Текст книги "ВИА «Орден Единорога»"

Для подполья очень неплохо подходило темное чрево актового зала. Из двери каморы просачивались теплый рыжий свет, запахи табака и травки, музыка.

Интернатских внутри не привечали: те жаждали травы, а Майклу лишние неприятности не нужны были. Битька о растаманивании не думала, она просто сидела в темноте, слушала смех, обрывки разговоров и рок-энд-ролл. Туман сигаретного дыма голубыми струями загадочной реки выплывал в дверь и скользил по проходу, в сумерках мерещились странные образы, а музыка окрашивала эти причудливые видения в фантастические цвета, вдыхала в них жизнь. «А вода продолжает течь под мостом Мирабо…»– шептала Битька, и придвигала близко к глазам растопыренные пальцы, в которых как ей казалось запутывались мелодии будто дорожки в Зазеркалье. Иногда пульсирующий ритм заставлял ее срываться с места и на сцене, в пыли задернутого занавеса беззвучно двигаться, сотрясаясь и изгибаясь в первобытном восторге. Иные тексты заставляли пылать праведным гневом ее щеки, сжиматься кулачки, а губы повторять: «Да. Да. Да.», «Перемен, мы ждем перемен». Музыка распахнула перед ней еще один безграничный мир. Жаль только, не всегда было хорошо слышно.

В конечном итоге Майкл ее заметил. Подошел неслышно в своих стертых старых мокасах, остановился в нескольких шагах:

– Ты что здесь пасешься, привидение? – лица в темноте Битька не видела, но по голосу чувствовала, что Майкл хмурится, – Первакова, седьмой «Б», что ли? Тебе что, отбой не писан?

Дверь каморки приоткрылась, и кто-то поинтересовался, не прячет ли Майкл от общества какую-нибудь незамухрышистую пиплу. «Признайся, ты тут не балуешься хентаем потихонечку, старый педофил?»Майкл зло огрызнулся и безапелляционно выставил Битьку за дверь.

– Что так рок любишь? На гитаре хочешь играть научиться? – по правде говоря, Майкл произнес эти вопросы со скрытой усмешкой, уверенный, что скорее всего, малолетке просто хочется в кампанию взрослых мужиков, или она лично на него запала. Вот бы удивилась Битька, прочитай она эти мысли гитариста, он же старый! Но она задохнулась от тихого восторга и сказала, что да, что очень хочет, но ведь гитары нет…

– Придешь завтра в пятнадцать тридцать, посмотрим на способности, – пробормотал озадаченный Майкл.

И она пришла, прилетела, прискакала, примчалась.

Не то чтобы у Битьки получалось все сразу и здорово, совсем даже нет. Просто она занималась бесконечно. До крови на пальцах. Майкл дал ей свою гитару и, в конце концов, даже махнул рукой на постоянное присутствие девчонки в каморе. Битька, конечно, побаивалась наглеть, но так как довольно быстро превратилась в привычный предмет домашнего обихода и стала невидимкой, то эта проблема сама себя исчерпала. Майкл только об единственном просил и умолял своих друзей «Христом-богом»и «етицкой их (друзей) матерью», чтобы при «ребенке»не «жили половой жизнью». Друзья сердились и шли «жить половой жизнью»на сцену за занавес. В отместку пытались «ребенка»споить или «скурить», но ребенок не поддавался, молчаливо терзая кунгур-табуретку.

Увы и ах, у Майкла была только дешевая кунгурская шестиструнка. Нет, в свое время каких только красавиц семи и аж двенадцати струн не побывало в умелых руках гитариста, но последняя трагически погибла, защищая жизнь хозяина, не по своей, правда, и даже не по Майкловой воле. Дружок пытался ею отмахать бесчувственное тело отоваренного друга от полного физического уничтожения (дело было на чудном рок-фестивале с концептуальным названием «Мертвая тишина»). А без отца, без матери и без потерянного напрочь к тридцати шести годам здоровья удалось нажить только презренную табуретку. Собственно, будь нынешняя гитара Майкла хоть чуть поприличнее, никакой Битьке не видать бы ее как собственный ушей. А жадничать таким … совсем смешно.

…Она бы сделала подкоп. Она бы расшатала прутья решетки… Если бы она не находилась в бетонном мешке без окон, ну, не без дверей, конечно, только толку-то от наличия этой двери. Железная и двойная…

Гитару бы, конечно, тоже сожгли. Хотя гепатит и не чума, и не передается через музыкальные инструменты. Естественно, Битька ее припрятала. Как старательно припрятала в самые глубокие и запыленные чуланчики души воспоминания о протертых джинсах Майкла с маленьким медным колокольчиком на ширинке и надписями маркером на коленках и заду: «Не умирайте от невежества!», «Да здравствует провинциальный панк-рок», «Пью пиво, слушаю Бьорк. Сижу в Тагиле, хочу в Нью-Йорк», «Пейте, дети, молоко – туалет недалеко»и «Автостопом до Вудстока», а так же кучу росписей; о его очечках а ля Леннон, о расшитой бисером биске, о хрипловатом, рвущем душу голосе:

…Ой, то не вечер, то не ве-е-чер…

А мне малым мало спалось…

А мне малым-мало спало-ось…

А да во сне привиделось…

…Ай да во сне привидело-ооось…

Шез так похож на Майкла. Ну да это, наверное, естественно, все мы, братья, сестры, как сказал БГ. Хотя можно и пофантазировать на счет того, что «мы, отдав концы, не умираем насовсем».

… Битька тогда поклялась себе: не колоться, не пить, не курить, не трахаться со всем, что плохо лежит. Потому что все это – подлые ловушки. Подлые ловушки, в которые не только всякое быдло попадает, но и такие хорошие люди, как Майкл. Попадают, а выбраться уже не могут. «Господи! Ну какая теперь уже мне разница, сеньорита Беатриче!»– отмахивался от попыток девочки уговорить не пить больше, скрючивающийся от боли в печени, желто-зеленый гитарист. – «Я уже попал. Теперь буду я пить или не буду – все равно все очень скоро закончится. После того, как я влетел – вся моя жизнь иллюзия. Прощай, мой мотылек! Я умер!». «Такая! Еще хоть немного я буду не одна. У меня еще хоть немного побудет отец, брат, друг? Какая, впрочем, разница – кто. Главное – кто-то у меня побудет подольше!»– думала Битька, кусая в бессилии губы, вслух она ничего такого не говорила, не хотела навязываться, боялась напугать свободолюбивого рокера. В ее фантазиях у нее была Светлана Юрьевна и Майкл. Как будто бы семья. Но жизнь не давала особо ее фантазиям разгуляться. До Шансонтильи.

…Битька попыталась прочувствовать, ощутить сквозь стены, что там: еще темнота или уже потихоньку сумрак отползает и встает заря. Летом ночи в Солнцекамске коротки, какое-то время даже белые. Битька подумала, что нужно петь. На ум пришли строчки из Кашинской «Нюты»: самое то просить сейчас соловья петь потише, чтобы не разбудил ее палачей. Или как там Настенька в кино: «Солнышко! Солнышко! Подожди, не вставай!». Только вместо этого Битька запела:

– Луч солнца золотого

Вновь скрыла тишина!

И между нами снова

Вдруг выросла стена!

Ночь пройдет,

Наступит утро ясное!

Знаю: счастье нас с тобой ждет!

Ночь пройдет,

Пройдет пора ненастная —

Солнце взойдет!

Перед ее мысленным взором такие живые, такие теплые сияли глаза Рэна О' Ди Мэя. «Я приду. Я с тобой. Я всегда буду с тобой,»– обещали глаза, в Битькином горле хлюпали слезы, но голос отчего-то не садился, а звенел и летел.

ГЛАВА 32

Конечно, они рассчитывали, что из установленных динамиков всю ночь будут разносится рыдания и скулеж осужденной на смерть строптивой девчонки, затем и установили в карцере микрофон. Для устрашения контингента. Но вместо этого с первыми лучами солнца весь лагерь, так и не заснувший в эту ночь на скрипучих сетках услышал:

– Ночь пройдет! Наступит солнце ясное!

– Что за х..ня! – Серега Лопата соскочил с кровати и подскочил к окну. К сторожевой будке уже скачками летел Жека Лось:

–Вырубай звук! Лопата! Мать! Мать! Мать! – вывернув рубильник, охранники в изнеможении плюхнулись на табуреты. – Ну, б., я думал, шиздец. Вот-вот шеф должен подкатить. Она че там, шизанулась от страха? Или до нее не догребло?

– Петь птицы перестали,

Свет звезд коснулся крыш.

Средь горя и печали

Ты голос мой услышь…

Мужики кинулись к распахнутому окну, затем к аппаратуре, но никакое насилие над техникой не помогало. Да они и сломали уже ее, скорее всего, когда до Жеки дошло:

– Лопата! Голос-то мужской!

– …Ночь пройдет наступит утро ясное!

Знаю, счастье нас с тобой ждет!

Ночь пройдет, пройдет пора ненастная!

Солнце взойдет!

… – При наличии дракона, мы можем, в принципе, выступать в любой момент, – ловко прихлопнул комара на щеке Дима Скирюк.

– При отсутствии наличия у них гранатометов и ракет «земля-воздух», – похоже, чистоту и сохранность брюк и футболки Борис относил к числу предметов, на которые смотрел философски, о чем можно было судить по тому, как спокойно и вальяжно возлежал он в кустах на горах еловых иголок, шишечных чешуек и муравьев. А может просто любил чистить одежду.

– Очень мне не нравится вот этот столб с перекладиной в центре площади, – Родион, тревожно морщась, передал друзьям бинокль.

– Просто картинка из славного исторического прошлого нашей родины, – нервно хихикнул Шез.

– Ладно, может, это турник какой-нибудь, – сам поднявший тему Родион сам и поспешил пресечь ее обсуждение, покосившись на еще больше побледневшего Рэндэлла, и так не сумевшего за всю ночь сомкнуть глаз.

Новоиспеченная группа «Альфа», включающая семерых, пардон, восьмерых (Аделаид) уже известных нам коммандос, плюс пятерых растерянных айкидистов, вообще-то пропагандировавших непротивление, но с другой стороны не успевших вовремя сказать «нет», одного спецназовца и двоих физруков из Лидиной с Леркой общаги, а так же примчавшегося на мотоцикле из дружественного поселка городского типа Яйва руководителя детско-подросткового клуба по прозвищу Зяб. Ну и, конечно, достопочтенного Друпикуса.

Местная милиция парила над тучами на спине иномирного коллеги и разрывалась между приступами буйного восторга и морской болезни.

Командование парадом, то есть боевой операцией, решили поручить самому опытному бойцу, то есть сэру Сандонато.

На территории лагеря наблюдалось некое судорожное беспокойство.

– Гостей ждут, – выразил общую мысль Шез. – Цветы, хлеб-соль и все эти чудные флажки и шарики… Я буду необычайно смущен и польщен, если это ради нас.

– Нет, это читательская встреча с популярным писателем фэнтэзи Дмитрием Скирюком, – хихикнул в кулак Родион.

– О, блин, к чудной перекладине привесили…

– Что бы не привесили, все равно – разгонять эту шарашкину контору будем, – заткнул рот экс-духу Родион, постоянно тревожащийся за оруженосца. Санди приобнял друга за плечи.

– Мне так не нравится это место! Я боюсь, вдруг ее уже нет в живых, – выдавил Рэн сквозь плотно сжатые губы.

В этот же момент в лагере заработало радио, и срывающийся высокий, совсем детский голос запел:

– Луч солнца золотого

Вновь скрыла тишина…

– Бэт… – в голос выдохнули знавшие Битьку.

Рэн сорвался с места так неожиданно, что никто не успел задержать его.

Когда Санди и Родион отыскали его он замер, вытянувшись струной на опушке леса и пел. Увидев друзей, Рэн замолчал и сник:

– Не знаю, что на меня нашло… Просто рассудок потерял..

– Да уж…– Родион выразительно постучал кулаком по лбу. В этот момент в поясном кошельке у Санди чуть слышно пискнул мобильный.

– Очень своевременно, – заметил Родион, услышав сообщение Гераскина о том, что в сторону лагеря движется кортеж из иномарок и мотоциклистов. – Сейчас им будет не до вашей арии умирающего кавародося, – и незаметно вытер о брюки внезапно вспотевшие ладони.

И точно: на объекте забегали и засуетились. Во всех четырех корпусах открылись двери и отлично вымуштрованными струйками, ритмично топая, к площади потекли дети. Одинаково бритые, в одинаковой черной форме, одинаково движущиеся.

Мужчины мрачно переглянулись.

– По крайней мере теперь ясно, что их всех надо мочить. Особенно, если они собираются заняться тем, чем нам всем кажется, что они собираются заняться.

– Да нет уж, надо было начинать раньше. Теперь Эти могут вздумать детьми прикрываться, – здраво заметил Боря.

– Но мы же не были до конца уверены, да и сейчас не знаем, что в точности они тут поделывают, – парировал стремящийся к объективности тренер айкидистов, полненький, бритый паренек с бородкой и сильной близорукостью (яркий пример того, сколь обманчивой может оказаться внешность).

– Спокойно. Мои балдежные вонючки и прочие прибамбасы – это вам не ваш парализующий газ в «Норд Осте»– среди своих жертв не будет, – махнул рукой Аделаид. – Организация гарантирует стопроцентную безопасность.

– Ну, с Богом. По местам. Начинаем по сигналу. Вон Рэн запоет. Глотка луженая, – в некоторые моменты Санди было обидно, что роль «прекрасного и мужественного возлюбленного»в этой захватывающей истории принадлежит не ему. Не очень-то по честному со стороны Рэна было не предупредить его, что Бэт – не парень, и тем самым лишить возможности побороться за ее расположение. Впрочем, всерьез он так не думал, конечно.

Разобрав по сумке, укомплектованной парой десятков балдежных вонючек, десятком огнеметок, кое-каким количеством туманок, парой грибков-спасалок (что-то вроде универсального Индивидуального Средства Защиты) и облачившись в выпрошенные в родной школе Родиона противогазы ребята разошлись, окружая лагерь.

Конечно, Борис был прав. Более верным с точки зрения военной науки было захватить стан врага ночью, спящим, а затем устроить остальным засаду на дороге. Но наших героев по большому счету подвели книжно-кинематографические стереотипы. А Санди свойственная всем «нормальным героям»привычка появляться в последний момент на взмыленной лошади и побеждать. Психологи могут так же поупражняться и найти еще штук сорок объяснений тому, что команда освободителей дотянула-таки до кульминационного момента.

Однако, если посмотреть с другой стороны: все получилось как нельзя лучше с педагогической точки зрения. Что может быть нужнее и полезнее для затуманенного и потерявшего всякие жизненные ориентиры детского сознания, чем появление доброго героя, красиво побеждающего на их глазах зло, и трусливо улепетывающего самого этого зла на их же глазах. Если его, конечно, удастся победить.

ГЛАВА 33

Битька просто и в принципе не могла услышать его голос. Как и не могла знать о хитроумной выдумке с трансляцией. И, тем не менее, она услышала. И не поверила, конечно. Но все равно, глаза ее наполнились слезами благодарности. Она, по крайней мере, последний-препоследний в жизни раз…

За дверью послышались шаги., и Битька поспешно вытерла нос и глаза, замахала на лицо руками.

Можно было еще разок попробовать спастись: рвануться и головой ударить того, кто войдет, головой прямо под ложечку, или броситься под ноги, или вцепиться в лицо обгрызенными ногтями.

Если бы, конечно, одна ее рука не была вывихнута, а другая прикована наручником к кольцу в стене. Что-то в этом роде было и с ногами. Так что ей ничего не оставалось, кроме как постараться не слышать ничего и не видеть, и изо всех сил вспоминать.

Сеня Рыло и Жека Лось немного по-разному смотрели на возложенную на них миссию: Сеня был совсем уже отморозком, поэтому он просто чесал себя под мышкой, а Жеку слегка смущало предстоящее, и хотя работа есть работа, он немного злился. Еще было странно, что девка лыбилась: тихо так, сама с собою. То ли правда сдвинулась, то ли еще что – не понять. Ну, если сдвинулась, тем лучше для нее , тогда Это – все равно, что собаку пристрелить больную.

Битька старательно вспоминала, зарывалась лицом и всем своим существом в воспоминания, пряталась в них. Как было бы здорово полностью в них залезть, с головой, с ногами и руками. В Битькиной душе звучал голос оруженосца, ультрамариново сияли глаза, веером взвивалась его челка, стучал его пульс, «У-У-У-У, Это не любовь…», «Бэт, признайся, а ты правда не девчонка?», рука Рэна тянулась к уносимому Аль-Таридо цветку, ее рука отводила с его лица волосы, «Храни Вас Бог, прекрасная госпожа»…

– Ты что распелась-то, кукла драная? – довольно добродушно поинтересовался ждущий на выходе Лопата.

– Что? – растерянно переспросила Битька, и, пользуясь случаем, попросилась в туалет.

– Не велено, голуба. Когда ты там обделаешься от страха, для других это будет очень полезная наглядность, как это шеф называет.

Собственно, шефу так же принадлежало распоряжение не болтать с приговоренной, но ведь интересно!

… – Беата!

Родион схватил подскочившего на месте О' Ди Мэя за руку и потянул обратно в кусты.

– Я так и чувствовал, я знал…

– Ну как ты мог знать, это один шанс из двухсот остальных детей, что именно ее выбрали жертвой, – неудачно постарался заговорить парня кузнец.

– Она особенная.

– Ну, может, если у нее характерец, как у моей Аси. «Не проходите мимо, если можно попасть в неприятности», – подумав, согласился Родион и вытащил из заднего кармана мобильник, ожидая сигнала. – Только ты, Ромео, лучше бы не высовывался. А то останется твоя Джульетта одна-одинешенька возле хладного трупа возлюбленного…

– Во-первых, не факт еще, что я ей хоть сколько-нибудь нравлюсь…

– А говорил: невеста…

– Выдавал желаемое за действительное. А Вам тоже не стоит лезть на рожон, у Вас и Ратибор, и Ася.

– Да и просто хотелось пожить… – пропел под нос Родион, пристально вглядываясь в происходящее на лагерной площади. «Аська. Аська. Асенька,»– смешно, но в голове его вертелось только имя жены, как молитва. Думать, как она перенесет, если что-то с ним случится, не хотелось.

Тут пискнуло. Сразу вслед за этим что-то бахнуло. Тренированный голос спецназовца прорычал, перекрывая вскрики удивления: «Дети – на пол!!!»Всякие эти вонючки, липучки и бахалки известного очумельца Аделаида заскакали и заплюхались. Еще громче, невозможно громко загрохотал с неба всякие свои убойные ментовские приколы дракон, кое-что ему, похоже, подсказывал Пашка. Местами хлопали выстрелы, но большая часть противника была нейтрализована, валяясь с блаженной и тупой улыбкой под действием балделок, зажимая обеими руками нос, спасаясь от вонючек, и потерявшись в созданных туманками плотных локализующихся вокруг одного человека облачках.

…Как и в прошлый раз, такой отдаленный во времени и, казалось, уже забытый, там, в «Мифе», Битька растерянно замерла на эшафоте, когда все дети послушно упали на асфальт, прикрыв руками головы. Вокруг нее кипел бой, а ей казалось, что все плывет, бесшумно и плавно. Летят по воздуху камни и пули, вздымаются и опадают низко над землей гигантские крылья золотого дракона, падают и катятся по земле люди.

Вдруг кто-то обхватил ее сильными мускулистыми руками, поднял и вместе с ней прыгнул вниз. Нос ее ткнулся в смутно знакомую черную футболку, из-под козырька черной бейсболки лукаво и сердито глянули знакомые глаза, сморщился знакомый крупный нос, изогнутые губы…

– Ну и доставили же Вы, леди, мне хлопот, – произнес ворчливо мягкий голос, слегка окая.

И тут же его обладатель неловко свалился в бок, сбитый с ног кем-то прыгнувшим с эшафота вслед за ними.

– Одно движение, сэр, и вы – труп!

– Да это ж Костян! Нихренаська! – вслед за Рэном за эшафот прыгнул Родион.

– Маленькая моя! Девочка моя! Ты живая, да?! С тобой все в порядке?!

– Рэн, Рэн, ты раздавишь ее, – Родион мягко потянул за рукав судорожно прижимающего к себе девочку парня, но особенно не упорствовал, судя по хриплому дыханию, у оруженосца вполне все лицо могло оказаться в слезах, а мужчины в общем-то не особенно любят афишировать проявление столь бурных эмоций.

Битька же затихла ошеломленным мышонком, лицом спрятавшись в кожаной куртке на груди оруженосца. Ей казалось, что рядом, кроме любимого и еще двоих таких сильных и добрых мужчин стоит кто-то еще. И этот кто-то смотрит на нее большими добрыми глазами и говорит: «Вот видишь, Битька, а ты не верила». И улыбается. И от него идет такое теплое и ослепительно светлое сияние. Битька тихонько вздохнула, не сводя глаз от пятачка потертой поверхности кожаной куртки Рэна. Как будто и этот кусочек куртки сиял тем же добром и любовью. Она даже не заметила, как наверху все стихло. Рэн, казалось тоже. Он обнимал затаившуюся Беатриче, слегка баюкая ее. Губы его шевелились. Правда, на этот раз это не было песней.

– Значит, рыцарь Энтра… Ну, блин, Акунщиков, я, конечно, понимаю, «люди в черном», секретная работа… Но намекнуть другу детства хотя бы можно было. Мне вот интересно, похоже, все эти твои монстрики, они с натуры нарисованы? Ты-то хоть, Димастый, не травник на самом деле, а? А то, эдак мы с Аськой одни среди вас выдумщики окажемся…

– Я тебе уже говорил, что я – не Жуга. Кстати, я даже не врач, а из тебя что-то течет.

– Да это не из меня, это скорее с меня. Парнишка вон, этот, мирный с виду, как пластанул какого-то беспокойного бандюгу мечом, так меня прямо фонтаном обдало. Я в Афгане не служил, меня чуть не стошнило.

– Да ладно, прибедняться. Пару шишек ты все-таки заработал. Вон Аделаид там у корпуса предлагает врачебную помощь.

– Не надо, Родька, не своди боевые отметины, жена сильнее любить будет.

– Ой нет. Она будет визжать, махать ручками и бояться. Прецеденты уже были. У нее и так глаза не маленькие, а при виде ран и вовсе как блюдца становятся. Кстати, дайте телефон. Она там с ума сходит.

– Ну что, дозвонился? Что говорит? Любит?

– Любит. Еще говорит: что с детьми делать будем?