Текст книги "Сдохни, тварь, или Любовь цвета одиночества"

Портрет в интерьере

Роберт не объявлялся.

Он пропал накрепко. И не оставил никаких следов, кроме воспоминаний.

По идее я должна была о нем забыть, как о самом жестоком мужчине в своей биографии. Но после истории с Олегом я все чаще сравнивала его с другими. Да. И пил, и бил, и судился. Но он любил только меня, любил до ненависти, до бреда. Даже после развода он говорил мне о любви. В карикатурной форме, пытаясь спрятать свои чувства в обидных посланиях, в нарочитом игнорировании общих праздников, он каждый раз показывал, что в его сердце живет только одна женщина.

Я могла забыть обо всем, улететь на свой остров и пригреться возле Желанного, но в сердце Олега всегда горел зеленый свет. А значит, я вечно буду находиться в движущемся потоке.

Набрать телефон Василисы, когда душит одиночество, – это как выпить в пустыне стакан воды. Она всегда знала, как заземлить и вернуть в настоящее.

Подруга была в плохом настроении.

– Приезжай! – коротко бросила она.

– Давай лучше ты ко мне. – Только вчера я заполнила холодильник.

– Нет. Мне нужно тебе кое-что показать, – сдержанно ответила она.

– Как, опять? Ты меня уже ничем не удивишь, – рассмеялась я.

– Приезжай, ты мне очень нужна. Вместе мы что-нибудь придумаем. У меня неприятности.

Я быстро собралась, недоумевая, какие у железной Василиски могут быть неприятности. Если только в бизнесе…

Василиса была расстроена до неузнаваемости. Оказывается, ее косметикой была постоянная улыбка, не сходившая с ее лица. А теперь улыбки нет и нет лица.

– Твой Роберт последняя тварь. – Она грузно опустилась на стул.

Вообще-то я знала об этом и без нее, но слышать такую конкретику от подруги, едва знакомой с моим бывшем мужем, было более чем странно.

Я присела с другой стороны стола, напротив. Она напряженно смотрела мне в глаза, но думала о своем. Закурила.

– А вы знакомы больше, чем я думала? – спросила я спокойно.

– Увы. Ты нас познакомила тогда в казино, я дала ему свой телефон и попросила его. Ты же знаешь, я всегда даю свои телефоны бизнесменам на всякий случай. Мало ли что, бизнес совместный закружить или совет спросить. Связи всегда пригодяться. Так вот, – продолжала Василиса, аккуратно сбросив пепел в рот пепельницы-лягушки, – некоторое время назад я ему позвонила и попросила совета, нет ли у него знакомых бизнесменов, у которых можно на выгодных условиях арендовать большое помещение. Ты знаешь, я давно хочу создать свой бренд одежды и для этого мне нужно помещение не менее тысячи метров. А ты говорила, что он как раз занимается коммерческой недвижимостью.

– Я вообще много чего тебе говорила… – случайно бросила я.

– Ну вот! – Василиса даже слегка улыбнулась. – Я и подумала, что он может дать хороший совет. А он, представляешь, предложил мне встретиться и все обсудить. – Василиса закашлялась и потушила сигарету. – Мы встретились, он выслушал и предложил свое помещение на очень выгодных условиях.

– На каких же? – спокойно спросила я.

– Вот тут-то самое интересное! Он предложил мне платить только коммуналку, понимаешь?

– Не совсем, – без эмоций ответила я.

– Только коммунальные расходы, а плату за аренду, страховку и все остальное исключил.

– За что? – усмехнулась я.

– За аренду платить не надо, – терпеливо объяснила подруга.

– За что? – повторила я. – Что в обмен?

– А-а… я не поняла… – Василиса опять закурила. – В обмен он хотел, чтобы я ему рассказала все о тебе. Ну, за время после развода. Зачем ему это, я вообще не поняла. Да и, собственно, какое ему дело, скажи?

Василиса вытягивала из сигареты весь табак за три затяжки. Наверно, волновалась.

– И ты отказалась, – предположила я.

– Да. То есть нет, – запуталась Василиса. – Сперва я, конечно, отказалась, потому что это как-то не совсем красиво…

– Да, ладно? – заметила я с сарказмом.

– Да. Но потом он пригласил меня во Вьетнам, сказал, что это будет незабываемое путешествие. А я как раз одинокая сейчас, сама знаешь… Да и ты меня бросила в тот момент – уехала с Адамом в Грецию.

– С Адамом, которого ты же мне и подсунула? – уточнила я.

– Ну, знаешь, не захотела бы – не поехала, – быстро обиделась Василиса. – Между прочим, у меня с Адамом в свое время роман был. Очень красивый.

– Ты мне про это не говорила, – сухо заметила я.

– Сама могла бы догадаться. Красивый мужчина, неглупый. Только тебе же все не нравятся. А я постаралась познакомить тебя с лучшим, что у меня было.

– Спасибо. Если он – это лучшее, тогда понятно, почему тебя к Роберту прибило.

– Ничего подобного! Для того, чтобы строить бизнес, дорогая, нельзя оглядываться на всех. Кому-то обязательно наступишь на ногу.

– И ты выбрала МОЮ ногу.

– А у вас, кроме ссор, ничего путного не было. Богатый бизнесмен с большими возможностями совершенно тебе не нужный. А если грамотно рулить, можно очень хорошо подняться. Я планировала через год войти с тобой в сделку и купить на двоих квартиру в Майами. Причем в новом доме прямо у океана! Ты же об этом мечтала? Я все делала для нас с тобой! – Василиса замолчала. Ждала вопросов. И, не дождавшись, продолжила: – Это была ужасная поездка. Твой Роберт постоянно квасил и говорил только о тебе. Он меня достал одной и той же темой. Выпьет, потом целый день спит, просыпается, начинает жаловаться на тебя. Сам себя накручивал. Я, между прочим, вообще в той поезде про тебя не говорила. Надо было дать возможность человеку выговориться, а потом из него можно веревки вить. А потом мы вернулись в Москву, и я напомнила ему о нашем договоре.

– О договоре продать меня за аренду? – перепроверила я факты.

– Ну вот, опять ты со своими терминами! – нарочито возмущенно отреагировала Василиса. – У вас все равно плохие отношения, как ты не можешь понять! А наше с тобой будущее зависит от стабильного бизнеса и четких схем. Если бы у меня получилось, ты бы и внимания не обратила на эти мелочи…

– Зря ты так думаешь… – задумчиво ответила я. – Скажи мне сейчас честно, ты уже «хорошо» начала, – зачем была устроена эта провокация с Олегом? Ну, уехала бы я в Майами и жила бы там с ним себе. И тебе спокойней было бы выстраивать свой бизнес? Не из-за любви же ко мне ты так поступила…

Василисино лицо внезапно стало злым и холодным:

– А ты думаешь, мне приятно было наблюдать, как ты там купаешься в любви, а Роберт ничего не знает, страдает и думает только о тебе? Как будто я не женщина, а диктофон, на который он наговаривает свои мысли. И потом… В лице Олега мы с Робертом почувствовали угрозу. Ты готова была поменять свою жизнь. А Роберт этого не хотел и попросил меня что-то предпринять.

– Значит, ты ему и про Олега рассказала, предприимчивая ты моя?

– Я рассказала ему про всех, о ком знала. Я же тебя тысячу раз предупреждала – не говори о себе ничего личного. Я видела, ты рассказываешь мне обо всем так легко, а значит, это не секрет. То, что знают двое, знают все. Это истина. Поэтому, когда Роберт попросил за свою дорогую услугу такую недорогую цену, я согласилась.

Отражение в зеркале делило нас на две части – одна пара сидела за столом, другая в зеркале. Та, что в зеркале, была запачкана лапами Василисиной кошки. Она играла со своим отражением. Била по нему лапкой, зеркало делало кувырок, хлопая кошку по башке, и снова становилось на свое месте. Наверное, она хотела подружиться с зеркальной кошкой, а та ее била на носу. Глупая.

– А хочешь, я тебе расскажу, как все было на самом деле? – наконец заговорила я.

– Когда я рассказала тебе про нашу жизнь с Робертом, ты слышала только то, что хотела. Я говорила – он такой, он сякой, показывала личные фото. Их ты вообще смотреть отказалась, сказав, что не любишь «всякую жуть». И тогда я подумала, что ты очень ранимая. Ты подробно выспрашивала про его бизнес – и это я трактовала по-своему. Ты же бизнес-вумэн. Ты услышала только то, что хотела, – у него есть деньги. И ты решила, что он как раз та самая крупная рыба, о которой ты мечтала. Ты хвалила его – и молодой, и холостой, и симпатичный, и богатый. Только я думала, что ты хвалила его ДЛЯ МЕНЯ. А ты для себя оценивала – годиться ли в кандидаты на вакантное место?.. Потом ты его увидела в казино и поняла, что годиться. Вышла со мной на улицу, села в машину и «вдруг» внезапно вспомнила, что забыла в зале свой телефон. Вернулась и всучила ему свой номер. Но – молодец! Ты и его номер догадалась записать, ты ведь знала от меня, что он патологически верный. И сам вряд ли позвонит. Когда вы с Робертом встретились и он пригласил тебя во Вьетнам, ты согласилась, даже не раздумывая. Но тебе мешала… я. Ты знала, что, если до отъезда Роберт по пьяни проболтается, поездки не видать. И ты решаешь познакомить меня с Адамом. Но у нас с Адамом дальше прогулки дело не пошло. Потом я тебе рассказываю про то, что мне ночью звонил бывший муж. Что он с какой-то телкой собирается ехать отмечать мой день рождения во Вьетнам. Ты тут же звонишь Адаму и просишь его поехать со мной, куда я скажу.

– Если ты такая догадливая, как же ты не догадалась, что деньги на вашу поездку тоже давала я?

– ? – удивилась я.

– А откуда у него деньги? Он сам тебе сказал, что не работает. Если бы у него были деньги, сама посуди, стала бы я такого ценного кадра отдавать в чужие руки? – Она горько рассмеялась своей следующей мысли: – Ты как собака на сене – обижаешься сейчас, что я начала вести дела с твоим бывшим мужем… Просто смешно.

– Получилось?

– Что?

– Дела вести получилось?

Василиса вытащила из стола папку и положила перед собой:

– Он обманул меня. Когда мы встретились с ним в Москве, я попросила его принести мой контракт. Он сказал: «Твой рассказ – мой контракт, не волнуйся». И я рассказала ему обо всех твоих увлечениях. Но знаешь, я схитрила! Из нашей женской солидарности я сказала ему, что ты каждый раз безумно влюбляешься, про него не вспоминаешь и говоришь, что каждый мужчина лучше, чем он.

– Ну ты гадина… – я взялась за голову. – Ты еще коварнее, чем можно было предположить.

– Ошибаешься. Это все твои эмоции. Заметь, именно я всегда расстаюсь с мужчинами без конфликтов, а у тебя «страсти мадридского двора».

– Потому что они тебя не любят. И муж твой, что живет от тебя отдельно, и любовники твои, которые уходят и потом рассказывают тебе о своих новых увлечениях. Поэтому ты взбесилась, когда у меня начался роман с Олегом. Не по просьбе Роберта. В характере Роберта пойти и морду набить, а анкеты составлять – это слишком мелко для него. Ты поехала с ним во Вьетнам, чтобы он влюбился в тебя. Но тут вышла промашка. Роберт был болен другой женщиной. И тебя взяла обида – как же так? Ей и Олега, и Роберта, и еще там какие-то трутся, а мне что? Лежать за перегородкой да выслушивать монологи бывшего мужа?

– В любом случае ссориться нам не надо. Потому что делить нечего. И некого. Дай мне дорассказать… Когда там, в ресторане, я закончила свой рассказ, Роберт сразу дал контракт со словами: «Как договаривались». Я настолько нервничала, что даже не просмотрела его! Хотела положить в сумку, чтобы потом юристу своему показать, но он остановил меня, сказав: «Наша сделка должна остаться в тайне. Иначе меня порвут другие арендаторы». И тогда я подписала.

– А теперь ты увидела в контракте, что он тебя дурой назвал? – догадалась я.

– Почти так. В контракте прописано, что я должна платить и аренду, и коммуналку, и страховку, и все, все. Я думала сперва, может, он ошибся? Но спросить не у кого – он исчез. – Василиса полезла в корзину и достала овощи: – Хочешь, я салат приготовлю?

Кошка возле зеркала доигралась – ее крепко прихлопнуло, и она четырьмя лапами шмякнулась на пол. Зверски мяукнула и удрала в ванную.

– Я хочу, чтобы ты сказала, зачем ты меня сюда позвала. Очистить совесть? Вряд ли, на тебя это не похоже. Если ты когда-нибудь в жизни и плакала, то только от лука.

– Я сегодня тебе его не положу. Я помню, – мягко улыбнулась Василиса.

– А может, ты хочешь, чтобы я уговорила Роберта полюбить тебя и расширить твой бизнес? Но учти, он эти услуги предоставляет в комплексе – еще изобьет и отнимет что-нибудь. Но люби-и-ить будет! На всю жизнь запомнишь.

Василиса положила овощи в кастрюлю и включила комфорку. Взяла тряпку, протерла грязное зеркало, аккуратно вытерла руки и снова села за стол.

– Нет. У меня другое предложение. Ты его найдешь. А я дам тебе тридцать процентов на покупку квартиры у моря. Тебе же не хватает.

Один мой знакомый режиссер учил меня: «Когда ты не хочешь выяснять отношения или тебе нужно потянуть время, говори: “Я подумаю”». Это так просто – на душе ураган, а ты: «Я подумаю». Очень удобно. Не надо кому-то что-то доказывать, заголять нервы-электропровода и рассыпаться на искры-эмоции. Это даст только короткое замыкание. А может, и длинное, на всю жизнь. Замкнуться в себе и не верить больше никому.

Уже несколько лет я живу в страхе.

Нет. Скорее, страх живет во мне. Он дает о себе знать мерзенькой тремоляцией, словно ты проглотила включенный вибратор. На улице, в гостях, при встрече с людьми, перед сном не покидает ощущение тревоги. И не конкретно за кого-то, а ВООБЩЕ. Словно ты предчувствуешь, но не знаешь что. Отпускает только дома или в машине. Когда находишься в своей коробочке.

Кто-то сказал, что тревога – это проценты, которые мы авансом платим нашим неприятностям.

«Да у вас депрессия, деточка!» – тут же повесит ярлык проницательный врач.

Нет. Я просто боюсь нелюбви.

…И когда ты ловишь отчужденный взгляд мужа… И когда ты ждешь звонков от своих взрослых детей… И когда твои родители становятся безжалостными обличителями твоих пороков.

Это все нелюбовь.

Меткоразрушительная – прямо в сердце. Потому что самые близкие…

Или когда подруга на твоем юбилее скажет тост: «Вот чем ты хороша, так это оптимизмом». И все? Это все, чего ты удостоилась за двадцать лет дружбы?

Ты все время ждешь чего-то большего. Ты действительно заслужил это. Но нелюбовь так легко угадать. И так страшно складывать эти признаки в копилку и понимать, что твой друг – это совершенно случайный человек в твоей жизни. А ты выкладывался ГОДАМИ. Смешил, развлекал, делился, выслушивал, тратил свою энергию и силы в ПУСТОТУ. Принимая как клоун улыбку за доброту, аплодисменты за признание, а слезы – как наивысшую награду за свой труд.

Тут диагноз не депрессия.

Диагноз: «Больной принимает желаемое за действительное».

Это лечится?

Портрет в розовых тонах

Теперь уже хотелось найти Роберта просто потому, что он пропал.

Всегда интересно узнать, почему и в какую сторону растворился ваш бывший.

Мне, например, до сих пор интересно, куда исчез Лжедмитрий, с которым так образово-культурно развивался роман?

Действительно, просто так люди исчезают только в экстремальных ситуациях. Получается, как в знаменитом анекдоте: «Девушка после ночи любви размышляет: “Он не позвонил. На это есть две причины – или я не понравилась ему в постели, или он умер… Лучше бы он умер”».

Но у нас с Лжедмитрием не было ночи любви. А для скоропостижной кончины он выглядел слишком жизнеутверждающе.

Женское братство изобрело эффективную «утешалку»: если мужчина бесследно исчез, нужно сказать подруге следующее: «Он настолько сильно влюбился в тебя, что решил прекратить отношения, дабы не создавать всем проблем».

«Утешалка» действует безотказно – хоть здравый рассудок и подсказывает, что версия бредовая, но измызганная самооценка резко лезет вверх, возвращая утерянные очки. Вас любят! И это самое главное. Вы внушаете такие чувства, что мужчина готов потерять голову и борется с собой.

Но в этой версии, правда, есть один минус.

Как-то раз я утешила подружку таким образом. А она настолько поверила в себя, что стала «доставать» мужчину всеми способами. «Сломался» он, только когда увидел напротив окон своей работы (а был он деканом вуза) их пляжное фото на баннере с надписью: «Вместе навсегда!»

Декан блюл свою репутацию в рабочее время. Поэтому подруга и будущее не построила, и прошлое опошлила.

А декан пришел к ней и самолично объяснился, что вовсе не думал страдать по ее персоне. Просто приключился в его жизни другой экземпляр, моложе и желаннее…

Не надо доводить до отягчающей правды… Не безопасно. Ведь от любви до ненависти такое маленькое расстояние. Сегодня баннер с голу́бками, а завтра баннер с голубями. Поди потом объясни всем, что просто так в Таиланде дом купил и мальчиками не интересуешься.

А может, Роберт тоже влюбился? Ведь он же человек. Плохой, но все же человек. А вокруг столько красивых и самодостаточных девушек… Правда, зачем таким нужен Роберт?..

…Однажды после развода мы с ним зашли в «Крокус». И случайно забрели в одну не престижную обувную марку. Менеджером этого бутика была потрясающая молодая красавица. Я не могла отвести от нее бокового зрения. Высокая, уверенная осанка, черно-гладкие волосы и белая кожа – ухоженная прайвеси. А в глазах абсолютное знание, что ей в жизни нужно. Такие предложения, как Роберт, там даже не рассматривались.

Он тоже ее заметил и погрустнел.

– Тебе не по зубам, – рассмеялась я, выйдя из магазина.

– Ничего особенного… Просто «при параде», – нарочито зевнул Роберт. – А ты чего на теток смотришь?!

Я не ответила. Если он не понимает, как могут нравиться разные мужчины, он тем более не поймет, как могут нравиться женщины.

…Эта история была настолько давней, что мотивы моего поведения уже смылись из памяти. Но именно в те дни я узнала, какие чувства испытывает мужчина, имея безграничную власть над влюбленной женщиной.

В гости ко мне часто наведывались богемные компании из разных московских и питерских театров. По тем временам иметь собственную «двушку» в центре Москвы было невероятной роскошью.

Обстановка была бедная, но кого это интересовало… Стены есть, кровати есть, дряхлый холодильник есть – и слава богу.

Но главной ценностью в квартире был балкон.

Со второго этажа можно было без особого труда попасть на козырек подъезда, подтянуться на руках, перемахнуть через решетку, открыть предусмотрительно снятые со шпингалета балконные двери и – будь здоров. В форс-мажорных обстоятельствах, когда двери не открывались, люди становились на табуретку и лезли через форточку. Тем же самым образом народ уходил из квартиры.

Поскольку я много времени тратила на учебу и работу в двух московских театрах, мне редко приходилось бывать в этой квартире. Ночевала я у мамы, самостоятельная жизнь пугала нежеланием отвечать за все, что в ней происходит.

Я грезила блудом, но коммунистическое воспитание не позволяло мне воплотить в реальность свои фантазии. Конечно, романы случались, но редко и «по-серьезному». С выносом мозга. Легкий флирт манил растленным запахом порока. Но мне органичнее было занимать позицию наблюдателя, а не участника.

На языке того времени квартира именовалась «блат-хатой». Народ пил, гулял, водил девушек. Хотя, по сравнению с нынешними нравами, это были детские шалости. Наркуш, алкоголиков, педофилов, насильников среди моих друзей не было, хотя выпить любили все. Это и было основное удовольствие для творческой молодежи. Напиться и перетрахать как можно больше баб. Шлейф половых побед зачастую вызывал большее уважение, чем список главных партий в спектаклях.

Чаще других приезжали гулять балет Кировского и Большого театра. Скульптурно сложенные Давиды Микеланджело. Мордахи у всех были, как на подбор – аленделоны в черном и белом вариантах.

«Гордость Большого театра» – называли матерого танцора не за великолепно исполненную партию Базиля в «Дон Кихоте», а за то, что не гей и отменная потенция.

Смена кадров у моих балетных происходила в режиме «non-stop». Именно поэтому ни с кем из паломников у меня романа не было. Хотя отказ такому герою-любовнику, да еще и в звездном статусе похож на извращение. Но стать «одной из» мне было не интересно. А на серьезные отношения никто из них настроен не был. У некоторых даже имелись в наличии семьи и громкие фамилии балетных династий. Но когда я наезжала проведать «хату» и они открывали мне дверь – меня с порога разбирал гомерический хохот.

Вчерашний нежный Ромео и мужественный раб Спартак, попахивая свежачком утреннего похмелья, пытались устоять на стройных ногах и сильно старались придать лицу благородное выражение. Но получалось плохо. Их порочные физиономии просились на грим, а прически нуждались в театральных париках.

Апофеозом веселья становился для меня выход всех балетных друзей в вальсе цветов из балета «Щелкунчик». Возвышенная музыка и прекрасные юноши-цветочки в танце любви. И лишь немногие знали, какое буйство молодой плоти скрывается под непорочно белыми одеждами.

Жаль, что не существует балета «Содом и Гоморра» – они бы блестяще самовыразились.

Однажды я приехала в свою квартирку переночевать и выгнала всех. Остался только Сашка Макаров, танцор из труппы Большого театра.

Мы дружили уже много лет. Сашку отличали совершенная сексуальная привлекательность и полное отсутствие амбиций. Он был неотвратимо красив, и девушки рвали его на части. Мимо такой органики трудно было пройти. Все мои подружки тоже не прошли мимо. Хоть ненадолго, но они были счастливы. А я… Естественно, я тоже была сражена его обаянием. Но перевести дружбу в секс означало потерять Сашку. А мне так хотелось видеть его снова и снова!

В ту ночь пьяненький народ унылой цепочкой поплелся из моей квартиры, и я начала убираться.

Сашка, утомленный многодневным секс-марафоном, намертво уснул в гостиной. Я вздохнула и пошла в спальню. А войдя, сильно удивилась.

На кровати сидела девушка, вылитая Моника Белуччи на современный лад. Она кротко смотрела на меня черными миндалевидными глазами.

– Ты кто? – помнится, спросила я.

– Из Испании приехала, – на чистом русском ответила она. – Мне некуда идти.

– Ну, оставайся… испанка, – вяло согласилась я.

Мы легли с ней на одну кровать, больше кроватей не было.

– А ты с кем здесь? – повернула я к ней голову.

– Ни с кем. Я одна. – Говорила она чуть слышно, очень интимно.

– Выключи свет, мне лень вставать, – сказала я в полудреме.

Она услужливо встрепенулась, ловко перескочила через мое туловище и пошла искать выключатель.

– Он за шкафом, просунь подальше руку, – послала я ей информацию через плечо.

Она погасила свет и легла обратно.

Я тут же уснула. В юности сон редко бывает плохим.

Меня разбудили чьи-то руки, которые нежно лазили по моему телу.

– Кто это, что это… – пробормотала я сквозь сон.

– Я тебя люблю, – шепотом сказала «испанка», взяла мою руку и стала целовать пальцы.

– Я мужчин люблю, – поставила я ее в известность.

– Ну и зря. Ни один мужчина не заменит по-настоящему преданную тебе женщину. Только в женском союзе можно уважать чувства партнера и свои собственные, – объясняла она, пытаясь раздеть.

Я уважительно сняла девушку с себя и положила рядом.

– Спать.

И повернулась спиной.

Проснулась к полудню оттого, что кто-то напевал «Арагонскую хоту». Девушка не переставала меня удивлять. Эту сложную мелодию воспроизвести для не музыканта практически невозможно.

Но сиюминутное уважение тут же сменилось озадаченностью – я вспомнила ночной сюжет.

В гостиной было пусто, видимо, Сашка уехал на утреннюю репетицию. Настроение сразу подвяло, я надеялась ухватить его с утра на милую беседу.

Под потолком гостиной возле лампочки висело плотное табачное облако. Оно медленно сползало сверху вниз серебристой дымкой, освещенной единственным солнечным лучом. Игра света в табачной пелене, смешанной с комнатной пылью, а фоном – мелодия испанской оркестровой пьесы. Было душно и сказочно.

В углу культурненько стояли собранные кем-то пустые бутылки. Когда дым немного осел, сразу обнаружился отпечаток башмака на потолке.

– Я уберу все, – возникла за спиной «испанка».

Мой взгляд уперся в синюшное чернильное пятно на ковролине.

– Ну а чернила-то откуда? – совсем удивилась я.

Девушка опустилась на четвереньки и начала тереть пятно чьей-то футболкой.

Я открыла обе створки балкона, села на табуретку, закурила и стала разглядывать «испанку».

Тонкая, изящная, тягучие линии, плавные движения, не балетная, но творческая. Кто такая и откуда – не понятно. Белая кожа, черные блестящие волосы, несмеющиеся глаза, исполненные грустным покоем. Как ее сюда занесло?

– Я все сделала, – подошла ко мне и покорно застыла.

– Где ты живешь? – спросила я, протягивая ей сигареты.

– Я не курю. Спасибо. Нигде не живу. В Испании, – повторила она вчерашнюю версию.

– Тебе надо уезжать. Я не могу тебя здесь оставить, – жестко сказала я.

Она закинула на плечо большую тряпичную сумку и молча захлопнула входную дверь.

Стало тихо и умиротворенно.

Я подышала свободой полчаса, и мне стало одиноко.

«И зачем я ее выгнала? Она и не мешала особо», – пожалела я.

Собрала пустые бутылки в авоську и понесла на балкон. «Можно сдать. Чем хороши такие посиделки, после них много стеклотары остается», – эта идея показалась мне забавной.

Я поставила бутылки на балкон, и они позорным звоном обозначили мои намерения всем соседям.

– Этикетки надо смыть. В таком виде не примут, – раздался под балконом чей-то совет.

Я перегнулась через перила второго этажа – «испанка» сидела на лавке. И никуда не думала уходить.

– Их в ванну надо сложить, пусть отмокают, – посоветовала она снизу.

Я посмотрела на бутылки – одной мне не справиться. Да и не донести такую тяжесть до пункта приема.

– Поднимайся, – вполголоса сказала я, стесняясь соседей.

«Испанка» тут же исчезла в подъезде.

Когда с бутылками было покончено, у нас в руках оказалось целых десять рублей. Мы купили помидоры, докторской колбасы, сыр «Виола» и бананы. Оставили себе еще три рубля на такси.

В убранной квартире появился запах женского уюта. По дороге из магазина «испанка» сорвала с клумбы возле ЖЭКа несколько ярко-розовых петуний. И кухню украсил куций букетик в граненом стакане.

Как-то быстро выяснилось, что она умеет делать все, а я ничего. То, что касалось быта, вызывало во мне паническую растерянность. А «испанка», одного возраста со мной, старалась полностью избавить меня от рутинных хлопот, и у нее все получалось.

Ночью она спросила меня:

– Хочешь, я почитаю тебе Цветаеву?

– Конечно. А я тебе.

Полночи мы наперегонки хвастались друг перед другом знанием творчества великой поэтессы.

– А знаешь, в чем ее секрет? – задала я наивный вопрос девушке. – В каждом из ее стихотворений можно узнать своего мужчину.

– Или женщину, – договорила она.

На следующий день она поехала со мной в институт, а вечером на репетицию в театр. Сидела на последнем ряду, наблюдая за работой, и ждала, ждала, как преданный любовник.

Так продолжалось три дня.

– Тебе не лень таскаться со мною на репетиции? – спросила я ее на четвертый день.

– Если я тебе мешаю, то могу остаться дома. И приготовить ужин, – угодливо предложила «испанка».

На другой день я вернулась домой поздно, уставшая и взвинченная.

В прихожей меня ожидал сюрприз.

Вместо замызганного, свалявшегося, как старый лев, ковролина, было выстелено ядовито-зеленое покрытие с жестким искусственным ворсом.

– Что это такое?! – изумилась я, наступив на спортивный настил.

– Тебе нравится? – обрадовалась «испанка». – Это я сегодня на стадионе кусок отрезала и сюда притащила. Тебя же раздражало чернильное пятно, я так и не сумела его оттереть. Вырезала весь ковролин в прихожей и заменила на этот. Он не сотрется, износостойкий. Тебе правда нравится?

– Изобретательно… – Я потрогала рукой жесткий ворс. – Теперь лучше босиком не ходить. Можно ноги до коленей стереть…

На следующий день я решила поговорить с ней.

– Мне надо домой, к маме. Я еще никогда не жила одна, – снова попыталась я объяснить «испанке», что пора расходиться.

Я лежала в ванне и рукой прибивала вздыбленную пену.

– Учись жить одна. В жизни это пригодится. Тебе особенно, – она сидела на краю ванны, опустив руку в пену.

– Почему это? Я не собираюсь жить одна. Выйду замуж, будет семья, дети, как положено.

«Испанка» поймала мою ногу под пеной и потянула на себя. Я с головой ушла под воду.

– Ты чего делаешь?! – отплевываясь от пены, завопила я.

– Играю с тобой… А замуж ты, если выйдешь, то быстро разведешься. Потому что так, как я тебя, никто не будет любить. Ты всегда будешь узнавать любовь в разных людях, но потом горько раскаиваться, выдавая желаемое за действительное. Но главной твоей бедой навсегда будет то, что ты пропустила меня в своей жизни.

– Ты ненормальная. – Я вылезла из ванны и побыстрее закуталась в полотенце. – Ты кто? Я тебя едва знаю. Не фантазируй!

– Можно я буду звать тебя «слоник»? – спросила она, игнорируя мои эмоции.

– Я так плохо выгляжу?

– Нет. Просто так. Без объяснений.

Вечером мы пили индийский чай со слоном и закусывали конфетами «Белочка».

Я репетировала пьесу «Трехгрошовая опера». У меня была роль Селии Пичем. «Испанка» подавала реплики за других персонажей. Кстати, очень удачно. Мы смеялись, потому что получалось, как в театре Кабуки. Только наоборот. Там все роли исполняют мужчины, а здесь женщины.

«Испанка» была и моим мужем, и моей дочерью.

Пичем. Стало быть, все очень просто. Ты выходишь замуж. Что люди делают, когда выходят замуж? Разводяться, не правда ли?

Полли. Но я же его люблю, зачем же думать о разводе? Мама, если ты когда-нибудь любила…

Госпожа Пичем. Любила!.. Все же так делают, Полли!

«Испанка» тянула с ответом Полли.

– Слушай, а что если ты от себя добавишь? Скажи так: «Любила? Неоднократно!» Это будет смешнее.

– Любила? Неоднократно! – абсолютно серьезно ответила Селия Пичем моим голосом.

В дверь позвонили.

Я раздосадованно отложила пьесу и пошла открывать. Наверняка очередная балетная труппа решила развеяться после тяжелого спектакля. Лучше открыть, пока через балкон не полезли.

– Кто? – спросила я из-за двери.

– Здравствуйте! – раздался сочный мужской голос. – Извините, Мария у вас?

– Нет. Здесь такие не живут.

Я вернулась в гостиную и снова взяла в руки пьесу.

– Марию какую-то ищут…

– Это я, – отозвалась «испанка».

Я посмотрела на нее, как в первый раз.

– Тебя зовут Мария?

«Испанка» равнодушно пожала плечами.

– Это за тобой? – спросила я.

Она промолчала.

В дверь снова позвонили.

– Иди, если это к тебе, – решительно указала я ей на дверь.

– Не пойду. Зачем.

Она была очень странная.

В дверь нетерпеливо позвонили подряд два раза.

– Кто этот мужчина? – вопросов было больше, чем ответов.

– Наверно, мой муж, – отозвалась «испанка».

Я пошла открывать дверь.

На пороге стоял немолодой плотный мужчина в костюме, с портфелем и в массивных очках в роговой оправе. Он уставился на меня тревожными глазами, что-то пробурчал и без приглашения устремился внутрь квартиры.

– Проходите… – запоздало промямлила я ему в спину от растерянности.

Он сразу прошел в гостиную, не задерживаясь в прихожей.