Текст книги "В поисках любви"

– Но это прекрасно, целых пять миль. Мне скоро снова на Хейтропскую охоту. Говорят, она очень неплоха в этом сезоне. Мы тоже чудно поохотились вчера.

И Тони пустился в подробное описание этого мероприятия. Он буквально по минутам рассказал, где обнаружили лису, где загнали ее в нору, как его первая лошадь захромала, как он, к счастью, набрел на вторую и так далее. Мне стало понятно, что имел в виду лорд Мерлин. Однако Линда, затаив дыхание, с неослабным интересом ловила каждое слово рассказчика.

Наконец с улицы донесся какой-то шум, и Тони подошел к окну.

– Отлично, – сказал он, – вот и все остальные.

Остальные прибыли из Лондона на огромном «даймлере» и, весело болтая, вошли в комнату. Четыре хорошенькие девушки и молодой человек. Вскоре появились еще несколько старшекурсников, и теперь все были в сборе. Мы почувствовали себя не в своей тарелке, уж слишком хорошо эти гости знали друг друга. Напропалую сплетничали, покатывались со смеху над только им понятными шутками и вообще старательно рисовались. Но мы тем не менее чувствовали, что это и есть Жизнь, и остались бы весьма довольны уже тем, что наблюдаем ее вблизи, если бы только не это жуткое чувство вины, которое постепенно нарастало внутри и причиняло боль, похожую на колики от несварения желудка. Линда страшно бледнела всякий раз, как открывалась дверь. Мне кажется, она на самом деле ждала, что в любой момент на пороге, щелкая хлыстом, появится дядя Мэттью. Как только нам позволили приличия, что случилось не так уж скоро, потому что до четырех никто и не тронулся от стола, мы попрощались и бросились домой.

Паршивцы Мэтт и Джесси раскачивались на воротах.

– Ну и как там Лаванда? Она не хохотала над вашими веками? Лучше идите отмойтесь, пока Па вас не увидел. Почему вы так долго? Понравилось, наверное? Опять треска? А барсучка вы видели?

Линда расплакалась.

– Оставьте меня в покое, мерзкие антидосты! – воскликнула она и кинулась вверх по лестнице к себе в комнату.

За один короткий день ее любовь трехкратно возросла.

Гром грянул в субботу.

– Линда и Фанни, Па требует вас в кабинет. И, судя по его виду, вам следует поторопиться, – сказала Джесси, встретив нас на подъездной аллее, когда мы возвращались с охоты. Наши сердца ушли в пятки. Мы переглянулись, полные дурных предчувствий.

– Лучше скорее с этим покончить, – сказала Линда, и мы поспешили в кабинет, где сразу поняли, что самое худшее все-таки произошло.

Горестно вздыхающая тетя Сэди и скрежещущий зубами дядя Мэттью изобличили нас в нашем преступлении. Глаза дяди Мэттью метали синие молнии, а его рык был страшнее грохота, издаваемого Юпитером-громовержцем.

– Вы понимаете, – бушевал он, – что будь вы замужними, ваши мужья после такого получили бы право с вами развестись?

Линда начала было спорить, что это не так. Она изучила законы о разводе, следя за делом Рассела в газетах, которые шли на растопку каминов в комнатах для гостей.

– Не перебивай отца, – предостерегла ее тетя Сэди.

Но дядя Мэттью этого даже не заметил. Он разошелся не на шутку.

– Теперь, когда выяснилось, что вы не способны вести себя прилично, нам придется принять соответствующие меры. Фанни завтра же отправится прямиком домой. Видеть тебя тут больше не желаю! Эмили в будущем придется взять тебя под строжайший контроль, если только это у нее получится. Ты покатишься по дорожке твоей матери, это ясно как белый день. Что же касается вас, мисс, то вопрос о вашем лондонском сезоне теперь закрыт – мы ни на минуту не спустим с вас глаз. Мы имеем несчастье воспитывать дочь, которой нельзя доверять, а в Лондоне слишком много возможностей улизнуть из-под надзора. Сиди теперь здесь и страдай, по своей собственной глупости. И больше никакой охоты в этом году. Тебе еще чертовски повезло, что я тебя не выпорол. Другой отец спустил бы с тебя шкуру, ты это понимаешь? А теперь марш в постель, и не сметь говорить друг с другом до отъезда Фанни! Завтра посажу ее в машину – и попутного ветра!

Лишь через несколько месяцев выяснилось, как они узнали. Казалось, что каким-то чудом, но разгадка оказалась простой. Кто-то забыл у Тони Кресига свой шарф, и тот позвонил в Алконли, чтобы справиться, не наш ли он.

8

Как обычно, дядя Мэттью был больше грозен на словах, чем на деле. Но этот скандал оказался самым ужасным на моей памяти. На следующий день меня отослали обратно к тете Эмили. Линда помахала мне из окна спальни и крикнула:

– Как тебе повезло, что ты – не я! – Противоположное ее обычному: «Как чудесно, что я такая чудесная!»

Раз или два ее не пустили на охоту, а потом началось ползучее смягчение мер, и постепенно жизнь вернулась в обычное русло, хотя в семействе отметили, что очередные вставные челюсти дядя Мэттью на этот раз стесал в рекордный срок.

Планы на лондонский сезон продолжали составляться, и в них, как ни в чем не бывало, включали меня. Я позже узнала, что и Дэви, и Джон Форт-Уильям взяли на себя нелегкую задачу разъяснить тете Сэди и дяде Мэттью (особенно ему), что, по современным понятиям, наш поступок абсолютно нормален, хотя, конечно, им пришлось признать, что с нашей стороны было очень скверно наговорить столько бессовестной лжи.

Мы обе повинились и честно пообещали никогда впредь не поступать столь неблаговидно и всегда спрашивать разрешения у тети Сэди, если захочется совершить нечто подобное.

– Только ответ, разумеется, всегда будет один: «Нет», – констатировала Линда, бросив на меня безнадежный взгляд.

Тетя Сэди сняла на лето меблированный дом, расположенный неподалеку от Белгрейв-сквер. Он был настолько безлик, что не оставил в моей памяти никаких воспоминаний, кроме того, что окно моей спальни выходило на печные трубы и жаркими летними вечерами я открывала его, наблюдала за ласточками, непременно летавшими парами, и сентиментально размышляла о том, что у меня пары нет.

Мы очень весело проводили время, хотя, наверное, наслаждались не столько балами, сколько тем, что стали взрослыми и приехали в Лондон. Получать удовольствие от балов нам мешало то, что Линда именовала «парнишками». Они были ужасно скучны и ничем не отличались от шотландцев, которые приезжали в Алконли по приглашению Луизы. Линда, все еще погруженная в мечты о Тони, не отличала одного от другого и не могла даже запомнить их имен. Я же, мечтая найти спутника жизни, приглядывалась к ним с надеждой и честно старалась замечать только лучшее, но ничего, хотя бы отдаленно отвечающего моим требованиям, так и не отыскала.

Тони оставался в Оксфорде до завершения последнего семестра и появился в Лондоне лишь к концу сезона.

Как и ожидалось, за нами теперь присматривали с викторианской строгостью. Тетя Сэди или дядя Мэттью буквально не выпускали нас из поля зрения. Тетя Сэди любила прилечь среди дня, и дядя Мэттью с мрачной серьезностью брал нас с собой в Палату лордов, оставлял в Галерее для пэресс, а сам дремал на задней скамье напротив. Когда же он бодрствовал в парламенте, что бывало не так уж часто, то становился сущей занозой для парламентских организаторов[32]32
  Парламентский организатор – должностное лицо в политических партиях ряда стран, обеспечивающее партийную дисциплину в органах законодательной власти.


[Закрыть], поскольку никогда не голосовал с одной и той же партией два раза подряд. За его мыслительным процессом вообще нелегко было проследить. К примеру, он голосовал за применение стальных капканов, кровавые забавы[33]33
  Кровавая забава – вид спорта, связанного с кровопролитием, например, петушиные и собачьи бои, а также некоторые типы охоты и рыбалки.


[Закрыть] и скачки с препятствиями, но против вивисекции и экспорта старых лошадей в Бельгию. «Стало быть, у него есть на то свои резоны», – тоном, не терпящим возражений, останавливала нас тетя Сэди, когда мы пытались указать на его непоследовательность. Мне почему-то нравились эти сонные послеполуденные часы в темном готическом зале. Я с удовольствием прислушивалась к завораживающему бормотанию депутатов и наблюдала их забавные выходки. Тем более что звучавшие речи время от времени оказывались довольно интересными. Линде они тоже нравились, но, для того чтобы полностью вникнуть в их смысл, она была слишком погружена в мечты о Тони Кресиге. К пяти часам дядя Мэттью просыпался, вел нас в парламентскую столовую выпить чаю и подкрепиться булочками с маслом, а затем отвозил домой отдохнуть и переодеться к балу.

Время с субботы до понедельника семейство Рэдлеттов проводило в Алконли. Они уезжали в своем громадном, тряском до тошноты «даймлере», а я проводила выходные в Шенли, где тетя Эмили и Дэви нетерпеливо ждали подробного рассказа о нашей очередной неделе в Лондоне.

Основным предметом нашей озабоченности в это время, пожалуй, были наряды. Линда побывала на нескольких показах мод и поднаторела в этом деле. Миссис Джош копировала платья, увиденные Линдой, и каким-то образом добавляла в них некую оригинальность и свежесть, которых мне не удавалось достичь, хотя мои наряды, купленные в дорогих магазинах, стоили раз в пять дороже. Как говаривал Дэви, либо ты одеваешься в Париже, либо – не обессудь, уж как повезет. У Линды было одно особенно восхитительное, длинное, до самых пят, бальное платье, сшитое из массы бледно-серого тюля. В то лето все еще носили короткие платья, и Линда, являясь в своих нескончаемых ярдах тюля, неизменно производила фурор. Дядя Мэттью решительно не одобрял этот наряд. Ему были известны три случая, когда женщины сгорели заживо в тюлевых бальных платьях.

Но именно в это платье ясным июньским утром была одета Линда, когда Тони уединился с ней в беседке на Беркли-сквер, чтобы сделать предложение. Прошло уже недели две, как он приехал из Оксфорда, и было очевидно, что никто, кроме Линды, его не интересует. Он посещал те же балы, что и она, и, потоптавшись для отвода глаз два-три танца с другими, вел Линду к столу, а потом весь остаток вечера не отходил от нее ни на шаг. Тетя Сэди, казалось, ничего не замечала, но все остальные в кругу дебютанток ясно видели, к чему идет дело. Вопрос был лишь в том, где и когда это произойдет.

Бал, проходивший в красивом старом доме, ранее стоявшем на восточной стороне Беркли-сквер, а ныне уже снесенном, близился к концу. Музыка сонно проплывала по почти опустевшим залам. У бедной тети Сэди слипались глаза. Сидя на золоченом стульчике, она тщетно старалась не клевать носом и мечтала как можно скорее упасть в постель. Я сидела рядом с ней, смертельно усталая и продрогшая до костей. Все мои партнеры давно разошлись по домам, а за окном совсем рассвело. Линды не было с нами уже несколько часов. Кажется, ее никто не видел после ужина, и тетя Сэди, хоть и одолеваемая страшной сонливостью, начала тревожиться и сердиться. Она стала подозревать, что Линда совершила непростительный грех и умчалась в ночной клуб.

Внезапно оркестр оживился и заиграл бодрую мелодию «Джон Пил». За ней обычно следует завершающий балы гимн «Боже, храни короля». По залу, танцуя, понеслись Линда в сером облаке тюля и Тони. Ее лицо рассказало все. Мы забрались в такси следом за тетей Сэди (она никогда не принуждала своего шофера бодрствовать ночью), проехали по лужам мимо огромных шлангов, поливающих улицы, поднялись по лестнице в свои комнаты, и при этом никто из нас не произнес ни слова. Я открыла окно. Косые лучи солнца тускло освещали печные трубы, торчавшие перед моими глазами. Я слишком устала, чтобы о чем-нибудь думать, и рухнула в постель.

После танцев нам разрешалось вставать поздно, хотя сама тетя Сэди к девяти часам уже была на ногах и отдавала распоряжения по хозяйству. Когда сонная Линда спустилась к завтраку, дядя Мэттью свирепо закричал из холла:

– Только что звонил этот поганый Кресиг. Он хотел с тобой поговорить, но я послал его к черту. Я не дам тебе путаться со всякими немцами, ты поняла?

– А я уже спуталась, – нарочито небрежно сказала Линда. – Мы, знаешь ли, обручились.

В этот момент из своей маленькой гостиной на первом этаже выскочила тетя Сэди. Схватив дядю Мэттью под руку, она увлекла его прочь. Линда заперлась в своей спальне и проплакала целый час, а мы с Джесси, Мэттом и Робином тем временем засели в детской и принялись строить предположения о том, что будет дальше.

Помолвке пытался противодействовать не только дядя Мэттью, который был вне себя от ярости. Не меньшее сопротивление оказал и сэр Лестер Кресиг. Он вообще не хотел, чтобы Тони женился, пока не заложит прочные основы своей карьеры в Сити. Кроме того, он надеялся породниться со столь же влиятельным банкирским семейством, как собственное. Он свысока смотрел на поместных дворян, считая их никчемными, отжившими свое и не имеющими будущего в современном мире. Кроме того, он знал, что огромные, вызывающие зависть состояния, которыми они владеют и из которых по глупости извлекают так мало пользы, всегда наследуются старшим сыном, а дочерям, если и выделяется приданое, то обычно очень небольшое. Сэр Лестер и дядя Мэттью встретились, не понравились друг другу с первого взгляда, но сошлись в своей решимости расстроить свадьбу. Тони отослали в Америку поработать в одном из банкирских домов Нью-Йорка, а бедную Линду, поскольку сезон подошел к концу, отвезли страдать домой, в Алконли.

– О, Джесси, милая Джесси, одолжи мне те деньги, что ты собираешь на побег, мне просто необходимо поехать в Нью-Йорк.

– Нет, Линда, я копила их целых пять лет, с того дня, как мне исполнилось семь, я просто не в состоянии начать все сначала. К тому же они и самой мне понадобятся, когда настанет время бежать.

– Но, дорогая, я тебе их верну. Тони вернет, когда мы поженимся.

– Знаю я мужчин, – мрачно ответила Джесси.

Она была непреклонна.

– Если бы только лорд Мерлин был здесь, – завывала Линда. – Он бы мне помог.

Но лорд Мерлин все еще оставался в Риме.

У самой Линды нашлось всего пятнадцать шиллингов и шесть пенсов, их хватило лишь на ежедневные многословные послания Тони. И теперь она постоянно носила в кармане небольшую пачку малосодержательных, написанных его детским почерком ответов в конвертах с нью-йоркским штемпелем.

Через несколько месяцев Тони вернулся в Лондон и объявил отцу, что он не в состоянии заниматься каким-либо делом, включая банковское, и вообще думать о карьере, пока не будет назначен день его свадьбы. Это была безошибочно верная тактика поведения с сэром Лестером. Ситуации, мешающие делать деньги, подлежали немедленному урегулированию. Если Тони, разумный мальчик, который никогда не доставлял отцу ни малейшего беспокойства, заверяет, что не способен успешно вести дела, пока не женится, ему следует жениться, и чем быстрее, тем лучше. Сэр Лестер подробнейшим образом проанализировал и изложил сыну все минусы подобного союза. Тони в принципе согласился, но сказал, что Линда молода, смышлена и энергична, а он, имея на нее большое влияние, не сомневается, что сможет превратить ее в весьма ценное приобретение. В конце концов сэр Лестер дал свое согласие.

– Могло быть и хуже, – сказал он, – она хотя бы из высшего общества.

Леди Кресиг приступила к переговорам с тетей Сэди. Поскольку Линда к этому времени довела себя до полного упадка сил и своим вздорным поведением страшно отравляла жизнь окружающим, тетя Сэди, втайне испытывающая большое облегчение оттого, какой оборот приняло дело, убедила дядю Мэттью, что этот брак, пусть не такой уж идеальный, неизбежен и если он не хочет навсегда оттолкнуть от себя любимое дитя, то должен смириться и принять его с приличной миной на лице.

– Могло быть и хуже, – не без сомнения сказал дядя Мэттью. – По крайней мере, он хотя бы не католик.

9

О помолвке, как положено, дали объявление в «Таймс». Кресиги пригласили обитателей Алконли погостить у себя в Гилфорде с субботы до понедельника. Леди Кресиг в письме к тете Сэди употребила слово «уикенд» и добавила, что будет рада более близкому знакомству. Дядю Мэттью обуял гнев. Он никогда не гостил в чужом доме (кроме как у родственников, да и то крайне редко) и считал личным оскорблением любую попытку предложить ему это непотребство. Слово «уикенд» было им презираемо, а надежда леди Кресиг на близкое знакомство вызвала лишь саркастический смешок. Когда тете Сэди удалось его немного утихомирить, она предложила в качестве компромисса пригласить семейство Кресигов: отца, мать, дочь Марджори и Тони – к себе. Бедный дядя Мэттью, уже проглотивший главное зло, помолвку Линды, твердо – тут надо отдать ему должное – решил не осложнять ей жизнь и не портить отношения с будущими родственниками. В глубине души он питал большое уважение к родственным связям. Был случай, когда Боб и Джесси принялись при нем поносить кузена, который у всех в семье, включая самого дядю Мэттью, не пользовался большой любовью. Услышав это, он резко их одернул и припечатал:

– Прежде всего он родственник, а уж потом – все остальное, так что заткнитесь.

Эта фраза стала крылатой в семействе Рэдлеттов.

Надлежащим порядком Кресигам послали приглашение. Те его приняли, и была назначена дата. Тут тетя Сэди запаниковала и призвала для поддержки тетю Эмили и Дэви. (Я и так уже гостила в Алконли, приехав поохотиться на несколько недель.) Луиза у себя в Шотландии кормила второго малыша, но надеялась вырваться на короткое время прямо к свадьбе.

Прибытие Кресигов не прошло гладко. Едва на подъездной аллее раздался шум автомобиля, встречавшего их на станции, в доме, как по команде, перегорели все лампочки. Дэви привез с собой ультрафиолетовую лампу последней модели, она-то и проделала этот фокус. Пока Логан шарил в кладовке в поисках свечи, а дядя Мэттью устремился к электрическому щитку вкручивать пробки, гости в кромешной тьме стали пробираться в холл. Леди Кресиг и тетя Сэди вежливо обменивались ничего не значившими фразами, Линда с Тони над чем-то хихикали, сэр Лестер ударил свою подагрическую ногу о край стола, а с верхней ступеньки лестницы рассыпался в извинениях невидимый Дэви. Словом, мы знатно оконфузились.

Наконец огни зажглись, и Кресиги предстали перед нами. Сэр Лестер, высокий седой мужчина, мог бы претендовать на звание красавца, если бы его лицо не портила некоторая простоватость. Его жена и дочь были маленькими, приземистыми и пухлыми. Тони явно пошел в отца, а Марджори – в мать. Тетя Сэди, слегка растерявшаяся при внезапном превращении в плоть и кровь бестелесных голосов, только что звучавших из темноты, была не в состоянии придумать новых тем для разговора и торопливо повела гостей наверх отдыхать и переодеваться к обеду. В Алконли бытовало мнение, что путешествие из Лондона – это изнурительное испытание, после которого полагается хороший отдых.

– Что это за лампа? – спросил дядя Мэттью у Дэви, который стоял в своем коротком, надетом для приема ультрафиолетовых ванн халате и продолжал молить о прощении.

– Видите ли, люди очень плохо переваривают пищу в зимние месяцы.

– Я отлично перевариваю, черт подери, – сказал дядя Мэттью. Эти слова, адресованные Дэви, могли быть истолкованы как проявление расположения к нему.

– Вам только кажется. Эта лампа испускает лучи, которые проникают в организм, железы начинают работать, и пища снова приносит пользу.

– Ладно, только не испускайте больше никаких лучей, пока мы не поменяем проводку. Когда дом полон проклятых немцев, я хочу видеть, что они замышляют.

К обеду Линда вышла в белом ситцевом платье с пышной юбкой и в черном кружевном шарфе. Она выглядела сногсшибательно, и сэр Лестер был явно очарован ее внешностью. Но леди Кресиг и мисс Марджори, обе в креп-жоржете и кружевах, похоже, остались абсолютно равнодушны. Марджори, чрезвычайно тоскливая девица, несколькими годами старше Тони, так до сих пор и не исхитрившаяся выйти замуж, судя по всему, не имела никаких биологических оправданий своему существованию.

– Вы читали «Братьев»? – непринужденно спросила леди Кресиг дядю Мэттью, когда они принялись за суп.

– Что это такое?

– Новая книга Урсулы Лэнгдок о двух братьях. Непременно прочтите.

– Моя дорогая леди Кресиг, я прочел в жизни только одну книгу, и это «Белый клык». Она так великолепна, что я не вижу смысла читать что-либо еще. А вот наш Дэви очень любит книги. Держу пари, Дэви, эти «Братья» тебе знакомы.

– Конечно же нет, – раздраженно ответил тот.

– Я вам дам, – сказала леди Кресиг. – Она у меня с собой. Как раз дочитала ее в поезде.

– Никогда не следует читать в поездах, – сказал Дэви. – Это страшно нагружает зрительные нервные центры и безумно их изнуряет. Вы мне позволите взглянуть на меню? Я, видите ли, на новой диете, один прием пищи – белые продукты, следующий – красные и так далее. Она так благотворно на меня действует… Сэди… Ах, какая жалость, она не слушает… Логан, могу я попросить себе яйцо, но только всмятку? Варить его нужно совсем чуть-чуть. Это будет моя белая трапеза, а то, я вижу, нам приготовили седло барашка.

– А может, Дэви, вы съедите красное сейчас, а белое потом, на завтрак? – спросил дядя Мэттью. – Я специально для вас откупорил бутылку «Мутон Ротшильд». Знаю, как вы его любите.

– Вот незадача, – огорчился Дэви. – Я случайно узнал, что на завтрак предполагается мой любимый копченый лосось. Какое трудное решение. Нет! Все-таки сейчас я съем яйцо и выпью немного рейнвейна. Невозможно отказаться от копченого лосося, он вкусный, легко усваивается, а главное, очень богат белками.

– Копченый лосось коричневый, – проронил Боб.

– Коричневый относится к красному. Это очевидно.

Однако когда подали шоколадный крем в обильном, но всегда недостаточном, если мальчики были дома, количестве, выяснилось, что его относят скорее к белому. Рэдлетты никогда не могли быть уверены в том, что Дэви отвергнет неполезную пищу, если она окажется по-настоящему вкусна.

А тем временем тетя Сэди страдала, выслушивая сэра Лестера. Тот был полон скучного садоводческого энтузиазма и нисколько не сомневался, что она его разделяет.

– Как хорошо вы, лондонцы, разбираетесь в садах, – сказала она. – Вам нужно поговорить с Дэви, он у нас большой знаток в этой области.

– Вообще-то я не совсем лондонец, – укоризненно заметил сэр Лестер. – В Лондоне я работаю, но дом мой в Суррее.

– Мне думается, это одно и то же, – любезно, но твердо возразила ему тетя Сэди.

Вечер казался бесконечным. Кресиги явно тосковали по бриджу и, похоже, не слишком жаждали играть в «Скачущего демона», предложенного им взамен. Сэр Лестер сказал, что у него была тяжелая неделя и он хочет лечь спать пораньше.

– Не знаю, как вы это выдерживаете, – сочувственно подхватил дядя Мэттью. – Буквально вчера мы обсуждали с управляющим банком в Мерлинфорде, какой это ад – годами, без свежего воздуха, возиться с деньгами посторонних бездельников.

Линда пошла звонить лорду Мерлину, который только что вернулся из-за границы. Тони последовал за ней, они долго отсутствовали и вернулись раскрасневшимися и смущенными.

На следующее утро, когда мы слонялись по холлу в ожидании копченого лосося, который уже возвестил о себе божественным запахом, наверх мимо нас пронесли два подноса с завтраком – для сэра Лестера и леди Кресиг.

– Нет, это черт знает что такое, – возмутился дядя Мэттью. – Где это видано, чтобы мужчине подавали завтрак в постель! – И он с ностальгией посмотрел на свою саперную лопатку.

Впрочем, он несколько успокоился, когда незадолго до одиннадцати Кресиги спустились вниз, полностью готовые идти в церковь. Дядя Мэттью был ревностным прихожанином, читал во время службы Библию, пел псалмы, собирал пожертвования и требовал, чтобы все домашние исправно посещали богослужения. Увы, обнаружилось, что Кресиги лицемерные безбожники – во время исполнения символа веры они резко повернулись лицом на восток. Короче говоря, они принадлежали к той категории людей, от которых не приходилось ждать ничего хорошего, поэтому, когда они решили вечерним поездом отбыть обратно в Лондон, по дому пронеслись вздохи облегчения.

– Тони для Линды Основа[34]34
  Основа – персонаж из пьесы Уильяма Шекспира «Сон в летнюю ночь», превращенный в осла, который видится Титании прекрасным.


[Закрыть], не правда ли? – грустно спросила я, когда мы с Дэви на следующий день прогуливались по Хенс-Гроув. Дэви, кроме прочих достоинств, обладал способностью понимать, что ты имеешь в виду.

– Основа, – грустно согласился он. Дэви обожал Линду.

– И ничто не способно ее разбудить?

– Боюсь, что нет, пока не станет слишком поздно. Бедная Линда, она чрезвычайно романтична, а для женщины это фатально. И все же большинство женщин безнадежно прозаичны, а это великое благо для всех, иначе мир едва ли мог существовать.

Лорд Мерлин оказался отважнее остальных и прямо высказал все, что думал. Когда Линда, приехавшая его навестить, спросила:

– Вы одобряете мою помолвку?

Он ответил:

– Конечно нет. Зачем вы это делаете?

– Я влюблена, – гордо заявила Линда.

– Что заставляет вас так думать?

– Я не думаю, я знаю.

– Чушь!

– Ох, вы явно ничего не смыслите в любви, говорить об этом с вами бесполезно.

Лорд Мерлин очень рассердился и сказал, что глупые юные девочки понимают в ней еще меньше.

– Любовь, – сказал он, – для взрослых людей, и в этом вы однажды убедитесь. Со временем вы также обнаружите, что она не имеет ничего общего с браком. Я всей душой за то, чтобы вы через годик-другой вышли замуж, но, ради Бога и ради всех нас, только не за этого зануду Тони Кресига.

– Если он такой зануда, зачем вы приглашали его погостить?

– Я его не приглашал. Его привезла Бэби вместо Сесила, который загрипповал. Кроме того, я и представить себе не мог, что вам вздумается бросаться замуж за любого, кого случайно занесет в мой дом.

– Значит, впредь вам следует быть более осмотрительным. В любом случае я не понимаю, почему вы считаете Тони занудой, он знает абсолютно все на свете.

– Вот именно это я и имею в виду. А как насчет сэра Лестера? А леди Кресиг вы видели?

Но семейство Кресигов в глазах Линды было расцвечено волшебным блеском совершенства, исходящим от Тони, и она не желала слышать о них ничего нелестного. Она довольно холодно простилась с лордом Мерлином, приехала домой и наговорила о нем ворох гадостей. А лорд Мерлин стал ждать, какой подарок преподнесет ей на свадьбу сэр Лестер. Узнав, что это дорожный несессер из свиной кожи с темными декоративными накладками из черепахового панциря и золотыми инициалами Линды, лорд Мерлин послал ей сафьяновый, вдвое больше, с дорогой отделкой из светлой черепахи и выложенной бриллиантами надписью: «ЛИНДА».

Он пустился в череду изощренных поддразниваний Кресигов, и этот поступок послужил ее началом.

Свадебные приготовления шли негладко. Бесконечно возникали разногласия по поводу условий брачного договора. Дядя Мэттью собирался выделить определенную часть наследства младшим детям и вполне логично решил увеличить их долю за счет приданого Линды, ведь она выходила замуж за сына миллионера. Сэр Лестер заявил, что тоже не даст ей ни пенни, если дядя Мэттью не внесет свою лепту. Он вообще не горел желанием жертвовать деньгами, объясняя, что замораживать часть капитала недопустимо и идет вразрез с принципами его семейства. В конце концов дядя Мэттью взял его измором и добился для Линды какой-то мизерной суммы. Эта возня ужасно его измотала, расстроила и еще больше укрепила в ненависти к тевтонской расе.

Тони и его родители хотели, чтобы свадьба состоялась в Лондоне, дядя Мэттью заявил, что не представляет ничего вульгарнее и непотребнее. Приличные девушки должны идти под венец из родительского дома. Он считал модные свадьбы пределом деградации и отказывался вести свою дочь к алтарю церкви Сятой Маргариты сквозь толпу посторонних зевак. Кресиги постарались объяснить Линде, что деревенская свадьба лишит ее половины ожидаемых свадебных подарков, а важные персоны, которые впоследствии могут быть полезны Тони, ни за что не поедут в Глостершир посреди зимы. Но все эти доводы прошли мимо сознания Линды. Еще собираясь выйти за принца Уэльского, она мысленно нарисовала себе четкую картинку идеальной свадьбы – такой, какую она видела в пантомиме[35]35
  Пантомима – музыкальная комедийная постановка, предназначенная для семейных развлечений в Великобритании, Ирландии и других англоязычных странах, особенно в период рождественских и новогодних праздников.


[Закрыть]: огромная церковь, толпы народа внутри и снаружи, фотографы, белые лилии, тюль, подружки невесты и грандиозный хор, старательно исполняющий ее любимую мелодию «Потерянный аккорд». Поэтому она вступила в отчаянную борьбу против бедного дяди Мэттью на стороне Кресигов. А вскоре и сама судьба склонила чашу весов в их пользу, выведя из строя отопление в деревенской церкви Алконли. Тетя Сэди сняла дом в Лондоне, и свадьбу, надлежащим образом и со всей пошлостью, сопутствующей широкой огласке, сыграли в церкви Святой Маргариты.

Из-за всей этой кутерьмы к моменту венчания Линды ее родители и родители ее мужа больше друг с другом не разговаривали. Дядя Мэттью безудержно проплакал всю церемонию, а сэр Лестер, похоже, дошел до того состояния, когда плакать уже нет сил.