Текст книги "Сахарный вор"

Глава семнадцатая
Сабин, 1999

Я больше не была персидской принцессой. Я сидела на смертельном холоде в новом «Бьюике» отца и слушала радио. Низкое зимнее солнце косо освещало парковку, где отец и дядя рассматривали вывеску пекарни.

– Знаешь, иногда твоих знаний в области бизнеса недостаточно. – Сообщил ему Данте. Я слышала большую часть разговора, даже не опуская окно.

Отец достал из кармана перчатки, изучил вышитую кожу.

– Я никогда и не говорил, что это навсегда, пришло время что-то менять.

– Но по ней люди узнают пекарню.

Прошло шесть месяцев с тех пор, как я была отстранена от официальных обязанностей персидской принцессы, но теперь отец захотел пойти еще дальше. Он решил избавиться от вывески. Я убавила громкость радио и наклонилась ближе к окну.

– Четыре года назад я сказал тебе и Стелле, что мне не нравится все это. Но ты настаивал, и мы повсюду расклеили ее лицо. – Он указал на мое изображение, неуклонно вращающееся на своем пьедестале.

– И это пошло нам на пользу.

– А ей это пошло на пользу? Со сломанным ребром? Что, если бы меня там не было в тот день?

– Фрэнки, что было, то было. – Данте уронил сигарету под ноги и выдул горячий воздух в сложенные лодочкой ладони. – Но это не значит, что мы должны менять все салфетки и коробки для тортов, которые уже готовы.

Отец повернулся, чтобы взглянуть на кирпичное здание позади нас. Он что-то тихо пробормотал, но я не услышала. В конце концов дядя отбежал на несколько ярдов, развернулся на каблуках и вернулся обратно. Расстегнутое пальто поверх его белоснежных брюк колыхалось, как болтающийся флюгер при внезапном порыве ветра.

– Эти твои призраки! Куда ни глянь, видишь их! – Я села, на мгновение забыв о собственной боли. Отец видит призраков? – Они на чердаке, они в подвале…

– Basta, Данте.

Но дядя лишь погрузился еще глубже во внутренний мир моего отца.

– Что может произойти на расстоянии в восемь тысяч километров?

– Хватит! – Отец будто задохнулся на мгновение, казалось, сейчас он ударит дядю. Вместо этого он наклонился и собрал две пригоршни грязного снега со стоянки, крепко сжал их вместе, отвел руку назад и швырнул снег в вывеску, ударив джинна по колену. Из машины я видела, как комок снега опустился на слово волшебнее. Я засунула руки, превратившиеся в ледышки, в карманы.

Дядя остался равнодушен к этому зрелищу. Он даже улыбнулся, выуживая брелок и запуская свой «Крайслер».

– Успокойся, cugino. – Машина затарахтела и начала гудеть на холоде. – Мы бы не ладили так хорошо, если бы все были святыми.

Глава восемнадцатая
Ванда

Бывало у вас так, что кто-то менял вашу жизнь всего за одну ночь, но лишь потом вы осознавали, насколько велики были эти изменения? Вот что случилось со мной в тот день, когда Сабин вошла в пекарню моей крестной, бросила свою норковую курточку через прилавок, развернулась и приспустила кожаные лосины, оголив одну ягодицу.

Но все по порядку. Если бы я не попыталась свести счеты с жизнью, вполне вероятно, что вообще никогда бы не начала работать в пекарне крестной. А значит, мы никогда бы не встретились и у меня не было бы возможности написать сценарий «Что в твоей кладовой?». Который, своеобразным, окружным путем, стал единственной самой важной вещью в моей жизни. Единственным шансом отыграться за прошлое и за возможность, которую я упустила много лет назад.

Что касается попыток самоубийства, то моя была не очень хорошо спланирована и осуществлена, потому что я никогда не думала об этом до того, как меня обманули на сорок два миллиона долларов. Естественно, я вообразила, что можно получить рецепт на снотворное в поликлинике, проглотить весь флакон и надеяться потерять сознание, прежде чем начнется рвота. Но если бы я мыслила более трезво – или если бы и правда хотела, чтобы это сработало, – то провернула бы все в гостиничном номере. Вместо этого я по-дилетантски осталась дома, и мои пятилетние братья-близнецы обнаружили меня лицом вниз в луже рвоты. Было много криков, люди врывались в мою комнату и выбегали из нее – родители, тетя и дядя, парамедики. Когда я пришла в себя в отделении неотложной помощи, к моей ноздре был примотан резиновый шланг. Он тянулся вниз по горлу в желудок, перекачивая содержимое в пластиковое ведро. Рядом стояла медсестра, готовая придержать меня за руки, если я попытаюсь вытащить трубку. В ногах сидела мама, плача и повторяя одно и то же снова и снова: «Почему, Ванда? Почему?»

– Сорок два миллиона, – вот и все, что я смогла прохрипеть.

Моя семья все делала правильно. Они зажигали свечи в церкви, катали меня на машине и дежурили по очереди, так что в течение нескольких месяцев я никогда не оставалась одна. Они даже наняли адвоката, которого не могли себе позволить. К его чести, он не стал их обманывать. После тщательного изучения моего контракта с Odin он объяснил, что меня обманули и лишили доли миллионов, но совершенно честным образом. В разговорах со мной люди из Odin сильно преуменьшали потенциал Wheat Bump, но письменных доказательств этого не было. В контракте, который я подписала, четко указывалось, что способа оценить будущую стоимость программного обеспечения не было, и после того, как я передала право собственности, их команда разработчиков вступила во владение. Если бы я подала на них в суд, все, что потребовалось бы компании Odin, это доказать, что они внесли собственные изменения в программу, что и сделало конечный продукт дороже.

Что ж, я облажалась.

Единственное, что оставалось сделать моей семье, – это заставить меня работать над чем-то совершенно не связанным с технологиями. Так я и поступила стажером в пекарню крестной, у нас было небольшое окошко в стене на западной улице Дандас, и мы специализировались на филиппинской выпечке.

Мне не так уж и не нравилось. Запах горячего пандесальского хлеба был успокаивающим. Мне поручали измельчать фиолетовый батат и молодой кокосовый орех, и вскоре я уже помогала заполнять витрину выпечкой. Мы продавали пироги «буко», пышные булочки «мамон» с начинкой из тертого сыра и даже готовили великолепную «энсаймаду» – покрытую сахаром бриошь с макапуно, разновидностью кокосового желе. Однако карамельный пудинг крестной с нежной золотисто-карамельной начинкой был самым популярным в округе.

Ручная работа заставляла сосредоточиться. А значит, для Wheat Bump не оставалось места в моей голове. Я начала экспериментировать с экстрактом из фиолетового ямса и вездесущего филиппинского фиолетового батата. Я провела четыре года в школе искусств, поэтому умела неплохо рисовать. Только теперь холстом был карамельный пудинг. Используя кончик деревянной шпажки в качестве кисточки, я научилась наносить по трафарету яркие фиолетовые узоры на дно формы для выпечки, прежде чем заливать ее горячим сиропом.

В результате получился рисунок в карамели. Моя работа была скрупулезной, я создавала натюрморты на заварном креме, пейзажи в жидком сахаре. Раз в неделю я вручную расписывала поднос с пудингами темно-фиолетовыми воронами, так что, когда они были выставлены вместе, казалось, что стая птиц несется по карамельному закатному небу. Крестная вывесила на окне табличку с надписью «Новый пекарь на месте».

Однажды я чистила противни в подсобке, когда услышала, как покупатель спорит с кассиром.

– Не. Просто. Купить. – Там стояла женщина, громко чеканя каждое слово тоном, который она явно приберегала для иммигрантов. – Я хочу найти человека, который это нарисовал. – Она показала на витрину. Кассир все еще держала открытую пустую коробку из-под торта и лист вощеной бумаги.

– Я заполню коробку, без проблем.

– Ты не понимаешь, о чем я спрашиваю. – Она оперлась обеими руками о прилавок, как будто могла подпрыгнуть и сбить кассира с ног. – Кто испек эти пудинги?

– Это я, – отозвалась я, снимая резиновые перчатки. – Карамельные пудинги мои.

Женщина обернулась и посмотрела на меня. Она была великолепна, напориста. Ее брови были приподняты, как будто подстраивались под тембр ее голоса. Я не узнала Сабин, потому что не смотрела «Доброе утро, Канада», не интересовалась знаменитыми поварами и путешествовала по Европе, когда история со свадебным тортом прогремела в новостях. Но с ее накрашенным лицом, укороченной норковой курткой-бомбером и потертыми мотоциклетными ботинками она не могла не быть звездой.

– Кто ты? – спросила она меня.

Через пять минут она уже стягивала штаны и показывала мне татуировку на пояснице. Стаю черных птиц, удивительно похожих на те, что я нарисовала.

– Сегодня вечером у меня вечеринка. А они своего рода мой символ. – Она натянула лосины обратно. – Будут смотреться удивительно похоже, да?

Я покачала головой, не в силах представить званый ужин, на котором десерт и ягодицы были бы выставлены на всеобщее обозрение одновременно.

Она хотела все пудинги сразу, поэтому я достала коробку побольше. Она последовала за мной вдоль прилавка с телефоном в руке, делая снимки охлажденного «Хало-хало».

– У меня миллион подписчиков в Instagram. Если я выложу пару снимков… – Она остановилась и указала на мои руки. – У тебя сильные руки пекаря. Как у меня.

Я перевела взгляд со своих рук на ее. Тонкие, но крепкие костяшки пальцев, слегка округлое ногтевое ложе, оливковый оттенок кожи, даже слабый рисунок голубоватых вен на тыльной стороне руки был похож. Они были почти одинаковые.

Она посмотрела на меня, брови снова поднялись домиком. Потом окинула взглядом маленькую засаленную витрину пекарни.

– Что думаешь о настоящей работе?

Глава девятнадцатая
Ванда

– Мы опоздаем на рейс. – Пол курил одну из трех положенных ему раз в неделю сигарет, пока мы ждали под козырьком отеля прибытия машины.

– Аэропорт в пятнадцати минутах езды. В принципе, мы могли бы дойти туда пешком, – протянула я, глядя на озеро. Вид, открывающийся от входа в отель, впечатлял. Порт все еще работал и был усеян как большими судами, так и парусниками. За волнорезом, в морской дали, лежал Спящий гигант. На мгновение он действительно напомнил мне человека, спящего на спине. Но когда я моргнула, он вновь превратился в камень.

– Это тот самый всемирно известный Спящий гигант.

Пол бросил взгляд на кобальтового великана и хмыкнул. Мне хотелось сказать, что ему нужна правильная стрижка и кто-то, кто выровнял бы темные волосы на затылке бритвой. Но в советах по уходу за собой нет ничего сексуального. Вместо этого я игриво толкнула его под ребра.

– Ты тоже спишь как убитый.

Он ничего не ответил, но слегка отодвинулся от меня. Я мгновенно пожалела о том, что упомянула наш секс. Не то чтобы я всегда пыталась вывести отношения с Полом на новый уровень, но время от времени мне хотелось бы получать подтверждение того, что мы регулярно видим друг друга голыми.

Я вздохнула и достала ноутбук из сумки.

– Давай я выясню, что там с этой машиной. – Честно говоря, мне не хотелось возвращаться домой. Я устала вытаскивать отца из передряг, устала быть нянькой для собственных родителей. Ясно, что завтра мне придется провести весь день в отделении банка, пытаясь убедить какого-нибудь специалиста по ипотечным кредитам в ошибке: что письмо потеряли на почте, что до нас не дозвонились. У меня был целый список оправданий. И весь потраченный впустую день закончится тем, что я использую все оставшиеся сбережения, чтобы вытащить нас из этого бардака и освободить от проблем еще на месяц.

Я села на корточки и открыла ноутбук, ища вкладку, на которой разместила заказ на такси этим утром. Еще одна причина, по которой мне не нравился наш отъезд, заключалась в том, что я уезжала, не доведя сюжетную линию до конца. Несмотря на то, что наш первоначальный план был нарушен смертью отца Сабин, мне казалось, что я придумала довольно впечатляющий обходной путь. И кадры из пекарни выглядели великолепно. Дядя был похож на персонажа из романа Марио Пьюзо, очередь вокруг здания была сумасшедшая, а у очень фотогеничной «Персидской» был потенциал неразгаданной тайны маленького городка.

Закрывая вкладку за вкладкой в поисках информации о компании такси, я наткнулась на ту, которую мне не следовало открывать. Там был календарь Outlook Коллетт. Я снова задумалась, почему она не ответила на мои электронные письма, текстовые и голосовые сообщения? Пальцы легко пробежали по клавишам, когда я переключилась с календаря на почтовый ящик. Я подняла взгляд на Пола, но он изучал футляр своей камеры. На крыльце все еще ловил хороший сигнал отельного Wi-Fi, поэтому почтовый ящик Коллетт обновился мгновенно. Не знаю, зачем я это сделала. Раньше я шпионила за разными людьми и всегда плохо себя чувствовала из-за этого. Вероятно, потому, что это был обман, призванный вскрыть другое, более серьезное предательство.

И через восемь писем я нашла это.

Дорогая Коллетт,

Бритт, Бретт и я встретились прошлым вечером и теперь хотим поделиться своими мыслями. Мы знаем, что задолжали Вам ответ на заявку по «Что в твоей кладовой?». Мы выразили наши пожелания еще за обедом на прошлой неделе и хотим сказать, что очень впечатлены шагами, предпринятыми Сабин в ответ на наши комментарии. Вы уже знаете, что мы считаем ее неотразимой и привлекательной на экране, но уязвимость, которую она продемонстрировала сегодня в связи с печальной кончиной отца, очень для нас важна.

Скоро команде пришлют официальный документ: мы даем зеленый свет вашему шоу!

Однако есть одно условие, которое мы хотим представить вам – неофициально – здесь. Это не простая просьба, но вы лучше всех знаете, каково это – направлять творческих людей, и мы хотим, чтобы у шоу были все возможности для развития, чтобы это был положительный опыт для нас всех.

Хотя мы ценим тщательно разработанный сценарий пилотного эпизода Ванды Окампо, как команда, мы не видим Ванду в качестве соведущей Сабин. Нам кажется, что подписчики Сабин будут озадачены появлением Ванды, поскольку она никоим образом не представлена на канале Sweet Rush, поэтому мы считаем это излишним. Судя по тому, что мы уже успели увидеть, Ванда очень помогает Сабин. И вот это должно сработать. Мы можем поставить ей задачи «за камерой»: помощь конкурсантам и тому подобное.

Коллетт, не присоединитесь ли вы к нам завтра утром за завтраком здесь, в нашем офисе? Мы знаем, что вы возглавляете очень сплоченную группу, и мы были бы рады помочь вам найти слова, чтобы оправдать ожидания Ванды в отношении предстоящих месяцев, тем самым обеспечив счастливый исход для всех.

С уважением,

Бри Хебертс

Совместный руководитель по разработке шоу без сценария Netflix

– Такси приехало, пошли. – Пол хлопнул меня по плечу, но у меня парализовало все мышцы, отвечающие за движение. Внутри же все наоборот зашевелилось. Я опустилась на колени на тротуар и почувствовала, как сердце провалилось на дюжину этажей в лужу желудочной кислоты. Пол даже не заметил. Он уже обошел машину, чтобы бросить спортивную сумку в багажник.

– Я не поеду, – пробормотала я.

– Чего? – Пол скрылся за машиной.

– Я сказала, я не поеду! – На этот раз я закричала. Он закрыл багажник и удивленно посмотрел на меня, сидящую на земле.

Я знала, что лучше не ждать, пока он поможет мне встать, поэтому прислонилась спиной к кирпичной стене здания, медленно поднялась сама и подняла рюкзак, ноутбук и ручную кладь.

– Да что с тобой не так? – спросил он, подходя ко мне. – Нам нужно ехать.

Тяжесть происходящего снова чуть не сбила меня с ног, но я изловчилась, увернувшись от Пола, и бросилась к окну такси.

– Ты опоздал! – закричала я, напугав водителя. – Ты должен был быть здесь полчаса назад!

Водитель выглядел смущенным, но все же опустил стекло на дюйм.

– Аэропорт? – спросил он с каким-то акцентом.

– Да пошел ты! – Заорала я и развернулась, все еще неся в руках чемодан, ноутбук и рюкзак и пытаясь удержать все вместе.

Глава двадцатая
Ванда

– Поверить не могу, что все это опять происходит, – выпалила я, допивая второй джин с тоником в ресторане отеля. Я ненавидела джин и именно поэтому заказала его. Нужно, чтобы что-то отвратительное вошло в мое тело, чтобы выдавить другое отвратительное чувство. – Они хотят мой продукт, но не меня.

Пол кивнул, но ничего не ответил. Я была благодарна, по крайней мере, за то, что он согласился остаться тут со мной. Он открыл программу для монтажа на моем компьютере и сбросил туда кадры, снятые сегодня утром.

– У меня уже был ПТСР, поэтому я всегда чувствую, когда грядет что-то нехорошее, – продолжила я. – Я ни за что, черт побери, не позволю, чтобы это сошло им с рук. – Я ударила кулаком по стойке, чем привлекла к нам внимание остальных посетителей, а у Пола слетела крышка с открытой бутылки пива.

– Чертова Коллетт! – Я говорила очень громко, во мне бурлили эмоции. – Что за чертов агент готов вот так пустить тебя по миру? У меня должно было быть свое шоу. Я должна была на этом настоять. Нужно нанять чертова адвоката. Черт!

Пол вытер пролившуюся пивную пену стопкой крошечных салфеток.

– Коллетт, по сути, всего лишь оторванная от жизни старая алкоголичка, цепляющаяся за Сабин до последнего вздоха. Все ее обязанности – это заказать столик на ужин и шампанское. Я сделала всю работу, а она просто позволит им все разрушить. «Хотя мы ценим тщательно разработанный сценарий пилотного эпизода, мы не хотим, чтобы она и близко подходила к шоу!» – Я схватила Пола за руку. – Мы не можем вернуться туда, как послушные собаки. Мы те, кто останется без работы, как только шоу будет запущено в производство. Ты думал об этом, Пол? Ты понял, что не будешь оператором на «Что в твоей кладовой?»?

Он, кажется, задумался над этим.

– Я снимаю Sweet Rush уже три года, и мне нравится эта работа.

Я проигнорировала уверенные слова Пола. Он научится на горьком опыте, как только Netflix вышвырнет его ради известного оператора. Тем временем бармен принес мне третий напиток. Благослови Бог этих северных людей, которые никогда не задают вопросов. Джин по-прежнему обжигал, но я выпила его залпом, потому что дыра внутри становилась все больше и больше.

– И к черту этот рейс! – выпалила я, вспомнив, что забыла отменить бронь, так что мы потеряли деньги. – Я с места не сдвинусь без Сабин. Коллетт послушает только… – Я замерла.

Боже мой. Какая же я дура.

– Она знает. – Я повернулась обратно к Полу. – Сабин все знает. – Конечно, она в курсе происходящего – судя по выражению ее лица этим утром. Она торопила меня сесть на самолет только для того, чтобы избавиться. Коллетт, должно быть, сразу же позвонила ей. – Сабин знает, но у нее не хватило смелости сказать мне.

– Не хотелось бы вмешиваться, но кому-то здесь нужен адвокат?

Я подняла глаза. Через три барных стула от нас сидел мужчина с вилкой и ножом, занесенными над стейком. Он смотрел на меня такими ледяными серыми глазами, что у меня во рту появился привкус ментоловой жвачки.

– Адвокат? Кто тебе сказал? – Мой голос прозвучал пронзительно, будто защищаясь.

– Ты вроде как кричала об этом, – пояснил он, разрезая мясо. Он выглядел где-то на сорок, но у него были седые волосы и очень дорогой костюм. Должно быть, я с лихорадочным беспокойством наблюдала, как его стейк начал истекать кровью на белом фарфоре, потому что он посмотрел в тарелку.

– Выбор местных скотоводов.

– Ты один из них?

– Из кого? – Он положил ломтик в рот и принялся пережевывать кровавую мякоть.

– Из адвокатов.

Он проглотил еду и кивнул.

– Так и есть. Какая специализация вам нужна?

– Закон о развлечениях.

– А, понятно. Я не занимаюсь этим.

Я перекатила высокий стакан между ладонями и поняла, что наконец-то пьяна. Но осознание этого не принесло никакого утешения. Я была зла, как и всегда.

Мужчина положил нож и вилку, сложил матерчатую салфетку и придвинулся ко мне через два барных стула.

– Дадди Дюпьер, – представился он, протянув руку.

Мне пришлось поставить стакан, чтобы пожать ее.

– Ванда, – отозвалась я. – А это Пол. – Я указала через плечо.

Гладкие брови Дюпьера поднялись к линии роста волос с металлическим отливом.

– Ну, тут был Пол.

Я повернулась и увидела свой компьютер и пустой стакан, но Пола не было.

– Ты жесткая, Ванда. – Дюпьер махнул бармену. – Не хотел бы я оказаться по другую сторону от тебя в судебном процессе.

Бармен подошел ко мне с бутылкой джина, от которой я отказалась. Но Дюпьер положил наманикюренную руку на край моего бокала.

– Принесите нам чего-нибудь вкусного, ладно?

Когда мужчина удалился в поисках «вкусного», Дюпьер откинулся на спинку стула.

– Не хочу лезть не в свое дело, просто мне здесь смертельно скучно. А у вас, юная леди, оказался самый интересный односторонний разговор, который я слышал за долгое время.

– Пол неразговорчивый, – объяснила я. В этом была часть его обаяния. – И почему ты здесь скучаешь?

– Я просто жду. – Он пожал плечами. – Прилетел вчера: представляю один бизнес, который пытается купить другой бизнес.

Бармен вернулся с бутылкой коньяка. Дюпьер кивнул и налил два бокала.

– Выпей это, – предложил он, протянув мне один. – А потом расскажешь, что ты здесь делаешь.

Я понюхала янтарную жидкость – и мне понравилось. Каким-то образом коньяк хорошо сочетался с его голосом.

– Я приехала, чтобы снять праздник, но он превратился в похороны.

Глаза Дюпьера сверкнули, как кварц, на его угловатом лице.

– Очаровательно. Это у тебя открыто на компьютере?

Я повернулась, чтобы посмотреть на экран. Там был открыт мой сценарий. Каждый эпизод, который мы создаем, я переписываю в стандартный формат рукописи и добавляю его в нашу производственную библию. Рядом с ним был снимок пекарни Беннетта. Большая вывеска над парковкой застыла в середине цикла вращения, изображая маленького джинна на ковре-самолете и надпись: Нет ничего волшебнее, чем «Персидская»!

– Снимаешь фильм?

Я протянула руку и закрыла ноутбук.

– Не совсем.

– Я слышал, что пекарь умер.

Я кивнула.

– Я работаю на дочь пекаря. Она инфлюенсер. Знаменитость, в общем-то.

У Дюпьера было такое выражение лица, какое бывает у пожилых людей, когда пытаешься объяснить им сложную систему работы социальных сетей, которые их окружают, но в которых они ничего не понимают.

– И что именно ты делаешь для этой дочери пекаря, которая так тебя достала, Ванда?

– Почему ты предположил, что это связано, Дадди?

– Я так сделал? – Улыбка Дюпьера стала напряженной. – Прошу прощения.

Я взялась за коньяк и сделала глоток плавно, уже без отчаяния пьяницы.

– Я создаю контент для нее. Она самый влиятельный человек в области кулинарии в стране.

Материализовался бармен и поставил передо мной миску с ореховой смесью. Это разожгло маленький огонек тепла глубоко внутри. Коллетт все еще сидела у меня в голове, но теперь я представляла ее ростом в три дюйма и запертой в липком янтаре.

– Как бармен узнал, что ты имел в виду под «вкусным»?

– У меня на лице написан бездонный банковский счет, – рассмеялся Дюпьер. – А теперь скажи мне, Ванда, что такого сделала дочь пекаря?