Текст книги "Ошибка Гофмана"

Глава седьмая
Шероховатости

– Как у тебя дела?

Антон потер виски, кивнул Виктору. Тот с пониманием шаркнул ногой, расплылся в неизменно доброжелательной улыбке, прошептал: «Вернусь через пять минут» – и скрылся за дверью.

– Мне выйти? – шепнула Маша.

«Нет», – мотнул головой Антон и привычно отошел к панорамному окну. Сколько времени прошло с той встречи с Гофманом? Месяц? Столько всего переменилось! И прежде всего изменился он сам. От паники и тошноты, которые пронизывали все его тело, не осталось и следа. А ведь за последние полторы недели, что прошли с контрольного запуска конвейера, в каждый из десяти наполненных суетой дней он спал не больше пяти часов. Алину не видел уже три дня. И вот ведь, что Виктор, что Гофман – все так же бодры, а ему хочется упасть на пол и уснуть прямо у этого окна, за которым Питер понемногу начинает одеваться в желтое. Осень.

– У меня все хорошо, – сказал в телефон Антон. – Немного устал, но ты сама понимаешь…

– Да, – вздохнула Алина. – Папа звонил. Он тоже весь на нервах. Сейчас на производстве с этим… Гофманом. Все получится?

– Никаких сомнений, – успокоил жену Антон. – Уже получилось. Идут финальные регулировки. Высокотехнологичное производство требует высокотехнологичных настроек.

– Я видела новости, – сказала Алина. – Там даже были кадры из цехов. И с дрона. Папа засветился в этом… голубом халате. Вчера снимали. Виктор давал интервью. Что-то про инновации, кибернетику и фармацевтику. При чем тут фармацевтика? И почему прямо нельзя было сказать про этот чип?

– Солнце мое, – вздохнул Антон. – Все, что сказал в том коротком интервью Виктор, согласовано до последнего слова. Мы все обсуждали. Не должно быть сенсаций. Что твоя мама принимает, когда у нее болит голова?

– Анальгин, – ответила Алина.

– Вот видишь? – засмеялся Антон. – Неважно, помогает ли он ей на самом деле, она неизменно принимает анальгин. Запомни, мы не собираемся выпускать какую-то чудо-таблетку, пусть даже и кибернетическую. Никакой панацеи. Нет, мы будем выпускать условный анальгин. Старый и добрый, привычный и безотказный. Пусть и электронный. С одним уточнением – наш чип будет действовать. Понимаешь?

– Никаких фуфломицинов… – попыталась пошутить Алина.

– Знаешь, – Антон понизил голос, – Гофману даже понравилось это слово. Предложил отыграть на контрасте. Но твой рекламист уперся.

– Иногда мне хочется попробовать этот фуфломицин, – призналась Алина.

– Не нужно, – прошептал Антон, оглянувшись на Машу, которая вполоборота стояла за столом.

– Но ты же пробовал! – напомнила Алина.

– Я должен был, – кивнул Антон и усилием воли не дал себе потрогать собственный чип. – Иначе как я буду продавать его людям? Понятно, что мы не позиционируем его как лекарство, но… Лучше скажи, как у тебя дела? Как там… Александр Васильевич?

– Он классный, – засмеялась Алина. – И кажется, действительно гениальный. Судя по тем роликам, что я видела. Но очень сомневающийся. Никак не может определиться, кто станет моим партнером в рекламе. Все пробы впустую.

– А сам? – хмыкнул Антон.

– Вот! – воскликнула Алина. – Я ему тоже говорила! И Стас, он ведь теперь тоже в нашей команде. И Колька. Ну, Николай, помощник Александра. Его тут все Колей зовут. Говорят, что сниматься должен сам Александр. Да и показывает он отлично. У него и фактура, и лицо такое…

– Какое? – спросил Антон.

– Мужественное, – прошептала Алина. – Ладно. Я побегу. Перерыв кончается. Тебя ждать сегодня?

– Вечером позвоню, – ответил Антон и нажал отбой. Потом посмотрел на Машу.

– Звать Виктора? – спросила та. – Вы еще не все текущие изменения согласовали.

– Подожди, – попросил Антон, думая про себя, что согласовывать текущие изменения – гиблое дело. – Просто постой минуту. Дай собраться с мыслями.

«Дай собраться с мыслями». Он едва не рассмеялся в голос над собственными словами. Да он никогда не был так собран, как теперь. И не спал он лишь потому, что до мелочи знал, что должен сделать в ближайшие две недели, что оставались до полноценного запуска всей линии – со всеми отстройками и коррекциями. И Виктор тоже это знал. И, кажется, знала Маша. Очаровательная хулиганистая Маша. Стоящая в на удивление неудобной позе – со скрещенными ногами, чуть изогнувшись, опираясь ладонью на стол. Нет, Маша, конечно, и в подметки не годилась Алине, но что-то в ней было. Что-то такое, что заставляло его представлять, как он укладывает ее на собственный стол, задирает короткую юбку и делает с ней то, что должен сделать. По его собственному разумению. Голимый сексизм, если разобраться. К счастью, только в его голове. Почему, собственно, к счастью? А ведь этот рекламист и в самом деле неплохо бы смотрелся рядом с Алиной. Как там она сказала? Гениальный, но сомневающийся? Сомневающийся… Определенно, Александр не носит чип. Интересно, почему?

– Почему вы так смотрите на меня? – спросила Маша.

– Смотрю? – удивился Антон и тут же расфокусировал взгляд, сделал вид, что смотрит не на секретаршу, а сквозь нее. – Прости, задумался. Что у меня еще сегодня?

– Ну, с Виктором дел на полчаса, думаю, – сдвинула папки на столе Маша. – Вы с такой скоростью согласовываете все, что я даже запомнить ничего не успеваю. Потом надо отсмотреть рабочие материалы по рекламе. Да, Александр Васильевич просил согласовать основные слоганы. Есть вопросы по долговечности чипов, не знаю точно… по мощности, возможности влияния на людей. Вы еще говорили, что придется звонить Гофману. Или вы поедете на производство?

– Не хочу, – поморщился Антон. – Пошлю Виктора. Собственно, он и собирался туда после обеда. Да, если что, решение остается в силе. Через месяц мы все там.

– Я помню, – кивнула Маша. – Да, вот еще. У вас раньше был приемный день по вторникам. К вам записался некий… Фомин.

– Фомин? – не понял Антон. – Я его знаю?

– Вряд ли, – надула губы Маша. – Хотя он, кажется, ваш сверстник. Такой… потрепанный жизнью сверстник. Федор Михайлович Фомин. Майор полиции. Из убойного отдела. Здесь, на Невском.

– Нет уже давно никакого убойного отдела, – заметил Антон.

– Какой-то ведь есть? – хмыкнула Маша.

– И чего он хочет? – спросил Антон.

– Поговорить, – ответила Маша. – Сказал, что с личным визитом. Вы его примете?

– Если он будет один, – Антон посмотрел на часы. – Он оставил телефон? Через два часа. Нет, через три. Да, и позаботься, чтобы велась запись.

– Как всегда, – улыбнулась Маша и пошла к дверям. – Я за Виктором.

«Нет, – подумал Антон, глядя на бедра секретарши. – Хотя, почему нет?..»

* * *

Разговор с Виктором занял еще минут пятнадцать, после чего тот собрал протоколы в стопку и посетовал, что пора бы уже отказываться от бумажных носителей, но контролирующие инстанции все еще помешаны на скоросшивателях.

Затем Антон сделал несколько звонков, связался с тестем, переговорил с ним, уверился, что работы ведутся по графику и, уже просматривая рекламу, увидел звонок Гофмана.

– Антон Вадимович?

Гофман, как всегда, был доброжелателен и эффективен. Последнее, впрочем, Антон услышал от Маши. Секретарь Антона выделила именно это качество главного идеолога нового проекта – там, где можно обойтись одним словом, Гофман именно им и обходится. То есть его устная речь была чрезвычайно эффективной.

– Помилуй, Маша, – удивился Антон. – Мне показалось, что порой он весьма велеречив.

– Это другое, – не согласилась Маша. – Это как… дудочка в руках у заклинателя змей. Змеи ведь не слышат музыки. На них воздействует движение дудки. Плавное и завораживающее. Так и у Гофмана. Он ведь машет руками.

– Не поддавайтесь ему, Маша, – зловеще прошептал тогда Антон, а теперь все чаще думал, что сам не поддается Гофману только благодаря чипу за правым ухом.

– Добрый день, Эрнст Христофорович, – сказал Антон. – Отсмотрел рекламные материалы, кажется, ваш выбор действительно был безупречен. Парень дружит с высшими сферами.

– Так всегда и бывает, Антон Вадимович, – засмеялся Гофман. – И весь секрет в том, что человека не нужно заставлять. Ему нужно определить место и дать ему возможности. Это главное.

– Не на каждое место можно найти подходящего человека, – заметил Антон.

– Да, – стал серьезным Гофман. – Вас пришлось убеждать. Кстати, я не забыл. Разговор о долговечности чипов и сопутствующих аспектах мы еще продолжим. Это величина не техническая, а скорее социальная. Или эмоциональная. У вас есть еще какие-то вопросы?

– Ко мне на прием записался некий Фомин, – вспомнил Антон. – Майор полиции. Я что-то должен знать?

– Насколько мне известно, причин для беспокойства нет, – хмыкнул Гофман. – Однако держите меня в курсе. На тот случай, если потребуется помощь.

– Я подстраховался, – скривился Антон. – Борис Николаевич с вами? Он решает такие вопросы.

* * *

Федор Фомин оказался светловолосым крепышом ростом под метр восемьдесят, весом под сто килограммов, возрастом под сорок лет. Он не протянул руку Антону для рукопожатия, просто кивнул, сел на то самое место, на котором не так давно сидел Гофман и стал с интересом оглядываться, как будто основной целью был осмотр кабинета, а не разговор с его хозяином.

Антон выждал с полминуты, откинулся в кресле и посмотрел на Фомина с явным интересом.

– Чем могу быть полезен?

– Вот, – нехорошо засмеялся Фомин. – Знаете, как в восточных единоборствах? Кто первый двинулся, тот и проиграл. Это же не шахматы.

– Возможно, – пожал плечами Антон. – Но только в том случае, если речь идет о равных противниках.

– Меня вы равным противником не считаете, – предположил Фомин.

– Я не знаю о вас ничего, – ответил Антон. – Кроме того, что вы майор. Вы, кстати, не показали удостоверение.

– Я тут, можно сказать, в частном порядке, – хмыкнул Фомин. – Хотя бумажки всегда с собой.

– Что за частный порядок? – поинтересовался Антон.

– Да просто, – пожал плечами Фомин. – Я задаю вопросы, а вы отвечаете или нет. Без протокола и записи. Не страшно?

– Просто жуть, – засмеялся Антон.

– Тогда смотрите, – прищурился Фомин и выложил на стол вымазанный в крови чип.

– Что это? – замер Антон.

– Это я снял с трупа, – сказал Фомин. – С трупа девушки. Девчонки, можно сказать. Ее изнасиловали и убили. Страшно изнасиловали, но убили аккуратно. Без издевательств. Хладнокровно и точно.

– И? – нахмурился Антон.

– Она поступала в один из питерских вузов, – крякнул Фомин. – Поступила, кстати. И при поступлении проходила, как мы выяснили, некое особое тестирование. От Ростеста. И эта хреновина была выдана девчушке именно в Ростесте. Более того, я встретился с неким Лесовским Евгением Марковичем, он это подтвердил. Дал, в частности, наводку на вас. И сказал, что по окончании тестирования не были возвращены три так называемых чипа.

– И где же еще два? – спросил Антон.

– Вот они, – выложил два белых прямоугольничка рядом с окровавленным Фомин. – Ничего не хотите мне сообщить?

– Вряд ли я скажу больше, чем сообщил Лесовский, – пожал плечами Антон. – Это новейшая научная разработка. Что-то вроде антидепрессанта. Но на электронной основе. Выпуск готовится, но еще не начат. Лесовский – один из тех, кто проверяет изобретение на безопасность. Больше мне сказать нечего. Если вы обнаружите труп с карандашом в руке, вы на карандашную фабрику поедете? Не проще ли проверить биологические следы?

– Ничего нет, – помотал головой Фомин. – То есть абсолютно ничего.

– Но у вас есть два чипа, – напомнил Антон.

– Да, – кивнул Фомин. – Мы их сняли с двух парней из той же группы. «Прогнали» всех через детектор лжи. И, судя по всему, никто из них в происшедшем не виноват.

– И что вас беспокоит? – не понял Антон. – Вероятно, преступника среди них нет.

– Возможно, – согласился Фомин. – Но вот эти двое, – майор кивнул на чипы, – были абсолютно спокойны. Ни… тени сочувствия или скорби. Ни десятой градуса волнения. Ничего.

– Антидепрессанты, – развел руками Антон. – И трагическая случайность. Чем я могу вам помочь?

– Скажите, – майор колупнул один из чипов ногтем. – Там есть какая-нибудь память? Их можно как-то… прочитать?

– Нет, – с огорчением развел руками Антон.

Глава восьмая
Взлет

Александр вышел из машины на площади Восстания, точно под старой вывеской «Столовая номер один». Потянулся, подумал о том, что именно сегодня, возможно, главный день в его жизни. О том, что сентябрь в этом году на удивление теплый и солнечный, хотя дело уже идет к октябрю. О том, что меняется все, кроме вывески. «Столовая номер один». И о том, что вывеска важнее содержания. И что, возможно, это последний день, когда он может запросто пройтись по Лиговке. Да по любой улице в этой стране. В этой стране? Не далеко ли ты замахнулся, Саша?

– Ты с ума сошел? – высунулся из машины Николай.

– Нет, – сказал Александр. – Хочу прогуляться. Все уже готово и перепроверено. Если даже случится какой казус, и он упадет в ту же копилку. Октябрьский рядом. Через полчаса буду. До начала, кстати, еще три часа. Надо развеяться.

– Она тебя околдовала, что ли? – прищурился Николай.

На плечах помощника топорщился костюм от Canali. Вот уж на кого не повлиял скачок из статуса офисного планктона в успешного деятеля рекламного сообщества, так это на Николая. Нарядившись по настоянию секретаря Антона Маши в приличную одежду, он всего лишь начал укладывать на колени полотенце, когда сидел у клавиатуры с привычной чашкой чая, и попросил называть себя теперь «канальей». Впрочем, при первой возможности он стягивал костюм и облачался в привычные джинсы. Да и что было той новой жизни? Неделя? Две?

– Ты о ком? – не понял Александр.

– О Гале твоей, – хмыкнул Николай.

– Давай, – махнул рукой Александр. – Увидимся через полчаса.

* * *

А ведь околдовала. С того самого дня, когда позвонила и сказала: «Приезжай ко мне». Ее гнездышко оказалось в одной из новостроек, которую каким-то чудом впихнули в исторический квартал. В небольшой квартирке-студии, не вязавшейся с ее роскошным салоном моды, до которого никак не доходили руки ни у Александра, ни у нее самой. Потому что главным был проект Гофмана.

Александр подумал об этом на пороге студии. Галина – такая же обворожительная, как и в тот день в офисе, но одновременно с этим уютная и домашняя – обняла его, прижалась, позволила ощутить под мягким халатом податливое тело, но не поцеловала, а побежала в сторону, как догадался Александр, ванной.

– Я сейчас.

«Я сейчас», – эхом отозвалось в его голове, он сбросил ветровку, вышел на середину ее обиталища и принялся озираться, отмечая, что небрежность вполне может совмещаться с идеальным порядком. Что достаток отлично дополняет сдержанность. Что маленькая студия кажется не такой уж и маленькой, если учесть высоченные, к четырем метрам, потолки. И что Галина живет здесь недавно. Новизна еще не выветрилась из вещей. Собственно, и дом был едва обжитым. Во всяком случае консьержка внизу еще не обрела вальяжность.

– Кто ты? – прошептал Александр, приблизившись к простенку между панорамными окнами, на котором висела лишь одна фотография – черно-белый отпечаток какого-то благородного собрания, мужчины на котором были все как один в строгих сюртуках, а женщины в роскошных платьях. Ему показалось или один из персонажей на снимке напоминал Гофмана?

– Иди ко мне! – донеслось из ванной комнаты.

* * *

Потом, когда они уже лежали в постели, Галина, которая оказалась не менее совершенна телом, чем лицом, попросила разрешения закурить. Он даже не сразу понял, о чем она спрашивает. Просто слушал звук ее голоса. И ей пришлось щелкнуть его по носу.

– Да, конечно, – затряс он головой.

– Не сразу, – засмеялась она, заметив, что он снова готов к любви. – Дай передохнуть девушке.

– Что за фотография? – спросил он.

– Заметил? – она вытащила коричневую сигаретку, щелкнула зажигалкой. – Не думай, я не курю. Изредка. Чтобы успокоиться. Оставаться… железной леди. А фотография дореволюционная. Какой-то торжественный прием. То ли девятый, то ли одиннадцатый год. Считай это розыгрышем. Запускаешь программу распознавания лиц, находишь в старинных отпечатках похожее лицо, чуть-чуть графического редактора и – вуаля! У тебя в руках «свидетельство» мистического повторения в веках. Если приглядишься, второй персонаж слева от царя похож на Гофмана. А если поискать, можно найти даже Виктора и меня. Увы, к сожалению, это шутка.

– К сожалению? – не понял Александр и на мгновение почувствовал странный холодок.

– Конечно, – пожала она плечами. – Думаешь, я с ним за приятельницу? По-другому к Гофману и не приблизишься. Он гений, понимаешь?

– Гений? – переспросил Александр.

– Как Тесла, – прошептала Галина. – Но Тесле не повезло. Он родился в то время, когда его гений не мог быть востребован в полной мере. Нет, в этом плане тому же Леонардо да Винчи повезло еще меньше. Или, к примеру, Архимеду. А вот Гофман выбил десяточку. Здесь и сейчас. И если ты хочешь куда-то добраться в этой жизни, то не медли – запрыгивай на подножку экспресса. На нем можно далеко уехать.

– Ты запрыгнула? – спросил он.

– Надеюсь, – она отложила сигарету, посмотрела на него. – Думаешь, что я девушка с прошлым? Нет, дорогой мой. Я девушка с настоящим. И ты – часть моего настоящего.

«Насколько большая часть?» – хотел спросить Александр, но не спросил.

– Понимаешь… – она закрыла глаза. – Гофман – это как восходящий поток горячего воздуха. Он позволяет подниматься, почти не прилагая усилий. Достаточно расправить крылья. Нет, если их сложить, то и Гофман не поможет, рухнешь в пропасть, но если расправить…

– Если они есть, – заметил Александр.

– Если бы у тебя их не было, тебя не было, – ответила она и посмотрела ему прямо в глаза. – И здесь, и вообще. Есть еще один секрет. Надо все замечать.

– То есть?.. – не понял Александр.

– Просто, – засмеялась она. – Для тебя просто. Ты ведь тоже замечаешь. Но ты замечаешь образы. Ловишь ощущения, оттенки. Все, что тебе нужно. А можно замечать и ловить возможности. Людей. Пути. И тогда даже в сравнительно юном возрасте ты окажешься если и не в шоколаде, что не очень хорошо, поскольку он липкий и сладкий, даже если и горький, то…

Она смешно сморщила лоб, пытаясь подобрать слово.

– С крыльями, – сказал он.

– Вроде того, – согласилась она. – Главное, не изменять себе. Делать то, что ты хочешь. Потому что через тебя свои желания реализует Вселенная. А с нею лучше не спорить. Думаешь, я не могла снять квартиру ближе к центру?

– Здесь хорошо, – заметил он.

– Да, – кивнула она. – И это самое главное. Один вид из окон чего стоит. Понятно, что не Нева, но я и на Обводный канал с удовольствием смотрю. Но дело в другом. Это мимолетность.

– Мимолетность? – не понял Александр.

– Она самая, – прошептала она. – Как полустанок в дальней дороге. Чтобы выйти и подышать. Поезд вскоре отправится дальше. Тебе нужен только перрон и воздух.

– Я тоже мимолетность? – спросил Александр.

– Это зависит от тебя, – прошептала она и поползла по нему змеей, чтобы заглотить его плоть.

* * *

Он упустил важное. Так и не посмотрел, есть ли у Галины чип за ухом. Почему-то теперь это казалось ему важным. Пусть даже его чип все еще лежал в пластиковой коробочке в кармане. Николай, который пока не решился попробовать изобретение Гофмана, как-то спросил, не мешает ли ему этот чип?

– Как беруши, – почему-то сказал Александр. – Им можно отгораживаться.

– Это рекламная идея? – нахмурился Николай.

– Брось, – засмеялся Александр тогда. – Это ощущение. Оттенок. Один из тысячи.

* * *

– Александр Васильевич?

Голос был знакомым. Девушка нагнала его напротив больницы Раухфуса. Или ждала у каменного парапета, одетая в терракотовую ветровку, точно в цвет стен детской больницы. С русыми волосами – в цвет ее колонн. С обычным, даже простым лицом, которое не нуждалось в косметике, поскольку в нем уже все было. Разве что кроме особой красоты – но нужна ли она? Естественность и живость порой могут оказаться глубже любой красоты. Или это она и есть?

– Я вас знаю? – нахмурился Александр.

– Я подходила к вам, – девушка потянулась к сумке, висевшей на плече. – Я Светлана. «Балтинформ». Не хотите сказать несколько слов?

– О чем? – не понял Александр.

– О предстоящей презентации… вашего продукта, – выставила микрофон девушка. – О чипизации населения. О вмешательстве…

– Минуточку.

Из-за спины Александра вынырнули сразу двое крепких мужчин в плащах. Один из них, расставив руки, стал отстранять журналистку к парапету, второй повернулся к Александру.

– Идите.

* * *

Николай, который ждал Александра на краю переполненной автомобилями стоянки перед Октябрьским залом, уже подпрыгивал от нетерпения.

– Успокойся, – похлопал его по плечу Александр. – Судя по всему, за мной присматривали.

– Это от Бориса Николаевича, – кивнул Николай. – Его молодцы. Я забыл сказать, чтобы ты не пугался. Пошли.

– Что-то изменилось? – насторожился Александр.

– Гофман не пойдет на сцену, – объяснил Николай.

– Подожди, – не понял Александр. – Мы же и не хотели его задействовать. У него роль без слов.

– Ага, – замотал головой Николай. – Он должен был сидеть на сцене в кресле в виде этакого Воланда. Между Лесовским и Ниловым. Кстати, Виктор с самого начала сомневался, что Гофман согласится.

– Скромность? – предположил Александр.

– Не знаю, – хихикнул Николай. – Маша смеется, да, она уже в вестибюле, что это предусмотрительность. Мол, если ничего не получится – легче будет скрываться. А я думаю, что он ждет своего выхода.

– То есть? – буркнул Александр.

– Вот только не надо! – остановился Николай. – Ты же сам всегда говорил, что каждый должен дождаться своего выхода!

– Ты насчет того, что любовник должен вылезать из шкафа только тогда, когда услышит храп мужа? – спросил Александр.

– Типа того, – кивнул Николай. – Гофман выжидает.

– Чего?

– Главной презентации. Во всем мире. Ты хоть понимаешь, что все идет к тому?

– Послушай, – Александр поймал Николая за плечо. – Ответь на один вопрос. Ты сам в это веришь?

– Понимаешь, – Николай замялся. – Я как помощник архитектора.

– Поясни, – сдвинул брови Александр.

– Как невежественный помощник архитектора, – повторил Николай. – Который типа «подай-принеси». Передо мной проект огромного высотного здания. Я вижу – оно прекрасно. Но я ни черта не уверен, что оно не рухнет после постройки. Понимаешь?

– К счастью, чипы маленькие, – засмеялся Александр.

* * *

Все прошло как по маслу. Правда, Александр, который перед началом действа провел не менее часа в кресле гримера, наблюдал за происходящим большей частью из-за кулис. Зал был погружен в темноту. Сначала луч света выхватил из нее человека во фраке, который под оглушительные аплодисменты, поскольку не узнать знаменитого пианиста было нельзя, шел в этом круге света по сцене к ее центру, пока не подошел к роялю и не сел за клавиши. Затем, когда аплодисменты утихли, полилась музыка, и с каждым ее тактом круг света, в котором был заключен рояль и музыкант, как будто становились бледнее. И одновременно с этим на расстоянии от инструмента начал проявляться другой круг, в котором стоял Антон. Худой, стройный, в черном свитере под горло, в черных брюках, в черных ботинках. Когда музыка затихла и на сцене остался только Быковский, он вдруг начал читать стихи. Хорошие стихи. Спокойно, с невиданным мастерством профессионального актера. Сначала одного поэта, потом другого. Недолго. Минут пять. Закончив, Антон протянул руку к уху и снял с кожи чип. Крохотный прямоугольник, который благодаря огромному экрану над затененной сценой видели все. И начал говорить:

– Если бы мне год назад сказали, что я выйду на эту сцену следом за гениальным музыкантом и стану читать стихи, я бы покрутил пальцем у виска. Я и в школе-то боялся выйти к доске. Я бы умер от разрыва сердца. И вот я здесь, я жив и счастлив. И все дело в крохотной кибернетической таблетке, которая вовсе не одаривает меня уверенностью, а всего лишь избавляет от беспокойства. Избавляет, ничего не изменяя во мне. Как ничего не меняют в человеке дезодорант, хороший костюм, правильные манеры, начитанность, чистоплотность. Не меняют ничего и, одновременно, меняют все. Мы решили назвать этот крохотный прибор корректор. Но это не корректор реальности. Это что-то вроде компаса, который подсказывает направление движения. Стимулятор, который не дает остановиться сердцу. Плацебо, которое действует наверняка. И в связи с тем, что я снова начинаю волноваться, я возвращаю его на прежнее место. А теперь, прежде чем мы будем говорить об этом новом во всех смыслах девайсе, позвольте сказать: будущее наступило! Здесь и сейчас!

Свет погас, Антон исчез, и на экране появились кадры, которые успела снять за эти недели студия Александра. Кадры, на которых у героя все получалось и ничего не давало сбоев. Александр в костюме Джеймса Бонда выпрыгивал из самолета, ловил в воздухе парашют, ловко его надевал, приземлялся, прыгал в машину, мчался домой, вбегал уже в сумерках в дом, обнимал жену, которую играла Алина… Вот она тянется к выключателю и гасит свет… Свет зажигается – и Александр оказывается на сцене, целуя Алину в реальности.

Зал взорвался аплодисментами.

– Дорогие мои! – перед микрофоном появился Виктор. – А теперь время для серьезного разговора. И первый, кого я хочу позвать на сцену, это директор института прикладной электроники Владимир Владимирович Нилов…

* * *

– Все было хорошо, – уже за кулисами похлопала по плечу Александра Алина. – Отличная работа.

– Тебя к телефону! – подскочил к Александру Николай. – Кстати, все было классно.

– Саша, – в трубке был голос Галины. – Я в зале и я хочу за тебя замуж. Я тебя ревную! Представляешь?

– Это ведь не будет полустанком? – спросил он.

– Зависит от тебя, – засмеялась она.

– Да, – забрал у него телефон Николай. – Вот какой-то чувак подходил, передал, что если тебе потребуется помощь, чтобы ты обращался в любое время дня и ночи. Ты становишься популярным.

– Спасибо, Коля, – кивнул Александр, почувствовал тяжелый взгляд и обернулся.

На него смотрел Антон. Спокойно, без ревности, равнодушно. Александр потянулся к уху, понял, что забыл прилепить чип. Взглянул на визитку. На ней было написано «Майор полиции Фомин Федор Михайлович».