Текст книги "Ашната"

Наталья Минина-Magnalia
Ашната

«Вы знаете, что такое пытка надеждой? После отчаяния наступает покой, а от надежды сходят с ума»

Анна Ахматова

– Ой, – вскрикнула она от неожиданности.

Капелька багровой крови упала на землю. Влажная земля сразу приняла каплю крови: разве она разбирает, где капля росы, где капля дождя, а где капелька крови…

– Вот почему я не хотела выращивать розы в саду! – вставая, сказала она. – Возиться с ними сущее наказание, а в благодарность человек получает острые шипы.

– Что случилось, мам? Ты снова укололась? – послышался приятный девичий голосок.

– Посмотри, опять твоя красавица пустила мне кровь, – улыбаясь, ответила женщина и перевязала палец. Часто работая в саду, она уже давно привыкла носить в кармане пару-тройку пластырей.

– На то она и красавица, чтобы отращивать шипы, а потом ими пугать людей, – девушка присела на корточки, чтобы хорошенько рассмотреть утреннюю гостью чайного цвета, которая только что распустила свой упругий бутон.

– Да уж. Еще сравни розы с женщинами. Вот только этого я не хочу! Нет охоты слушать рассказы о куртизанках и их шипах.

– Ты слишком строга к королевам цветочного балла. Как ни крути, они лучшие! – улыбаясь, ответила девушка и понюхала цветок. Он пах приторно, но ей нравился этот запах.

– Лучшие? Элен, хоть это и цветы, но они лишены естественности. Не знаю, почему ты их так любишь. Для меня живой тот, кто по своей природе привык купаться в лучах яркого солнца, и быть обласканным ветрами.

– Что ты имеешь в виду? Одуванчики в траве?

– Да. И одуванчики в том числе. Все, что растет из земли и тянется к солнцу. В каждом полевом цветке хранится целая тайна. Он пахнет полями, лугами, реками и радугой. А чем пахнут твои любимые розы?

– В них приятный запах.

– Чего? Теплицы?

Женщина отошла от аллеи роз и села на скамейку. Казалось, и скамейка и дорожка утопали в цветах: оранжевых, красных, алых и голубых. Буйство красок и ароматов манили шмелей, пчел и ос к этому месту. Словно медом оно было помазано.

– Садись рядом, моя девочка, – женщина позвала девушку к себе и улыбнулась. Её ровные, белые зубы и красивая улыбка мирно уживались на красивом лице и бледной коже.

– Мама, расскажи мне, почему ты так не любишь розы? Этим королевам ты предпочитаешь полевые цветы, – и она посмотрела в сторону маргариток. – Бережно высаживаешь их, занимаешься этим сама, не нанимая садовника. Никто из наших знакомых не понимает твоей увлеченности этими цветами.

– Договорились. А ты расскажешь мне, почему так любишь розы, – смеясь, ответила женщина и заключила дочку в объятья. – Знакомые-знакомые… Наши знакомые восхищались, если бы мой сад был переполнен розами и экзотическими пальмами, за которыми ухаживал бы модный дизайнер, а лейку бы ему держал именитый садовник. Не так ли?

– Мама, ведь мы так богаты, зачем тебе копаться самой в земле? Ты даже не надеваешь перчатки…

– Элен, девочка, разве можно так пренебрежительно относиться к земле? Как же тогда ты её почувствуешь, если будешь работать с ней в резиновых перчатках?

– Мам, ты иногда нас с папой просто удивляешь. Хорошо, что ему все равно и он каждый раз проходит мимо, не замечая не их цветения ни увядания.

– Да, это действительно хорошо. Самое большее, чем он может мне помочь не мешать мне, – улыбаясь, ответила женщина и погладила дочку по коротким волосам.

– Мам-мам, а еще расскажи, зачем нам целый луг лаванды? Ты ее понапривозила со всех уголков земли. И каждый раз, высаживая ее, ты плачешь. И никогда не говоришь почему.

– Возможно и правда пришло время рассказать. Иди ко мне, мой олененок, – она еще сильнее прижала к себе дочь.

Модная стрижка, аккуратно сделанный маникюр, по две серьги в каждой мочке и короткий джинсовый сарафан. Элен была красивым подростком. Черты лица были похожи на мамины. Взгляд и харизму она тоже унаследовала от неё. Ярко зелёные глаза были её особенностью. Алмазный цвет глаз был настолько необычен, что в их семье иногда шутили, что одна средневековая ведьма-красавица не успела догореть на костре, и осталась парить в воздухе. Пролетая мимо Элен, она решила подарить ей цвет своих глаз, чтобы нынешнее поколение могло увидеть, какой неземной красоты глаза были во времена святой Инквизиции.

I
Ваниль

С огромным грохотом на пол упали папки с бумагами.

– Что такое? Что случилось? – спросонья, Анна резко вскочила с кровати.

– Спи-спи. Это мои курсовые полетели вниз.

– Зачем ты вообще полезла туда? Ну ты даешь! Могла сама со стула шлепнуться и расшибить себе голову.

– Я ищу свой дневник. Давно его не доставала, успела по нему соскучиться.

– Хорошо, что все твои книги не попадали. Грохот от них точно бы разбудил все общежитие, – Анна пробубнила недовольным голосом.

Ашната включила маленький ночник, который тут же зажёгся и озарил комнатку светом. Его зелёный свет был очень слабым. Ночным. Он создавал атмосферу уюта и домашнего тепла. Вообще в комнате ничего не говорило о временном пребывании здесь двух девушек. Запах блинчиков, небольшой телевизорик, малиновый конфитюр и пачка зефира на столе дополняли и без того приятную обстановку. «Кусочек дома» витал в воздухе, хорошенько приправленный запахом ванили.

За окном было темно. Лишь тонкий лунный свет старался пробиться сквозь густой туман, растворяющий в себе деревья. Ашната любила смотреть ночью на небо, но сейчас, задёрнув плотно занавески, она только мельком посмотрела наверх, и, ни о чем не подумав, закрыла шторы. Обычно, она загадывала желания, смотря в ночное небо. Ей казалось, что каждая звезда слышит её и знает, что ей нужно. Но сейчас её заплаканное лицо, отяжелевшие от слез веки, не были готовы смотреть туда, где исполняются желания. Открыв дневник, она судорожно начала что – то записывать. Писала она быстро. Через минуту она писала еще быстрее. Со стороны эта игра наперегонки с собственной болью выглядела довольно нелепо. Она писала, сбиваясь: что-то зачеркивала, переписывала, после чего оставляла тетрадь и плакала в подушку. Утирая слёзы, она продолжала писать дальше. То шмыгая носом, то поправляя налипшие на щеки волосы, она писала, писала, писала. Наконец, отложив тетрадку в сторону, она выдохнула. Свинцовые от слёз веки распахнулись. Серо-голубые глаза хрустальной чистоты посмотрели на ночник. Вокруг него летал мотылек. В разрушающей сознание тишине, она слышала, как хлопают его крылышки. «Я мотылек, летящий на свет, который вот – вот обожжется и умрет. Но умрет, зная, что такое любовь», – Ашната вспомнила его слова. Они пульсировали в голове. Стены шептали ей эти же слова. Отовсюду слышался его голос. Взяв подушку, она поднесла её к лицу. Откуда там его запах? Он был везде. Отбросив подушку от себя, она подошла к окну. Было невыносимо сидеть на одном месте. Отодвинув штору, она смотрела на совершенно чистое небо. Туман рассеялся. «Как в природе все просто. Был туман – и нет тумана», – подумала она и снова заплакала. Облокотившись о подоконник, она закрыла глаза. Снова он. «Буду стоять у окна, и смотреть на небо. Так мне легче», – переминаясь с ноги на ногу, подумала она. Смотря на ночной город, девушка чувствовала себя еще более одинокой. В окнах почти не было видно света. Все общежитие спало, и только на вахте мерцал слабый огонек. Охранники не спали никогда. А весь город спал. Даже трава под её окном видела свои сладкие сновидения. Все казались ей счастливыми. Все, и даже деревья, избавившиеся от густого тумана. И только она, девушка у раскрытого окна, смотрящая на ночной мир заплаканными глазами, чувствовала себя несчастной.

– Ты чего не спишь?

– Извини, Анна. Я снова разбудила тебя.

– Закрой окно, мне дует. Ложись, не броди по комнате как приведение!

– Я всем только мешаю, – монотонно ответила девушка. – Наверное, станет лучше, если я исчезну.

– Роешься в своих книгах до утра. Это в них тебя учат таким глупостям? – недовольным тоном, ответила сонная подруга и быстро заснула.

– Я закрыла окно, можешь спать.

Ашната отошла от окна, взяла ключи, обулась и вышла. Выйдя из комнаты, она услышала, как где-то тихо играет музыка, а из другой комнаты раздавался смех молодых людей. «Видимо они живут даже при выключенном свете», – подумала она и ускорила шаг.

– Добрый вечер. Я из 107 комнаты. Разрешите мне выйти, пожалуйста, – обратилась она к вахтеру.

– Не положено.

– Я Вас очень прошу, – взмолилась Ашната.

– Девушка, дождитесь утра. Утром вы напишете заявление администратору общежития и решите все вопросы с ним.

– А если я не доживу до утра?

Этот вопрос поставил охранника в тупик. Он посмотрел на неё с сомнением и опаской. По всей вероятности, он сумел разглядеть отчаяние в ее глазах и даже почувствовать боль, которую они выражали. Но что он мог?

– Я не могу Вам помочь, как бы мне этого не хотелось, – ответил он и отошёл.

Ашната оставалась стоять на том же месте. Она не хотела уходить. Здесь ей было легче. Здесь не было его. Она услышала чьи-то шаги. Сначала она подумала, что это второй охранник идёт на смену. Но к вахте подошла пожилая женщина. Она выглядела, как сказочница в нелепом длинном халате. Ашната смотрела сквозь неё, она не понимала, почему женщина стоит рядом. «Наверное, она ждет охранника», – машинально пронеслось в её голове.

– Вы тоже ждете охранника? – необычайно ласковый голос женщины разорвал тишину.

– Да. Он отошёл.

– Никак не заснуть. Голова будто разрывается от боли, а таблетки кончились. Наверное, это полнолуние дает о себе знать.

– Подождите его. Вам он поможет, – на автомате ответила девушка. Она по-прежнему смотрела в пустоту бесцветным, отсутствующим взглядом. Все как – будто происходило не с ней, а где – то рядом, вне её сознания.

Наконец мужчина появился из соседней комнаты. В руках у него был чайник, по всей видимости, только вскипел, и пачка дешёвого печенья. Ашната никогда не покупала такое печенье, сплошь маргарин и сливочное масло. Зато оно отлично хрустело на зубах. Наверное поэтому оно так нравилось охраннику.

– Будьте добры, дайте таблетку от головы, – и снова этот ласковый голос. Он словно вернул Ашнату в общежитие.

Девушка продолжала молча стоять в углу. Она не поднимала глаз на собеседников, но не потому что веки отяжелели от выплаканных слез. Ей попросту незачем смотреть на них. Да и не слушала она их вовсе. Слабое шарканье снова вернуло мысли девушки сюда, на вахту. Женщина с таблеткой в руках удалялась, медленно идя по длинному коридору.

– Вы же помогли этой женщине. Помогите и мне! – вдруг снова взмолилась Ашната и посмотрела в глаза мужчине, жующему мерзкое печенье.

Шарканье затихло.

– Девушка, ну на каком языке мне объяснить, что я не имею права Вас всех выпускать. На улице ночь! А если каждый из вас вот так начнет выходить ночью, что получится. Пустое общежитие на утро и меня выгонят с позором?

– Мне нужна эта ночь! Мне нужна эта прохлада! Я хочу жить! Хочу жить! – в её голосе было столько отчаяния, что охранник опешил. Машинально поставил на стол чашку, из которой хотел отпить только что заваренный чая, и откинулся на спинку своего просиженного стула.

– Я хотел бы Вам помочь, но везде камеры. Если я открою дверь, меня завтра же выгонят! Поймите вы это наконец!

– Я просто хочу жить… её голос такой тихий – тихий. Стеклянные глаза смотрели на закрытую дверь, как на еще одну несбывшуюся надежду.

– Откройте мне дверь. На воздухе голова пройдет быстрее, – тёплый женский голос донёсся до девушки.

Охранник неохотно встал и пошел к двери, громко тряся связкой ключей. Их эхо играючи раздалось по всему Дому Студента. Он по – прежнему жевал печенье с запахом малины и ванили. Но это были добавки, ничего натурального: ни малины, ни ванилина. Иллюзия с приторным запахом ванили.

– Голова покруживается. Пусть меня доведёт до скамейки эта милая девушка, – показывая на Ашнату, попросила женщина.

– Проведите, пожалуйста, нашу нянечку во двор. Видите, у неё сильно болит голова, – подойдя к Ашнате, попросил привратник и мысленно выдохнул.

Ему хотелось помочь девушке с бледным лицом, но страх потерять работу был сильнее. Инстинкт самосохранения взял верх над ним. Взяв пожилую женщину под руку, девушка шла по ночному двору и вдыхала свежесть звенящего воздуха. Божья Рука дотронулась до Ашнаты и помогла ей.

– Надо же, совсем нет ветра. Не припомню такой тихой ночи, – произнесла женщина.

– Тишина перед бурей, – потрескавшиеся губы ответили на автомате, глаза по-прежнему не выражали ничего живого. Только боль.

– Нет, эта тишина после бури, – тёплый, молочный голос обволок Ашнату. Мелкие мурашки пробежали по её коже.

– Давайте присядем. Вам не нужно сейчас много ходить, – наконец нотка участливости прозвучала в голосе белой как полотно девушки, и она указала на скамейку.

– Я сяду, дочка, сяду. Не переживай. А ты иди!

– Мне некуда идти. Но и там оставаться я не могла. Понимаете? – и снова эта мольба в глазах.

– Можешь не рассказывать мне ничего. Просто знай, что как бы это странно не звучало, я тоже была молодой и я тоже страдала. Но все прошло. И твоя боль временна и скоро пройдет!

– Как Вы можете знать? Ведь каждая судьба неповторима…

– Я не знаю твою судьбу и не чувствую твою боль. Но я чувствовала свою.

– Спасибо за участие. Я, пожалуй, пойду, пройдусь.

Девушка шла быстрым шагом по саду пока не уперлась в закрытую калитку. Остановившись около неё, она вздохнула. «Вот и хорошо. Все равно за калиткой такая же ночь. Ничего нового. Никакого спасения», – подумала она и оглянулась.

Она стояла напротив своего окна. Сейчас оно казалось ей одним из тысячи спящих окон. Ничего не говорило о том, что там кому-то плохо, нестерпимо больно и одиноко. Со стороны все окна кажутся одинаковыми. А сколько тайн таит каждое из них.

– Ты не хочешь уходить, детка?

– У меня не хватит смелости.

– Детка, понимаю тебя. Только ведь не забор тебя останавливает. Его можно перепрыгнуть и уйти.

– Я хочу забыть. Почему люди не могут забыть с такой же легкостью, как закрывают окна, чтобы казаться спящими за занавесками?

– Человеческая душа не изучена. Она мечется, мучается, но помочь ей может только время.

– Почему люди часто обижают друг друга? Почему уходят друг от друга?

– Видишь, эта таблетка от головной боли, – женщина разжала ладонь, в которой лежала таблетка. Душа еще не изучена, поэтому и таблеток от душевной боли еще не изобрели. Значит, нужно научиться самой себе помогать, детка. А то как бы получилось: заболит душа, выпил таблеточку и прошло? Нет, так не годится. Только сам себе человек может помочь. Сам.

– Что я и пытаюсь делать. Я всегда хотела самого малого. Счастья! И всегда оно убегало от меня.

– Малого? Ты хотела того, что случается с людьми очень редко. Настоящие моменты счастья так же редки, как падающие звёзды в таких шумных городах, как наш. Но счастье можно найти и в каждом дне, не обязательно ждать падающую звезду.

Девушка забралась с ногами на скамейку и прижалась головой к коленям.

– Как я смогу снова доверять людям? С ним во мне умерла не только любовь, но и вера.

– А надежда?

– Не знаю. Она еще тихонько, едва слышно дышит во мне, но её так мало. Я боюсь этой тишины, она повсюду, и в этой тишине он…

Женщина приподняла шерстяную шаль.

– Залезай поближе. Ты замёрзла.

* * *

Выключив свет в ванной, он побрёл по длинному коридору, который освещали позолоченные канделябры. Остановившись перед большим зеркалом с идеально высеченной дубовой рамой, он долго смотрелся в него. Это был взгляд доброго, но чем-то озадаченного человека. Еще некоторое время мужчина продолжал смотреть на своё отражение, после чего перевел взгляд на свои руки. По серьёзному выражению его лица можно было прочесть не только напряжение, но и усталость, которая тяжелым грузом отражалась в его глазах. Потерев вески, он зачесал мокрые волосы и неспешным шагом направился в спальню.

– Почему ты так долго? Я хочу тебя, – женский голос, больше похожий на урчание кошечки, сладостно запел в темной комнате.

– Не сейчас. Я очень устал. И почему ты не в своей комнате? – сухо ответил мужчина, не дожидаясь ответа.

– Я специально купила для тебя новое бельё, посмотри, – женская рука потянулась к настольной лампе, но мужской голос оборвал её.

– Не включай свет. Я хочу спать.

И снова тишина. Он быстро уснул. Но перед этим, как обычно, поцеловал нательный крестик и перекрестился.

* * *

Чуть пригреешься в обнимку с мечтой, и ночь пролетает почти незаметно.

– Дорогой, просыпайся, – она стояла над ним, как хищница перед прыжком.

– Который час?

– Половина седьмого. Ну, посмотри хотя бы сейчас на меня. Тебе нравится? Красное кружевное бельё, алого цвета чулки и приторные духи с еле уловимым запахом ванили заполняли комнату тяжелым красным цветом.

– Не стоило меня будить так рано. У меня было еще полчаса сна.

– Так тебе нравится, дорогой? Я надела его для тебя. Дотронься до меня. Ты ведь видишь, я вся дрожу от желания, – она взяла его руку и положила её на свою грудь.

– Накинь халат, в комнате холодно. Ты опять не выключила кондиционер.

Он встал и пошёл по длинному коридору в ванную. Снова позолоченные канделябры, снова зеркало. Приняв душ, он закутался в махровый халат. К столу он спустился в нем же. Завтрак на столе был еще тёплым. Выглаженная рубашка и костюм через десять минут уже висели на вешалке в спальне.

– Приятного аппетита!

– Спасибо, Мадлен. Как всегда очень вкусно.

– Не знаю, какой галстук Вам достать?

– Что-то не броское, как обычно. Сегодня день ничем не примечательный.

– Хорошо, господин…

Не успела экономка договорить, как он перебил её:

– Сколько раз я просил не называть меня господином и по фамилии. У меня есть имя. Так ко мне и обращайся.

– Хорошо, господин. Простите, я постараюсь научиться.

– Сколько лет Вы работаете у меня? Страшно подумать… А все никак не поймешь, что в этом доме тебе одной я рад по утрам.

– Том уже выгулял Грету, но она опять просится в сад. Можно я её выпущу? Экономка подошла к стоящей у стеклянной двери собаке и погладила её по черной шерсти.

– Грета, малышка, ну подойти к папе, – мужчина улыбнулся.

Сейчас было совсем несложно представить его тем юношей, которым он был когда-то. Чьи черты с каждой улыбкой рождались на помолодевшем от счастья лице.

Крупная догиня подошла с виляющим хвостом и лизнула его щеку. Он похлопал её по поджарым бокам и потянул за брылья. Эта была игра двух друзей. Собака редко видела хозяина в хорошем настроении, но никогда не отказывалась поделиться с ним своей радостью. Сейчас, играя, они возвратились в то время, когда Грета была щенком, а Александр был моложе и счастливее.

– Будь добра, выключи кондиционер в спальне и попроси Хью еще раз погулять с малышкой. Она не набегалась.

– Будут ли еще распоряжения?

– Пожалуй, нет. Попроси Тома подавать машину через пять минут. Спасибо.

– Конечно. Вы будете ужинать дома?

– Дома…? – задумчиво повторил мужчина и ушел, ничего не ответив.

* * *

Через плотно задернутые шторы пробивались рассветные лучи. Тонкой вуалью ложились они на золотые волосы спящей Ашнаты. В комнате пахло крепко заваренным кофе.

– Извини. Кажется, я разбудила тебя.

Крышечка от помады упала на дощатый пол. Анна пила кофе и параллельно наносила толстый слой макияжа. Ей нравилось привлекать внимание окружающих людей, особенно мужчин. Часто Ашната подшучивала над ней, правда по-доброму, называя «раскашенным яйцом». Анна не обижалась. На это у бойкого воробушка ответ был один «Кому раскрашенное яйцо, а для кого наливное яблочко». Они были абсолютно разными, но, тем не менее, судьба свела двух девочек в этой комнате. Наверное, поэтому, они не обращали внимание на то, какими разными они были. И отдавали предпочтение лучшим сторонам друг друга. В конце концов, это и проще и приятнее. В комнате всегда был порядок и приятные запахи свежей выпечки. Обе девушки были сластенами, то одна то другая, да купит зефир, или приготовит блинчики, а то и сырники. В эти выходные у плиты стояла Анна. Частенько бывала она резкой, но видя все, что происходит с Ашнатой, она старалась её поддержать, но по-своему «по – резкому».

– Ничего страшного. Будильник все равно прозвонил бы через пятнадцать минут. Доброе утро! – Ашната попыталась улыбнуться.

– Ты сразу в универ, или успеешь в библиотеку забежать?

– А ты разве не в университет? Хочешь что-то попросить?

– Да у меня совсем нет времени с этой работой. Можешь выписать для меня несколько книг? Никак не начать работу над дипломной, и с курсовиками нужно решить.

– Напиши мне список, я посмотрю.

– Уже написала. Вон, листик лежит на телевизоре. Спасибо, я знала, что на тебя можно положиться, дружище.

Анна расчесывала свои длинные волосы и в зеркало смотрела на заплаканное лицо подруги. Несмотря на слёзы, оно было прекрасным! Этому лицу не нужна косметика. Скорее, она только портила бы его. Яркие глаза, пухлые красные губы и маленький, точеный нос, тонкая лебединая шея и золотые волосы. Все в ней было настоящим, её красота была такой же естественной, как слёзы, застывшие в глазах.

Ашната ждала, когда же наконец подруга выйдет из комнаты. Для неё, как и для миллионов людей наступило утро. Было ли оно для неё долгожданным? Наверное, нет. Вместе с ней проснулась и боль, которая ночью притаилась и на время сна затихла. Только захлопнулась дверь, как слёзы полились градом. Это были слёзы очищения. Очищение от боли, от обиды, от разочарований. Прозвенел будильник. Нехотя она встала с кровати. Нежные пальцы коснулись пола. Она любила ходить босяком, только зимой натягивала высокие шерстяные носки и ходила в них.

Сняв с себя ночную рубашку, она включила душ. Теплые капли ложились на её тело, питая его теплом. Она подставила спину тонкой струе теплой воды и руками дотронулась до груди. Спустилась ниже. Её женственные бедра и округлые ягодицы были в пене. Легкими движениями она втирала в кожу гель. «Еще совсем недавно он касался меня. Как это было приятно», – подумала она и закрыла глаза. Ею овладело желание. Она хотела его почувствовать рядом, почувствовать его в себе. Такого с ней прежде не было. Волна наслаждения с болью накрыла её. Она дотронулась до бедер и провела рукой по лобку. Нервная дрожь пробежала по телу. Внутри начало все пульсировать. Девушка стояла с закрытыми глазами, повернувшись к стене: одной рукой она держалась за поручень, вторая рука ласкала то сокровенное, которое еще помнит прикосновение его рук.

Выйдя из душа, она почувствовала сильную слабость. Заварив себе крепкого чая, она на автомате включила телевизор для фона. По нему, как обычно, смотреть было нечего. Впрочем, Ашната его и не смотрела. Уставившись в одну точку, она сидела, жуя зефир, не получая от завтрака никакого удовольствия. Странное ощущение пустоты заполнило её душу. Она не понимала, как могло так случиться. Ей хотелось забыть то, что произошло в ванной. Она сама себя не понимала. В тот момент, будто отключилось сознание и остались одни чувства, которым подчинялись её руки.

Очнувшись от груды мыслей, она достала с полки несколько толстых тетрадей и уложила все в сумку вместе с пачкой овсяного печенья. Проверив, есть ли в портмоне деньги и проездной, она собралась было уходить, как вспомнила, что не взяла листок со списком книг для Анны. По телевизору шли новости. «Как всегда ничего интересного. Предвыборная гонка. Мне бы их проблемы», – подумала Ашната и сама улыбнулась от своих мыслей. Один из мужчин говорил что-то тише остальных, но слушали его с большим интересом, чем всех собравшихся. «Счастливый он. Говорит тихо, и его слышат. А здесь можно кричать, и никто не обернется… Наверняка таким тихим уверенным голосом он добивается в жизни всего, чего пожелает», – Ашната не прислушивалась к тому, о чем был репортаж, она не знала этих людей, говорящих в телевизоре, ей было не до них. Выключив телевизор, она взяла листок и захлопнула дверь.

* * *

– К Вам можно? – секретарша постучала в дверь и, не дожидаясь ответа, зашла в кабинет.

– Вы принесли все бумаги, которые я просил подготовить еще вчера? – серьёзным голосом спросил Александр, не отрываясь от изучения бумаг.

– Пришлось обзвонить всех наших партнеров. Это заняло много времени. Возможно, готово еще не все. Я постараюсь сегодня все закончить, господин – тембр слишком сладкий, такой неприятный голос, нудно растягивающий слова.

– Придётся постараться. У меня мало времени. Перед отлетом я бы хотел видеть все готовые материалы у себя на столе. Без задержек.

– Да, я поняла. Что-нибудь еще?

– Можете быть свободны.

– Я хотела задать вопрос, позволите? – пухлые губы, ярко красная помада, отбеленные зубы, длинные наращенные ресницы и узкий пиджак, застегнутый на одну пуговицу, аппетитно подчеркивающий пышную грудь.

– Спрашивайте, – не отрываясь от бумаг, ответил он.

– Вы улетаете один?

От неожиданно-провокационного вопроса, он поднял голову и посмотрел в хищные глаза молодой девушки. Она держала в руках папку и водила по ней длинными ухоженными ногтями. Татуированная бровь, идеально очерченная, поднялась в неестественном удивлении.

– Это имеет значение? – его голос оставался таким же безразличным.

Подойдя к столу, она положила папку на стол и наклонилась над мужчиной. Склонившись над его головой, она чувственно разомкнула пухлые губы и на ушко ответила вожделевшим голосом:

– Огромное.

– Что Вы хотите этим сказать?

– Хочу сказать, что Вы самый красивый мужчина и самый желанный. А еще я хочу…

Повернув кресло к себе, она села перед ним на колени. Длинные ногти коршуна скользнули по его рубашке, расстегнув несколько пуговиц.

– Я закрыла дверь, – прошептала она и лизнула мочку его уха.

Дотронувшись языком до его сосков, она опустилась ниже. Привычным движением головы, она мастерски расстегнула зубами ширинку его брюк и застонала. Он положил ей руку на голову и управлял её движениями. Она была рада подчиниться. Такова была её суть.

Вставая, она облизнула свои губы и послала ему воздушный поцелуй. Это выглядело пошло. Все в ней было вызывающим: даже безобидный, по-детски трогательный воздушный поцелуй, выглядел вульгарно. Есть люди, которым удается с умением ремесленника менять суть вещей одним своим присутствием, и не всегда в лучшую сторону. Кроме чувства опустошения такие женщины не могут дать ничего. Не потому что не хотят, а потому что не могут.

Зазвонил телефон. Он взял трубку и таким же безразличным взглядом посмотрел на неё, давая понять, что она свободна. Закончив короткий телефонный разговор, он сказал:

– Не забудьте свою папку.

– И это все? – закручивая на палец выбившуюся прядь волос спросила она.

– Постарайтесь, чтобы к вечеру все бумаги лежали у меня на столе.

– Так Вы мне так и не ответили. Вы улетаете один?

– Не ответил, потому что Вы не дождались ответа. Да, я еду один, – сказал он тихим, но твердым голосом, способным положить на обе лопатки любого, кто осмелится возразить.

– Но я хотела…

– Вы свободны, – не дав договорить секретарше, он встал из-за стола, собрал в кейс из крокодиловой кожи, бумаги и вызвал по телефону шофера.

* * *

Идя по залитому солнцем городу, Ашната чувствовала себя свободной. Ветер ласкал её волосы. Она щурилась, но не хотела надевать солнечные очки, они гармонично украшали её голову, забирая наверх густые пряди золотых волос. Ей хотелось пропахнуть солнцем. В руках она несла пакет с книгами. А в ушах играла любимая музыка: британский язык, голос с хрипотцой, красивые стихи, и прекрасная музыка. «Кто может спеть лучше о любви, чем Элтон Джон…», – каждый раз думала Ашната, слушая любимого исполнителя. А когда играла медленная мелодия, она представляла, что под неё её закружит в танце любящий муж. Это будет их первый танец. Танец любви.

Зайдя в кабинет методиста, она попросила свою зачетку.

– Ашната, Вы наша лучшая студентка! Можно сказать, наша гордость. Рекомендуем Вам пересдать историю религии за третий курс. Эта оценка может помешать получить Красный диплом, на который Вы идёте.

– Я как раз хотела посоветоваться с Вами. Если я пересдам, то проблем быть не должно?

– С Вашими знаниями и старанием, не понимаю, как вообще такое могло произойти, чтобы Вы получили не высший балл.

– Да, с моим старанием… – на автомате повторила Ашната.

– Что?

– Простите, это я так. Запуталась в собственных мыслях, – слегка смутившись, ответила девушка. – Сейчас перепишу расписание, если позволите.

– Положите пакет и сумку на стул, – выдвинув стул из-за стола, сказала методистка и занялась своими делами.

Поступив в университет, точнее, переступив порог «храма знаний», Ашната пообещала себе, что выйдет из него только с Красным Дипломом. С первой лекции, она шла к этому: читая книги, роясь в конспектах, ходя по библиотекам. Она находила во всем этом огромное удовольствие. Ей нравилось, что рассказывая лекцию, преподаватели часто искали глазами её умные глазки, готовые впитывать новые знание. Нередко, они вступали в диалог, Ашната любила задавать дополнительные вопросы, а профессора были рады поделиться тем, что знали сами.

– Ашната, Вы можете передать Анне, что необходимо незамедлительно подойти к нам с курсовыми работами за прошлый год?

– Я передам. Что-то случилось?

– Думаю, что ей придётся объясниться. Преподаватель, проверяющий её работу, уже уволен за безответственность, а с ней разговор еще только предстоит, – какой же сухой и безразличный голос у методистки. А ведь она еще молодая женщина. Совсем не было жизни в её голосе.

– Что же могло произойти такого серьёзного?

– Страшно сказать! Она украла работу у нашей выпускницы. Мы звоним этой бесстыднице, вашей соседке, уже неделю, трубку она не берет, а в общежитии мы её не застали.

– Анна работает, – растерянным голосом ответила Ашната и отошла к стене, держа в руке пакет.

– Знаем, где она работает, – и она осеклась. – Это не наши проблемы. Её задача сейчас учиться! Остальное нас не касается.

– Она хороший человек. Не думаю, что без веских причин, она пошла бы на такую сделку с собственной совестью, – Ашната не могла поверить в то, в чем обвиняют её подругу.

– Я вижу, вам свойственно смотреть на мир через розовые очки, уж простите мою прямолинейность. Ашната, вы такие разные. Советую снять эти очки хотя бы на время и познакомиться поближе с Вашей подругой, – методистка достала несколько папок из шкафа и вытащила листок с фотографией Анны. Это было её личное дело.

Ашната быстро пробежала глазами, словно скользя по хрустально-ровному льду. Потом поскользнувшись взглядом на чем-то, остановилась. Часто сглатывая, она то и дело поднимала брови. Лицо выражало бурю негодования. Хлопая длинными от природы ресницами, она водила указательным и средним пальцем около веска. Потом резко отодвинув листок от себя, сказала: