Текст книги "Стихи. Том 4. Время написания 2001-2002"

Стихи. Том 4
Время написания 2001-2002
Наталья Патрацкая

© Наталья Патрацкая, 2017

ISBN 978-5-4485-6248-8

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

«В камине замка – хрустит огонь…»

 
В камине замка – хрустит огонь.
Подходит к замку спокойный конь.
 
 
Почти внезапно – Он из окна.
Прыжок в падение. Она одна.
 
 
Летят над степью конь и седок,
Копыта быстро скок еще скок.
 
 
Немного снежных дорог в мороз,
А синий иней в усах пророс.
 
 
Кто Он? Откуда? Зачем? Куда?
Что там случилось? Так ерунда.
 
 
Но в зимний холод открыть окно?
Любовь откроет. Ей все дано.
 
 
Всегда бывает Она и Он,
И кто-то третий, кого не тронь.
 
 
Тогда зимою и мчится конь.
В камине гаснет любви огонь.
 

2002

«На пальмах снег, а город Сочи…»

 
На пальмах снег, а город Сочи,
Я не была там никогда,
Но в городе знакомый, очень,
Там друг из юности всегда.
 
 
Мой первый бал. Он – «Пьер Безухов»
И теплый город солнца – дар.
Я в белом платье. Он без звука
Со мною рядом. Кто был стар?
 
 
Нам по семнадцать. Ночь и город.
Два класса движется к реке.
Плыл теплоход весь белый, гордый.
Я с «Пьером» шла так налегке.
 
 
Все одобряли нашу пару.
Готов жениться он на мне,
Но не хватило сердцу пару.
И вот на пальмах в Сочи снег.
 
 
А я? Я там, где холод лютый.
Его я помню много лет.
Последний взгляд. Автобус. Люди.
Остался в памяти лишь след.
 

3 января 2002

«Стена фристайла явно не для нас…»

 
Стена фристайла явно не для нас,
А мы с тобой уже в нее воткнулись,
И вместо вида славных облаков,
Судьба в любви нам снова ставит нулик.
 
 
Ну, что затих? Боишься синяков?
Не упадешь, лежи в своих подушках.
Года идут, а ты всегда таков,
Для вида заблудился ты в подружках.
 

2002

«Нарастают страсти на закате…»

 
Нарастают страсти на закате,
На рассвете ветер и мороз.
От лопаты, снег скребут, раскаты.
Подоконник снегом весь зарос.
 
 
А вчера – провал в температуре,
Не было мороза и ветров.
А девчонки подняли вдруг бурю,
Доставая лыжи. Свитеров.
 
 
Он один под курткой. Лыжи в руки.
Теплый день, снег – иней на ветвях,
Как рукой прогнали с сердца скуку,
Шапочки девчонок на бровях.
 
 
Бег на лыжах по лесным угодьям,
Где давно проторена лыжня.
Лес чудесный, так же как погода,
Две девчонки около меня.
 
 
Да, на лыжах семьи и подружки.
Розовое утро и закат.
На лыжне и дети, и старушки,
Парни и мужчины, стар и млад.
 

2002

«Эстафеты происходят часто…»

 
Эстафеты происходят часто:
В биатлоне, лыжах и судьбе.
Можно передать свой финиш классно,
Можно не бежать, сиди себе.
 
 
Эстафета – это жизнь земная,
Жизнь друг другу все передают,
И в науке ум – умы сменяет,
И в быту, и весь его уют.
 
 
Подойдет ведь все для эстафеты:
Урожай сменяет урожай.
Посмотрите: разные конфеты,
А какой сейчас в продаже чай!
 
 
Звезды только те же в отдаление,
Знания лишь о них передают.
Войны – это чье-то повеление,
И в морях есть смена у кают.
 
 
Все идет, меняется в движенье:
И стихи, и музыка, и клип;
Транспорта любое продвижение;
И деревья, и цветение лип.
 
 
Даже муж ушел по эстафете,
И вот друг нашел друзей других.
Снова песни новые в кассете,
И удар судьбы как львиный рык.
 

2002

«Растаяли чувства как будто снега…»

 
Растаяли чувства как будто снега,
Весна улыбнулась игриво,
И сразу идет к нам, похоже, сама
Любовь так легко, горделиво.
 
 
Ты весь будто импульс, ты создан из чувств,
И руки теплом полыхают.
А я от тебя задохнулась чуть-чуть,
И руки сплелись словно халы.
 
 
Какой-то весенний в тебе бумеранг,
И чувство в тебе повернулось,
И сразу твой вырос немедленно ранг,
Зима превратилась лишь в нулик.
 

2002

«Вербные пушинки в солнечных снегах…»

 
Вербные пушинки в солнечных снегах
Гордо замерзают, прямо на глазах.
Обманулись. Рано расцвели они,
Ведь тепло шальное – дереву магнит.
 
 
Часто привлекает в жизни красота,
Быстро увядает, если жизнь ни та.
Сколько же красивых канули совсем,
Ранние морщины, где желаний сейф.
 
 
Кажется жизнь легкой, где шальной доход,
Старость к ним приходит быстро как исход.
Вербные пушинки, снежные поля,
В снежных переливах спят все тополя.
 
 
Прячутся поэты под покровом букв,
Несколько латинских капелек на дуб.
И сверкают словом текста мастера,
Но раскрыться милым не пришла пора.
 

2002

«Легкая морозная прохлада…»

 
Легкая морозная прохлада
Стелется строптивым ветерком,
Все в природе солнечно и складно,
Сердце, боли, ночь и в прошлом ком.
 
 
Сколько одиночек в ночь печальных
Бродят, ходят, ездят по стране?
Сердце их к свободе не причалит,
У свободы совесть в стороне.
 
 
Потеряли, снова потеряли,
Что-то неприметное в душе.
Вновь исчезли друга – мужа пряди,
И глотали ночку всю драже?
 
 
Не сказав, ни с кем не перемолвись,
Все внутри себя, похоронив,
Пережили все печали, молча,
А теперь – прогулка мимо ив.
 

2002

«Остановилось чувство бытия…»

 
Остановилось чувство бытия,
Закончились сердечные этапы,
И скучное мне стало: Ты и Я.
Завершено. Зачем? Затем, чтоб дабы
Нам избежать совместного питья.
 
 
У неба свой белесый, хладный свет.
Часы бегут. Остановилось чувство.
Я не хочу ни праздника, ни бед,
И не влечет победное искусство.
И безразличен возраст, давность лет.
 
 
Глаза летят в иные города,
Они следят за тем, что на экране.
В тех городах событий борода,
Там пьют, жуют и действуют без брани,
И нация спокойна и горда.
 
 
Они хранят дома и старый быт,
Столетия пролетают незаметно.
А я опять: «Мне быть или не быть?
И как же всю энергию замедлить?
И как же укрощать свою же прыть?»
 
 
И укротила, и исчез весь пыл.
Поникли лампы. Сумрачно и тихо.
Ты где-то рядом. Был или не был?
Мне и самой все стало страшно дико.
А свет экрана яркостью слепил.
 

29 января 2002

«Блестит цирконий бриллиантом…»

 
Блестит цирконий бриллиантом.
Скорее нет, ни тот размах.
Не скажешь ведь пельмени – манты,
Хотя похожий в чем-то смак.
Быть незаметным дипломантом?
Наверно, кто-то больший маг.
 
 
Когда живешь в далеком граде,
Не зная стольной суеты,
Для счастья нет в душе преграды.
Везде похожие цветы,
Везде тебе немного рады,
Везде немного нужен ты.
 
 
Но, окунувшись в атмосферу
Цивилизации иной,
Невольно сравниваешь веру,
Невольно встанешь за спиной
Того, кто даст сегодня фору,
Но обойдет все стороной.
 
 
И вскоре Моцарт и Сальери
Возникнут в образе любом,
Пусть то не в музыке, так в лире,
В стихах, записанных в альбом.
А бриллиант в подлунном мире —
Един. Цирконий был потом.
 

2002

«Подземные дороги тайных чувств…»

 
Подземные дороги тайных чувств,
Найдете Вы в нехоженых глубинах,
И в них прогон, возможно, тих и пуст,
И весь заполнен, если Вы любимы.
 
 
Наземная дорога как печаль,
Уводит Вас по грусти как по рельсам,
Где будет остановка, там причал.
А что грустить? В слезах подобных ели.
 
 
Морские волны укачают Вас,
И ветер освежит воспоминания,
В бассейне Вы проверите свой брасс.
Мечты, мечты о чуде заклинания.
 
 
И взлет мечты не избежать вовек
Она бежит, бежит и поднимаясь,
Взлетает и качается у век,
Пройдет сквозь мысли, нежно приземляясь.
 

2002

«Он – сын полковника с Урала…»

 
Он – сын полковника с Урала,
Красивый парень и высок.
Он был мне чуточку за брата,
Мы пили с ним березы сок.
 
 
Она – все корни гор Алтайских,
Миндалевидные глаза,
Учебы путь прошла недальний,
Там, где из башенок леса.
 
 
Конечно, горы Воробьевы
Их повенчали в добрый час.
Он был Адам, она, как Ева,
А где же яблоко? Сейчас.
 
 
Когда учеба завершилась
Их было трое. И так что?
Их ждали умные вершины.
Надолго нет? Их путь хорош.
 
 
И вот однажды он заметил,
Соседи были с ними мы,
С Урала – Я, а эту мету
С души и облика не смыть.
 
 
И Он вскипел, как будто гейзер,
И, прокусил мою губу.
Уехал в Штаты, знания, кейсы,
Но через Обскую губу.
 

4 февраля 2002

«Привет, Олень! Я вновь с тобою…»

 
Привет, Олень! Я вновь с тобою,
Твой голос слышу, радость в нем.
Ты уезжаешь? Жаль, что боле
Не загорят глаза огнем.
 
 
А я ошиблась? Завтра дома?
Вот это да! Нет в горле кома!
Надежда светится от счастья.
Я веру в сердце обрела.
 
 
Любовь нас ждет, увы, не часто,
Нас ждет суббота, не среда.
Наш лучший день: февраль, день снежный.
О, милый мой, с кем нынче нежный?
 

2002

«Соломенное солнце лежало на столе…»

 
Соломенное солнце лежало на столе,
Соломенное сердце спокойно в феврале.
 
 
Соломенные мысли нашли в душе уют,
Соломенная дама мужчине не приют.
 
 
Она весьма капризна в течение жизни, дня.
Прокручивает годы судьба все для меня.
 
 
Мой разговор с мужчиной и краток, и жесток,
И два, четыре слова прервали слов поток.
 
 
Рычаг попал под палец и прерван разговор.
Спокойствие, печали все отразит лишь Word.
 
 
Задвинута меж нами соломенная дверь.
Соломенная крыша не едет к нам теперь.
 
 
Соломы стог когда-то был первым страшным сном:
Набросился мужчина, но девушка не гном.
 
 
Дрались они прекрасно, все ноги в синяках,
Синяк ему под глазом и был любви финал.
 
 
Однажды, как-то с группой, мы забрались в стога,
В соломе не торчали ни руки, ни нога.
 
 
Под утро все проснулись: смотрели кто и где,
Солома разбежалась, кололась так везде.
 
 
Теперь летит спокойно соломенная жизнь,
От шалости и горя шепчет: воздержись.
 
 
Белеет на природе прохладный солнца луч,
Чем дальше от восхода, тем больше жизни круч.
 

2002

«Менять все достижения в мире, выси…»

 
Менять все достижения в мире, выси
На бездорожье жутких прошлых дней,
Мы можем мысленно, случайно, быстро
Через мгновенье мозгу все видней:
 
 
Мы не хотим, и мы давно не можем
Вернуться в прежний, злободневный низ,
На нас повисло слово, имя: Мона!
И зов: «Куда же ты? Вернись! Вернись!»
 
 
Ты там была, судьба тебе знакома,
Тебе в разлуке будет тяжело,
И для тебя то царство прошлых кома.
Ты выше их, поверь ведь все прошло.
 
 
Вот так. На место. Дом – судьба другая,
Давно идет. Даль, знаешь, не с тобой.
Иди вперед, ты умная такая,
А от метаний мелких просто сбой.
 

2002

«Птицы поют над окном свои песни…»

 
Птицы поют над окном свои песни.
Солнце сияет над лесом с утра.
День пробуждения свободный и бесы
С ним не проснулись. Спокойно. Ура!
 
 
Ты остаешься вчерашним и черствым,
Ты весь остался, увы, за бортом.
Я забываю, что было днем черным,
Я забываю тебя и твой дом.
 
 
Видно отпели мы песни из сердца,
Мы распрощались пусть нервно, без слез.
Бай, бай один, одинокий и серый,
Я покидаю все таинство грез.
 
 
Я просыпаюсь одна в своем доме,
Мне так спокойно, что ты далеко.
Все исчезает с тобой, как фантомом,
Мне хорошо, мне так знаешь, легко.
 

2002

«Когда душа витает на свободе…»

 
Когда душа витает на свободе
Среди программ, дискеток и кассет,
Когда она запрятана в кроссворды,
Тогда певцы, актеры икс и зет.
 
 
И вдруг удар, удача, остановка.
Среди других есть явный рекордсмен!
Певец красивый – сердцу установка,
Он очень модный, очень, тем и смел.
 
 
Смотрю других, красы не замечая,
Певца же волос, будто бы в руке.
Я знаю о нем мало и не чаю,
Увидеть его снова, налегке,
 
 
Волнующим, пленительным, поющим,
И новых песен слышать нежный тон.
Аристократ изнеженный и южный,
А из души мерцает милый стон.
 

2002

«Снега сошли, остался иней…»

 
Снега сошли, остался иней,
И ветер дует суховей,
И чистота прозрачных линий,
Как бы черты изящных фей.
 
 
И чистота в моем сердечке,
Гуляет ветер в пустоте.
Я словно дикая овечка
Мужчин забыла. Что же те?
 
 
Они исчезли за долами,
Они ушли и кто куда.
Я не окликну их словами,
Для всех останусь: просто, та.
 
 
В такое утро запоздало
Пишу я строчку за строкой,
Стою у двери и устало,
Несутся буквы все рекой.
 
 
Он не спешит. И дверь закрыта.
Премудрый ключ и мудрый код.
Опять у старого корыта
Чужой забытый бродит кот.
 

2002

«Апрельский снег застыл искристо…»

 
Апрельский снег застыл искристо
И равномерной пеленой
Покрыл природу, стало чисто.
А холод утром, словно зной.
 
 
И щеки вновь алеют мало,
Но ветер острый как массаж.
Нам от вселенной перепало,
Нам снежный выслан саквояж.
 
 
В красотах снежного обмана,
Что так таят твои глаза,
Опять с тобою мы в дурмане
Снегов и холода. Леса
 
 
Они белеют хладнокровно,
И ты холодный как они.
Ты очень снежный, дышишь ровно.
Глаза смеются. Снег. Огни.
 

2002

«Весна. Сошли уже снега…»

 
Весна. Сошли уже снега
И небо так безбрежно,
Что жизнь приподнято – легка,
И где – то есть мой нежный.
И в этот ранний, теплый день
В душе возникла мыслей тень.
 
 
Опять мой милый в голове
Возник весьма небрежно,
Еще он дремлет на софе,
А я пишу прилежно.
Ему я посвятила день,
Его в душе сегодня тень.
 

2002

«Очень ярко и тепло солнце засветило…»

 
Очень ярко и тепло солнце засветило,
И деревья расцвели под таким светилом.
 
 
Так тепло, хоть загорай. Солнышко на пасху
По яичкам разбрелись лучики как пальцы.
 
 
Диво дивное пришло, Землю воскресило.
В солнце нашем как-никак неземная сила.
 

2002

«Вздохну всей грудью…»

 
Вздохну всей грудью.
Пройду пешком.
Ведь только утром
дышать легко.
Вчера оградка
и мамин сон.
Железный крестик,
Дух невесом.
Просторы неба
и вербы пух.
Стоят могилки,
А был там луг.
Эх, мама, мама
вся жизнь в труде.
Всю жизнь трудилась,
всегда, везде.
Всех схоронила,
ушла сама.
Сквозь боль и муки…
Где те дома?
Что так спасали
ее семью?
Где рестораны?
Ее меню?
Была шеф-повар
и много лет.
Давно заброшен
там мамин след.
 

20 апреля 2002

«Я цепляюсь за жизнь…»

 
Я цепляюсь за жизнь,
А она от меня убегает,
Мне так хочется жить,
Но в сосудах от бед много гари.
 
 
Догоняют года,
Пролетают со скоростью лета,
Каждый день – божий дар,
Вдохновение от горести лечит.
 
 
Я верчусь и кручусь,
Моя ось отдыхает, не спится.
Мне заснуть хоть чуть-чуть,
Но все мысли не вяжутся спицей.
 
 
Я встаю и пишу, сразу сон
очень крепкий приходит.
Вот какой сон мой шут,
Сон – стихи, проходящие годы.
2002
***
Журчит вода. Аквариум мерцает.
В нем черепашки. Замок. Камни. Блеск.
Растения изображают цаплю,
И постоянно водный слышен всплеск.
 
 
А черепашки как домохозяйки,
Их замок очень древний бастион.
Две черепашки, драки, если зябко,
И все же это пара. Шустрый – он.
 
 
Берут свой корм, он в лапках и кусают.
Потом плывут спокойно, налегке,
Их панцирь, словно дом, а может сани,
Такое не увидишь ты в реке.
 
 
Аквариум. Все в нем предельно просто.
Стекло, вода, растения, насос,
И галька там лежит, и камни с просо.
Плывут к насосу, молча, а он: «SOS!»
 

2002

«Лето входило в права над землей…»

 
Лето входило в права над землей,
Падали снежные хлопья отвесно
Прямо на листья, а ветви змеей
Снег не ловили, от листьев так тесно.
 
 
Листья сирени и гроздья цветов
Вдруг оказались под снежным приветом.
В белых соцветиях рябинных крестов.
Снег не заметен мерцающим цветом.
 
 
Мокрые хлопья отвесно скользят
Вниз по листве клена странной грядою.
Листья тонки, словно стадо крысят.
Снега все больше. О, что, клен с тобою?
 
 
Словно весь клен стал рябиной в цветах,
В сочных соцветиях замершего лета.
Клен притаился, он скован как страх,
Снег все идет, укрывая и это.
 

2002

«Блаженство первых теплых дней…»

 
Блаженство первых теплых дней,
Блаженство женщин в притяжение,
Сквозь лес безлиственный видней,
Одежда чувствует скольжение.
 
 
И мир открыт, и ослеплен
Своим теплом благополучным.
Седой, могучий, старый клен,
Еще чуть-чуть и станет лучшим.
 
 
А вот пока простор и все,
На парне – небо голубое,
Король, валет и с дамой – сет.
Как глубоко вздыхает поле.
 
 
Тепло их душ, тепло лучей,
На перекрестке сожаления.
Как вздох пропущенных мячей,
И без надежды обольщения.
 

2002

«Шикарные мужчины в телефильмах…»

 
Шикарные мужчины в телефильмах:
Прищур, размах, размеры.
О, ля, ля!
Они в кино мозги и нервы фирмы,
Они красивы, право.
О, ля, ля!
 
 
Они мужья, любовники и парни,
И некие фигуры за столом.
Они кричат и ходят, или в позах
Ласкают, усмиряют жен излом.
 

2002

«Сиреневый каскад ступенчатой воды…»

 
Сиреневый каскад ступенчатой воды
Я вижу каждый день вдали на побережье.
Сквозь лупу из пруда смотрю, а где там ты?
Но с каждым днем, увы, тебя я вижу реже.
 
 
А, где взять микроскоп, чтоб различить тебя
Среди других людей на неком побережье?
Сквозь облака потерь ищу тебя любя,
Смотрю сквозь микроскоп, слеза глаза мне режет.
 
 
Я в лупу из пруда просматриваю дно,
Быть может, это там я что-то потеряла.
Не вижу ничего, лишь солнышко одно,
Да лодку на песке, а в ней и я застряла.
 
 
Иду вокруг пруда, лежит он словно жук,
Смотрю на небеса и местные просторы.
В бинокль ты смотрел, как в воду я вхожу,
Но мы вдруг разошлись – житейские раздоры.
 
 
И вот, беру очки, смотрю на монитор.
Каскад, пруд за стеной, я их, увы, не вижу.
Съесть бублик, он, как, тор. Все. Камера. Мотор.
А где-то вдалеке Останкинская вышка.
 

2002

«На берегу, покрытым смогом…»

 
На берегу, покрытым смогом,
Я вижу древности черты.
Вот частокол, который смог бы
Огородить от горя рты.
 
 
А там повыше колокольня,
Домов, размытые следы.
Их можно обойти невольно,
А вот лежат холсты, холсты.
 
 
Их отбелили просто солнцем,
Но юбки женщин все мокры,
Они мочили их у донца.
И вот в руках у них багры.
 
 
Мужчины, сети, дети, бредни,
На них холстина, вид рубах.
И лапти среди них не редки,
Вот кто-то в колокол вдруг: Бах.
 

2002

«В вишневом шелке…»

 
В вишневом шелке
играет солнце,
в вишневых искрах
ты солнцу рад,
В томатном соке
немного соли,
Словесным спорам,
как солнцу – рад.
Рука змеею
ласкает шею
и отпускает
совсем легко.
Глаза смеются,
уста немеют,
И все сверкает
вокруг него.
И мощно плечи
слегка кружатся,
Рука находит
их дальний край.
Томление лечит
и мы прижаты.
Тела и коды,
касания – рай.
Он заблудился
в вишневом шелке
и окунулся
во тьму ночей.
В душе гордился,
рассветом желтым,
Что был любимый,
что был он чей.
 

2002

«Лучший фильм любых времен…»

 
Лучший фильм любых времен
Не для нервных, слабых жен.
Гобелен лежит уютно,
Жутким розам часто трудно.
 
 
И тому кому пишу,
Я об этом не скажу,
А иначе будет плохо,
Над стихами будет охать.
 
 
То да се, да то вот так,
Осуждать любой мастак.
Марево, тепло и сухо,
Я пишу, я не старуха.
 
 
Ах, какой роман пропал,
Только стих он выжимал.
Напишу теперь другому,
Не тому, а мухомору.
 

2002

«Туфли несколько бледнея…»

 
Туфли несколько бледнея,
Робко подошли к дверям.
Гостья женщина, не фея,
Что сегодня ей терять?
 
 
Вот и ручка приоткрыла
 
 
Дверь в заветное крыло.
 
 
Вырастают счастья крылья.
 
 
Двое в комнате. И лоб
Должен думать о задание:
Курсовой проект. Что там?
Из задания свиданье
Получилось, и следам
 
 
Предстояло развернуться,
 
 
Сбросить туфли невзначай.
 
 
Он обнял. Он повернулся.
 
 
На столе остынет чай.
Вот и все. Они забылись.
В очень нежной тишине,
Среди радости и быта,
И летели как во сне.
 
 
Где задание? Проблемы?
 
 
Все забыто. Кто они?
 
 
На столе, у чая схемы.
 
 
Но они? Они одни.
Были туфли, некий полдень,
Брючный, красочный костюм.
Вседозволенность, нет, полно.
Это страстность первых дюн.
 

2002

«Сжимаются мышцы от грустных мелодий…»

 
Сжимаются мышцы от грустных мелодий,
Сжимается что-то в душе от тоски,
А все потому, что вся жизнь из пародий,
И что-то противно стучится в виски.
 
 
А то холодильник клокочет угрюмо,
Компрессор устал и ему невдомек,
Зачем надо бегать по внутренним трюмам,
Лет 20 – работал, а этот год нет.
 
 
Устал холодильник, трясется противно,
Грохочет, щекочет, но холод идет.
И шум отдается во мне песней дивной,
Что больше не хочет он делать свой лед.
 
 
Купили другой. Его мне подарили,
Он очень большой, в нем застыла вода,
Но ручку его через день уж отбили,
Такая случилась вдруг с ним ерунда.
 
 
В нем камеры две, есть мороз или холод,
Конечно, спасибо, с таким хорошо,
А ручку совсем оторвали, стал молод.
Так что мне сказать. Он стал гладким еще.
 

24 мая 2002

«Радуга зари на облаках…»

 
Радуга зари на облаках
Продвигает прочь смятение ночи,
Разбивает сон видений в прах,
Унося то ль музыку, то ль порчу.
 
 
Утро раздвигает облака,
Занавес театра и подмостков,
Где сигналы в виде сквозняка,
Завывая, ставили на мостик.
 
 
Но метания ночи – позади.
Усмирили шумную машину.
Сон под звуки нервно уходил,
Заставляя вздрагивать и шею.
 
 
Уши. Вата. Снова этот вой.
Или переливы стройных звуков.
Кто – то бесконечно умный, свой,
Заложил в сигналы звуки – буквы.
 

2002

«Кожа в солнечных лучах…»

 
Кожа в солнечных лучах
раскалилась, стала красной.
Окуну ее я в воду,
проплыву в ней, охлаждая.
 
 
А потом опять песок,
кожа высохнет как маска.
Снова в воду, вновь на сушу,
кожа стянута, блистая.
 
 
Воду просит организм,
подбодрить бы кожу надо,
А душа, что в ней витает,
то сникает, то вздыхает.
 
 
Оглушает солнца яркость,
водный и песочный ритм.
Легкость в коже нарастает,
словно крыльями махает.
 

15 июля 2002

«Сияет белый воротник…»

 
Сияет белый воротник,
Он с небольшой каймой.
Как белый к алому привык…
Сказал, что стиль сей мой.
 
 
Глаза с прозрачной бирюзой,
Судьбой отмеченной,
А брови: молния с грозой,
Характер – женщины.
 
 
Еще что? Губ простой излом,
Грустнее некуда,
Они встречаются со злом,
А молвить некому.
 
 
И нос как нос слегка похож,
Ноздря с ноздрей идет,
Он рисовал не первый год,
Как будто мазал йод.
 
 
А волос, волос! Как кошма!
Как будто бы парик.
Художник Бог, художник Маг,
Хотя давно старик.
 

16 июля 2002

«Момент инерции исчез…»

 
Момент инерции исчез,
Душа упала, раздвоилась,
Из тьмы возник какой-то крест,
И поднялся над тиной ила.
 
 
Взошла заря, разогнала
Всю эту дикую картину.
Она одна, она мала,
И день настал, где солнце дену?
 
 
Оно светило из-за туч,
Оно вонзалось во все окна,
Оно не знало диких круч,
Оно всегда на крышах доков.
 
 
А где-то к вечеру луна
Упала светом с полным ликом
На потемневшие луга,
Где тени трав качались дико.
 
 
И сон окутал как туман,
И темнота, и грусть манили
В еще один ночной обман,
Вдруг лампа, вздрогнув, засветила.
 

2002

«Раскрылись губы в поцелуе…»

 
Раскрылись губы в поцелуе,
Вдохнули воздуха глоток,
Сознание пело: «Я ликую!»
Рот для зубов похож на док.
 
 
И вновь виденье пред глазами:
Приятный образ, сильный лик,
Его внимание с чудесами,
Он так могуч. Чудесный миг.
 
 
Его весь стан в немом поклоне,
Ревнивый взгляд: «А с кем же Вы?»
С полуулыбкою салонной.
 
 
И вот, когда я засыпала,
Все это всплыло в голове,
А рот вздохнул, а я пропала.
 

2002