Текст книги "Игра в убийство. На каждом шагу констебли"

Глава VIII
Свидетельствует ребенок

Оказалось, звонил Беннингден, семейный адвокат. Мистер Беннингден был одним из тех маленьких, высушенных джентльменов, которые так растворились в своей профессии, что почти полностью потеряли индивидуальность. Смерть Чарльза Ренкина его глубоко взволновала. Найджел, знавший его достаточно близко, в этом не сомневался. Но сухой голос, дробное стаккато фраз не выражали ничего, кроме того, что может выражать официальный юрист.

Он намеревался приехать во Франток завтра после полудня. Найджел повесил трубку и отправился разыскивать Анджелу.

На полдороге он наткнулся на Аллейна. Тот беседовал с младшим садовником. Очевидно, инспектор решил снять показания с работников усадьбы. Найджел вспомнил, как было вчера, когда гости разбрелись по парку. Он видел, как Ренкин и миссис Уайлд скрылись в тенистой аллее, и еще подумал: «А интересно, Уайлд и Розамунда тоже гуляют вместе? И еще интересно: по какой дороге гуляет сейчас инспектор?» – подумал Найджел уже не в первый раз. Младший садовник держал за руку маленькую девочку, краснощекую и очень чумазую, так что пол можно было определить весьма приблизительно. Собственно, Аллейн беседовал не с садовником, а с ребенком, и вид у него (разумеется, у инспектора) был чрезвычайно озадаченный.

– Мистер Батгейт, – позвал инспектор, – одну минутку! Вы умеете обращаться с детьми?

– Просто не знаю, что и сказать, – ответил Найджел.

– Да не спешите вы, ради бога. Это Стимсон, он здесь у них третьим садовником, а это его дочь… мм… Сисси. Сисси Стимсон. Стимсон говорит, что она вчера вернулась из парка и что-то рассказывала о плачущей женщине. Мне бы, конечно, очень хотелось поподробнее узнать об этом примечательном инциденте, ибо речь, видимо, идет об одной из наших дам. Но дитя – это очень трудный свидетель. Попробуйте вы, может, у вас получится. Мне непременно надо идентифицировать плачущую женщину, ну и, конечно, того, кто шагал рядом с ней. Сисси не из болтливых. Мм… Сисси, это мистер Батгейт. Он пришел поговорить с тобой.

– Привет, Сисси, – неохотно произнес Найджел.

Сисси немедленно спряталась за отцовскую ногу и зарылась лицом в его весьма неаппетитные штаны.

– Да не выйдет у вас ничего. Это ребенок особенный. – Садовник повернулся к Найджелу. – Я говорю, характер у нее особенный. Вот если бы здесь была ее мама, она бы, я не сомневаюсь, из Сисси все вытянула. Но нам не повезло, сэр, жена до субботы уехала к матери, а вот у меня к ней нет такого подхода. Да оставь ты это, Сисси. Стань сюда.

Он смущенно пошевелил ногой, но девочка покидать укрытие отказывалась.

– Сисси! – просюсюкал Найджел, чувствуя себя полным идиотом. – Тебе нравится этот красивый серебряный пенни?

Из-за штанины появилась пара настороженных глаз. Найджел извлек из кармана шиллинг и повертел его в руках.

– Гляди-ка, что я нашел, – проворковал он, притворно улыбаясь.

Хриплый фальцет изрек:

– Дай…

– Ого, – оживился Аллейн, – чудесно. Продолжайте в том же духе.

– Ты хочешь заполучить этот красивый серебряный пенни? – спросил Найджел и присел перед девочкой на корточки. Шиллинг оказался совсем близко от ее лица.

Сисси неожиданно попыталась цапнуть монету, но Найджел оказался проворнее и тут же убрал руку.

– Это не пени… это шилин, – насмешливо протянула Сисси.

– Да, конечно, ты права, – согласился Найджел. – Теперь послушай меня. Я дам тебе его, если ты расскажешь этому джентльмену, – он показал глазами на Аллейна, – что ты вчера видела в парке.

Ответом была тишина.

– О! – внезапно воскликнул инспектор. – Глядите, я тоже нашел серебряный шиллинг. Надо же!

Стимсон заметно оживился.

– Иди сюда, ну! – позвал он дочь. – Расскажи, ну! Расскажи джентльменам о той леди, что плакала в роще. Они дадут тебе пару монет. Пару монет тебе дадут, говорю! – Он начал терять терпение.

Сисси показалась из-за укрытия и стала рядом с отцом, переминаясь с ноги на ногу и сосредоточенно ковыряя в носу.

– Эта леди была большая? – спросил Аллейн.

– Не-а, – отозвалась Сисси.

– Она была маленькая? – предположил Найджел.

– Не-а.

– Ну хорошо, предположим, – инспектор задумался, как бы проверяя себя, – что она была одна. Она была одна?

– Я видела тетю, – сказала Сисси.

– Очень хорошо. Прекрасно. И что, эта тетя была одна? Совсем одна? – почти запел Аллейн. – Совсем одна!

Сисси уставилась на него.

– Она гуляла сама с собой? – спросил Найджел, стараясь подстроиться под речь ребенка.

– Не-а, – ответила Сисси.

– С тетей кто-то был?

– Да-а.

– Другая тетя? – предположил Найджел.

– Не-а. Тети с тетями в рощу не ходят.

Стимсон хрипло засмеялся.

– Ну разве это не сокровище, сэр? – спросил он.

– Продолжаем, – твердо произнес Аллейн. – Продолжаем. Тетя была с дядей?

Найджел повторил вопрос.

– Да-а, – уступила Сисси.

– Что за дядя? – начал Аллейн.

Сисси снова сделала попытку цапнуть у Найджела шиллинг, издав при этом хриплый вопль.

– Этот дядя был большой? – спросил Найджел, делая шаг назад.

– Дай мне шилин, – захныкала Сисси. – Дай! Дай шилин!

– Нет, – сказал Найджел. – Пока не будешь хорошей девочкой.

Сисси пронзительно взвизгнула и убежала вперед по дорожке. Остановившись поодаль, она заплакала.

– Сорвалось, – с сожалением констатировал Стимсон.

– Кто это здесь обижает нашу хорошую девочку? – Из-за поворота появилась Анджела. Через мгновение она присела перед Сисси и взяла ее на руки. Девочка доверчиво обняла ее за шею и зарыла свое маленькое личико в блузке.

– Поговори с этими гадкими жентяменами, – всхлипнула Сисси, – и забери у них шилин.

– Деточка моя, – запричитала Анджела. – Зачем вы ее дразните? – с осуждением произнесла она, глядя на Найджела с Аллейном.

– Мы вовсе и не собирались ее дразнить, – удрученно пробормотал Найджел. – Верно, Стимсон?

– Конечно нет, сэр, – согласился Стимсон. – Тут вот что было, мисс: Сисси видела вчера леди с джентльменом в роще, и леди плакала, а этот джентльмен хочет знать, как там все было. А Сисси уперлась.

– Ничего удивительного, – сказала Анджела. – Дайте мне монеты, которыми вы искушали несчастного ребенка.

Аллейн с Найджелом послушно вручили ей свои шиллинги.

– Вот видишь, деточка, – проворковала Анджела, – мы ничего им не скажем. Это будет наш с тобой секрет. Ты тихонько шепнешь мне на ушко, что эти смешные взрослые дяди и тети делали в парке. А вы, Стимсон, не ждите. Идите. Я приведу ее вам.

– Очень хорошо, мисс, – сказал Стимсон и удалился.

Сисси что-то, захлебываясь, зашептала на ухо Анджеле.

– Леди в красивой красной шляпке, – громко прошептала Анджела. – Бедная леди! Наверное, этот плохой джентльмен ее бил? Это был большой джентльмен?

Аллейн не отрывался от блокнота. Сисси прилипла к уху Анджелы.

– Это был смешной джентльмен, – сообщила Анджела. – А почему он был смешной? Ах, просто смешной. Вот как. Ты видела и другую леди. Да? И что она делала? Просто гуляла. Ну вот и все. Очень мило мы с тобой посекретничали. А теперь пойдем домой.

– А я тоже знаю секрет! – воскликнул инспектор Аллейн.

Сисси, которая теперь стояла рядом с Анджелой, повернула к нему влажные глаза. Инспектор внезапно присел перед ней и неожиданно состроил потешную гримасу, высоко подняв свою изящную черную бровь, чуть ли не до середины лба.

Сисси хихикнула. Бровь вернулась на место.

– Еще, – потребовала Сисси.

– Она не может снова подняться. Ей нужно, чтобы ты прошептала мне на ухо еще что-нибудь о джентльмене из рощи, – сказал Аллейн.

Сисси пересекла дорожку и положила свою пухлую, испачканную землей ладошку на лицо инспектора. Он слегка уклонился и замотал головой. Сисси зашептала. Бровь поползла вверх.

– Видишь? Видишь, как она действует? – оживился инспектор Аллейн. – А если мы сейчас пойдем с тобой в ту рощу, то вообще никто не знает, что моя бровь начнет вытворять.

Сисси через плечо посмотрела на Анджелу.

– Мы пойдем в рощу, – коротко бросила она.

Аллейн взял ребенка на руки.

– Разрешите удалиться, мисс Норт? – вежливо осведомился он.

– Я разрешаю вам, инспектор Аллейн. Удаляйтесь, – с шутливой важностью произнесла Анджела.

Свободной рукой инспектор отдал гвардейский салют и с Сисси на руках двинулся по дорожке, а она ласково обняла его ручонками за шею.

– Поразительно, – восхитился Найджел.

– Ничего особенного, – возразила Анджела. – Просто ребенок соображает, что к чему.

– В бадминтон поиграем? – спросил Найджел.

– Вне всякого сомнения, – отозвалась мисс Норт.

После свидания с мисс Стимсон инспектор Аллейн вернулся озабоченным. Первым делом он перелистал свои заметки, сделанные накануне, и нашел то, что ему было нужно про красную шляпку. Потом вызвал Этель и осведомился, можно ли поговорить с мисс Грант. Выяснилось, что у нее сейчас доктор Янг.

– Я подожду доктора в холле, – сказал Аллейн и присел на диван.

Долго ему коротать время в одиночестве не пришлось – с прогулки явился Уайлд. Он слегка смутился, как и все во Франтоке, когда сталкивались с инспектором, но потом, осмелев, решил справиться, не ждет ли Аллейн кого-нибудь здесь.

– Я ожидаю доктора Янга, – ответил Аллейн, – и еще мне хотелось бы повидать сэра Хюберта. Мистер Уайлд, вы, случайно, не знаете, где бы он мог сейчас быть?

Археолог характерным жестом испортил себе прическу.

– Он был там. – Уайлд указал на дверь кабинета.

– В кабинете?

– Да.

– В самом деле? Значит, я с ним разминулся. А когда он туда вошел?

– Вскоре после того, как… увезли Чарльза! Сэр Хюберт, наверное, и сейчас там. Если хотите, я пойду узнаю.

– Я был бы вам очень признателен.

Уайлд открыл дверь кабинета и заглянул.

Очевидно, Хендсли был там, потому что Уайлд зашел внутрь, и Аллейн услышал, как они разговаривают. Через пару минут Уайлд вернулся. Инспектору показалось, что он чем-то чрезвычайно обескуражен.

– Он сейчас выйдет, – сказал Уайлд и, кивнув инспектору, пошел наверх.

На пороге кабинета появился Хендсли с листом почтовой бумаги в руке.

– Это вы, инспектор? – сказал он. – А мне тут понадобилось просмотреть кое-какие бумаги. – Он помедлил и, болезненно поморщившись, добавил: – Я просто физически не мог войти в кабинет, пока там находилось тело мистера Ренкина.

– Я вас прекрасно понимаю, – заверил его Аллейн.

– Вот это, – продолжил Хендсли, показывая листок, – и есть тот самый документ, о котором я упоминал сегодня утром. Завещание Ренкина, согласно которому владение кинжалом переходит ко мне. Вы, кажется, говорили, что хотите взглянуть на него.

– Вы очень облегчили мне задачу, сэр Хюберт, – сказал Аллейн. – Я как раз собирался просить вас об этом.

Он взял листок и с безразличным видом пробежал глазами.

– Я сомневаюсь, – произнес Хендсли, глядя на входную дверь, – чтобы это завещание имело законную силу. Ведь все это делалось в шутку. А вы как считаете?

– Конечно, исчерпывающий ответ может дать только адвокат, – ответил Аллейн, – но мне представляется, что документ в полном порядке. Ничего, если некоторое время он побудет у меня?

– Конечно. А вообще я хотел бы иметь его у себя. Сохранить на память. – Он сделал паузу, а потом быстро добавил: – Это последнее, что написано его рукой.

– Разумеется, – невозмутимо отреагировал Аллейн.

Сверху спускался доктор Янг.

– Доктор Янг, могу я нанести визит вашей пациентке? – спросил Аллейн.

Доктор показал, что все премудрости викторианских книг по уходу за больными ему хорошо известны. Он выглядел именно так, как там и было рекомендовано выглядеть настоящему врачу, – смесь степенной важности с мрачной озабоченностью.

– Состояние ее не из лучших, – задумчиво проговорил он. – А так ли уж это необходимо?

– В противном случае я не стал бы вас тревожить, – дружелюбно ответил Аллейн. – Это много времени не займет, и к тому же я знаю, как себя вести с больными.

– У нее очень взвинчены нервы. Я бы предпочел, чтобы ее никто не беспокоил, хотя бы некоторое время, но… разумеется…

– Разумеется, мистер Аллейн должен поговорить с ней, – вмешался Хендсли. – Доктор Янг, у нас сейчас нет времени на пустопорожние разговоры.

– Но, сэр Хюберт…

– Абсолютно ничего страшного, – решительно прервал его Хендсли. – Я хорошо знаю Розамунду. Это молодая женщина со многими комплексами. Правда, нервы свои совершенно распустила. Чем скорее инспектор закончит здесь свои дела, тем лучше для всех нас.

– Я желал бы только, чтобы каждый в этом доме думал точно так же, – заметил Аллейн. – Это займет десять минут, доктор Янг.

Он начал подниматься наверх, не дожидаясь ответа доктора.

На стук в дверь Розамунда Грант отозвалась своим как обычно сильным, глубоким голосом. Он вошел и обнаружил ее лежащей в постели, с ужасно бледным лицом, почти белым, и совершенно бескровными губами. Однако, увидев, кто пожаловал в гости, в лице она не изменилась и пригласила инспектора сесть.

– Благодарю вас, – сказал Аллейн.

Он придвинул небольшое кресло и уселся между кроватью и окном.

– Мне весьма грустно видеть вас лежащей в постели, мисс Грант, – торжественно начал он, – и еще грустнее от мысли, что вынужден вас беспокоить. Я часто задаю себе один и тот же вопрос: какая из профессий доставляет больше неудобств людям, детектива или журналиста?

– Ну, по этому поводу вам следует обменяться мнениями с Найджелом Батгейтом. А впрочем, – устало добавила она, – он не пытается выпытывать что-то у нас. Полагаю, даже самый пронырливый журналист не станет делать материал на смерти своего кузена, особенно если унаследовал все его состояние.

– Мистер Батгейт просто один из гостей этого дома. И кстати, он абсолютно вне подозрений, – сказал Аллейн.

– Да-да, конечно, – резко бросила она. – Ну, а список подозреваемых, конечно, возглавляю я. Не так ли, инспектор Аллейн?

Инспектор с непроницаемым видом глядел перед собой. Ну как узнать, что там творится в голове у этой бледной грубоватой женщины? Как проникнуть в закоулки ее сознания?

– Я считаю… – произнес он наконец, – я считаю, что тот путь, который вы избрали сегодня утром, пытаясь ввести меня в заблуждение, ведет в тупик. Вам кто-то дал дурной совет. Такие вещи производят неприятное впечатление. Гораздо лучше будет, если вы расскажете мне, куда вы ходили вчера вечером после ванной. В свою комнату вы сразу не пошли. Флоранс видела, как вы возвращались откуда-то по коридору. Мисс Грант, где вы были?

– А вам не приходит в голову, что… что моему поведению утром имеется весьма естественное и очевидное объяснение. Есть вещи, о которых нельзя рассказывать и неприлично спрашивать. Тем более при всех.

– Что-то не верится, мисс Грант, – жестко произнес Аллейн. – Вы не из тех викторианских девиц, которых шокируют подобного рода объяснения. Так что скажите: где вы были, мисс Грант? Заставить говорить я вас, конечно, не могу, но искренне советую – расскажите.

Тишина.

– Ну, тогда скажите, с кем вы прогуливались в парке? На вас была красная шляпка, и вы тогда еще сильно плакали?

– Я не могу вам сказать, – взорвалась Розамунда, – понимаете, не могу!

– Как вам угодно. – Аллейн вдруг потерял интерес к этой теме. – Прежде чем уйти, я хотел бы прояснить несколько фактов. Они касаются вас. Первое: как давно вы знакомы с мистером Ренкином?

– Шесть лет.

– О, довольно давнее знакомство. Наверное, вы были еще совсем девочкой, когда познакомились с ним.

– Я училась тогда в Ньюнхеме. Чарльз почти на двадцать лет старше меня.

– В Ньюнхеме? Вот как? С вами могла учиться моя кузина, Кристина Аллейн.

Прежде чем ответить, Розамунда помедлила несколько секунд.

– Да, – произнесла она наконец, – я ее припоминаю.

– Она теперь химик-исследователь. Живет в Найтсбридже. Ладно, я вас оставляю. Если я задержусь здесь еще хоть на минуту, доктор Янг сдерет с меня кожу, живьем.

Он поднялся с кресла, возвысившись над постелью.

– Мой вам совет, мисс Грант: подумайте хорошенько. Я зайду к вам завтра. Мне очень хотелось бы услышать от вас, где вы были непосредственно перед тем, как убили мистера Ренкина.

Аллейн подошел к двери и открыл ее.

– Подумайте хорошенько, – повторил он и вышел.

В холле второго этажа стояли Марджори Уайлд с супругом.

– Ну, как она? – быстро спросила миссис Уайлд. – Я хочу зайти проведать ее.

– Боюсь вас разочаровать, но это невозможно. У доктора Янга очень строгие предписания, – весело ответил Аллейн.

– Ну чего же ты, Марджори, – сказал Уайлд. – Я же тебе говорил. Поди лучше поговори с доктором Янгом. Я уверен, Розамунда никого не хочет видеть.

– Но вы же у нее были, – обратилась миссис Уайлд к Аллейну. – А это, я думаю, гораздо хуже, чем обычный визит.

– Марджори, дорогая! – воскликнул Уайлд.

– Да что вы, ведь все кругом обожают полицейских, – беспечно заметил Аллейн. – Увидев меня, она пришла в неописуемый восторг.

– Марджори! – послышался с лестницы голос Анджелы.

– Иду! – крикнула миссис Уайлд. – Я иду!

Она развернулась и быстро пошла к лестнице.

– Извините ее, – удрученно произнес Уайлд. – Она сейчас просто сама не своя. И еще вбила себе в голову, что должна повидать мисс Грант. И вообще для женщины подобная трагедия – жуткое испытание.

– Да, несомненно, – согласился Аллейн. – Вы идете вниз, мистер Уайлд?

Уайлд посмотрел на закрытую дверь.

– Конечно, – ответил он, и они вместе направились вниз.

Основную работу во Франтоке Аллейн к этому времени уже закончил, но дела еще оставались. Он направил свои стопы в полицейский участок в Малом Франтоке, откуда позвонил в Лондон.

– Кристина, – произнес он в трубку, – это ты? Значит, мне повезло. Послушай, мне нужна твоя помощь. Да-да, дорогая, это я, твой кузен-полицейский, и, как ты догадываешься, я опять за работой. Так вот, оторвись на пять минут от проблем расщепления атомного ядра и синтеза философского камня… да… и вернись, пожалуйста, на шесть лет назад. Вернулась? Умница. А теперь расскажи мне все, абсолютно все, что ты можешь вспомнить о некоей Розамунде Грант. Она училась с тобой в Ньюнхеме.

Нежный голосок что-то проворковал в трубку.

– Да, – оживился Аллейн, хватаясь за блокнот, – да, да… слушаю.

Голос в трубке говорил и говорил. Аллейн быстро, сосредоточенно писал, и мало-помалу лицо его принимало характерное выражение – в нем одновременно отражались напряженность, сомнение и невероятная концентрация мысли. Это выражение лица инспектора Аллейна было в Ярде всем хорошо знакомо.

Глава IX
Уголок парка

– Я провожу вас до ворот, если вы не против, – сказал мистеру Беннингдену Найджел.

– Мой мальчик, мне это доставит только удовольствие, – поспешно отозвался адвокат.

Он щелкнул замками саквояжа, снял пенсне, задумчиво на него посмотрел, потом бросил быстрый взгляд на Найджела и принял у слуги Робертса пальто и шляпу.

– Пошли, – решительно произнес он и направился к двери.

– Вы всегда были очень впечатлительным юношей, с богатым воображением, – сказал Беннингден, когда они зашагали по дорожке. – Я помню, ваша матушка всегда была обеспокоена этим, но я заверял ее, что у ваших подростковых печалей короткая жизнь. Надо, дружок, преодолеть в себе эту глупую принципиальность и спокойно принять наследство.

– Но это так чудовищно! – воскликнул Найджел. – Я знаю, что меня никто не подозревает, и все же… Ну подумайте, каково сейчас мне. Произошло зверское убийство, а я вроде бы оказался в выигрыше.

– Чарльз кое-что оставил и сэру Хюберту Хендсли, и мистеру Артуру Уайлду. Они, вероятно, тоже чувствуют себя неловко, но, уверен, подход к делу у них разумный. Мой дорогой Найджел, не упрямьтесь и последуйте их примеру.

– Ладно, оставим это. Вы, конечно, правы, тем более что изменить что-либо я не в силах. Да и деньги, признаться, мне очень кстати.

– Разумеется. Но не думайте, что я не понимаю деликатности вашего положения.

– Бенни, прошу вас, хотя бы сейчас не говорите тоном семейного адвоката.

– А это у меня получается автоматически, – изрек Беннингден.

Они продолжили путь молча, пока Найджел не спросил вдруг, не знает ли мистер Беннингден о Чарльзе что-нибудь такое, что могло бы пролить свет на убийство.

– Я вовсе не хочу, чтобы вы выдавали какие-то секреты, – добавил он поспешно, – но все же: у Чарльза был враг или, может быть, враги?

– Я и сам постоянно задаю себе этот вопрос, с тех пор как это произошло, – ответил Беннингден. – Но так ничего придумать не смог. Мой дорогой Найджел, ваш кузен в отношении с женщинами постоянством не отличался. Но это характерно для всех холостяков его возраста. Я питал надежду, что скоро и эта часть его жизни стабилизируется. Он как-то зашел ко мне – это было два месяца назад, – по-видимому, для серьезного разговора. Долго ходил вокруг да около, а потом все же недвусмысленно дал понять, что намеревается жениться. Полагаю, у меня есть все основания так утверждать, ибо он задал мне несколько вопросов относительно брачного контракта и всего прочего.

– Вот это новость! – воскликнул Найджел. – И кто же эта девушка?

– Мой мальчик, я не думаю, что…

– Розамунда Грант?

– Хорошо, Найджел, но только строго конфиденциально. Да, имя мисс Грант было упомянуто… мм… в этом контексте.

– А позднее он что-нибудь говорил об этом?

– Я рискнул завести разговор на эту тему две недели назад, когда он заходил ко мне по поводу обновления договора на аренду дома. Ответ его меня удивил. Он был более чем странным.

– Что же он сказал?

Беннингден взмахнул зонтиком, как указкой, словно желая этим жестом подтвердить свою мысль.

– Насколько я помню, он сказал буквально следующее: «Ничего не получилось, Бенни. Я был уличен в браконьерстве, и меня лишили лицензии». Я спросил, что все это значит. Он рассмеялся в ответ – очень горько, я бы сказал, и добавил, что брак с женщиной, которая тебя понимает, равносилен эмоциональному самоубийству. Эффектная фраза, но по сути совершенно пустая.

– И это все?

– Я слегка надавил на него, – смущенно признался Беннингден, – и он сказал, что в лице женщины, которая его еще любит, он приобрел врага. А потом добавил что-то о том, что это все из области искусства высокой оперы, в то время как ему по душе мюзиклы. И вообще мне показалось, что он был очень огорчен и даже встревожен. Тема была исчерпана, и больше мы к ней не возвращались. Помню, уходя и пожимая мне руку, он сказал: «До свидания, Бенни. Надеюсь, я удовлетворил ваше любопытство. Я бы охотно дал вам обещание исправиться, но, как говорится, горбатого могила исправит».

Беннингден на секунду задержался и взглянул на Найджела.

– И все это он произнес веселым, беззаботным тоном. А вот сейчас, после его смерти, эти слова приобрели какой-то зловещий смысл. Хотя, я уверен, не имеют к трагедии ни малейшего отношения.

– Скорее всего нет, – рассеянно согласился Найджел. – А вот и ворота, Бенни. Если я буду нужен, дайте знать.

– Да-да, конечно. В полицейском участке я встретился с инспектором Аллейном. Найджел, это очень опытный и способный человек. Я почувствовал уверенность, что смерть вашего кузена не останется неотмщенной.

– Мне кажется, здесь высокие страсти не замешаны, – сказал Найджел. – Единственная моя надежда, что убийцей Чарльза был все-таки не один из его ближайших друзей. Ну вот, хотя бы этот русский дворецкий, этот старик. Почему полиция ничего не предпринимает, чтобы его задержать?

– А я уверен, что они как раз в этом направлении работают очень интенсивно, – возразил Беннингден. – До свидания, дорогой друг. Я, разумеется, буду в курсе расследования. А пока до свидания.

Найджел медленно поплелся к дому. Перспектива провести остаток дня в помещении его не привлекала. Жизнь в доме, казалось, застыла, окаменела. Каждый замкнулся в себе, каждый подозревал каждого – Найджел чувствовал это, – и все это разрушало, отравляло и без того мрачную атмосферу Франтока. Найджел замедлил ход и, внезапно что-то решив, свернул на боковую дорожку, ведущую в парк. Ему удалось пройти не больше нескольких десятков метров, как изгиб дорожки вывел к зеленой скамейке, на которой, странно съежившись, сидела Розамунда Грант.

С момента трагедии Найджел видел ее всего пару раз. Сразу, как только был закончен официальный осмотр комнат, она заперлась в своей комнате и постоянно находилась там.

Розамунда подняла голову, их взгляды встретились. Найджел чувствовал, что поворачивать назад уже поздно. С ощущением крайней неловкости он подошел к ней и вежливо справился о здоровье.

– Мне лучше, благодарю вас, – ответила она своим глубоким голосом. – Можете быть спокойны, когда начнется опрос свидетелей по делу об убийстве вашего кузена, я вовремя присоединюсь к нашей веселой компании.

– Ну зачем вы так? Не надо.

Она резко передернула плечами.

– В последнее время мне пришлось много беседовать с Анджелой. Вернее, говорила она, а я только слушала. Своеобразная личность эта наша Анджела.

Найджел не отвечал. Она в упор посмотрела на него:

– О чем вы думаете? Гадаете, не я ли убила его?

– У нас тут все гадают друг о друге, весь день напролет и большую часть ночи, – резко ответил Найджел.

– Что касается меня, то я не гадаю.

– Значит, вы счастливее остальных.

– Я гадаю о другом. Чем занимается этот Аллейн, какую пирамиду выстраивает он из всей этой мешанины фактов и фактиков, к каким чудовищным выводам приходит? Я слышала, сотрудники Ярда никогда не ошибаются в своих заключениях. Вы верите в это?

– Все мои знания в этом вопросе основаны только на детективной литературе.

– Как, впрочем, и мои. – Розамунда тихо засмеялась и снова передернула плечами. – А вот теперь эти люди из Ярда предстали перед нами, что называется, во плоти. Чего стоит этот Аллейн, его изысканные манеры, его голос и все остальное. Аристократ, да и только. Он угрожал мне с таким haute noblesse [6]6
  Высокое благородство (фр.).


[Закрыть], что я чувствовала себя почти польщенной. О боже, бедный, бедный Чарльз!

Найджел молчал, и она продолжила:

– Неделю назад, да что там неделю – всего три дня… Боже мой, всего три дня! Я почти серьезно мечтала, чтобы он умер. Представляете… какой ужас!

– О чем это вы? – нарушил молчание Найджел и тут же поправил себя: – Нет-нет, не надо рассказывать, если не уверены, что хотите этого.

– Я расскажу вам, все расскажу. Ведь вы же не детектив, которого я боюсь.

– А почему бы вам не пойти к нему и не объясниться?

– Что? Это означало бы предать себя!

– Я вас что-то не понимаю. Почему вы не хотите рассказать Аллейну, что вы делали там, наверху? Ничего не может быть опаснее вашего молчания.

– Предположим, я скажу, что была в комнате Чарльза.

– Что?.. И зачем?

– Сюда кто-то идет, – быстро произнесла она.

Действительно, за деревьями послышались легкие шаги. Розамунда встала как раз в тот момент, когда из-за поворота появилась Марджори Уайлд. Она была в черном пальто, с непокрытой головой. Увидев их, Марджори резко остановилась.

– О, привет, – сказала она. – Я не знала, что вы здесь. Тебе уже лучше, Розамунда?

– Да, спасибо, – ответила Розамунда, глядя на нее.

Воцарилось тягостное молчание. Неожиданно Марджори попросила у Найджела сигарету.

– А мы тут так мило болтали, и все насчет убийства, – сказала Розамунда. – Присоединяйся к нам. Как по-твоему, кто это сделал?

Глаза Марджори расширились, полураскрытые губы обнажили ряд стиснутых зубов. Голос ее, обычно довольно пронзительный, приобрел наконец нормальное звучание.

– Я не понимаю тебя! Как ты можешь так говорить?! И вообще…

– Ты прекрасно играешь роль глубоко потрясенной женщины, – сказала Розамунда. – Возможно, ты что-то и чувствуешь, но не так много, как пытаешься нас убедить.

– Я вижу, тебе это нравится! – выкрикнула миссис Уайлд. – Я вижу, тебе нравится говорить, и говорить, и говорить, то есть умничать. Это умничанье, оно возвышает тебя над всеми нами. А я от всего этого устала.

– Мы все устали друг от друга! – в отчаянии воскликнул Найджел. – Но ради всего святого, давайте говорить. Не надо молчать. Молчание ужасно.

– Я больше не задумываюсь над тем, кто это сделал, – быстро проговорила Марджори Уайлд. – Это очевидно. Это сделал Василий. Его взбесило, что у Чарльза кинжал. Он вообще не любил Чарльза. Никогда. Он убежал. Почему его до сих пор не поймали?

– Я пошла, – резко произнесла Розамунда. – В четыре тридцать явится доктор Янг со своей микстурой.

Она быстро зашагала прочь, будто спасалась бегством.

– Вы, когда шли сюда, Артура не встречали? – спросила Марджори.

– Я думал, он в доме, – ответил Найджел.

– Все-таки все мужчины очень странные, – эта фраза, по-видимому, была у нее коронной, – Артуру абсолютно наплевать на то, что со мной, как я себя чувствую. На целый день он бросает меня одну, а сам запирается с Хюбертом, чтобы взахлеб читать русскую историю. А толку-то что?

– Ну толк, разумеется, есть, – сказал Найджел. – Для них, конечно.

– Да что вы… А, вот и он!..

По дорожке, куря сигару, к ним медленно двигался ее супруг. Она поспешила ему навстречу.

– Бедный Артур, – пробормотал Найджел. Он зашагал в противоположную сторону.

Таким образом можно было пройти к дому кружным путем, через фруктовый сад. В воздухе висел острый приятный запах горелых листьев.

Сразу же за оградой сада начинались густые заросли кустарника. Где-то там садовники жгли листву, и над кустами поднимался голубой дым, расслаиваясь вверху на узкие струйки. Некоторое время Найджел шел вдоль ограды. Свернув за угол, он вдруг увидел впереди какую-то фигуру. Определить было нетрудно – по узкой тропинке к кустарнику спешил доктор Токарев. Найджел спрятался в низкую нишу в стене, скорее инстинктивно, чем сознательно. Перспектива встречи с доктором, чтобы выслушать очередной трактат на тему неспособности английской полиции, вовсе его не радовала. Он решил дать возможность доктору уйти подальше. Подождав минуты две, Найджел вдруг задумался: а что это, собственно, делает здесь доктор Токарев? В его походке было что-то странное, как будто он таился чего-то. И в руке у него был какой-то сверток.

Посмеиваясь в душе над собой, Найджел все же решил подождать еще. Он перелез через запертую калитку и удобно устроился, прислонившись к нагретой солнцем кирпичной стене садовой ограды. Рядом на увядшей траве лежало сморщенное яблоко. Он взял его и вгрызся в мучнистую мякоть. Яблоко оказалось неожиданно приятным на вкус, терпко-винным.

Он просидел в неподвижности еще минут десять и уж было собирался двинуться дальше, как услышал легкие шаги. Найджел затаился в своем укрытии и начал ждать, пока доктор Токарев торопливо прошествует мимо. Руки у него были пустые.

«Любопытно, очень любопытно!» – сказал про себя Найджел и, помедлив еще пару минут, быстро пошел в том направлении, откуда появился доктор.

Вскоре он вышел на поляну, окруженную густым кустарником. В ее центре из опавших листьев и хвороста садовники соорудили небольшой костер. Он-то и был источником голубого дыма. Найджел внимательно осмотрел этот костер. Было похоже, что недавно кто-то его ворошил. Найджел сместил в сторону верхний пласт тлеющих листьев и обнаружил под ним солидную пачку плотной почтовой бумаги, уже наполовину обгоревшую.