Текст книги "Негаданное счастье"

Глава 14

Первой реакцией Балканского, когда он прочел телефонное сообщение, было достать неизвестного воздыхателя хоть из-под земли и набить ему морду, грубо, жестко, чтоб было неповадно отравлять жизнь нормальным людям. Потом ярость улеглась, и пришло время сомнений. Мозги начали работать по заданной программе. Он и не подозревал, насколько ревнив. Еще меньше он знал о том, с какой силой терзает это разрушающее, черное чувство душу. Мозги отключались, в них не осталось места для других ощущений и мыслей. Ревность сначала подкралась, потом накатила с такой силой, что начало болеть и стонать все тело. Она не отпускала ни на секунду. Общался ли он с людьми, решал ли рабочие вопросы, шел, ел, спал, она всегда была с ним. Нет, она не с ним, в нем. Как безжалостный палач, ревность выкручивала, уничтожала, услужливо подсовывала воспоминания, рвущие на части жертву, разрушала и превращала в сумасшедшего. Эта гадина жила чужими страданиями, они для нее были благодатной почвой и подпиткой. Она разрасталась, она была везде, не только в нем, но и в воздухе, которым он уже дышал с трудом. Процесс изматывающий и бесконечный, от этого нет лекарства.

Геннадий Николаевич начал анализировать историю знакомства и развития взаимоотношений с Викой. Его временами охватывал нешуточный стыд. Как он мог поддаться на провокацию чистой воды! Но память услужливо подсовывала воспоминания. И он с горечью начинал понимать, что Вика не святая. И у нее имелось несколько скелетов в шкафу. Кое в чем этот «лыцарь» в белом халате преуспел, но шиш ему с маслом. Он не слепой, таких чистых и порядочных людей, как его Вика, не так уж и много. И тут же он начинал мучиться от страшных и нелепых подозрений. Когда они встретились в кондитерской, Виктория пролила кофе и устроила маленький переполох. Случайность, конечно. А если нет? Вдруг она сделала это специально, чтобы привлечь к себе его внимание? И чем больше Балканский думал, тем больше вспоминал мелочи, которым раньше не придавал значения.

Он никогда не думал о себе как о мешке с денежными знаками. Но это не значило, что окружающие думали как он. По сути, так оно и было. Завидный жених по нынешним временам, отличная партия. Ему частенько на этот факт намекали многие. Но в глазах и поступках Виктории было все, кроме меркантильности и холодного расчета. Он хорошо разбирался в людях. Но тут в игру вступало одно маленькое но. Он был влюблен и воспринимал любимую через призму своих чувств. А эти лучики преломлялись не по физическим законам. Они многим жизнь подпортили основательно.

В результате Геннадий Николаевич, петляя от любви к недоверию, терзаясь от ревности, потерял голову и начал совершать ошибку за ошибкой. Он не поехал встречать Викторию. Не нашел в себе сил. С одной стороны, он не смог бы ей врать, что подозревает ее во всех смертных грехах, она бы поняла сразу, что что-то произошло. Ему было стыдно за свои мысли. Он придумывал гадости, тут же корил себя и мысленно просил прощения у Вики. С другой стороны, он был влюблен и не способен трезво оценить ситуацию. Вместо того чтобы мчаться в аэропорт, он пошел в бар. Заказал спиртное и стал, как последний трус, накачивать себя алкоголем. Легче не стало, наоборот, демоны всех мастей устроили настоящую вакханалию. В результате он решил поделиться своими сомнениями с молодым барменом, который терпеливо выслушал его невнятные страдания и сочувственно посоветовал бросить эту стерву к чертовой матери. Советы постороннего легли на благодатную почву, и Геннадий Николаевич решил, что именно так поступить будет правильнее всего. Ночью его мучили кошмары, а утром он понял одну простую штуку. Он слишком торопится. Нельзя принимать скоропалительные решения. Необходимо все обдумать и кое в чем разобраться. Для того чтобы сохранить ясность ума, ему не стоит встречаться с Викторией какое-то время. Он потом ей все объяснит и попросит прощения за все. Да, он понимает, что это жестоко. Но нельзя по-другому. Он не имеет права на ошибку.

Она была дома. Какое счастье. Она так соскучилась по близким, по своей уютной квартирке. Теперь, когда у нее началась новая, прекрасная и очень счастливая жизнь, радовала и умиляла любая мелочь. Даже визит, который не преминула нанести соседка, услышав признаки жизни над головой, и ее болтовня ни капельки не утомили. Подумать только, еще совсем недавно она и представить себе не могла, как с ней обойдется судьба. Любовь воспринималась как понятие почти абстрактное. Да, она, конечно, есть, но, как говорится в известной пословице, не про вашу честь. Виктория Михайловна отдавала себе отчет, что не попала в число счастливчиков. И вдруг, словно в сказке, на нее свалилось счастье такого масштаба, что дух захватывало не только наяву, но и во сне. Она сошла с ума на старости лет. Но как же она была счастлива от этого! Немного беспокоила мысль, почему любимый не встретил ее в аэропорту. Если честно, не так она себе представляла возвращение домой. Она мечтала увидеть среди встречающих самое родное и обожаемое лицо на свете, но этого не произошло. В радостной суматохе от встречи с близкими она не стала показывать разочарование. Но вот сейчас, когда осталась одна, ей хотелось только одного – чтобы позвонил, а еще лучше – чтобы приехал. Она готова была забыть про усталость, перелет, домашние хлопоты. Это все мелочи по сравнению с тем, что они вновь рядом, скоро она увидит родные глаза и услышит его насмешливый голос с хрипотцой.

Телефон разрывался от звонков целый день. Виктория Михайловна каждый раз бросалась к аппарату, замирая в надежде. Напрасно. Балканский не звонил. Конечно, он человек крайне занятой, это многое объясняет, но было обидно до горечи. Вечером, когда пора уже было ложиться спать, Виктория Михайловна, не понимая, что происходит, позвонила сама. Телефон Балканского оказался заблокированным. Несмотря на усталость после довольно суетливого и напряженного дня, сон не приходил. Виктория Михайловна не допускала мысли, что все случившееся между ними в Испании – тривиальный курортный роман. Только вчера вечером Геннадий Николаевич говорил ей по телефону теплые и нежные слова о том, что с нетерпением ждет встречи, а сегодня происходит что-то непонятное и труднообъяснимое. Вдруг с ним случилось что-нибудь страшное? Конечно случилось. Других объяснений нет и быть не может. Конечно, если произошла беда, никто не догадается ей позвонить. Кто она Балканскому? Не сестра, не жена, не троюродная племянница. Невыносимо находиться в таком состоянии. Надо было что-то делать.

Промучившись целую ночь от нехороших предчувствий, Виктория Михайловна пришла на работу не в самой лучшей форме и сразу оказалась в центре всеобщего внимания. Пришлось отвечать на многочисленные вопросы и рассказать о своих приключениях. Хоть пресс-конференцию устраивай для желающих, честное слово. Еле отбилась от любопытных и сочувствующих. А ее сейчас совсем другое интересовало. Виктория Михайловна была уверена, что с утра услышит нехорошие новости про Балканского. Но странное дело, все шло как обычно, никто не ахал и не сплетничал. Странно, если бы что-то произошло с боссом, об этом гудели бы на всех этажах. Добравшись, наконец, до своего кабинета, она первым делом позвонила в приемную Геннадия Николаевича по внутреннему телефону. Поздоровалась вежливо с секретаршей, с облегчением узнала, что Балканский на месте, и попросила соединить ее с шефом. То, что она услышала в ответ, повергло Викторию Михайловну в шок. Равнодушно и отстраненно секретарша с противной ехидцей в голосе сообщила, что Геннадий Николаевич очень занят и просил его не беспокоить. Если это необходимо, пусть Виктория Михайловна запишется на прием к Балканскому по личным вопросам в обычном порядке.

Виктория Михайловна положила трубку и уставилась остановившимся взглядом в пространство. Что происходит? Гена ей говорил, что приказал секретарше соединять ее с ним немедленно в любой ситуации. Она не спала, мучилась всю ночь от страшных предчувствий, а он мало того что жив, здоров и невредим, так еще предлагает записаться на прием? И не встретил ее, не позвонил. Да, Виктория Михайловна, прекрасная сказка кончилась. Только не свадьбой, как положено по законам жанра, а элементарным предательством. Она оказалась тем самым героем, у которого по усам текло, а в рот не попало. Опомнился мужчина от испанской горячки и решил, что хорошего помаленьку. Конечно, все логично и естественно. Вернулся домой, подумал основательно и решил, что мезальянс ему ни к чему. А она-то, старая, глупая гусыня, уже поверила, что стала лебедью белой и будет счастлива до конца своих дней. Господи, за что? Почему он сам не нашел в себе мужества и не поговорил с ней, не объяснил, что происходит? Потому что такой же, как все мужики. Нет, еще хуже. И как это пережить, скажите на милость? И стоит ли после этого жить? Яснее ясного, что он не желает ее видеть. Он человек решительный, сильный, ему не нужны лишние слова и объяснения. Ее время кончилась, как только он сел в самолет. Он знал это с самого начала, а она как была наивной дурой, так ею и помрет.

Виктория Михайловна поняла, что, если она не предпримет хоть что-нибудь, непременно сорвется и наделает глупостей. Ясно было одно, оставаться здесь у нее нет сил. Она уничтожит себя. Плевать ей на высокую зарплату. Не жила богато, нечего и привыкать. Каждый день идти на работу и трястись от мысли, что случайно встретишь Балканского, – невыносимо. Существовал прекрасный выход. Немедленно написать заявление об уходе и вернуться в свою родную библиотеку. Там не кипят страсти, никто не ездит по заграницам, там все просто и понятно. Надо только собраться с силами, чтобы сделать этот шаг. А потом она забудет про банк, про Балканского, про надежды и страсти. Все проходит, только надо немножко потерпеть. Сжать зубы и потерпеть. Да, кстати. Надо вернуть Геночке долг, несчастные пятьсот баксов, которые до сих пор лежат в шкатулке с той новогодней ночи, и подаренный браслет, чтобы ничто не напоминало ей о любви и предательстве. Ей чужого не надо. Виктория Михайловна положила перед собой лист бумаги, решительно взяла ручку и твердой рукой, нисколько не сомневаясь, что поступает верно, написала заявление об уходе. Сегодня не стоило идти к начальству на прием, она поступит проще, положит заявление в почту. Это ничего не изменит. А деньги с браслетом она упакует в конверт без подписи и передаст секретарше Балканского.

Сомневаясь в душе и до конца не веря, что предана и брошена, Виктория Михайловна решила, что сожмет зубы и подождет еще сутки. Чуда не произошло. За эти проклятущие сутки ничего не изменилось. И она положила заявление в почту.

Потянулись черные, безрадостные дни. Наступило настоящее лето, но Виктория Михайловна ничего не замечала вокруг себя. Хорошо, что Надежда была в отпуске. Она бы не оставила ее в покое ни за что. Приятно делиться счастливыми новостями, а кому она нужна со своим нытьем? Вызвали в отдел кадров. Ничего, она приготовилась к разговору, это не самое страшное испытание в жизни. Очень сожалели, что Виктория Михайловна решила уволиться. Ей все равно. Слова, слова… Через месяц кадровики забудут, как она выглядит.

Виктория Михайловна не стала возвращаться в свою библиотеку, не было сил объяснять, в силу каких причин она оставила такое хлебное место. Она нашла работу чуть дальше от дома, что было совсем неплохо. Времени у нее было предостаточно, просто некуда было девать это проклятое время. От черной хандры и безысходности спасала работа на даче, которая вдруг перестала приносить удовольствие. Все приходилось делать через силу, уступая многолетней привычке.

Дачный сезон закончился. Людмилина дочка уехала в Израиль вместе с бабушкой, которую подлечили и подарили надежду на несколько лет жизни. Людмила, как всегда, была в своем репертуаре. А скоро засобирался в далекий Китай в долгосрочную командировку Никита. Жизнь продолжалась, все было хорошо, никто не умер ни от любви, ни от предательства. Так же тихо и незаметно, как лето, прошла осень. И вот – год на исходе. Скоро очередной Новый год, праздник, которого Виктория Михайловна не ждала и с некоторых пор ненавидела. В середине декабря все знакомые и близкие всполошились, стали обрывать телефон. Все как один страстно желали встретить праздник у Виктории Михайловны. Она понимала, что это заговор, но что плохого в том, что люди искренне хотели поддержать ее морально? Она не против на самом деле. Давно в ее доме не собирались шумные, счастливые компании. К тому же сынок любимый обещал прилететь на несколько дней. Пусть будет все как у людей. Дети, мама, друзья. Пусть будет шумно, суматошно, весело. Виктория Михайловна начала хлопотать заранее.

Тридцать первого декабря она с раннего утра навела порядок, потом принялась за салаты. Гости стали собираться к десяти часам. Шумные, радостные, любимые. Никита с Дашей, Аллочка с Виктором. Костромина, как всегда, умудрилась притащить с собой нового кавалера. Мама отказалась участвовать в шумном празднике, отправилась встречать Новый год к своим подружкам. Виктория Михайловна растворилась в гостях без остаточка. Господи, как хорошо. Проводили старый год, подурачились, нахохотались вдоволь, в результате чуть не пропустили главное, для чего собрались. Спасибо, Аллочка первая сообразила, что через пять минут наступит Новый год. Все засуетились, стали рассаживаться по своим местам, мужчины принялись открывать шампанское. Неожиданно раздался звонок в дверь. Виктория Михайловна ничего не почувствовала. Бояться сюрпризов было нечего, у нее за спиной защитников полный дом. Только что-то этот звонок сильно напоминал. А дежавю – не самое лучшее состояние на свете. Только новогодняя сказка не случается дважды. Открывать дверь отправился Виктор.

– Граждане, признавайтесь, кто виновник сюрприза? Вы не представляете, что происходит. К нам пришел самый настоящий Дед Мороз! – радостно завопил он из прихожей.

– За стол, за стол! Время не ждет. Тащи старика сюда, а то мы сейчас Новый год профукаем, – отозвался Никита.

В комнату за Виктором вошел Дед Мороз. Ему тут же подали стул, прибор. Тот послушно сел. При этом – не произнес ни слова.

– Ты Дед Мороз или где? Тост давай. – Виктор без церемоний толкнул в бок неизвестного.

– С Новым годом! – печально произнес гость.

К счастью, забили куранты, шампанское брызнуло в бокалы, все стали чокаться и желать друг другу счастья.

– Ты чего такой грустный, старик? Текст плохо выучил? Не горюй, импровизируй побольше, и все получится. – Виктор вновь дружески толкнул гостя в бок. Тот не отреагировал. – Признавайся, Снегурку потерял или пропил?

– Виктор, отстань от человека, – не выдержала Виктория Михайловна. – Не видишь, стеснительный попался дедушка.

– А я бы таких гнал из развлекательного бизнеса поганой метлой. Дед Мороз называется. Образец мировой скорби, а не веселый полупьяный старик. Так нечестно, – обиделся Виктор.

– Он был в прошлом году очень веселый. – Вика дерзко глянула на гостя. – Наверное, многое изменилось с тех пор. Устал, постарел, одумался. Чему обязана, Геннадий Николаевич? Не хотите объясниться? Незваный гость – сами понимаете хуже кого.

Дед Мороз сгорбился и почесал нахмуренные брови.

– Прости меня, Вика. Я тебя очень люблю и прошу при свидетелях твоей руки.

Людмила сделала страшное лицо и стала жестикулировать, как настоящий постовой, пытаясь объяснить остальным непонятливым, что им пора выйти на перекур. Она одна поняла, что происходит историческое событие. Возвращение блудного Деда Мороза, а тем более прилюдное покаяние – не каждому дано выдержать. Гости, наконец сообразив, что их присутствие вовсе не обязательно, дружно потянулись в сторону прихожей.

– Ты пришел добить меня окончательно? Тебе мало того, что я умерла еще тогда?

Балканский молча встал на колени и сдернул с себя колпак и бороду.

– Вика, что бы я сейчас ни сказал, ты мне не поверишь. Я это заслужил. Не прогоняй меня, я все равно не уйду. Я обещаю тебе, что никогда в жизни не обижу тебя. Я люблю тебя, Вика.

– Очень трогательно.

– Прости.

– У меня гости, ты не заметил?

– Я подожду.

– Ты с ума сошел? Или решил не нарушать традиций и примоститься на коврике в прихожей, как в прошлом году? Поднимайся немедленно. Ты выглядишь ужасно. Ты не похож на себя. – Виктория Михайловна говорила почти шепотом, а ей казалось, что она кричит.

– Ты простишь меня?

– Господи, конечно прощу, только встань с колен, я не могу видеть тебя уничтоженным, как ты не понимаешь?!

– Ты любишь меня?

– Люблю.

Балканский в одну секунду поднялся с колен, подхватил Викторию Михайловну на руки, как тогда, в Салоу, и закружил по комнате.

– Сумасшедший, отпусти меня немедленно.

– Ты выйдешь за меня замуж?

– Я выйду куда угодно, только верни меня на место. У меня голова кружится, – взмолилась Виктория Михайловна.

– Я знал, что ты умница, – закричал Балканский и помчался на выход, не выпуская Викторию Михайловну из рук.

Они показались на лестничной площадке, где мирно беседовал выгнанный из квартиры народ. Немая сцена длилась недолго.

– Мама, – удивленно спросила Аллочка, – ты куда?

– В Лапландию, детка, – легкомысленно ответила первое, что пришло в голову, Виктория Михайловна, – в Лапландию.

Геннадий Николаевич бодро затопал вниз по лестнице. Последнее, что увидела Виктория Михайловна, – удивленные и озадаченные до невозможности лица родственников и Костромину, которая начала махать руками не хуже мельницы. На Людкином лице сияла счастливая и хитрющая улыбка. Ну, Людка, погоди! Виктория Михайловна глубоко вздохнула, обняла Балканского двумя руками за шею и уткнулась носом в свое вновь обретенное счастье.