Текст книги "Стихи конструктора. Том 1"

Стихи конструктора
Том 1
Наталья Патрацкая

© Наталья Патрацкая, 2017

ISBN 978-5-4485-6142-9

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Зимний романс

 
Спокойствие, нежность заполнили душу,
не гложет тоска, нет страданий и слез.
Я Вас повстречала в январскую стужу,
нас обнял счастливый московский мороз.
 
 
И стоны, и муки терзать перестали,
распутались путы сердечных невзгод,
и как Вы меня среди прочих узнали
в московской толпе, где народ да народ?
 
 
И счастья улыбка лицо озаряет,
и словно светлее от Ваших очей.
Мороз – не мороз, если сердце пылает
и кровь разгоняет быстрей, горячей.
 
 
Надежда и радость в душе безмятежной,
нет больше печали, нет тока в крови.
В морозных узорах Москвы белоснежной,
мне видятся очи лукавой любви.
 

3 января 1987.

«Мы столько лет живем с тобой…»

 
Мы столько лет живем с тобой
Под этой крышею вдвоем,
И не всегда мой дорогой,
Свою любовь мы бережем.
А помнишь, письма мне писал,
Из сотен милых, нежных слов?
Ты их из сердца доставал,
И нет прекраснее даров.
А, помнишь, поезд бросив свой,
Ко мне в вагон ты прибежал,
А поезд твой махнул рукой.
Ты от него, мой муж, отстал?
А, помнишь, глядя на меня,
Вонзил топор ты в свою ногу,
И с дерева снимал меня
Для фотографии подолгу?
А возвращаясь из кино,
Ты на руках меня носил.
Но это было так давно,
А вот теперь и нет тех сил.
Ты – моя первая любовь,
Ты – сердцу моему награда,
И рада я, что вновь и вновь,
Ты постоянно где-то рядом.
 

9 января 1987

«Москва – ты история народа…»

 
Москва – ты история народа.
Москва – город счастья и свободы.
 
 
В Москве – принимаются решения.
О Мире – здесь даются предложения.
 
 
Всегда – против войны моя Москва.
Всегда – за мир и счастье всем – она.
 
 
За космос – чистый космос без войны.
За дружбу – без угроз и суеты.
 
 
Москва – за достойный, честный труд.
Москва – за дело разума и рук,
 
 
Искусство – полное чудес,
Науку, точность и прогресс.
 
 
Москва – за спорт, за детский смех,
За счастье всех, за счастье всех.
 

24 января 1987

«Под ярким небом серость и нелепость…»

 
Под ярким небом серость и нелепость,
Весенний город утомления полн,
Какую ты из жизни сделал крепость,
Куда приплыл ты человечий челн?
 
 
Дома, дома отчаянно различны,
И бесконечный каменный массив,
Есть улицы, достаточно приличны,
Но в целом город все же ты красив.
 
 
Да, ты любим страной и москвичами,
И каждый любит улицу и дом,
И прослывут, возможно, чудаками,
Те, кто не любят что-то в городском.
 
 
Взмывают в небо белые гиганты,
Бегут машины быстрым табуном,
И серые дома людских талантов,
Стоят укором веку или сном.
 
 
Всегда подвластен город человеку,
И человек способен все объять,
И отдает он дань любому веку,
Строения веков готов понять.
 

Март 1987

«Гладиолусы зеленые…»

 
Гладиолусы зеленые
распустились на ветвях,
И деревья, в меру стройные,
изменились на глазах.
Очень милые бутончики,
чуть проснувшихся листов,
И похожи листьев кончики,
на раскрытый клюв птенцов.
Только их деревьям —
матушкам прокормить легко листки,
Как волне бежать по камушкам,
их пути всегда легки.
Прихожу я, к их беспечности
посидеть на берегу,
И вдыхаю воздух вечности,
и снимает лес беду.
Вспоминаю день Победы,
огонь вечный сквозь звезду,
Он возносит искры света
 
 
для салюта в черноту.
И мерцали эти искры
в поднебесной вышине,
В честь загубленных на Истре,
в честь погибших на войне.
И сходились все живые
посмотреть салютный блеск,
Разносился над землею
от салюта звонкий треск.
Набегал могучий ветер,
холодом пронзал людей,
Искрами в народ он метил,
и в лесах шумел быстрей.
День Победы был вчера,
а сегодня тишина,
И бурлит моя река,
и спокойно спит листва,
И ко мне с небес спустилась
синеглазая мечта,
Вся спокойствием укрылась —
не растает до утра.
 

1987

«Течет вода в сиреневом граните…»

 
Течет вода в сиреневом граните,
Летит струей в воздушной синеве.
О, струи, струи, солнечные нити!
Блестят сполохи в призрачной Неве.
 
 
Я засиделась на его граните,
В день теплый, солнечный и полный красоты,
О, воды, воды, душу мне встряхните,
И заберите стоны немоты.
 
 
Я оживу на каменных ступенях,
Сольюсь одеждой с цветом ручейка,
Чуть-чуть займу его текучей лени.
И вдруг услышу: песнь его звонка!
 
 
Летит ко мне, в безоблачном полете,
Сирени многоярусный цветок,
И кто-то руку держит на излете,
С нее слетает нежный лепесток.
 
 
Мой милый парк, на склоне богом данным,
Таишься ты средь зелени лесов,
Где три кита взрываются фонтаном,
Чудесный пруд, Каскада вечный зов.
 
 
Каскад, каскад, с тобою я сроднилась,
И даже в отпуск бросить не хочу,
Ну, что мне воды Ганга или Нила?
Я и в фонтане прелесть нахожу.
 

1987

«Жить всегда спешит ива-ивушка…»

 
Жить всегда спешит ива-ивушка,
В ней доверчивость, словно девушка,
К солнцу тянутся ветви милушки
И взрываются сотней солнышек.
 
 
Как у кошечки, мягок серый пух,
Лаской светится сероокая,
И стоит красой, превратившись в слух,
И ждет добрых слов – слышит строгие.
 
 
И в ответ на них, в пухе резкий крен,
Появляются иглы зелены,
С желтым острием – против всех проблем,
С жизнью их краса уже сверена.
 
 
Среди многих ветл, есть всего одна,
Где тюльпанчиком были листики,
И пушиночки берегла она —
Распускаются остролистики.
 
 
Опадает пух у ее подруг,
А она одна к солнцу тянется.
Мудрость верная – это лучший слух,
И она с листком – не прощается.
 

1987

«Невезения полоса…»

 
Невезения полоса
Лежит мерзлою землею,
Первых листьев голоса,
Отодвинуты зимою.
 
 
И погода: ноль, да ноль,
И нули сплошные в сердце,
И отчаянная боль,
От весны за зимней дверцей.
 
 
Снег с дождем, рука в руке.
Так порой летают братья.
Ищет выхода к реке,
Затерявшееся счастье.
 

21 апреля 1987

«Под шум холодного прибоя…»

 
Под шум холодного прибоя
Гуляли трое у реки,
Смеялись все без перебоя,
И были шуточки горьки.
 
 
Но – раскололся треугольник:
Обнялись двое сгоряча,
А третий маленький поклонник,
Вдруг отвернулся невзначай.
 
 
И бродит по песку тоскливо,
И пишет имя на песке…
Те, в настроении игривом,
Забылись в радостном смешке.
 
 
А он выводит: «Люся, Люся…»
Рыхлит в отчаянье песок.
Да, вас судить и не берусь я.
А над рекой затих смешок.
 

1987

«Детство, отрочество, юность …»

 
Детство, отрочество, юность —
Белой черемухи цвет.
Беды, разлуки, заботы —
Их еще нет, нет, нет.
В детские пухлые годы
В пышных волосиках бант,
Только и было заботы,
Где разместить кукол стан,
Где раскачались качели,
Где появился песок —
Новости эти летели
Быстро в Алесин висок.
Стоило чуть подрасти ей,
Руки белы от мелков.
Вей ветерочек, вей, вей
Ноги стройней от прыжков.
Прыгалки, куклы. Подружки…
Белой черемухи цвет
Падал на детства подушки.
Брезжил отрочества свет.
Бантик растаял бесследно,
Зеркало манит их в плен.
Страсти: что модно, что бедно,
Кто что одел, кто же смел.
И телефонная трубка
Прыгает часто к ушам,
Тают в расспросах минутки,
Трудно вернуться к делам.
Что-то меняется в детях.
Белой черемухи цвет
Ветер в девчонке приметил
В темной косе место лент.
 

17 мая 1987

«Русский лес, какой ты разный…»

 
Русский лес, какой ты разный,
Ты похож на наш народ,
Ты рабочий лес, не праздный,
Много есть в тебе пород.
 
 
Есть как сосны – великаны,
Люди старых поколений,
Шли по жизни только прямо,
Не боялись столкновений.
 
 
Наши женщины России
Белолицые березы,
Они ласковы, красивы,
Пусть их минут в жизни слезы.
 
 
Есть, как ели величавы,
Верностью своей упрямы,
И спокойны, и горды,
Правде и себе верны.
 
 
Есть осины, что трясутся
От любого ветерка.
Нет, вас беды не коснуться,
Вам одуматься пора.
 
 
Есть мужчины, словно кедры,
Силой, мужеством, умом,
Они в общем-то не редки,
Но растут лишь не кругом.
 
 
Вот дубы, как коренасты
Эти крепкие стволы!
Не страшны им все несчастья —
Только молнии одни.
 
 
Клен стремится только к солнцу,
Гордый и красивый клен,
Счастье пьет, не смотрит в донце —
Он упрям и тем силен.
 
 
Подрастают поколения
Новых, молодых лесов,
Лишь военное затмение
Не прибавило кустов.
 
 
Выкосило все породы:
Не рождались, не взошли,
Наши добрые народы,
Не рожденными ушли.
 
 
Но живучий русский лес,
К солнцу тянется и к счастью,
Голубых своих небес
Он сторонник, не несчастья.
 

1987

«Приятно жить среди родных лесов…»

 
Приятно жить среди родных лесов,
Под солнцем ярким окунуться в небо
И слышать трели птичьих голосов,
И быть счастливой, даже пусть нелепо.
 
 
Летает в небе первый красный лист,
Летает, ждет осенних листопадов,
А воздух так прозрачен, светел, чист,
Что, кажется, быть лучше и не надо.
 
 
Душа светла, и мысли все чисты,
Нет злобы, память синевой укрыта,
Мечты и мысли от красот просты,
Хоть грусть и ревность действуют открыто.
 
 
Умылось небо от своих невзгод,
Сияет милой, чистой синевою,
И вновь прошел весьма тяжелый год,
Но тихо и светло над головою.
 
 
Любимый мой, с мечтами прилетай,
И опускайся в сердце незаметно,
А чувства, как стихи мои листай,
Любовь – она и смертна, и бессмертна.
 

1987

«Тюльпан – цветок неукротимый…»

 
Тюльпан – цветок неукротимый,
Красив и благородно свеж.
Горит огнем тюльпан красивый,
Пылает пламенно для всех.
 
 
Пурпурный цвет его основа,
Но он бардовым может быть,
И в красно-желтый цвет готова
Его наука превратить.
Людьми за красоту и гордость,
Тюльпан был с древности любим,
Добыть его – большая сложность.
Он состояние стол им.
 
 
Теперь цветет в садах и парках,
Несет он праздник в жизнь людей:
Он украшение подарков
Для подношения гостей.
 
 
Цветок любви и уважения,
Цветок пленительных побед.
Он не бывает поздний, ранний
Цветет весь год цветок для всех.
 
 
В тюльпане тайна полнолуния:
Он так же светел и лучист,
Он в ореоле, словно лгунья,
И в красоте своей он чист.
 

1987

«Я вальс на лыжне танцевала…»

 
Я вальс на лыжне танцевала,
Кружился со мной белый лес,
Блестела, искрила, ласкала
Вся зимняя сказка чудес.
 
 
Серебряный иней березки
От вальса светил и сверкал,
Снежинок красивые слезки
На землю порой опускал.
 
 
На елочке белка кружилась,
Махала пушистым хвостом,
И серая шубка струилась
Красивым, летящим пушком.
 
 
Старинная ель танцевала,
Не сбросив снежинок своих,
Она важно так проплывала
С прической из веток хвои.
 
 
Мне зимнего танца кружение
Открыло в природу глаза:
Какое кругом – наваждение!
Какие в лесу чудеса!
 

1987

«Любовь к земле, она почти цветная…»

 
Любовь к земле, она почти цветная,
несет в себе все краски и тона.
Любовь к себе – она совсем иная,
бесцветные одни полутона.
 
 
Любовь к земле – живительная сила,
несет и вдохновение и мечты,
она в душе не терпит тины, ила
и проявления ее – просты.
 
 
Любовь к земле – бескрайна и безбрежна,
она разлита по сердцам людей,
а в одном сердце так она безгрешна,
как жизнь в таежной чаще без вестей.
 
 
Любовь к земле звала людей на подвиг,
во все века, в текущие года,
и только не рождалась там, где подлость,
а храбростью спасала города.
 
 
Любовь к земле, любовь к родной отчизне,
как неразрывна жизненная связь!
Она в любом наречии речиста,
в любых словах найдешь златую вязь.
 

1987

«Огромный серый дом кирпичный…»

 
Огромный серый дом кирпичный,
Светился сотнями окон,
И освещал он двор приличный,
Где дети задавали тон.
 
 
Росла здесь я среди подруг,
В игре добру порой училась,
И слышен мячиков был стук,
И наше детство мирно длилось.
 
 
Прошли года. Возможно тридцать.
Пришла, смотрю на старый дом,
От жалости готова крикнуть:
– Ты в землю врос, мой старый дом?
 
 
Ты пожелтел, и стал как – будто ниже,
Иль был высок по старым временам?
Здесь все молчит о жизни, о престиже,
И нет внимания детского дворам.
 
 
Я помню, как садили здесь деревья,
Теперь на них огромная труба.
Да, не возникло бы у нас стремления
Идти к реке, где лишь дома. Дома…
 

1987

«Память помнит каждую подробность…»

 
Память помнит каждую подробность
Встреч, разлук и горечь от досад.
Помнит, как выбрасывала скромность
И бросалась, без сомнений в ад.
 
 
Долгих дней немую отчужденность,
Каждый миг, заполненный тобой,
Свет из глаз, двоих завороженность,
А затем преследований боль.
 
 
На весы поставь две разных чаши:
Положи любовь мою в одну,
На другую – все несчастья наши,
Я их молчаливо перегну.
 
 
Что же пересилит в чашах этих?
Беды? Что бросались все на нас?
Нет, любовь, она прекрасно светит
И она светила каждый час.
 
 
До сих пор кидает кто-то камни,
Хоть давно в святые перешла,
Были бы какие-нибудь ставни,
Чтоб сквозь них беда к нам не прошла.
 
 
От любви идут седые нити
Памяти, прошедшей сквозь беду,
Говорят, танцуют на Гаити,
Я же не танцую, а бреду.
 
 
Помню хохот, словно волны Дона,
Демон в них резвился молодой,
Сердце разрывалось уж от стонов,
Не могло кричать оно: «Постой!
 
 
Нет, мне не забыть рожденья ада,
Пересказ не может раскрыть все,
Как рождались звери зоосада
И молчала трубка. Вот и все.
 
 
Все схлестнулось: правды и неправды,
Расплескались за моей спиной,
Разгадать бы кто же в этом главный,
Да и бросить в омут: жизнь. не ной.
 
 
Но вода его отвергнет сразу,
Пусть живет от скверны чуть живой.
Господи, да дай же ты рассказу
Стать спокойным, он же все же свой.
 
 
Нет веселых, добрых песнопений,
Только боль и только стон души.
Было бы иначе? Без сомненья.
Было бы? О, бог мой, не скажи.
 
 
Все как есть, Душа жила в смятение.
А теперь? Есть боль прошедших дней.
Ропот и людей недоумение
Смотрят и преследуют: " Не смей!»
 
 
Шепот за спиной, косые взгляды.
– Слышали?
– Слыхали.
– Вон она.
Стали шире рамки зоосада.
Но как прежде я в нем не видна.
 

1987

«Моя первая весна…»

 
Моя первая весна
без сердечного надрыва,
Я спокойна и вольна,
и тобой еще любима,
Каждый день иду к тебе,
и знакомлюсь с чудом эха,
Эхо то живет во мне,
отголосками привета.
Ива редкой красоты,
в желтых одуванчиках,
Дарит от тебя цветы
в своих ветках-пальчиках.
Подарила мне сережки
добродушная ольха,
Пробежала мимо кошка,
от тебя несла слова,
И кустарник неизвестный
мне ладошки протянул,
По весне, красавец местный,
лист цветочками загнул.
Старый дуб, слегка надменен,
в небо отдал всю листву,
Но его с лихвой заменит —
вздох, терзающий струну —
Это ты меня встречаешь,
ты с надеждой ждешь меня,
Ты в волнение замираешь.
Милый лес, я жду тебя!
 

1987

«Немилосердно тяжелы …»

 
Немилосердно тяжелы —
Памяти виденья,
Ходит тень твоя живая
В мозговых владениях.
Лабиринты, лабиринты,
Ты в них заблудился.
Мозговые лабиринты,
В них любви добился.
Господи, немилосердно,
Это наказание:
Жить и в смерть твою не верить —
Горькое признание.
Наказание, наказание
За немые речи,
Нелюбезное изгнание —
Слов плохих картечи.
Как же так?
За что мученья
В яркий, светлый день?
Неприятностей стечение
Носят горя тень.
Люди, люди не умолкнут-
Память в них живет,
А пока они не стихнут
Счастье не придет.
Ладно. Все. Утихли страсти.
На осине пляшет лист.
Кто был редко в жизни счастлив,
Тот и слышит жуткий свист.
 

26 августа 1987

«В желтом облаке заката…»

 
В желтом облаке заката,
Белым шаром сел закат,
Перевязанный шпагатом,
То ли солнце, то ли скат.
 
 
Ты куда мое сердечко,
Убежало всех быстрей?
Видишь в облаке колечко?
Возвращайся поскорей.
 
 
Ждет тебя конь с гривой белой,
Розоватый от любви,
В поднебесье самый смелый,
Ты его и позови.
 
 
По сиреневому небу,
С бело-розовым конем,
Я к любви своей поеду
За потерянным ключом.
 
 
Мы промчимся над лесами,
Оставляя белый след
И замерзшими устами
Поцелую толщу лет.
 
 
Отогреется дыханьем
В глубь времен мое окно
И увижу под страданьем,
Чуть мерцающее дно.
 
 
А в нем прошлое трепещет,
Отдает к любви мне ключ.
Кто его так крепко держит?
Конь – огонь, как ключ колюч!
 
 
Не достать мне этот ключик.
Замечаю солнца след.
Взять у солнца ключик-лучик,
Но прошло так много лет!
 
 
Я смотрю в воспоминаний
Запотевшее окно,
И в заоблачных скитаниях
Затуманилось оно.
 

1987

«Зима летает над землей…»

 
Зима летает над землей
И май к себе не подпускает,
Природа заодно со мной —
Она меня не отпускает.
 
 
Я от природы – плоть и кровь,
Частичка не людского мира,
И убеждаюсь вновь и вновь —
Природный я посланец в мире.
 
 
Пишу в лесу, деревья рядом,
Они диктуют мне слова.
Иголки кажутся мне садом —
В лесу живет моя строфа.
 
 
Спасаясь от людей в лесу,
Пришла к деревьям массой крови,
Казалось: с ада кровь несу,
Теряла чувства я от боли.
 
 
И вот меня спасли деревья:
Березы с белою корой,
У них справляла новоселье,
И перешла я в мир лесной.
 
 
Мне трудно жить среди людей,
Коварство их мне не понятно,
И снег, и лес в сто раз милей,
А среди них и мне занятно.
 
 
Теперь я поняла отца:
Он в сад бежал от всех людей,
И был до самого конца,
Среди деревьев, птиц – сильней.
 
 
Как «рак» его болезни грыз!
Он добирался в сад больным,
Он видел в этой жизни смысл:
Чтоб быть живым, чтоб быть живым!
 
 
Он много боли перенес,
Не стал известным он поэтом,
Но жил в своем он мире грез,
И я люблю его за это.
 
 
Так вот когда писать я стала!
В год смерти своего отца!
То моя очередь настал —
Ей буду верной до конца.
 
 
И пусть стихов чужие волны
Идут печатною рекой,
Мои стихи садятся в челны —
Плывут природною волной.
 

1987

«Мой любимый терракот…»

 
Мой любимый терракот
Над березами искрится,
Как осенних листьев свод
В марте, можно удивиться.
 
 
Я смотрю на них с пруда,
Пузырьками лед унизан,
Подо мною толща льда,
Трещинами он пронизан.
 
 
Ты здесь шел в рассвете дня
Солнце в мантии сияло.
– Не забыл он про тебя, —
Льдинка, тая, прошептала.
 
 
Как увидеться с тобой
Там, где лед влечет в глубины?
Где же след твой дорогой?
Подо мной – одна пучина.
 
 
Ты с зарей, а я с закатом —
Нам не встретиться на льду,
По поверхности покатой
Я одна сейчас пройду.
 

1987

«В стеклах заиграл игривый зайчик…»

 
В стеклах заиграл игривый зайчик.
Ослеплено вспыхнула река,
поднесла невольно к глазу пальчик,
но поплыли мимо облака.
 
 
Быстро исчезает ярко-белый,
долго не сияют нам глаза,
мир, по будням, часто серо-смелый,
смешаны растения в лесах.
 
 
Быстротечны яркие мгновенья,
солнце ослепляет не всегда,
иногда гнетет повиновение,
иногда в груди горит звезда.
 
 
Быстро, очень быстро гаснут краски,
молодость зарницею прошла,
чаще на лице мы носим маски,
до елейных, правда, не дошла.
 
 
Не прожить без масок в этом мире,
быть двуликим – каждому дано,
не хочу увязнуть в грязном иле,
не хочу увидеть грязи дно.
 

1987

«Раскачалась на качелях, раскачалась…»

 
Раскачалась на качелях, раскачалась,
Без опоры, без веревок, без страстей.
Будто чувствам моим не было причала,
Словно не было хороших новостей.
 
 
Так случалось, что попала я в обманы,
И связали они жизнь тройным узлом.
Постоянно я залечиваю раны,
Но скрутились раны каменным клубком.
 
 
Полюбила я нечаянно, нежданно,
Полюбила я на страшную беду,
Смерть его была отчаянной, туманной,
Помутилась голова моя в бреду.
 
 
Не прощу себе любви я настоящей,
Свою гордость, что любви была сильней.
Светит солнце. Мир становится блестящим.
Я качаюсь на качелях, так вольней.
 
 
Никаких, конечно, не было обманов,
Не хотела верить в смерть любви своей,
Правду я совала по карманам,
Спрятанной ей было там вольней.
 

1987

«Ночь города боится до зари…»

 
Ночь города боится до зари,
Ее пугают окна, фонари.
 
 
Растет она за городской чертой,
Огромной и незримой рекой.
 
 
Струится свет из тысячи домов,
И зарево сияет. Сумрак – нов.
 
 
Огни в домах то гасят, то зажгут.
Мозаики из света, просто, пруд.
 
 
Над ближним лесом ночи нет и нет,
Есть розовато-серенький рассвет.
 
 
Березы у домов светлы от фей
И видятся стволами без ветвей.
 
 
На черных соснах яблоками снег,
Над ним витает бело-серый свет.
 
 
Ночь ждет, когда погаснет в окнах свет,
Когда людей за окнами уж нет.
 
 
Когда заснут все люди крепким сном,
Ночь тихо и достойно входит в дом.
 

1987

«Зациклились люди, зациклилась я…»

 
Зациклились люди, зациклилась я,
Заботы забрали все время.
А в мыслях? А в мыслях семья,
Добра чуть проросшее семя.
 
 
Бегу я по кругу обычных забот,
Едва различая красоты природы,
Но круг тех забот, он, похоже, не тот,
Что может родить к жизни оды.
 
 
Не жду я добра, не надеюсь на радость,
Живу напряженным трудом,
И только бывает случайная слабость,
Меня вдруг качнет ветерком.
 

29 декабря 1987

«Переливы чистых звуков…»

 
Переливы чистых звуков
В нежной зелени травы,
То угрюмы, то дремучи,
Как леса, той старины.
 
 
Кто-то важно и ревниво
Ходит певчею землей,
Рассыпается ретиво
Музыкальной стариной.
 
 
Звуки молодо, игриво
Разбежались по полям
И задорно, и строптиво
Возвращаются умам.
 

1987

«Бабушка, прости меня родная…»

 
Бабушка, прости меня родная,
Потревожила сегодня я твой прах.
В жарких спорах, с речью выступая,
О тебе сказала впопыхах.
 
 
Ты ко мне явилась этой ночью,
Лет пятнадцать нет тебя со мной.
Говорить и с кем, о жизни прочной
Я пыталась, только не с тобой.
 
 
В этом мире, вроде бы ученом,
Нет тебе по такту – равных – нет,
Этот мир слегка пере – ученый,
И не видно, где здесь мрак, где свет.
 
 
Ты жила, где грамоту не знали —
В прошлом веке, в нашем – без врагов.
А лечить могла – о, это все признали,
Жаль, на свете нет твоих шагов.
Добротой и тактом понимала,
 
 
Ты все то, что многим не понять,
А ученость ты не занимала —
Ты душой могла весь мир объять.
 

1987

«Братец мой из русской сказки…»

 
Братец мой из русской сказки:
Чуть наивен, добрый, тих,
Не менял он в жизни маски,
То, что смог, то и постиг.
 
 
Он метался по Союзу:
То в любимый Ленинград,
То к проливу Лаперузо,
Павлодар – вот лучший град.
 
 
А быть может все как надо,
Если надо так, как есть,
У него прекрасна Лада,
Ей хвала моя и честь.
 
 
Но вот братец реже с мамой,
С каждым днем тоскливей ей,
Не тоскуй, мамуля-мама,
Встречи час бежит быстрей.
 
 
У вас холод ходит, бродит,
Заморожено стекло,
Пар из форточки выходит:
«От Сергея вам письмо!»
 

9 декабря 1987

«Еще морозами лютует…»

 
Еще морозами лютует
Зима, на холод есть права,
Она ветрами в поле дует,
Под снегом ежится трава.
 
 
Не замерзай, моя Россия,
В морозном инее снегов,
Твоя немеркнущая сила
Воспрянет в зареве веков.
 
 
Еще крепки у нас морозы,
И мало снега на сосне,
Побереги деревьев слезы,
Чтоб им оттаять по весне.
 
 
Не промерзайте, корни жизни,
В холодных солнечных лучах,
Весна придет в края отчизны,
Очнется в девичьих очах.
 
 
Не замерзай, моя Россия,
Придет весна в края Кремля,
И оживет земная сила,
И расцветет моя Земля!
 

1987