Текст книги "Махновщина. Крестьянское движение в степной Украине в годы Гражданской войны"

«…Из посылаемых вам газет и листовки вы ознакомитесь приблизительно с этим движением. Но поскольку Григорьеву удалось завладеть частью города, то безусловно установлено погромное настроение, так как на Чечелевке и Кайдаках зарегистрировано 35 убийств исключительно евреев [215]215
  Чечеловка и Кайдаки – рабочие окраины г. Екатеринослава. Помимо евреев григорьевцы убивали и русских рабочих-коммунистов.


[Закрыть].

В большинстве своем идущая за Григорьевым масса – крестьяне, недовольные комиссародержавием и чрезвычайками. Все бы это было ничего, если бы это движение не возглавлялось старым полковником, а ныне атаманом Григорьевым» (выделено мною. – М. К.). Значит, погромы, убийства представителей пролетариата «было ничего». В то время как рабочие профсоюзы добровольно мобилизовали 10 % своих членов на борьбу с Григорьевым, анархисты сочувствовали григорьевщине, хотя ее и побаивались. Первое время григорьевцы анархистов не трогали, и анархисты не выступали против Григорьева и спасали себя званием анархиста[216]216
  Тепер (Гордеев) И. Махно.


[Закрыть]. Но елисаветградская группа анархистов состояла из евреев, и они боялись, чтобы и им не влетело, как евреям. «Не знаем, что день грядущий нам готовит. Возможно, что перебьют, как жидов», – меланхолически повествуют далее авторы письма. «Из тех сведений, что мы имеем, среди своих войск они (командный состав в григорьевской армии. – М. К.) ведут пропаганду в том направлении, что анархисты – те же коммунисты, ибо пока не было анархистов, то большевики были большевиками, а как появились мы, анархисты, то большевики превратились в коммунистов» и т. д.[217]217
  Путь к свободе. 1919. 24 мая. № 2.


[Закрыть]

Как видим, не по вине анархистов им не удалось стать во главе первого погромного движения против советской власти. Второй мятеж Махно, происшедший в июне того же года, шел уже под анархическим флагом.

Восстание Григорьева лишь ускорило момент разрыва Махно с советской властью, и в этом разрыве анархисты играли не последнюю роль. Злым гением Махно являлся анархист Аршинов, за время долгого сидения в Бутырках воспитавший Махно как анархиста и всегда настаивавший на необходимости разрыва с советской властью. После разрыва с советской властью отдельные видные анархисты выступили с обвинениями против нее. Барон писал статьи в Одессе, Волин – в Елисаветграде, Алый-Суховольский – в Екатеринославе и Киеве в местных анархических газетах. Разрыв с советской властью давал надежду анархистам овладеть махновским движением и направить его по пути «социального творчества третьей революции».

После разрыва с советской властью в средних числах августа к Махно прибыли Волин и Готман И. («Эмигрант»)[218]218
  Архив ГПУ УССР. Дело Волина. Л. 22.


[Закрыть]. До них уже с конца 1918 г. к Махно стекались одиночками и группами анархисты. В начале 1919 г. к нему приехал Аршинов, который стал редактором «Пути к свободе»; но газета за слабостью сил выходила редко и неаккуратно. За Волиным прибыла еще группа анархистов. Движение приобрело свою политическую голову. Волин должен был «теоретически обосновать» движение.

Набатовцы наладили издание газеты «Путь к свободе». Она же выходила нерегулярно под украинским названием «Шлях до Волi». Кроме нее издавался еще «Голос махновца» для рядовых повстанцев. Наконец-то анархисты дорвались до «массового» антисоветского движения и взяли на себя политическое руководство. Так встретилась «теория» и «практика» махновщины. Председателем РВС махновской армии избирается Волин, командующим – Махно. Создается культурно-просветительный отдел во главе с Аршиновым. Культпросвет был политотделом махновской армии.

Насколько было сильно влияние анархистов на Махно и махновскую армию? «Отношение самого Махно к РВС было отчасти игнорирующим», – пишет Волин в своих показаниях следователю реввоентрибунала XIV армии. Но Волин смягчает факты: Махно и командный состав совершенно игнорировали РВС. О ничтожном влиянии анархистов на махновщину дает показание коммунист Дыбец, комиссар одного из железнодорожных участков, захваченный в плен махновцами и освобожденный лишь благодаря усиленным просьбам Волина и Готмана (арестованный был в личной дружбе с Волиным в эмиграции). «Волин, будучи идейным анархистом, на Махно особенного влияния не имел. Последний был целиком в распоряжении своего штаба, с которым только и считался. Удерживание Волина как заложника также не достигает цели, так как заложники не могут остановить того или иного решения Махно. Гораздо ценнее, как заложник, был бы один из его командиров отрядов, хотя бы самого незначительного. С последним Махно гораздо более считается»[219]219
  Архив ГПУ УССР. Дело Волина. Л. 37.


[Закрыть].

Несмотря на незначительное влияние, которое оказывали анархисты на махновщину, они продолжали работать и выступать от ее имени. Махновщина, полагали они, должна была быть орудием выполнения анархической революции, и эта задача будет в конце концов выполнена махновцами.

Следующим этапом в развитии «Набата» была постановка вопроса о непосредственной борьбе за третью революцию, декларированная Волиным на александровском съезде советов местностей, отбитых у Деникина, в октябре 1919 г. В это время махновщина находилась в своем зените. Деникин захватил Украину и двигался к Москве, а в тылу у него Махно отвоевал значительную территорию в несколько уездов и создавал свое «безвластное общество». Армия его насчитывала до 50 тыс. организованных повстанцев. Все крестьянское население видело в нем освободителя от белого гнета и боготворило его. Все это кружило голову и ему и анархистам. Махно ими выставлялся как человек, призванный судьбою совершить третью революцию. Они не понимали, что махновщина, яркое выражение антипомещичьих настроений, сильна в своей борьбе с остатками крепостничества, но окажется слабой в борьбе с пролетариатом. Третья революция была теоретически прокламирована 1-й конференцией «Набата», и казалось, что предсказанная конференцией третья революция началась. Вот как анархисты представляли себе этапы революции: «Конференция (1-я конференция 1918 г. – М. К.) рассматривает путь, пройденный до сих пор русской революцией, лишь как первый этап, как первую волну великой революции, имеющей громадные шансы стать всемирной, социальной и в конечном счете анархической революцией». Совершающуюся ныне революцию в Германии и других центральных странах (Австро-Венгрии, Болгарии и проч.) конференция рассматривает как второй этап, вторую волну революции, стремящейся стать всемирной, социальной и анархической. Третью и последнюю волну, которая разовьется в странах «со слабо развитым партийным и, наоборот, с сильно развернувшимся беспартийно-рабочим классовым анархическим движением… даст живительный дальнейший толчок в направлении к революции истинно социальной и анархической»[220]220
  Резолюции 1-й конференции. С. 21–22.


[Закрыть] (выделено в подлиннике. – М. К.). В выпущенной РВС махновской армии «декларации» в октябре 1919 г. констатируется уже начало третьей революции. «Надвигается третья революция, которая в настоящее время уже началась, в которую Украина ныне уже вступила»[221]221
  Декларация РВС. С. 6.


[Закрыть]. «Для нас, анархистов, – пишет один из видных набатовцев, – смысл происходящих событий не обусловливается исключительно повстанческим движением махновцев (выделено в подлиннике. – М. К.). Смысл их гораздо шире и глубже, выходит далеко за пределы самого по себе повстанческого ядра. Смысл событий заключается в наступившей повстанческой волне третьей революции, несущей трудящимся массам раскрепощение от ига власти и капитала во всех его формах и проявлениях»[222]222
  Набат. 1919. 1 сентября. № 26.


[Закрыть].

В № 5 «Пути к свободе» от 7 октября 1919 г. Волин пишет: «Мы считаем, что, раз начавшись, третья крестьянская повстанческая революция сбросит всякую власть и, выведя движение на широкую дорогу истинно социального строительства, даст, наконец, всей революции решительный толчок к осуществлению ее конечной цели: свободное создание общественной жизни при помощи свободных же, объединенных снизу же трудовых организаций – без партий, без организаций, без «управляющих» и без «власти».

Типичную для мелкого буржуа борьбу с угнетающим его капитализмом и остатками крепостничества, воплощавшуюся в борьбе против Деникина, и борьбу против продразверстки, против военного коммунизма, выразившуюся в борьбе с советской властью, набатовцы принимали за борьбу за социализм. Преклоняясь перед всяким массовым движением только потому, что оно массовое, они признавали революционными и явно петлюровско-белогвардейские восстания, как, например, борьбу с соввластью атамана Зеленого, основательно истреблявшего евреев, представителей советской власти и красноармейцев тоже в «своем» районе, Триполье Киевской губернии «Украина дала революционное повстанчество, махновщину и зеленовщину»[223]223
  Путь к свободе. 1919. 28 сентября. № 3.


[Закрыть].

А в своей «Истории махновского движения» Аршинов договорился до того, что «лишь в таких движениях, как бунт Разина или революционное повстанчество наших дней, народ бывал хозяином». Вновь заговорил бакунизм на той почве, где он может выступить, – в аграрно отсталых странах, подвергающихся процессу быстрой капитализации и дифференциации крестьянства, – как протест против процесса закрепощения капитализмом мелкой буржуазии. Но бакунизму суждено было себя дискредитировать на Украине, как дискредитировал он себя на Западе.

Почти ровно через год после александровского съезда, когда разгоревшаяся классовая борьба в деревне принесла свои плоды – политический раскол в деревне и падение влияния махновщины до минимума, – оформляется раскол и в рядах «Набата». На 3-й конференции конфедерации «Набат» 3–8 сентября 1920 г. в резолюции о повстанчестве и махновщине им дается иная оценка, чем год тому назад.

«В силу целого ряда условий современное крестьянское повстанчество ограничивается задачами разрушительного характера, не имея вполне усвоенных идей в области новых форм общежития. За редким исключением, когда повстанческие отряды, с бандитами и белогвардейцами во главе, имеют явно реакционный отпечаток, повстанчество в большинстве своем состоит из смутно революционной, несознательной крестьянской массы, часто поддающейся на удочку дельцов из петлюровского лагеря. Конференция считает нужным подчеркнуть, что крестьянские восстания последнего времени не революция, а бунт, и никаких изменений в общественных формах они не несут».

«Конференция находит, что происходящие восстания ни в коем случае нельзя считать началом третьей социальной революции, и предостерегает товарищей от ошибочной ставки на бунты»[224]224
  Резолюции 3-й конференции конфедерации анархистских групп Украины «Набат» // Набат. 1920. 15 ноября. № 2 (23).


[Закрыть].

«Набат» этой резолюцией отмежевывается от махновщины и повстанчества. Но уже поздно. Весь 1919-й и значительную часть 1920 г. анархисты в ней участвовали, ее политически возглавляли и видели в ней носительницу анархических идей. Что они задним числом поумнели и отреклись от махновской армии, являлось плодом ее упавшего значения и явно обнаружившегося в 1920 г. даже для анархистов ее контрреволюционного характера.

«Что же касается так называемой революционно-повстанческой армии Украины, то относительно ее приходится отметить, что ее ошибочно называют анархической. Вообще анархическая коммуна не может быть добыта усилиями ни героев-одиночек, ни специально военной силой, даже если бы она целиком состояла из анархистов, да и не из анархистов состоит махновская армия. В подавляющей своей части это сдавшиеся в плен красноармейцы и средние деревенские повстанцы-добровольцы. Два года борьбы против разных властей под руководством анархиста Махно выработали внутри армии некоторое ядро, которое усвоило лозунги безвластия и вольного советского строя. Это ядро составляет тип промежуточный между обычным бунтарем, инстинктивным искателем справедливости, и сознательным революционером-профессионалом. Работая в согласии с анархистскими организациями, это ядро могло бы стать одним из активных отрядов пропаганды анархистских идей. Этому мешает, однако, то обстоятельство, что стоящий во главе махновщины батько Махно, обладающий многими ценными для революционера качествами, принадлежит, к сожалению, к тому типу людей, которые личные свои капризы не всегда умеют подчинять интересам дела. Отсутствие согласованности действий руководителей махновского движения с общим ходом анархического движения вредно отражается на характере махновщины»[225]225
  Резолюция 3-й конференции конфедер. анарх. орг. Укр. // Набат. 1920. 4 ноября. № 1 (28).


[Закрыть].

Набатовцы проглядели совершившееся расслоение украинской деревни и взваливают вину на Махно и на «несогласованность руководителей». Несогласованность была и выражалась в том, что так называемых «идейных» анархистов фактические руководители махновщины игнорировали. Но не все набатовцы пришли к отрицательной оценке махновщины. Резолюция о махновщине не была принята по анархистской традиции «единогласно». «Некоторые участники конференции не были согласны с отдельными местами печатаемой резолюции», – прибавлено в виде примечания к резолюции о повстанчестве и махновщине. «Единый анархизм» раскололся. Аршинов и Волин остались верны махновщине, Барон, Марк Мрачный и другие анархо-синдикалисты, наоборот, ушли от нее. Резолюция 3-й конференции отображала настроение уходящей от махновщины синдикалистской части «Набата». Отношение к махновщине той части анархистов, которая оставалась в РПА, было прежнее, оно выражено в статье Аршинова, помещенной в «Набате» уже в дискуссионном порядке:

«…Махновщина… представляет собою два явления: первое более широкое – это сдвиг больших рабоче-крестьянских масс в сторону общих лозунгов анархизма. Второе – боевая организация махновцев, их армия. При этом армия, благодаря концентрации в ней почти всех организаторских сил, является руководителем всего движения в целом.

…Поддерживая движение, мы тем самым берем на себя ответственность за каждый его политический и социальный шаг. А раз это так, то анархисты, вошедшие в армию, должны взять на себя право самого непосредственного участия во всех практических шагах этого движения. Нелепо отвечать за движение, за все мероприятия армии и в то же время не быть активным участником всех актов военно-политического с смысла, предпринимаемых руководящим органом движения – армией (выделено в подлиннике. – М. К.).

Это были последние схватки в среде «Набата».

Большинство «Набата», его анархо-синдикалистская часть, переоценивало свои ценности… Нужно еще и еще раз напомнить товарищам, что было бы непростительной ошибкой ставить какую-либо ставку на повстанчество. Ибо, во-первых, далеко еще не достаточно знать, против чего мы боремся. Гораздо важнее осознать, за что мы боремся (выделено в подлиннике. – М. К.). Во-вторых, – а это существенное, – повстанчество, даже наиболее революционное, даже если оно идет под черным флагом безвластия, все же неспособно само, без широкого участия безвластных и противогосударственных организаций, рабочих города и деревни, творить великое дело социальной революции»[226]226
  Из статьи М. Мрачного (секретаря Харьковской группы анархистов) // Набат. 1920. 15 ноября. № 2 (29).


[Закрыть].

Не от хорошего житья пришлось анархо-синдикалистам отказаться от махновщины. Причина ясна: «Каждый мыслящий анархист, каждый сознательный революционер должен будет признать, что без… производственных организаций, не имея в своем тылу целой сети коммун, враждебно настроенных против власти и капитала (частного и государственного), повстанчество обречено на неминуемую гибель или оно может принять самую уродливую форму (выделено в подлиннике. – М. К.).…Опыт последней неудачной революции должен, кажется, всех нас заставить переделать наш старый бакунинский лозунг: «Дух созидания есть в то же время и дух разрушения»; а то разрушать оказалось много мастеров, а создано очень мало»[227]227
  Из статьи М. Мрачного (секретаря Харьковской группы анархистов) // Набат. 1920. 15 ноября. № 2 (29).


[Закрыть].

Для нас ценно констатирование одним из видных руководителей «Набата» того факта, что никаких «производственных» организаций, то есть никаких широких социальных слоев, к концу 1920 г. за махновщиной не стояло. Анархо-синдикалисты понимали это и бежали с тонущего корабля махновщины. Представителям же деклассированных элементов чужда вообще мысль о необходимости социальной опоры для движения – они остаются продолжать борьбу. В конце 1920 г. во время действия мирного соглашения между советским правительством Украины и «революционно-повстанческой армией Украины (махновцев)» анархисты получают полную свободу агитации и пропаганды как устно, так и печатно, без призыва к насильственному свержению советской власти, подчиняясь военной цензуре. Получают они свободу участия в выборах в советы и участие в подготовке созыва V Всеукраинского съезда советов. РПА входит в состав вооруженных сил республики, как партизанская, подчиняясь в оперативном отношении высшему командованию Красной армии, сохраняя свои порядки и не проводя основ Красной армии.

Не войной, так соглашением пытается анархический федерализм добыть себе существование. Но анархический федерализм неосуществим при диктатуре пролетариата так же, как и в эпоху капитализма.

Во время разрыва Махно с советской властью ЧК арестовывает махновскую делегацию – Попова, Буданова и Хохотву – и пересылает их в Москву, где они и были расстреляны. Москва с махновщиной не шутила и с нею не возилась. «Набат» был ликвидирован органами ЧК. 11 набатовцев, попавшие на скамью подсудимых, после двухнедельной отсидки были постановлением Президиума ЦИК Украины высланы за границу. Быстрым темпом идет развал махновщины. От нее отошли бедняк и середняк и даже наиболее сознательная часть анархистов. Кроме небольшой группки анархистов, связавших свою судьбу с судьбой Махно и бежавших с ним за границу, в стране остался едва ли десяток-другой анархистов. Махновщина дискредитировала не только себя, но и набатовцев и анархизм в России вообще.

Махновщина и леонтьевское дело

Есть один эпизод в истории великой русской революции, когда анархо-махновщина сыграла свою подлую роль, – эпизод, требующий своего освещения: это вопрос о связи махновщины со взрывом МК РКП(б) в сентябре 1919 г. Подробно описывать происшедшее событие нет нужды, поскольку оно имеется в документах, приведенных в «Красной книге» ВЧК и воспоминаниях свидетелей – пострадавших при взрыве и работников ВЧК, производивших следствие[228]228
  25 сентября 1919 г. Сб.: Московский рабочий, 1925.


[Закрыть]. Важно выяснить вопрос о том, какую роль играли анархисты в этом акте и, что более важно, был ли этот акт отражением воли крестьянства, его недовольства политикой советской власти. Но в этот период – вторая половина 1919 г. – крестьянство должно было забыть все свои мелкие распри с советской властью и напрячь все усилия к тому, чтобы отразить наступление Деникина. С начала августа махновская армия вела усиленные бои с Деникиным, и поэтому крестьянству выделять своих людей для удара по советской власти в Москве было по меньшей мере нецелесообразно. В этот период в махновскую армию вошел даже один красноармейский полк, не успевший уйти на север. В полку существовала комячейка, во главе полка стоял коммунист. Благодаря наличию общего врага было бессмысленно, с точки зрения махновщины, уничтожить этот полк только потому, что он находился под влиянием коммунистов. Махно, как реальный политик, это и понимал. Взрыв могли совершить только анархисты, которые стояли за постоянную антисоветскую борьбу махновской армии. Это и было дело рук такой группы анархистов, которая покинула армию после разрыва Махно с советской властью для пропаганды анархо-махновских идей в России. Если виднейшие русские анархисты отвернулись от махновщины и «изменили», по мнению анархо-махновцев, анархизму и русской революции, воплощавшейся, в их представлении, в стихийной борьбе масс с советской властью, то часть анархо-махновцев решила распространить свое влияние на Россию.

Краткий перечень событий, предшествовавших взрыву, таков. Разрыв Махно с советской властью застает некоторых анархистов в Харькове, другие после разрыва уезжают из махновской бригады. В Харькове ЧК после нападения Махно на красноармейские отряды и убийства нескольких советских работников расстреляла несколько видных махновцев: Михалева-Павленко, близкого друга Махно, члена штаба, Озерова, начальника снабжения бригады, Бурбыгу и других. Махно впоследствии не мог простить советской власти расстрела Михалева-Павленко. Съехавшиеся в Харькове анархо-махновцы решили ответить террором руководителям Украинской советской республики – убить Раковского, Пятакова и других. «Но страсти остыли, и решено было начать бить по центру, т. е. по Москве, оттуда якобы исходит все зло»[229]229
  «Красная книга» ВЧК, показание М. Тямина. С. 284.


[Закрыть].

В Москву потянулись со всей Украины. Так, например, показания анархистов подполья указывают на прибытие из Бердянска некоих анархистов Кремера, Португалова и Бельцова, а из Харькова приехала группа латышей-анархистов человек в двадцать. Все это происходило в момент подхода Деникина к Харькову. Видную роль среди анархистов подполья играл Петр Соболев. До приезда Соболева в Москву организационные собрания приехавших анархистов ни к каким конкретным решениям не приходили. На повестке дня стояли обычно лишь два вопроса: постановка организации и финансовые дела. Но с приездом Соболева организация приобрела своего руководителя. Он организовал несколько экспроприаций. Были ограблены в Москве два отделения Народного банка. Кроме того, были организованы экспроприации в Иваново-Вознесенске, в Туле, где подвергся ограблению артельщик рабочего кооператива, причем был убит кучер, везший артельщика. Ограбления эти дали возможность выпустить несколько листовок: «Правда о махновщине», «Где выход?», «Медлить нельзя», газетку «Анархия», № 1 и 2, и «Декларацию», известившую после о взрыве в Леонтьевском переулке. На награбленные деньги, помимо всего, содержались анархисты и предполагалось создание анархистских организаций в различных городах России. Для этой цели были командированы Я. Краснокутский в Сибирь и на Урал, А. Шапиро и Марк в Уфу, Курбатов в Самару, еще один анархист в Брянск и т. д. Группа латышей, получив деньги, награбленные в Народном банке, уехала в Латвию якобы организовать там подпольную анархистскую организацию.

Третьим видом расходов награбленных денег была покупка оружия, взрывчатых веществ и типографии.

Но не все награбленные деньги шли в пользу анархистов. Экспроприации совершались не только одними анархистами, но в тесном содружестве с левыми эсерами-максима-листами. В ограблении рабочего кооператива Тульского медно-прокатного завода принимали участие анархисты Я. Глагзон, Вороновский, Хлебныйский (дядя Ваня), максималист Петраков, левый эсер Прохоров. Но, ограбив коллективно, «идейные борцы» разворовали часть денег для своих личных нужд. Левые эсеры Костромин, Сидоров и Харитонов, участвовавшие в этом деле, взяли себе по 25 тыс. рублей, Чеботарев и Рудаков – по 10 тыс. рублей. Эти «партийцы» предложили председателю назначенного над ними ЦК левых эсеров партийного суда взятку в 2 тыс. рублей[230]230
  Красная книга ВЧК. С. 292.


[Закрыть]. Но и ЦК левых эсеров, совершив уголовное деяние, подчинился уголовной этике и уплатил «наводчикам» П. Антонову и Кузнецову 10 тыс. рублей. ЦК же получил в результате ограбления лишь около 30 тыс. рублей.

Вся власть у «анархистов подполья» концентрировалась в руках небольшой группы лиц – П. Соболева, Глагзона. Первый ведал боевыми делами, второй – финансами. С ними держал тесную связь и являлся членом руководящей головки левоэсеровско-анархистского подполья Черепанов. Соболев лелеял мысль о решительном ударе по советской власти: «Главою организации анархистов подполья, Петром Соболевым, обладавшим диктаторскими полномочиями, предполагалось организовать взрыв Кремля. Для этой цели, как он полагал, необходимо пудов 60 пироксилину. Все усилия прилагались к тому, чтобы достать это количество»[231]231
  Там же. Показания Розанова. С. 295.


[Закрыть]. Но план неожиданно был изменен предложением Черепанова произвести взрыв МК РКП, где должны были в тот вечер заседать видные руководители советской власти, в том числе и Ленин. Предложение это было принято, в тот же день взрыв был произведен пятью лицами: П. Соболевым (бросившим бомбу), А. Барановским-Поповым, М. Гречаниновым, Ф. Николаевым (левый эсер) и Черепановым (левый эсер). Место, куда нужно было метнуть бомбу, указал Черепанов, так как он знал хорошо расположение особняка. В этом здании раньше помещался ЦК ПСР.

Анархисты подполья предполагали не ограничиться этим актом, но организовать взрыв во время октябрьских торжеств. Раньше, чем этот чудовищный акт был подготовлен, активные участники взрыва были выслежены ЧК, и часть была арестована, а другая часть, забаррикадировавшись на даче в Краснове, после нескольких минут перестрелки взорвала себя с дачей на воздух.

Результаты взрыва в Леонтьевском переулке оказались потрясающими: убито 12 человек, ранено 28 человек. Среди убитых был секретарь Московского комитета Загорский.

Кто совершил этот акт? – первый вопрос, который задала себе вся рабочая Москва. Ответ был единодушный – белогвардейцы. За два дня до акта 23 сентября по Москве были расклеены извещения ВЧК, в которых сообщалось, что ею раскрыт белогвардейский заговор «Национального центра», во главе которого стояли кадет Щепкин, профессор Астров (кадет), меньшевик Розанов и другие. «Кто их убил, – это знают все, – говорил Троцкий на похоронах погибших жертв взрыва. – Имена белогвардейского центра у всех перед глазами. Там князья, бывшие помещики, бароны, бывшие крупные сановники царизма, бывшие домовладельцы, кадеты, эксплуататоры разных рангов»[232]232
  Правда. 1919. 30 сентября. № 217.


[Закрыть]. Действительно, казалось, что только явный белогвардеец может бросить бомбу в руководящую партию обороны революции в тот момент, когда революция эта подвергается наибольшей опасности. Поэтому-то и думали, что это дело является делом рук кадетов. «Покушение на наших товарищей было актом весьма «благородным»: убиты из-за угла женщины и дети; ранена одна беременная женщина, которая тут же преждевременно родила; оторваны ноги и расшиблены черепа нескольких рабочих, и мозги самых передовых людей нашего времени смешаны с кучей мусора, песку, щебня от взорванного здания. Приемы благородные. Но только наивный человек будет удивляться тому, что метание бомб в беременных женщин совместимо с гуманными взглядами кадетской интеллигенции, которая издавна славилась своим высоким идеализмом. В самом деле, ведь почтенная компания из «Национального центра» являлась правою рукой генерала Юденича… Чему же удивляться, когда белогвардейские агенты жгут и режут в Москве так же, как они это делают в Стокгольме. Это – их ремесло»[233]233
  Бухарин. Барон и рабочий // Правда. 1919. 23 сентября. № 216.


[Закрыть].

В приказе Комитета обороны об объявлении Москвы на военном положении, вызванном происшествием, говорится об акте как о деле белогвардейцев. И когда в «Правде» от 5 октября появляется первое извещение о том, что по Москве разбросаны прокламации за подписью «Повстанческого комитета революционных партизан», приписывающие акт анархистам, – партия не верит, не верит тому, что анархисты совершили это. Несмотря на борьбу, которую вели анархисты с советской властью, не верилось, чтобы они совершили акт, способствующий панике внутри рядов революции и усилению деникинского нажима на Москву. Н.Л. Мещеряков в статье «Деникинцы под маской анархистов» указывал, что деникинцы скрываются под маской анархистов, ибо анархисты не могут совершить этого акта… «При чтении прокламации (анархистов подполья о взрыве. – М. К.) ясно видно, что это дело рук белогвардейцев, прикрывающихся именем анархистов. Авторы прокламации даже плохо усвоили себе, что такое анархизм и какая может быть у анархистов организация, – они называют себя «комитетом». Но ведь у анархистов комитетов не бывает»[234]234
  Правда. 1919. 5 сентября.


[Закрыть]. Автор статьи доказывал, что взрыв дело рук не анархистов, а прикрывающихся именем анархистов. Но в «Правде» от 4 ноября Комитет обороны обратился «ко всем рабочим Москвы, ко всем идейным анархистам» с воззванием, в котором говорилось: «Расследование взрыва в Леонтьевском переулке привело Комитет обороны к убеждению в том, что ближайшее участие в этом взрыве приняла одна из многочисленных анархистских групп, которой явно руководила рука белогвардейского провокатора. Эта группа присвоила себе название «Всероссийский повстанческий комитет революционных партизан» и через несколько дней после взрыва выпустила извещение о том, что взрыв в Леонтьевском переулке дело анархистских рук. В то же время в письме, найденном у одного анархиста, он пишет: «Теперь Москва начеку. Пару дней тому назад местный комитет большевиков взорван бомбой, погибло больше десятка. Дело, кажется, подпольных анархистов, с которыми у меня нет ничего общего. У них миллионные суммы. Правит всем человек, мнящий себя Наполеоном. Они сегодня, кажется, публикуют извещение, что это сделали они».

Строки эти принадлежат анархисту Барону (Факторовичу), одному из идейных руководителей махновщины в начале 1920 г. Свидетельство столь компетентного лица о том, что леонтьевское дело является делом рук главным образом анархистов, вернее, их руководителя (вероятно, подразумевается Соболев), должно было служить достаточным основанием.

Однако М.Н. Покровский полагает, что акт являлся делом рук главным образом социалистов-революционеров. «До с.-р. добрались не сразу. Раньше появилось воззвание анархистов подполья, которые приписали эту честь себе»[235]235
  Покровский М.Н. Историческая обстановка к моменту взрыва в сентябре 1919 г. // В сб.: 25 сентября 1919 г. С. 26.


[Закрыть].

М.Н. Покровский полагает, что руководителями акта были левые эсеры. Анархисты были одураченным материалом в руках левых эсеров. Ссылаясь на то, что решение о взрыве пришло им в голову лишь за 6 часов до взрыва, после неожиданного предложения Черепанова, Покровский пишет: «Несчастные парнишки – анархисты, которые были потом расстреляны; о мертвых нехорошо говорить плохо, – но это была просто одураченная шпана, которой вскружили голову принципиальные враги большевизма и коммунизма для того, чтобы их использовать. Потом уже в своей прокламации они написали, что на заседании Московского комитета обсуждались меры борьбы с бунтующим народом и т. п.; а вначале с.-р. пришли к ним и сказали, что большевики собираются отдавать Москву деникинцам. И анархисты, которые протестовали даже против угнетения детей, оказались такими квасными московскими патриотами, что решили бросить бомбу…Анархисты были рукой, левые с.-р. были мозгом»…[236]236
  Там же. С. 28.


[Закрыть]

Мы не согласны с этим определением. Дело в том, что среди анархистов подполья действительно была одураченная молодежь, но она в акте принимала весьма малое участие. Фактически руководили всем Соболев и Глагзон. Мы не установили прошлого Соболева, но Глагзон был одним из организаторов махновской контрразведки. Он приехал вместе с Черняком к Махно в начале 1919 г., а Черняк, как это нам удалось выяснить на основании архивных материалов ВЦИК, еще в начале 1918 г. организовал на Юго-Восточном фронте контрразведку в одном из многочисленных военных штабов Красной армии, сражавшейся на Донском фронте. Членами штаба в той армии были два коммуниста и несколько анархистов, среди которых был небезызвестный Анатолий Железняков. Штаб этот распоряжением советского командования был расформирован, и судьба анархистской контрразведки нам неизвестна; вероятно, она перешла в какую-либо дивизию, где руководство находилось в руках левых эсеров или анархистов. Надо полагать, что Глагзон, Цинципер и другие будущие участники леонтьевского взрыва, приехавшие вместе с Черняком к Махно, имели до того большой стаж в области контрразведки. Считать их «одураченными парнишками», во всяком случае, не приходится.