Текст книги "Батя, Батюшко и Бэмби"

Пациент ничего не ответил. Начал краснеть, а потому забрал выданные ему бумажки и ретировался. Не попрощавшись.

– Явится повторно – ты будешь принимать, – Денис резко встал со стула и повел плечами.

Повернулся и посмотрел в окно. Устал. Домой бы.

– Что, таки не показалось сладенькому мальчику – вы его осуждаете? – проницательно прищурил глаз Малин.

– Я работаю над своей толерантностью, – поморщился Дэн. – Но если чего при рождении недодали, то выше головы не прыгнешь. Да и стар я для этого всего. Не понять.

– А вам бы пошло быть геем…

Денис резко обернулся.

– Ну посудите сами! – Тося нисколько не впечатлился взглядом шефа и принялся воодушевленно вещать: – Есть же такие женские эротические фантазии по поводу мужчин-гинекологов…

– Да? – вздернул бровь Денис. – Ты это доподлинно знаешь из проверенных источников?

– Если их нет, их надо придумать! – Малин не позволил себя сбить с мысли и не поддался на провокацию. – Зато какая шикарная идея: красавец доктор-андролог соблазнил юного прелестного пациента прямо у себя в кабинете.

– Потапом по лбу!

– Соблазнил Потапом по лбу… – пропел Малин. – И не только Потапом… И не только по лбу…

Денис не выдержал и расхохотался.

– Все, он твой. Хоть Потапом, хоть Анатолием… Но без меня. Пора, мальчик мой, пора примерять роль настоящего андролога. А это вам не шутки.

Тося с довольным видом предвкушающего нечто приятное человека потер ладони, а потом отвесил подзатыльник Николаю. От избытка чувств, надо полагать.

* * *

Она очень боялась забеременеть, поэтому презервативы имелись всегда. И не только презервативы. У Оли была спираль. Чтобы уже наверняка. Чтобы не повторилось того, что случилось в юности. Нет, она ни разу не пожалела, что тогда не сделала аборт. Она не могла представить своей жизни без сына. К тому же, как теперь Оля понимала, даже рожденный в браке ребенок – не залог того, что через некоторое время ты не станешь матерью-одиночкой. Статистика разводов ясно это демонстрирует. И дальше – та же самая роль мамы-которая-может-все. В общем, все сложилось как сложилось. Никита стал главным человеком в ее жизни. До появления отца – точно. А сейчас, когда были еще Изольда и отец, она чувствовала, что наконец-то обрела семью. Свою настоящую семью. И очень дорожила ею. И очень ее берегла.

Сближение с отцом произошло и быстро, и медленно одновременно. Просто по каким-то рассуждениям, разговорам, неловким жестам, теплым взглядам Оля почувствовала: вот он, ее родной папа. Не тот, кто себя так называет, а тот, кто действительно не забывал, любил все эти годы и помнил. Просто так сложилось. И Оля сдалась, и простила, и впустила его в свою жизнь. Увидела, прочувствовала в этом немолодом мужчине близкого человека. Наконец нашла того, к кому можно прикоснуться душой. С матерью так не получалось никогда.

И теперь Оля была ответственна за троих: сына, отца и Изольду. Беременеть нельзя никак. Потому что на аборт она снова не решится. А двоих детей не потянет.

И хотя умом понимала, что с такой двойной защитой все точно будет в порядке, приходу месячных обрадовалась и выдохнула. И немного огорчилась. Ведь пятница скоро, а свидания не будет.

Оля стала привыкать к пятницам. Пятницы стали незаметно меняться. Те же самые два часа. Но она уже не была так тороплива, нетерпелива. И с каждой новой пятницей начинала ощущать себя… желаннее, интереснее в глазах мужчины. Это было совершенно новое и неизведанное чувство.

Не просто взять в руки одежду после секса и засобираться домой под привычное:

– Все было отлично. Уже уходишь?

– Мне пора.

– Ну созвонимся.

Так у нее складывалось со всеми.

А теперь:

– Пока ты была в душе, я заварил чай.

И Оля, быстро глянув на часы, соглашалась на чай. И на прилагающийся к нему необременительный разговор, сдобренный юмором.

А потом послушно подставляла губы под прощальный поцелуй – легкий, нежный, именно прощальный. Он ей очень нравился – оставлял привкус чудесно проведенного времени.

Изольда, кажется, начала догадываться о том, что у Оли появился мужчина. Она ничем не выдавала своего любопытства, но по каким-то едва заметным жестам, задумчивым взглядам Оля чувствовала: Изольда знает. И была благодарна соседке за молчание и такт.

С некоторых пор не давал покоя вопрос: «А это надолго?»

То, что несерьезно, ясно. Но надолго? Сколько пятниц впереди? И когда они закончатся? Когда Олю перестанут так восхитительно и умело… Когда?!

Она не знала, как сказать о том, что в этот раз встречи не получится. Во всяком случае, не в телефонном разговоре точно. Надо отправить сообщение.

Ей приносили в кабинет макеты, счета, договора, бракованную сувенирную продукцию, она что-то подписывала, решала, ругала, согласовывала, а потом, оставшись одна, набрала:

«В эту пятницу не получится».

Послание прочитали быстро, а не отвечали долго. Разочарованы, Денис Валентинович? Простите, не все порой зависит от нас. А потом, в обеденный перерыв, все же пришло:

 
«Ты не олененок Бэмби, ты бессмертный пони.
Я люблю свою работу,
Я приду сюда в субботу
И, конечно, в воскресенье.
Здесь я встречу день рожденье,
Новый год, 8 Марта,
Ночевать здесь буду завтра!
Если я не заболею,
Не сорвусь, не озверею,
Здесь я встречу все рассветы,
Все закаты и приветы.
От работы дохнут кони,
Ну а я… бессмертный пони».
 

Он подумал про работу. Оля задумчиво смотрела на стишок. Работа, кстати, отличный повод. И можно за него уцепиться. Но почему-то не хотелось. Почему-то хотелось правды.

«Дело не в работе. Просто, боюсь, твой пакет предложений в пятницу окажется бесполезным».

«У тебя менструация? Или ты нездорова?»

«Первое».

И он ей позвонил.

* * *

С утра настроение значилось превосходным. Потому что выспался. Потому что спина ведет себя прилично и не болит. И потому что пятница. И это означало не конец трудовой недели – у Дениса завтра рабочая суббота, пусть и только консультативная. А встречу с Олей.

Он привык к этим встречам по пятницам. Неожиданно для себя привык. Хотя если задуматься, не так уж это и удивительно. Ольга – красивая женщина. За три свидания Денис рассмотрел все подробно и уверился окончательно. Ее красота была ровно того сорта, что нравилась ему больше всего. Порода – вот слово, которое характеризовало Ольгу Зеленскую самым правильным образом. Неброская, даже требующая, чтобы к ней пригляделись, но оттого такая настоящая красота. Ее не портили, а скорее оттеняли светлые ресницы и брови и некоторая общая бледность. Зато кожа у нее на загляденье – чистая, с хорошим оттенком и тургором. И смотреть, и трогать – одно удовольствие.

Удовольствие, кстати, как и предположил Денис, увеличивалось раз от раза. Оля потихоньку открывалась. Еще оставались границы, за которые его не пускали, но Денису это даже нравилось. Что она не принимает все, что имеет свою точку зрения – пусть даже речь идет только о сексе. Но и в этом единственном вопросе их взаимодействия Оля понемногу попадала под его влияние. И это было приятно. Настолько, что Дэн так и не выключился из процесса соблазнения. Обычно когда дело сделано и отношения переходили в горизонтальную плоскость, градус внимания неизбежно падал. С ней же до постели дошло очень быстро. Не наухаживался, что ли? Вряд ли в этом дело, Денису вообще редко когда долго сопротивлялись. Но с Олей процесс обольщения словно бы продолжался. Может быть, как раз из-за тех границ, за которые его пока не пускали. Да и какая, в сущности, разница? Денису эта игра тоже нравилась.

Нравилось оказывать знаки внимания. Поить после чаем, развлекать разговорами, говорить комплименты, целовать на прощание. Это давалось легко и без напряжения и приносило удовольствие обоим. Так почему бы и нет?

Но на сегодня игра отменилась. Первая реакция – досада. Он отложил телефон и вернулся к текущим делам. То, как его задела отмена пятничной встречи, Дениса неприятно изумило, но он заставил себя от этого отмахнуться. В обед обдумает, там окно, и операций сегодня нет, только обход и карты.

В обеденный перерыв подумать не получилось, потому что пришлось совмещать, как часто бывает, приятное с приятным – прием пищи и консилиум. И всем, как назло, все надо. С телефоном Денис в итоге уединился на площадке между шестым и седьмым этажами. Устроился на подоконнике, задумчиво уставился на экран. Ольга проявила вежливость и предупредила. Наверное, дела. Да наверняка. Она же ужасно деловая бизнес-леди, на все про все два часа. Ну и ладно, до следующей пятницы тогда, раз сегодня не получилось. Что он, не найдет, чем себя вечером занять? Найдет.

Но занять хотелось красивой светловолосой женщиной по имени Ольга.

Денис почесал переносицу и набрал сообщение. А потом, после ответа, быстро еще одно. А потом понял, что начинает сердиться. Как маленькая, честное слово! А если бы он не спросил? Что, сразу нельзя было сказать? Оба же взрослые люди, а она ведет себя как девица нецелованная.

Спохватился Денис, только когда в трубке пошли гудки. Но было уже поздно, и вот там сказали: «Алло».

– Ну если ты не пони и не при смерти, может быть, сходим куда-нибудь сегодня?

Кажется, на том конце слегка опешили от предложения. Он и сам опешил – и от предложения, и от того, что собственный голос звучал резко. Ой, вот только обидеться сейчас для полноты картины не хватало.

Молчание затягивалось, Денис задумчиво тер лоб, размышляя, как он дошел до жизни такой. За секунду до постановки себе диагноза «поторопился» в трубке раздался голос:

– Куда?

Хороший вопрос. Если бы Денис подумал заранее – куда. Обычно приглашал в кафе/ресторан по обстоятельствам. Кто девушку угощает, тот ее и домой потом везет. На особый креатив времени давно нет, харизма, как говорится, вывозит.

– А пошли в кино. На места для поцелуев, – и, поскольку ему не отвечали, добавил: – Подросткам мастер-класс покажем.

Снова пауза. За окном снова зарядил дождь.

– В кино? Пошли. Только выбери сам.

Ее голос звучал растерянно и непривычно для нее… покорно? И Денис поймал себя на том, что улыбается. Надо же, работает эта традиция – звонок ей повышает настроение.

– Скинь адрес, я за тобой заеду к шести.

Сколько лет назад он в кино целовался? Наверное, на втором курсе. В другой жизни. Насвистывая прилипшую от Малина мелодию, Денис принялся спускаться по лестнице.

* * *

Она ушла с работы раньше, потому что назвала адрес не офиса, а дома. И надо было подготовиться. И на все про все… полчаса!

– Изольда Васильевна, вы не поможете? Мне платье нужно, а оно мятое! – Оля услышала в собственном голосе панику.

А вот ответ прозвучал очень спокойно:

– Конечно, поглажу. Ну-ка, Никита, иди доедать свои конфеты в комнату. Оленька, неси платье.

Сын вместе с конфетами перекочевал в детскую. Это были не простые сладости. Бабушка встретила Никиту из школы, как и обещала, и они вместе пошли в магазин, где она накупила ребенку леденцов и карамелек. И пару журналов заодно. Выполнила свой долг. Никита остался доволен, а вот Изольда осуждающе поджимала губы и пару раз напомнила о грозящем кариесе.

– В таких количествах леденцы есть нельзя, – ворчала соседка.

Оля подозревала, что Изольда ревнует. Впрочем, не до этого было сейчас. Обратный отсчет времени пошел.

Ванная, легкий макияж, быстросохнущий лак (какая чудесная находка для экстренных случаев!)…

– Оля, платье готово.

– Спасибо, Изольда Васильевна!

…Платье, волосы быстро забрать в узел, духи, осталась только помада.

Она задумчиво посмотрела на себя в зеркало, потом на три стоявших перед зеркалом тюбика. Которая? Чтобы подходила к платью, к случаю, к… ко всему, в общем.

– Вот эта, – тихо сказала Изольда и, взяв в руки тюбик, протянула Оле. – То, что надо.

* * *

Спустя несколько часов Денис не без удивления констатировал, что пятничный вечер удался. Они прекрасно провели время. Даже без поцелуев.

Кино – какая-то второсортная комедия с претензией на романтику, но альтернативы были еще хуже – позволяло оттачивать остроумие и любоваться спутницей в свете экрана. Оля шуткам смеялась, и Денис осознал, что впервые видит ее такой – беззаботной, по-девчоночьи смешливой, открытой в словах и эмоциях и… нарядной. В обычном смысле этого слова нарядной. Потом, когда они угощались кофе и десертом в кофейне, Денис рассматривал Олю – чтобы увериться в своих впечатлениях. На веках тонкие стрелки, светлая помада, розовый лак. И синее платье исключительно оттеняет цвет ее глаз.

Готовилась к встрече? Ждала? Нравится?

Сидящая напротив Ольга с видимым удовольствием отломила кусочек торта и отправила в рот, явно не собираясь сокрушаться по поводу лишних калорий. Да ей и не нужно этого делать: прекрасная фигура, за которую стоит благодарить, скорее всего, хороший наследственный метаболизм и далекий от сидячего образ жизни.

– Вам, доктор, можно подрабатывать кинокритиком.

Он лишь усмехнулся в ответ. Все ответы сидят напротив него. Явно прихорашивалась к встрече. Точно ждала. И вечер ей определенно нравится. И ему тоже.

А потом все закончилось. Оля посмотрела на часы, и лицо ее изменилось. Раскованная веселая женщина исчезла, на смену ей пришла Мисс Собранность.

– Кажется, мне пора, – негромко произнесла она. И Дэн кивнул. Он принимал правила игры.

Эти правила стали еще одной причиной, по которой Денису были комфортны отношения с Ольгой. Она не питала никаких иллюзий относительно Дэна, не строила матримониальных планов, не ждала большего, чем он мог дать. Она принимала его правила, а он принимал ее. Ольга – мать, у нее есть ребенок, и мать она, судя по всему, хорошая. По крайней мере, ответственная. И сын для Оли на первом месте. А время, отведенное Денису, истекло. И он всегда спокойно отходил в сторону. Как делал это каждую пятницу. И как сделал сегодня.

Рука потянулась к телефону и открыла сегодняшнюю переписку. Взгляд почти сразу наткнулся на слово, которое заставило поморщиться. Бэмби. Чертов Бэмби.

Денис даже не мог теперь вспомнить логическую цепочку, которая привела его к этому слову. Да и была ли там логика? Сомнительно. Видимо, изначально это было что-то, созвучное имени. Которое, кстати, Денису нравилось. И полная форма – Ольга, изначально Хельга – подходила в своей строгости и булатной звонкости ее светловолосой северной стати. А короткое «Оля» шло ей, когда прерывисто дышала под ним, прямо в шею, почти касаясь губами. Но ему и Оли стало вдруг мало. Ольга-Оля-Оленька. И – внимание! – шедевр лингвистической мысли: Олененок. Который уже безо всякой логики и смысла переквалифицировался в Бэмби. И еще полбеды бы, но Денис произнес это вслух. И вот тогда увидел под собой глаза олененка – широко распахнутые, изумленные и чуточку доверчивые. Но Оля, умница, промолчала. Не переспросила, сделала вид, что ничего особенного не произошло. А Денис дал себе слово следить за языком, особенно в те моменты, когда голова еще не совсем встала на место после оргазма. Ну и как настоящий мужик, хозяин своему слову: захотел – дал, захотел – забрал. Вон этот Бэмби, во всей красе, в телефонной переписке, мозолит глаза.

А и черт с тобой! Контакт из «КрасотОли» переименовали в «Бэмби», и Денис лег спать, сердитый на себя, но пятничным вечером – довольный. Несмотря на то, что сегодня у него была с Олей встреча, которая не завершилась привычным образом. Все равно время провел приятно. А остальное компенсирует в следующую пятницу.

Ждать Денис умел.

* * *

Оля тихо затворила дверь квартиры и прислонилась к ней спиной. Закрыла глаза. Это случилось с ней. И не понарошку. Самое настоящее свидание. И мужчина заранее знал, что с постелью не получится. И все равно… кино, потом кафе. Чудесный вечер. И ты чувствуешь себя женщиной. Может быть, даже больше, чем на простынях. Потому что с тобой захотели встретиться даже в такой день. Потому что за тобой ухаживали.

Как это важно – ухаживать. Оля положила сумочку на тумбу и скинула туфли, ощущая ступнями в капроне прохладу пола. Когда за ней ухаживали в последний раз? Обхаживали часто – в основном клиенты, желавшие получить к своему заказу бонус – как «слизень». А вот ухаживать… когда Никите было годика три, один мужчина предпринимал нечто подобное, но, узнав о ребенке, быстро ретировался. Пальто пристроено на вешалку.

А добрый доктор Айболит сегодня ухаживал. Никогда бы не подумала, что он так может – легко и искрометно. Да она много о чем про него подумать не могла. В последний раз он назвал ее Бэмби. Ее – и Бэмби. С ума сойти. В тот момент Оля и правда почувствовала себя маленькой, хотя была почти одного роста с ним. И уж если и ассоциировала себя с какими-либо животными, то все больше с тягловыми и вьючными. А тут Бэмби. Оля всю дорогу до дома вспоминала данное им прозвище, и потом, лежа в кровати, и потом – уже утром. Маленький олененок. Это было неделю назад.

А сегодня – настоящее свидание.

Дома ее приход остался незамеченным, потому что на кухне шли бурные обсуждения. Совместный поход на спектакль сгладил недавние недопонимания, тема театра стала одной из частых, шаль продолжала неторопливо вязаться, но теперь уже казалась не угрозой, а кружевным чудом.

– И вы думаете, что у Славы получится поступить в театральный вуз с первого раза? – послышался голос отца.

– Этого не знает никто, – негромко ответила Изольда Васильевна. – Понимаете, ведь любое поступление в театральное – тут и случай, и упорство, и вера в мечту. Театр – место особое. Если им заболеть, то это на всю жизнь. Поступление для Славы будет проверкой. Можно не поступить сейчас, но попробовать еще раз на следующий год.

– И даже с той же самой приемной комиссией?

– Почему нет? Знаете, Геннадий Игоревич, каждого из нас ведет судьба, и никогда не знаешь, что ждет впереди. Легендарная Татьяна Самойлова не поступила в школу-студию МХАТ, потому что не смогла сыграть этюд, в котором надо было кричать «Пожар!». А потом ее приняли в Щукинское. И эта актриса стала известной на весь мир, снявшись в фильме «Летят журавли»[20]20
  «Летят журавли» – фильм, получивший «Пальмовую ветвь» на кинофестивале в Каннах в 1957 году.


[Закрыть]. А сколько поступавших смогло сыграть данный этюд и поступить, но в итоге не реализоваться? И еще, Геннадий Игоревич, я хочу, чтобы у Славы в первую очередь жизнь состоялась. Это не обязательно первые роли, а может даже, и не обязательно театр. Кто знает, как сложится… Вся жизнь впереди. Главное, найти в ней свое место, понимаете? Именно свое.

– Понимаю.

Оля стояла в дверях кухни. Собеседники ее не замечали. Отец пил чай, соседка, придерживая дужку очков, внимательно смотрела на нарисованную от руки схему вязания.

– Но для вас всегда был театр?

– Да, – Изольда подняла глаза. – Для меня всегда был театр. И я всегда понимала, играя даже самые крошечные роли, что, выходя на сцену, делаю для людей в зале этот вечер особенным. Не обыденным, а таким, про который они будут потом вспоминать и рассказывать другим. Один очень известный актер однажды сказал, что самая острая наша проблема сейчас – это нехватка любви. И что большинство наших бед – от недолюбленности. А театр позволяет эту нехватку любви восполнить[21]21
  «Я железно убежден: большая часть наших бед, несчастий, тупиков – от нехватки любви к ближнему своему. Театр и нужен в основном для того, чтобы восполнить пониженную концентрацию любви к окружающей среде» (О. П. Табаков).


[Закрыть]. И я согласна с ним. Люди приходят на спектакль, чтобы увидеть любовь, чтобы поверить в нее, чтобы ее прожить вместе с актерами и уйти немного более просветленными и поверившими в лучшее… Ой, Олечка, а мы тут заговорились совсем и не слышали, как ты пришла.

– Дочка, – отец тут же поднялся со стула, – чай горячий, будешь? Я вот тут засиделся-заслушался, хотя давно и домой пора.

– Сегодня пятница, завтра выходной, – Оля зашла на кухню, – можно и поговорить по душам. И даже переночевать у нас. Никиту что-то не слышно.

– А он уже уснул, – Изольда сложила свое вязание в маленькую корзинку. – Начало одиннадцатого ведь.

– И правда, – Оля взглянула на часы.

Кино плюс кафе – это не два часа после работы. Ее резануло в услышанном разговоре слово «недолюбленность». Как много правды было в словах соседки, недолюбленность – вот корень многих человеческих болей и печалей, и жгучей тоски. И одиночества. Недолюбленная женщина – это про нее, про Олю.

– Дочка, я пойду, тебе уже тоже спать пора, – засобирался Геннадий Игоревич.

– Пап, ну куда ты почти в ночь? Правильно я говорю, Изольда Васильевна?

Та всегда отлично все понимала и тут же согласно закивала головой:

– Правильно, Оленька. Нечего в такую темень ехать в другой район Москвы. К тому же я вам еще не рассказала свою идею со стихами.

– Какими стихами?

– Помните, вы жаловались на поэтов, что шлют в редакцию свои опусы? Так вот, почему бы не сделать дополнительно к вашему журналу маленький сборник лучших стихотворений? Скажем, весной. Как раз пора любви. И, допустим, посвятить сам журнальный выпуск самым романтичным местам мира, и туда вложить этот сборник. Что скажете?

* * *

Пятница окончательно стала днем Оли, и у нее даже появилось в квартире Дениса персональное блюдце. Оно заменяет пепельницу, потому что иногда Оля просит курить и, когда курит, всегда думает о чем-то своем. А Дэн каждый раз смотрит, как она курит, и развлекает себя тем, что пытается понять, о чем она думает. А сам думает о том, что с Бэмби очень легко. Она всегда соблюдает негласные правила. И вовремя уходит.

У нее уже в дверях пиликнул телефон, и Оля, мельком взглянув на экран, кратко поцеловала Дениса в щеку.

– Все, такси приехало.

– Какое такси? Что с машиной?

– В ремонте, – перчатки она больше не забывает, держит в руках. – Я побежала.

– Давай отбой такси, – Денис потянулся за курткой. – Я отвезу.

Ее взгляд был полон недоумения. Пару раз нажала на экран, почти не глядя, и убрала телефон в карман.

– На обратной дороге заправлю заодно, все равно надо. Чтобы завтра не тратить время, – непонятно кому и зачем объяснил Денис, запирая дверь. Оля молчала.

Они и в дороге молчали. Ольга сидела, откинувшись на подголовник и прикрыв веки, лишь пальцы на коленях иногда подрагивали в такт музыке. Ноябрьской темноте за окнами машины аккомпанировал женский вокал, печально и даже надрывно певший что-то на португальском. Такие песни имеют специальное название, но Денис его сейчас никак не мог вспомнить. Да и неважно это.

Дорога заняла сорок минут – удачно проскочили. Попрощались сдержанно, ни ему, ни ей не нужны поцелуи на публику, краткие кивки, «созвонимся», хлопнула дверь. Теперь надо ехать на заправку, раз уж выбрался из дома в пятничный вечер. Но Денис сидел и, положив руки на руль, провожал взглядом женскую фигуру, уходящую от него в ноябрьские сумерки. Талию перетягивает пояс, светлые волосы треплет ветер. Уже пора бы надевать шапку, но, судя по всему, головные уборы Ольга не жалует. Порыв ветра едва не сбрасывает сумочку с плеча, и она придерживает ремешок рукой. Так, стоп, шапки нет и не было, а перчатки где?

А вот они, лежат рядом с рычагом коробки передач. Наверное, соскользнули с колен, когда вставала. И все-таки ты опять оставила у меня перчатки, Бэмби. Становится традицией. Неплохой, наверное. Он непонятно чему улыбнулся, взял перчатки и открыл дверь машины.

– Оля!

Она обернулась почти у самого подъезда. И ждала, глядя, как он подходит.

Молча протянул ей перчатки. Говорить не хотелось. А вот смотреть – да.

Интересно, понимает ли Оля, как видно по ней, что она недавно была с мужчиной? У блондинок часто бывает чувствительная кожа, и Ольга – не исключение. Легкая краснота, заметная уже только на шее, растрепанные волосы, припухшие губы. Помады было немного, и ту Дэн съел. Справа немного посыпалась тушь, но не портит. Красивая женщина, которую недавно целовали, обнимали и далее по списку. Это даже в глазах еще читается.

Ох, как ты умеешь, оказывается, смотреть, Бэмби.

Время словно замерло вокруг них, и они стояли, держась оба за ее перчатки и держа друг друга взглядом. Что-то происходило в эти секунды. В них, вокруг них, между ними, по линии взгляда, но осознать никто ничего не успел.

– Мама! – звонкий мальчишеский голос заставил Дениса выпустить из пальцев перчатки и отступить. – Мама, меня сегодня на ворота поставили! И я ни одного мяча не пропустил!

У подъезда ярко горел фонарь, и мальчика было отлично видно. Денис вдруг осознал, что никогда не задумывался, кто являлся отцом ее ребенка. Да и какое Дэну до этого дело? Но сейчас разглядывал с внезапно проснувшимся любопытством. Мальчик очень похож на Олю, практически копия: светлая челка из-под шапки, голубые глаза, тонкие черты лица. И что-то от Геннадия Игоревича прослеживается тоже. Во внешности неизвестный Денису папаша не наследил, если где и оставил свои гены, то в характере. Впрочем, у мальчишек часто отцовские черты начинают прорезаться вместе с гормонами – по Вадькиным отпрыскам это было очень заметно. Так что неизвестно, каким станет этот парнишка лет через пять, можно будет и не узнать.

Зацелованная женщина исчезла, и ей на место пришла мать.

– А где Изольда Васильевна? – Ольга явно автоматическим движением поправила сыну шапку.

– Вон идет, – мальчик махнул рукой в сторону дорожки, наискось пересекавшей соседний двор, и дернул лямку рюкзака. – Просто я тебя увидел и побежал.

Надо уходить, но именно сейчас – неловко. Когда на тебя во все глаза смотрит десятилетний мальчуган. Денис как мог нейтрально улыбнулся и оглянулся в сторону своей машины. Надо, наверное, все-таки уезжать. Прикасаться к чужой семье даже самым краем не стоит. Это нечестно и против правил.

А мальчишка все разглядывал его, как чудо невиданное. А потом перевел вопросительный взгляд на мать. Ольга едва слышно вздохнула.

– Это мой сын, Никита.

Не нарушить правила не получится.

– Я Денис, – он протянул руку, ее пожали – сначала в перчатке, потом, спохватившись, еще раз, уже без. Ладошка горячая, потная и крепкая. – Я оперировал твоего дедушку.

– Ух ты! – у Никиты расширились глаза. – Вы тот дядя-врач, которого все боялись?

– Страшный? – Денис против воли улыбнулся. Забавный у Ольги пацан.

– Да! Потому что операция – это очень ответственно, – мальчик явно повторял чьи-то слова. И тут же пояснил чьи. – Изольда Васильевна так говорила. Она даже валерьянку пила, я видел!

– Никита, нельзя рассказывать всем о секретах немолодой дамы.

Денис обернулся. Вот, значит, кто такая у нас Изольда. Седые кудри, прикрытые шляпкой, и красная помада. В общем, все серьезно.

На его «здравствуйте» Дениса просканировали внимательным взглядом и лишь после кивнули.

– Это доктор, который дедушку резал! Его зовут Денис! – конспиративным шепотом на весь двор сообщил тем временем Никита, после чего Дэн удостоился еще одного цепкого взгляда. «Бывшая учительница», – решил про себя Дэн.

– Ну а что же мы доктора на пороге держим? – лицо женщины вдруг преобразила улыбка, сделав его совсем не учительским. – Самое время для вечернего чая. Я как раз пряники купила, пока ждала Никиту. Денис, вы любите пряники?

Мучное Денис практически не ел. Причину для отказа шляпке с помадой сразу сообразить не мог, а отвечать надо.

– Это смотря с каким чаем и в какой компании…

– В интеллигентной.

Скромно и с достоинством, что тут скажешь. Приглашение от Изольды с не вполне ясным статусом было вполне ясным и даже настойчивым. Она смотрела на него с ожиданием, Никита – с любопытством. Но самый главный человек в этой компании своего мнения не сказал. Денис перевел взгляд на Ольгу, и она после паузы едва заметно кивнула. Вот, значит, как? Ладно. И Дэн придержал подъездную дверь, пропуская женщин и мальчика вперед. Никита пару раз обернулся, пока они шли, словно проверяя, на месте ли Денис.

Сегодня они с Олей не только режим с гигиеной нарушают, но и более серьезные правила. Заступают за некие негласные границы, входят в совсем личное пространство и… И он поднимался по ступенькам, заходил в лифт, снова придерживал дверь, но уже квартиры. Сбега́ть было поздно.

– Оленька, займитесь гостем, пока я ставлю чай.

Интересно, кем эта женщина приходится Ольге? Кажется, о ней упоминали, но в какой связи – Денис не помнил. Тетка, может? Он отдал куртку, попутно оглядывая прихожую. Судя по дверям, типовая трешка, бюджетный евроремонт – функционально, но без изысков. Чистенько. Уютно.

– Мам, я все-таки не понимаю, – снова раздался «конспиративный» шепот, – как они разрезают людей, потом зашивают, а потом люди опять живут. И ведь не зомби, да?!

Денис широко улыбнулся, пользуясь тем, что стоит спиной. Ну очень забавный парень у Ольги растет.

– Не зомби, конечно, – оказывается, мать владела в совершенстве теми же «конспиративными» приемами. – Просто хирурги умеют это делать.

Денис обернулся. Никита стоял на пороге комнаты – наверное, своей – и смотрел на Дэна. И доктор Батюшко не удержался – вывалил на бок язык и подкатил глаза. По крайней мере, именно так показывали зомби Черепановы-самые-младшие. Представление имело шумный успех – Никита восхищенно ойкнул и только после озадаченного взгляда матери скрылся за дверью. А Дениса проводили мыть руки, а после – пить чай.

Чай был сервирован на кухне парадным для данного дома образом – это Дэн понял по слегка растерянному Олиному взгляду, которым она окинула фарфоровое богатство, полностью покрывшее собой весь стол. Какие церемонии в его честь, а он не при параде.

– Ничего, что я без галстука?

Мадам «Алая помада» смерила его очередным оценивающим взглядом и выдала очередной кивок.

– Для первого раза и с учетом, что вы не готовились, сойдет. Веселый у Оли народ дома собрался, как на подбор. Денис сел на указанный стул и позволил себе высказать пожелание:

– Мне покрепче, пожалуйста. И без сахара.

Чаю Денису налили как попросил. И даже разговором развлекли.

– Можете называть меня Изольда Васильевна, – начала дама. И продолжила бы, но тут к их компании присоединился Никита. Мальчик плюхнулся на стул, потянулся за пряником, но до рта не донес – любопытство оказалось сильнее.

– А вы верите в зомби?

Неослабевающий интерес к себе со стороны Олиного сына Денис чувствовал с самого начала. И теперь парнишка смотрел на него с нескрываемым любопытством, ожидая ответа на животрепещущий вопрос. Чем он вызвал такой жгучий интерес к себе, Денис не понимал. Тем, что врач? Тем, что оперировал деда? Или в этом доме вообще редко бывают мужчины?

Или не редко, а никогда? На его взгляд Ольга ответила кратко, а потом отвела глаза. Она была напряженной – не слишком, но заметно. Словно никак не могла привыкнуть к его присутствию в ее доме. Ну так и он в гости не напрашивался. Поймал на себе взгляд Изольды Васильевны и уверился в своем впечатлении. Женское царство, в котором из мужчин бывал только разве что дед.

Да, дела-а-а…

– А ты веришь? – от него ждали ответа, и молчать дальше было нельзя.

– Не знаю, – Никита наконец вспомнил о прянике в руке и откусил. И дальнейшее потому прозвучало немного невнятно, под укоризненный взгляд Изольды. – В кино верю, а в жизни – не знаю. Я их пока не видел.