Текст книги "Золото Афродиты"

Глава восьмая

Аду Васильевну Козыреву с Князевым свела судьба в 1996 году. Она работала в городской психиатрической больнице заведующей отделением. По долгу службы ей приходилось в составе медицинской комиссии проводить психиатрическую экспертизу физических лиц, совершивших преступления. Однажды Князев (тогда он был простым оперативником) привез на освидетельствование подследственного. Этот молодой человек двадцати восьми лет, ранее судимый и отмотавший срок, был махровым алкоголиком и законченным наркоманом. Он нигде не работал, всячески истязал родную мать, «выколачивая» из нее деньги то на водку, то на наркотики. Бедная женщина работала в гастрономе уборщицей и, естественно, едва сводила концы с концами. После издевательств сына приходила на работу с синяками на лице, плакала и рассказывала сослуживцам о сыне—ироде. Все жалели ее, но помочь ничем не могли. Несчастная терпеливо несла свой крест. В очередной раз сын, находясь в состоянии наркотического возбуждения, жестоко избил мать. При этом пригрозил, что если она кому—нибудь расскажет, то убьет ее.

Женщина была буквально убита горем. После работы она не знала, куда идти, приходить в свой дом боялась и стала ночевать у знакомой. Она не представляла где искать защиту. Сын за время ее отсутствия превратил квартиру в притон наркоманов и алкоголиков. Все, что она приобрела, было пропито бомжами – собутыльниками сына. Она поделилась горем со своей знакомой. Приятельница была женщиной решительной и смелой. Узнав, в каком ужасном положении находится подруга, убедила обратиться с заявлением в милицию.

С этим подонком и появился участковый Князев в отделении психиатрической больницы перед лицом Ады Васильевны, в ту пору свободной, незамужней женщины. Князеву она понравилась, и незаметно деловые встречи перешли в романтические свидания. Вскоре она вышла за него замуж, оставив за собой прежнюю фамилию, мотивируя тем, что не хочет заниматься переоформлением документов. Князев настаивать не стал. С тех пор они стали жить под одной крышей. Этот брак для Князева оказался очень выгодным. Он часто обращался к Аде Васильевне с просьбами – провести психиатрическую экспертизу подследственных, с целью признания их психически нездоровыми людьми. Медицинские заключения освобождали провинившихся от наказания. Князев, разумеется, старался далеко не безвозмездно, получая за «услуги» от родственников подследственных крупные взятки.

Нужно сказать, что они с Адой Васильевной стоили друг друга. Заведующая отделением тоже была нечистой на руку, без зазрения совести обирала больных. Лечение психически нездоровых людей должно проводиться бесплатно. Но Ада Васильевна, побеседовав с родственниками пациентов с глазу на глаз, назначала определенную сумму денег, которая, якобы, была необходима для проведения лечения самыми современными, дорогостоящими лекарствами. Родственники безоговорочно несли деньги, отдавали в руки докторши, не требуя ни квитанций, ни чеков, ни расписок.

Как—то раз Князев сообщил ей, что в милицию поступила на Аду Васильевну жалоба. Заявитель, некто Аверин, обвинял её в вымогательстве. Ада Васильевна вспомнила жалобщика. Ей стало страшно – если об этом факте узнает общественность, могут быть большие неприятности. Взятка была крупная, взяла за выдачу ложной справки, так ведь он сам просил исполнить просьбу. Она стала уверять Князева, что это поклеп, она ни в чём не виновата. Потом расплакалась, призналась мужу в своем проступке, и стала умолять любым способом «замять» дело.

– Я столько раз исполняла твои просьбы, теперь ты помоги мне, – упрашивала Князева. – У тебя большие возможности. Пойми, если начнут проверять, будут придираться ко всему, мало ли что ещё найдут! Я не вынесу. Сделай что—нибудь, умоляю!

К её радости, дело заглохло, жалобщик больше не писал доносов, с нее никто не потребовал объяснений.

За взятки она освобождала от службы в армии молодых людей, чьи родители обращались к ней с подобными просьбами. Приклеив юнцу диагноз психического заболевания, она некоторое время «лечила» и «наблюдала» мнимого больного. Но однажды в военкомате обратили внимание на её заключения, позволяющие молодым людям отвертеться от военной службы, об этом узнали в прокуратуре. К Аде Васильевне подослали человека с мечеными деньгами, и она была взята с поличным. Разразился большой скандал. Администрация психиатрической больницы всячески старалась спасти честь мундира. Она защищала и как могла, старалась выгородить Аду Васильевну, хотя отлично знала, что взятки в больнице берут на всех уровнях: от санитарок, не желающих даром поднести лежачему больному судно или сменить постельное белье; медицинских сестер, не очень—то спешащих выполнять врачебные назначения больным, выжидая от них вознаграждения; врачей, берущих деньги за осмотр больного, назначенное обследование и лечение.

Проверок и комиссий главный врач не хотел. Назревающий скандал был замят. Князев по своим каналам нашел сговорчивых людей, и дело Ады Васильевны было прикрыто. Князев боялся, что если начнут «трясти» жену, то могут всплыть и его грехи.

Слава Богу, все обошлось. Ада Васильевна, отделавшись легким испугом, осталась на работе в той же должности, став более осторожной и осмотрительной. Взятки, естественно, брать не перестала. Пациентов было много, койки в отделении не пустовали, и она, имея поучительный опыт с Авериным, стала глубже изучать имущественные и служебные возможности родственников своих подопечных.

Мздоимство приняло другие формы. Лежал у нее в палате юноша, отец которого владел частной туристической фирмой, она, окружив его особым, повышенным вниманием и заботой, в итоге бесплатно отправилась в заграничное путешествие. Или, например, попала в отделение молодая девушка двадцати пяти лет, у которой выявили шизофрению, болезнь хроническую, неизлечимую, с течением времени прогрессирующую. Её мать – женщина состоятельная, ради спасения дочери была готова на всё, предлагала Аде Васильевне деньги, но та их не брала, а, узнав, что она владелица шикарного ресторана, позволила «уговорить» себя приходить в ресторан на обеды и ужины.

Совсем другое дело – неимущие люди, не имеющие ни толстого кошелька, ни богатеньких родственников. На таких пациентов в отделении не особо обращали внимание, они были неинтересны медицинскому персоналу, никто не торопился облегчить их физические страдания. Их упорно «забывали» водить в ванную и менять постельное белье. Если пациенты, ввиду характера болезни, отказывались принимать пищу, санитарки не заставляли их есть, обрекая людей на крайнее истощение.

Лечение проводили шоковыми методами, от которых немудрено, что говорится, отдать Богу душу; или так загружали лекарственными препаратами, что люди превращались в сонных мух, совершенно не способных ориентироваться во времени и пространстве.

Когда пациенты приходили в себя и могли общаться с родственниками, то жаловались, что врачи их не лечат и не оказывают никакого внимания. Но кто поверит тому, что говорит психический больной? В таких случаях Ада Васильевна открывала историю болезни, где черным по белому по пунктам было расписано все необходимое лечение и велись ежедневные дневники наблюдения. По записям придраться к чему—то было невозможно.

Все, что говорили пациенты, она называла бредом и уверяла родственников, что со временем они поправятся, им станет лучше, и их самолюбие перестанет быть обостренным и болезненным.

Ада Васильевна по своей натуре была черствым и сухим человеком, страдания больных её не трогали, она смотрела на них сквозь пальцы, её интересовали только формы вознаграждения со стороны родственников пациентов. По характеру они с Князевым были схожи, наверное, потому и уживались под одной крышей.

С некоторых пор внимательная Ада Васильевна стала замечать в поведении мужа признаки охлаждения. Наблюдательная супруга давно обратила внимание на то, что благоверный не спешил с работы домой. Задержки на службе были сначала редкими, потом стали чаще и продолжительнее. На ее вопросы: «Где был?» – Князев раздраженно отвечал, что у него такая работа, – нервная, опасная, что он никогда не может знать наперед, где будет находиться через час. Она слушала и в глубине души соглашалась с доводами, упрямо добавляя при этом: «Раньше, если ты задерживался, то обязательно звонил, и я была спокойна».

Князев сердился и с раздражением отвечал, что раньше преступлений было гораздо меньше, работа была намного спокойнее, сейчас с каждым годом преступность растёт, преступления становятся сложнее для расследования, поэтому приходится много времени проводить на службе. Он злился и просил ее не лезть в его дела.

Но Ада Васильевна чувствовала, что у мужа появилась любовница. Улики явные и косвенные были налицо. То она не могла найти его на работе, то несколько раз секретарша говорила одно, а он, вернувшись, говорил совсем другое; запах дорогих духов от его пиджака указывал , что муж проводил время в женском обществе; несколько раз обнаруженные на его рубашках длинные, золотистые, подкрашенные хной волосы лишь подтверждали самые неприятные догадки. Она заметила, что он строже стал подходить к выбору сорочки, долго и тщательно гладил брюки. На вопросы: «У тебя, совещание сегодня?» – Получала ответ: – «У нас каждый день совещания и собрания, я всегда должен прилично выглядеть».

Но самой главной, явной уликой были следы спермы на его трусах и плавках. Она доставала их из грязного белья после каждой подозрительной задержки мужа на работе, когда он приходил домой и принимал душ.

В эти вечера Князев жаловался, что сильно устал и смертельно хочет спать. Такая метаморфоза произошла с ним в течение последних полутора – двух лет. Ада Васильевна чувствовала, что совсем перестала его интересовать. Стало ясно, что всю свою любовь, нежность, внимание и ласку он отдает другой женщине. Муж изменяет, но с кем и где? И как это доказать? Самой за ним шпионить? Он вчера не ночевал дома, где был, на каком задании? Ей было плохо, болела голова и поднялась температура. Она нигде его не могла найти. Сегодня пообещал пораньше вернуться домой, но уже десять часов вечера, а его до сих пор нет.

Нет. Шпионить она не будет. В городе есть частные сыскные агентства, вот куда следует обратиться. Ада Васильевна уснула с мыслями, что завтра, не откладывая дело в долгий ящик, найдет по объявлениям в газете частное агентство и обязательно обратится к специалистам. Ей нужны документированные доказательства измены – фотографии, видеозаписи, чтобы у мужа не было возможности отпираться.

Утром она выбрала из газет одно из частных сыскных агентств и, предварительно созвонившись, пришла на приём. Её встретил приятной внешности мужчина, одетый в штатское и представился:

– Братанов Павел Борисович, к вашим услугам.

Она назвала свое имя и фамилию.

– Мой муж служит в органах милиции, я подозреваю его в неверности. Я не желаю огласки, хочу, чтобы моя просьба осталась конфиденциальной. Прошу вас установить за ним наблюдение и выдать доказательства: фотографии, видеокассеты, всё, что будет подтверждать супружескую измену.

– Наши услуги стоят дорого.

– Я в состоянии уплатить.

– Хорошо, назовите фамилию вашего мужа, есть ли у вас с собой его фотография?

Предусмотрительная Ада Васильевна выложила из сумочки фотографию Князева на стол.

– Князев Игорь Семенович.

Братанов взял снимок в руки. Конечно, он узнал бывшего шефа.

– В какое время суток он вам изменяет?

– Я подозреваю, что днём, но не исключено, что по вечерам. Видите ли, у него такая работа, он задерживается на ней до глубокой ночи, а то и до утра, да и я сама часто дежурю в больнице. Мне невозможно проследить за ним и установить, где он бывает на самом деле. Точно я не могу сказать.

– Хорошо, платите задаток, оставляйте телефон, когда у нас появятся сведения, мы сообщим, – ответил Братанов.

– Мне нужно скорее. – Ада Васильевна выложила пятьсот долларов.

– Постараемся, но учтите, дело сложное, слежка за работником милиции требует большой осторожности.

– Понимаю, поэтому и обратилась к вам. Могу быть уверена в том, что имею дело с порядочной фирмой и вся информация, которую вам удастся раздобыть, будет принадлежать только мне и никому другому? – с тревогой в голосе спросила она.

– Вам незачем беспокоиться на этот счет. Специфика нашей работы не терпит болтовни. Никто и ничего, кроме вас, не узнает, мы несём за это ответственность. Утечка информации у нас невозможна, – твёрдо сказал Братанов.

– Хорошо. Вот вам мой телефон. До свидания, – она оставила визитку и вышла из агентства.

– Ну, питекантропы, – обратился Братанов к двум молодым сотрудникам, сидящим в соседнем кабинете. – Даю вам задание: установите постоянное наблюдение за этим человеком. – Он показал фотографию Князева. – Супруга обратилась к нам, чтобы мы проследили амурные связи неверного, у нее есть основания подозревать его в измене. Он сам работник уголовного розыска, так что будьте осторожны. Нам нужны факты: фотографии, видеозаписи и прочее. Себя не освобождаю от работы, но, поскольку мы с ним знакомы, я должен быть предельно осторожным.

С этого дня за Князевым была установлена слежка, а он, ничего не подозревая, вел обычный образ жизни, продолжал встречаться с Нинель Александровной в агентстве, дарил ей роскошные букеты цветов, приходил на показы мод, а после окончания увозил домой.

Глава девятая

Нинель Александровна была ослеплена любовью, чувствовала себя бесконечно счастливой и никакими словами описать новую сердечную привязанность не могла.

Все её чувства и мысли устремлялись к Князеву. Где бы она ни была, чем бы ни занималась, всякий раз ловила себя на том, что думает только о нём. Она находила в любовнике много общего и понятного. Одинаковые вкусы, ощущения, сходство взглядов на жизненные вопросы и самое главное – страсть, с которой оба отдавались друг другу. Как только они попадали в объятья, теряли головы и, словно тонули в глубоком любовном омуте. Все вместе взятое убеждало её, что она встретила свою единственную половинку, ни с чем не сравнимую любовь.

«А как же Петя? – такие мысли иногда посещали её, но она старалась не зацикливаться на них. – Петр был любящим мужем, у нас сложилась хорошая семья, но то, что во мне открыла любовь к Князеву – не идёт ни в какие сравнения с моими прежними чувствами».

Когда внутренний голос донимал укорами, она, чтобы хоть как—то загладить вину, ехала на кладбище к могиле Петра. Всякий раз, приезжая на погост, она видела на его могиле свежие цветы, чаще это были алые розы, иногда гладиолусы или георгины. Кто—то постоянно приходил на кладбище и оставлял на могиле свежие букеты. «Неужели это мать приходит, но она так стара, ей, должно быть, тяжело приезжать. Цветы по нынешним временам стоят недешево, откуда у неё деньги? Нет, это не она. Странно, кто тогда? Как—нибудь нужно будет взять ее с собой», – давала себе обещания Нинель Александровна, но всякий раз вспоминала об этом только тогда, когда приезжала на кладбище.

Однажды, подходя к могиле, издали увидела, что возле нее стоят две женщины, одна из них наклонилась и что—то поправляла на могильном холмике.

Увидев её, женщины сразу же поспешили удалиться. Нинель Александровна попыталась остановить их:

– Подождите, остановитесь! – крикнула вслед. – Кто вы? Скажите, откуда вы знаете моего мужа?

Но женщины не обернулись и не остановились, а наоборот, еще быстрее зашагали и исчезли среди кустов и деревьев. «Странно, – подумала Нинель Александровна, увидев на могиле свежие цветы, – не они ли положили букеты? Если они, то почему не захотели поговорить со мной? Может быть, это сослуживцы Петра, шли мимо могилы и остановились, вспомнив своего директора? Тогда почему, заметив меня, поторопились уйти?»

Свекровь сама в один из вечеров позвонила и сообщила новость, что к ней приходил следователь.

– Ко мне тоже приходил, – в тон ответила Нинель Александровна. – Что он у вас спрашивал?

– Про Петю, про Володьку.

– Вы на могиле после похорон бывали?

– Нет, я не могу, ноги сильно болят, мне туда самой не добраться, ты как поедешь, возьми меня с собой, душа изболелась.

– Ладно, заеду, когда соберусь в следующий раз.

Однажды, в очередной раз, придя на могилу, она совершенно не узнала её. В изголовье, на месте деревянного креста, стоял гранитный постамент, на котором возвышалась высеченная из черного мрамора свеча, заостренный треугольник на её верхушке символизировал пламя, вдоль свечи сверху донизу застывшими чёрными гранитными каплями как бы стекал расплавленный воск.

Нинель Александровна была крайне удивлена, она с недоумением осмотрелась вокруг, но фотография Петра, даты рождения и смерти, были доказательством того, что она не ошиблась. Еще более изумила высеченная надпись: «Мы тебя не забудем».

Кладбищенский сторож ничего не прояснил. От него пахло перегаром, он сказал, что не может уследить за всеми могилами, каждый день приезжают толпы посетителей, кладбище очень большое, все расходятся по разным направлениям. Раз поставили, значит так надо. Некоторые жалуются, что с могил исчезают цветы, венки и даже оградки, а тут памятник поставили, разве плохо? Нинель Александровна подумала, что, возможно, с работы Петра побеспокоились сослуживцы. Странным было то, что ей никто ничего не сообщил. Она решила при случае зайти в ювелирный магазин и поблагодарить коллектив за внимание и заботу.

Глава десятая

Дело об убийстве Кольцова не сдвигалось с места. Подозреваемый сын Кольцова явно не замешан в убийстве, у него имеется алиби. В итоге остаётся Махонин, который бесследно исчез после убийства ювелира. Один факт настораживал Рогожина и он над ним серьёзно задумывался. Князев знает Махонина, он непонятно по каким причинам освободил его от ответственности. Косвенно или прямо, но эти два человека связаны между собой. Такие мысли не давали покоя Рогожину. «Нужно с кем—то посоветоваться, как вести дело дальше. Но с кем?» – постоянно думал он. И тут Рогожин вспомнил о двоюродном брате – Павле Братанове, который когда—то работал вместе с ним, а потом ушел из милиции и открыл частное сыскное агентство. Недолго думая, сел в машину и поехал к Павлу в офис.

– Здравия желаю! – приветствовал брата, входя в кабинет. – Как вы тут живёте?

– Мы нормально, – ответил Братанов. – Жаловаться грех. Работы много, но справляемся. Я, правда, переусердствовал немного, и сразу перегрузки дали о себе знать. Пошел в бассейн, у меня в сауне резко упало давление, произошла остановка сердечной деятельности, потерял сознание, ничего не помню, что было со мной. Спасибо медикам, вовремя оказали помощь, а то бы мог концы отдать.

– Вот эта женщина спасла мне жизнь, – сказал Братанов, кивнув на снимок, лежащий среди других на столе. – Я безмерно ей благодарен.

Рогожин взглянул на фотографию и от неожиданности крикнул во весь голос:

– Так это же жена Кольцова! Бывшего директора ювелирного магазина! Он был убит в подъезде своего дома. А с ней наш шеф! – с изумлением восклицал, разглядывая снимок. – Какие кадры! Как тебе удалось сфотографировать их вместе? Я веду расследование убийства Кольцова, не могу размотать клубок. Стою на месте. Одна интуиция, а фактов нет.

– Да ты посмотри, какая красивая женщина! Она воскресила меня. Я был на грани жизни и смерти. Делала мне полчаса массаж сердца. – Он вздохнул и продолжил: – Что нужно от неё Князеву? Мы знаем, что она стала вдовой, её муж был недавно убит. Я читал об этом в газетах, об этом преступлении много писали. Но в поле нашего наблюдения она попала случайно.

– Я веду расследование этого убийства. У меня процесс застопорился, пробуксовка вышла, – с жаром продолжал Рогожин. – И все потому, что мне кажется, что Князев хорошо знаком с подозреваемым Махониным, а он бесследно пропал, что теперь делать, не знаю. Пришёл к тебе за советом. А откуда у тебя эти фотографии?

– Мы ведем частное дело и засняли Князева с этой дамой.

Рогожин с интересом продолжал рассматривать фотографии. На одной Князев преподносит Кольцовой цветы, на другой целует руки, на третьей они скрываются за дверью подъезда её дома.

– Вот это находка! Выходит, Князев со вдовой в очень тёплых отношениях! Тут есть над чем подумать, – покачав головой, произнёс Рогожин.

– У меня была версия, – продолжал Рогожин, – что жена заказала убийство, но то, что она знакомая шефа, не приходило в голову. Вы будете продолжать наблюдения?

– Мы будем наблюдать столько, сколько потребуется. Вы к нам не касайтесь, – холодно сказал Братанов. – У нас свои задачи, у вас свои. И методы работы разные. Вы все делаете с шумом, вокруг вас куча журналистов, а у нас работа течёт спокойно и незаметно. Мы честно отрабатываем деньги и отчитываемся перед своими клиентами. Никакой показухи у нас нет.

– Ну, хорошо, хорошо. Может, ты дашь мне один снимок, вот этот, – Рогожин выбрал тот, где Князев целует руки Кольцовой.

– Да ты что? С ума сошел? Я показывать тебе их не должен был, ты случайно увидел. Делай выводы. Отдать снимок не могу. – Братанов собрал фотоснимки в папку и закрыл её.

Факт связи Нинель Александровны с Князевым ошеломила Рогожина. Возвращаясь назад в отделение, все время размышлял над делом Кольцова. «Зачем Князев поручил расследовать мне это убийство? Может, ему так легче в очередной раз замять дело, только не своими, а моими руками? Сколько дел о нераскрытых заказных убийствах лежит и пылится на полках, а преступники ходят на свободе, дал бы любое, но только не это, ведь он коротко знаком с женой убитого. Мне об этом ничего не говорил. Занимался бы им сам. Зачем я, дурак, ходил к вдове на квартиру и разговаривал с ней? Её нужно вызвать в милицию и сказать прямо, что есть сведения о ваших связях с Князевым. Что она ответит? Рассмеётся мне в лицо и скажет: „Ну и что?“ Она очень уверенно вела себя дома. Смотрела на меня снисходительно, я видел по глазам. По сути дела, сейчас нужно допросить Князева. Как его допросить? В лоб не задашь вопрос: „В каких вы состоите отношениях с женой убитого?“ Может, они просто знакомые. Снимков столько много, и везде они вдвоем. Князев ей то руки целует, то дарит цветы, то провожает. Слишком близкое знакомство. Попал я в переплёт! У меня куча неоконченных дел, над которыми нужно работать, а я с этим без толку столько времени пурхаюсь, а оказывается, мой шеф и вдова хорошие знакомые. А, может, они любовники? Хм! Кто знает! Если так, то жену Кольцова и Князева можно объединить в одно целое. Им обоим мешал Кольцов. Богатая ювелирная коллекция – повод для того, чтобы убить ювелира. В таком случае мотив убийства ясен. Мне нужно проверить Князева. Скажу ему, что подозреваемый убийца Махонин скрылся, что его нужно объявить в розыск, а за домом Кольцовой установить круглосуточное наблюдение, преступник может неожиданно вернуться и ограбить её. Интересно, как он отнесется к моему предложению?»

Приехав в отделение, увидел возле кабинета женщину.

– Вы ко мне? – обратился к ней.

– Мне к следователю Рогожину.

– Проходите, – он открыл дверь и пропустил женщину. – Садитесь.

– Моя фамилия Малышева, – представилась гражданка. – В августе месяце у меня ограбили квартиру, я подавала заявление в милицию, дело вел следователь Татаринов, а сейчас сказали, что оно находится у вас. Я пришла узнать, скоро ли вы найдёте преступников и отдадите их под суд, и когда ко мне вернутся вещи?

Рогожин вспомнил: действительно Князев дал ему в придачу к делу Кольцова еще два уголовных дела, одно об изнасиловании, а другое он ещё не открывал, до него просто не дошли руки.

– Вы знаете, – сказал он, – следователь Татаринов совсем недавно уволился из милиции, поэтому он не довёл ваше дело до конца. Мне его поручили вести совсем недавно, вот я в нём разбираюсь.

– Я буду жаловаться, – не скрывая недовольства, произнесла посетительница. – Вы на службе у народа, должны раскрывать преступления и передавать преступников судам. Меня ограбили: вынесли все подчистую, бытовую технику, посуду, весь гардероб. Скоро зима, в доме не осталось тёплых вещей, покупать одежду не на что. Я к Татаринову ходила целый месяц, ему тоже было всё время некогда. Он элементарного не сделал: ни соседей не опросил, ни отпечатков пальцев не снял в квартире, не вызвал на допрос тех, кого я подозревала. Неужели у вас нет никаких обязательств и сроков по раскрытию преступлений? Те люди, которых подозревала, давно скрылись, где их искать – неизвестно, а вы здесь сидите и непонятно за что деньги получаете.

Рогожин молча слушал упреки. Сказать в ответ что—либо утешительное он не нашёл. Дело было заведено, но в нем, как говорится, конь не валялся. Времени много упущено, это правда. Чтобы не встречаться с потерпевшей взглядом, Рогожин углубился в список пропавших вещей.

– По радио и в газетах только и трубят: преступность удалось снизить на энное количество процентов, раскрываемость дел повысилась, а на самом деле, где это видно? – продолжала возмущаться посетительница. – Меня сразу предупредили знакомые: и не надейся, пока взятку не дашь, искать никто ничего не будет. А я принципиально взяток не даю и, видимо, останусь при своих интересах. Вы же моё дело уберете в архив, где—нибудь плюсик в отчёте поставите, вам, глядишь, премию ещё дадут или в звании повысят. Вот так вы и работаете, народная наша милиция. Преступники вас не боятся, вы с ними дружбу водите, потому что вся милиция ими куплена и они вас сильнее. А честные люди вас остерегаются и не доверяют, искать защиту в органах бесполезно. Не дай Бог к вам обращаться. Знаю, что жалобу писать пустое дело, хоть в городской, хоть в областной отдел милиции. Придёт отписка, вы же все друг друга защищаете, поэтому виноватых нет.

Женщина тяжело поднялась со стула и, не попрощавшись, вышла из кабинета. «Ну, в чем здесь моя вина? – думал после ухода Малышевой Рогожин. – Подсунул шеф пустое дело, ни одного документа по фактам расследования нет. Время упущено, где искать преступников? Они уже давно, наверное, все продали, сами скрылись, а, может, и не скрывались вовсе, ходят среди нас и ничего не боятся». Он взглянул на часы – было половина шестого вечера. «Нужно успеть застать Князева пока не ушёл». Он позвонил шефу по внутреннему телефону.

– Разрешите к вам зайти и доложить о деле Кольцова?

– Заходите.

Через минуту взволнованный Рогожин докладывал Князеву:

– Думаю, что убийство Кольцова совершил не кто иной, как Махонин.

На лице Князева никак не отразилось известие.

– Кто такой?

– Был судим, амнистирован, через некоторое время попал под следствие по подозрению в убийстве. Дело вёл я, но потом им занимались другие следователи. Я его случайно в архиве обнаружил. Махонина опознала по фотографии дворничиха. В день убийства, ранним утром, он чуть не сбил её с ног в подъезде дома Кольцова. В ювелирном магазине Махонин работал шофёром, после убийства директора спешно уволился. Никаких сомнений у меня нет в том, что Махонин причастен к убийству.

– Ты ничего не путаешь? Или дворничиха, может быть, ошиблась?

– Да нет, я ей несколько фотографий предложил, а она выбрала две – Махонина и сына Кольцова, который тоже отирался возле дома отца, хотя в нем не живёт.

– Одного опознания дворничихи недостаточно.

– Но ведь он работал в ювелирном магазине шофёром, после убийства немедленно скрылся. Соседи говорят, что давно его не видят.

– Зачем ему понадобилось убивать Кольцова?

– Кольцов располагал драгоценной коллекцией ювелирных украшений, видимо, Махонин знал о ней. Возможно, у него был план проникнуть в квартиру и похитить драгоценности. Нужно немедленно объявить его в розыск, а за квартирой Кольцовой установить постоянное наблюдение или устроить в ней засаду.

– Да, круто закручено, – произнёс Князев и постучал пальцами по столу. Лицо его приняло озабоченное выражение. – Ты говоришь, что дворничиха опознала сына Кольцова?

– Да, я вызывал его на допрос.

– Ну, и что он из себя представляет?

– Молодой парень, был судим, вышел по амнистии, наркоман, нигде не работает.

– Он мог убить отца, наверняка знал, что у него есть драгоценности, – после паузы высказал мнение Князев.

– У него алиби, он был в этот день на даче вместе с бабулькой – картошку копал, – возразил Рогожин.

– Ну и алиби! Бабульке сколько лет? – рассмеялся Князев. – Наверняка в склерозе пребывает. Его нужно немедленно арестовать и раскрутить на полную катушку. Посидит в КПЗ или в цыганской камере две—три ночки переночует, быстренько признается. Махонина объявлять в розыск не считаю нужным. С какой стати устраивать наблюдение за квартирой Кольцовой, да ещё оставлять засаду? Это слишком. Только напугаем бедную вдову. А ты, я смотрю, уставший какой—то: в отпуске когда был последний раз? – неожиданно спросил Князев.

– Два года назад.

– Да ты что, третий год без отпуска? – изумлённо воскликнул начальник. – С завтрашнего дня отправляйся в отпуск. Это приказ. На днях ребята возвращаются, им, на свежую голову, будет легче разобраться в этом деле.

«Как мне ему сказать, что я подозреваю его? Как спросить почему он освободил Махонина в том деле? Как сказать, что в частном агентстве имеются фотоснимки, где он запечатлен вместе с женой Кольцова? Но старшему по званию по уставу я не имею права предъявлять обвинения», – думал Рогожин, а вслух сказал:

– Понял, пойду в отпуск, но у меня остается несколько неоконченных дел.

– Дела всегда будут, а здоровье нужно беречь и заботиться о нём. Вы свободны, – заботливо сказал Князев и углубился в чтение бумаг.

Рогожин вышел из кабинета с решением оформить отпуск и подать немедленно в розыск Махонина. «Чем быстрее сделаю, тем будет лучше. Телевидение уже сегодня может показать его портрет в вечерних новостях, а через газеты о нём узнают завтра. А шеф и вида не подал, что фамилия Махонин ему знакома. Неужели я ошибаюсь? Но ему явно не понравились мои предложения, поэтому и отправил отдыхать».