Текст книги "Солдат мафии"

Глава 13

Джонни проснулся, обливаясь потом; все тело корчилось от мучительной боли. Послеполуденное солнце заливало комнату, но сам он был так плох, что понадобилось немалое время, чтобы понять, где он и что с ним происходит. Тяжело дыша, он пытался справиться с болью, приковавшей его к влажному матрасу, потом с глухим стоном сел на край постели и спустил ноги на пол.

Руку и левое плечо дергало словно от ужасной нестерпимой зубной боли. Если бы он мог, просто оторвал бы руку. Казалось, удаленная доктором Миллером пуля превратилась в клин, вбитый в его тело. И этот раскаленный добела клин то распухал, то уменьшался в ритме его дыхания.

Страшная жажда иссушила горло, но встать, пройти в ванную и напиться было выше его сил.

Пошарив правой рукой в кармане, он достал три пилюли кодеина. Такая доза была слишком велика, он это знал. Следовало тщательно распределить имевшиеся у него лекарства и не принимать ни одной пилюли по крайней мере четыре ближайших часа.

Несмотря на столь разумное решение, Джонни сунул в рот все три пилюли и поспешно разжевал, чтобы легче было проглотить. Потом вытянулся на постели постарался дышать медленно и спокойно.

Доктор Миллер перенес его часы с левой руки на правую, и Джонни внимательно уставился на большую стрелку. Он буквально гипнотизировал себя этим зрелищем, чтобы отвлечься и уйти в иной мир, где страдание не занимало бы столько места.

Через полчаса под воздействием кодеина боль постепенно утихла. Поддерживая левую руку правой, Джонни с величайшей осторожностью поднялся. Его слегка покачивало, но головокружение прошло. Нужно было побыстрее напиться воды. Три пилюли, выпитые разом, сняли боль, но с минуты на минуту он мог лишиться чувств.

Но быстро двигаться он не мог – боялся упасть и повредить раненую руку.

Ковыляя на одеревеневших ногах, Джонни осторожно переносил вес тела с одной ступни на другую. Добравшись до ванной, он уже не почувствовал зловония – обоняние под действием кодеина отключилось.

На туалетном столике стоял пластмассовый стаканчик сомнительного происхождения. Джонни открыл кран – вода потекла рыжая от ржавчины, но он выпил четыре стакана подряд. Потом осторожно развернулся и вернулся в комнату.

На какое-то время боль отступила. Когда его ноги коснулись дивана, он их уже не чувствовал. Просто осторожно вытянулся и заснул глубоким сном.

Когда он открыл глаза, уже стемнело. Боль вернулась вновь, но уже не такая сильная, как прежде. По крайней мере пока.

Джонни сумел добраться до ванной и запил стаканом воды новую порцию кодеина. В этот раз он принял две пилюли. Потом вернулся на диван и поднес к глазам правую руку, чтобы взглянуть на циферблат.

Почти полночь. Стрелки ещё двигались, но если он не заведет часы, те вскоре остановятся.

Сняв впившийся в запястье ремешок, Джонни сунул часы в рот, зажал зубами и завел здоровой рукой. Вновь надеть их на запястье он не мог и положил в карман.

Две пилюли кодеина начали действовать.

Сконцентрировав всю волю, он приказал себе проснуться ровно в восемь утра. Прежде у него такое получалось и теперь, засыпая, он молил небо, чтобы эта привычка не подвела.

Когда Джонни проснулся, жаркое солнце заливало комнату, пробиваясь в щели в занавесках. Боль казалась вполне терпимой. Он совсем не ощущал раненой руки, только левый бок ещё болел.

Пошарив в кармане, Джонни нащупал часы. Те показывали без десяти восемь. Его внутренний будильник как всегда действовал исправно.

Была у него и другая причина для радости: теперь он мог обходиться без кодеина. Тем лучше, сегодня ему нужно сохранять светлую голову… по крайней мере ближайшие часы. А если улыбнется счастье, может быть и дольше.

Джонни с трудом поднялся, на ватных ногах добрался до ванной комнаты и выпил три стакана воды. Потом теми же неуверенными шагами вернулся в комнату и ухватился здоровой рукой за стул. Кое-как подтащил его к окну и по дороге прихватил бинокль.

Тяжело дыша, какое-то время он вспоминал, что должен делать. Потом память неожиданно вернулась, и он навел бинокль на штаб-квартиру дона Ренцо. Тщательно настроил резкость, опустил бинокль на колени и принялся ждать.

Без десяти девять перед зданием остановился лимузин дона Ренцо.

Джонни заставил себя выйти из летаргического состояния и поднес бинокль к глазам. Он сразу узнал парня, сидевшего за рулем – это был Марти, сын дона Ренцо. Он не отличался большими способностями и работа шофером была вполне по нему.

Джонни внимательно осмотрел трех мужчин, вышедших из машины. Это были новые телохранители, физиономия одного из них показалась ему знакомой. Потом Джонни вспомнил – Сал Аккане, грубый, но способный парень, обладавший крысиной изворотливостью.

Громилы оглядели улицу, потом Сал Аккане кивнул и из машины вышел дон Ренцо.

Но костюм его был не из тех, которые Джонни начинил кокаином.

Горькое разочарование буквально схватило его за горло. Он уронил бинокль, хотя продолжал следить за улицей. И видел, как дон Ренцо с охранниками исчез в здании, а Марти снова сел за руль.

Джонни пытался убедить себя, что его разочарование необоснованно. В конце концов не было оснований рассчитывать, что счастье улыбнется ему так скоро. Могло пройти не меньше недели, пока дон наденет нужный костюм.

Вот только долго ждать Джонни никак не мог. Он помнил слова доктора Миллера, что если как можно скорее не лечь в больницу, дела будут плохи.

Сама эта мысль его не испугала, что было дурным знаком. Так нельзя.

Он с трудом поднялся, добрался до дивана и растянулся на продавленном матрасе. Все тело охватил жар и какая-то странная вялость. Джонни пощупал лоб – никакого пота, кожа казалась сухой, как пергамент.

Понадобилось время, чтобы понять: у него началась лихорадка.

В желудке заурчало. Сколько он не ел?

Джонни вспомнил старую пословицу: «Лечи насморк, но лихорадка пусть помрет от голода».

А что, если все произойдет наоборот?

Во всяком случае, у него не было возможности достать хоть что-нибудь поесть. По крайней мере днем. Быть может, попытаться вечером?..

Если к тому времени он ещё сможет двигаться.

Или имеет смысл ещё раз принять кодеин, чтобы справиться с лихорадкой?

Он ещё продолжал размышлять об этом, когда снова потерял сознание.

Когда Джонни вновь очнулся, было темно. Он попытался вспомнить: что нужно было сделать этой ночью? Однако не сумел, и вскоре его мысли занял другой вопрос: он больше не испытывал жара, наоборот, дрожал от холода. Несмотря на все усилия, Джонни начал стучать зубами.

И вновь вернулась боль. Не там, куда он ранен, там тело полностью утратило чувствительность. Болело все, как будто его нервы превратились в острые стрелы, которые безостановочно его кололи.

Он поднялся с матраса и с трудом доковылял до ванной. Вынул из кармана две последние пилюли кодеина, проглотил их разом и запил водой.

Сам не зная как, он вдруг оказался на коленях, его рвало. С каждым рвотным позывом волна боли вздымалась в мозгу и спускалась вдоль тела. Ему хотелось кричать, одновременно он чувствовал, как что-то его душит.

Когда приступ прошел, Джонни был не в состоянии подняться с пола. Он хотел было добраться до дивана на карачках, но на полпути лишился чувств и растянулся, уткнувшись лицом в пол.

На следующее утро в четверть девятого старый седой негр осторожно проник в комнату, где спал Ренцо Капеллани. Звали старика Бен Джонс, и командовал он всей прислугой в доме на Лонг-Айленде. Мягко и неслышно ступая, он поставил на столик у изголовья постели стакан с томатным соком, потом приготовил одежду, выбранную хозяином накануне: трусы, носки, безукоризненно сверкавшие ботинки, рубашку, галстук, свежевычищенный и отглаженный костюм. В портфель уложил запасную рубашку – когда дон Ренцо работает допоздна и задерживается в Нью-Йорке, то любит среди дня её сменить.

Когда слуга раздвинул шторы и впустил в комнату лучи утреннего солнца, дон Ренцо зашевелился. Бен Джонс приблизился к постели и торопливо доложил:

– Мистер Капеллани, уже четверть девятого.

Дон Ренцо сел в постели.

– Доброе утро, Бен, – сказал он, протирая глаза.

– Доброе утро, мистер Капеллани. Хорошо спали?

– Прекрасно. Как сегодня погода?

– Достаточно тепло, чтобы поплавать в бассейне. Позволите подать вам завтрак на террасе?

– Да, конечно.

Джонс протянул дону Ренцо бокал с томатным соком и исчез. Дон Ренцо выпил, выбрался из постели и отправился в ванную. Там тщательно почистил зубы, побрился и, не жалея воды, принял душ. Потом вернулся в комнату, надел купальные трусы, халат, сандалии и спустился вниз.

Появившись на террасе, он подошел к бассейну, глубоко вдохнул полной грудью свежий воздух, сбросил халат и плюхнулся в воду, за температурой которой всегда тщательно следили. Потом методично переплыл бассейн шесть раз – такова была его программа на случай хорошей погоды.

Когда хозяин вышел из воды, Бен Джонс уже поджидал его с махровой простыней. Дон принял простыню и сам растерся. Он не переносил, чтобы к нему прикасались мужские руки – тем более руки негра.

Вновь накинув халат, дон уселся за стол и принялся просматривать «Нью-Йорк Таймс», «Дейли Ньюс» и «Уолл-стрит джорнел», одновременно поглощая завтрак. Он ещё продолжал есть, когда за столом появились его сын Марти и чуть позже – новый телохранитель Аккане.

Дочь Тина отдыхала в Майами в компании своего жениха Дина и супружеской парой приятелей. Дон Ренцо согласился на это после бурного объяснения с дочерью. Он любил сознавать себя современным отцом и полагал, что дочь и Дин достаточно благоразумны, чтобы ему не приходилось вмешиваться в их дела. Однако не пора ли им пожениться? Если до этого дойдет, ему останется только назначить дату свадьбы.

Марти с Аккане ели молча. Знали, что дон Ренцо не одобряет разговоров за столом.

Закончив завтрак, дон поднялся наверх, чтобы переодеться, прихватил портфель и спустился. Новые охранники вместе с Марти и Аккане ждали его у машины. Аккане сел впереди рядом с Марти, а остальные расположились по обе стороны от дона Ренцо на заднем сидении.

Машина миновала пост охраны у ворот и покатила в сторону Нью-Йорка.

Когда дон прибыл в штаб-квартиру, там его встретил донельзя встревоженный Корбо.

– Наш человек из Министерства юстиции предупредил меня, – поспешил доложить советник. – ФБР взяло жену Джонни под свою защиту и где-то спрятало. Агенты охраняют её круглосуточно.

Дон замер.

– А насчет Джонни больше ничего не слышно?

– Нет. Но легко представить, где он. Если верить доктору Миллеру, он в очень плохом состоянии. Ему оставалось всего несколько часов, если немедленно не обратиться в больницу. К кому он может обратиться, как не к тому, кто им уже занимался? Кроме того, если его жена попала под защиту ФБР, то я готов держать пари, что для него организуют такую же охрану. Скорей всего, в какой-нибудь больнице вне Нью-Йорка.

Дон Ренцо задумался.

– Да, это весьма вероятно.

Он сел за стол и, немного подумав, добавил:

– Скажи своему человеку в Министерстве юстиции, чтобы держал ухо востро и попытался выяснить, где прячут Джонни.

– Я уже сказал.

– И сообщи Чарли Морану, что в его услугах мы больше не нуждаемся.

Физиономия Корбо удивленно вытянулась.

– Ты не хочешь, чтобы он продолжил поиски?

– Зачем? Зачем платить ни за что? Если Джонни под защитой ФБР, нам от Морана проку не будет. Мы сами сможем выяснить, где Джонни прячется, и сами с ним разберемся.

– А если не сможем?

– Мы найдем его. Раньше или позже, но найдем. Ведь не будут сторожить их с женой круглосуточно до скончания дней…

На другом конце квартала Джонни завозился на грязном полу своей комнаты, постепенно приходя в сознание. Очень-очень медленно…

Едва приоткрывшиеся веки горели. Он ещё немного приподнялся, отчаянно сражаясь с окутавшим мозг туманом. Казалось, закипает кровь и кусочки острого стекла впиваются в мозг.

Джонни попытался встать, застонал и упал. Потом осознал, что сам что-то говорит, лепечет нечто бессвязное. Одно было совершенно ясно: светит солнце, и пока день не закончился, нужно закончить дело.

Через несколько минут к нему вернулась память. Придя в ужас, он достал часы и долго на них смотрел, прежде чем понял, что ночью те остановились.

Но сейчас был день… ясный день.

Джонни собрал остатки сил и попытался встать.

Ему удалось подняться на колени, потом, шатаясь, добраться до стула у окна. Его левая рука тащилась по полу, но он этого не замечал. Он вообще не чувствовал, что у него есть эта рука.

Наконец он добрался до стула, с грехом пополам взобрался на него и выглянул наружу. Царившее на улице оживление было плохой новостью: он прибыл на наблюдательный пост слишком поздно. Дон Ренцо уже прибыл в свою штаб-квартиру, Джонни его прозевал.

Накатила слабость, и он задремал, сидя на стуле и навалившись на подоконник.

Когда появился Марти с лимузином, Джонни спал и не видел, как дон Ренцо, сопровождаемый тремя телохранителями, вышел и отправился на деловую встречу.

Проснувшись, Джонни почувствовал себя лучше, ему было не так плохо. Даже лихорадка, казалось, отступила. У него не было ни малейшего понятия, сколько он проспал, но солнце ещё не зашло.

Неожиданно Джонни вспомнил о бинокле. Он наклонился, чтобы его поднять, и обнаружил, что тот стал невиданно тяжелым. Тем не менее, он ухитрился взгромоздить бинокль на колени. И собрал свою волю в кулак, чтобы снова не заснуть. Неожиданно помог терзавший его голод.

Когда примерно час спустя появилась машина, поначалу Джонни её не заметил. И только когда из неё появился Аккане, в задачу которого входило осмотреть улицу, до его сознания дошло, что происходит. Он едва успел навести бинокль, как дон Ренцо показался из машины.

И на нем был один из трех «заряженных» костюмов!

Миг спустя дон исчез в доме, но Джонни был совершенно уверен в том, что увидел. Он великолепно помнил этот костюм: темно серый, в тонкую черную полоску.

Бинокль полетел на пол, губы Джонни расползлись, обнажая зубы, что должно было означать довольную улыбку. Но больше походило на пугающую хищную гримасу.

Он взглянул на дверь своей крохотной квартирки. Как же далеко она была!

Джонни стиснул зубы и поднялся.

Сильно закружилась голова. Он качнулся и ударился больной рукой о стену. Шок пронизал все его существо, но на боль Джонни уже не реагировал. Он уже не обращал внимания, что из потревоженной раны снова пошла кровь. Все внимание было сосредоточенно на том, чтобы шаг за шагом пересечь комнату.

Наконец он добрался до выхода, повернул ключ в замочной скважине и открыл дверь, а потом, тяжело дыша и хватаясь за перила, начал спускаться, медленно переступая со ступеньки на ступеньку.

Телефон был внизу. Кое-как он снял телефонную трубку и нашарил в кармане монету в десять центов. Каждое движение требовало нечеловеческих усилий. Упрямо стараясь удержать перед глазами фигуру дона Ренцо, он вставил монету в щель автомата и набрал номер Министерства юстиции.

Уговаривать телефонистку соединить его с нужным человеком не пришлось. Казалось, само его имя ей что-то сказало, и через несколько секунд трубку взял Райли.

– Ваша жена ужасно беспокоится… – начал он.

– Можете арестовать Ренцо, – прервал его Джонни. – В его штаб-квартире. Он торгует наркотиками. Сейчас у него с собой уйма товара. Спрятано в пиджаке. Так что можете брать.

Он повесил трубку и вынужден был прислониться к стене, чтобы справиться со слабостью в ногах.

В желудке копилась ледяная тяжесть, он не видел лужу крови, расплывавшуюся возле ног, но понимал, что на этот раз непременно умрет, если кто-нибудь ему не поможет.

Но прежде чем кто-либо придет на помощь, он хотел увидеть. Убедиться, что план его сработал, что все кончилось.

Продолжая держаться за стену, он медленно повернулся лицом к лестнице, покачнулся, шагнул вперед и ухватился за перила.

Ступенька за ступенькой он преодолел лестницу и оказался перед дверью своей квартиры. Но это было все, на что его хватило.

Джонни рухнул на пол и больше не двигался. Кровь стекала по ступеням.

Он не видел, как перед штаб-квартирой дона Ренцо остановилась полицейская машина, не видел Райли, вошедшего внутрь в сопровождении трех агентов ФБР.

Не видел, как немного погодя они вышли вместе с Ренцо, громко протестовавшим против своего ареста…

Несколько минут спустя после их отъезда в штаб-квартиру прибыл Чарли Моран. Он привез дону Ренцо важную новость: Джонни не находится под защитой ФБР. Чиновник из федеральной полиции, которому он больше года платил за услуги, сообщил, что сегодня утром агенты получили задание начать розыски Джонни в Нью-Йорке.

Выйдя из машины, Моран заметил стоявшего на тротуаре Марти.

– Что случилось? – спросил он, видя растерянность сына дона.

Марти повернулся, слезы ярости застилали ему глаза.

– Сволочи! – закричал он. – Они прекрасно знают, что все это подстроено!

– Что происходит? – не выдержал Моран.

Марти объяснил, что произошло, и добавил:

– Это Джонни спрятал дурь в пиджак отца. Он пытался это объяснить…

– Почему именно Джонни? – перебил его Моран.

– Несколько дней назад он ограбил одного торговца и забрал большую партию товара.

– И твой отец не потрудился меня предупредить, – перебил его Моран. Он прищурился, взгляд его неожиданно стал предельно жестким.

Марти его не слушал.

– Отец все объяснил полицейским, – повторил он. – Но их это совершенно не интересовало.

– Естественно.

– Но их обвинения ничего не дадут. Корбо уже звонит отцовскому адвокату.

– Да, это крайне необходимо, – сухо согласился Моран.

Повернувшись спиной к Марти, он начал неторопливо разглядывать улицу, последовательно изучая каждое здание.

Ход его мыслей был таков: чтобы выполнить свой замысел, Джонни нужно было устроить свой наблюдательный пост в таком месте, откуда он мог видеть, что на Ренцо Капеллани именно тот костюм, который начинен наркотиками.

Еще неделю назад Моран обследовал все дома. Тогда Джонни там не было. Но сегодня он вполне мог находиться в одном из них.

Моран зашагал по улице, останавливаясь возле каждой двери и спрашивая, не поселился ли там недавно какой-нибудь новый жилец.

Так он добрался до последнего дома в квартале. На нем красовалась табличка, извещавшая, что дом принадлежит агентству недвижимости Кальмана. Моран вошел внутрь – и отпала всякая нужда задавать вопросы: кровавый след на ступеньках лестницы говорил сам за себя.

Сначала он решил, что Джонни умер. Потом наклонился и положил ему руку на грудь. Нет, тот был не мертв, ещё не совсем.

Моран присел на край дивана, глядя на распростертое тело.

– Подонок, – буркнул он, – из-за тебя я потерял десять тысяч долларов.

У него не оставалось никаких сомнений: Ренцо Капеллани больше никогда не суждено охотиться за Джонни. Его арестовали с крупной партией товара, и никто из тех, кто знает, как все было, ничего не скажет. Капеллани кончит свои дни в тюрьме. И никогда не сможет заплатить обещанную премию.

– Сукин сын…

Но невольная нотка восхищения прозвучала в его голосе.

Моран встал и вышел. Но внизу остановился и взглянул на телефонный аппарат.

– А почему бы в конце концов и нет?

Он поспешно набрал номер полицейского участка, назвал адрес и посоветовал направить туда карету скорой помощи. Потом сел в машину и поехал к себе.

Два месяца спустя Райли провожал Джонни с женой из аэропорта Кеннеди в Денвер. Беременность молодой женщины уже бросалась в глаза… впрочем, как и её хорошее настроение. Ни на минуту она не выпускала руку мужа.

Джонни выглядел бледным и осунувшимся после затянувшейся борьбы со смертью. Но по его виду нельзя было догадаться, что он чувствует. Райли уже начал к этому привыкать. Всю последнюю неделю, пока шел суд, парень оставался совершенно невозмутимым.

Ренцо Капеллани был признан виновным и приговорен к тридцати годам тюрьмы.

Узнав эту новость, Джонни ограничился тем, что заметил:

– Он это заслужил. Не нужно быть таким идиотом. Что за дурацкая мысль таскать весь товар на себе!

Фразу эту он произнес без тени улыбки.

– Да, нельзя сказать, что это было умно, – согласился Райли. Лицо его оставалось столь же непроницаемым, как и лицо его спутника.

Возле выхода на посадку Джонни пожал ему руку и улыбнулся:

– Надеюсь, вы не воспримете неверно мои слова, но я буду чертовски счастлив, если нам больше не придется встретиться.

– Я вас понимаю, – рассмеялся Райли – Все ваши проблемы остались позади.

Мери вздохнула.

– Я могу сказать только одно… Нам опять придется привыкать к новым именам, к новой жизни. Все придется начинать сначала.

– Ничего, постепенно все войдет в норму. Теперь вам совершенно нечего бояться. Никто больше не будет вас преследовать.

– Это в самом деле так, – вмешался в разговор Джонни, – по той простой причине, что мы больше ни для кого не представляем интереса.

– Совершенно верно, – подтвердил Райли.

Другой дон из Бруклина успел наложить руку на все, что пришлось оставить Ренцо Капеллани. Естественно, у него не возникло ни малейшего желания отомстить за бывшего коллегу. Пауло Корбо теперь служил новому шефу и ничто его не побуждало разыскивать Джонни. Единственным человеком, который мог этого желать, оставался Марти. Но сын дона Ренцо не пользовался достаточным авторитетом, чтобы кто – нибудь поддержал его в этой затее.

Объявили начало посадки на рейс до Денвера.

– Что я мог бы сказать на прощание, – заметил Райли, – так то, что ничто случившееся повториться не должно. Наконец-то… Все кончилось.

Джонни посмотрел на него все с тем же безразличным видом, но потом лицо его неожиданно смягчились:

– Согласен. И вот что: если захотите заглянуть к нам на денек, только скажите.

– Как же я смогу? – пожал плечами Райли. – Я не знаю, куда вы собрались… Даже новых фамилий не знаю!

У выхода на посадку он немного задержался.

Когда Джонни с женой исчезли вдали, Райли повернулся и наткнулся на мужчину, стоявшего сзади.

– Простите, – извинился он.

– Ничего, мистер Райли.

Райли внимательно посмотрел на мужчину.

– Мы с вами знакомы? – спросил он, когда оба направились к большому оконному проему, откуда можно было наблюдать за взлетом.

– Я не раз встречался с вами в суде, – ответил Моран. – Когда-то я тоже служил в полиции.

– Так-так. И хотели бы вернуться?

– Нет.

– Вы на пенсии?

– Я ещё не так стар. И работаю самостоятельно.

– Надеюсь, дела идут неплохо?

– Да, кое-как свожу концы с концами.

Мужчины смотрели, как самолет выруливает на взлетную полосу.

– Вы кого-то провожали? – спросил Райли.

– Старого знакомого.

В каком-то смысле это было правдой. Пожалуй, Моран знал о Джонни больше, чем кто другой на свете.

Райли взглянул на часы и заметил:

– Пожалуй, пора снова браться за работу.

Когда он ушел, Моран ещё задержался у широкого окна, проводив глазами самолет, взмывший в небо. Это зрелище вызвало у него странное чувство. Немного похожее на то, что он подарил жизнь живому существу.

Моран задумчиво пожал плечами. А когда самолет исчез в облаках, по его губам скользнула странная улыбка.