Текст книги "Поймай Грулю, если сможешь"

– Будешь моей мамой? – спросила девочка так, словно намекала, что «нет» лучше не отвечать.

– Х..хорошо, – кивнула опешившая Вера Синичкина. – Я буду твоей мамой.

И от этих слов сердце кассирши затопило кровью, ведь никогда прежде ей не доводилось испытывать радости материнства.

Глава 7. Хряп

Ровно в ту секунду, как Груля выползла из норы в необжитой детской Барсуковых, Хряп открыл глаза на реанимационной койке Сарапульской городской больницы №2. Крупный, но уставший от жизни 55-летний мужчина, страдающий ожирением и одышкой, резко вдохнул воздуха, словно ему вкололи химический стимулятор. Пациент в первое мгновение решил, что началась операция на сердце, но то был лишь обманчивый призрак мысли. Все тело уже гудело, насыщалось силами и соками жизни, все его существо чувствовало – она здесь. Груля. Существо, ради которого Хряп живет из поколения в поколение в режиме ожидания.

История вражды Хряпов и Груль уходит за пределы звездных хронологий. Лишь сами Хряпы знают, что когда-то у них была собственная густонаселенная планета Орсо-24, кружившая вокруг собственной звезды Зоры, пока Груля из гуак-ячейки 6569 не разорвала сессию прямо у них дома. Эпицентр пространственно-временной катастрофы пришелся в самую сердцевину высокоразвитой цивилизации М8. Грулевзрыв не оставил от родных лесов, полей и океанов ни одной сцепленной молекулы, хотя на периферии Галактики Совиный Глаз еще мерцало несколько звездных систем, где хряпы могли найти себе подобных, пусть и отставших в эволюции на пару миллионов лет. Однако тех, кому не повезло, взрывная волна раскидала в миллиарды радиальных направлений сквозь закрученные измерения мультиверса. Три миллиарда хряпов оказались разделены бесконечным космосом, каждый застрял на отдельной планете, чтобы продолжать жить ради одной цели – найти Грулю и свести с ней личные счеты, а если повезет, то с ее помощью вернутся в родную галактику.

Габор Мечников – хряп в 134-ом поколении – никогда не видел Грулю вживую. Никому из его предков так и не удалось узреть загадочную девочку-ядро, чье появление на свет оставалось непредсказуемым выкидышем случая. Животной оболочкой хряпы не отличались от местной разумной формы, поэтому на Земле они вполне сходили за обычных людей. Инопланетные бродяги с Орсо-24 продуктивно страдали всеми человеческими недугами, жили преимущественно холостяками, почти ничем не увлекались, кроме изучения способов приручения диких зверей и воспитания детей-маугли.

Как правило, хряпы сторонились общества, селились в самых помойных трущобах с трехэтажными мусорными кучами и соседями наркоманами и алкашами, которые не помнят, кого видели пять минут назад. Несмотря на стремление к уединению, распознать хряпа среди толпы под силу даже обычному смертному. Если поблизости от вас есть кто-то, кто вас необъяснимо бесит (слишком громким разговором по телефону, ковырянием в носу, чавканием, просто своим неопрятным видом), то с большей долей вероятности вам повстречался хряп.

Для поддержания тела в рабочем состоянии на протяжении цикла человеческой жизни они осваивали несложный навык и сразу после ухода из родительского гнезда обрубали все связи с социальной плацентой текущего бытия. Смыслом и единственной целью их существования была Груля. Точнее, ее удочерение.

После первого и вероятно единственного появления Грули на Земле Габор Мечников – хряп, но не человек – вырвал из вен катетеры капельниц, сорвал с груди присоски кардиоаппарата и в третьем часу ночи в махровом больничном халате со счастливой улыбкой на устах вышел в лунную ночь. Дежурная медсестра позади кричала и требовала вернуться, но истеричные звуки почти не долетали до слуха. Хряп был так счастлив, что казалось парил над всем бренным.

В отличии от чвокеров хряп не обладал навороченной техникой геолокационного распознавания активированных кори-кори. Ему это было и не нужно. Он чувствовал Грулю через особую железу-отросток, которая свернулась клубочком в среднем мозге. В пустынном больничном дворе организм хряпа все еще просыпался после длительного бездействия, поэтому сигнал принимался довольно слабо, но уже и сейчас он знал, что девчонка родилась где-то в юго-западной части города, вероятнее всего на окраинах Элеконда.

Габор Мечников откинул седую голову назад и взвыл на луну диким леденящим кровь воем, в котором звучал неописуемый восторг – наконец-то жизнь обретала краски. Прямо в халате и тапочках пожилой мужчина прошагал через небольшой лесопарк к микрорайону, где прожил почти все пятьдесят пять лет своей сероватой, абсолютно непримечательной жизни, которая досталась ему в наследство от предыдущего хряпа из 133-го поколения.

Он прекрасно помнил тот день, когда обрел последнее тело. Тогда его звали Никанор Прохимов. Ему было уже за девяносто, ноги едва держали рассыпающийся организма, который стремительно старел без стимула охоты. Жизнь сильно потрепала Никанора Прохимова в изнурительных чужих войнах.

В начале мая 1964 года глубоким стариком он долго сидел на скамейке у детской площадки, наблюдая за ребятней, прикидывая какой из них подойдет лучше для хряпа в следующем поколении. Две трехлетние девочки в песочнице ругались из-за однорукой куклы, три мальчика постарше увлеченно расстреливали друг друга из деревянных пистолетов. Слишком веселые, неподобающе жизнерадостные…. И вдруг он заметил пятилетнего малыша в зеленых шортах на лямке через заправленную рубашку. Нелюдимый мальчик стоял у дворовых перил под цветущим тополем в стороне от ребятни и смотрел на них насупившись исподлобья, как маленький волчонок. Мальчишке явно не нравилась компания, а может с ним просто не хотели играть из-за его тяги к одиночеству.

Никанор Прохимов, пенсионер и почетный труженик трубного завода имени Орджоникидзе, улыбнулся шкету и поманил его старческой рукой. Паренек нехотя прошагал к высохшему старику в сильно потрепанном пиджачном костюме и в фетровой шляпе со свисающими полями.

– Как звать? – с ходу поинтересовался хряп-Никанор, обнажая гнилые зубы в неком подобие дружелюбной улыбки.

– Габор, – недовольно пробубнил малыш, растирая сопли под носом – Габор Мечников.

– Почему не играешь с ребятами?

– Они дураки.

Никанор Прохимов удовлетворенно кивнул мальчику, словно давнему сообщнику.

– Где тут у вас можно купить холодного кваска? – спросил старик.

– Тут за домом, – малыш показал через плечо.

– Пойдем, покажешь.

И старая шершавая рука резко схватила крошечную белую ладонь. Мальчик не испугался, что-то в старике успокаивало, как древняя колыбель, понятная для всех ушей во вселенной. Дети решили, что это его родной дедушка, родители были отчаянно заняты созданием сестренки для первенца, никто и подумать не мог, что через двенадцать минут старик по пути к бочке с квасом испустит дух, а малыш Габор Мечников больше не будет человеком в привычном понимании этого слова.

Более полувека спустя хряп Габор Мечников по-прежнему помнил все свои сто тридцать четыре воплощения на Земле, перед глазами которых менялись дома, строились новые города, грохотали войны, дороги заполнялись новым транспортом, люди меняли привычки, одежды, язык, но в итоге все равно оставались все теми же голожопыми приматами из вселенной М6, живущими плотоядными организованными ульями ради еды, размножения и иллюзий животного превосходства. Скрыться в этой серой массе посредственностей хряпу не составляло труда.

Маленькое тело с остатками детских мозгов поначалу щипало и чесалось, как новая одежда, но за пару лет хряп привык называть живущих рядом приматов папа и мама. Он умело разыгрывал восторг, когда ему дарили на день рождения игрушечный паровозик и обнимал самку, когда та говорила, что очень любит его и гордится им и верит, что когда он вырастет, то обязательно станет великим человеком, возможно даже директором заводом или председателем ЦК КПСС.

Но у Габора Мечникова была своя судьба. В одиннадцать лет он впервые отправился на велике с привязанной к раме лопатой за город в поля. В середине лета он гнал, что есть мочи, по изнуряющей жаре, чтобы успеть вернутся к шести вечера, пока мама не поднимает тревогу. В дальнем лесу у самой деревни Хнычка хряп в теле одиннадцатилетнего мальчика откопал схрон, оставленный стариком Никанором. Длинное грулеружье из редкого инопланетного сплава, которое было выкуплено у клана Дошей еще несколько веков назад.

И пока сверстники Габора Мечникова ходили в пионер-кружки, где мастерили парусники и пускали воздушных змеев, хряп в теле подростка оттачивал на белках и дятлах в лесу старое умение стрелять на поражение с любой дистанции. Вместе с ружьем в схроне был сундучок с записями о повадках Грули, чертежи для сборки машины по извлечению грулестабилизаторов и пометки, где найти Дошей при первой необходимости.

Габор Мечников не стал предстателем ЦК КПСС, ведь его цель была совершенно противоположной – оставаться как можно более незаметным, пока не придет время охоты. Чинить чужие унитазы, устранять течь из кухонных кранов, менять изношенные трубы – такая работа была идеальной для того, кто ждет свой час. И вот теперь он, наконец, пришел….

Под утро, когда участок Барсуковых превращался в настоящий хаос, Габор Мечников в халате и тапочках ввалился в квартиру на первом этаже девятиэтажки, которая досталась ему от «родителей», сбросил с себя больничное тряпье и с азартом в глазах достал из-под кровати пыльное грулеружье.

– Ну, теперь, потанцуем, детка! – произнес жирный сантехник, сдувая пыль с древнего оружия.

Больное сердце больше не беспокоило Габора Мечникова.

Глава 8. Кармондушка

Бескрайние луга с прудом на несколько долгих секунд накрыла космическая тишина, которая сначала заложила уши, а после заполнилась сверчками и шуршащими от ветра верхушками дальних сосен. Юля лежала на примятой траве и смотрела на бледнеющее небо с тающими звездами. Скоро над ней вырос Барсуков-муж. Весь в чужих соплях.

– Юля, ты как? —защелкал он пальцами перед лицом жены. – Слышишь меня? Зайка?

– Я норм, – Барсукова-жена схватилась за протянутую ладонь и села. После стала вытираться от сопливой плоти инородной твари. – Фу, гадость!

Сверху, едва не пришибив Жору, бухнулась резиновая лодка. Следом со свистом падающего астероида с крыши вэна спрыгнул гыгыкающий Ним. Чвокер, как и Барсуковы, был с макушки до пят в зеленоватых соплях крайчека.

– Зайка, – иронично повторил Ним, продолжая издевательски смеяться и хлопать себя по мохнатым коленям. – Хамчи, ты это слышал? Они называют себя так для милоты. Зайка!

Зайка, а точнее аналог этой формы в мире чвокеров был крайне уродливым сисястым существом с волочащимися по земле (и от этого вечно грязными) ушами и беспрестанно жующим кабаянскую свеклу с тухлицой.

– Хамчи?

Ним оглянулся по сторонам и обнаружил товарища у пруда. По всему было ясно, что с Хамчи случился очередной приступ гам-депрессии. Чвокер сидел с понуро опущенной головой, со свешенными в воду ногами. Дуло барионной пушки уткнулось в илистую грязь. Со служебного рюкзака сзади капала слизь разорванного монстра. На грязной водной поверхности безжизненно дрейфовали белые фрагменты эластичной скорлупы. Десятки нерожденных крайчеков. Яйца неизбежно реанимировали в памяти отвратительные эпизоды из сессии 118, о которых было не принято вспоминать в узком кругу.

– Черт! – Ним сразу перестал ржать над Барсуковыми и поспешил к другу. – Ты как, приятель?

Чвокер осторожно опустил четверню на мохнатое плечо товарища. Действовать нужно было очень осторожно, как их учил тюремный психолог. Но Ним, как обычно слушал мозгоправов в полрта и поэтому совершенно не помнил инструкции по гашению приступа гам-депрессии.

«Запомните, ни при каких обстоятельствах не прикасайтесь к нему, пока он не стабилизируется.» – говорила забавно накрашенная чвоки-дама докторша, приходившая в караульную нору для сеансов психотерапии дважды в год.

Зу с Бо – все в соплях вперемешку с прилипшей к меху траве – выбрались из канавы чуть позже, чем следовало.

– Стой! – закричал командир, когда увидел, как Ним пытается успокоить техника. – Не трогай его!

Мохнатая рука отскочила от плеча Хамчи, как ошпаренная. Ним испустил проклятия и принялся извиняться перед кэпом за необдуманную инициативу.

– Отойди назад! – гаркнул на него Зу. – У кого мозговые пилюли?

– Вот, – крепыш Бо передал в руки босса две розовых капсулы, а сам нацелился гравизахватом в понурую спину товарища. – Я готов кэп.

Зу взял лекарство и медленными осторожными шажками двигался к Хамчи. Барсуковы с азартом, граничащим с шоком, наблюдали за происходящим, прижавшись к бамперу Виннибаго. Жора несколько раз обдумал побег, но отверг идею, опасаясь за жизнь жены. Юле стало страшно. Ну, то есть, еще страшнее, чем когда взрывали монстра на дне пруда.

– Хамчи, дружище, ты слышишь меня? – Зу остановился в трех шагах от бойца с торчащим болтом в затылке. – У меня пилюли. Прими их, если…

– Меня не выпустят, никогда не выпустят, никогда… – Хамчи принялся качаться туловищем на месте, как пациент из психбольницы.

– Не гони, Хамчи, нас всех выпустят, когда закроем все сессии.– Зу уже свыкся с ролью утешительной няньки. Впрочем, это была обязанность командира. – Осталось не так много. Мы выйдем из этой чертовой норы и покинем Хопостак все вместе. Даю тебе слово. Выйдем и нажремся самого тошнотворного пойла и сожрем по ящику стекла. Вот увидишь, так и будет.

Последовали безумно долгие две секунды тишины, после чего Хамчи взял пушку, поднялся на ноги, расправил плечи, широко открыл рот и заорал на всю округу:

– Я Гвазитавр! Я Пожиратель звезд! Я черная дыра!

Ним сглотнул слюну и на всякий случай направил дуло гравизахвата в спину техника. Хамчи принялся палить из барионной пушки по противоположному берегу пруда, разрывая редкие сосенки в древесную пыль и взрывая на холме глубокие земляные ямы. Когда он обернулся к товарищам, глаза его горели красным, а пушка целилась в автодом, точнее в то место, где на свете фар темнели силуэты Барсуковых.

К счастью Бо знал, что делать, и еще до того, как Хамчи спустил курок, поймал друга в индуцированное гравиполе. Зу молниеносно швырнул пилюли в раскрытую пасть обездвиженного чвокера и прыжком повалил его на землю. Хамчи проглотил лекарство и краснота в глазах медленно угасла. Зрачки снова стали маслянисто черными.

Под влиянием нейролептиков чвокер довольно скоро вернулся в разум и принялся материть Бо, чтобы тот отпустил его из гравизахвата. Однако здоровяк сделал это лишь после кивка босса.

– Фух, пронесло, – с облегчением вздохнул Ним.

– Пронесло!? – в Юле созрел женский протест – Да этот пришибленный чуть нас не убил. Нет, это просто зоопарк какой-то. Я не собираюсь во всем этом участвовать! С меня хватит, вашу мать!

– Но не убил же, – успокоил ее командир.– А чуть не считается.

– Что с ним не так? – не унималась Барсукова-жена – Он что, больной?

– Эй, я вообще-то тут, – недовольно огрызнулся Хамчи. Он снова был собой, ворчливый и злой – Что за привычка говорить о чвокере в третьем лице?

– Я с этим пришибленным в машину больше не сяду! – женский палец целился в чвокера с болтом в голове.

– Сядешь, – сказал, как вмазал, главный чвокер.

– А вы можете нам гарантировать, что этого больше не повториться? – вмешался Барсуков-муж, который быстро подхватил протестное настроение жены. – Мы ведь вам не просто мясо!

– Нет, вы просто мясо, – без долгих раздумий осек Зу. – Мы не будем еще раз жевать эту тему. Никто вас не тронет, пока я тут командую.

– И куда мы теперь? – с бессильной злобой засопела Юля, сжимая кулачки до белых пятен. – Кого еще взрывать?

– Теперь мы пойдем по следам Грули. – Зу подошел к лодке и перевернул ее днищем вверх, сделав нечто вроде резинового стола вокруг которого все собрались. – Хамчи, доставай машинку. Что ж, сыграем с этой тварью еще раз!

Хамчи достал из рюкзака походный грулескан, похожий на портативный ноутбук, и открыл его на лодочном днище, чтобы всем было видно. Прибор не мог указать точно местоположении Грули, но реагировал на каждую активированную кори-кори (так правильно называются белые сферы на грулином сарафане).

Чвокеры встали позади черного экрана и терпеливо ждали, когда загрузится операционка. Барсуковы с понятным любопытством выглядывали поверх мохнатых плеч. Вдруг в заднем кармане штанов Юли бзикнуло. Она взяла телефон и открыла обновление ленты социальной сети. Кто-то поделился свеженьким видосиком из супермаркета.

Босая девочка на столе с крошенным льдом смачно поглощала еще живую рыбу.

– Эй, – подняла руку Юля. – Я, кажется, знаю, куда ехать.

***

В первых лучах солнца, раскачиваясь на кочках грунтовки, кремово-белый Виннибаго, замызганный от колес до крыши липкими зеленовато-бледными останками зизгагорукого крайчека, выехал на асфальт микрорайона Элеконд и медленно покатился вдоль невероятно огромного сетевого супермаркета, который своим длинным кирпично-стеклянным телом растягивался вдоль трех параллельно-стоящих панельных девятижатжек.

Перед взволнованными глазами Юли проплывали широкие витрины, заляпанные изнутри какой-то паутинной гадостью.

– Эй, – она встала с дивана, чтобы привлечь внимание чвокеров, которые сидели за столом перед монитором грулескана и с взволнованными мордами следили за сигнатурами Грули. Из супермаркета прямо сейчас исходил аномальный всплеск активности кори-кори.

– Парни! – попробовала Барсукова-жена снова – Ау!

Чвокеры подняли недовольные глаза на самку, затем оглянулись назад к боковому окошку фургона. По стеклам витрин магазина с внутренней стороны тянулись целые узоры из паутинных сгустков.

– Это нормально? – сглатывая ком в горле, поинтересовалась Барсукова-жена.

– Дери меня все квазары разом, – выдохнул очумевший Ним. – Эта тварь решила нас прикончить…

– Вашу жеж мать, неужели это… – в сердцах предположил Бо, оглядываясь на витрины.

– Боюсь, что это оно… – скрипя зубами, подтвердил командир.

– Долбанная Груля! – Хамчи от злости ударил по столу кулаком.

Любопытная Юля осторожно, бочком, подошла к столу и тоже заглянула в экран грулескана. Она увидела геораскладку местности, но кроме привычных кубиков домов и линий улиц в здании супермаркета пульсировал большой белый кружочек с расходящейся по кругу призрачной аурой.

– Да чего вы так разнервничались? – Барсукова-жена выдала глуповато-робкую улыбку. – Ну, тАм она, и чего? Вы что, этими своими пушками не сможете ее остановить?

– Голыми пушками эту тварь не взять, – Зу со злостью хрустнул шеей. – Эта сука хочет выиграть время.

Чвокеры опустили морды в пол и выглядели такими подавленными, что Юле стало несколько не по себе.

– Эй, чо носы повесили? – развела она руками, словно была в этой команде уже миллион лет – Что там может быть кроме девочки, жрущей живую рыбу?

– Там самая полнейшая жопа, – Ним тяжело вздохнул, игнорируя любопытство самки. Барсуковой даже показалось он вот-вот всплакнет.

– Приехали! – на всякий случай сообщил Жора с водительского сиденья, когда фургон, наконец, остановился на парковке у самого входа в супермаркет.

Резкий грохот разбитого стекла заставил Барускова-мужа тут же пригнуться, чвокеры бросились к передней части вэна. Из стеклянных автоматических дверей супермаркета со скоростью пушечного ядра вылетело нечто, сильно напоминающее выдранный с потрохами кассовый аппарат. По счастливой случайности бандура пролетела мимо лобового стекла и, распугивая ворон, приземлилась примерно в трехстах метрах в диком сорняке полей, куда еще не добралась городская застройка.

– У этой твари вообще нет тормозов, – сокрушенно покачал головой Бо. Ошалелый красный глаз смотрел на стеклянную пробоину во входной группе.

– Да чего такое то там!? – Барсукову-жену прямо разрывало от недостатка информации.

Вместе со всеми она кучковалась у передних кресел за спиной мужа-водителя и с общим волнением наблюдала за ненадежным фрагментом разбитого стекла в двери. Смотрела, как он отцепляется, падает и разбивается вдребезги на сотни осколков.

– Она запустила кармондушку, – в голосе Нима слышалась жуткая обида, смешанная со страхом и лютым желанием поквитаться.

При слове «кармондушка» остальные чвокеры невольно зажмурили глаза и поморщились, словно одновременно проглотили по лайму. Но им не привыкать. Работа, есть работа.

– Кармондушка, – усмехнулась Юля. – Вы чо, прикалываетесь?

– Твоя легкомысленность не уместна, – огрызнулся мохнатый командир. – Последний раз кармондушка далась нам тяжелыми ранениями. Мы чуть не потеряли одного.

Чвокеры разом посмотрели на Хамчи, а точнее на болт, торчащий из его черепа. Испепеляющий взгляд техника красноречиво требовал от самки убрать эту дебильную улыбку.

– Простите, – Барсукова-жена больше не улыбалась. – Мы можем чем-то помочь? Я имею ввиду себя и мужа.

– Я могу пойти с вами! – вызвался Жора, который, как и жена, начинал испытывать нечто близкое к стокгольмскому синдрому.

– Если бы я хотел сегодня на обед кровавый фарш, ты, конечно, пошел бы с нами, – иронично фыркнул командир. – Нет, мы не можем рисковать вашими шкурами.

Зу вытянулся и развернулся к бойцам, показывая всем своим видом, что момент самый ответственный.

– Бо и Хамчи пойдете со мной. – дуло командира служило сейчас указующим перстом, который определял роль каждого – Проверьте вук-пайсы. Внутри использовать только габс-заряды. Если скажу вниз, падаете мордой в пол, скажу орать, дерете глотку, как Тангуанские пираты на экваториальном рейде. Если скажу умереть, будьте трупами. Всем ясно?

Чвокеры уверили, что с ними проблем не будет. Это не первая их кармондушка.

– Ты, Ним, останешься с приматами. Оставляю тебя за дверного. Не дай зайти внутрь случайным голожопым, но главное не позволь выйти наружу ни одной твари, кроме нас, ясно?

– Так точно, кэп. Завалю любую сволочугу.

– Так, а нам чего делать? – в Барсуковой-жене распалялся азарт охотника – В тетрис играть? Или пиццу пока заказать?

Зу смерил самку испытующим взглядом:

– Так, теперь вы. Встанете в тридцати метрах от дверей, в поле. Стоите без движений. На одной ноге. Руки сцепляете дугой над собой. Вот так, – чвокер сделал из своих лап над головой круг.

– Что это за херня? – прыснула Юля.

– Это поза, которую Груля воспринимает, как приглашение к удочерению. Если она пойдет к вам, то у нас будет время ее обезвредить.

– Тупняк какой-то! – еще раз выругалась недовольная Барсукова-жена, но все же с остальными вышла наружу, а после отправилась с мужем занять стоячую позицию.

У разбитых дверей супермаркета чвокеры оглянулись на Барсуковых. Супруги встали далеко за асфальтом в сорняковой траве и заняли позиции с руками на одной ноге, как будто разучивали кунг-фу стиль пьяного журавля. Широкие мохнатые пасти лыбились, но сдерживались от хохота. Чувство юмора помогало парням переносить адские задания с сохранением рассудка. Конечно, все они хорошо понимали, что Грули внутри нет, но принудительно подписанный контакт с руководством ОСА обязывал их подчищать все грулины следы.

Ним пожелал братьям по оружию удачи и три чвокера бросились в широкую стеклянную пробоину в дверях супермаркета. На таких операциях первым всегда шел Зу, за ним его верный стрелок Бо и последним дерганный техник Хамчи.

Внутри пахло затхлым ферментативным смрадом, какой бывает от контуйских пауков в брачный период. Нехороший знак. Но такие запахи – привычное дело для кармондушки.

Зу прохрустел толстыми загрубевшими подошвами черных пяток по разбитому стеклу и остановился посреди широкого коридора-фойе, где справа тянулись деревянные шкафчики для сумок, а слева стояли кассовые кабинки с проходами внутрь магазина.

В кассе у дальней стены, в пятидесяти метрах от входа, хозяйничал Габартанец-67 – опасный хищник из Четвертично-Водной Галактики, который плавал быстрее дизельных подлодок, а по суше передвигался на десяти шуршащих розово-пупырчатых щупальцах. Большую часть его Y-образной башки занимала овальная пасть с зубами величиной с кинжал.

Это было одно из трех существ, которое успело выбраться из того, что чвокеры и представители цивилизаций М8 и выше называли кармондушкой или «водным событием» (то есть событием после полноповерхностного контакта кори-кори с жидкостью). Горошина Грули, оказавшись в аквариуме с карпами, пробила пространственно – временной коридор сразу в семи разных направлениях, что породило квантово-пенный вихрь со слабозатухающей пульсацией. Через примерно равные промежутки времени в аномалию всасывались живые сущности из разных уголков жидкостных (текучих) Вселенных уровней М3-М8. Пока тварей было три, но могло стать больше. Подлое время и тут играло не на чвокеров.

Габартанец-67 трехпалыми бугристыми лапищами (с панцирями на локтевых сгибах) вышвыривал в воздух коробки с жевательной резинкой и тик-таком, сбрасывал с полочек дешевые презервативы и протягивал мерзкие щупальца к сумочными шкафам-ячейкам, надеясь найти, чем бы поживиться.

– Вук-пайсы! – прокричал Зу, сжимая в лапах барионную пушку.

Чвокеры молниеносно швырнули по полу заготовленные черные металлические шарики. Вук-пайсы закрутились по квадратной плитке и недалеко от инопланетного осьминога, раскрылись по экваториальному радиусу на тонкую щель, из которой с шипением заклубился желтый газ. Паралитическая смесь блокировала моторно-координационные и когнитивные центры мозга, но иногда действовала непредсказуемо.

Круглые маслянисто-темные глаза на концах Y-образных отростков немедленно уставились на мохнатых гостей. Пупырчатая розовато-алая морда с влажной треугольной дырой носа изрыгнула недовольство. В голове твари промелькнула жена Габартанка-67 и десять малышей, которые сейчас плавали в темных глубинах опасного океана в далекой предалекой галактике. А после образы в мозгу твари посыпались…. вперед выплеснулась агрессия.

Щупальца перестали взламывать пустые боксы и закружились вокруг мясистого туловища, как живые кривые колеса. Габартанец-67 выполз на движущихся отростках из кассовой кабинки, два игрек-ответвления на голове скрутились спиралью друг вокруг друга и вся эта тревожно розовая масса пошуршала прямиком к мохнатым интервентам.

Стрелять вблизи кармондушки можно было исключительно габс-зарядами и только наверняка, поскольку любое недостаточно точное попадание могло спровоцировать резкий дифферент кварк-глюонного поля, что повлекло бы сингулярный коллапс пространства в километровой зоне.

Зу сматерился по поводу вук-пайсов с истекшим сроком годности и вытянул вверх мохнатую лапу со сжатым кулачком, призывая ждать, когда тварь подойдет ближе.

И она подходила… выдрала на ходу еще один кассовый аппарат и швырнула его во врага. Железяка пронеслась с ветерком прямо в том месте, откуда только что успел отскочить Бо, а после выскочила на улицу, разбивая остатки стеклянных дверей. Ним, стоявший на шухере у крыльца супермаркета, моментальным барионным выстрелом разнес кассовую машину на триллион молекул.

– Вашу мать, нужно стрелять! – заорал Бо, который только что увернулся от массивного кассового аппарата и теперь лежал на боку у шкафов-ячеек.

– Ждать! – рявкнул командир, направляя дуло точно во влажное отверстие носа. – Я сам!

Хамчи чуть позади командира целился в розовый подбородок обезумевшего животного, зная, что именно в этой уродливой штуке сосредоточенна основная масса белого мозгового вещества. За свою жизнь он убил штук шесть подобных осьминогов, но одно дело мочить их в открытой воде или в поле, и совсем другое в стесненных условиях кармандушки. Он прекрасно знал, что такое сингулярный коллапс. В лучшем случае тебя вывернет мехом внутрь, в худшем ты очнешься головастиком посреди бескрайнего океана…

Зу опустил командную руку, получше прицелился во влажное отверстие осьминожьего носа… До чуткого обоняния капитана уже донесся отталкивающий запах влажной кожи Габартанца, он слышал гортанное бульканье из его глотки, но выстрел пришлось отложить.

Из дальних стеллажей супермаркета выскочил Узкий Чото. Двухсоткилограммовое животное с длинновьющимся серым мехом, покрывавшем плотное тело раздутого червя, неслось галопом на всех шести копытных конечностях. Огромный хвост, такой же круглый и толстый, как и все остальное туловище, волочился далеко по полу, сбивая позади полки с макаронами и гречневой крупой. Ближе к шее копытный червь сужался и заканчивался удивительно тонкой плоской головой, похожей на штыковую лопату толщиной не шире чвокерской ладони, которая качалась сверху взад-вперед грозным веером, утыканным восемью глазами и крошечной круглой пастью для всасывания белковых соков из еще не остывших трупов. Испорченный газ вук-пайса сделал из животного неуправляемую машину для убийства.

В мгновение ока Узкий Чото выломил проходные створки из нержавейки между кассовыми кабинками и с диким гортанным ревом сшиб Зу с ног, в тот самый момент, когда тот собирался отправить Габатранца-67 в великий океан загробной жизни.

Удар был такой силы, что командир чвокеров влетел в шкафы-ячейки с оглушительным дребезгом, как тяжелое мохнатое ядро. Тяжелая грулепушка вылетела из рук и закрутилась по полу русской рулеткой. Осьминогоподобный монстр приветствовал атаку одобрительным воем.

Сразу три щупальца пустились вперед, намереваясь покончить с мохнатыми недомерками. Жилистые бескостные конечности выдвинулись так стремительно, что пока Хамчи ошалело моргал глазами, одно из них обвило его вкруг туловища и резко швырнуло в недра магазина, как противную плюшевую игрушку.

Разъяренный Бо перекатился по полу, уворачиваясь от рокового удара соседнего щупальца, а после с криком, практически в упор разнес Узкого Чото в меховую пыль прицельным габс-зарядом. Сделал он это очень вовремя, поскольку веерное восьмиглазое рыло как раз склонилось, чтобы откусить от кэпа какую-нибудь сочную конечность. Воздух внутри супермаркета затрещал от всплеска энергии габс-заряда, но кармондушка не свернулась.

– Санная Галактика! – выдохнул в сердцах Зу, у которого от таранного удара шерстяного червя кровоточил затылок, а одна заноза от разбитой дверцы вошла глубоко в шкуру в районе зада.

– Кади-ба! – заорал Бо на чвокерском диалекте, что значило « я его прикончу вручную».

– Ба-ка! – разрешил ему командир, что значило «делай»

Здоровяк чвокер убрал пушку в задний футляр у рюкзака, вытащил из поясных ножен боевой кортик и с криком на чистом земном «убью тварь!» кинулся в прыжке через самую гущу живых движущихся колес-щупалец.

В моменты стресса организм чвокеров черпает скрытые мускульные ресурсы. Это помогало каждому из команды избежать смерти в самых отчаянных боях. Вот и сейчас Бо сумел перелететь через преграду клубящихся нижних отростков и, задержав дыхание, влетел с вытянутыми вперед лапами прямо в черное носовое отверстие монстра с водной планеты Габартан-67.