Текст книги "Остров Рай"
![](/books_files/covers/thumbs_150/ostrov-ray-92745.jpg)
Автор книги: Ника Батхан
Жанр: Современная русская литература, Современная проза
Возрастные ограничения: +16
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 4 (всего у книги 20 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]
Слепец
«Упаси меня Зевс[31]31
Зевс – в древнегреческой мифологии бог неба, грома и молний, ведающий всем миром. Глава олимпийских богов.
[Закрыть] от царских милостей», – подумал прорицатель Кимир, обернувшись на шорох. Он был слеп и мог только догадываться, откуда появится убийца. Ремеслу прорицателя обучила его еще мать, злоязычная жрица Гекаты[32]32
Геката – в древнегреческой мифологии богиня мрака, ночных видений и чародейства.
[Закрыть], тяжким посохом вколачивая в дитя премудрость. Много лет Кимир странствовал от полиса к полису, от дворца к дворцу и везде одинаково ловко сплетал туманное кружево предсказаний, так что и сам Гермес[33]33
Гермес – в древнегреческой мифологии бог торговли, прибыли, разумности, ловкости, плутовства, обмана, воровства и красноречия, дающий богатство и доход в торговле, посланник богов и проводник душ умерших в подземное царство Аида.
[Закрыть] не отличил бы в нем правды от вымысла. Но под старость размяк, потерял нюх и однажды, подслушав болтовню двух рабов, посулил Эвримаху, царю Милета, чернокожего отпрыска от любимой жены. Ревнивый царь запер жену в башне, а предсказателя осыпал золотом, приблизил и обласкал. Шесть месяцев длилась райская жизнь, потом царица родила белокурую девочку, прекрасную, словно Елена, и Кимир чудом успел убраться из дворца. Предсказатель собрался в Дельфы[34]34
Дельфы – древнегреческий город в юго-западной Фокиде (Греция), общегреческий религиозный центр с храмом и оракулом греческого бога Аполлона.
[Закрыть] – помолиться и поразмышлять. Быть убитым за день пути до цели – что может быть обиднее?
– Хайре[35]35
Хайре! – древнегреческое приветствие, в переводе на русский – «радуйся».
[Закрыть]!
Человек, возникший из темноты, дышал часто, но ровно, пах чистотой и благовониями, позвякивал браслетами, а не кольчугой. Шаги его были медленны, голос могуч – сразу слышно, привык приказывать.
– Долгих лет тебе, повелитель! – склонился перед встречным Кимир, лихорадочно вспоминая имена всех соседских царей и военачальников.
– Ты узнал меня, слепой? – благосклонно осведомился незнакомец.
– Звезда истинного величия проницает даже тот мрак, что окружает меня с рождения, – вывернулся Кимир.
– Хорошо. Ответь, что у меня в кулаке. Скажешь правду…
– Останешься жив, – продолжил Кимир, – так и Сфинкс[36]36
Сфинкс – мифическое чудовище, существо с головой женщины, лапами и телом льва и крыльями орла.
[Закрыть] говорил Эдипу[37]37
Эдип – в древнегреческой мифологии царь Фив. Разгадав загадку Сфинкса, освободил Фивы и был избран царем.
[Закрыть]. У тебя в кулаке кузнечик, мой господин.
В пыль под ногами предсказателя, тяжело звякнув, шлепнулся кошелек. Кимир улыбнулся и мысленно вытер пот со лба – по счастью, цари предсказуемы, а кузнечика поймать проще, чем лягушонка или птенца.
– Ты пришел узнать свое будущее, повелитель? Ждут ли тебя победы на поле брани и успехи в мирных делах, кто из родичей плетет сети коварного заговора, какой союз будет прочен, принесет ли сына возлюбленная с волосами цвета заката… – на словах «сына» Кимир услышал вздох и понял, что угадал. Остальное было делом техники.
Первый рассветный соловей уже пробовал голос, а прорицатель все еще заливался бойкой птахой, предвещая всевозможное процветание и благоденствие. Его собеседник слушал жадно и торопливо, слова словно бы насыщали, успокаивали его. Наконец, когда Кимир стал сбиваться, теряя голос, царь спросил о награде. Успевший ощупать и взвесить на ладони кошелек с золотом, прорицатель воззвал к милосердию повелителя и пожаловался на свирепые угрозы властелина Милета.
– Хорошо, – пообещал царь, – пока я правлю, ни смертный, ни бессмертный не смогут причинить тебе вред. Будь благословен и прощай.
Кимир потянулся было поцеловать руку благодетелю, но вдруг почувствовал, что стоит один на дороге подле развалин старого храма. История была странной, но прорицатель привык – с ним всегда происходили необычные вещи.
«Хорошо-то как, – подумал он. – Слава Зевсу, золотых хватит на пару лет сытой, спокойной жизни. Снять домик в Афинах, купить раба. Или рабыню…»
«Хорошо-то как, – восхитился милетинский разбойник, что по большой нужде присел за лавровым деревом и ненароком подслушал весь разговор прорицателя с важным господином. – Добыча жирная, а зубов у нее нет. Прикопать слепыша под кустом – и не хватятся».
«Хорошо-то как, – размышлял за обедом староста из соседней деревни. – Разом избавились и от голода, и от больного зуба. Борясь с вором, слепой прорицатель орал так, что и мертвый услышал бы. А живые крестьяне, у которых искомый вор утащил не одну овцу, сочли страшным грехом не вступиться за бедного старца. И кошель золотых – неплохая цена за жизнь».
«Хорошо-то как, – улыбалась за ужином мудрая ясновидящая-пифия[38]38
Пифия – жрица-прорицательница в храме Аполлона в Дельфах. Ее прорицания разным героям неоднократно упоминаются в древнегреческих мифах.
[Закрыть]. – Зевс с Олимпа[39]39
Олимп – в древнегреческой мифологии гора в Фессалии, на которой обитают боги.
[Закрыть] наконец-то спустился, сколько лет в облаках просидел безвылазно. Глядишь, покроется новенькой позолотой железный век».
«Хорошо-то как, – потянулась в постели любвеобильная Олимпиада, супруга царя Македонии, прочитав письмо от подруги-жрицы. – Если спросят теперь, почему у чернявого папы родился рыжий сын, я скажу им про некое божество, которому отдалась ночью в храме».
«Хорошо-то как – правду прозрел провидец, – думал довольный Зевс, правя огненной колесницей. – Кризис в божьей семье – дело временное, Гера[40]40
Гера – в древнегреческой мифологии царица богов, супруга Зевса, покровительница брака и супружеских уз, помощница беременных и родильниц.
[Закрыть] станет добрей, Посейдон[41]41
Посейдон – в древнегреческой мифологии бог морей.
[Закрыть] сам захочет мира. Через пару олимпиад замутим небольшую войну, чтобы кровь веселее бежала в жилах. От бессилия непременно излечит корень этого, как его… в общем, травки из дальних стран. Закажу Гермесу, пусть ищет. А мы героя родим, новенького, отважного…»
«Хорошо-то как, – почесал в затылке шутник Психопомп[42]42
Психопомп – проводник душ; прозвище Гермеса.
[Закрыть] и взглянул в опустевшее небо. – Смертные сплошь слепы и готовы сделать былью любую сказку – только соври красиво. А вот суеверного бога впервые вижу».
«Упаси меня Зевс от всяких благословений», – вздохнул прорицатель Кимир, выходя поутру из гостеприимной деревни. Болели отбитые бока, под слепым глазом ощутимо набухал синяк, в давешнем кошельке сиротливо перекатывалась одна-единственная драхма. И мысли двигались как-то странно. Ритмично, словно удары весел о волны Эгейского моря, чеканно, как профили древних царей на старинных монетах, велеречиво и пафосно. «Тени героев, бряцая оружием, выступили из тьмы Аида[43]43
Аид – в древнегреческой мифологии бог подземного царства мертвых и название самого царства мертвых.
[Закрыть]… как бы это сказать? Ярость? Гнев? Гнев, о богиня, воспой Ахиллеса, Пелеева сына, грозный, который ахеянам тысячи бедствий содеял…»[44]44
«Гнев, о богиня, воспой Ахиллеса, Пелеева сына, / Грозный, который ахеянам тысячи бедствий содеял…» – первые строки поэмы «Илиада», по преданию, написанной древнегреческим слепым поэтом-сказителем Гомером.
[Закрыть]
Кимир остановился и почесал в затылке заостренным концом посоха:
– Кажется, мне пора менять имя!
Остров Рай
… В ночь перед бурею на мачте
Горят святого Эльма свечки…
Капитан Бельяфлорес спал дурно. И немудрено – намедни в дорогом кабаке он поссорился из-за девчонки с капитаном Синяя Борода и прилюдно набил ему морду. И не убил… Синяя Борода, бы может, и оценил благородство поступка по давней дружбе, но вот старший его брательник, капитан Черная Борода, очень трепетно относился к семейной чести. Старый дьявол вознамерился мстить. А куда пирату бежать с Тортуги[45]45
Тортуга – устаревшее название острова Тортю в Карибском море у берегов Гаити.
[Закрыть]? В синем море волны хлещут, а по ним катаются англичане. И у каждого фрегата по тридцать пушек. Вот и спал Бельяфлорес дурно, метался по койке, хрипел и вздрагивал. Ему снился красноносый бейлиф[46]46
Бейлиф – в англоязычных странах помощник шерифа, полицейское лицо при судебных органах.
[Закрыть], который явился забирать малыша Джонни в работный дом из уютного подвала, заставленного бочками с соленой треской. Именно там будущий капитан впервые начал мечтать о море… Но бейлиф был жесток – он тряс мальчика за плечо жесткими пальцами и орал в ухо:
– Просыпайтесь, капитан, просыпайтесь же, есть идея!
Акула Билл был настойчив и бесцеремонен. Одной рукой он тормошил капитана, другой придерживал под локоток незнакомого старика. Судя по запаху гость опустошил не меньше бочонка рома, а затем провел ночь в сточной канаве – даже в грязной седой бороде застряла апельсинная корка.
– …!!! – закричал капитан Бельяфлорес. – Что за чучело ты сюда приволок, Билли? А если у него вши?
– Си, сеньор капитан! – в доказательство старец запустил лапу в бороду и извлек не меньше трех жирных тварей. – У меня есть вши. А еще у меня есть карта.
– …!!! – проорал Бельяфлорес. – Какая к Божьей Матери карта?
– Карта плаванья к острову Рай. У вас проблемы, как говорят в тавернах. А я давно не был в море. Смотрите…
Старик запустил руку за воротник. Бельяфлорес зажмурился, не желая даже предположить, что за дрянь полуночный гость прячет под истлевшей рубахой, когда-то украшенной брабантскими кружевами… Вопреки ожиданию там оказался медальон размером с ладонь младенца. С желтого диска щерился в мерзкой ухмылке раскосый идол. Акула Билл облизнулся. Бельяфлорес присвистнул:
– А ты храбрец. Ведь я могу просто-напросто отобрать у тебя твою цацку, а тебя самого отправить погулять по доске или сунуть в мешок и скормить акулам…
– Си, сеньор капитан. Но, во-первых, вы не станете обижать бедного старика, а во-вторых, кто тогда объяснит вам дорогу?
– Хорошо… – Бельяфлорес наконец спустил с койки босые ноги и пошарил по ящикам сундука. В нижнем нашлась полупустая бутылка виски. Большой глоток помог проснуться. – Ну, рассказывай, что у тебя за карта, старик. Как тебя звать-то?
– Ботаджио, сеньор капитан. Просто Ботаджио. Прошу вас.
На большом ветхом свитке, который старик добыл, нарисовано было всякое несуразное. Морские змеи, сирены, гидры и прочие чудища испещряли моря, границы земель отличались от тех, что отмечены были на испанском пергаменте капитана, а по краям карты шутник-художник нарисовал трех слонов.
– И что это такое, Ботаджио?
– Если плыть прямо к югу, миновать Симплегады[47]47
Симплегады – в греческой мифологии скалы, плававшие у входа в Понт Эвксинский (Черное море). Сталкиваясь, эти скалы уничтожали корабли.
[Закрыть] и острова Стимфалид[48]48
Стимфалиды – в древнегреческой мифологии чудовищные птицы с медными перьями, клювами и когтями, питавшиеся человечиной.
[Закрыть], избегнуть чар колдуньи Калипсо[49]49
Калипсо – в древнегреческой мифологии нимфа, жившая на острове Огигия на Крайнем западе, куда попал спасшийся Одиссей на обломке корабля, разбитого молнией Зевса.
[Закрыть] и нападения стай песьеглавцев, то у самого края мира мы найдем остров Рай. Там всегда солнечно и тепло, берега омывает спокойное море, а из земли сами собой растут любые плоды – стоит лишь уронить семечко. Там живет добродушный, благой народ эдемиты – их женщины покрыты золотистым пушком, словно персики, и всегда рады делиться любовью, их мужчины дружелюбны, щедры и гостеприимны. Такое золото, – Ботаджио крутнул в пальцах увесистый амулет, – они охотно меняют на зеркала и бусы из блестящих камней, а не хочешь меняться – самородки лежат в ручьях словно галька – собирай да набивай трюмы, – старик рассказывал, словно читал по книге.
Бельяфлорес поскреб в затылке – под косицей вдруг зачесалось:
– У какого края мира, старик?
– Конечно, у южного, сеньор капитан. Наш мир плоский, словно большое блюдце с голубым молоком, налитым Господом Богом достаточно щедро, чтобы корабли могли плавать. А слоны-великаны держат его на спинах. Об этом знают все грамотные моряки.
Капитан Бельяфлорес высморкался в манжету – к стыду своему, он едва научился читать по складам, и самое длинное слово, которое ему довелось разобрать, было «Вальядолида» – название его собственной баркентины[50]50
Баркентина – морское парусное грузовое или учебное судно с прямыми парусами на фок-мачте и косыми на остальных.
[Закрыть].
– …! Собираем команду.
Над Тортугой занимался сырой и хмурый рассвет. Собравшиеся на палубе матросы ворчали, и только обещание Бельяфлореса поставить ребятам бочонок рома подняло команде боевой дух. А вот идея отправиться бог весть куда за бесплатным золотом неожиданно встретила море энтузиазма. То ли засиделись по кабакам ребята, то ли с парнями Черной Бороды по-мужски разговаривать не хотели. Команда хором грянула «Любо!», Рыжий Фриц пальнул в воздух из новенького пистолета, Ян Подлячек сложным образом пукнул – у матросов заложило носы и уши, одноглазый кок Голди от восторга застучал черпаком по котлу.
Недовольных осталось двое. Вилли Вилкин, самый сильный и глупый матрос в команде – он всегда был чем-нибудь возмущен: то у портовых девчонок на лицах триппер написан, то в солонине червей слишком много, то жалованье юнгам третий месяц удерживают (самому-то, дуболому страшенному, попробуй не заплати)… И веснушчатый Ибн Гвироль – толедский маран[51]51
Мараны (исп. Marranos, от араб. maran alha – проклятый; у евреев анусим, т. е. отпавшие от веры по принуждению) – в Испании в Средние века так назывались евреи, официально принявшие господствующую религию (сначала мусульманство, потом христианство), но втайне сохранившие веру своих отцов.
[Закрыть] и бывший студент Саламанки. Он единственный на команду умел сложить в столбик двенадцать чисел, без запинки читал и писал на пяти языках, почему до сих пор и не оказался утоплен в гальюне. Но привычка кудрявого умника непременнейше сунуть свой длинный нос во всякую дырку иногда подвергала капитана жестокому искушению… Вот и сейчас.
– Господин капитан, полагаю, вы в курсе, что шарообразность земли была доказана путешествием Магеллана, и с 1580 года во всех университетах просвещенной Европы нашу планету именуют сферичным геоидом. Мореплаватели избороздили Великий Океан и не нашли там ни кинокефалов, сиречь людей с собачьими головами, ни Симплегад, ни слонов с черепахами…
– …, голова тресковая, – моментально вскипел Бельяфлорес, – треуголку надел и думаешь, что самый умный на корабле!
– Я прослушал четыре курса в величайшем храме науки… – возразил Ибн Гвироль.
– И был выгнан за… – выкрикнул кто-то из матросов. Огрызок яблока просвистел над самым ухом студента, тот привычно увернулся.
Старик Ботаджио вдруг выдвинулся вперед:
– Подождите, сеньор капитан, я ему все объясню, – и продолжил говорить на незнакомом языке, гортанном и звонком.
Капитан смог разобрать только слово «бака» – где-то он его уже слышал… Ибн Гвироль покраснел и заткнулся. Команда с уважением посмотрела на старика.
– Решено! Отплываем к полудню, – рявкнул наконец Бельяфлорес. Лейте в глотки свой ром, и работать – солнце уже поднялось! Подтянуть такелаж, проверить трюмы, закупить два сундука зеркал! Ахой[52]52
Ахой – приветствие, выкрикиваемое с берега в адрес моряков на судне или при встрече кораблей друг с другом.
[Закрыть], шевелите плавниками, бездельники!
Капитан немного поторопился с расчетами, но в тот час, когда порядочные пираты только-только протирают глаза, просыпаясь после сиесты, «Вальядолида» наконец-то подняла якоря и отправилась за удачей. И последнее, что разглядел в подзорную трубу капитан Бельяфлорес, глядя на берег любимой Тортуги, – вооруженный отряд под флагом Черной Бороды. По счастью, никто из моряков не успел проболтаться о цели их путешествия, а «Вальядолида» была одним из самых быстроходных судов в порту. Бельяфлорес показал неприличный жест неудачливым чернобородцам и перехватил штурвал:
– Курс в открытое море,…!
– …!!! – откликнулись парни с вахты.
Путешествие началось вполне благополучно. Первые три недели обошлись почти что без приключений. Нашли в бочке из-под вина девицу, припрятанную Подлячеком, и высадили красотку на остров, благо отплыли недалеко. Взяли на абордаж какого-то маленького креола-контрабандиста, отняли груз превосходного табака. Юнга Фикс утопил ведро, а нырнув за ним с перепугу, раскричался, что видел в волнах девицу с вот такими пышнющими буферами. Команда начала было ржать, мол, мальчишки находят баб даже в дохлых акулах, но старик Ботаджио остановил насмешников и долго рассказывал о сиренах – морских девах с ангельскими голосами, которые заманивают моряков на острые камни и топят. Бельяфлорес приказал всей команде залепить уши воском, а себя привязать к мачте – любопытство разобрало… Так себе оказались девки. Вроде грудастые, а зады с чешуей, и поют скучно – то ли дело рыжая Пенни в старой портлендской портерной…
А море оставалось спокойным. Ровный ветер гнал баркентину строго на юг – ни затишья, ни шторма. Ни вершины, ни берега, ни паруса на горизонте. Воздух полнился шумом, будто где-то далеко-далеко звонили серебряные колокольчики. По ночам волны стали светиться молочным, переливчатым светом. Парни пробовали трясти Ибн Гвироля, но студент отмалчивался – с первых дней плаванья он сделался странно неразговорчив и все чаще молился, перебирая четки. Зато Ботаджио тешил команду рассказами о дивных островах и таинственных землях.
Воздушный налет меднокрылых птиц оказался отнюдь не так страшен, как твердили о нем легенды. Пара пушечных выстрелов – и от стаи только перышки полетели. Порвали парус, на всю жизнь перекрестили шрамом ягодицу бедняги Фикса – и все дела. С песьеглавцами оказалось куда сложнее.
Первый остров, к которому причалила «Вальядолида», оказался пустынен. По долине лениво бродили откормленные быки с золотой шерстью, редкие ласточки таились на горных склонах – и все. Предупрежденные мудрым старцем, матросы споро таскали воду, остерегаясь даже браниться в присутствии синеглазых волооких красавцев. Капитан Бельяфлорес рискнул приблизиться к одному из быков – и поразился солнечной мудрости взгляда зверя. Да, пожалуй, мысль забить и сварить на костре это чудо сравнима с грехом человекоядения.
На второй остров матросы тоже сошли без страха. Тропический лес кишел жизнью, экзотическими плодами и животными, столь странными с виду, что не сразу и догадаешься, с какой стороны его есть. Но матросы не церемонились – за время путешествия им настолько опротивела солонина, что в первые дни в котел шло почти все, что попадало под выстрел. В азарте охоты Рыжий Фриц случайно застрелил детеныша с длинной собачьей мордочкой и ничтоже сумняшеся оставил тушку в лесу, сочтя несъедобной. Той же ночью кинокефалы пришли мстить за родича.
… Казалось, вопит и воет весь берег. Песьеглавцы налетали на лагерь нескончаемой смрадной волной. Билл Акула, с парой матросов оставшийся караулить «Вальядолиду», хотел стрельнуть из пушки на шум, но испугался задеть своих. А дела команды были плохи: из оружия сукины дети великолепно освоили камнеметание, а когда под рукой не находилось снарядов, с успехом пользовались ветками, кокосовыми орехами и собственным зловонным пометом. Чуть подумав, Ботаджио предложил парням выдать Рыжего Фрица на растерзание – тогда, мол, мстительные твари успокоятся и отстанут. Самым вежливым из того, что услышал старик в ответ, была просьба отправиться вплавь до Тортуги, используя собственный череп, объеденный вшами, в качестве судна. Наконец Подлячека осенила идея. Весь оставшийся порох ссыпали в глиняные горшки, побросали в костры, и пока оглушенные кинокефалы терли уши и выли, матросы, пользуясь передышкой, столкнули шлюпки в воду и уплыли с негостеприимной суши к акульей матери.
Остров ведьмы Цирцеи показался вполне уютным. Зеленые склоны холмов, стада свиней, возглавляемые миленькими сисястенькими пастушками, очаровательные беседки в тени дерев, роднички и полнейшая пастораль. Сама правительница встретила пиратов в гавани, встретила так, как в ином захолустье не встречают и королей. Поклоны, восторги, подарки – всем, от капитана до последнего юнги. Омовение ног в прохладных источниках, умащение благовонными маслами, пиршества и чудесные танцы для услаждения взоров. В одном лишь отказывали прекрасные жительницы Острова Дев своим дорогим гостям… но обещали, что и эта мелочь будет разрешена, стоит лишь лунному серпу десять раз утонуть в волнах их священного озера. И капитан, и матросы не смели возражать очаровательным дамам. Они отдыхали вволю, отлеживали бока на зеленой травке и хорошо кушали – с каждым утром все лучше. Спас их Ботаджио – на седьмую ночь он пинками разбудил Бельяфлореса, сунул ему в руки добытое из сундучка зеркало и успел заткнуть рот, когда капитан заорал, увидев свиной пятачок на месте курносого английского носа. Разъяренный Бельяфлорес захотел было поступить с ведьмой так, как она ему намекала в нежных беседах, но увидев на ложе бесстыдно улыбающуюся старуху, только плюнул ей на подол. Всю команду удалось увести на корабль, лишь у Фикса так до конца дней и остался закрученный свиной хвостик пониже спины, отчего бедняга и умер девственником.
Следующий остров отдельные паникеры предлагали оплыть стороной. Но Бельяфлорес уперся – ведь сам Ботаджио толком не мог сказать, на какой именно суше располагается остров Рай. Войти в бухту оказалось нелегкой задачей – кольцо красного рифа казалось сплошным, буруны так и кипели. Стоит ветру рвануть – и баркентину размажет о скалы. «Вальядолида» обогнула остров и наконец обнаружила подходящий проход – узкий, словно игольное ушко. На берегу уже толпились люди – золотисто-коричневые, почти голые, с венками из белых цветов на курчавых головах. Увидев фигуры женщин, матросы взвыли. С большим трудом Бельяфлоресу и Акуле удалось удержать их от мысли тут же перестрелять всех туземных мужчин, а женщин забрать себе. Никогда еще с такой скоростью не опускались на воду шлюпки и не шлепали так согласно длинными веслами принаряженные матросы.
На берегу ждал пир. Жареные поросята (их команда пробовать не рискнула), черепахи, тушеные в собственных панцирях, рыба во всех видах – печеная на углях, жареная на палочках, вареная с какими-то ароматными овощами в больших горшках… Свежие фрукты (пираты из них узнавали только бананы), свежая зелень, кокосовое прохладное молоко и слегка перебродивший сок пальмы. Стоило команде утолить голод – начались танцы. Под музыку толстых свирелей, трещоток, бубнов и маленьких барабанчиков выскочили вперед молодые девицы и начали извиваться, покачивать бедрами и трясти роскошными волосами. То одного, то другого матроса вытаскивали в круг. Бельяфлорес держался до последнего, но когда пышногрудая дама с огромной гривой красных, словно закат, волос подошла к нему, зазывно тряся боками, – он не выдержал и показал этим сухопутным крысам, что такое настоящая портлендская джига. Что было потом… матросы молчали, только цокали языками, возводя глаза к безмятежному небу.
Так и пошло – пир за пиром, танцы за танцами. Туземцы жили спокойно, ловили рыбу, растили овощи на маленьких огородиках, пасли свиней и не боялись никого, кроме акул в заливе. Единственным их богатством были розовые раковины, связанные в ожерелья. Детей умирало не меньше, чем в доброй Англии, но те, кто перешагнул порог пятнадцатилетия, жили долго и старились так величественно, как не снилось и королям. Наконец, в одно славное утро капитан Бельяфлорес понял: или «Вальядолида» завтра отчаливает отсюда, или он останется без команды. Пушечным выстрелом он перепугал всех туземцев, а когда матросы собрались, приказал всем немедля подняться на борт – плыть к острову Рай, за золотом и удачей. Обескураженная команда поворчала, но приказание выполнила. Только дурак Вилли Вилкин уперся – он прилюдно послал капитана ловить треску в Темзе и даже под дулом пистолета отказался уплывать с острова… Что с дурака возьмешь – не стрелять же его, в самом деле. Мир плоский, до конца уже недалеко. А на обратном пути можно и взять на борт – глядишь, надоест ему миловаться со своею туземкой.
Стоило отплыть на три дня пути – ветер сменился. Корабль подхватило течением и понесло невесть куда. Незнакомые звезды светили над головой в те немногие дни, когда их удавалось увидеть сквозь пелену облаков. Свежей воды было вдоволь, а вот пища протухла в мгновение ока. Команда от голода чуть не собралась бунтовать, но Ибн Гвироль залез на мачту и начал молиться столь истово, что все тотчас же преклонили колени. И были услышаны – три недели подряд на палубу падали летучие рыбы. Их хватало, чтобы сварить обед на день. Потом они выплыли к пустынному островку с развалинами и наловили там коз живьем. Потом страшный шторм стоил им бизань-мачты, почти всех парусов и Подлячека. Вся команда отощала, лица осунулись, глаза горели. Ибн Гвироль, как заправский капеллан, каждое утро, включая субботы, устраивал молебствие на верхней палубе, почти все приходили послушать псалмы и сказать Богу спасибо, что еще живы. Наконец море стихло.
Сутки на корабле спали все. Старик Ботаджио взялся постоять за штурвалом – он сказал, что не утомлен. А когда капитан Бельяфлорес открыл глаза, он увидел, что баркентина входит в гавань родного Портленда. С правого борта – один королевский фрегат, с левого борта – другой.
– Я убью тебя, рулевой! – закричал капитан и, не тратя слов даром, выстрелил в предателя Ботаджио из любимого пистолета.
– Если бы… – горько вздохнул старик, потер дырку на старой рубахе и прыгнул в воду.
…«Ибн Гвироль, чертов святоша, был прав – земля круглая, – думал Джонни, бывший капитан Бельяфлорес, примериваясь к ручке весла королевской галеры. – И дурак Вилли Вилкин, как оказалось, тоже…»
Правообладателям!
Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.Читателям!
Оплатили, но не знаете что делать дальше?