Текст книги "Сфумато"

Глава 2
Хороший рыцарь – мертвый рыцарь

– Эолова башка! Как я устал!

Марко со стоном повалился на низкий диванчик в своих комнатах на постоялом дворе тетушки Элегии, старой девы с рейтарской выправкой, доставшейся этой достойной даме по причине сугубо отцовского воспитания.

Он имел полное право так говорить. В последний день гастролей Марко пришлось подняться в пять утра, поскольку, будучи хозяином всей своей театральной империи, он был обязан завершить массу важнейших дел, прежде чем приступить к исполнению главной роли в вечернем представлении. Он успел все: и расплатиться в лавках, и снести свои личные сбережения в парочку банков, где меняли золото на боны и именные выписки, и подмаслить кое-каких чиновников (если не задобрить их по мелочи, в следующий раз запросят за аренду городской недвижимости втрое больше), раздать указания всем своим подчиненным, чтобы каждый винтик в хорошо отлаженном механизме работал как положено. Тетушка Элегия, хозяйка постоялого двора, с удовольствием позволяла арендовать свои помещения для театра на весь сезон – от гостевых комнат до конюшни, – потому что пестрая актерская братия подчинялась железной дисциплине, установленной Синомбре раз и навсегда. Он не церемонился с нарушителями, рассчитывая в тот же день и выставляя вон из труппы, а потому нарушителей не было давно.

За окнами с толстыми дутыми стеклами мягко летели хлопья снега, кружившиеся в свете факелов, на которые по установленному обычаю в складчину раскошеливался весь квартал, считающий себя приличным и более-менее зажиточным. Зима – время для гастролей по теплым южным окраинам Сумары, поближе к бесшабашному Галанту, только репертуар надо чуток сменить. У тамошнего народа кровь горячая, да и галантцы из разряда аристократии подтянутся полюбоваться на пьесы в декорациях-сфумато, а эти господа отличаются вольными нравами. Трагедии и драмы долой! Да здравствуют комедии и легкомысленные любовные истории с обилием песен и непременной фривольной составляющей!

Только вот есть одна загвоздка: надо было выезжать из Фьоридо раньше недели так на три. Засиделись артисты, потому что репертуар шел на ура, а доход превысил возможные ожидания. Часть труппы и вовсе теперь захочет отдохнуть неделю-другую, насладиться сезонной премией и пожить на широкую ногу. Повозки с реквизитом и женщинами – от примадонны, пяти актрисочек второго плана и плясуний до белошвейки и поварихи тоже вскачь не полетят. Путь-то займет почти месяц, ибо впереди еще и горный перевал, пролегающий от южной окраины Ледяных пустошей практически до границы с Галантом. Перевал этот, скорее, представляет собой невысокие остатки горного плато со срезанной верхушкой – над этим немало потрудились в свое время рыцари-«землегрызы», наладившие прямой путь между двумя королевствами. Не будь перевала, пришлось бы двигаться в объезд горной цепи, которую из-за камнепадов и селей не зря когда-то называли Убийцей Путников.

Сейчас там никто не гибнет. Горы укрощены, а хозяева суровых Ледяных пустошей, род Ди Йэло, по двустороннему договору Сумары с Галантом контролируют смертельно опасную зимнюю погоду на перевале – дабы торговые караваны беспрепятственно могли двигаться в обе стороны даже в холодное время года. Но как ни крути, дорога время отнимет. Путешествуй Марко в одиночестве, он бы втихаря прибегнул к сфумато, сократив путь от пейзажа к пейзажу (такое можно вытворять только рыцарям Храмов по разрешению своих Командоров), но с толпой народу дельце не провернуть. Погода же Марко вовсе не указ, не указ. Но – тсс, этого никому знать не нужно.

Кстати, о Ледяных пустошах…

Фьоридо взбудоражен не только последними театральными представлениями. Прямо скажем, если бы не риск виселицы и прочих возможностей расстаться с жизнью, горожане (независимо от принадлежности к сословиям) могли бы и народные гуляния устроить. Интересные новости путешествуют быстро: вроде как пятого дня расстался со своей нечестивой жизнью сам Лодовико Ди Йэло Третий, нынешний мессир Ледяных пустошей. Владения рода Ди Йэло прилегают вплотную к округу Фьоридо, они воистину огромны. Случился у Лодовико поединок со старшим сыном Командора Первого Храма, да и ухайдакали рыцари друг друга насмерть.

– Причина? – вполголоса шушукались обыватели по трактирам.

– Да кто их разберет, благородных! С жиру перебесились, поссорились из-за бабы, нахамили друг другу, перешли дорогу в финансовых или политических интересах – все что угодно.

Правда, сына Командора, мессира Томазо Де Лаго[4]4
  От исп. de lago – «озерный».


[Закрыть], искренне жалели, занеся его смерть в личную безразмерную копилку грехов Нечистого во плоти, мессира Лодовико. Томазо никому не сделал зла и любил жизнь во всех ее проявлениях. На теплых плодородных равнинах, принадлежащих его роду, снимали обильные урожаи трижды в год, земли были полны живности. А какую красоту он навел: хоть лес, хоть роща, хоть луг, хоть озеро – загляденье! И налоги Де Лаго брали щадящие, не в пример жадной семейке Ди Йэло.

Только ненависть не разбудишь одними высокими налогами. Мессир Лодовико прославился по полной, да не лучшим образом. Ему приписывали громкие заказные убийства неугодных – с помощью стали или яда (включая вероломное нападение на собственного старшего брата); смертельные или финансовые подставы парочки приятелей (рыцарей Третьего Храма, стремительно делающих карьеру в Совете); похищения хорошеньких девиц. Да если бы только простолюдинкам подолы задирал, а то ведь высокородным мэйс во время весеннего карнавала нельзя было полагаться даже на охрану из слуг и собственных братьев – охрана будет перебита, а девушка обесчещена.

Все, что творил Лодовико с юных лет, покрывал и оправдывал его собственный отец, Армандо Ди Йэло, сделавший младшего сына наследником после странной смерти старшего. Слепая отцовская любовь сносила все – тем более что в молодости, по слухам, сам Армандо тоже не был образцом благонравия. Пять лет он продержался в Командорах Третьего Храма – а потом, после рождения младшего сына и какой-то непонятной беды, случившейся с женой, вдруг ушел в отставку и занялся воспитанием детей. Какие плоды принесло его воспитание, судить было можно по бесчинствам Лодовико, названного так по имени прадеда.

А имя это пока что чтили и помнили. Лодовико Второй был великим мастером сфумато. Он входил в число тех рыцарей, что свергли жестокого короля-чернокнижника и уничтожили призванные про́клятым родом демонические силы, требующие все новых человеческих жертв в умирающем, истерзанном стихиями и злой волей мире. Мир выстоял. С тех пор и правил Сумарой Совет, а потомкам рыцарей-освободителей навечно были завещаны Уставом каждого Храма места в этом Совете. Согласно местам – и немалые обязанности. Каким бы чудовищем ни был мессир Лодовико, управлять зимним холодом в гигантском климатическом коридоре Ледяных пустошей должен именно он – и этой обязанности и присяги перед Храмом он не нарушал никогда.

Но причиненное им зло осело в свежей человеческой памяти жирным налетом грязи на стенках закопченного котла. А тот факт, что он был убит за пару-тройку недель до собственной свадьбы, и вовсе заставлял простой люд тихо радоваться за несостоявшуюся невесту. Договорной брак был заключен на бумаге, едва малышке исполнилось три года – так часто поступают знатные семьи, не желающие разбазаривать веками накопленное добро. Невесту начали жалеть, и уже давно. Сама она тоже не могла не знать о репутации жениха, а потому должна была готовиться к худшему. Похищенные Лодовико девушки частенько теряли разум – таковы были печальные последствия его несдержанной жестокости. Его старательно избегали даже самые высококлассные куртизанки, берущие плату по сотне гольдано за ночь, а черные с золотом одежды древнего почтенного рода Ди Йэло стали ассоциироваться с неуправляемым жестоким хищником.

– А он точно сдох? – снова и снова задавались вопросом обыватели не только в трактирах, но и в убранных гобеленами залах богатых палаццо.

И важные ответные кивки головой тех, кто считал себя в курсе последних новостей, были восприняты с тщательно скрываемой (а кое-где и неприкрытой) радостью. Может быть, рыцари и вздохнули с облегчением после того, как из их рядов исчезла самая паршивая овца, но Устав не позволяет им терпеть оскорбление памяти друг друга. Осенью и зимой цвет рыцарства Храмов находится во Фьоридо и окрестностях вместе со своими Командорами. Так что веселитесь, господа, тихонько, без демонстрации восторга – а то ведь до плахи во внутреннем дворе Магистрата недалеко.

Вот в какие дни завершал Марко Синомбре свои гастроли во Фьоридо. Теперь он лежал на диванчике, стащив сапоги и с наслаждением закинув свои длинные жилистые ноги на спинку предмета мебели. Ноги-то гудели, побегали с пяти утра до позднего вечера.

– Пабло! – заорал Марко. – Беги на кухню к Элегии, неси, что осталось поесть!

– Уж для вас-то останется! Сейчас все будет! – заверил тот самый Пабло, что поправлял кривые складки на занавесе.

Щуплый черноглазый парнишка пополнил ряды театральной братии в свите Синомбре четыре года назад, перед началом зимнего турне по южным городам. Дети-то в сиротских приютах частенько появляются из-за банальных и страшных вещей – усобиц знатных семей, вспыхивающих быстрее, чем успевали вмешаться высшие рыцари-храмовники, владеющие теми или иными землями. А на юге Сумары, где до сих пор много значили законы кровной мести, вместе с заварившими убийственную кашу дворянчиками порой бывали вырезаны целые деревни. Путь каравана театральных фургонов пролегал мимо страшного пепелища одной из таких деревень. Марко тогда стиснул зубы и подумал: вместо того чтобы летом малевать пейзажи залитой солнцем пашни с золотыми тугими колосьями, где просматривается каждое зернышко, местный мессир из «зверопасов» мог бы силой приструнить зарвавшуюся в своей гордыне аристократию, по осени устраивающую локальные войны с помощью своих вилланов.

Урожай сам-сто сгнил на корню. Некому было его убирать осенью, за оружие хватались даже женщины, мстящие за убитых мужей. Мстить собирался и единственный обитатель заброшенной деревни – тощий злой мальчишка, ночью решивший подкрепить свои силы курицей, украденной у артистов, которые остановились на ночлег в чистом поле.

Кто-то из крепких парней, выполнявших функцию охранников, выловил ночного воришку без особого труда, выяснил намерения (своровать курицу – наесться досыта – вырасти – отомстить обидчикам) и надавал по шее.

– Мститель, тоже мне! Марко, что делать с этим оборвышем?

Ничего не ответил Синомбре, только молча кивнул в сторону костра, откуда слышался женский и мужской смех, музыка лютни и арфы и струился такой вкусный запах позднего ужина – не только жареной курицы, но и сытной похлебки. Тощего мальчишку накормили и дали ночлег, будучи уверенными, что поутру недосчитаются какого-нибудь мелкого имущества, но… Утром Синомбре проснулся, поеживаясь, вылез из-под полога фургона и обнаружил, что ночной воришка яростно начищает его сапоги, оставленные около колеса. Да столь усердно, что вот-вот протрет дырку в дорогой галантской коже.

Вот так и остался Пабло при театре. Вырос, оброс здоровым и крепким юношеским мясцом, выполнял поручения, помогал с лошадьми и реквизитом. В Марко он души не чаял, готовый сорваться с места по первому зову. И, наверное, если бы вдруг всплыли темные делишки хозяина с незаконным сфумато, да узнай Пабло об этом, – легко дал бы себя изуродовать, отдав руки или глаза.

А вот сбе́гать на кухню он не успел и вернулся к хозяину с важным мальчишкой-посыльным в зеленом камзольчике. От кого пришел щеголеватый отрок, Пабло прекрасно знал.

– Марко! – кивнул он на посыльного и не удержался от того, чтоб не скривить непочтительно губы. – Тут к тебе от этой.

– Не от «этой», – надулся отрок так важно, что Пабло (посыльный едва доходил ему до плеча) захотелось пнуть того под зад, обтянутый зелеными же штанцами. – А от мэйс Оттавии!

Назвать Оттавию Вега «мэйс» можно было только из очень большой вежливости. Сия дама полусвета владела высоким и светлым палаццо и роскошным парком при нем неподалеку от постоялого двора Элегии, в восточной части города. Там были сосредоточены мелкие банки, игорные дома, лавки торговцев и… дома увеселений тоже. У Оттавии по вечерам собирались лучшие куртизанки Фьоридо, а также певцы, поэты, художники и прочие творческие личности. И настоящие господа благородного происхождения и дамы порой тоже – но часто с огромными предосторожностями и максимальным сохранением инкогнито.

– Вас приглашают на приватный спектакль, мессир Марко! – прогнусавил одетый в зеленое посланец, раздувшись от важности так, что желание Пабло относительно пинка существенно усилилось.

Синомбре же только прыснул в кулак, принимая на диванчике сидячее положение.

– Я такой же мессир, как красотка Оттавия – мэйс.

Выражение «приватный спектакль» могло означать что угодно – от чтения куртуазных баллад для какой-нибудь перезрелой вдовушки, жаждущей сугубо платонического общения, до исполнения коротких непристойных любовных песен по просьбе молодой прелестницы, сбежавшей под крылышко к Оттавии от старика-мужа – на один вечерок, под видом выезда к модистке. Второй вариант приватного спектакля часто заканчивался горячим интимным продолжением, а женщин Марко любил не меньше, чем театр, и они отвечали ему такой же пылкой страстью. За чтение баллад для почтенной аудитории платят звонкими гольдано, а талант Марко оценен по достоинству, тут пахнет кошельком с той же сотней. За непристойные песни воздают сладкими и жаркими объятиями. Всему свой гонорар в этом мире.

– Пабло, – подмигнул Марко, – готовь ванну и чистое исподнее! Стряпню тетушки Элегии оставим на утро, а сейчас пошли кого-нибудь в таверну к Марио за порцией морских гребешков на гриле да с перечным соусом. Мало ли что, я должен быть в форме.

Отрок в зеленом слегка поклонился.

– Что передать мэйс Оттавии?

– Передай, что мессир Марко прибудет через час.

Отрок поймал на лету брошенную медную монетку-купро и шустро исчез за дверью практически одновременно с Пабло, вслед которому летело напутствие:

– Да скажи, чтоб не вздумали класть в соус чеснок!..

Не хотелось бы испортить приватный спектакль чесночным выхлопом, подумал Марко Синомбре и поторопился совершить омовение. А то мало ли что может приключиться нынче ночью…

Он был дальновидно прав. Только ошибся в характере приключения.

Извилистые улочки, мощенные гладкими серыми плитами, покрытыми первым тонким ледком, коротким маршрутом привели мужчину в знакомый уголок города, где в обрамлении извилистых, одетых в кружево камня каналов раскинулся парк. Естественно, по пятам следовал верный Пабло, не расстающийся в темное время суток с крепкой дубинкой и длинным охотничьим ножом на поясе. Крестьянский сын, он не одобрял ночных похождений хозяина, будучи уверен, что у дорогих девок из роскошного квартала под юбками те же самые прелести, что и у размалеванных посетительниц придорожных кабаков, а значит, все это сплошное надувательство и пустая трата времени. Но решения и поступки хозяина не обсуждаются.

В белесом танце падающих снежинок парк близ палаццо госпожи Вега представал перед посетителями нарядной кокеткой, кутающейся в пуховую шаль. Аккуратно подстриженные лабиринты из вечнозеленого кустарника, благоухающие особым ароматным маслом светильники, посыпанные черным привозным песком с побережья Галанта дорожки – все говорило о вкусе и достатке хозяйки, чей веселый голос слышался из арочной галереи, по прихоти архитектора расположенной не во внутреннем дворике особняка, а окружавшей его.

Оттавии Вега недавно исполнилось сорок лет. В этом возрасте многих куртизанок ждет неизбежный закат ремесла, но как будто вечно молодая красавица даже бравировала своими годами и не собиралась раскрывать никому секрета чудо-средств, которыми она умащивала кожу и сохраняла блеск волос. Правда, злые языки утверждали, что перед каждым вечерним выходом Оттавия проводит у зеркала не менее трех часов, создавая роскошный облик с помощью косметики и прочих ухищрений, разглаживая каждую морщинку. Проверить это не представлялось возможным – она давно не ложилась ни с кем в постель, переведя оказание услуг в совершенно иную плоскость – в организацию свиданий, в богемные вечеринки и прочее. Соперницы не раз пытались подкупить служанок из особняка Вега, но те получали такое высокое жалованье, что дорожили местом, а желающих разведать секреты госпожи обходили десятой дорогой.

Марко миновал галерею, около которой в ожидании остался Пабло, кутавшийся в теплый плащ, и предстал перед хозяйкой палаццо, облаченной в немыслимой красоты платье со шлейфом из парчи жемчужного цвета. Золотистые косы лежали на полуобнаженных плечах, голубые глаза смотрели с приветливым прищуром. Вокруг вилась стайка гостей, среди которых были сплошь состоятельные господа, со спутницами и без оных. В нарядной толпе царила раскованная атмосфера, так что гость низкого звания мог позволить себе не отвешивать поклонов каждому встречному дворянину. Здесь все равны.

– Синомбре! – раздалось дружески-насмешливое сопрано голубоглазой красавицы. – Все-таки пришел!

Мужчина приложился к надушенной ручке, отвечая в тон, что не последовать приглашению было бы невежливо. Ручка ускользнула из его широких ладоней и, повинуясь небрежному движению пальчиков, с ажурной каменной столешницы вспорхнул кубок из дорогого тонкого стекла, моментально наполнившийся игристым розовым ламбруско из ближайшей откупоренной бутылки.

А что? Ничего необычного. Это ведь магия сфумато – удел виртуозной работы живописцев-мужчин, до вершин мастерства из которых добираются единицы. А простенькой бытовой магии может научиться любая особа прекрасного пола, тут было бы желание и время. У представительниц низших сословий лишнего времени нет с малолетства, они и грамоте-то обучены одна через сотню, а что касается всех прочих – пожалуйста. Сейчас Оттавия задействовала приятные мелочи заклинания Встречи гостя – признак особого расположения. Марко принял кубок с прекрасным ламбруско и сделал пару глотков. Он не мог позволить себе больше, потому что пока не знал характера предстоящего приватного спектакля.

В неспешной беседе на ничего не значащие темы хозяйка и гость миновали высокие дубовые двери, обвитые плющом, и оказались во внутреннем крытом дворике особняка, где было гораздо менее людно, чем в арочной галерее. Тут уединялись парочки и за плотными бархатными портьерами там и сям скрывались многочисленные дверцы в уютные покои, убранные на разный лад. Каждое помещение имело отдельный выход в парк – ситуации-то бывают разные, иногда требуется поспешное бегство. Госпожа Вега приблизилась к одной такой портьере, расшитой бисером, и сделала гостю знак остановиться.

– Так для кого ты позвала меня сегодня, прелестная Оттавия? Почтенная вдовушка, мать семейства или – я надеюсь на это, клянусь Паном! – скучающая юная красотка, сбежавшая из объятий лысого пузатого старикашки?

– Ни то, ни другое, ни третье, – натянуто улыбнулась женщина, указывая Синомбре на прикрытую портьерой дверь, а голос ее, прежде такой уверенный и жизнерадостный, сбился на жалкий шепот. – Это вообще не женщина. И даже не муж-рогач, желающий с тобой поквитаться. Но прости, Марко… я не могла отказать. Можешь проклясть меня, если хочешь, но не позвать тебя я тоже не могла.

Только сейчас гость заметил, что в полутемном внутреннем дворике не просто малолюдно, а по-настоящему пусто. И откуда-то, как из ночного мрака, бесшумно выступили несколько фигур в подбитых волчьим мехом черных плащах. Фигуры оттеснили Оттавию от гостя. Шлейф жемчужного платья стремительно удалялся, шурша парчой по мозаичным плитам пола.

Ловушка захлопнулась. Навряд ли выйдет нынешней ночью почитать душещипательные стишки задорого или заняться любовью. Хвататься за рукоять меча было совершенно бессмысленно, да Марко этого и не сделал, потому что насчитал вокруг себя шесть молчаливых фигур. Путь оставался один – к двери, портьеру над которой уже приподняла услужливая рука в черной перчатке. Другая рука в перчатке была вежливо протянута ладонью вверх. Марко все понял без слов и вложил в эту ладонь отстегнутые от пояса ножны вместе с коротким своим мечом. А из-за полуоткрытой двери раздался властный старческий голос, действительно принадлежащий мужчине:

– Входи, Марко Синомбре. Мы всего лишь поговорим по душам.

Где-то далеко слышался нервный смех предательницы Оттавии, встречающей новых гостей в приглушенном свете факелов в арочной галерее. Осуждал ли ее обманутый друг? Едва ли.

Тому, кто повелевает людьми в черных плащах с отделкой волчьим мехом, действительно не отказывают. Это же не кто-нибудь, а мессир Армандо Ди Йэло, бывший Командор Третьего Храма и отец убитого на поединке рыцаря.