Текст книги "Клеопатра и Цезарь. Подозрения жены, или Обманутая красавица"

Сюжет II
Цезарь: любовь

1

Главный чиновник Верхнего и Нижнего Египта Протарх положил перед царицей указ. На дорогом пергаменте уже стояли печати и родовые гербы Птолемеев. Клеопатра медленно вчитывалась в каждое слово. Ей казалось, что, выиграв у судьбы таким образом время, она даст возможность свершиться чуду. Обязательно произойдет что-то, что помешает подписать этот страшный указ. Указ, обрекающий ее народ на голодную смерть.

Но ничего, ровным счетом ничего не происходило.

Царствование начиналось с дурных предзнаменований. Чтобы хоть как-то пополнить казну, Клеопатра пошла на подлог серебряной монеты – изменив ее вес за счет уменьшения в ней серебра. Это позволило проводить молодой царице финансовые махинации и как можно быстрее рассчитываться с римлянами по долгам. Но после странного и нераскрытого убийства на улице Рабирия Постума Рим ужесточил свою политику в отношении Египта, требуя уже не только денег, но и натуральные продукты, украшения, мебель, ткани. Надежды Птолемея на то, что Клеопатра сумеет найти выход из римской ловушки, не оправдались. Вступив на престол, Клеопатра поняла, что не имеет ни малейшего представления о том, как управлять государством, как справиться с огромной бюрократией и армией чиновников. Все ее знания, не подкрепленные практикой и верными людьми, – ничего не стоили.

– Божественная, опыт управления приходит с годами, – утешал ее Аполлодор.

– Но опыт мне нужен сейчас! Ты понимаешь, сейчас!

– Божественная, позволь дать тебе совет. Не принимай сейчас никаких указов, создай свою дворцовую партию, собери на государственный совет всех номархов, чиновников и выслушай каждого. Это поможет тебе принимать верные решения и привлечет на твою сторону многих придворных.

Клеопатра почувствовала, как огромная гора свалилась с ее плеч. Трехмесячное совместное правление с отцом мало в чем ей помогло. О нем можно было даже забыть. Только сейчас молодая царица поняла, что государственные советы, на которых она раньше присутствовала, были пустой говорильней и тратой времени, никакими государственными проблемами и вопросами они на самом деле не занимались и не рассматривали. Истинное положение вещей в стране предстало перед ней только сейчас.

Подойдя к Аполлодору, Клеопатра взяла его за руку. Она очень рассчитывала на его помощь и поддержку. В ней жила глубокая уверенность, что сириец ни в чем не способен ей отказать.

– Ответь мне, мой мудрый наставник, готов ли ты стать главным советником и главным чиновником Египта?

Клеопатра хитро прищурилась. Такое предложение не предполагало отказа, более того, это был удивительный взлет для человека, привыкшего быть в тени, но одолеваемого огромным честолюбием.

Сириец вздрогнул, но быстро взял себя в руки. Его ответ поразил царицу в самое сердце.

– Позволь мне остаться твоим главным советником.

– Почему? – разочарованно протянула Клеопатра.

– Госпожа, я сириец…

– Ну и что? – перебила его Клеопатра. – Что страшит тебя? Никто и ни в чем не посмеет упрекнуть тебя!

– Я сириец, – продолжил Аполлодор так, словно его не перебивали, – я не знаю грека, а уж тем более египтянина, который с удовольствием подчинился бы чужеземцу.

Царица всплеснула руками. Она старалась скрыть свое раздражение и разочарование, но это плохо у нее выходило.

– Поверь мне, госпожа, я знаю, что говорю. Вся знать и чиновники будут против меня. А значит – и против тебя. Нужно ли тебе это?

Однако Клеопатру так сильно задел отказ, что воспринимать какие-либо доводы она просто не хотела. Решив показать свой царский характер, она резко произнесла:

– Пусть будет по-твоему. Я назначаю тебя только главным советником. Можешь идти.

Желая поступить наперекор наставнику, Клеопатра не последовала его советам, показав, что свои обиды она ставит превыше государственной необходимости. И тем самым она усугубила свое и без того непростое положение.

После того как царица приняла указ, освобождающий греков от наказаний и обязанности обрабатывать землю, ситуация в Египте еще больше ухудшилась. Клеопатра преклонялась перед великим Александром Македонским и далекой родиной своих предков – Грецией, а эллины, потомки греческих и македонских переселенцев, по ее мнению, были хранителями греческой культуры. Предоставив им особый статус и ряд привилегий, царица разворошила старые раны Египта. Все чаще между египтянами и греками стали происходить драки, то тут, то там вспыхивала резня. Знающие люди утверждали, что может начаться гражданская война, более того, самые прозорливые считали, что Клеопатра намеренно хочет столкнуть два народа, чтобы благодаря смуте скрыть свои ошибки.

Ко всем этим бедам и сами боги решили испытать царицу на крепость и силу духа. В Египте начался неурожай. Нил больше не разливался, как в прежние годы. В некоторых провинциях разразился голод. А урожай, который удалось собрать в Центральном Египте и Фаюмском оазисе, был не способен прокормить огромную страну. Голод стал угрожать и самой столице – Александрии. Именно в это страшное время Рим потребовал хлеба.

Клеопатра почувствовала, что ей через плечо заглядывает брат Птолемей.

– Что так долго? – не выдержал он. – Еще мне его подписывать!

– Подождешь! – грубо отрезала царица.

Птолемей сел на трон, его подбородок задрожал, он плаксиво посмотрел в сторону евнуха Потина, ныне ставшего его главным советником. Потин скорчил гримасу и приложил палец к губам. Птолемей послушно шмыгнул носом.

После их воцарения во дворце образовалась новая партия – партия Птолемея. Сторону безвольного и слабого мальчика приняла почти вся александрийская знать, а саму партию возглавил евнух Потин, военачальник дворцовой стражи Ахилл и Арсиноя, которая к тому же сумела окружить себя собственными придворными. Клеопатре только и оставалось, что, надменно и высокомерно поджав губы, сносить неприязнь и враждебность двора, демонстрируя как бы полное безразличие. Переживая момент острой зависти к брату, она окончательно замкнулась в себе. Взывать к каким-либо родственным чувствам было совершенно бессмысленно. Клеопатра понимала, что слабоумный Птолемей мало на что способен: конечно же, за этой интригой стоял Потин. Но как ловко он все устроил! Наверное, нет на земле такого евнуха, который не мечтал бы стать царем! Клеопатра быстро сообразила, что схватки за трон ей не избежать. Борьба будет яростной и жестокой. Жестокой настолько, насколько это возможно между близкими родственниками. Она одна против сплоченной дворцовой партии, против алчных и жаждущих власти людей. Какое суровое испытание подготовили ей боги…

Наконец уяснив, что помощи ждать неоткуда, Клеопатра подписала указ, отдав пергамент Птолемею.

После чего главный чиновник Протарх взял указ в руки и зачитал его:

– «Все зерно, собранное в Центральном Египте, запрещено ввозить в Средний, Верхний и Нижний Египет. Этот хлеб может быть продан только в Александрии. Нарушивший сей указ подлежит немедленной смертной казни и конфискации всего имущества. Любой, кто заметит нарушителя и сообщит о нем, будет вознагражден».

Закончив читать, Протарх поклонился. Клеопатра поймала на себе хитрый взгляд Потина и насмешливый – Арсинои. Вдруг у нее возникло чувство, что она проиграла. Что допустила страшную ошибку и ее на чем-то подловили.

– Божественные, – раздался мягкий и тихий голос Потина, – Александрии не нужно столько много хлеба. Излишки можно передать провинциям.

– Ты отлично знаешь, советник, что Рим требует хлеба! – с трудом сдерживаясь, промолвила царица.

– Ну да, ну да… – евнух сокрушенно покачал головой. Но во всем его поведении сквозила явная издевка. Вслух об этом никто говорить не осмеливался, но в дворцовых галереях шептались, что в угоду Рима Клеопатра обрекает Египет на голод.

Сжав кулаки и вложив в свой взгляд такие презрение и надменность, на какие она только была способна, Клеопатра высокомерно произнесла:

– Все излишки хлеба, Протарх, ты должен отправить в Рим.

– Твоя воля будет исполнена, Божественная.

2

Клеопатра подставила лицо мягкому морскому бризу. Как же море умеет успокоить, утянуть в свои глубины боль и неразрешимые вопросы. Молодая царица тяжело вздохнула. Все складывается не так, как она хотела, задумывала, мечтала. Она чувствовала, словно находится на утлом суденышке и ее кружит и носит по морю, и нет никакой возможности пристать к берегу. Что за проклятие висит над ней? Что мешает ей, гордо расправив плечи, жить и царствовать по велению своего сердца, а не подстраиваясь под обстоятельства? Что же она делает неправильно? Как посмела она личную обиду на Аполлодора поставить превыше его ценного совета? Разве так поступают истинные правители?

Клеопатра вздрогнула. Весело завизжав, младший Птолемей бросился к морю, а следом за ним – Нефтида, громко хохоча и что-то объясняя ему.

Редкая идиллия. Клеопатра уже давно перестала встречаться и разговаривать с сестрой и старшим Птолемеем. Проявлению родственных чувств мешали зависть и ненависть. А вот с младшим Птолемеем она иногда гуляла. Он был еще слишком мал, чтобы вступать в дворцовую партию.

Наблюдая за дурачившимися в море братом и Нефтидой, Клеопатра улыбалась. Может, и ей присоединиться к ним? Хоть на время забыть о своих одиночестве и неудачах…

Царица уже почти поднялась со своего места, но в последний момент ее что-то остановило. Так не хотелось своими горькими мыслями омрачать счастье близких людей.

Обхватив колени руками, Клеопатра рассматривала маяк на острове Фарос. С прибрежной полосы он был очень хорошо виден. Белокаменный, мощный, высокий… Ее предки обладали изысканным вкусом.

– Божественная, – услышала она шепот слуги, – к вам главный советник.

Обернувшись, Клеопатра помахала рукой, давая понять сирийцу, что она разрешает ему сесть рядом.

– Приветствую тебя, Божественная!

– И я тебя, Аполлодор!

Немного помолчали. Не сумев справиться с накатившей на нее грустью, Клеопатра горько произнесла:

– Я обрекла свою страну на голод, и все в угоду Рима!

Аполлодор скромно молчал, он чувствовал, что именно это от него сейчас и ждут.

– Ненавижу! – зло проговорила Клеопатра, яростно сжимая кулаки. – Ненавижу Рим! Ненавижу римлян! Будь они прокляты! Пусть все бедствия мира падут на их город!

Наставник усмехнулся.

– Через год в Египте будет хороший урожай. Так предсказали жрецы. Тебе нужно подождать всего лишь год.

– Год… Сколько уже голодных бунтов подавлено! И сколько еще предстоит!

– Корона – тяжелая ноша. Надо всегда быть готовым к тому, что, испачкав руки в крови, следует так же быстро смыть эту кровь.

– Но почему все сразу на меня навалилось? Этот долг Риму, дворцовые интриги, голод…

– Боги тебя испытывают.

– Для чего?

– Не знаю. – Аполлодор пожал плечами и серьезно добавил: – Они мне этого не сказали.

Клеопатра криво улыбнулась, быстро смахнув досадную слезу.

– Если бы ты знал, как мне тяжело и горько!

– Знаю. – Сириец внимательно посмотрел на царицу. – Тебе всегда было тяжело, и ты всегда справлялась. Вспомни о своем странном влечении подглядывать за голыми людьми. Ты сумела его перебороть. Ты победила свою страсть. Сумеешь победить и обстоятельства.

Клеопатра прижалась к плечу Аполлодора. На мгновение она закрыла глаза. Шум прибоя слился с детским смехом Птолемея. Она вновь была маленькой девочкой, третьей в семье, живущей в своих мечтах и грезах. Как же их воплотить?

– Я пришел сообщить тебе очень важную новость.

Клеопатра открыла глаза. Пронзительная синева моря сливалась с такой же синевой неба.

– Говори, – тихо прошептала она.

– В Риме началась гражданская война.

– Что? – Клеопатре показалось, что она ослышалась, настолько это было невероятным.

Хитро прищурившись, сириец многозначительно проговорил:

– Все еще может измениться.

– О, боги, боги! – Царица нервно теребила серебряные браслеты на руках.

– Рано или поздно они вынуждены будут обратиться за помощью и поддержкой Египта.

– Да, да…

– Тебе надо выбрать, кому оказать эту помощь: Помпею или Цезарю.

– И тогда, – Клеопатра зло усмехнулась, – как же дорого он заплатит за мою поддержку!

Резко поднявшись, царица приказала слуге:

– Позови Нефтиду и Птолемея во дворец!

– Не принимай поспешного решения! – предупредил Аполлодор, вставая с циновки и идя следом за ней.

– Я помолюсь Исиде. Мое сердце и ум не будут подвластны ни страсти, ни обиде.

Клеопатра быстро шла ко дворцу, не веря, боясь верить этой ошеломительной новости. Советник еле поспевал за ней.

– Аполлодор, мы еще успеем вернуть корабли с хлебом?

– Боюсь, что уже нет, Божественная.

– Ах, как жаль… Как же так! Такое роковое совпадение! Никому ничего не говори.

– Мы ничего не выиграем от этого. Я уверен, лазутчики Потина уже сообщили ему о начавшейся гражданской войне.

– О, боги! – Клеопатра в бессильной ярости сжала кулаки. – Ты свободен, Аполлодор.

– Покидаю тебя, Божественная.

К Клеопатре подбежали запыхавшаяся Нефтида и Птолемей.

– Что-то случилось, госпожа?

– Ничего. Просто я решила пойти в храм Исиды. Ступайте во дворец.

– Позволь и мне пойти с тобой, госпожа.

Нефтида никогда не была при дворе просто служанкой, а после того, как Клеопатра взошла на престол, ей был присвоен титул подруги и поверенной в делах.

– Конечно, – царица согласно кивнула, – только пусть брат возвращается во дворец.

Передав мальчика слугам, египтянка последовала за Клеопатрой.

Огромные мрачные своды, испещренные древними фресками и надписями, завораживали мистикой и таинственностью. Когда-то Клеопатра решила выучить египетский язык, чтобы понимать, что написано на этих стенах. Преклонив колени перед золотой статуей с изумрудными глазами, молодая царица вся отдалась молитве.

Мгновение – и таинственная тишина поглотила ее и ее сердце.

Ей показалось будто бы она идет по звездной тропинке к сияющему трону. К женщине необыкновенной красоты, на долю которой выпала горькая и отчаянная любовь к Осирису.

– Что ты хочешь, дитя мое? – спросила богиня.

– О, Исида, величайшая из великих, мой народ голодает, мою землю постиг неурожай. Что мне делать?

– То, что и подобает истинным царям – разделить с народом его горькую участь.

– Как это? – Клеопатра не хотела верить услышанному. – Я должна отказаться от хлеба? Все равно его на всех не хватит! И где это видано, чтобы цари голодали! – с вызовом ответила она.

Богиня нахмурилась, ей явно не понравились слова царицы.

– Что ж, дитя мое, я не могу оспаривать твое решение. Человек сам управляет своей судьбой. Что еще ты хотела узнать?

– Говорят, что боги умеют видеть будущее. Ответь же мне: кто победит в гражданской войне в Риме?

После недолгого молчания Исида ответила:

– Твой любимый.

– Кто?

Клеопатра открыла глаза. В храме было мрачно и прохладно. Рядом на коленях стояла Нефтида и шептала слова молитвы. Клеопатра посмотрела на золотую статую, богиня с величавым спокойствием взирала на нее изумрудными глазами. Проведя рукой по лбу, Клеопатра поднялась с колен. И тут ее взгляд наткнулся на надпись, сделанную со слов жреца Неб-Нештру:

«Предел жизни – это печаль. Ты утратишь все, что прежде было вокруг. Тебе будет принадлежать лишь пустота. Твое существование будет продолжаться, но ты не сможешь ничего сознавать. Возвестят день, но для тебя он не засияет никогда. Взойдет солнце, но ты будешь погружен в сон и неведение».

Клеопатра тяжело сглотнула. Какие скверные слова… Они похожи на пророчество…

– Госпожа…

Царица вздрогнула и испуганно оглянулась.

– Я молилась Исиде всем сердцем. И она ответила мне.

Клеопатра побледнела.

– Она сказала, – продолжала Нефтида, – что в тебе есть добрый свет и тебе надо идти на него.

– Какой свет?

– Истинный! Данный богами! А еще она сказала мне, если ты собьешься с пути, ты больше не найдешь его.

3

Высокие мрачные своды, испещренные фресками и надписями, завораживают меня. Я преклоняю колени перед своей покровительницей. И в следующее мгновение вскрикиваю: яркий свет бьет мне в глаза, но тут же исчезает.

– Что ты хочешь, дитя мое?

Какой красивый бархатный голос! Как мне хочется, чтобы и у меня был такой же голос!

– Твой голос не менее завораживающий, чем мой, – отвечает моим мыслям Исида.

Я скромно улыбаюсь и поднимаю голову.

– О, Исида, величайшая из великих, мой народ голодает, мою землю постиг неурожай. Что мне делать?

– То, что и подобает истинным царям – разделить с народом его горькую участь.

Я чувствую, тяжкий груз спадает с моих плеч. Слезы счастья бегут по моим щекам.

– Да! Да, Великая! Именно так я и поступлю!

Исида улыбается, берет меня за руку, и мы идем к царским амбарам. Они ломятся от зерна, дворцу не нужно столько хлеба.

В моих руках ключи, я открываю все замки, отдавая приказ:

– Все зерно раздать народу!

– Что с тобой, дитя?

Исида осторожно проводит рукой по моему лбу.

– У тебя лихорадка.

– У меня? – я удивленно смотрю на нее.

– Ах да, припоминаю, твой лекарь Олимпа молился за тебя вчера. Но я не придала этому значения, ведь я знаю, какая ты сильная.

Мне действительно становится плохо. Откуда-то изнутри поднимается жар. Краски мира сгущаются, трескаются, бледнеют…

Но мне это безразлично. Я успела сделать самое главное. Я спасла свой народ от голода.

– Наивная!

Я сижу возле Нила, а рядом со мной жрец Неб-Нештру. Слабый ветер колышет стебли папируса.

– Почему – наивная?

– Потому что у царей такие же глупые мечты, как и у простых смертных.

Мне не нравятся его слова. Мне вообще никогда не нравилось все, что он говорил.

– Жрец, а ты не боишься, что я прикажу наказать тебя?

Неб-Нештру смеется: дерзко, нагло, откровенно.

– Ты же владеешь только пустотой! Кому и что ты можешь приказать? Тебе осталось жить несколько дней, а ты тешишь себя тем, что можешь еще чем-то повелевать! Ха-ха-ха, наивная Клеопатра!

4

Убийство в Риме вождя городского плебса Клодия стало причиной того, что сенат, вопреки обычаям, без коллегии назначил Помпея консулом. Сделано это было для того, чтобы как можно скорее восстановить порядок и сохранить власть аристократии. Цезарь все еще надеялся быть вновь избранным консулом и таким образом продлить срок своего наместничества в Галлии. Однако после смерти дочери Юлии, жены Помпея, и гибели Красса связь между Помпеем и Цезарем ослабла. Жажда власти, враждебность и подозрительность, копившиеся между ними долгие годы, вылились в гражданскую войну. В первые же месяцы Цезарь изгнал Помпея и его сторонников из Италии. Дабы продолжить борьбу, Помпею пришлось искать помощи на востоке, в первую очередь в Египте, который считался другом и союзником Рима. Тогда он направил в Александрию своего сына – Гнея Помпея-младшего, совершенно не подозревая, какую высокую ставку на его победу делала царица Египта.

В спальню тихо вошел Аполлодор.

– Мути, идти спать, – приказала царица.

– Хорошо, госпожа. – Положив на кровать прозрачную тунику, старая служанка заковыляла в свою комнату.

Отложив в сторону декоративное зеркало, Клеопатра напряженно ждала.

– Завтра… Помпей-младший прибудет завтра.

Царица судорожно вздохнула.

– Аполлодор, ты обязан сделать все возможное и невозможное, но ни Потин, ни Арсиноя не должны общаться с Помпеем! Не должны подойти к нему ни на шаг. Он наш! Только наш!

– Я буду стараться, Божественная.

– Мы, только мы должны победить, – прошептала она.

– Вы что-то сказали, Божественная?

– Нет… нет…

Главный советник внимательно посмотрел на царицу. За последнее время она сильно похудела, осунулась – сказывались постоянная напряженность, враждебность окружающих и тяжелая государственная ноша.

– Божественная, – тихо начал он, словно их могли подслушивать, – ты должна действовать согласно нашему плану.

Клеопатра посмотрела на него глазами загнанного животного.

– Я… Да, конечно…

– Соблазнив Помпея, ты ко многому его обяжешь.

Царица неуверенно пожала плечами. Как признаться в том, что ей просто страшно оставаться наедине с мужчиной, что она в смятении, что совсем не так она себе все это представляла. Дворцовые оргии, разврат, бесчинства, свидетельницей которых она была, словно умертвили в ней что-то, не дали этому пробудиться. А собственные пороки и борьба с ними окончательно ее разуверили.

Аполлодор подошел к царице, мягко и крепко обнял ее, будто бы она снова была маленькой девочкой.

– Когда-то надо начинать. Ты не просто женщина, ты царица. Умение жертвовать – одна из главных обязанностей любого государя. Когда-нибудь у тебя будет муж и ты будешь делить с ним ложе… Но сейчас мы в опасной ситуации. Потин и Арсиноя готовят против тебя заговор.

Клеопатра вздрогнула. Все заговоры у нее ассоциировались с одним – с головой Береники на огромном серебряном блюде.

– Они хотят убить меня?

– Возможно. Поэтому тебе как никогда нужна поддержка Рима.

Клеопатра отошла от Аполлодора, села на табурет с фамильным гербом.

– Как же я их всех ненавижу! И римлян! И Потина! И Арсиною! Ненавижу! – прокричала она, пытаясь выкинуть из своего сердца боль и страх. – За что они так со мной? За что?

– Это власть, Клеопатра, – спокойно ответил главный советник, понимая, что любой ценой необходимо внушить этой загнанной и испуганной девушке собственную уверенность и спокойствие. – Вспомни слова отца: у царей нет родных, есть только слуги и враги. Ты еще молода и неопытна, но скоро оценишь справедливость этих слов.

Клеопатра сидела, закрыв лицо руками. Как ей все это надоело. Почему Береника и отец умели жить в свое удовольствие? Почему она, царица, должна постоянно бороться за свою жизнь и вздрагивать от каждого шороха? Как же все неблагополучно в ее судьбе… Заметив, что молчание становится слишком долгим, она произнесла уставшим и надломленным голосом:

– Хорошо, Аполлодор. Я все сделаю, как мы договаривались. И… ты только не забудь про настойку.

– Она уже приготовлена.

– Оставь меня.

– Доброй тебе ночи, Божественная.

Клеопатра вспомнила странное видение в храме Исиды. Богиня предрекала, что гражданскую войну в Египте выиграет ее любимый. Помпей-младший молод, хорош собой, к тому же он военный, как и предсказывала Нефтида… Значит ли это то, что он и есть ее любимый? Ну, не Помпей же старший! Он старый и толстый… Завтра… Очень многое в ее жизни решится завтра…

Царица хорошо подготовилась к встрече. Здесь ей на помощь пришла память о пирах, устраиваемых Береникой. Помпей-младший был ослеплен великолепием приема. Клеопатра, одетая в льняное платье, расшитое золотом и драгоценными камнями, в золотой короне, инкрустированной коброй – верной защитницей царей, со странным блеском в глубоких, черных глазах, с первых мгновений дала понять Помпею, что, несмотря на то что делит трон с Птолемеем, все вопросы решает только она – истинная царица Египта. Ловя на себе злые взгляды Потина и Арсинои, не имевших возможности выразить свое почтение дорогому гостю, царица поняла, что все делает правильно.

Помпея встречали радушно, словно горячо любимого родственника, которого не видели много лет. В его честь был устроен пир. Еда и напитки подавались только в золотой посуде. Лучшие музыканты играли для гостя, лучшие акробаты и танцовщицы исполняли самые сложные номера. Помпей был поражен гостеприимством, что ему оказывали. Не ведая, что на самом деле стоит за такой щедростью, он принял все за чистую монету. До глубокой ночи веселился римский гость, урывками рассказывая Клеопатре о своем отце и Риме. Поначалу царица внимательно его слушала, однако вскоре поняла, что, выпивая, все мужчины становятся похожими друг на друга: что от ее отца, что от Помпея – толку никакого.

Гостю выделили самую лучшую спальню на царицыной половине дворца, возле дверей поставили стражу – в первую очередь для того, чтобы Потин не смог тайком к нему пробраться. Но захмелевший Помпей не смог всего этого оценить. Стало ясно, что разговор, ради которого прибыл римлянин, откладывается на завтра. Клеопатра будет отдохнувшей, а Помпей, как и следует ожидать после пиршества, – разбитым и усталым. Определенно, все преимущества будут на ее стороне.

Клеопатра решила дать аудиенцию в своем личном зале приемов, а не в официальном. Это дало ей возможность принять дорогого гостя в отсутствие брата и его советника. Представляя, в каком бешенстве были Потин и Арсиноя, царица злорадствовала. Как окончательно избавиться от докучливых врагов, она пока еще не придумала, но с превеликим удовольствием доставила им неприятности.

Помпей выглядел неважно, однако, тем не менее, производил хорошее впечатление: высокий, статный, черноволосый, с открытым и мужественным лицом. Ему было двадцать пять лет. Войдя в зал, он поприветствовал царицу легким поклоном. Чувства превосходства и богоизбранности собственного народа – эти два чувства прививались всем римлянам с детства.

Клеопатра мягко ему улыбнулась. Она сидела на позолоченном троне со львиными лапами, белый, расшитый золотом льняной сарафан подчеркивал ее грудь, а сложная прическа и длинные изумрудные серьги – грациозную шею. Царица с грустью рассматривала Помпея, понимая, что не испытывает к нему совершенно никаких чувств. Неужели это и есть ее любимый? Да, он красив, хорошо сложен, но еще вчера ей стало очевидно, что она умней его и, кроме обсуждения деловых вопросов, им больше не о чем говорить.

Следуя правилам дворцового этикета, Клеопатра поинтересовалась:

– Доволен ли дорогой гость данным в его честь пиром?

– О-о-о, – отвечал Помпей, – все было великолепно! Я в восторге! Я покорен вашей щедростью и оказанным мне приемом!

Царица довольно кивнула.

– Но… к сожалению, завтра я должен отправиться обратно, срочные дела не дают мне возможности в полной мере насладиться египетским гостеприимством.

– Что же это за срочные дела? Римские гости для нас самые дорогие и желанные, – мелодично проговорила Клеопатра.

Помпей хмыкнул про себя. В мире давно не осталось такого правителя, который бы осмелился сказать что-то иное. Рим, словно морская губка, впитывал в себя чужеземные империи и царства; словно ненасытный зверь, переваривал чужеродные нравы и обычаи; словно гидра, распускающая свои щупальца, захватывал и покорял новые земли. А что из этого получится – мировая империя, справедливо распоряжающаяся судьбами миллионов, или золотой колосс на глиняных ногах, – могло показать только время.

– Царица, – начал Помпей, но тут же запнулся.

– Ты можешь называть меня госпожой, – ласково подсказала Клеопатра.

Римлянин вспыхнул, но, понимая свою зависимость, вынужден был принять условия игры.

– Госпожа, ты наверное уже знаешь, что в Риме сейчас неспокойно. Цезарь предал моего отца и начал войну против него. И хотя мой отец изгнан из Италии, но он по сей день является консулом и законным представителем Рима! Более того, Египет – друг и союзник Рима!

– Ты можешь мне об этом не напоминать. Мы чтим и уважаем Помпея-старшего. Что хочет твой отец?

Помпей внимательно посмотрел на царицу. Невысокая, стройная, с красивыми вьющимися волосами, необыкновенно обаятельная, с завораживающим голосом. Если бы не этот длинный, крючковатый нос, ее можно было бы назвать красавицей. Он чувствовал, что она говорит не то, что думает, впрочем, всем Птолемеям были свойственны хитрость и коварство…

– Твой отец, Птолемей Авлет, очень многим обязан Риму. Насколько мне известно, его денежный долг перед Римом по наследству перешел тебе.

– Да, – бесстрастно ответила Клеопатра.

– Но… этот долг можно очень быстро погасить…

– Каким же образом? – спросила царица, словно действительно ничего не понимала.

– Если Египет окажет помощь Помпею. Военную помощь, – уточнил римлянин.

– Хм… – Клеопатра многозначительно посмотрела на посланника. – Мне следует об этом подумать.

Помпей скривился.

– Если я не ошибаюсь, Птолемей обещал Риму сокровища фараонов, – промолвил он с вызовом, – но сейчас нам нужна лишь военная помощь!

Клеопатра напряглась. Если она и испытывала какую-то симпатию к римлянину, то теперь в ее сердце остались лишь брезгливость и ненависть.

– Сокровища фараонов? Впервые об этом слышу. Мой отец был большим выдумщиком, и не стоит принимать его слова на веру. А о военной помощи я, конечно же, подумаю.

После чего Клеопатра сделала знак, что аудиенция окончена, и удалилась.

В спальне ее ожидал взбешенный Аполлодор. Согласно уговору, он все это время находился в потайной комнате и слышал весь их разговор.

– Ты не в том положении, чтобы проявлять свой норов!

– А он? Ты слышал, как он разговаривал?

– Он предлагает очень много! Рим забудет про долг – вот что важно!

– Я царица, а не девка!

– Теперь ему захочется поговорить о том же самом со старшим Птолемеем и Потином! А у него не должно быть такого желания!

– Я все понимаю!

– Ты сегодня же дашь ему ответ! Иначе завтра с ним будет говорить Потин!

Клеопатра перевела дыхание. Наступит ли когда-нибудь конец ее унизительному зависимому положению?

– Он должен как можно быстрее покинуть Александрию уверенный в твоей помощи, иначе Потин…

– Да знаю я!

Как бы ей хотелось быть гордой и надменной царицей! Как бы ей хотелось унизить римлянина! Но нельзя! Нельзя!!!

Вечером, приняв ванну и умастив тело благовониями, Клеопатра накинула на тело прозрачную тунику. Она долго разглядывала себя в зеркале и убеждала в том, что Египет достоин такой жертвы. Прежде чем взять серебряный поднос с фруктами и вином, она выпила принесенную Аполлодором настойку. Расслабившись и почувствовав какое-то странное возбуждение, она смело направилась в спальню к Помпею.

Тот уже готовился ко сну. Утренний разговор с царицей разозлил его, он ожидал мгновенного согласия, а наткнулся на надменность и высокомерие. Увидев на пороге спальни Клеопатру в прозрачной тунике, Помпей пораженно замер.

– Мой друг, я пришла дать тебе ответ и угостить царским вином, – ласково проговорила царица, медленно идя к нему и мягко покачивая бедрами. Ее глаза странно блестели, щеки пылали, на лице блуждала бесстыдная улыбка. От суровой и зажатой девушки, которую он видел утром, не было и следа. Какое странное перевоплощение…

– Я с удовольствием выпил бы вино, но…

– Но… – томно продолжила Клеопатра, поставив поднос на мраморный столик возле ложа и взяв наполненный бокал в руки.

– Завтра я отплываю.

– Разве может нам это помешать?

– Нам?

– Выпей, друг мой.

Взяв бокал в руки, Помпей выпил его содержимое одним махом. Странный дурманящий запах, исходивший от Клеопатры, обволакивал и затуманивал его сознание. Через мгновение он почувствовал непонятную эйфорию и… желание.

– Итак, мы остановились на военной помощи Риму. Безусловно, я ее окажу.

Помпей толкнул Клеопатру на постель, она истерично рассмеялась и быстро села на подушки.

– Но мне мало того, что Рим забудет о долге.

– Мало?

– Моя военная помощь дорогого стоит.

– Сколько?

– Хочу свободу.