Текст книги "До слез. Истории из отделения неотложной помощи"

Как стать хорошим пациентом

Правительство хочет, чтобы приоритетную роль в медицине играл выбор пациента. А я бы предпочел, чтобы приоритетную роль играл выбор врача. Нужна система, которая позволяла нам самим выбирать, каких пациентов мы хотим видеть у себя в отделении, записывать их на прием в зависимости от того, насколько «хорошие» это пациенты. Этому, конечно, не бывать. Но я все равно составил список шутливых требований, которые пациент должен выполнить, чтобы считаться «хорошим» с точки зрения врача неотложки.

1. Получите какую-нибудь травму.

2. …или какое-нибудь заболевание, требующее неотложной помощи.

3. Всегда, без исключения, если у вас нет ни пункта 1, ни пункта 2, сначала обращайтесь к своему врачу общей практики. Ему за это заплатят гораздо больше, чем мне.

4. …даже если вам не хочется его беспокоить.

5. …даже если вам придется 2 часа ждать, когда он вас примет.

6. См. пункт 3 – просто чтобы проверить, хорошо ли вы его запомнили.

7. Не обращайтесь к нам только потому, что вам это посоветовал юрист с «условным гонораром» и не менее условным чувством собственного достоинства.

8. Если у вас уже более 2 дней болит спина/колено/лодыжка, попробуйте сначала выпить обезболивающее, а если не поможет, тогда уже приходите ко мне.

9. Не забудьте взять с собой список лекарств, которые вы принимаете. Как ни смешно это звучит, у нас нет доступа к компьютерным данным амбулаторных врачей, поэтому, к сожалению, я понятия не имею, какие вы пьете таблетки. А чтобы получить доступ к вашей карточке, нужно около 4 часов, поэтому не стоит говорить: «Список должен быть в моей карточке». Кроме того, обратите внимание, что на свете тысячи «маленьких беленьких таблеточек». Поэтому даже если вы скажете, что они горькие на вкус, увы, мне это не поможет точно определить, какие конкретно лекарства вы принимаете.

10. Не обращайтесь к нам только потому, что вам одиноко и не с кем поговорить. Сходите в паб. Ну или к своему лечащему врачу.

11. Не вызывайте скорую только потому, что не хотите тратить деньги на такси (скорая помощь предназначена для тех, кому она действительно нужна).

12. …или потому, что вы думаете, что благодаря этому вас быстрее примет врач, – ничего подобного.

13. Не напоминайте мне, что вас надо принять, осмотреть и выписать в течение 4 часов, – я и сам это знаю, но я же не сижу без дела: возможно, просто осматриваю кого-то, кто чувствует себя еще хуже, чем вы, возможно, этот «кто-то» отвечает и критерию 1, и критерию 2.

14. Если уж вы все-таки упоминаете «правило четырех часов» (См. пункт 13), то, по крайней мере, сначала разберитесь, на что вы имеете право, и не выдумывайте прав, которых не существует.

15. Не грубите врачам/медсестрам/работникам регистратуры и т. д. Не надо нелестно отзываться о моей маме только потому, что я не желаю осмотреть вас раньше того парня, который в критическом состоянии в реанимации. Ваше «спасибо» и пара приятных слов могу значительно улучшить настроение медперсонала и помогут вам гораздо быстрее добиться желаемого, чем жалобы.

16. Никаких проявлений расизма. Вообще никаких. Национальная система здравоохранения рухнула бы, если бы в числе ее сотрудников не было представителей разных национальностей и рас. Сказав что-нибудь вроде «я не буду лечиться у черномазого врача», вы, скорее всего, не будете лечиться ни у какого врача.

17. Никаких проявлений гомофобии. Насколько мне известно, 96,7 % всех медбратьев в отделении неотложной помощи – геи (и они усиленно работают над тем, чтобы переманить на свою сторону оставшиеся 3,3 %). Конечно же, это не точная цифра, это я просто шучу… на самом деле их намного больше.

18. Если вы из дома престарелых, не в себе, пожалуйста, возьмите с собой в больницу сиделку, которая ухаживает за вами и знает, почему вас направили в отделение неотложной помощи.

19. Если вам показалось, что в нашем отделении с вами обошлись очень хорошо, пожалуйста, напишите нам письмо с благодарностью. Честное слово, бывают дни, когда благодарность одного пациента заставляет тебя почувствовать, что ты работаешь не напрасно.

20. Рассказывайте нам анекдоты, только, пожалуйста, смешные.

21. Не заигрывайте с медсестрами или врачами женского пола – это моя прерогатива.

22. Когда увидите, что доктора сидят за столом, не надо жаловаться, что мы сидим и треплемся: мы заполняем больничные листы и консультируемся со специалистами. И только иногда действительно треплемся.

23. Когда вас спрашивают, что случилось, постарайтесь управиться с рассказом меньше, чем за 10 минут.

24. Аналогичным образом, если вы рассказываете, что на вас напали, не нужно во всех подробностях объяснять, почему это случилось «не по вашей вине».

25. Не нужно говорить врачам женского пола: «Сестра, когда уже придет доктор?»

26. Когда в регистратуре вас просят дать информацию о себе, не нужно говорить: «Я сюда лечиться пришел, а не жениться, ха-ха-ха!»

27. Если я пошутил, будьте любезны смеяться.

28. Не забывайте, что закон не запрещает мне зевать в 4 часа утра, то есть в середине моей двенадцатичасовой смены, так что не надо говорить: «Я вам поспать не дал?»

29. Если специалист, к которому я вас направил, задает те же вопросы, которые ранее задавал я, пожалуйста, постарайтесь отвечать ему то же, что и мне.

30. Если вы не согласны с тем, как я вас лечу, сообщите мне об этом как можно скорее. Я ведь не полицейский и не тюремный надзиратель, не могу вас удерживать в больнице против воли. Поэтому постарайтесь сообщить мне об отказе от госпитализации прежде, чем я организую для вас место в палате и назначу дорогостоящие анализы.

31. Болейте чем-нибудь таким, что можно либо вылечить за 4 часа, либо использовать как предлог для госпитализации. Не обращайтесь со сложными проблемами, которые могут потребовать затратных по времени анализов, ведь нельзя нарушать драгоценное «правило 4 часов», правда же?

32. Постарайтесь понять, что у врача тоже есть чувства. Может быть, у него на глазах только что умер ребенок, или ему пришлось сообщить печальную новость родственникам пациента. А может быть, он работает уже шестую ночь подряд и скучает по семье. Мы тоже носим с собой эмоциональный багаж, который наш профессиональный фасад не позволяет демонстрировать окружающему миру. Будьте к нам немного более терпимы, вежливы и дружелюбны и постарайтесь сразу не писать жалобы, если вам приходится ждать своей очереди.

33. Если вы постараетесь выполнять требования с 1 по 32, то можете (почти наверняка) рассчитывать, что в отделении неотложной помощи вам окажут своевременную и качественную помощь.

Проклятые правила бухучета

То, как отрицательно правила бухучета сказываются на лечении больных, раздражает не только меня. На прошлой неделе я ездил на конференцию, где услышал от коллеги, тоже врача неотложной помощи, историю про одного пациента. Это был 45-летний мужчина, которого все достало (я имею в виду пациента, конечно, а не врача – 33-летнюю женщину, хотя и ее тоже все достало), и он обратился в отделение неотложной помощи, потому что не знал, что еще предпринять. У него было онемение большого, среднего и указательного пальцев – туннельный запястный синдром. Это его так беспокоило, что он даже плохо спал. Пациент обращался со своей проблемой к врачу общей практики, а тот направил его к хирургу, который мог бы разрешить проблему, сделав пару крошечных надрезов на запястье. Тем не менее больной так и не попал ни к хирургу, ни на операцию. При том, что у врача было свободное время; в больнице были новенькие операционные; в дневном стационаре было много свободных мест, потому что большую часть пациентов переманил к себе открывшийся неподалеку частный медицинский центр. Дополнительные издержки для Национальной службы здравоохранения (шовный материал, скальпели, бинты и т. д.) были бы минимальны; фиксированные издержки (плата за использование операционной, работа хирурга и медсестер) уже были покрыты. Проблема была лишь в том, что по новым правилам расходования бюджетных средств оплата за каждую конкретную операцию идет из траста первичной медицинской помощи, а по месту жительства пациента ресурсы траста были перерасходованы. Его визит к хирургу пришлось перенести на апрель, чтобы он пришелся на новый финансовый год. Поскольку ожидание при этом составляло менее 18 недель, траст в этом случае укладывался в нормативы; управление было довольно, потому что выплату удалось отложить до апреля, а правительство могло с чувством выполненного долга заявить, что все нормативы выполнены.

Кто остался недоволен, так это хирурги и персонал операционной, которые скучали, не зная, чем заняться, и доктор неотложки, которому пришлось в 2 часа ночи выписывать обезболивающие пациенту с жалобой, которую можно было разрешить еще несколько недель назад. Ну и давайте, конечно же, не будем забывать о пациенте.

Я не претендую на то, что хорошо разбираюсь в деталях бухучета; не отличаюсь особыми способностями к финансовому менеджменту (поэтому у меня все время такие счета по кредитным картам), но и мне ясно, что это безумие. Когда финансовая сторона и организационная сторона медицины не сотрудничают, а соперничают, исход один: менеджеры среднего звена, как говорится, за деревьями не видят леса. Вот и в этом конкретном случае никто не заметил, что принятое решение хоть и сэкономит немного денег для траста в целом, но при этом будет стоить кучу денег больнице, вызовет возмущение медперсонала и явное недовольство пациента. Мистер Блэр, вы просто молодец: такого ужасного менеджмента наша система здравоохранения еще не видела.

Обращайтесь к нам в отделение, пожалуйста!

Вы, наверное, заметили, что я очень много жалуюсь на людей, которые обращаются в отделение неотложной помощи без необходимости. Но вот сегодня у меня был пациент, который, к моему великому изумлению, не хотел «беспокоить нас». Это был мужчина 55 лет, строитель. Шестью днями ранее он пролил на руку расплавленный асфальт. Он не хотел никого беспокоить, поэтому намазал руку кремом и перевязал. Рука еще болела, но он все равно не хотел никому надоедать и просто принял побольше обезболивающих. И только когда он снял рубашку и ожог увидел его коллега, больного убедили обратиться в неотложку.

У него был небольшой по площади, но глубокий ожог, окруженный участком с менее глубоким поражением тканей; нервы тоже были затронуты. Болело наверняка просто ужасно. Я не понимаю, как он мог так стойко переносить боль и как за это время не умер от заражения крови. Мы сразу же отправили его в местное ожоговое отделение; там сделают пересадку кожи, но все же есть вероятность, что он потеряет руку.

Я много раз видел людей, которые точно так же стараются не обращать внимание на проблему и не обращаются к врачу. Чаще всего это бывает, когда у человека болит за грудиной или он начинает задыхаться. Если у вас возник один из этих симптомов, пожалуйста, приходите к нам в отделение, и как можно скорее. И то же самое следует сделать, если вы пролили себе на руку расплавленный асфальт.

Беда с наркотиками

Я живу в «торчащем» городе. Не в смысле рельефа, а в смысле наркоты. Сегодня у меня было три интереснейших пациента, и все они попали к нам из-за наркотиков.

Первый – потому, что впервые попробовал «экстази» и не мог справиться с чувством тревоги. Я сначала пытался успокоить его и объяснить, что это последствия приема наркотика, но ничего не помогало. Он продолжал орать: «Мне нужен ритм!» Я дал ему диазепам, но это тоже не сработало. «Я хочу танцевать!» – кричал он.

Будучи приверженцем холистической медицины, я решил попробовать другую тактику. Попросил одну из моих коллег-медсестер помочь мне и изобразить битбокс. Ее, конечно, удивила моя просьба, но она согласилась и начала повторять «бум, бум, бум» в ритме, типичном для R&B, а я добавил к этому ритму звуки «оооооооу, ооооооооу». Мой больной радостно кивнул и начал двигаться в ритме нашего импровизированного выступления. Уже через 3 минуты он почувствовал себя гораздо лучше и стал более спокойным и покладистым. Я дал ему еще диазепама. Вскоре пациент перестал двигаться, мы перестали изображать битбокс, и он уснул прямо на каталке. Через 5 часов (хотя в компьютер, думаю, записали 4 часа) он выписался, довольный и расслабленный.

Дальше мне пришлось наблюдать последствия употребления коктейля из нескольких препаратов, включая кетамин. Пациентом был подросток без сознания и в сопровождении родителей, которые были вне себя от волнения. Поскольку больной был без чувств, его нужно было интубировать, чтобы защитить дыхательные пути и избавить от риска захлебнуться собственной рвотой. В итоге он 3 дня провел в палате интенсивной терапии, причем за мой и ваш счет – за счет налогоплательщиков.

Следующим моим пациентом был 29-летний парень, у которого начались боли в груди, потому что он принял слишком много кокаина. Есть мнение, что кокаин – безопасный «модный» наркотик. Это не так. Вещество вызывает выраженную психологическую зависимость и может приводить к спазму коронарных артерий. Именно это и случилось с моим пациентом. Его почти сразу направили в отделение кардиореанимации, где он был младше остальных больных примерно на 40 лет. Состояние эйфории у него скоро прошло, а вот повреждение сердца осталось.

Работать в отделении неотложной помощи очень увлекательно: можно увидеть самые разные, странные и удивительные побочные эффекты от приема препаратов. Но иногда это довольно страшно. Двое из трех пациентов занимают серьезные должности, и их работа подразумевает ответственность за других людей.

Домой на Рождество

Я был недоволен тем, что мне пришлось работать на Рождество. Очень хотел бы взять выходной, чтобы провести его с семьей. Но, увы, люди не могут заболевать исключительно с 9 до 5 с понедельника по пятницу, и, наверное, когда выбираешь такую работу, то к этому надо быть готовым. Ну разве что ты большой начальник, тогда можешь все самые невыгодные смены навесить на своих подчиненных.

Впрочем, мое легкое возмущение вскоре улетучилось, когда поступил первый за смену пациент со «значительным» заболеванием. Это был паренек лет двадцати, который попал в дорожно-транспортное происшествие; со скорой сообщили, что привезут его через 10 минут. (Впрочем, сейчас, кажется, нужно использовать термин «дорожно-транспортный инцидент»: как говорят в дорожной полиции, слово «происшествие» подразумевает, что никто не виноват и что это произошло случайно. А такое бывает крайне редко.)

Парень, как поется в известной песне, «ехал домой на Рождество» [8]8
  «Driving home for Christmas» – строка из песни известного исполнителя Криса Ри.


[Закрыть]. Чего в песне не было, так это того, что ехал он домой на Рождество очень быстро, потому что опаздывал к праздничному столу. А в канун праздника он допоздна кутил с друзьями. Позже мы выяснили, что в 10 часов утра содержание алкоголя в его крови превышало все нормы, потому что он закончил гулять 8 часов назад.

Нам позвонили со скорой в 10 утра. Он ехал со скоростью 145 км/ч. Кроме него, участников ДТП не было: просто, кажется, машина перевернулась и ее протащило метров 50 вверх тормашками. Пассажиров в машине не было, а сам парень, к счастью, был пристегнут, и в машине сработали подушки безопасности. Я вызвал травматологическую бригаду. В ее состав входят анестезиологи, хирурги и хирурги-ортопеды, которые в данный момент на дежурстве, а в дневное время занимаются повседневной работой в соответствующих отделениях, палатах и операционных. Они спускаются к нам в неотложку, когда нужна их помощь, профессиональные навыки и знания в сфере лечения травм. Обычно пациента с травмой ведет врач нашего отделения (вроде меня), который полностью несет за него ответственность, пока тот находится здесь. Моя работа заключается в том, чтобы координировать усилия медперсонала, принимать решения, глядя на ситуацию, так сказать, под широким углом (а не концентрируясь на конкретной части тела), назначать препараты и исследования и объяснять пациенту, что происходит.

Как только парня привезли в отделение, я понял, что ему объяснять ничего не придется. Голова была в крови, он был без сознания. Первичный осмотр показал, что у него сломаны обе ноги. К счастью, грудная клетка и брюшная полость не были серьезно затронуты.

Основная проблема была с головой. В такой ситуации сразу возникают две непосредственные угрозы. Во-первых, может начаться тошнота, рвотные массы могут попасть в дыхательные пути и закупорить их. Во-вторых, если у него внутримозговое кровоизлияние, то давление в мозге начнет расти, что в конечном итоге приведет к повреждению участка, ответственного за дыхание, – тоже ничего хорошего.

Обе эти проблемы решаются одним способом: за счет интубации (т. е. пациенту дают наркоз и подключают его к аппарату искусственного дыхания). Пока этим занимались анестезиологи, мы с хирургами-ортопедами пытались остановить кровотечение из переломанных ног пациента. Для этого обычно бывает нужно вправить сломанные кости. Тут нет ничего сверхсложного: просто вытянуть кости, чтобы они находились визуально под правильным углом. Более тщательно поработать над ними можно будет позже, а пока у пациента есть более неотложные нужды.

Когда его интубировали, мы позвонили врачу-рентгенологу и попросили приехать и сделать больному томографию всего тела с расшифровкой. На удивление, он не стал возражать и через 10 минут был в больнице: недовольный, как всегда, но все же приехал. На снимке обнаружилось крупное кровоизлияние в мозг, означающее, что пациент, возможно, останется инвалидом на всю жизнь, либо умрет в ближайшие двое суток. Я даже не уверен, что хуже. Мы договорились о его переводе в местную клинику, специализирующуюся на нейрохирургии (хирургии мозга): ему нужно было сделать операцию, чтобы удалить кровь и снизить давление на мозг. А пока его готовили к транспортировке, анестезиологи давали препараты, чтобы снизить давление на мозг и избежать еще большего поражения. Мне предстояло тем временем поговорить с близкими пациента.

Хотя моя работа в значительной мере состоит из того, чтобы разговаривать с пациентами, и сообщать плохие новости родственникам мне тоже приходилось бесчисленное количество раз, я ждал этого момента со страхом. Я такие моменты просто ненавижу, но кому-то ведь нужно это делать, и мне кажется, что я справляюсь не хуже любого другого врача в отделении. Я взял с собой одну из медсестер для поддержки, потому что поддержка была нужна не только родственникам, но и мне. Начав разговаривать с ними, я, как это часто бывает, почувствовал себя немного отстраненно. Было ощущение, словно я наблюдаю за ситуацией со стороны. Это не мешает проявлять сочувствие, но при этом позволяет не сойти с ума.

Я чувствовал себя ужасно. Подробно описал все, что уже произошло и будет происходить дальше. При этом я взял за руку мать пациента, понимая, что в такой момент это поможет немного утешить и успокоить ее. В то же время я ощущал себя как будто в сериале «Жители Ист-Энда» (EastEnders) – мать парня винила себя в том, что накануне ругала его за опоздание на праздничный обед. Он даже сказал ей, что будет нестись со скоростью ветра, чтобы не опоздать. А отец все допытывался, не был ли он еще пьян после вчерашней гулянки. Как я понял, он гулял вместе с двоюродным братом, с этим, как они выразились, «негодным маленьким дерьмом», который всегда заставлял их сыночка пить без меры и который «обязательно за это поплатится».

Единственной, кто более или менее здраво оценивал ситуацию, была его сестра.

– Он ведь не…

Она не произнесла слово «умрет», но я ее понял.

– Я не знаю. Мы делаем все возможное, но травмы очень серьезные.

– Прошу, не дайте ему умереть, – взмолилась мать.

Я не знал, что мне делать, и только посмотрел на нее нахмурив брови. Она обняла меня, продолжая просить, чтобы мы спасли его.

– Мы будем стараться изо всех сил, – сказал я.

Это была чистая правда, только вот я не был уверен, что наших усилий будет достаточно.

Это было дерьмовое начало Рождества, но по крайней мере я перестал ныть из-за того, что пришлось дежурить в этот день. Я окинул взглядом новоприбывших пациентов, там был полный набор: двое с болью в груди, приступ астмы, сломанный палец, больное горло и больной зуб. Слава богу, это были обычные пациенты, которых мы каждый день видим у себя в отделении. К счастью, серьезные травмы бывают относительно редко, иначе я вообще не знаю, смог бы справиться с такой работой или нет.

Дежурство подходило к концу, и я позвонил теще сообщить, что немного опоздаю на рождественский праздничный ужин. Жена пыталась было обидеться, но, когда я рассказал, что случилось, она, конечно, не стала ныть и просить меня, чтобы я быстрее ехал домой.

По пути домой я все раздумывал, а что будет, если парень умрет? Не в том смысле, что «какое горе для всей его семьи», а с профессиональной точки зрения. Если он умрет, его семья ведь не будет винить в этом медперсонал. Но зато если он выживет, то нам достанется хвала и почести. И этим мы отличаемся от остальных врачей. Если терапевт вовремя не поставит правильный диагноз, его просто будут склонять на все лады. Если пациент умрет во время плановой операции, хирург окажется под следствием и его карьера будет под угрозой. А вот нас в таких случаях редко обвиняют в случившемся, потому что травмы вызваны действием факторов, которые никому не подвластны.

Минус ситуации в том, что люди очень редко осознают, в какой степени исход зависит от качества медицинской помощи, – они просто считают, что травмы были слишком серьезными и это неизбежный исход несчастного случая, не задумываясь о том, что он мог бы быть иным, если бы все происходило в другой больнице с другим уровнем оснащения и подготовки персонала. Я не хочу сказать, что мы несем ответственность во всех случаях, когда пациент умирает от полученных травм. В ситуации, аналогичной той, что произошла с парнем, все выкладываются по максимуму, чтобы обеспечить как можно более высокий уровень медицинской помощи. Но ведь мы ограничены теми ресурсами, которые имеются в нашем распоряжении, а также уровнем навыков и опыта сотрудников больницы, и когда речь идет о таких пациентах, это действительно может влиять на исход лечения.

На самом деле недостаточная осведомленность общественности об этом приводит к тому, что общество не делает ничего, чтобы улучшить качество медицинской помощи экстренным пациентам. Существуют тысячи благотворительных организаций по борьбе с раком, но очень мало организаций, которые борются за улучшение «медицинской помощи на догоспитальном этапе», а тех, что ратуют за повышение качества помощи больным с травмами, можно по пальцам пересчитать. И это при том, что травмы являются наиболее распространенной причиной смерти среди молодежи. Есть данные о том, что повышение качества медицинской помощи и уровня оснащения повышает долю благоприятных исходов. Увеличение инвестиций в экстренную медицину могло бы кардинальным образом сказаться на результатах лечения таких пациентов. Конечно, бывают случаи, когда не помогла бы даже самая квалифицированная терапия в мире, но во многих других случаях было бы достаточно просто увеличить финансирование и улучшить оснащение, чтобы спасти жизни и снизить уровень смертности. А снижение смертности позволило бы, в свою очередь, сэкономить миллионы на выплате больничных: бывшие пациенты могли бы вернуться на работу и исправно платить налоги. Даже специалисты по учету государственных финансов согласились бы с этим.

Среди других факторов, обусловливающих невысокий интерес политиков, – разнообразие больных с травмами: очень сложно получить сколько-нибудь значимый коэффициент выживания больных с травмами по каждой больнице, в отличие от, скажем, уровней смертности от рака. Как раз из-за отсутствия такого целевого показателя правительство не так заинтересовано в обеспечении качества медицинской помощи. Ему нужны показатели, которыми можно отчитаться перед избирателями, и поэтому для отделений неотложной помощи оно придумало не оценку уровня медицинского обслуживания, а четырехчасовой лимит ожидания, результатом чего стало абсолютное смещение приоритетов. Впрочем, с точки зрения политиков, это вполне разумно: среди избирателей намного больше людей, которым пришлось ждать в очереди с подвывихом пальца ноги, чем тех, кто чуть не расстался с жизнью в результате аварии.

Отсутствие интереса политиков к исходам лечения травм также означает, что лишь крохотная доля государственных вложений направляется на исследования в области травматологии. А если и есть финансирование исследований, то четко оговаривается, что можно изучать, а что нельзя. Политиков волнует, чтобы не проводились никакие исследования на людях без их явно выраженного согласия (а от пациента травматологии в бессознательном состоянии очень сложно получить согласие). Это означает, что в нашей стране очень сложно заниматься исследованиями того, как лучше всего лечить таких пациентов. В настоящее время во всем мире проводят научные исследования, цель которых выяснить, насколько эффективным в таких случаях, как описанный мною выше, будет определенное лекарство, останавливающее кровотечение. Но вот вклад Великобритании в сбор фактических данных остается минимальным из-за формальных сложностей, связанных с участием в испытаниях. И этого пациента мы не включили в эксперимент только потому, что это было бы очень затруднительно из-за огромного количества бюрократических сложностей. Он, возможно, не получил лекарство, которое ему очень помогло бы, – не получат его и другие больные в дальнейшем, и все из-за трудностей, которые искусственно созданы комиссиями по исследовательской работе.

Добавим к этому еще и бюджетные ограничения, установленные на всех уровнях здравоохранения. Было урезано финансирование по двум статьям, которые никто, кажется, и не заметил, но это очень скоро скажется на качестве медицинского обслуживания пациентов травматологии.

Во-первых, существует исследовательская сеть аудита травматологии, к которой больницы могут присоединиться за определенную плату. За эти деньги ученые изучают карточки пациентов, обобщают данные и делают выводы относительно того, как в больнице справляются с медицинским обслуживанием больных с травмами, а потом дают рекомендации, как им это обслуживание улучшить. Некоторые больницы экономят деньги, не вступая в эту сеть, и, таким образом, не получают важнейшую для них информацию.

Во-вторых, урезается финансирование профессиональной подготовки медсестер и врачей. Раньше эти фонды использовали для оплаты повышения квалификации персонала травматологии – курсов интенсивной терапии при травме на догоспитальном этапе. Уменьшение денежных вливаний означает, что эти курсы смогут посещать меньше сотрудников, а это означает, что вам на помощь смогут прийти меньше квалифицированных врачей и медсестер, а значит результат терапии может оказаться гораздо хуже. О этом упоминалось ни на одних политических дебатах, но ведь нам, наверное, не следует жаловаться на то, что у системы здравоохранения недостаточно денег. Правительству нужны деньги на другие жизненно важные вещи, например, на войну в Ираке и на модернизацию ракетной системы «Trident»…

И вот я ехал, размышляя обо всем этом, и меня взяла злость: почему я вообще так много думаю о таких вещах после работы и почему в результате этих размышлений я всегда начинаю нервничать, возмущаться и критиковать правительство? Наверное, моих близких уже достало, что я только об этом и думаю. Нужно принять новогоднее решение: не думать о работе по пути домой, а то я сам себя доведу до ручки. Я решил, что приступлю к выполнению этого решения еще до наступления Нового года. Включил радио и начал слушать какую-то идиотскую передачу, ведущий которой призывал меня подпевать Rocking around the Christmas Tree, а потом Mistletoe and Wine. Впервые в жизни творчество Клиффа Ричарда показалось приятным и успокаивающим. Но об этом мне тоже лучше не рассказывать своим близким.