Гуччи-Муччи» подавай и бриллианты! У кого кошелек – к тому и уйдут. А тут – совсем другое дело… Жаль, что ты не работаешь, цыпочка! Я бы тебя!..

– Но-но! – пригрозил Иван, сжав в кулак тяжелую ладонь.

Испуганный Вова, рассыпавшись пьяными извинениями, тут же растворился в малеконских сумерках. Я переваривала услышанное.

– Смотри, там торговцы кокаином, около них туристы вертятся. А вон мамита стоит! – показал мой друг. – Она вроде сутенерши. Справа – ее девочки. Она предлагает любую на выбор. А те девочки, которые стайкой держатся, работают сами, на свой страх и риск.

– Но все-таки, как к хинетерам в обществе относятся? – спросила я. – Я и в России слышала, что тут проституция развита, но чтобы настолько…

– Всем надо жить! – пожал плечами Иван. – Я лично никого не осуждаю. В деревне мачизм развит больше, там к женщинам вообще и к хинетерам в частности относятся свысока. А в Гаване, Варадеро проституция – это обычное явление. Началось все это широким порядком, наверно, с американцев, они Кубу пытались превратить в бордель США. А потом просто женщины поняли, что так можно довольно легко заработать на жизнь.

– И в семьях тоже к этому нормально относятся?

– По-разному, конечно, но я тебе говорил уже, сюда часто отцы дочерей приводят, а мужья – жен. По прежним временам иногда вся семья на одной проститутке жила: муж искал клиентов, мать обеспечивала комнату для встреч, а отец стоял на стреме… Ведь до последнего времени кубинцев в отели вообще не пускали. Это сейчас за взятку можно девушку спокойно в номер провести и на ночь оставить. В Гаване многие студентки выходят на панель. А что делать? В Гаванском университете стипендии мизерные, а за ночь можно не слабо заработать! Девчонкам же хочется одеваться, хорошо выглядеть…

– Слушай, а как тут при таком сексуальном разгуле тогда с разными интересными болезнями? Со СПИДом?

– В принципе, женщины у нас грамотные, презервативы – дешевые. Но, конечно, всякое бывает. Потом лечатся. И СПИД на острове тоже есть, для больных открыты две лечебницы.

– А те, кто начинают на панели, они потом могут создать семью, устроить для себя какую-то другую жизнь?

– Конечно! Многие устраивают. Предел мечтаний девчонок с Малекона, ты Марию слышала, уехать за границу, вот они и ждут чуда. Но если клиент хотя бы стиральную машину подарит – это уже праздник!

– А вот и я! – задорно прозвучало рядом. Это к нам присоединился Даниэль. – Я с ребятами поговорил, это художники.

– Павы они махровые, твои художники! – подмигнув мне, проворчал Иван.

– А что, «птички» тут встречаются или тоже… – осторожно спросила я.

– Да, они тут себя предлагают, – кивнул Даниэль. – На картинах-то много не заработаешь! На Кафедральную площадь их творения не берут…

– Там вечерами проходят вернисажи, – пояснил Иван. – А значит и туристов с толстыми кошельками полно.

– Но чтобы выставляться на Кафедральной площади официально, надо вступить в местный союз художников, регулярно платить взятки… – запальчиво продолжил его брат. – У них же в союзе – мафия! Таланту очень трудно пробиться. Молодых не пускают. Вот мой друг, Хосе, однажды договорился с художником знакомым, чтобы тот его картины на вернисаже левым образом выставил, а тут нагрянула проверка, Хосе оштрафовали на безумные деньги… Вот они и стоят тут. А днем рисуют!

– Тут есть разные мариконы, – сказал Иван. – Одни молодые ребята в поисках богатых туристов, другие – местные богатенькие геи, которые сами выбирают мальчиков. Сюда даже солдаты иногда приходят, которые прожить на свое жалование не могут, тоже вынуждены подрабатывать… А еще у нас есть транссексуалы! Мужики, чтобы больше заработать, вшивают себе грудь.

– У вас разве такие операции можно каждому официально сделать? – поразилась я.

– Нет, конечно. Но врачам тоже надо зарабатывать. Вот и делают операции подпольно!

– Среди гаванских геев полно образованных интересных людей, диссидентов и интеллектуалов! – уверенно сказал Даниэль. – Режиссер Алеа замечательный фильм снял. «Клубника и шоколад» называется. Не видела его?

– Нет! – призналась я.

– Жалко! Посмотри обязательно! Фильм номинировался на премию «Оскар» и получил много международных наград. К тому же, – Даниэль выразительно посмотрел на Ивана, – не стоит забывать, что среди геев разных стран всегда были замечательные люди. Александр Македонский, Гарсиа Лорка, Оскар Уайльд, Сальвадор Дали! Гении! Таланты! Авторитеты! – распалялся Даниэль.

Иван ничего не ответил, но посмотрел на музыканта уж очень выразительно. М-да. Похоже, в этом вопросе между братьями пролегла линия конфликта.

– А как здесь к геям гетеросексуалы относятся? – решила разрядить обстановку я.

– Нормальные люди – нормально. Одни такие, другие – другие. Все люди и имеют право быть такими, какие они есть! – сказал Даниэль. – Главное, чтобы человек был хороший. Это раньше у геев были огромные проблемы с властью. Сейчас общество становится более терпимым. Конечно, есть некоторые ограничения, но я надеюсь, что и они будут сняты!

– А это что за великолепный дворец? – спросила я, круто меняя тему. Меня вдруг осенило, что два кубинских красавца всерьез выделываются передо мной! Не хватало еще, чтобы эти орел и голубь начали выяснять, кто резвее летает.

– Это «Националь», наш самый знаменитый отель. Вот и я всегда говорю, что он на дворец похож! Его американцы построили. Там такая роскошь, еще от прежних времен осталась, мебель, люстры хрустальные… В баре можно посидеть на стуле, на котором сиживал Аль Капоне. И поглазеть на бассейн, в котором Джонни Вайсмюллер, знаменитый пловец и первый кино-Тарзан, тренировался. Там обалденная фотогалерея знаменитостей, которые в отеле останавливались! А за «Националем», видишь, чуть подальше высокое здание – отель «Гавана либре», бывший «Хилтон». Там тоже многие американские звезды в свое время перебывали! А потом победила революция, и в ней был штаб-квартира Фиделя. А еще немногим позже наше правительство национализировало имущество. В этой гостинице интересно: сначала фото знаменитостей в вечерних туалетах и бриллиантах, а дальше вдруг сразу Че Гевара, сидящий в военной форме на мраморном полу с автоматом!

– Говорят, в этих отелях кондиционеры и канализация еще со времен американцев остались! – рассмеялся Иван. – Поэтому там часто бывают небольшие проблемы с большими запахами.

– А как кубинцы сейчас к американцам относятся?

– Все по-разному, – пожал плечами Даниэль. – Некоторые полагают, что при них было бы лучше. Куба когда-то была очень продвинутой: именно здесь провели первое электричество в Латинской Америке. У нас была первая железная дорога и первые телевизоры.

– Среди кубинцев есть несколько взглядов, – подвердил Иван. – Одни мечтают, чтобы американцы вернулись в надежде на то, что у Кубы появится новый спонсор и все опять будет хорошо. Другие, и их немало, ни за какие коврижки американцев тут видеть не хотят. Поскольку речь пойдет о возврате имущества, а его тут много осталось. К тому же, свежи еще воспоминания о том, что Куба была когда-то не более, чем самым крупным американским злачным местом!

– Ой, а эти люди там что делают? – удивилась я и показала братьям на двух взрослых людей, которые за парапетом набережной пели негромко и выпускали в океан кораблик.

– Это колдуны, – спокойно ответил Даниэль. – Сейчас они делают приношение богине Ямайе, чтобы чья-то дорога была удачной.

– Ямайе? – переспросила я. Это странное имя показалось мне знакомым, но я не помнила, где я его слышала. – А наводнения у вас тут случаются?

– Еще как! – хором ответили братья. – Особенно осенью, когда начинается сезон тропических ураганов.

– Тут два года назад такое было, ты не представляешь! – эмоционально жестикулируя, воскликнул Даниэль. – Волны были метров пять в высоту, они перекатывались через парапет, заливали всю набережную, даже все ближайшие улицы были затоплены. Людей эвакуировали. Было так страшно!

– А чуть раньше вообще всю Гавану чуть не снесло. Ты же видела, Старая Гавана почти вся деревянная. А на остров надвигался страшный ураган, мой тезка «Иван Грозный», – сказал Иван. – Мы уцелели чудом!

– Я расскажу тебе все, как было! – подключился, перебивая брата Даниэль. – У Кубы на самом деле не было шансов. Ураган шел прямо на нас и должен был пройти по центру Гаваны. Это было бы национальное бедствие! Тогда Фидель разрешил всем колдунам собраться на площади Революции и читать молитвы и заговоры. Собралось несколько тысяч колдунов со всей Кубы, муж нашей матери Леонардо там тоже был. Они молились несколько дней подряд, и случилось настоящее чудо: ураган круто изменил курс, прошел океаном и ударил по Мексике.

– Это что, правда? – повернулась я к Ивану. – Или так, байка?

– Ты лучше у Леонардо спроси, – уклончиво ответил он.

– А еще у нас упорно поговаривают, что десятки покушений, которые были организованы американцами на Фиделя, не сработали потому, что его защищали наши бабалао! – эмоционально продолжил музыкант.

– Уж ты бы помолчал, знаток политических хитросплетений! – укоризненно прервал брата Иван.

Рядом с «Националем» были натянуты тенты, под которыми гуляющим продавали фастфудные «деликатесы» и местную колу-пиво.

– Какие планы на завтра? – спросил Даниэль брата.

– В ближайшие дни – сплошные разъезды. Утром встречаю русских, потом едем с ними в Сьенфуэгос. Там я должен выйти с ними в море на яхте. Вероятно, они любители дайвинга. Если из турагентсва позвонили мне, наверно, – экстремального.

– Я тебе говорил, Иван у нас занимается бизнесом, работает с туристами. Эксклюзивными! Его турагентства разные просят, когда надо что-то сложное провернуть, необычные поездки и экскурсии, – уточнил Даниэль.

– Кстати, Вероника, – вдруг спросил Иван, глядя на меня выразительными зелеными глазами из-под темных ресниц. – Ты не хочешь, случайно, со мной в Сьенфуэгос прокатиться, страну посмотреть? Русские платят! Притом, не торгуясь.

– Хочу! – не раздумывая, кивнула я.

– Вот и замечательно! – улыбнулся Даниэль. – А то я завтра занят целый день. Сьенфуэгос – интересное местечко, да и море там замечательное! К тому же, история в лицо дышит – там, в относительной близости – меньше ста километров! – на полуострове Сапатос находится знаменитый на весь мир залив Кочинос – залив Свиней.

– Это место, где американцы, кажется, в 1961 году, пытались высадиться на Кубу? – припомнила я. – Чтобы свергнуть правительство Кастро?

– Точно. Только у них ничего не вышло! Говорят, поражение в заливе Свиней повлияло на будущее Америки похлеще вьетнамской войны! На плайя Хирон высадились кубинские эмигранты, которые прошли подготовку в американских спецслужбах. За глаза их еще там называли «бригадой самоубийц». Разведка заранее предупредила наше руководство: эффекта внезапности не получилось, американские ВВС не смогли уничтожить кубинскую авиацию. В район залива Свиней были направлены кубинские военные силы, которые за несколько дней отразили атаку американцев. В результате президент Кеннеди потом выкупал у кубинского правительства пленных! Это было одним из самых страшных провалов в истории спецслужб США! И как поговаривают, стоило американскому президенту жизни! У нас поговаривают, что его смерть – месть за плайя Хирон!

– Дани, я же просил, хватит политики! Залив Кочинос – то еще местечко! Мангровые заросли, топи и крокодилы. Кроме всего прочего, в заливе Свиней неплохой дайвинг. Там роскошные кораллы, рыбы и красивые подводные пещеры. Ну, о завтрашнем дне мы, кажется, договорились! Остальное решим по ходу, – подмигнул мне Иван. – Я переночую у матери. Завтра утром будь готова к выезду! Скучно со мной точно не будет!

* * *

На следующий день Иван заехал за мной с утра, как и обещал. Видок такой, словно он и есть реальный европейский турист, а не кубинский экскурсовод: белая футболка с надписью «Куба», джинсы и разноцветная бандана. Я наконец-то увидела пресловутый дедушкин «Форд», который на самом деле смотрелся просто великолепно! Лазурного цвета, со светлой кожей внутри и никелированными обводами, автомобиль впечатлял даже развращенное роскошью московское воображение! Настоящая машина мечты! На крыше у нее торжественно красовалась запаска.

– Ну, как тебе авто? – спросил кубинец с плохо скрываемой гордостью.

– Класс! – честно ответила я. И загрустила немного, вдруг припомнив о Виталии.

– На самом деле, тут только корпус родной, – продолжал хвастаться Иван. – Двигатель уже дважды меняли, сейчас там агрегат от «Волги» стоит. Колеса от разных машин… Но зато какой зверь!

– А где ты его ремонтируешь?

– У соседа, дяди Луиса. У него руки золотые! Все сам переберет, перешпаклюет, покрасит. И машина – как новая!