Текст книги "Операция «КЛОНдайк»"

– А ведь я могу инсценировать удавшееся покушение на вас, – задумчиво глядя на Граховского, сказал Круглов. – Трое агентов иностранной разведки, просочившись на наш объект под видом работников охраны, решают захватить выдающегося ученого, но бдительный подполковник Круглов успевает раскрыть их коварные замыслы и предотвращает похищение, а также утечку важных государственных и научных секретов. Правда, вот незадача, отбивая в бою академика Граховского, Круглов, тяжелораненый, уничтожает вражеских лазутчиков, но последний злодей перед смертью успевает послать роковую пулю в профессора. Как вам такая история?

– Звучит слишком фантастически, – скептически заметил Граховский. – Какие нынче шпионы…

– Вы очень легкомысленны, – возразил Круглов, покачав головой. – Шпионы будут всегда. Но вернемся к нашим мутонам. Рассудите здраво, Генрих Модестович, зачем вам все эти проблемы? Зачем терять то, что вы имеете? Вы поймите, что вместе мы сможем сделать гораздо больше! Вам не надо будет постоянно дергаться и оглядываться на меня, вы сможете творить и работать с большей отдачей, а я обеспечу вам отличное прикрытие. Но и вы должны будете поделиться… Помните, Господь заповедовал делиться?..

Граховский поморщился.

– Не надо морщиться, Генрих Модестович, вам это не к лицу! – жестко сказал Круглов, меняя тон. – Не все коту масленица, вы уже достаточно поимели, пора бы и честь знать! И посему все операции по сбыту «продукции» я теперь беру на себя. Вы мне передадите свои каналы, я добавлю к ним свои, и мы вдвое увеличим оборот. Сопровождать грузы будут мои люди, которых вы знать не будете. Никаких контактов с ними, но и никаких хлопот в случае непредвиденных осложнений… И последнее: ваша доля от прибыли составит тридцать процентов.

– Сколько?! – возмущенно ахнул Граховский. – Да вы…

– Не кипятитесь, Генрих Модестович, – остановил его Круглов. – Эти тридцать процентов будут гораздо больше, чем ваши нынешние пятьдесят, верьте моему слову.

– Все равно этого мало, я ведь создаю уникальную продукцию! – продолжал артачиться Граховский.

– Вы, наверное, забыли, что создание этой продукции вам обходится бесплатно? – насмешливо спросил Круглов. – Ведь все здесь оплачивает наше якобы бедное государство… А за сокрытие некоторых моментов тридцати процентов вполне достаточно. Ну, право слово, Генрих Модестович, давайте жить дружно!

– Для начала уберите это с моего стола, – указав взглядом на связку ушей, потребовал Граховский.

– Да-да, конечно, – согласился Круглов и нарочито небрежно смахнул «ожерелье» в мусорную корзину.

– Вы что, с ума сошли?! – вскинулся Граховский. – Хотите, чтобы завтра уборщица заинтересовалась, откуда они здесь взялись?

– Со всеми вопросами она все равно придет ко мне, – усмехнулся Круглов, выуживая обратно страшный сувенир и засовывая его в карман полушубка.

Граховский, мрачно наблюдая за действиями Круглова, тихо спросил:

– Куда вы дели тела… их владельцев?

– Какие тела? – спросил Круглов, спокойно глядя в глаза Граховскому. – Вы, наверное, имеете в виду ваших ребят? Так они же уехали в командировку со спецгрузом по вашему заданию. Или вы забыли, как вчера прислали мне прошение об этом?

Граховский изумленно посмотрел на Круглова, впрочем изумление быстро сменилось восхищением, и, разведя руками, Граховский улыбнулся:

– Извините, Сергей Сергеевич, склероз! Действительно, запамятовал…

И они посмотрели друг другу в глаза понимающим взглядом.

«Да, – думал про себя Круглов, глядя на Граховского и вспоминая события трехлетней давности, – сдал старик… Надо же, а ведь я, кажется, даже привязался к нему. Буду скучать о нем вдалеке».

У них действительно после того памятного разговора установились какие-то странные отношения, которые можно было бы назвать лютой дружбой. Поначалу Граховский относился к Круглову весьма настороженно, но постепенно, с нарастанием оборота их совместного дела, он почувствовал, что поддержка Круглова является для него действительно существенной, и это еще мягко сказано… Кроме того, уже не было нужды в той изнуряющей конспирации, которая просто измотала Граховского за последние несколько лет. Установив деловые отношения, они стали и вне работы проводить много времени в компании друг друга: ходить вместе в баню, играть в шахматы, в которых Граховский был очень силен, и выпивать – в смысле дегустации элитных коньяков и вин, доставляемых Граховскому из столицы нашей родины.

И вот теперь, вынашивая план своего «исхода» из России, Круглов хотел, чтобы Граховский оказал ему последнюю услугу…

– Шах, Сергей Сергеевич, – сказал Граховский, угрожая королю Круглова. – Что-то вы сегодня какой-то задумчивый. Есть проблемы?

– Есть. Правда, это не столько проблема, сколько просьба, – очнувшись от своих мыслей, ответил Круглов, закрывая короля конем.

– Просьба? – удивился Граховский. – Это что-то новенькое… И что за просьба?

– Скажите, Генрих Модестович, вы не оставили мысли о проведении эксперимента по созданию человеческих клонов второго поколения? – осторожно спросил Круглов.

– Не оставил, но у нас здесь нет подходящих клонов женского пола, а гусовские экземпляры для этой цели не вполне годятся. Так что приходится ждать, пока наши клонированные малолетки естественным образом достигнут репродуктивного возраста.

– Но у вас же есть вполне зрелый клон женского пола: Есения Викторовна, – напомнил ему Круглов.

– Есения Викторовна? – удивленно переспросил Граховский. – Мы с ней так давно работаем вместе, что я уже перестал воспринимать ее как клона. Кроме того, вы же знаете, что после рождения ею обычным… так сказать… способом зачатого ребенка мы еще дважды пытались получить от нее клонов, но это заканчивалось неудачей. А сейчас ей уже тридцать пять лет, а хромосомкам ее чуть ли не в два раза больше. Она из первой партии удавшихся опытов, тогда еще никто не знал, как предотвратить перенос хромосомного возраста донора. Именно поэтому мы не стали продолжать попытки ее репродукции, лишних мутантов нам не надо. Пусть теперь спокойно дорабатывает в лаборатории, сколько ей еще осталось.

– Вы хотите сказать, что она скоро умрет? – Круглов, нахмурившись, посмотрел на Граховского.

– Нет, я имел в виду, что она проведет здесь всю жизнь, – улыбнулся в ответ Граховский. – А сколько кому на роду написано – это только один Бог знает.

– Думаю, Бог к вашим клонам не имеет никакого отношения, – усмехнулся Круглов. – Папа Римский кричит на весь свет о запрещении подобных опытов, а Церковь утверждает, что у клонов не будет души. Да и откуда ей взяться, если клоны в буквальном смысле – дело рук человеческих, а не Божьих…

– О, вот только давайте не будем устраивать дискуссии по этому вопросу и обсуждать бред всяких дилетантов, – поморщился Граховский. – Мы с вами на переднем крае науки, Сергей Сергеевич, причем такой науки, которая способна поставить человека на уровень Бога-творца. Когда говорят, что человек создан по образу и подобию Божию, это означает только одно – что человек подобен Богу именно тем, что способен к творчеству. А творение себе подобных не просто инстинктами и механизмами, заложенными в нас природой, а собственным интеллектом и руками – вот высшее творчество! Кроме того, человечество уже две тысячи лет поклоняется непорочному зачатию, вот оно его и получило…

– Нет, я с вами не согласен, – перебил его Круглов. – Вмешиваться в природные процессы, когда они идут по уже заданному кем-то курсу, значит влезать в работу чужого механизма. Человек велик совсем не этим умением. Не знаю, обращал ли кто внимание на тот факт, что Бога, который сотворил человека, превозносят, а создание его – хают: человек-де несовершенен, мерзок и прочее. Но вспомните Гегеля: «Природа создала человека, дабы постичь самое себя». Такая крутая всемогущая Природа, а постичь себя без человека не могла, нечем ей это было сделать!.. И посмотрите теперь на человека. Говорите, его величие в создании себе подобных?.. Мелочи! Человек создал Бога – вот его главное творение! Бога! Так чье же творение лучше? Кто лучший творец? Бог, создавший всего лишь человека, или Человек, создающий богов? Конечно человек, поскольку он круче своего Создателя по качеству творения…

– Сергей Сергеевич! – изумился Граховский. – Да вы прямо мыслитель!

– Нет, я просто одинок, – усмехнулся Круглов, – и у меня достаточно свободного времени, чтобы думать…

– Да, так уж у нас с вами получилось, что работа заменила нам семью, – задумчиво кивая, согласился Граховский и тут же спросил: – А почему вы заинтересовались клонами второго поколения?

Отставив шахматную доску с проигранной партией в сторону, Круглов посмотрел на Граховского своими почти прозрачными глазами, в которых промелькнуло что-то недоброе, и сказал:

– Хочу, чтобы Есения выносила моего клона…

Граховский удивленно воззрился на Круглова:

– Зачем?!

– Хочу! – упрямо повторил Круглов.

– Раз хотите, так заделайте ей ребенка обычным способом, – рассмеялся Граховский. – Хоть удовольствие получите, да и нам меньше возни, знаете же, что это очень дорогостоящая и кропотливая работа и она не всегда заканчивается успешно.

– Знаю, но я хочу, чтобы именно Есения стала матерью моего ребенка… моей копии. Обычным способом, как вы изволили выразиться, вряд ли это получится, – угрюмо сказал Круглов.

– Почему? Один раз ведь у нее получилось…

– Ну не насиловать же мне ее… – отводя глаза в сторону, сказал Круглов.

Граховский удивился еще больше:

– А что, у вас с ней какие-то проблемные взаимоотношения?

Круглов взглянул на него исподлобья:

– В том-то и дело, что никаких взаимоотношений у нас нет. Хотя она забрала почти всю мою жизнь!

– То есть?.. – не понял Граховский.

Играя желваками, Круглов налил себе коньяка, выпил, чокнувшись с недопитой рюмкой Граховского, и только тогда пояснил:

– А то и есть… Это долгая история… Вы не знаете, Генрих Модестович, а ведь я веду Есению уже двадцать два года! И знаю ее так, как многие мужья не знают своих жен! Когда я стал ее куратором, мне было двадцать пять лет, а ей всего тринадцать. Началось это в Ленинграде, но пятнадцать лет назад, узнав по халатности доктора Вербицкого правду о своем рождении, Есения сбежала из города. Мы ее вскоре, конечно, нашли, но мне пришлось заплатить за ее побег годом войны в Африке, а потом переводом сюда, опять же к ней. Так что бо́льшую часть своей жизни я был занят тем, что стерег ее, будучи с ней бок о бок… – Помолчав, Круглов продолжил: – Первое время в Озёрном мы друг друга просто ненавидели, но у меня это постепенно прошло. Более того, постоянно сталкиваясь с ней и глядя, как подрастает ее сын от другого мужчины, я вдруг почувствовал, что место ненависти заняли ревность и жуткое, патологическое влечение. Я прекрасно понимаю, что это безнадежно – она объект исследований, но это еще больше подхлестывает меня, как в той басне о лисе и винограде. Не знаю, любовь ли это, но это чувство душит меня и, наверное, когда-нибудь задушит, не найдя выхода. Есения до сих пор смотрит на меня как на врага. Теперь я хочу заставить ее почувствовать, каково это любить и ненавидеть одновременно. Пусть она растит этого ребенка, который будет мной, пусть также каждый день видит мои черты, как я ее, и мучается от того, что не может от них избавиться. Я хочу стать ее незаживающей раной, занозой в ее сердце!

Круглов в порыве чувств сжал в руке фигурку шахматной королевы, и та, жалобно хрустнув, оказалась без коронованной головы.

Граховский, внимательно слушавший Круглова, оказавшегося совсем не таким бесстрастным человеком, как ему представлялось, и старавшийся не выдать своего изумления по поводу подобных откровений, поспешил его заверить:

– Хорошо-хорошо, Сергей Сергеевич, я подумаю, как убедить ученый совет в необходимости проведения этого эксперимента.

– Добро! – бросил Круглов, наливая себе очередную рюмку.

Уже не чокаясь, он залпом выпил коньяк и, поморщившись, закусил его лимоном. После чего, придвинув к себе шахматную доску, он поставил на нее безголовые останки королевы и оценивающе посмотрел на Граховского, готовясь к реваншу.

А у Граховского в этот момент мелькнула и начала раскручиваться мысль, сначала показавшаяся ему дикой, однако очень подходящая для выполнения одного полученного сверхсекретного распоряжения, о котором Круглов ничего не знал, находясь в то время в командировке за границей. Это распоряжение было доставлено Граховскому напрямую курьером из Москвы вместе с материалами для генетического анализа.

Граховскому даже стало жарко, когда он понял, какой «кандибобер» может из всего этого получиться. Как любят повторять политики: «Нужно достичь консенсуса», чтобы и овцы были целы, и волки сыты, в том числе и его друг-враг Круглов. К тому же санкцию ученого совета получать на это не нужно – проведение подобных экспериментов находится далеко за пределами полномочий его коллег…

Глава четвертая

Санкт-Петербург, январь 1998 года

Леонид забылся сном только под утро и поэтому никак не мог проснуться, когда рано приехавший на дачу Сергей попытался разбудить его.

– Да вставай же ты, соня! – не выдержал наконец Сергей и стащил Леонида вместе с одеялом на пол.

Глядя снизу на друга сонными глазами, Леонид пытался примоститься на одеяле.

– Лёнька, хорош, дел по горло! – теряя терпение, гаркнул Сергей.

– Ну сейчас, сейчас! – простонал Леонид, тяжело вставая с пола и садясь на край постели. – Погоди минуту, дай голове привыкнуть.

– К чему, к телу? – засмеялся Сергей. – Ты во сколько лег?

– А! – махнул рукой Леонид. – Лег рано, да уснуть долго не мог…

– Понятно, – сказал Сергей, окинув невыспавшегося Леонида понимающим взглядом, и перешел к делу: – Лёнька, вот что мне в голову пришло. В Таллине тебе придется запасаться не одним, а двумя паспортами: на тебя и Есению. И Лёню, кстати, нужно было бы вписать в них. Неизвестно, как у вас там, в Сибири, сложится. Может статься, что времени фотографировать Есению и делать ей паспорт у вас не будет. А без документов вам никак, особенно если придется сразу линять за границу. Так что надо попросить Лёню составить фоторобот Есении, чтобы сделать фотку мало-мальски похожей на нее.

– У меня есть фотография Есении, – сказал Леонид. – Только нужно будет спросить сына, насколько она изменилась.

– О, это облегчает дело, а прическу поменять или чуть подстарить – мои компьютерщики справятся. Только это нужно делать срочно, чтобы ты завтра уже с готовыми фотографиями уехал.

– Хорошо, я сейчас только лицо сполосну и разбужу Лёню, – сказал Леонид, вставая. – Кстати, ты уже решил, где ты его спрячешь?

– За это не волнуйся! Я его увезу на Карельский перешеек, в наш учебный лагерь, там его мои ребята не только постерегут, но и поучат настоящему мужскому делу.

– Ты имеешь в виду – стрелять? – уточнил Леонид, с улыбкой вспомнив свою неудавшуюся учебу.

– Не только… – расплывчато ответил Сергей.

– Ну а если туда нагрянут?.. – с тревогой спросил Леонид.

– Кто? – усмехнулся Сергей. – Туда никто не полезет, даже «служба», будь спок!

Заметив акцент на слове «туда», Леонид удивленно поднял брови, но спрашивать ничего не стал, решив не вдаваться в чужие профессиональные секреты: меньше знаешь, лучше спишь! Ничего не сказав, он пошел умываться.

Последний день в Питере перед «великим походом» Леонида в Сибирь пролетел мгновенно.

Сергей, глядя на фотографию Есении, внимательно выслушал Лёню, подробно описывавшего нынешнюю внешность матери.

Леонид, слушая сына, понял только одно: Есения стала еще красивее, чем была тогда, когда он с ней познакомился.

– Серёга, ради бога, только не потеряй эту фотографию, – попросил он друга перед его отъездом. – У меня больше ни одной не осталось.

– Не бойся, привезу вечером в том же виде, – успокоил его Сергей и, посмотрев на озабоченное лицо Леонида, весело подмигнул ему: – К тому же ты ее сам скоро увидишь и сделаешь себе тысячу новых фоток!

Хлопнув Леонида по плечу, он уехал, пообещав вернуться к вечеру вместе с Уно, который останется ночевать, чтобы прямо с раннего утра выехать вместе с Леонидом в Таллин.

Весь день Леонид провел с сыном, расспрашивая его о Есении и их жизни в Озёрном, чувствуя, как с каждой минутой в нем нарастает нетерпение поскорее увидеть ее. Он ощущал, как давние чувства просыпаются в нем, масса мелких воспоминаний всплывала в его памяти. Он рассказал сыну, что ему пришлось пережить, когда Есения пропала, а потом была объявлена погибшей.

– Ты же сможешь забрать ее оттуда? – спросил Лёня, с надеждой глядя на Леонида.

– Я все для этого сделаю, – пообещал Леонид и обнял сына. – И мы еще заживем все вместе, дружно и счастливо…

– Я буду вас ждать, – тихо сказал Лёня и, вздохнув, уткнулся носом отцу в плечо.

Встав спозаранку, Леонид, Лёня и Сергей в последний раз перед расставанием сошлись вместе за завтраком. Присоединившийся к ним Уно молчал, не вмешиваясь в разговор.

Вещи Леонида и младшего Лёни были давно собраны.

Настроение у всех было мрачным. У Леонида сердце обливалось кровью, когда он замечал взгляд сына, в глазах которого застыло такое беспокойство, что даже характерный насмешливый прищур, передавшийся ему от матери, куда-то пропал.

– Не волнуйся, сынок, все будет хорошо, – тихо сказал ему Леонид, успокаивающе накрывая ладонью его руку.

Лёня только кивнул в ответ и быстро опустил глаза.

Едва они успели позавтракать, как к дому подъехала чья-то машина, и Сергей позвал Лёню, сказав, что его увезут отсюда первым в район Кирилловского.

Обняв сына на прощание, Леонид проводил его до машины и вернулся в дом после того, как джип с Лёней выехал за ворота.

– Собирайся, тебе тоже пора, – сказал ему Сергей. – Я позвоню на трубку Уно, когда Лёню доставят на место, не волнуйся. – И неожиданно крепко обняв Леонида, прошептал ему на ухо, чтобы не услышал наблюдавший за ними Уно: – Ты, главное, там не газуй, положись на Фёдора и если что – звони: я тебе тут номерок написал, который никто не знает. Мне тут же доложат…

– Спасибо тебе, Серёга, – растроганно поблагодарил его Леонид.

– Ну, давай! Долгие проводы – лишние слезы… – сказал Сергей.

Через несколько минут Леонид уже сидел в машине рядом с Уно. Помахав Сергею из окна, они выехали за ворота.

Без помех проехав по городу, они повернули на Таллинское шоссе и, благополучно миновав у Красного Села КПП, которого немного опасался Уно, помчались по трассе.

Все три с половиной часа, пока они ехали до Ивангорода, Леонид с беспокойством думал о сыне. Наконец, когда они уже подъезжали к Ивангороду, Сергей позвонил на трубку Уно и сказал, что все нормально: «клиент» на месте и с ним все хорошо. У Леонида полегчало на сердце.

Въехав в Ивангород, Уно погнал машину в сторону пограничного моста через реку Нарву, на другом берегу которой была уже эстонская территория.

Леонид вспомнил, как десять лет назад он на своей первой машине возил маму и Скорую Машу в Нарву за покупками.

Как они тогда возмущались, когда еле-еле проехали по колдобистому ивангородскому проспекту, ведущему к мосту через реку… Ведь за мостом, на нарвской стороне, дорога пошла как по маслу, почему же на ивангородской стороне было такое безобразие?!

Скорая Маша даже хотела на обратном пути заехать в ивангородский горисполком и выяснить, почему дороги настолько разительно отличаются, ведь их разделяет только мост. Неужели у Нарвы больше денег на ремонт своей дороги? Но Леонид отговорил ее, посчитав это совершенно напрасной тратой времени. Если председатель горисполкома не хозяин, то никакие выговоры его не пробьют.

Молчавший почти всю дорогу Уно вдруг сказал:

– Скоро пропускной пункт…

Леонид посмотрел вперед и увидел растянувшуюся очередь машин перед уже видневшимся отсюда мостом.

– Часа на полтора застряли, – сказал Уно. – Нужно с пользой провести это время. Приготовьте свою капу, и вот, держите. – Он вытащил из бардачка и протянул Леониду бутылку водки.

Леонид недоуменно посмотрел на него.

– Пейте! – приказал Уно.

– Не хочу, – отказался Леонид. – Мне нужно быть трезвым. Сергей сказал, что я должен только притвориться пьяным.

– Самый убедительный пьяный – это пьяный, – терпеливо сказал Уно. – Выпейте, прошу вас, от вас должно натурально пахнуть, и бутылка должна быть открыта. Вспомните, как мы планировали сыграть: вы уже пьяны, но все время добавляете… А кто вам поверит, если вы будете сидеть с открытой, но полной бутылкой. Прошу вас, не осложняйте мне задачу, выполняйте все, что я вас прошу, беспрекословно. Или я вынужден буду вас высадить.

Леонид послушно открыл бутылку.

Сделав внушительный глоток, он весь передернулся и посмотрел на Уно заслезившимися глазами.

– Еще, – приказал Уно, протягивая ему конфету.

«Гулять так гулять!» – решил Леонид, принимая у него закуску и еще раз прикладываясь к горлышку бутылки.

«Эдак я и в самом деле напьюсь», – подумал он, чувствуя, как у него зашумело в голове, а в животе разлилось приятное тепло…

– Хватит, – остановил его Уно. – Теперь будете отпивать из бутылки по мере приближения к пропускному пункту.

– С какой скоростью? Один глоток на один метр пути? – пошутил Леонид.

– Боюсь, на такую скорость вам не хватит, – серьезно ответил Уно, оценивающе глянув на бутылку. – Нужно экономнее ее расходовать, у меня водки больше нет.

– Я могу сгонять, – улыбнувшись, предложил Леонид.

– У меня дела дома, я не хочу задерживаться, – явно не поняв его шутки, ответил Уно и замолчал, пристраиваясь в конец вереницы машин.

Еще на подъезде к КПП, когда перед ними оставалось машин десять, они начали отрабатывать заранее придуманный сценарий.

Следуя указаниям Уно, Леонид несколько раз неуклюже вылезал из машины и, изображая из себя в стельку пьяного, все время намеревался куда-то отправиться, а Уно терпеливо на виду у других водителей водворял его на место. Слушая, как обычно суперфлегматичный Уно при этом громко ругается по-эстонски, Леонид изо всех сил сдерживался, чтобы не расхохотаться.

Эта его смешливость чуть не погубила все дело. Когда Уно решил закрепить впечатление и потащил Леонида чуть ли не за шкирку к обочине, тихо скомандовав притвориться, что его тошнит, Леонид наклонился, послушно приготовившись сыграть и эту малоприятную роль. Но в тот момент, когда он собирался изобразить позыв рвоты, он вдруг почувствовал, что у него сейчас изо рта вывалится капа, и машинально прикрыл рот рукой.

– Вы что, с ума сошли?! – прошипел ему на ухо Уно. – Кто же блюет, зажимая себе рот?!

– У меня капа выпадает, – промычал Леонид и, осознав комичность ситуации, начал корчиться, чтобы не рассмеяться на всю округу.

Его конвульсии со стороны выглядели, наверное, гораздо убедительнее, чем если бы его действительно рвало, но Уно, заметив внимание уже не только со стороны сочувствующих ему водителей, но и российских таможенников, поглядывающих в их сторону, поспешил утащить Леонида в машину.

– Надо было все-таки для убедительности на вас немножко блевануть, – согнувшись на сиденье, чтобы никто не мог разглядеть выражения его лица, сказал Леонид.

– Ну, если вы хотели несколько часов это нюхать, то, наверное, надо было так и сделать, – невозмутимо, то ли в шутку, то ли всерьез, ответил Уно, заводя двигатель.

Проехав немного вперед, он тихо сказал Леониду:

– А сейчас внимание: сделайте вид, что уснули. Будут будить – реагируйте на все слабо, только глазами и, главное, не разговаривайте!

Леонид, послушно привалившись к спинке сиденья, закрыл глаза.

Когда они подъехали к самому КПП, у Леонида по-настоящему гудело в голове от усердия в актерской игре и водки, к которой он вынужден был еще пару раз приложиться, оставив в руках почти пустую бутылку.

Он сидел, как велел Уно, с закрытыми глазами, развалившись на переднем сиденье и чувствуя, что если это в ближайшее время не кончится, то он действительно уснет. Выпитая водка совершенно заглушила его волнение, и он на удивление спокойно ждал прохождения таможенной процедуры.

Вскоре он услышал голос таможенника со стороны окна Уно:

– Ваши документы…

Уно толкнул Леонида в бок. Тот пьяно, как учили, открыл глаза и непонимающе уставился на него.

Уно что-то сказал ему по-эстонски, протягивая к нему руку, а потом, выругавшись, сам полез во внутренний карман куртки Леонида, вытаскивая оттуда паспорт Велло Тынсу.

Леонид для проформы что-то неразборчиво помычал и закрыл глаза с чувством выполненного долга.

– А что это с ним? – опять раздался голос таможенника.

– Да вот, господин офицер, как в Петербурге пить начал, так остановиться не может! Вон видите, как в бутылку вцепился! – ответил Уно и неожиданно пошутил: – Но бутылка, заметьте, открытая…

Не приняв его шутки, таможенник серьезно спросил:

– Что-нибудь запрещенное везете? Откройте, пожалуйста, багажник…

Уно вышел из машины, чтобы продемонстрировать их таможенную чистоту.

Леонид несколько напрягся, но испугаться не успел – через минуту Уно уже вернулся в машину и, сунув ему в карман паспорт его двойника, завел двигатель и направил машину к въезду на мост.

На другой стороне реки Нарвы, медленно проезжая мимо уже эстонской таможни, Уно остановился и, опустив стекло, крикнул что-то по-эстонски таможеннику, поднявшему в приветствии руку. Потом тронулся с места и, набирая скорость, поехал по шоссе.

– Уф!.. Кажется, пронесло… – облегченно вздохнул Леонид.

Он вдруг почувствовал какое-то лихорадочное возбуждение, как это бывает после миновавшей опасности.

– Да, мы уже в Эстонии, – подтвердил Уно.

Вытащив капу изо рта, Леонид завернул ее в платок и, сунув в карман, спросил Уно:

– А вы что, знакомы с ребятами на вашем КПП? Они нас даже не стали проверять.

– Езжу часто, а Ивар к тому же женат на моей однокласснице, – коротко пояснил Уно.

– Спасибо вам большое! – поблагодарил его Леонид, вдруг до конца осознав, что граница России действительно уже осталась позади.

– Спасибо скажете, когда я вас посажу в самолет со всеми необходимыми документами, – спокойно ответил Уно и неожиданно улыбнулся. – А вы держались молодцом, теперь можете расслабиться, поспать. Нам еще часа четыре ехать.

– Спасибо, – еще раз сказал Леонид, удобнее устраиваясь на сиденье.

Несколько минут он наблюдал за пробегавшим мимо заснеженным пейзажем, а потом, утомившись от белого мелькания, закрыл глаза и провалился в сон.

Проснулся Леонид, когда уже стемнело.

Уно вел машину, внимательно глядя вперед, на освещенную фарами дорогу. Деревья темными силуэтами проскакивали за окном.

– Где мы? – спросил Леонид, потирая рукой затекшую шею.

– Скоро будем на месте, минут через пятнадцать, – ответил Уно.

– Да? – удивился Леонид и, оглядевшись, спросил: – Но я не вижу Таллина, где он?

– Он слева от нас, мы его объезжаем с севера по окружной дороге. Видите, небо светится? Это огни Таллина его подсвечивают.

Уно, не замедляя скорости, достал из кармана сотовый телефон, зубами вытянул антенну и, набрав номер, поднес трубку к уху. Коротко переговорив с кем-то по-эстонски, он отложил телефон и вскоре свернул с шоссе, въезжая в какой-то пригород Таллина.

– Нас уже ждут. Вы поживете несколько дней в пансионе, пока я буду заниматься вашими документами. Хозяйка – очень хорошая женщина, ее зовут Эльза. У нее вам будет спокойно, – сказал Уно.

– Интересно! Никогда не жил в пансионе, – улыбнулся Леонид. – Мне казалось, что в пансионах живут либо юные девицы, либо старушенции…

– Это семейный пансион, и в нем в основном живут летом, так что сейчас соседей у вас не будет, – сказал Уно.

Через несколько минут они подъехали к кирпичному двухэтажному домику, к которому между замысловато подстриженных кустов вела тщательно расчищенная дорожка. Проехав по ней к самому крыльцу, Уно коротко посигналил.

Дверь тут же распахнулась и на пороге появилась невысокая полная женщина. Яркий свет, бьющий из-за ее спины, мешал Леониду рассмотреть ее лицо, впрочем это было не так уж важно – не свататься же он сюда приехал…

– Пожалуйста, Леонид, выходите: мы на месте, – сказал Уно, открывая свою дверцу.

Леонид, перегнувшись через сиденье, забрал свою сумку, лежащую сзади, и следом за Уно вышел из машины.

 Поздоровавшись с хозяйкой пансиона, они поднялись по ступеням крыльца и вошли в небольшой уютный холл.

Женщина закрыла за ними дверь и повернулась.

Ей было около шестидесяти лет. У нее было типично эстонское широкоскулое лицо, большой прямой нос и серые глаза. Ее полную фигуру скрывало серое, под тон глаз, просторное платье.

– Эльза, познакомьтесь: это Леонид, он поживет у вас несколько дней, – сказал Уно и добавил несколько слов по-эстонски.

– Очень приятно, милости просим, – с характерным эстонским акцентом сказала женщина, доброжелательно улыбнувшись Леониду. – Пойдемте, я покажу вам вашу комнату. – И она, повернувшись, направилась к лестнице на второй этаж, двигаясь на удивление легко для такой полной и немолодой дамы.

Убедившись, что Леонид хорошо устроился, Уно взял у него деньги на приобретение документов, а также для открытия счета в «Сити-банке» и уехал, сказав, что будет ему звонить.

Проводив Уно, хозяйка постучала в комнату Леонида и предложила:

– Если хотите, вы можете принять душ после дороги, а я вам пока приготовлю ужин.

Леонид почувствовал зверский аппетит и благодарно согласился, сглотнув тут же набежавшую слюну: ведь он сегодня, не считая раннего завтрака, за весь день «откушал» лишь три четверти бутылки водки и одну конфетку, которой он эту водку закусил.

Леонид прожил в пансионе в общей сложности трое суток.

На следующий день после приезда в Таллин ему позвонил Сергей и сказал, что у них все нормально, Лёня обживается, в лагере ему нравится, говорит: настоящие каникулы. От его простуды остался лишь легкий кашель, он хорошо ест и успешно проходит «курс молодого бойца» с инструкторами.

У Леонида, который все время возвращался мыслями к сыну, на сердце стало легче, теперь он мог сосредоточиться на своей основной задаче по вызволению Есении из «научного плена».

Уно звонил Леониду раз в день, коротко докладывая ему, как продвигаются дела с документами. В остальное время Леонид ел, спал, читал или смотрел телевизор, с любопытством перещелкивая многочисленные каналы, вещающие на разных языках.

Присутствие в доме Эльзы было практически незаметным. Она поднималась в комнату Леонида лишь для того, чтобы пригласить его к столу или спросить, не нужно ли ему чего-нибудь.

Его совсем не угнетало это одинокое отсиживание в чужом доме, – наоборот, он понимал, что это, пожалуй, последние спокойные дни перед его путешествием в неизвестность. Правда, непонятно на чем основывавшийся оптимизм вселял в него уверенность, что там все пройдет хорошо, он обязательно найдет Есению и им удастся благополучно выбраться из всех передряг. Письмо Сергея к Фёдору, на помощь которого он очень надеялся, лежало на дне сумки вместе с деньгами.