Текст книги "На берегу"

– Вот вам комбинезон, – сказал он.

Дуайт откашлялся.

– На подводной лодке слишком много смазки, мисс Дэвидсон, – пояснил он.

– Меня зовут Мойра.

– Хорошо, Мойра. Я думаю, лучше вам спуститься на «Скорпион» в комбинезоне. Боюсь, платье вы там перепачкаете.

Мойра взяла комбинезон, развернула.

– Полная перемена декораций, – заметила она. – А где мне можно переодеться?

– Я думаю, в моей личной каюте, – предложил Дуайт. – Там вас никто не побеспокоит.

– Надеюсь, хотя не так уж уверена. Я не забыла, что произошло на яхте. – Капитан рассмеялся. – Ладно, Дуайт, ведите меня в свою каюту. Надо же мне разок и на такое отважиться.

Дуайт отвел ее к себе в каюту и вернулся в гостиную ждать, пока она переоденется. В крохотной личной каюте капитана Мойра с любопытством огляделась. Прежде всего увидела фотографии, их было четыре. На всех молодая темноволосая женщина с двумя детьми: мальчику лет восемь-девять, девочка года на два младше. Один снимок был работой профессионального фотографа в хорошем ателье, остальные – увеличены с любительских снимков; на одном, похоже, пляж, вероятно берег озера. Мать с детьми сидят на трамплине для прыжков в воду. На другом – лужайка, возможно, перед жилищем Тауэрсов: на заднем плане видна часть белого деревянного дома и длинный автомобиль. Мойра стояла и с интересом разглядывала снимки; видимо, мать и дети были очень славные. Тяжело это, но по-другому сейчас не бывает. Что толку из-за этого мучиться.

Она переоделась, положила юбку с блузкой и сумочку на койку, скорчила гримасу своему отражению в маленьком зеркале и вышла в коридор на поиски хозяина. Он уже шел ей навстречу.

– Ну вот и я, – заявила Мойра. – Похожа на черта. Ваша подлодка должна быть великолепна, Дуайт, иначе этому маскараду нет оправдания.

Он со смехом взял ее под руку и повел.

– Конечно, моя лодка великолепна, – сказал он. – Лучшая в Соединенных Штатах. Теперь сюда.

Мойра чуть не сказала, что другой подлодки у Соединенных Штатов, наверно, вообще нет, но прикусила язык: незачем делать ему больно.

Дуайт провел ее по трапу на узкую палубу «Скорпиона», затем на мостик и принялся объяснять, как что устроено. Мойра мало что знала о кораблях и ровным счетом ничего о подводных лодках, но слушала внимательно и раза два удивила Тауэрса дельными, толковыми вопросами.

– Почему, когда вы погружаетесь, вода не льется в переговорную трубу? – спросила она.

– Поворачивается вот эта заглушка.

– А если вы забудете?

Он усмехнулся:

– Внизу, в машинном отделении есть еще одна.

Через узкий люк он спустился с нею в рубку. Некоторое время она в перископ осматривала гавань и сумела понять, что к чему, но как размещать балласт и избегать крена – это осталось для нее и загадочно и не слишком любопытно. С недоумением воззрилась она на хитроумные машины, зато с живейшим интересом осмотрела помещение, где спят и едят члены команды, а также камбуз.

– А как быть с запахом стряпни? – спросила она. – Как быть, когда у вас в подводном плаванье готовят капусту?

– Стараемся не готовить. Во всяком случае, не свежую капусту. Запах держится довольно долго. В конечном счете помогает освежитель, притом воздух сменяется, добавляется кислород. Часа через два уже почти не пахнет.

В своей крохотной каютке он предложил Мойре выпить чаю. Отпивая из чашки, она спросила:

– Вы уже получили приказ, Дуайт?

Он кивнул:

– Обходим Кэрнс, Порт-Морсби и Дарвин. Потом возвращаемся.

– Там ведь уже никого не осталось в живых, правда?

– Не уверен. Именно это нам и надо выяснить.

– И вы высадитесь на берег?

Он покачал головой:

– Не думаю. Все зависит от уровня радиации, но едва ли мы причалим. Может быть, даже не поднимемся на мостик. Если обстановка совсем скверная, наверно, останемся на перископной глубине. Потому-то мы и взяли на борт Джона Осборна: нам нужен человек, который по-настоящему понимает, насколько велик риск.

Мойра подняла брови.

– Но если даже нельзя выйти на палубу, откуда вам знать, есть ли на берегу кто-то живой?

– Можем позвать через громкоговоритель. Подойти как можно ближе к берегу и окликнуть.

– А услышите вы, если кто-нибудь отзовется?

– Не так ясно, как будем звать сами. Возле рупора мы укрепим микрофон, но чтобы услыхать, если кто закричит в ответ, надо подойти очень близко. Все же это лучше, чем ничего.

Мойра вскинула на него глаза.

– Дуайт, а бывал кто-нибудь раньше в тех местах, где сильная радиоактивность?

– Да, конечно. Это не так страшно, если вести себя разумно и не рисковать зря. Во время войны мы там довольно долго ходили – от Айва-Джаммы до Филиппин и потом на юг до острова Яп. Остаешься под водой и действуешь как обычно. Но, конечно, на палубу выходить не годится.

– Нет, я про последнее время. Был кто-нибудь в тех местах после того, как война кончилась?

Дуайт кивнул:

– «Меч-рыба», двойник нашего «Скорпиона», ходила в Северную Атлантику. С месяц назад она вернулась в Рио-де-Жанейро. Я ждал, что мне пришлют копию рапорта Джонни Дисмора – это капитан «Меч-рыбы», – но до сих пор ее не получил. В Южную Америку давно не ходил ни один корабль. Я просил, чтобы копню передали телетайпом, но радио загружено более срочными делами.

– А далеко зашла та лодка?

– Насколько я знаю, она описала полный круг, – сказал Тауэрс. – Обошла восточные штаты от Флориды до Мэна, углубилась в нью-йоркскую гавань до самого Гудзона, пока не наткнулась на рухнувший мост Джорджа Вашингтона. Прошла дальше, к Новому Лондону, к Галифаксу и Сент-Джону, потом пересекла Атлантический океан, вошла в Ла-Манш и даже в устье Темзы, но там далеко продвинуться не удалось. Потом они глянули на Брест и Лиссабон, но к этому времени уже кончались припасы и команда была в скверном состоянии, так что они вернулись в Рио. – Тауэрс помолчал. – Я пока не слыхал, сколько дней они шли под водой… а хотелось бы знать. Безусловно, они поставили новый рекорд.

– И нашли они хоть одного живого человека, Дуайт?

– Едва ли. Если б нашли, мы бы наверняка об этом услышали.

Мойра застывшим взглядом смотрела на узкий проход за занавеской, которая заменяла капитанской каюте стену, на сложную сеть труб и электрических кабелей.

– Можете вы себе представить, как это выглядит, Дуайт?

– Что именно?

– Все эти города, и поля, и фермы – и ни одного человека, ни единой живой души. Никого и ничего. У меня это просто в голове не укладывается.

– У меня тоже. Да я и не хочу себе это представить. По мне, лучше думать, что все выглядит как прежде.

– Ну а я ведь никогда в тех местах не бывала. Никогда не выезжала из Австралии, а теперь уже ничего другого и не увижу. Другие страны я знаю только по кино да по книгам… какие они были прежде. Наверно, уже никто никогда не снимет фильма о том, какие они теперь.

Дуайт покачал головой.

– Это невозможно. Насколько я понимаю, оператор бы не выжил. Думаю, о том, как теперь выглядит северное полушарие, знает один господь бог. – Он помолчал. – По-моему, это хорошо. Не хочется помнить, как кто-то выглядел после смерти, хочется помнить его живым. Вот так я предпочитаю думать о Нью-Йорке.

– Невообразимо. Не укладывается это у меня в голове, – повторила Мойра.

– И у меня тоже. По-настоящему не верится, просто не могу привыкнуть к этой мысли. Наверно, не хватает воображения. Но я и не хочу, чтоб хватило. Для меня все живо, все города, все уголки Штатов я вижу в точности такими, как прежде. И пускай они останутся такими до сентября.

– Ну конечно, – мягко сказала Мойра.

Он очнулся.

– Хотите еще чаю?

– Нет, спасибо.

Он снова вывел ее наверх; на мостике Мойра замешкалась, потирая ушибленную лодыжку, благодарно вдохнула морскую свежесть.

– Наверно, до черта противно внутри, когда подолгу не всплываешь, – сказала она. – Сколько времени вы пробудете под водой в этом рейсе?

– Недолго. Дней шесть, может быть, неделю.

– Должно быть, это ужасно вредно.

– Не физически, – возразил Дуайт. – Правда, недостает солнечного света. У нас есть пара ламп дневного света, но это совсем не то, что выйти наружу. Хуже всего погружение действует на психику. Иные люди – крепкие люди, в остальном вполне надежные – просто не могут долго оставаться под водой. Через какое-то время у всех сдают нервы. Нужен очень уравновешенный характер. Я бы сказал, невозмутимый.

Мойра кивнула – он сам в точности такой, подумалось ей.

– И вы все такие?

– Да, пожалуй. Во всяком случае, почти все.

– Смотрите в оба за Джоном Осборном, – предостерегла Мойра. – У него-то не очень спокойный нрав.

Дуайт посмотрел на нее с удивлением. Он прежде об этом не думал, в пробном походе ученый держался безукоризненно. Но после замечания Мойры капитан призадумался.

– Хорошо, непременно, – сказал он. – Спасибо за совет.

Они поднялись по трапу на «Сидней». В ангаре авианосца еще стояли самолеты, будто бабочки со сложенными крыльями; безмолвный корабль казался мертвым. Мойра приостановилась.

– Они уже никогда больше не полетят, правда?

– Думаю, не полетят.

– А хоть какие-нибудь самолеты еще летают?

– Я давно уже ни одного не видел в воздухе. Авиационного бензина осталось очень мало.

Молча, необычно притихшая, Мойра дошла с Тауэрсом до его каюты. Сбросила комбинезон, снова надела белую юбку и вышитую блузку – и воспрянула духом. Проклятые мрачные корабли, проклятая мрачная жизнь! Скорей бежать от всего этого, напиться, слушать музыку, танцевать! Перед зеркалом, перед фотографиями Дуайтовой жены и детей она ярко накрасила губы, нарумянила щеки, вернула блеск глазам. Вырваться из всего этого! Вон из этих стальных клепаных стен, вон отсюда сейчас же! Ей здесь не место. Скорее в мир романтических похождений, самообманов и двойных порций коньяка! Вон отсюда – обратно в свой, привычный мир!

С фотографий в рамках понимающе, одобрительно смотрела Шейрон.

В кают-компании навстречу гостье шел Тауэрс.

– Вы шикарно выглядите! – воскликнул он с восхищением.

Мойра коротко улыбнулась.

– Зато чувствую себя гнусно, – сказала она. – Уйдемте отсюда, хочу на свежий воздух. Пойдем в тот ресторан, выпьем, а потом поищем, где можно потанцевать.

– Как прикажете.

Он пошел переодеться в штатское, а Мойру оставил с Осборном.

– Выведи меня на взлетную палубу, Джон, – сказала Мойра. – Еще минута в этих железных коробках – и я начну визжать и кусаться.

– Я плохо знаю дорогу наверх, – признался Осборн. – Я ведь тут новичок.

Они набрели на крутой трап, ведущий наверх, к орудийной башне, опять спустились, побрели по длинному стальному коридору, спросили дорогу у встречного матроса и наконец поднялись в надстройку и вышли на палубу. На просторной, ничем не загроможденной взлетной палубе пригревало солнце, перед глазами синело море, дул свежий ветер.

– Слава богу, наконец-то я выбралась, – сказала Мойра.

– Как я понимаю, ты не поклонница флота, – заметил Осборн.

– А тебе здесь нравится?

Он немного подумал.

– Пожалуй, нравится. Будет довольно занятно.

– Смотреть в перископ на мертвецов. Я могла бы придумать более приятные-занятия.

Некоторое время шли молча.

– Важно знать, – сказал наконец Осборн. – Надо попытаться выяснить, что же произошло. Может быть, все обстоит не так, как мы думаем. Может быть, что-то поглощает радиоактивные элементы. Может быть, с периодом полураспада происходит что-то, о чем мы понятия не имеем. Даже если мы не откроем ничего хорошего, все-таки откроем что-нибудь новое. Не думаю, чтобы мы и вправду открыли что-то хорошее, обнадеживающее. Но все равно это забавно – узнавать.

– По-твоему, узнавать плохое – забавно?

– Убежден, – решительно сказал Осборн. – Иные игры забавны, даже если проигрываешь. Даже если знаешь, что проиграл, еще прежде, чем начнешь. Забавна сама игра.

– Престранное понятие об играх и забавах.

– Ты не хочешь смотреть правде в глаза, вот твоя беда, – сказал Осборн. – Что с нами случилось, то случилось, это непоправимо, а ты не хочешь с этим мириться. Но рано или поздно придется посмотреть правде в глаза.

– Ладно, – сердито сказала Мойра, – придется мне посмотреть правде в глаза. Если все, что ваша братия толкует, – верно, это будет в сентябре. Еще успею.

– Как угодно, – Джон Осборн усмехнулся. – Я не стал бы очень рассчитывать на сентябрь. Все может быть и на три месяца раньше или позже. Кто знает, возможно, нас прихватит уже в июне. А может быть, я еще успею поднести тебе подарок к Рождеству.

– Так вы ничего точно не знаете? – вскипела Мойра.

– Не знаем. Ничего подобного не бывало за всю историю человечества. – Физик чуть помолчал и неожиданно докончил: – А если б такое уже однажды случилось, мы бы сейчас об этом не беседовали.

– Скажи еще хоть слово, и я столкну тебя в воду.

Из надстройки вышел капитан Тауэрс, щеголеватый и подтянутый в синем костюме с двубортным пиджаком, и направился к ним.

– А я гадал, где вы оба, – заметил он.

– Извините, Дуайт, – сказала девушка. – Надо было вас предупредить. Мне захотелось на свежий воздух.

– Будьте осторожны, сэр, – сказал Осборн. – Она совсем рассвирепела. На вашем месте я держался бы подальше – неровен час она начнет кусаться.

– Он меня изводит, – пояснила Мойра. – Дразнит, как Альберт льва. Пойдемте отсюда, Дуайт.

– До завтра, сэр, – сказал физик. – В субботу и воскресенье я останусь на борту.

Дуайт с девушкой спустились с мостика внутрь. И когда шли по стальному коридору к трапу, Тауэрс спросил:

– Как же он вас дразнил, детка?

– По-всякому, – был туманный ответ. – Тыкал палкой мне в ухо. На поезд потом, Дуайт, сперва давайте выпьем. Мне станет получше.

Он повел ее все в тот же отель на главной улице. За выпивкой спросил:

– Сколько у нас сегодня времени в запасе?

– Последняя электричка отходит с Флиндерс-стрит в четверть двенадцатого. Мне надо на нее поспеть, Дуайт. Мама мне вовек не простит, если я проведу с вами ночь.

– Могу поверить. Но вы доедете до Бервика, а что дальше? Вас кто-нибудь встретит?

Мойра покачала головой.

– С утра мы оставили на станции велосипед. Если вы меня угостите, как надо, я, пожалуй, с него свалюсь, но он меня ждет. – Она допила двойную порцию коньяка. – Спросите мне еще, Дуайт.

– Только одну. А потом пойдем отсюда. Вы ведь обещали, что мы потанцуем.

– И потанцуем. Я заказала столик у Мэрайо. Я, когда пьяная, здорово топчусь.

– Я не хочу топтаться, – возразил Дуайт. – Я хочу танцевать.

Мойра взяла у него из рук стакан.

– Вы слишком многого требуете. Не тычьте больше мне палкой в ухо, это невыносимо. Да почти все мужчины вовсе и не умеют танцевать.

– И я не умею. Раньше в Штатах мы много танцевали. Но с начала войны я не танцевал ни разу.

– По-моему, вы очень скучно живете.

После второй порции коньяка Дуайту все же удалось увести ее из отеля, и уже в сумерках они пришли на станцию. Через полчаса приехали в город и вышли на улицу.

– Еще рановато, – сказала Мойра. – Давайте пройдемся.

Он взял ее под руку, чтобы уверенней вести сквозь субботнюю вечернюю толпу. Почти во всех витринах красовалось вдоволь всяких соблазнов, но лишь немногие магазины открыты. Рестораны и кафе набиты битком и явно процветают; бары закрыты, но на улицах полно пьяных. Кажется, в городе царит буйное, ничем не омраченное веселье, скорее в духе 1890 года, а отнюдь не 1963-го. На широких улицах никакого транспорта, кроме трамваев, и люди шагают прямо по мостовой. На углу Суонстон и Коллинз-стрит какой-то итальянец играет на большущем, безвкусно изукрашенном аккордеоне – и, надо сказать, играет отлично. И вокруг под эту музыку танцуют. Дуайт с Мойрой проходили мимо кинематографа «Королевский», перед ними, шатаясь, ковылял какой-то человек – и вдруг упал, продержался немного на четвереньках, потом, мертвецки пьяный, скатился в водосточную канаву. Никто не обратил на него внимания. Полицейский, что проходил по тротуару, приостановился, перевернул упавшего, небрежно осмотрел и зашагал дальше.

– Ну и веселье здесь вечером, – заметил Дуайт.

– Сейчас уже не так скверно, – ответила Мойра. – Сразу после войны было куда хуже.

– Знаю. По-моему, люди от этого устают. – И, немного помедлив, Тауэрс докончил: – Вот как я устал.

Мойра кивнула.

– И потом, сегодня суббота. В обычные вечера здесь тихо и мирно. Почти как до войны.

Они подошли к ресторану. Владелец встретил их приветливо, он хорошо знал Мойру: она бывала в его заведении по крайней мере раз в неделю, а то и чаще. Дуайт Тауэрс заходил сюда всего раз пять-шесть, он предпочитал свой клуб, но метрдотель знал, что это капитан американской подводной лодки. Поэтому обоим оказали достойный прием, отвели удобный столик в углу, подальше от оркестра; они заказали напитки и ужин.

– Очень славные здесь люди, – одобрительно сказал Дуайт. – Я ведь прихожу не так часто, и когда прихожу, трачу не так много.

– А я прихожу очень часто. – Мойра на минуту задумалась. – Знаете, вы очень везучий человек.

– Почему вы так считаете?

– У вас есть дело, вы все время заняты.

Раньше капитану Тауэрсу и в мысль не приходило, что он счастливчик.

– Да, верно, – медленно произнес он. – Мне и правда некогда болтаться зря и валять дурака.

– А мне есть когда. Больше мне нечем заняться.

– Вы что же, совсем не работаете? Никаких обязанностей?

– Никаких. Иногда гоняю по нашим полям вола с бороной, ворошу навоз. А больше делать нечего.

– По-моему, вам бы неплохо найти какую-то службу в городе.

– По-моему тоже, – не без язвительности ответила Мойра. – Но это совсем не так просто. Перед самой войной я получила диплом с отличием в нашей лавочке, моя специальность – история.

– В лавочке?

– В университете. Потом думала выучиться машинописи и стенографии. Но какой смысл потратить на это год? Я бы не успела закончить курс. А если бы и закончила, никакой работы не найдешь.

– Вы хотите сказать, что деловая жизнь сходит на нет?

Мойра кивнула.

– Очень многие мои подруги остались не у дел. Предприниматели и коммерсанты не работают, как прежде, и им не нужны секретари. Половина папиных друзей раньше где-нибудь да служила, а теперь они просто не ходят в свои конторы. Сидят у себя дома, вроде как вышли в отставку. Понимаете, масса учреждений и предприятий позакрывались.

– Пожалуй, в этом есть смысл, – заметил Дуайт. – Если у человека хватает денег на жизнь, он имеет право последние месяцы прожить, как пожелает.

– И девушка тоже имеет на это право, – сказала Мойра. – Даже если, чем гонять на ферме вола и раскидывать по полю навоз, она пожелает заняться совсем другими делами.

– А работы нет никакой?

– Я ничего не могла найти. Хотя очень старалась. Но понимаете, я даже на машинке печатать не умею.

– Можете научиться, – сказал Дуайт. – Можете поступить на те курсы, вы же собирались.

– А какой смысл? Ведь я не успею закончить и не смогу применить свои знания на практике.

– Но у вас будет занятие. Вместо двойных порций коньяка.

– Все равно чем, лишь бы заняться? – переспросила Мойра. – Отвратительно.

Она беспокойно барабанила пальцами по столику.

– Это лучше, чем пить лишь бы пить, – возразил Тауэрс. – Не болит голова с похмелья.

– Закажите мне еще двойную порцию, Дуайт, – с досадой сказала Мойра. – А потом посмотрим, умеете ли вы танцевать.

Ощущая что-то вроде жалости, он повел ее танцевать. До чего же она сейчас уязвима. Поглощенный своими заботами и обязанностями, он как-то ни разу не подумал, что и у тех, кто молод и не успел обзавестись семьей, теперь хватает огорчений и разочарований. Надо постараться, чтобы она приятно провела вечер, решил он и заговорил о фильмах и мюзиклах, которые они оба видели, об общих знакомых.

– Холмсы чудаки, – сказала между прочим Мойра. – Мэри просто помешана на своем саде. Они сняли эту квартиру на три года, и она собирается осенью посеять всякую всячину, которая взойдет только на следующий год.

Дуайт улыбнулся.

– По-моему, очень правильная мысль. Мало ли, что может быть. – И опять перевел разговор на – не столь опасную тему: – Видели вы в «Плазе» фильм Дэнни Кея?

Яхты и парусные гонки – темы совсем безопасные, поговорили и об этом. Под конец ужина немного развлеклись эстрадным представлением, потом опять танцевали. А потом Мойра объявила:

– Я – Золушка. Нельзя опоздать на поезд, Дуайт.

Она прошла в гардеробную, а Дуайт уплатил по счету и встретил ее в дверях. Улицы уже обезлюдели; музыка утихла, рестораны и кафе закрылись. Оставались только пьяные – шатаясь, бесцельно бродили взад-вперед или сваливались замертво и засыпали прямо на тротуарах. Мойра сморщила нос:

– Не понимаю, почему это не прекратят. До войны такого не бывало.

– Задача не из легких, – задумчиво сказал Дуайт. – И на лодке опять и опять с этим сталкиваешься. Я считаю, на берегу каждый вправе делать что хочет, лишь бы не мешал другим. В такое время, как сейчас, многие просто не могут без спиртного. – Он оглядел полицейского на углу. – Видно, и ваши полицейские того же мнения, по крайней мере здесь, в городе. Я еще ни разу не видел, чтобы пьяного забрали, а уж если – так не за то, что напился.

Прощаясь на станции. Мойра поблагодарила его и пожелала спокойной ночи.

– Чудный был вечерок, – сказала она. – И весь день тоже. Спасибо вам за все, Дуайт.

– Мне тоже было очень приятно, Мойра, – ответил он. – Я уже сто лет не танцевал.

– А танцуете совсем не плохо, – заметила Мойра. Потом спросила: – Вы уже знаете, когда надо будет идти на север?

Он покачал головой:

– Пока не знаю. Как раз перед тем, как мы сошли на берег, мне передали, что в понедельник утром мне и капитан-лейтенанту Холмсу надо явиться к адмиралу Хартмену. Думаю, тогда мы получим все распоряжения и, возможно, уже днем отчалим.

– Желаю удачи, – сказала Мойра. – Вы мне позвоните, когда вернетесь в Уильямстаун?

– Ну конечно. С удовольствием. Может быть, мы опять пройдемся на яхте или поужинаем и потанцуем, как сегодня.

– Вот будет весело! А теперь надо бежать, не то мой поезд уйдет. Еще раз до свиданья и спасибо за все.

– Сегодня было очень весело, – сказал Дуайт. – До свиданья.

Он стоял и смотрел ей вслед, пока она не скрылась в толпе. Сзади, в легком летнем платье, она немного напоминает Шейрон – или, может быть, он уже забывает и путает? Нет, и правда немного напоминает Шейрон – почти такая же походка. А больше ничего общего. Быть может, оттого она ему и нравится – самую малость чем-то напоминает жену.

Он круто повернулся и пошел к поезду на Уильямстаун.

Наутро он отправился в Уильямстаунскую церковь – если только позволяли обстоятельства, он никогда не пропускал воскресную службу. А в понедельник в десять утра они с Питером Холмсом были уже в приемной главнокомандующего военно-морскими силами вице-адмирала Дэвида Хартмена.

– Он сию минуту вас примет, сэр, – сказал секретарь. – Насколько мне известно, он поедет с вами обоими в резиденцию правительства.

– Вот как?

Лейтенант кивнул.

– Он распорядился подать машину. – Тут зажужжал зуммер, молодой человек скрылся в кабинете и тотчас вышел. – Заходите, пожалуйста.

Они прошли в кабинет. Вице-адмирал поднялся им навстречу.

– Доброе утро, капитан Тауэрс. Доброе утро, Холмс. Премьер-министр хочет поговорить с вами перед вашим походом, так что сейчас мы к нему отправимся. Но сначала я хочу вручить вам вот это. – Он повернулся и взял со стола объемистую пачку отпечатанных на машинке листов. – Это доклад командира американской подводной лодки «Меч-рыба» о его походе из Рио-де-Жанейро в Северную Атлантику. – Он подал машинописные листы Дуайту. – Очень жаль, что это получено с таким запозданием, но радиостанции Южной Америки чрезвычайно загружены, а доклад очень длинный. Возьмите его с собой и почитайте на досуге.

Американец взял пачку, с любопытством полистал.

– Это будет для нас драгоценным подспорьем, сэр. Есть тут что-нибудь такое, что повлияет на план операции?

– Не думаю. Он обнаружил высокую радиоактивность – атмосферную радиоактивность – на всем обследованном пространстве, на севере, естественно, больше, чем на юге. Погрузился он… давайте-ка посмотрим… – Вице-адмирал взял у Дуайта бумаги, быстро перевернул несколько страниц. – Погрузился на втором градусе южной широты, возле Парнаибы и весь рейс шел с погружением; когда возвращался, всплыл опять на поверхность только на пятом градусе южной широты вблизи Сан-Роке.

– Сколько же времени он оставался под водой, сэр?

– Тридцать два дня.

– Наверно, это рекорд.

Вице-адмирал кивнул:

– Как будто так. Кажется, где-то он об этом упоминает. – Он отдал Тауэрсу бумаги. – Так вот, возьмите это и внимательно прочитайте. Получите представление об обстановке на севере. Кстати, если вы захотите сами с ним связаться, он направился на «Меч-рыбе» в Уругвай. Сейчас он в Монтевидео.

– А в Рио становится опасно, сэр? – спросил Питер.

– Да, это надвигается все ближе.

Они вышли из кабинета, во дворе ждал электробус. Он бесшумно покатил по пустынным городским улицам на обсаженную деревьями Коллинз-стрит, к зданию правительства. Через несколько минут они уже сидели вокруг стола в обществе премьер-министра Австралии Доналда Ритчи.

– Я хотел увидеть вас до вашего отплытия, капитан, – сказал премьер, – хочу сказать несколько слов о цели вашего рейса и пожелать удачи. Я ознакомился с планом операции, мне почти нечего добавить. Вы направляетесь к Кэрнсу, Порт-Морсби и Дарвину и доложите о том, какова там обстановка. Разумеется, особенно интересно выяснить, уцелела ли там хоть какая-то жизнь, будь то люди или животные. И сохранилась ли растительность. И морские птицы, если вам удастся что-нибудь о них узнать.

– Это, думаю, будет нелегко, сэр, – заметил Дуайт.

– Да, я тоже так полагаю. Во всяком случае, насколько мне известно, с вами отправляется ученый из НОНПИ.

– Да, сэр, мистер Осборн.

Премьер-министр привычно провел рукой по лицу.

– Так вот. Я не хочу, чтобы вы подвергали себя опасности. Более того, я запрещаю вам рисковать. Мне нужно, чтобы-вы вернулись, сохранив лодку в целости и команду в добром здоровье. Будьте осторожны, когда решаете, выйти ли вам самому на палубу, всплыть ли лодке, следуйте советам вашего научного консультанта. Вот рамки, которыми вы ограничены, в этих пределах нам нужны все сведения, какие только можно получить. Если позволит уровень радиации, неплохо бы выйти на берег и осмотреть города. Но едва ли это возможно.

Вице-адмирал покачал головой.

– Сильно сомневаюсь. Думаю, когда вы достигнете двадцать второго градуса южной широты, вам уже надо будет погрузиться.

Американец быстро прикинул:

– Это южнее Таунсвила.

– Да, – медленно произнес премьер. – Да. В Таунсвиле еще есть живые люди. Вам категорически запрещается туда заходить, разве что военно-морское ведомство особым приказом изменит план операции. – Он поднял голову и посмотрел американцу в глаза. – Вам это может показаться жестокостью, капитан. Но вы ничем не в силах им помочь, а дать им увидеть вашу лодку значит только пробудить напрасные надежды. И кроме всего прочего, обстановка в Таунсвиле нам известна. У нас еще есть с ними телеграфная связь.

– Я понимаю, сэр.

– И последнее, о чем я должен вас предупредить. Вам категорически запрещается во время рейса брать кого бы то ни было на борт, разве только вы получите на это особое разрешение по радио от Адмиралтейства. Я уверен, вы понимаете, насколько важно, чтобы ни вы, ни члены вашей команды ни в коем случае не соприкасались с человеком, подвергшимся облучению. Вам все ясно?

– Все ясно, сэр.

Премьер-министр поднялся.

– Итак, удачи вам всем. Буду ждать новой встречи с вами через две недели, капитан Тауэрс.