Текст книги "Высшая школа и государство. Глобальное и национальное измерение политики"

Глава II. Государственная политика в сфере высшего образования: идеи, модели, политико-историческая обусловленность

§ 1. Концептуальные подходы к анализу взаимосвязей между высшим образованием и государством

Взаимоотношения между государством и системой высшего образования представляют собой сложную комплексную проблему. Сам принцип открытого, свободного интеллектуального поиска вступает в противоречие с императивами, налагаемыми на него теми, кто их поддерживает и финансирует. Не случайно, особенно в условиях авторитарных и тоталитарных политических режимов, автономия университетов урезается или вообще ликвидируется. Впрочем, и в демократических обществах периодически могут возникать достаточно острые ситуации со «слишком далеко зашедшей» профессурой, студентами, выходящими в своей активности за рамки общепринятого, научными исследованиями, объявляемыми вредными и опасными для общественного развития. Для того, чтобы предотвратить подобного рода развитие событий, и создаются попечительские или наблюдательные советы, куда входят представители государства и бизнеса, принимаются решения органов государственной власти в отношении отдельных университетов, усиливается отчётность перед министерствами образования и, соответственно, контроль над определёнными сферами и формами деятельности университетов. Тем не менее вряд ли государство способно реально контролировать всё, что происходит в библиотеках и лабораториях. Само стремление к контролю и ограничению вступает в противоречие с теми требованиями, которые общество предъявляет к университетам. От учёных требуют приращения научного знания, но, как известно, научный поиск имеет свою логику, которую нельзя нарушать, не рискуя разрушить весь процесс. Конечно, со стороны государства могут применяться различного рода дисциплинарные меры, вплоть до увольнения преподавателей и исключения студентов, однако либеральные общества, как правило, крайне негативно реагируют на подобные вещи, и властным структурам приходится искать более изощрённые способы ограничения академических свобод.

В большинстве стран государство по-прежнему определяет и распределяет бюджетные ресурсы в сфере высшего образования и исследований, осуществляемых публичными учреждениями, устанавливает правовые рамки функционирования последних, а также планирует развитие обеих сфер деятельности (образования и науки) на общегосударственном уровне, занимается аккредитацией дипломов, степеней и самих учреждений, оценивает качество их деятельности. В ряде стран – Германии, Испании и Франции – государство, как и два века назад, является работодателем штатных преподавателей и сотрудников, хотя в большинстве случаев эта функция передана самим учреждениям высшего образования.

Высшее образование во второй половине XX – начале XXI в. стало одной из наиболее реформируемых государством сфер общественной жизни. В 1950 г. почти все страны ОЭСР имели субсидируемую государством систему высшего образования, охватывавшую лишь сравнительно небольшую часть населения. Однако в последние десятилетия мы стали свидетелями трансформации элитистской модели в модель массового высшего образования, где число студентов может достигать 50 и более процентов от общего числа молодых людей. Этот переход к массовой системе по необходимости сопровождался реформами финансирования. Несколько стран, включая Австралию и Великобританию, радикальным образом изменили структуру финансирования своих систем высшего образования, резко сократив масштабы его субсидирования и введя частичную оплату обучения. Другие государства, такие как Швеция и Финляндия, наоборот, резко нарастили объём государственных инвестиций в эту сферу для того, чтобы справиться с массовым наплывом студентов. Однако дело не ограничилось институциональными изменениями. Некоторые страны, особенно в континентальной Европе, остались приверженными той же самой элитистской структуре системы высшего образования, что и в первые послевоенные годы. В связи с этим возникает естественный вопрос: в чём причина сохранения статус-кво в одних государствах и резких изменений в других, а если говорить только о последних, то чем был определён выбор в пользу конкретных путей реформирования?

Интересный ответ на этот вопрос даёт, по нашему мнению, американский исследователь Б. Анселл[75]75
  Ansell В. University Challenges. Explaining Institutional Change in Higher Education. – URL: http://leitner.yale.edu/sites/default/files/files/resources/docs/ansell.pdf


[Закрыть], выдвигающий и обосновывающий идею необходимости выбора в рамках «трилеммы» между степенью покрытия расходов на высшее образование, уровнем государственного субсидирования и общей стоимостью общественных затрат на вузовскую систему. Правительства могут достигнуть в лучшем случае только двух целей: массовое высшее образование, полностью субсидируемая государством система и система, на которую расходуется не более 1,5 % ВВП. Соответственно, приходится делать выбор между тремя возможными моделями. Первая модель – частично частная – является результатом политического выбора в пользу массового, частично частного и относительно недорогого высшего образования. Вторая модель – массовая государственная – формируется в результате предпочтения массовой, полностью государственной, но дорогостоящей системы высшего образования. Наконец, третья модель означает сохранение приверженности недорогой, финансируемой полностью государством, но элитистской по своей сути системы.

Продвижение по пути массового высшего образования требует преодоления потенциального вето со стороны тех, кто хочет заблокировать проведение соответствующих реформ. Так, в Германии, где контроль над высшим образованием осуществляют земли (т. е. субъекты федерации), попытки сохранения элитистской модели базируются на сопротивлении институциональным изменениям.

Там, где переход от элитистской модели к массовой возможен, его форма, как правило, зависит от партийной политики. Переход к частично частной системе чаще всего происходит в ситуации нахождения у власти левого правительства, поскольку оплата образования трактуется как более прогрессивный вариант использования государственных средств, чем в случае полного субсидирования высшего образования. Соответственно, выбор в пользу массовой государственной системы более вероятен в условиях правления правоцентристских партий, которые могут направить растущий поток финансирования на пользу высшему среднему классу.

Весьма показательными в этом отношении являются реформы в Великобритании и различие партийных позиций по их оценке. Придя к власти в 1997 г., правительство лейбористов столкнулось с достаточно сложной ситуацией, касавшейся социального аспекта функционирования высшей школы. С одной стороны, качество преподавания и исследовательской работы в университетах страны начало ощутимо снижаться, с другой – при том, что общая численность студентов увеличилась и перевалила за треть всех молодых людей, принадлежавших к соответствующей когорте, их социальный состав изменился незначительно. Достаточно сказать, что выпускники частных школ, т. е. лишь 7 % от общего числа получивших среднее образование, составляли почти 40 % студентов 13 ведущих университетов страны[76]76
  Chitty Clyde. Education Policy in Britain. – Palgrave. Basingstoke, 2004.-P. 17.


[Закрыть]. Соответственно, от увеличения государственного финансирования выиграли бы в первую очередь представители высших классов британского общества, т. е. потенциальные избиратели Консервативной партии. В результате лейбористами был сделан выбор в пользу частично частной модели, поскольку возвращение к элитистскому варианту было уже невозможно. В Законе об образовании 1998 г. был предусмотрен переход к частично платной высшей школе путём введения оплаты в £1,000 в год. К 2004 г. эта сумма возросла до £3,000. При этом, однако, предусматривались гранты для студентов из бедных семей и система образовательных кредитов. Кроме того, был создан специальный департамент (Office of Fair Access), который должен был обеспечить поддержку детям из рабочих семей, стремившимся получить высшее образование. Одновременно была задекларирована цель: добиться, чтобы к 2010 г. уже 50 % молодых людей получали высшее образование.

Следует отметить, что данные политико-правовые решения вызвали противоречивые оценки со стороны политических партий страны[77]77
  Подробнее см.: Stevens R. From University to Uni: The Politics of Higher Education in England Since 1944. – London: Politicos, 2004.


[Закрыть]. Лейбористы поддерживали переход от элитистской к частично частной модели, консерваторы выступали за сохранение бесплатного высшего образования при установлении ограничений на приём в университеты, а либеральные демократы говорили о необходимости ликвидировать оплату и обеспечить полное государственное финансирование высшего образования без сокращения достигнутого уровня приёма.

В большинстве сфер государственного управления правительству приходится делать при решении вопроса о том, каким категориям населения будет предоставляться определённая услуга и до какой степени она будет субсидироваться государственным бюджетом. Понятно, что в условиях фиксированного бюджета повышение расходов на один вид государственной услуги автоматически влечёт за собой сокращение финансирования другой.

Однако, когда речь идёт о высшем образовании, исследователи сталкиваются с рядом серьёзных противоречий. Во-первых, необходимо признать, что в первую очередь эта услуга в любом современном государстве предоставляется тем, кто находится на высших уровнях социальной иерархии, соответственно, государственные расходы в данном случае носят чаще всего по существу регрессивный характер. Следовательно, здесь не работает обычная оценка государственной политики как носящей в рамках современного социального государства перераспределительный характер. Во-вторых, в данном случае меняется само понимание институциональных изменений. Если обычно речь идёт о дихотомии (есть изменение/нет изменений), то применительно к высшему образованию сегодня гораздо целесообразнее говорить о том, какой именно вариант изменения происходит. Другими словами, идёт ли переход к модели, предусматривающей частичное частное финансирование, или к модели массового, полного государственного финансирования. В-третьих, необходимо учитывать, что выбор между этими моделями носит главным образом политический характер, являясь результатом агрегации политическими партиями индивидуальных предпочтений их избирателей. Наконец, следует признать, что в этой ситуации институциональные изменения не являются ни неизбежными, ни однонаправленными.

При этом проблема не сводится только к государственной политике в отношении высшего образования и науки. Она включает в себя и аспекты, связанные с определением характера взаимоотношений между образованием и наукой, а также места и роли обеих сфер в высокодифференцированном современном обществе. Социология образования представляет собой отдельную комплексную отрасль современных исследований, в рамках которой работали многие известные учёные XX столетия: Н. Луман, Т. Парсонс, Ю. Хабермас[78]78
  Luhmann N. Die Ausdifferenzierung von Erkenntnisgewinn: zur Genese der Wissenschaft // Wissenssoziologie. Kölner Zeitschrift für Soziologie und Sozialpsychologie. Sonderheft. – 1980. – № 22. – S. 102–139; Parsons T. Professions // International Encyclopedia of Social Sciences. – 1968. – Vol. 12. – P. 536–547; Хабермас Ю. Идея университета. Процессы обучения //Alma mater. – 1994. – № 4. – С. 46–67.


[Закрыть] и т. д. Венгерский исследователь Бела Покол в работе «Комплексное общество: одна из возможных трактовок социологии Лумана»[79]79
  Pokol В. Komplexe Gesellscnaft: Eine der möglichen Luhmannschen Soziologien – Berlin: Logos-Verlag, 2001.


[Закрыть] особо подчёркивал двойственность рациональности университетской сферы и её научной составляющей. Уже в XIX в. была создана модель германского университета, способного воспринимать результаты научных исследований и продвигать их, которая в дальнейшем нашла применение (в той или иной степени) в большинстве высокоразвитых стран. На продвинутом этапе этого развития формирование учебного материала всё больше превращается во включение «учебного процесса» в процесс исследовательской работы. Данный процесс может осуществляться в более структурированной форме в рамках бакалаврских программ или в более свободном варианте в процессе подготовки учёных после получения университетского диплома путём присвоения различного рода учёных степеней, званий и т. п. В ходе «постдипломного образования» оценка осуществляется по качественным параметрам, во всяком случае, к этому стремятся, т. к. таким образом создаётся определённая этика научно-исследовательской деятельности.

Исследуя вышеописанную проблему, Б. Покол ставит чрезвычайно важный для современных условий вопрос: Каким образом система оценки способна включать такой измеритель, как экономическая рентабельность научных исследований? Ответ на него учёный предпочитает искать в деятельности университетов США, хотя и признаёт взаимосвязь типичной для них модели с характеристиками германского исследовательского университета. Уже в прошлом столетии учёные подчёркивали, что американские университеты зависят в первую очередь от количества студентов, стремящихся в них учиться (от их платы за обучение, а также от субвенций государства, выделяемых в зависимости от количества обучаемых)[80]80
  Pokol В. Komplexe Gesellschaft: Eine der möglichen Luhmannschen Soziologien. -Berlin: Logos-Verlag, 2001. – S. 134–140.


[Закрыть].

Соответственно ректор университета (в данном контексте он становится менеджером) ориентируется прежде всего на экономическую рациональность, для повышения которой стремится привлечь в университет наиболее высоко оцениваемых с точки зрения научной рациональности (звания, степени, индексы цитирования и т. п.) профессоров, предоставляя им максимально благоприятные финансовые, материальные и иные условия. Последние в свою очередь привлекают в университет наиболее способных, подготовленных и заинтересованных студентов.

В германских университетах ситуация существенно отличается[81]81
  Pokol B. Op. cit. – S. 145–158.


[Закрыть]: начиная с послевоенного периода государство практически полностью принимает на себя финансирование университетов, а студенты учатся за символическую плату. При этом конкуренция между университетами в Германии гораздо выше по ряду причин, среди которых следует выделить приверженность большого количества университетов историческим традициям. Данная ситуация возникла в связи с сорокалетним периодом разделения Германии на два государства. Такая децентрализованная модель радикально отличается от французской, жёстко централизованной (с центром в Париже), от британской модели, ориентированной практически на два центра – Оксфорд и Кембридж, не говоря уже о концентрированных в столичных городах моделях стран Восточной и Центральной Европы. Не избежала такой «центричности» и Россия: в многочисленных рейтингах можно встретить практически только Московский государственный университет имени М. В. Ломоносова, и то не на первых позициях, и ещё реже – Санкт-Петербургский государственный университет[82]82
  См.: Академический рейтинг университетов мира – 2015 (15.08.2015) //РИА Новости. – URL: http://ria.ru/abitura_world/20150815/1163854228.html


[Закрыть].

Правда, государственное финансирование неизбежно ведёт к утрате рынка университетов как одного из механизмов самоорганизации университетского сообщества. При утрате экономического механизма в дело вступает политический регулятор, руководствующийся абсолютно иными критериями отбора. Хотя конкуренция не исчезает полностью и стимулирует руководство университетов к привлечению известных учёных для работы, личные, конъюнктурные и политические соображения играют всё большую роль при решении кадровых вопросов[83]83
  Pokol В. Komplexe Gesellschaft: Eine der möglichen Lunmannschen Soziologien. -Berlin: Logos-Verlag, 2001. – S. 160–165.


[Закрыть].

Исследователи[84]84
  Spenkuch H. Die Politik des Kultusministeriums gegenuber den Wissenschaften und den Hochschulen // Preußen als Kulturstaat. – Berlin 2010.-S.135–271.


[Закрыть] отмечают также, что анализ истории европейских университетов позволяет сделать достаточно парадоксальный вывод: именно в университетах коренилось до XIX столетия сопротивление изменению научной картины мира, а переломить эту тенденцию было возможно только извне. Просвещённые монархи фактически разрушали ставшие карикатурой на интеллектуальную жизнь учреждения, создавая образовательные организации на основе вновь возникавших отраслей знания, а также специальные организации и объединения, призванные проводить научные исследования вне университета[85]85
  Spenkuch H. Op. cit. – S. 135–271.


[Закрыть].

Значительный интерес представляет эволюция американского университета, использовавшего германский опыт, однако переработавшего и существенно изменившего модель, сложившуюся в XIX столетии. По мнению Б. Покола[86]86
  Pokol В. Komplexe Gesellschaft: Eine der moglichen Luhmannschen Soziologien. -Berlin: Logos-Verlag, 2001. – S. 137–139.


[Закрыть], главными отличиями американских университетов, быстро развивавшихся на рубеже XIX и XX вв., стали две особенности. Во-первых, были ликвидированы кафедры, являвшиеся высшим иерархическим звеном университетской власти. Вместо них создавались «департаменты», обладавшие более широкими функциями и полномочиями: их руководители выполняли (и выполняют) административные функции. Внутри департаментов, являющихся основными организационными структурами университета, преподаватели работают как равноправные и самостоятельные специалисты. С помощью департаментов было разрушено господство заведующих кафедрами, и в университеты была встроена конкуренция, основанная на равноправии[87]87
  В настоящее время в российских вузах всё чаще пытаются ввести аналогичные организационные структуры, исключив кафедры вообще или оставив кафедры только с целью проведения ими научных исследований, в то время как учебную работу предполагается организовывать в рамках целого факультета, создав общую «учебную кафедру», название которой должно совпадать с названием направления подготовки.


[Закрыть]. Вторым кардинальным отличием американского университета, тесно связанным с уже упомянутым, стала специфическая организация подготовки научных кадров путём усиления в этом процессе роли научных обществ и других организаций, а также научных изданий, редакционные коллегии которых проводят отбор статей и монографий для публикации, формируя определённые представления о необходимом уровне научной квалификации учёных, независимо от их возраста, имеющихся у них заслуг, что играет немалую роль в европейских университетах даже в настоящее время.

Нельзя также забывать об отличиях системы финансирования европейских и американских университетов. В первом случае средства поступают в вузы непосредственно из государственных бюджетов, во втором – субсидируются в основном студенты, а университеты получают деньги от них в виде платы за обучение. Не вызывает сомнений, что эти модели функционируют по-разному, создавая конкурентные преимущества тем университетам, которые максимально отражают потребности различных общественных подсистем и сдвиги границ между ними, а также появление новых направлений научных исследований и ранее не известных прикладных проблем. Во многом успех американской университетской модели базируется на невиданном ранее уникальном рынке интеллектуальных продуктов, который непосредственно транслирует университетам общественные интересы и потребности.

Подводя итог анализа принципиальных особенностей организации университетской и научной подсистем современного общества, имеет смысл привести четыре варианта организационных принципов, выделенных в работе Т. Парсонса и его коллег[88]88
  Parsons Т., Piatt G. The American University. – Boston: Harvard University Press, 1973.


[Закрыть]:

1) иерархия, в которой во главе университета стоит ректор, ему подчиняются деканы и заведующие кафедрами, являющиеся руководителями преподавателей, в свою очередь осуществляющих управление деятельностью студентов;

2) рынок, в рамках которого студент рассматривает преподавателя в качестве продавца, предоставляющего ему за его деньги (плата за обучение) определённый объём знаний;

3) университет функционирует как демократическое объединение, в котором различные слои и группы студентов и избранные представители студентов и преподавателей обладают равными избирательными правами, а также имеют право активно включаться в решение вопросов, касающихся функционирования университета: выбор учебных дисциплин, назначение преподавателей и др.;

4) институциональный индивидуализм, в рамках которого отдельный преподаватель автономен по отношению к руководству университета и студентам, но с точки зрения направлений его исследований находится под контролем научного сообщества в составе отрасли науки, которую он представляет.

С точки зрения Парсонса, европейский университет скорее стремится к третьей демократической модели, а американский реализует четвёртую, хотя в ряде случаев студенты относятся к преподавателю как к продавцу. Не вызывает, однако, сомнения, что элементы иерархии сохраняются в европейских университетах, усиливаясь в связи с широким государственным финансированием. В то же время можно отметить, что конвергенция организационных моделей, выделенных Т. Парсонсом в прошлом столетии, также имеет место.

В научной литературе выделяют несколько идеально-типических моделей взаимоотношений между системой высшего образования и государством[89]89
  Ash M.G. Bachelor of What, Master of Whom? The Humboldt Myth and Historical Transformations of Higher Education in German-Speaking Europe and the US // European Journal of Education. – 2006. – Vol. 41.-№ 2. – P. 245–267.


[Закрыть]. При этом авторы констатируют, что отнесение конкретного варианта к тому или иному инварианту является условным, т. к. любая система отношений включает в себя элементы различных моделей, кроме того, конкретные варианты постоянно эволюционируют. В последние десятилетия происходит конвергенция исторически сложившихся отношений, связанная с экономическими, политическими, социальными изменениями, происходящими в современном глобализирующемся мире. Одним из факторов, оказывающим сильное влияние на этот процесс, как мы уже отмечали, является подписание в 1999 г. Болонской декларации, среди целей которой – унификация основных принципов организации систем высшего образования во всех подписавших документ странах.

Прежде всего, как указывают многие исследователи[90]90
  Juttemeier M. Das deutsche Wissenschaftssystem: Rahmenbedingungen, Organisations – und Verwaltungstypen // Organisationswandel und Wissenschaftskultur. – Wiesbaden: Springer Fachmedien, 2016. – S.99-193.


[Закрыть], взаимоотношения между системой высшего образования и государством определяются степенью автономии, которой обладают университеты в своей постоянной деятельности: обучении, исследованиях, внешних связях и т. п. На этом уровне анализа выявляется континуум от централизованной модели «сверху – вниз», в которой ведущую роль играет государственное регулирование, до децентрализованной модели «снизу – вверх», где университет является главным субъектом принятия как стратегических, так и тактических решений.

В специальном исследовании европейских учёных[91]91
  Le Feuvre N., Metso М. The Impact of the Relationship between the State and the Higher Education and Research Sector on Interdisciplinarity in Eight European Countries. – Comparative Report, 2005.


[Закрыть] был проанализирован уровень централизации/децентрализации в восьми европейских странах, являющихся участниками Болонского соглашения: Франции, Испании, Финляндии, Германии, Венгрии, Швеции, Норвегии, Великобритании. В ходе анализа было выявлено, что наиболее централизованным является регулирование во Франции и Испании, интересы сторон максимально согласовываются в Германии, Финляндии, Венгрии и Швеции[92]92
  Le Feuvre N., Metso M. Op. cit. – P.7.


[Закрыть], и, наконец, в децентрализованном режиме регулирование происходит в Норвегии и Великобритании, где большинство решений принимается самими университетами.

При этом даже в первой модели, несмотря на ведущую роль государства, академическое сообщество не является полностью зависимым и подчинённым, а регулирование происходит путём определения состава преподаваемых дисциплин, которое осуществляется государственными структурами и отражает государственную политику в сфере высшего образования.

В процессе исторического развития системы высшего образования в разных странах эволюционировали в рамках трёх основных моделей, которые ранее были определены нами с точки зрения централизации/децентрализации, однако имеют в истории высшего образования привязку к определённым историческим периодам, конкретным системам и достаточно определённым характеристикам ряда параметров.

Первой из моделей является германская, а точнее – прусская модель, которую обычно относят к первым десятилетиям XIX столетия и связывают с именем выдающегося учёного, создателя Берлинского университета Вильгельма фон Гумбольдта. Вторая типическая модель, формировавшаяся в тот же период во Франции, именуется «наполеоновской». Третья модель, как и следовало ожидать, максимально автономная от государства, получила развитие в США, где республиканская форма правления, высокий уровень индивидуализма и коммерческой активности нашли отражение и в сфере высшего образования.

Идеи Гумбольдта включали академические свободы в определении содержания образования, методов осуществления образовательной деятельности, предмете исследования и выводах по его результатам, а также в соединении в рамках одного университета научных исследований и обучения по всем существовавшим тогда дисциплинам, т. е. создание междисциплинарных «исследовательских» университетов. При этом предполагалось полное государственное финансирование всех видов университетской деятельности – как в сфере образовательной, так и исследовательской. Академические свободы должны были быть гарантированы государством (финансово и законодательно), что повлекло за собой включение данных гарантий в Основной закон ФРГ в 1949 году[93]93
  «Искусство и наука, исследование и преподавание свободны. Свобода преподавания не освобождает от верности Конституции» (см.: Основной закон ФРГ. – Ст.5 (3)). – URL: http://www.lawinmssia.ru/kabinet-yurista/zakoni-i-normativnie-akti/2010-02-15/osnovnoy-zakon-federativnoy-respubliki-germanii-ot-23-maya-1949-g.html).


[Закрыть].

В определённом смысле противоположностью прусской модели является так называемая «наполеоновская модель», полностью изменившая после 1808 г. режим функционирования французских университетов, обладавших широкой автономией на протяжении столетий, получивших ещё большую свободу в интеллектуальной сфере после Великой французской буржуазной революции и утративших её вследствие реформ, проведённых Наполеоном[94]94
  Palmer R. R. How Five Centuries of Educational Philanthropy Disappeared in the French Revolution // History of Education Quarterly. – 1986. – Vol. 26. – № 2. – P. 181–197.


[Закрыть]. Государство поставило высшее образование под жёсткий контроль «Имперского университета», специально созданной для этого организации, превратив университеты в чисто академические структуры и передав все функции по подготовке политической и административной элиты специальным образовательным учреждениям (одним из наиболее известных является Ecole Nationale de l'Administration, где осуществляется подготовка государственных чиновников высокого уровня). В данной модели жёсткий контроль государства осуществляется как над функционированием университетов, так и над набором дисциплин и их распределением между отдельными учреждениями, т. е. централизация носит двойной характер. Кроме того, университеты не имеют монополии в сфере высшего образования и исследований, т. к. параллельно с ними существуют другие учреждения, так же, как и университеты, получающие финансирование из публичных бюджетов.

Максимальными отличиями от «прусской» и «наполеоновской» моделей обладает «англо-американская» модель, в которой университеты рассматриваются как интегрированные центры образования и исследований, призванные отвечать на потребности экономики и общества, в то время как в «прусской модели» их деятельность ориентирована в большей степени на интеллектуальные потребности самого академического сообщества, а в «наполеоновской» – на требования и политические цели государства.

В XXI в. влияние классических моделей в значительной степени сохраняется, однако одновременно можно выделить целый ряд процессов, свидетельствующих о постепенном отходе систем высшего образования от того или иного инварианта. Так, в Германии прослеживаются признаки постепенной утраты университетами их самостоятельности в вопросах определения содержания образования и набора учебных дисциплин. Данная компетенция всё в бо́льшей степени переходит к землям (субъектам федерации), которые несут основную ответственность за функционирование и развитие системы высшего образования на своей территории. Один из авторов «Белой книги образования. За динамичную Германию» К. Ларсен подчёркивал уже в 2004 г., что германская система высшего образования уступает по многим параметрам системам других стран, в частности США[95]95
  Larsen С. Mehr Engagement! // Weißbuch Bildung. Für ein dynamisches Deutschland / D. Dettling, Prechtl Ch. (Hrsg.). – Wiesbaden: VS Verlag für Sozialwissenschaften, 2004. – S. 100–110.


[Закрыть]. Однако прямое заимствование иностранных подходов вряд ли сможет быстро улучшить ситуацию. Он также обращал внимание на необходимость не только развития крупных элитных университетов, но и поддержки относительно небольших учреждений, главным преимуществом которых является возможность более индивидуализированного подхода к каждому студенту, что особенно важно на первом (бакалаврском) этапе получения высшего образования[96]96
  Larsen С. Mehr Engagement! // Weißbuch Bildung. Für ein dynamisches Deutschland / D. Dettling, Prechtl Ch. (Hrsg.). – Wiesbaden: VS Verlag für Sozialwissenschaften, 2004. – S. 100–110.


[Закрыть]. Как следствие ведущейся в германском обществе дискуссии, многие параметры деятельности германских университетов были изменены в 2007 г. в результате принятия «Закона о высшем образовании», который относится к категории рамочных[97]97
  Рамочные законы регламентируют общие принципы и устанавливают правовые рамки по вопросам, находящимся в основном в ведении федеральных земель (см. текст закона: Hochschulrahmengesetz. – 2007. – URL: http://www.gesetze-im-intemet.de/hrg/index.html).


[Закрыть].

При всём значении опыта взаимодействия университетов с государством в исторической ретроспективе, прежде всего в странах с давними традициями и высокими достижениями в сфере высшего образования и подготовки специалистов высшего уровня квалификации, в том числе научных кадров, не менее важным является опыт становления университетов, которые всё чаще называют исследовательскими (предполагается, что они также проводят интенсивные актуальные научные исследования), в государствах, находящихся на начальных этапах развития с этой точки зрения. Их путь к «совершенству» даёт богатый материал для анализа основных факторов, влияющих на развитие систем высшего образования в разных регионах планеты. Подробнее на проблемах, уроках и факторах успеха мы остановимся в разделе, посвящённом реформированию систем высшего образования в странах БРИКС.

В специальном исследовании[98]98
  Altbach Ph.G., Salmi J. The Road to Academic Excellence. The Making of World-Class Research Universities. – Washington: The World Bank, 2011.


[Закрыть] процесса развития университетов в странах с переходной экономикой, а также проходящих политическую трансформацию сформулировано понятие «экосистемы» высшего образования, включающее в себя спектр различных факторов, определяющих в основном успешность продвижения данных систем к «совершенству».

К наиболее существенным факторам авторы исследования относят модель управления образовательными учреждениями и объём выделяемых им финансовых ресурсов, т. к. именно эти параметры определяют степень автономии университетов, позволяют им привлекать в качестве преподавателей и исследователей наиболее известных учёных и обеспечивать им необходимую инфраструктуру для учебной и исследовательской работы.

Естественно, существенными являются такие факторы, как сочетание политической и экономической стабильности, развитие правового государства, а также наличие в стране всех свобод, обеспечивающих самореализацию личности и развитие творческой инициативы. Важную роль играют также местоположение университета, наличие в стране общего видения будущего системы высшего образования, развитие инфраструктуры, в том числе информационно-коммуникационной среды. Однако окончательно не удаётся сделать вывод о том, способны ли вузы развиваться без поддерживающей роли этих факторов или их отсутствие может играть отрицательную роль в среднесрочной перспективе. Например, бурный рост китайских университетов за счёт интенсивного финансирования и предоставления им большей автономии в управлении внутренними процессами может затормозиться за счёт жёсткого централизованного государственного контроля и имеющихся политических ограничений[99]99
  Altbach Ph.G., Salmi J. The Road to Academic Excellence. The Making of World-Class Research Universities. – Washington: The World Bank, 2011.


[Закрыть].

Таким образом, не вызывает сомнения тот факт, что государственная политика в отношении высшего образования определяется уникальным сочетанием таких характеристик, как управленческие структуры, правовые рамки, социальная организация общества, философия и ценности, которые лежат в их основе. Эти специфические особенности, присущие конкретной стране, различным образом взаимодействуют с ключевыми политическими детерминантами: людьми (их властью и положением), внутренними и внешними факторами окружающей среды, общественным мнением. Следует также учитывать роль, которую играют в процессе принятия политических решений результаты научных исследований, временная привязка и лоббирование – каждый из этих факторов может оказывать большее или меньшее влияние на окончательный результат. Отсюда необходимость расширенного, в определённой степени эклектичного и адекватно реагирующего на изменение контекста и отрицающего жёсткое, формальное теоретизирование процесса выработки государственной политики.

В связи с этим представляется необходимым рассмотреть базовые концептуальные подходы, используемые для анализа государственной политики в высшем образовании. В самом общем виде можно выделить два основных подхода: позитивистский и постпозитивистский. Они отличаются друг от друга представлениями о самой природе знания и отсюда – различными определениями того, какие вопросы должны находиться в центре внимания политики в этой сфере, её возможностями влияния на вузы, пониманием самого процесса принятия решений.