Текст книги "Заклятие древних маори. Последний занавес"

Следуя от одного белого флажка к другому, они поднялись на вершину небольшого холма, под которым бурлило и расстилалось во всей первозданной красе кипящее озерцо Таупо-Тапу.

Было оно футов пятнадцати в поперечнике, мутновато-бурое и блестящее, словно открытая язва на теле земли. Возникающие в грязевой утробе гигантские пузыри, медленно разбухая и наливаясь соками, поднимались к поверхности и с громким шумом лопались. При каждом взрыве по грязевой поверхности разбегались колечки морщин. Казалось, озерко живет своей, скрытой от посторонних глаз жизнью.

Несколько минут Гаунт молча пялился на это чудо.

– Просто оторопь берет, – проговорил он наконец. – Если ты знаешь, какую мрачную тайну оно скрывает в своем чреве, не рассказывай мне.

– Я слышал лишь одну легенду, – сказал Дайкон. – Она и впрямь довольно мрачная.

Ответ Гаунта поразил молодого человека.

– Я бы предпочел услышать этот рассказ из уст маори, – произнес актер.

– Смотрите, там даже видно, где грязь проела старую тропу, – указал Дайкон. – Там снова начинаются красные флажки и сбегают на нашу тропу немного ниже. Не хотел бы я случайно перепутать эти тропинки.

– Не стращай меня, – содрогнулся Гаунт. – И вообще, потопали домой. Уже темнеет.

На обратном пути Дайкону приходилось сдерживать себя, чтобы не помчаться назад во весь дух. Ему показалось, что и Гаунту не терпится побыстрее выбраться из этого гиблого места. Позади, за их спинами, кто-то затянул песню, невыносимо грустную и унылую.

– Это еще что? – встрепенулся Гаунт.

– Песня маори, – ответил Дайкон. – Возможно, решили порепетировать перед концертом в вашу честь. Это подлинные народные песни, без обмана. Тут вам пыль в глаза пускать не станут.

Когда они вернулись на курорт, уже почти совсем стемнело. В спокойном ночном воздухе стоял пар. Внезапно впереди замаячило неясное пятно и послышался знакомый голос. Их встречала Барбара.

– Надеюсь, я вас не напугала? – спросила девушка. – Я услышала, что вы возвращаетесь, и решила – дай поговорю с вами.

– Что-нибудь случилось, мисс Клэр? – полюбопытствовал Гаунт. – Под поезд больше никто не прыгал?

– Нет-нет, похоже, все уладилось. Просто я хотела еще раз сказать вам, как нам всем неловко и стыдно за эту безобразную выходку. Больше извиняться я не стану, но хочу, чтобы вы знали: вы вовсе не обязаны здесь оставаться. В том смысле, чтобы вы не боялись нас обидеть. Если вам здесь не нравится, поступайте, как лучше для вас. Мы все прекрасно понимаем.

Девушка повернула голову, и ее горделивый профиль четко обрисовался на фоне пропитанного серными испарениями неба. В сумерках ее одеяние казалось уже не столь безобразным, а в очертаниях фигуры угадывались красота и изящество.

В голосе Гаунта прозвучала неожиданная теплота.

– Но мы вовсе не собираемся уезжать, моя милая. Мне это и в голову не приходило. Что же касается этой «выходки», спросите у Дайкона – я просто обожаю подобные сцены. Нам очень жаль, что у вас не все гладко, но уезжать мы, ей-богу, не намерены.

На глазах у Дайкона он взял девушку за руку и увлек к дому. К такому приему он нередко прибегал на подмостках, естественно и просто, однако Дайкону стало не по себе. Следуя за парочкой, он улавливал отдельные фразы.

– Это очень любезно с вашей стороны, – говорила Барбара. – Мне… нам было так неловко. Я чуть не сгорела от стыда, узнав, как навязчиво вел себя Квестинг, зазывая вас приехать сюда. Мы с дядей Джеймсом просто в ужас пришли.

– Меня он не зазывал, – возразил Гаунт. – Все переговоры вел Дайкон. Для этого я его и держу.

– Вот оно что… – Барбара повернула голову вполоборота и засмеялась – не так звонко и игриво, как обычно. – А я-то недоумевала, зачем вам сопровождающий.

– О, он в своем деле профи. Когда я снова начну работать, дел у него будет невпроворот.

– А вы собираетесь здесь что-то писать? Мне дядя Джеймс сказал. Неужели автобиографию? Вот будет здорово!

Гаунт легонько стиснул ее руку чуть выше локтя.

– А почему? – поинтересовался он.

– Потому что мне не терпится почитать ее. Я видела вас в роли Рочестера, а однажды у одного из наших постояльцев оказался американский журнал – «Искусство театра», кажется, – в котором была статья с вашими фотографиями в разных ролях. Больше всего вы мне понравились в роли Гамлета, потому что…

Она запнулась.

– Почему? – переспросил Гаунт.

– Потому что… эта вещь знакома мне лучше других. Нет, на самом деле не поэтому. Просто я читала «Гамлета» и все пыталась представить, как вы произносите тот или иной монолог. Особенно тот, во время которого вас сфотографировали. Впрочем, когда я увидела вас в роли Рочестера, моя задача упростилась.

– А что это за фотография, Дайкон? – спросил Гаунт через плечо.

– Вы там в сцене с Розенкранцем… – охотно подсказала Барбара.

– Да, помню.

Гаунт остановился и, отстранившись от Барбары, положил руку ей на плечо; в такой позе он стоял рядом с обмиравшим от счастья второразрядным актером, который играл Розенкранца во время гастролей в Нью-Йорке. Переведя дыхание, Гаунт звучно продекламировал:

– «О Боже, я бы мог замкнуться в ореховой скорлупе и считать себя царем бесконечного пространства, если бы мне не снились дурные сны»[9]9
  У. Шекспир. «Гамлет». Пер. М. Лозинского.


[Закрыть].

Восхищение, с которым Барбара внимала его словам, раздосадовало и обеспокоило Дайкона, а придыхание, с которым она еле слышно прошелестела «спасибо», и вовсе привело в ярость.

«Она ведет себя как восторженная дурочка», – подумал он, хотя прекрасно знал, что Гаунт обожает слепое поклонение. Его способность впитывать лесть и похвалу воистину не знала границ.

– Вы можете продолжить? – спросил Гаунт. – «А эти сны…»

– «А эти сны и суть честолюбие; ибо самая сущность честолюбца всего лишь часть сна»[10]10
  У. Шекспир. «Гамлет». Пер. М. Лозинского.


[Закрыть].

– «И самый сон всего лишь тень!» Ты слышал, Дайкон?! – воскликнул Гаунт. – Она знает эту роль.

Актер снова зашагал вперед, бок о бок с Барбарой.

– У вас прекрасно поставлен голос, дитя мое, – похвалил он. – И – что поразительно – совершенно отсутствует какой-либо акцент. Не знаю только, постигаете ли вы всю глубину этих слов. Мелодика речи – это хорошо, но и значение следует понимать. Вот повторите, но уже обдумывая: «А эти сны и суть честолюбие…»

Однако на этот раз Барбара запнулась. Гаунт подсказал, они начали снова и продолжали декламировать, пока не подошли к дому. Гаунт проявлял к девушке совершенно неслыханное, на взгляд Дайкона, внимание.

Дом был еще освещен, но миссис Клэр уже вовсю хлопотала, устраивая предписанное затемнение. Подойдя к веранде, Гаунт остановился.

– Спокойной ночи, мисс Клэр, – сказал он. – Сумерки вам очень к лицу. Всего доброго.

Не дождавшись ответа, он круто повернулся и зашагал по веранде.

– Спокойной ночи, – выдавил Дайкон.

Девушка посмотрела на него. Глаза ее сияли.

– Как я вам завидую! – вырвалось у нее. – Вы так счастливы.

– Почему?

– У вас такая чудесная работа! Всегда быть рядом с таким человеком!

– Ах вот вы о чем, – вздохнул Дайкон. – Да, конечно.

– Спокойной ночи, – распрощалась Барбара и заспешила к дверям.

Дайкон проводил ее грустным взглядом, рассеянно протирая стекла очков носовым платком.

V

Лежа в постели в кромешной тьме, Барбара мечтала. Если прежде она боялась грезить даже о том, что вполне могло сбыться, не говоря уж о сокровенных желаниях, то теперь распахнула душу настежь навстречу самым смелым мечтам.

Снова и снова она перебирала в памяти те несколько минут сказки, упиваясь каждым мгновением, смакуя блаженство каждого слова, каждого жеста, наслаждаясь собственным счастьем и в то же время недоверчиво удивляясь ему. Кто-то мог бы и посмеяться над ее восторженностью, но наслаждение девушки было столь неописуемым и светлым, что до таких высот дивной радости она, возможно, никогда впредь и не добралась бы.

Гаунт тоже упивался, но по-своему.

– Знаешь, Дайкон, – сказал он, – эта забавная зверюшка трепетала там, в темноте, как щеночек.

Дайкон не ответил, и Гаунт, чуть выждав, добавил:

– А все-таки приятно, что даже в такой Богом забытый уголок проникает настоящее искусство. Великий Бард – посреди серных источников! Поразительное сочетание! Ах, как приятно зажигать сердца! И влюбляться.

Глава 5
Мистер Квестинг повержен во второй раз

I

Последующие дни обошлись без происшествий, и жизнь в Ваи-Ата-Тапу наконец потекла по привычному распорядку. Полковник Клэр буквально с ног сбился, натаскивая своих бравых ополченцев. Его жена и дочь, обремененные сверх всякой меры новыми почетными обязанностями, которые сами на себя и взвалили, без устали хлопотали по дому. Гаунт, следуя наставлениям доктора Акрингтона, в предписанные часы нежил ногу в грязевых ваннах, совершал променад и начал трудиться над книгой. Дайкон не покладая рук систематизировал старые письма и программки, которые предполагалось использовать при написании автобиографии. К тому же по утрам и вечерам Гаунт в течение двух часов надиктовывал ему свои бесценные воспоминания, ожидая получить готовый отпечатанный текст уже на следующее утро. Доктор Акрингтон, стоически уединившись в своей комнате, разгадывал тайны сравнительной анатомии. В среду он возвестил, что собирается на недельку уехать, а в ответ на наивный вопрос миссис Клэр, с чем связан его отъезд, брякнул, что лучше бы им всем тут передохнуть, и был таков. Колли, который в годы Первой мировой войны был связистом, оправившись от потрясения, вызванного знакомством с Саймоном, теперь охотно помогал парню осваивать азбуку Морзе и проводил уйму времени в его келье. Сам Саймон относился к Гаунту с угрюмой настороженностью. Встреч с актером он по возможности избегал, а когда им все-таки доводилось сталкиваться лицом к лицу, юноша держался подчеркнуто вызывающе. Не желая прослыть угрюмым молчуном, он вопрошал, например, на кой черт вообще сдался этот театр, а в ответ на естественную пылкую реплику Гаунта о необходимости этого наиважнейшего из искусств, тут же с самым невинным видом интересовался ценой на билеты. Получив эти сведения, Саймон заявлял, что на такие деньги бедная семья может прожить целую неделю. В подобные дни Гаунт становился вспыльчивым и раздражительным, все у него валилось из рук, а нога ныла пуще прежнего.

Вот, например, какая перепалка разразилась между ними в один прекрасный день.

– Всему виной ваш профессиональный эгоизм! – проревел Саймон. – Не должны актеры получать такую чертову уйму денег. По-моему, всем нужно платить поровну. Пусть меньше, но зато всем.

– Включая монтеров и осветителей? – спросил Гаунт, трясясь от ярости. – Простых рабочих? Всякую пьянь?

– Разумеется.

– Тогда содержание вашего приятеля Колли станет мне уже не по карману.

– По-моему, он и так зря старается, – фыркнул Саймон, а Гаунт, не найдя что ответить, зашагал прочь, вне себя от злости.

Судя по всему, Саймон передал содержание этой беседы Колли, а последний счел необходимым заступиться за приятеля перед своим патроном.

– Не обращайте на него внимания, сэр, – сказал он, растирая актеру больную ногу. – Он славный парнишка, хотя и взбалмошный. Без царя в голове. Ну и малость отравлен коммунистическими взглядами. На самом-то деле это Квестинг воду баламутит.

– Хамское отродье этот твой Саймон, – отмахнулся Гаунт. – Кстати, что там Квестинг все время болтает, будто вот-вот станет здесь хозяином?

– Увы, он и в самом деле может наложить лапу на этот пансион, – вздохнул Колли. – Саймон убежден, что полковник перед ним в долгу по самые уши. Расплатиться ему нечем, поэтому Квестинг может всех их прогнать, а дом пустить с молотка. Вот почему Саймон ополчился на всех, кто имеет хоть мало-мальское отношение к любому бизнесу.

– Да, но…

– Странный он. Я не раз говорил с ним. Он рассказал мне, как поцапался с вами. Я ему ответил, что прослужил у вас без малого десять лет и съел с вами не один пуд соли. Сказал, что на первых порах вы вообще перебивались с хлеба на воду. Да, сейчас вы зарабатываете прилично, но кто знает – долго ли это продлится?

– Что ты хочешь этим сказать, черт побери?

– Все мы ходим под Богом, сэр. Как-никак возраст уже дает себя знать. Ну да ладно. Главное – Квестинга он просто на дух не переносит. Считает исчадием ада, источником всех их бед. По его словам, Смиту кое-что известно про Квестинга – потому тот и пытался отправить беднягу под колеса поезда… Все, сэр, пятнадцати минут вашей ноге достаточно.

– Черт побери, ты с меня чуть шкуру не содрал!

– Ничего, жить будете, – невозмутимо откликнулся Колли. Набросив на хозяина одеяло, он отправился в соседнюю комнату мыть руки. – Он очень болезненно все воспринимает, наш Саймон. Молодо-зелено. Да и поведение Квестинга с мисс Барбарой тоже подливает масла в огонь.

Дайкон, печатавший на машинке, мигом навострил уши и приостановился.

– А в чем дело? – встрепенулся Гаунт.

– А вы что, не знаете, сэр? Бедняжка здорово от него натерпелась.

– Ну, что я тебе говорил, Дайкон? – вопросил Гаунт.

– Девушка-то довольно привлекательная, – как ни в чем не бывало продолжил Колли, появляясь в дверях. – Да и умом не обделена. Словом, думается мне, Квестинг вынашивает планы, как бы, избавившись от остальных прихлебателей и дармоедов, оставить ее здесь.

– Господи, как это низко! – не выдержал Дайкон. – Просто омерзительно!

– Вы правы, мистер Белл. Да и юный Сим того же мнения. Он уже все продумал. Квестинг прикинется благодетелем и предложит позаботиться о стариках, если только мисс Барбара согласится на его условия. Ха! История старая как мир. Закладная на дом и все такое. Злодей преследует юную деву. Остается только избавиться от юнца, и, как мы говорим во «Сне»[11]11
  Имеется в виду комедия У. Шекспира «Сон в летнюю ночь».


[Закрыть], сэр, дело в шляпе. Эх, люблю я наши старые постановки!

– Что-то ты стал болтлив на старости лет, – усмехнулся Гаунт.

– Вы правы, сэр. Но вы уж меня простите. После общения с юным мистером Клэром во мне пробудился бунтарский дух. Я сказал, чтобы он не беспокоился за сестру. «Видно же, что она этого пердуна терпеть не может» – так я ему сказал, извиняюсь за выражение.

– Извиняю и разрешаю отчалить. Я хочу поработать.

– Благодарю, сэр, – чинно склонился Колли и вышел.

Вероятно, он был бы весьма польщен, узнав, насколько оправдаются его предположения насчет Барбары. В тот же самый вечер, в четверг, за девять дней до предстоящего концерта у маори, Квестинг решил, что настала пора решительных действий. Он выбрал момент, когда Барбара, набросив поверх старенького купальника макинтош, отправилась поплавать в теплом озере. Миссис Клэр родила Барбару довольно поздно и потому воспитывала дочь в викторианских традициях. Сама она выросла в эпоху, когда женщины окунались в море едва ли не в рыцарских доспехах, поэтому мысль о том, что Барбара, сбросив тяжелое одеяние, останется в одном лишь купальном костюме (самом закрытом, длинном и консервативном, который только удалось отыскать в Гарпуне), приводила ее в ужас. Лишь однажды Барбара попыталась хоть как-то изменить эту традицию. Вдохновившись фотоснимками из какого-то довоенного журнала, на которых были изображены полуобнаженные красотки на пляже в Лидо, она принялась мечтать о загаре и о том, как неспешно и даже обольстительно прогуляется к озеру без уродливого макинтоша. Она взяла и показала журналы матери. При виде лоснящихся нагих тел, ярко накрашенных губ и размалеванных глаз миссис Клэр сперва побледнела, потом побагровела.

– Да, такое случается, – пробормотала она, с трудом подбирая слова. – Конечно, будь это приличные девушки, фотографу никогда не удалось бы уговорить их сняться в таком виде, но ты ведь у нас хорошо воспитана и не станешь им уподобляться.

– Но, мамочка…

– Барбара, – строго оборвала дочь миссис Клэр тоном, зарезервированным для таких особых случаев, – когда-нибудь ты поймешь, что не все в нашем мире равны и есть в нем люди, которые живут по своим, только для них писанным законам. Люди эти, как правило, очень богатые, и нам никогда не удастся встать с ними вровень.

Она чмокнула дочь в щеку, а Барбара с тех пор не вылезала из макинтоша.

В тот же день, о котором идет речь, мистер Квестинг, не желая светиться возле дома, заранее отправился на озеро, прихватив шезлонг. Там он и присел возле купальни под сенью развесистой мануки, коротая время с сигарой.

Заметив приближающуюся Барбару, он отбросил сигару в кусты и встал навстречу девушке.

– Ну надо же! – закудахтал он. – Какая встреча! Как дела, малышка?

Барбара плотнее запахнула макинтош и твердым голосом заявила, что у нее все замечательно.

– Вот и чудесно, – расплылся мистер Квестинг. – Замечательно, значит, да? Вот молодчина.

Он весело расхохотался и проворно шмыгнул в сторону, преградив Барбаре путь к купальне.

– Куда ты так спешишь, а? – игриво спросил он. – Успеешь еще наплаваться. Как насчет того, чтобы перекинуться парой-тройкой словечек?

Барбара смерила его брезгливым взглядом. Что за пакость еще замыслил этот тип? После той самой злополучной сцены, когда бедняга Смит чуть не расстался с жизнью, ей ни разу не приходилось общаться с Квестингом с глазу на глаз, чему она была несказанно рада. Впрочем, после вечерней прогулки с Гаунтом девушка вообще мало что вокруг замечала. Она была целиком во власти охватившей ее наивной любовной страсти – той младенческой болезни, которая, случаясь в более зрелом возрасте, протекает особенно тяжело. Со времени их незабываемой встречи Барбара почти не общалась с Гаунтом. Она была настолько признательна ему за мимолетные мгновения восторга и при этом настолько уверена, что подобному больше не суждено повториться, что уже и не искала повторного общения. Ей было достаточно видеть своего кумира и слышать слова приветствия. Квестинга же она попросту выбросила из головы, поэтому нежданная встреча не только раздосадовала, но и удивила ее.

– Что вам от меня нужно, мистер Квестинг?

– Ах, о чем мне только не хотелось бы побеседовать с нашей юной мисс Бабс, – многозначительно произнес мистер Квестинг. – Всего сразу и не расскажешь.

– Но может быть, вы мне позволите… Как-никак я шла купаться…

– Господи, ну что за спешка? – всплеснул руками мистер Квестинг. – Повремени чуток. Одну секундочку. Озеро ведь не остынет. Позагорай сначала. Загар был бы тебе к лицу, Бабс. Бронзовый или золотистый. Прелесть.

– Боюсь, что я…

– Послушай, Бабс, – многозначительно произнес мистер Квестинг, – у меня и в самом деле к тебе серьезный разговор. И нечего строить из себя недотрогу. Я ведь, в конце концов, не пристаю к тебе. Не то чтобы мне это было не по нутру, нет, но я прекрасно знаю, что ты у нас девушка скромная, воспитанная по старинке. Я все это отлично понимаю.

Барбара ошеломленно смотрела на него широко раскрытыми глазами.

– Там, за кустом, я поставил шезлонг, – продолжил мистер Квестинг. – Посиди немножко. Тем более что мне удобнее вести разговор стоя. И не ерепенься, никто тебя не съест. Надеюсь, то, что ты сейчас услышишь, тебя порадует. Предложение и впрямь не только заманчивое, но и вполне здравое, если хоть на минутку задуматься.

Барбара беспомощно оглянулась. Ее мать как раз вышла на веранду. В любой миг она может вскинуть голову и увидеть свою дочь, которая, вместо того чтобы плескаться в теплом озерке, общается тет-а-тет с мистером Квестингом. Вряд ли она одобрит такое общение. Однако выхода не было – Квестинг по-прежнему преграждал ей путь и, судя по всему, не собирался менять своих планов. Что ж, была не была. Барбара решительно обогнула куст мануки и уселась в шезлонг. Мистер Квестинг, прошествовав следом, возвышался над ней, благоухая мылом, сигарами и туалетной водой.

– Вот и славно, – ухмыльнулся он, потирая руки. – Покурить не хочешь? Нет? Ну ладно. Послушай, малышка, я человек практичный и привык сразу брать быка за рога, о чем бы ни шла речь – о деле или об удовольствии. Мое предложение касается и того и другого. Однако сперва мне хотелось бы прояснить кое-какие недоразумения. Я не знаю, насколько ты посвящена в отношения, которые сложились между мной и твоим папашей…

Он приумолк, а встревоженная Барбара быстро затараторила:

– Я ничего не знаю. Совсем ничего! Папа никогда не посвящает нас в свои дела.

– Вот как? Ну надо же! Старомодный у тебя папаша, ничего не скажешь. Что ж, поскольку тебе, милочка, вряд ли интересны наши дела, утомлять тебя излишними подробностями я не стану. Речь же идет вот о чем, – небрежно махнул рукой мистер Квестинг. – Самое главное состоит в том, что твой разлюбезный папаня задолжал мне кучу денег.

Оказалось, что еще пять лет назад, по приезде в Ваи– Ата-Тапу (мистер Квестинг намеревался избавиться здесь от застарелого радикулита), он одолжил полковнику Клэру тысячу фунтов под довольно скромный процент, а в качестве залога получил расписку на дом, землю и грязевые источники. Полковник и проценты-то выплачивал неаккуратно, а потом подошел срок основного платежа. Мистер Квестинг щедро расцвечивал повествование игривыми намеками. Он ведь вовсе не собирался закручивать гайки, нет. Упаси Боже! В конце концов, каждому нужно давать шанс…

Потонув в потоке банальностей и шаблонов, Барбара наконец поняла, куда клонит мистер Квестинг.

– Нет! – в ужасе выкрикнула она. – Нет, ни за что! Пожалуйста, прекратите!

– Постой, детка, не заводись. Ты неверно меня поняла. Я же просто предлагаю тебе выйти за меня замуж, Бабс.

– Да, я поняла, но я не могу! – в отчаянии воскликнула девушка. – Пожалуйста, оставьте меня в покое!

– Послушай, но ведь я тебе вовсе не сделку предлагаю, – сказал Квестинг.

Если бы Барбара осмелилась приподнять голову, то увидела бы, как он переменился в лице.

– Сказать по правде, малышка, я в тебя влюбился, – продолжал он. – Сам даже не знаю, как это вышло. Я ведь люблю вертлявеньких и бойких, а ты, извини за откровенность, святая простота, да еще и ходишь вечно в таком неряшливом шмотье. Впрочем, может, я именно на это и клюнул, кто знает. Стоп, не перебивай меня! У меня еще не поехала крыша, и я отлично знаю, что не могу рассчитывать на взаимность. Я бы не стал делать тебе это предложение, не будучи уверен, что ты способна, с моей помощью, сделать из этой дыры конфетку. Я понимаю, что припер тебя к стенке. Тебе трудно отказаться. Но я и вправду знаю, как позаботиться о твоих стариках. Я подобрал им подходящее местечко. Я… – Мистер Квестинг перевел дух, потом вдруг выпалил: – Я хочу тебя, детка!

Для бедной Барбары весь этот нескончаемый и путаный монолог представлялся кошмарным сном. Усилием воли заставив себя поднять глаза и увидев перед собой этого бледного, облаченного в светло-голубой костюм человека с наметившимся брюшком и водянистыми глазами, жадно впившимися в нее, Барбара могла думать лишь об одном – как бы вырваться.

«Я не имею права отказать ему, я должна убежать» – такие мысли беспорядочно роились у нее в голове.

Заметив, что дорогой хронометр Квестинга на массивной цепочке уже раскачивается у нее под самым носом, Барбара поспешно вскочила, но не успела даже отпрянуть в сторону, как молниеносно взметнувшиеся паучьи лапки мистера Квестинга цепко ухватили ее. В течение последующих мгновений сознание девушки воспринимало только его шумное, почти громоподобное дыхание. Затем, сложив локти вместе, она попыталась отпихнуть своего ухажера, но тот навалился на нее всей тушей, жадно ища слюнявым ртом ее губы. Судорожно дернувшись в сторону, Барбара споткнулась о ножку шезлонга, опрокинула его навзничь, больно ударилась ногой и вскрикнула.

Вот эту сцену и застали подоспевшие Саймон и Дайкон.

II

Гаунт возвестил, что работать больше не собирается, и Дайкон, освободившись от обязанностей, решил прогуляться к пику Ранги. Ему захотелось своими глазами взглянуть на переезд и мост, где чуть не расстался с жизнью Смит. Завидев Саймона, Дайкон спросил, не укажет ли тот ему кратчайший путь, а Саймон неожиданно вызвался проводить молодого человека. Вот как случилось, что оба они оказались на тропинке, тянувшейся мимо озера и источников. Они отошли совсем недалеко, когда внимание их привлек какой-то шум и последовавший крик. Не теряя времени, оба поспешили на крик – и застали барахтающуюся Барбару в пылких объятиях мистера Квестинга.

Истый продукт цивилизованного общества, Дайкон был чрезвычайно благовоспитанным молодым человеком. Однако он принадлежал к поколению, отличавшемуся несколько вывихнутыми взглядами на жизнь. С необычайной легкостью, например, он воспринимал скандалы, стычки и перепалки, приученный наблюдать подобные вспышки эмоций за годы служения Гаунту. Ему бы и в голову не пришло, что какая-либо женщина из круга Гаунта и его друзей вдруг стала жертвой навязчивых ухаживаний Квестинга или ему подобных. Нет, любая из них с легкостью отшутилась бы или в крайнем случае согласилась отобедать или отужинать со своим не в меру страстным и пылким воздыхателем. Вот почему, завидев Барбару в объятиях Квестинга, молодой человек прежде всего смутился и смешался. Однако уже в следующую секунду он внутренне поразился, ощутив небывалую злость. Барбара между тем, выскользнув из онемевших пальцев мистера Квестинга, не чуя под собой ног, кинулась к брату.

В отличие от Дайкона Саймон свое воспитание получил главным образом на улице. Однако и он повел себя с небывалой выдержкой и даже достоинством. Обняв сестру за плечи, он свирепо спросил:

– Чем вы тут занимаетесь? – Не услышав ответа, Саймон сказал: – Хорошо, я с ним разберусь. Твое дело сторона.

– Эй! – озабоченно воскликнул мистер Квестинг. – Что ты там замышляешь?

– Ничего не случилось, Сим, – засуетилась Барбара. – Честное слово, он меня не тронул.

Саймон обернулся через плечо и выразительно посмотрел на Дайкона.

– Позаботьтесь о ней, хорошо? – процедил он.

– Разумеется, – пообещал Дайкон, не слишком представляя, что от него требуется.

Саймон мягко подтолкнул упирающуюся сестру к Дайкону.

– Чтоб я сдох! – взревел мистер Квестинг. – Ты-то чего окрысился? В этой чертовой дыре и шагу ступить нельзя, чтобы тебя тут же не облепили как мухи. Ты совсем спятил. Мы тут с Барбарой мирно беседуем, а ты разорался, как будто ее насилуют или режут.

– Пошел ты в задницу! – коротко бросил ему Саймон. Квестинг судорожно сглотнул и ошарашенно замолчал, словно язык прикусил. – А ты, Барби, вали отсюда.

– Да, вам лучше уйти, – сказал Дайкон, осознав наконец, что от него требовалось.

Барбара что-то тихо сказала Саймону; ее брат, недобро усмехнувшись, проговорил:

– Ладно, ладно, не волнуйся.

Дайкон с Барбарой зашагали прочь, оставив Саймона и Квестинга испепелять друг друга свирепыми взглядами, словно петухи перед дракой.

Дайкон чуть поотстал. Барбара шагала почти бегом, плотно запахнув полы макинтоша. Они отмахали уже приличное расстояние, когда Дайкон заметил, что плечи девушки дрожат. Убежденный, что Барбара хочет поскорее скрыться от глаз у себя в комнате, он тем не менее сомневался, стоит ли оставлять ее одну. Тем временем они уже приблизились к дому. Миссис Клэр и полковник расставляли на веранде шезлонги. Барбара резко остановилась и обернулась. Лицо ее распухло от слез.

– Не хочу им показываться в таком виде, – прошептала она.

– Давайте обойдем вокруг.

Они свернули на тропинку, огибавшую источники. От веранды их скрывали заросли кустарника дискариа тоумауту. Примерно на полпути Барбара замедлила шаг, присела на берег и, закрыв лицо ладонями, разрыдалась.

– Прошу вас, успокойтесь, – сконфуженно произнес Дайкон, готовый провалиться сквозь землю. – Возьмите мой платок. Хотите – я отвернусь? Отвернуться?

Барбара с вымученной улыбкой взяла у него носовой платок. Дайкон присел рядом и участливо обнял ее за плечи.

– Не стоит так расстраиваться, – попытался он ободрить девушку. – Дело-то выеденного яйца не стоит. Сущий пустяк.

– Это было так гадко!

– Чтоб он сдох, этот мерзавец! Как он посмел огорчить вас!

– Дело не только в этом, – всхлипнула Барбара. – Он… Он держит нас в руках.

«Значит, прав был Колли, – подумал Дайкон. – Они в его власти».

– Как я жалею, что папочка познакомился с ним! – вскричала Барбара. – И ужасно боюсь, чтобы Сим не натворил глупостей. Не представляю, что он там с ним делает. Когда Сим выходит из себя, он просто сатанеет. Господи, – Барбара шумно высморкалась, – и за что нам только такое наказание! И все, как назло, выходит так, будто мы нарочно сговорились, чтобы закатывать дикие сцены на глазах у вас и мистера Гаунта. А он великодушно делает вид, будто ничего не замечает.

– Он вовсе не прикидывается – ему и впрямь любопытно, когда у него на глазах кипят страсти. Он это обожает. Порой даже использует в своей работе. Помните, например, в «Джейн Эйр», когда Рочестер, сам не сознавая, что делает, медленно отламывает головки цветов со свадебного букета Джейн?

– Еще бы! – вскинула голову Барбара. – Конечно, помню. Жутковато, но оч-чень красиво.

– Он перенял этот жест у пьянчужки костюмерши, которая разобиделась на знаменитую актрису. Нет, Гаунт умеет подмечать такие тонкости.

– Да? – оживилась Барбара.

– Похоже, вам уже лучше.

– Немного. А вы очень добры, – сказала Барбара и посмотрела на Дайкона так, словно увидела его впервые. – Вам ведь, должно быть, до смерти надоели наши вечные дрязги.

– Вам не из-за чего извиняться, – заверил ее Дайкон. – Тем более что до сих пор толку от меня было мало.

– Отчего же? Вы так замечательно слушаете, – улыбнулась Барбара.

– Я просто до безобразия осторожен, если можно так выразиться.

– Как там все-таки Сим? – вздохнула девушка. – Вы ничего не слышите?

– Мы уже слишком далеко, чтобы их услышать. Если, конечно, они не попытаются друг друга перекричать. А что вы рассчитываете услышать? Глухие удары?

– Не знаю. Ой, послушайте!

– Н – да, – задумчиво произнес Дайкон несколько секунд спустя, – это и впрямь походило на глухой удар. Неужто мистеру Квестингу снова досталось на орехи – второй раз за какие-то две недели?

– Боюсь, что Сим все-таки врезал ему.

– Я тоже, – согласился Дайкон. – Посмотрите-ка.

На дорожке появился мистер Квестинг, бережно прижимая к лицу носовой платок. Он медленно прошествовал по тропе, а когда поравнялся с молодыми людьми, они увидели, что его платок обагрен кровью.

– Ух ты, ему нос расквасили, – восхитился Дайкон. – Ну и дела!

– Он меня увидит, – всполошилась Барбара. – Надо бежать…

Но было поздно – мистер Квестинг заметил их. Все так же, не отрывая окровавленного платка от лица, он приблизился к ним почти вплотную и остановился.

– Вот, полюбуйтесь! – возопил он. – Вот к чему приводит душевная доброта. Я хотел как лучше – и вот что получил в награду. Вы совсем тут все с ума посходили! Не успеешь предложить дамочке выйти за тебя замуж, как на тебя набрасываются какие-то головорезы и ты еще рад ноги унести. Нет, братцы, я с этим бардаком покончу. Извините, мистер Белл, что вас опять втянули в семейные дрязги.