Текст книги "На берегу"

– А разве там кто-то мог выжить?

– Не думаю. Но это не исключено. Человеку пришлось бы существовать в наглухо закупоренном помещении, куда весь воздух поступает через фильтры, да еще как-то запастись продуктами и водой. Не думаю, чтобы это удалось.

Мойра кивнула.

– А правда, что и Кэрнс кончился?

– Думаю, что да… и Кэрнс, и Дарвин. Возможно, нам надо будет пройти и туда, посмотреть, что в них делается. Возможно, поэтому к нам и прикомандировали Питера. Эти воды ему знакомы.

– Кто-то говорил папе, что лучевая болезнь уже появилась в Таунсвиле. По-вашему, это верно?

– Право, не знаю, не слыхал. Но очень может быть. Таунсвил южнее Кэрнса.

– И эта болезнь будет все распространяться к югу и дойдет до нас?

– Так говорят.

– У нас в южном полушарии никаких бомб не взрывали, – гневно сказала Мойра. – Почему должно докатиться и до нас? Неужели никак нельзя это остановить?

Тауэрс покачал головой.

– Ничего нельзя сделать. На юг дует ветер. Очень трудно избежать того, что приносит ветер. Просто невозможно. Волей-неволей надо принять то, что надвигается, и принять мужественно.

– Я этого не понимаю, – упрямо сказала девушка. – Когда-то нам говорили, будто никакой ветер не переходит экватор и мы в безопасности. А теперь оказывается, никакой безопасности нет и в помине.

– Мы никогда не были в безопасности, – негромко сказал Тауэрс. – Даже если бы это было верно в отношении тяжелых частиц, то есть радиоактивной пыли, – а это тоже неверно, все равно путем диффузии распространяются легчайшие частицы. Они уже проникли сюда. Фоновый уровень радиации здесь сегодня в восемь, а то и в девять раз выше, чем был до войны.

– Это нам, похоже, не вредит, – возразила Мойра. – А вот как насчет пыли, про которую все говорят? Ее что же, приносит ветер?

– Да. Но никакой ветер не дует прямиком из северного полушария в южное. Иначе все мы уже умерли бы.

– И жаль, что не умерли, – с горечью сказала девушка. – А то ведь пытка – сидишь и ждешь казни.

– Может быть, и так. А может быть, это – время спасения души.

Помолчали.

– Почему это так долго тянется, Дуайт? – спросила наконец Мойра. – Почему бы ветру не дунуть напрямик и не покончить со всем этим?

– В сущности, все довольно просто, – начал объяснять Дуайт. – В каждом полушарии ветры описывают огромные, в тысячи миль, спирали между полюсом и экватором. В северном полушарии своя система воздушных потоков, в южном – своя. Но разделяет их не тот экватор, который мы видим на глобусе, а так называемый экватор давления, и он в разное время года смещается то к северу, то к югу. В январе Индонезия и Борнео целиком входят в северную систему, а в июле разделяющая полоса смещается к северу, так что Индия, Сиам и все, что лежит южнее этой черты, оказывается в южной системе. И в январе северные ветры заносят к югу радиоактивную пыль, которая выпала, допустим, в Малайе. А в июле включается южная система, и уже наши ветры подхватывают пыль и несут сюда. Потому все и происходит так медленно.

– И ничего нельзя поделать?

– Ничего. С таким исполинским явлением человечеству не справиться. Надо примириться с тем, что есть.

– Не желаю я мириться! – вспылила Мойра. – Это несправедливо. В южном полушарии никто не бросал никаких бомб – ни водородных, ни кобальтовых, никаких. Мы тут ни при чем. С какой стати нам умирать из-за того, что другие страны, за десять тысяч миль от нас, затеяли войну? Это несправедливо, черт возьми.

– Да, несправедливо, – подтвердил Тауэрс. – Но так уж вышло.

Опять помолчали, потом Мойра сказала гневно:

– Я не смерти боюсь, Дуайт. Рано или поздно все мы умрем. Но обидно столько всего упустить. – Она повернулась, посмотрела на него при свете звезд. – Мне уже нигде не побывать, кроме Австралии. А я всю жизнь мечтала увидать улицу Риволи. Наверно, потому, что так романтически звучит. Глупо, ведь наверно это улица как улица. Но мне всегда хотелось на нее поглядеть, а теперь я ее не увижу. Потому что больше нет никакого Парижа, ни Лондона, ни Нью-Йорка.

Дуайт мягко улыбнулся.

– Очень может быть, что улица Риволи еще существует, и в витринах магазинов чего только нет, и все прочее цело. Не знаю, бомбили Париж или нет. Возможно, там все как было, и улица под солнцем такая, какую вам хотелось увидеть. Я именно так предпочитаю думать о подобных местах. Просто там больше никто не живет.

Мойра порывисто встала.

– Я не таким хотела все увидеть. Город мертвых… Принесите мне еще выпить, Дуайт.

Он не встал, только улыбнулся.

– Ни в коем случае. Вам пора спать.

– Тогда я сама возьму. – Она сердито прошагала в дом. Звякнуло стекло, и тотчас Мойра вышла, стакан в руке налит больше чем наполовину, и в нем плавает кусок льда. – В марте я собиралась на родину, – объявила она. – В Лондон. За сколько лет было все условлено. Я должна была провести полгода в Лондоне и на континенте, а домой вернуться через Америку. Повидала бы Мэдисон-авеню. Несправедливо это, черт побери.

Она хлебнула из стакана и с брезгливой гримасой отвела руку.

– Фу, что за гадость я пью?

Дуайт поднялся, взял у нее стакан, понюхал.

– Это виски.

Мойра опять взяла стакан, тоже понюхала.

– Да, правда, – неуверенно сказала она. – После коньяка это, наверно, меня прикончит. – Подняла стакан неразбавленного виски, залпом выпила, кубик льда швырнула в траву. При свете звезд попыталась остановить блуждающий взгляд на лице Тауэрса.

– У меня никогда уже не будет семьи, как у Мэри, – пробормотала она. – Так несправедливо. Даже если ты нынче ляжешь со мной в постель, у меня уже не будет семьи, не останется времени. – Она истерически засмеялась. – Забавно, черт побери. Мэри боялась, ты увидишь ее малышку и сохнущие пеленки и расплачешься. Как один их гость, летчик, командир эскадрильи. – Теперь язык у нее заплетался. – П-пусть он все время б-будет з-занят. – Мойра пошатнулась, ухватилась за столбик веранды. – Так она сказала. Н-не скучает ни м-минуты. И чтоб не видел м-маленькую… вдруг он з-заплачет. – По щекам Мойры заструились слезы. – Она не подумала, в-вдруг не ты заплачешь, а я.

Она мешком повалилась на пол веранды и разрыдалась. После минутного колебания командир подводной лодки наклонился, тронул ее за плечо, выпрямился, опять помедлил в нерешимости. Потом повернулся и вошел в дом. Мэри он нашел в кухне за мытьем посуды.

– Миссис Холмс, – начал он не без смущения, – может быть, вы выйдете на веранду посмотрите сами. Мисс Дэвидсон сейчас выпила после коньяка стакан чистого виски. Мне кажется, надо бы кому-то уложить ее в постель.

2

Малые дети не признают ни воскресений, ни вечеринок, затянувшихся до полуночи; назавтра в шесть утра Холмсы уже как всегда хлопотали по хозяйству, Питер на велосипеде с прицепом покатил за молоком и сливками. Он немного задержался у мистера Пола, объяснил, какая тому для прицепа нужна ось, буксирное крепление, набросал для механика чертежи.

– Завтра мне вступать а новую должность, – сказал он. – Больше я не смогу ездить за молоком.

– Ничего, – сказал фермер. – Положитесь на меня. Пусть это будут вторники и субботы. Я уж позабочусь, без молока и сливок миссис Холмс не останется.

Питер вернулся домой к восьми; побрился, принял душ, оделся и стал помогать Мэри готовить завтрак. Около четверти девятого вышел капитан Тауэрс – свежий, чисто выбритый.

– Очень славно у вас было вчера, – сказал он. – Я и не помню, когда так приятно проводил вечер.

– У нас по соседству есть очень милые люди, – сказал хозяин дома. Поглядел на капитана, усмехнулся. – Прошу прощенья за Мойру. Обычно она не допивается до бесчувствия.

– Это виски виновато. Она еще не вставала?

– Думаю, она не так скоро выйдет. Я слышал, часа в два ночи кто-то маялся морской болезнью. Надо полагать, не вы?

Американец засмеялся:

– Только не я, сэр!

Появился завтрак, и все трое сели за стол.

– Хотите с утра еще раз искупаться? – спросил гостя Питер. – Похоже, день опять будет жаркий.

Тауэрс поколебался.

– В воскресное утро я предпочел бы пойти в церковь. Дома мы всегда так поступаем. У вас поблизости нет англиканской церкви?

– Есть, – сказала Мэри. – Надо только спуститься с холма, это меньше мили. Служба начинается в одиннадцать.

– Я бы пошел. Если только это не нарушит ваши планы.

– Ну конечно, сэр. Но я, пожалуй, с вами не пойду. Мне тут много чего надо наладить до ухода на «Скорпион».

Капитан кивнул:

– Разумеется. К обеду я вернусь, а потом мне надо будет на лодку. Хорошо бы попасть на поезд часов около трех.

И он стал спускаться с холма; солнце уже пригревало. До начала службы времени оставалось вдоволь, он пришел на четверть часа раньше, но все равно вошел в церковь. Служка дал ему молитвенник и сборник гимнов, и он сел на одну из задних скамей, потому что порядок богослужения ему был еще не очень знаком, а с этого места он мог видеть, когда прихожане преклоняют колена и когда встают. Он прочел обычную молитву, какой его научили в детстве, потом сел и огляделся. Маленький храм был совсем такой же, как в его родном городе Мистике, в штате Коннектикут. Даже пахло так же.

Эта девица Мойра Дэвидсон совсем не в себе. Слишком много пьет, но что ж, некоторые люди не в силах примириться с положением вещей. А впрочем, славная девочка. Шейрон она бы понравилась.

В мирном спокойствии церкви он стал думать о своих, представил себе их лица. В сущности, он был простая душа. Он вернется к ним в сентябре, вернется домой после всех своих странствий. Меньше чем через девять месяцев он снова их увидит. И когда он опять с ними соединится, они не должны почувствовать, будто он отдалился от них, забыл разное, что было важно для них всех. Сынишка, верно, порядком подрос: в этом возрасте дети растут быстро. Пожалуй, охотничий индейский наряд ему уже мал, лук и стрелы не интересны. Пора ему обзавестись удочкой, маленьким фибергласовым спиннингом и выучиться удить рыбу. Забавно будет учить сына рыбной ловле. Десятого июля у него день рождения. Нельзя послать ему к рождению удочку и едва ли удастся захватить ее с собой, но стоит попытаться. Может быть, здесь можно купить хорошую удочку.

День рождения Элен семнадцатого апреля; ей исполнится шесть лет. Опять он пропустит этот день, если только не стрясется что-нибудь со «Скорпионом». Надо не забыть извиниться перед ней, а пока что надо придумать, что бы захватить для нее в сентябре. Семнадцатого Шейрон объяснит ей, что сейчас папа в плаванье, но до зимы он вернется домой и тогда привезет дочке подарок. Шейрон ей это объяснит, и девочка не будет в обиде.

Богослужение шло своим чередом, вместе с другими прихожанами капитан Тауэрс преклонял колена, вместе с ними поднимался и все время думал о своих близких. Порою, очнувшись, он подпевал гимну, повторял простые, безыскусственные слова, но больше грезил наяву о жене и детях, о доме. После службы он вышел из церкви, отдохнув душой. А когда вышел, не увидел ни одного знакомого лица, и никто его здесь не знал; на паперти священник нерешительно улыбнулся ему, и он ответил улыбкой, потом под теплыми лучами солнца стал подниматься в гору, и мысли его теперь без остатка занимал «Скорпион» – какие нужны припасы, сколько всего предстоит сделать, сколько проверить и перепроверить перед тем, как выйти в море.

У Холмсов он застал Мэри и Мойру Дэвидсон, они расположились в шезлонгах на веранде, тут же стояла коляска с малышкой. Увидев его на дорожке, Мэри встала.

– Вы шли по жаре, – сказала она. – Снимайте куртку и посидите здесь в тени. Легко нашли церковь?

– Да, конечно. – Он скинул куртку и сел на краю веранды. – Здешние жители очень набожны. В церкви было полно народу.

– Так бывало не всегда, – сухо отозвалась Мэри. – Я принесу вам чего-нибудь выпить.

– Я предпочел бы не спиртное. – Он поглядел на их стаканы. – Вы что пьете?

– Сок лайма с водой, – ответила мисс Дэвидсон. – Ладно уж, молчите.

Он засмеялся.

– От сока и я не прочь. – Мэри пошла за стаканом для него, а Тауэрс повернулся к Мойре. – Ели вы хоть что-нибудь на завтрак?

– Половинку банана и самую малость бренди, – невозмутимо ответила она. – Я не очень хорошо себя чувствовала.

– Это из-за виски. Вы сделали ошибку.

– Одну из многих. Ничего не помню после того, как мы с вами разговаривали на лужайке, когда все разошлись. Это вы уложили меня в постель?

Он покачал головой.

– Я считал, что это дело миссис Холмс.

Мойра слабо улыбнулась.

– Вы упустили удобный случай. Не забыть бы мне поблагодарить Мэри.

– На вашем месте я бы поблагодарил. Миссис Холмс на редкость славная женщина.

– Она говорит, сегодня вы возвращаетесь в Уильямстаун. А нельзя вам остаться, искупались бы еще разок?

Он покачал головой:

– До завтра у меня еще уйма работы на борту. На этой неделе мы выходим в море. У меня на столе наверняка накопилась гора деловых бумаг.

– Похоже, вы из тех людей, которые работают в поте лица с утра до ночи, даже если это и не нужно.

Тауэрс засмеялся.

– Очень может быть. – И вскинул на нее глаза. – А вы когда-нибудь работаете?

– Разумеется. Я очень деловая женщина.

– Что же у вас за работа?

Мойра подняла стакан.

– Вот. Этим и занимаюсь с тех пор, как вчера с вами познакомилась.

Он усмехнулся.

– Вам не становится хоть изредка скучно от такого однообразия?

– «Жизнь так скучна»[2]2
  У.Шекспир. Король Джон, III, IV.


[Закрыть], – процитировала Мойра. – И не изредка. Всегда.

Он кивнул.

– Мне везет, у меня дел по горло.

Мойра посмотрела на него.

– Можно, на той неделе я приеду и посмотрю вашу подводную лодку?

Он засмеялся, думая о том, сколько еще работы предстоит на борту.

– Нет, нельзя. На той неделе мы уходим в плаванье. – Это прозвучало не слишком любезно, и он прибавил: – А вас интересуют подводные лодки?

– Не очень, – как-то рассеянно сказала Мойра. – Я подумала, может, стоит поглядеть, но только если это вас не затруднит.

– Я буду рад показать вам «Скорпион», – сказал Тауэрс. – Но не на той неделе. Приезжайте-как-нибудь, и позавтракаем вместе, когда станет спокойнее и мы на борту не будем носиться как угорелые. Выберем спокойный день, и я смогу вам все показать. А потом, может быть, отправимся в город и где-нибудь поужинаем.

– Звучит заманчиво. Скажите, когда это будет, чтобы я могла предвкушать удовольствие?

Тауэрс чуть подумал.

– Не могу сейчас сказать точно. Примерно в конце недели я доложу о готовности, и, вероятно, в тот же день или назавтра нас пошлют в первый рейс. Потом надо будет какое-то время провести на верфи, и только после этого мы опять уйдем в плаванье.

– Первый рейс – это до Порт-Морсби?

– Я постараюсь пригласить вас до этого рейса, но поручиться не могу. Дайте мне свой телефон, тогда я примерно в пятницу позвоню, и мы условимся.

– Бервик 8641, – сказала Мойра. Дуайт записал номер. – Лучше звоните до десяти. По вечерам я редко бываю дома.

Он кивнул.

– Прекрасно. Может быть, в пятницу мы будем еще в море. Возможно, я позвоню в субботу. Но я непременно позвоню, мисс Дэвидсон.

Она улыбнулась:

– Меня зовут Мойра, Дуайт.

– Ладно, – засмеялся он.

После обеда, по дороге домой в Бервик, она подвезла его в своей коляске на станцию. И на прощанье сказала:

– До свиданья, Дуайт. Не уморите себя работой. – Потом прибавила: – Извините, что я так по-дурацки себя вела вчера вечером.

Он усмехнулся.

– Вредно смешивать коньяк с виски. Пускай это будет вам уроком.

Мойра засмеялась недобрым смехом.

– Меня уже не переучишь. Наверно, опять так же напьюсь сегодня вечером, и завтра тоже.

– Дело хозяйское, – невозмутимо отозвался Дуайт.

– В этом вся беда, – был ответ. – Надо мной нет хозяина, я сама себе хозяйка. Будь до меня кому-то дело, пожалуй, было бы по-другому, но уже не остается времени. То-то и горе.

Дуайт кивнул:

– До скорой встречи.

– А мы правда встретимся?

– Ну конечно. Я ведь сказал, что позвоню вам.

Он электричкой вернулся в Уильямстаун, а Мойра пустилась в своей тележке домой, за двадцать миль. Она доехала к шести часам, распрягла серую и отвела в стойло. Отец вышел помочь ей, вдвоем они закатили тележку в гараж, поставили рядом с неподвижно застывшим большим «фордом», напоили лошадь, задали ей овса и вошли в дом. Мать Мойры сидела с вязаньем на затянутой сеткой от москитов веранде.

– Здравствуй, родная, – сказала она. – Приятно провела время?

– Недурно, – ответила дочь. – Питер и Мэри вчера устроили вечеринку. Было очень забавно. Правда, я изрядно выпила.

Мать лишь вздохнула тихонько, по опыту зная, что протестовать бесполезно.

– Ляг сегодня пораньше, – только и сказала она. – В последнее время ты так часто полуночничаешь.

– Пожалуй, сегодня лягу рано.

– Что собой представляет этот американец?

– Славный. Очень спокойный и моряк моряком.

– Женатый?

– Я не спрашивала. Уж наверно был женат.

– Чем вы занимались?

Девушка подавила досаду – надоели эти допросы; мама всегда так, а времени слишком мало, жаль его тратить на пререкания.

– Днем ходили на яхте.

И она стала рассказывать матери о том, как прошла суббота, умолчав об истории с лифчиком и о многих подробностях вечера.

В Уильямстауне капитан Тауэрс прошел на верфь и затем на «Сидней». Он занимал здесь две смежные каюты, соединенные дверью в переборке, одна каюта служила ему рабочим кабинетом. Он отправил посыльного на «Скорпион» за дежурным офицером, и тотчас явился лейтенант Херш с пачкой приказов. Тауэрс взял их и внимательно перечитал. Почти все касались дел обыденных – заправиться горючим, запасти продовольствие, но было и нечто неожиданное: бумага из военно-морского ведомства. В ней говорилось, что на «Скорпион» командируется для научной работы сотрудник НОНПИ – Национальной Организации Научных и Промышленных Исследований. Подчиняться он должен австралийскому офицеру связи. Имя командированного – Дж.С.Осборн.

С бумагой в руке капитан Тауэрс поднял глаза на лейтенанта Херша.

– Послушайте, известно вам что-нибудь про этого малого?

– Он уже здесь, сэр. Прибыл утром. Я усадил его в кают-компании, а дежурному велел отвести ему на сегодняшнюю ночь каюту.

Капитан поднял брови.

– Ну, а что вам известно? Каков он с виду?

– Очень высокий и тощий. Волосы то ли русые, то ли серые. В очках.

– Возраст?

– Пожалуй, немного постарше меня. Но тридцати нет.

Капитан с минуту подумал.

– В кают-компании становится тесновато. Пожалуй, поместим его в одной каюте с капитан-лейтенантом Холмсом. Сейчас у вас на борту трое рядовых?

– Трое. Айзекс, Холмен и де Врайз. И еще боцман Мортимер.

– Скажите боцману, чтобы к шестой переборке спереди, поперек хода лодки, пристроили еще койку, изголовьем к правому борту. Пускай возьмет из носового торпедного отделения.

– Хорошо, сэр.

Тауэрс просмотрел вместе с лейтенантом остальные бумаги, в которых не было ничего из ряду вон выходящего, затем послал его за мистером Осборном. Когда штатский вошел, капитан указал ему на стул, предложил сигарету и отпустил лейтенанта.

– Вот поистине приятный сюрприз, мистер Осборн, – сказал он. – Я только что прочел приказ о вашем назначении к нам на «Скорпион». Рад с вами познакомиться.

– Боюсь, это довольно скоропалительное решение, – сказал ученый. – Я о нем узнал только два дня назад.

– На флоте нередко так бывает, – заметил капитан. – Что ж, начнем по порядку. Как вас зовут?

– Джон Симор Осборн.

– Женаты?

– Нет.

– Хорошо. На борту «Скорпиона» и любого другого военного судна вам надо обращаться ко мне «капитан Тауэрс» и время от времени называть меня «сэр». На берегу, вне службы, для вас я просто Дуайт… но не для младших офицеров.

Ученый улыбнулся:

– Очень хорошо, сэр.

– Выходили вы когда-нибудь в море на подводной лодке?

– Нет.

– На первых порах, пока не привыкнете, вам будет не очень уютно. Я распорядился отвести вам койку в офицерском отделении, и питаться вы будете в офицерской кают-компании. – Он оглядел безупречный серый костюм ученого. – Вероятно, вам понадобится другая одежда. Завтра утром на «Скорпион» явится капитан-лейтенант Холмс, поговорите с ним, он возьмет для вас со склада что нужно. Если вы спуститесь в этом костюме в подводную лодку, вы его загубите.

– Благодарю вас, сэр.

Капитан откинулся на спинку кресла, оглядел собеседника, отметил про себя: умное худощавое лицо, нескладная фигура.

– Скажите, а чем, собственно, вы будете у нас заниматься?

– Вести наблюдения и точные записи уровня радиоактивности в атмосфере и в океане, особое внимание уделять показателям под самой поверхностью воды и радиоактивности в самой лодке. Насколько мне известно, вы направитесь на север.

– Это известно всем, кроме меня. Наверно, так и полагается и когда-нибудь мне об этом скажут. – Он нахмурился. – Так вы предполагаете, что уровень радиоактивности в лодке станет расти?

– Не думаю. Очень надеюсь, что этого не случится. Сомневаюсь, чтобы это было возможно, пока лодка идет под водой, разве что при каких-то чрезвычайных обстоятельствах. Но следует быть начеку. Как я понимаю, если радиация вдруг сколько-нибудь заметно возрастет, вам желательно узнать об этом сразу.

– Безусловно.

Они стали обсуждать разные технические подробности. Почти вся аппаратура Осборна была переносная, ее не требовалось крепить в корпусе подлодки. Уже смеркалось, когда он облачился в предложенный капитаном комбинезон, и они вдвоем перешли на «Скорпион», чтобы проверить установленный на кормовом перископе детектор радиации и составить план его калибровки по эталону. Такая же проверка понадобилась для детектора, установленного в машинном отделении, да еще кое-какая техническая работа – в одной из двух оставшихся труб торпедных аппаратов, чтобы можно было брать пробы забортной воды. Лишь когда совсем стемнело, Тауэрс и Осборн поднялись обратно на «Сидней» и поужинали в огромной, гулкой пустой кают-компании.

Назавтра закипела бурная деятельность. Явившись с утра на «Скорпион», Питер первым делом позвонил приятелю в Оперативный отдел Адмиралтейства и надоумил хотя бы из вежливости сообщить наконец капитану подводной лодки то, что уже известно всем подчиненным ему офицерам-австралийцам, и замечания капитана внести в приказ о предстоящей операции. К вечеру план операции был доставлен и изучен, Джон Осборн одет, как полагается для работы на подводной лодке, работа над задним затвором торпедного аппарата закончена, и оба австралийца втискивали свои пожитки в отведенное им для этого невеликое пространство. Ночевали они на «Сиднее», а во вторник утром перебрались на «Скорпион». В считанные часы закончены были немногие оставшиеся работы, и Дуайт доложил о готовности к испытаниям. Им разрешили выход и, пообедав в полдень возле «Сиднея», они отчалили. Дуайт развернул лодку и на малой скорости повел ее к горловине залива.

Весь день кружили по заливу вокруг баржи с грузом слаборадиоактивных материалов, стоящей на якоре посреди залива, и измеряли уровень радиации; долговязый Джон Осборн без передышки носился по «Скорпиону», снимал показания разнообразных датчиков, обдирал длинные ноги о стальные трапы, карабкаясь вверх и вниз то в боевую рубку, то на мостик, больно стукался головой о переборки и маховички управления, вбегая в рулевую рубку. К пяти часам испытания закончились; группе ученых, выведших барку в залив, предоставили вернуть ее к берегу, а «Скорпион» направился в открытое море.

Всю ночь лодка, не погружаясь, держала курс на запад, и шла на ней самая обычная походная жизнь. На рассвете при свежем юго-западном ветре и довольно спокойном море миновали мыс Бэнкс (Южная Австралия). Здесь погрузились примерно на полсотни футов и дальше каждый час поднимались настолько, чтобы выставить перископ и оглядеться. Под вечер миновали мыс Борда на острове Кенгуру и на перископной глубине двинулись прямиком по проливу к порту Аделаида. В среду около десяти вечера в перископ увидели город; через десять минут, не всплывая на поверхность, капитан распорядился повернуть, и «Скорпион» опять вышел в открытое море. В четверг на закате прошли правее северной оконечности острова Кинг и повернули домой. Близ горловины залива Филипа всплыли на поверхность, едва забрезжил рассвет, вошли в залив и в пятницу ошвартовались рядом с авианосцем в Уильямстауне как раз вовремя, чтобы там позавтракать; как выяснилось, исправить и наладить надо было лишь несколько мелочей.

В то утро главнокомандующий военно-морскими силами вице-адмирал сэр Дэвид Хартмен явился осмотреть единственное подначальное ему судно, стоящее внимания. Инспекторский осмотр занял час, и еще четверть часа вице-адмирал обсуждал на командном пункте с Дуайтом и Питером Холмсом изменения, которые они предлагали внести в план предстоящего похода. Затем он отправился на совещание с премьер-министром, находящимся в это время в Мельбурне; ни один самолет уже не летал, а без воздушного сообщения федеральному правительству в Канберре действовать было не просто, заседания парламента становились все короче и созывались все реже.

В тот вечер Дуайт, как и обещал, позвонил Мойре Дэвидсон.

– Ну вот, – сказал он, – я вернулся в целости. На борту есть кое-какая работа, но совсем немного.

– Так могу я поглядеть вашу лодку? – спросила Мойра.

– Рад буду вам ее показать. Мы не уйдем в море до понедельника.

– Мне очень хочется ее осмотреть, Дуайт. Когда удобнее – завтра или в воскресенье?

Он минуту подумал. Если сниматься с якоря в понедельник, воскресенье, вероятно, окажется очень хлопотливым днем.

– Пожалуй, лучше завтра.

В свою очередь Мойра быстро прикидывала: она приглашена к Энн Сазерленд, придется Энн подвести, но все равно там вечер, наверно, будет прескучный.

– С восторгом приеду завтра, – сказала она. – Приехать поездом в Уильямстаун?

– Это лучше всего. Я вас встречу на станции. Каким поездом вы приедете?

– Я не знаю расписания. Пожалуй, первым, который приходит после половины двенадцатого.

– Отлично. Если в это время я буду занят по горло, я попрошу Питера Холмса или Джона Осборна, они вас встретят.

– Как вы сказали – Джон Осборн?

– Да. А вы его знаете?

– Австралиец из научного института?

– Он самый. Высокий, в очках.

– Вроде как моя дальняя родня: его тетушка замужем за одним из моих дядей. Он что, тоже в вашей команде?

– Вот именно. По ученой части.

– Он чокнутый, – предупредила Мойра. – Совершенно сумасшедший. Он угробит вашу лодку.

Тауэрс засмеялся.

– Ладно. Приезжайте и осмотрите ее, покуда ваш родич ее не потопил.

– С удовольствием приеду. До скорого, Дуайт, в субботу утром.

И на другое утро, никакими особыми делами не занятый, он встретил ее на станции. Она была вся в белом – белая юбка в складку, белая, с тонкой цветной вышивкой блуза немного в норвежском стиле, и туфли белые. Посмотреть на нее приятно, но, здороваясь, Тауэрс озабоченно сдвинул брови: спрашивается, как провести ее по «Скорпиону», по этому лабиринту механизмов в жирной смазке, чтобы она не перепачкала свой наряд, а ведь вечером он намерен поужинать с ней в ресторане.

– Доброе утро, Дуайт, – услышал он. – Долго ждали?

– Всего несколько минут. Вам пришлось очень рано выехать?

– Не так рано, как в прошлый раз. Папа меня подвез на станцию, и я захватила поезд в девять с минутами. А в общем, довольно рано. Вы дадите мне выпить перед обедом?

Он ответил не сразу:

– Дядя Сэм не одобряет спиртного на борту. Придется пить кока-колу или апельсиновый сок.

– Даже на «Сиднее»?

– Даже на «Сиднее», – был решительный ответ. – Не захотите же вы за одним столом с моими офицерами пить что-нибудь крепкое, когда они пьют кока-колу.

– Я хочу выпить перед едой чего-нибудь крепкого, как вы выражаетесь, – нетерпеливо сказала Мойра. – У меня во рту все пересохло, просто мерзость. Не хотите же вы, чтобы я при ваших офицерах закатила истерику. – Она огляделась по сторонам. – Тут где-то есть отель. Угостите меня стаканчиком заранее, и тогда на борту я стану пить кока-колу, а дышать на ваших офицеров коньяком.

– Хорошо, – невозмутимо сказал Тауэрс. – Отель тут на углу. Идемте.

И они отправились; в дверях Тауэрс неуверенно огляделся. Потом повел Мойру в дамскую гостиную.

– Как будто нам сюда?

– А вы не знаете? Неужели вы здесь еще не бывали?

Он покачал головой. Спросил:

– Вам коньяку?

– Двойную порцию, – был ответ. – Со льдом, и самую малость разбавить. Неужели вы сюда не заглядываете?

– Ни разу не заходил.

– Неужели у вас никогда не бывает охоты напиться вдрызг? – спросила Мойра. – Вечерами, когда нечем заняться?

– На первых порах бывало, – признался Тауэрс. – Но тогда я уходил в город. Не годится разводить пачкотню возле собственного дома. А через неделю-другую я это бросил. Толку все равно нет.

– Что же вы делаете по вечерам, когда лодка не в походе?

– Читаю газету или книгу. Иногда мы сходим на берег, идем в кино.

Подошел бармен, и Тауэрс заказал для нее коньяк и полпорции виски для себя.

– Очень нездоровый образ жизни, – объявила Мойра. – Я пошла в дамскую комнату. Присмотрите за моей сумочкой.

Она выпила еще одну двойную порцию коньяка, и только после этого он не без труда извлек ее из отеля и доставил в гавань, на «Сидней», оставалось лишь надеяться, что при его подчиненных она будет вести себя прилично. Но страхи оказались напрасны: с американцами она держалась скромно и учтиво. И только с Осборном проявила истинный свой нрав.

– Привет, Джон, – сказала она. – С какой стати вас сюда занесло?

– Я член команды, – ответил Осборн. – Занимаюсь научными наблюдениями. Главным образом всем мешаю.

– Капитан Тауэрс так мне и сказал. И вы вправду будете жить со всеми тут на подлодке? Все время?

– Похоже на то.

– А им известны ваши привычки?

– Простите, не понял?

– Ладно, я вас не выдам. Меня это не касается.

Она отвернулась и заговорила с капитаном Ландгреном.

Когда Ландгрен предложил ей выпить, она попросила апельсинового сока; приятно было посмотреть на нее в это утро в кают-компании «Сиднея», когда, стоя под портретом английской королевы, она пила с американцами апельсиновый сок. Пока она разговаривала с ними, капитан Тауэрс отвел офицера связи в сторону.

– Послушайте, – сказал он вполголоса, – ей нельзя спуститься на «Скорпион» в таком платье. Вы не могли бы подыскать для нее комбинезон?

Питер кивнул.

– Найдется комбинезон для работы в котельной. Надо думать, нужен самый маленький размер. А где она переоденется?

Капитан задумчиво потер подбородок.

– Вы не знаете подходящего места?

– Лучше вашей личной каюты не придумаешь, сэр. Там ей никто не помешает.

– Ну и наслушаюсь я тогда – от нее же самой.

– Не сомневаюсь, – сказал Питер.

Мойра пообедала с американцами, сидя в конце одного из длиннейших столов в кают-компании, потом в смежной каюте-гостиной пили кофе. Затем младшие офицеры вернулись каждый к своим обязанностям, а Мойра осталась с Питером и Дуайтом. Питер разложил на столе чистую, выглаженную одежду кочегара.