Текст книги "Заговор гордыx"

Глава 8
Куда может завести жареный барашек

Славянин поежился, сложил толстое шерстяное одеяло вчетверо, бросил его на плоский камень, взгромоздился сверху, поджав ноги под себя, и стал разглядывать безбрежное, невообразимо глубокое звездное небо. Было тихо. Лишь изредка пофыркивали лошади. Где-то вдали шуршали камни под копытами муфлона. Заливисто лаяла горная лисица.

Орлика поставили в дозор первым. Остальные завернулись в одеяла, легли у подножья широкого плоского холма и захрапели. Самый богатырский и раскатистый рык издавал Михаил – будто медведь лапу в сосне защемил и хрипит.

«Теперь понятно, почему жена не с ним в поместье живет, а в Аспоне. То-то обрадуется, когда он до нее доберется. Как замужние женщины со своими мужьями каждую ночь проводят? Наверняка после отдания супружеского долга в другую комнату спать уходят, не иначе».

Александр подхрапывал жалобно, совсем как безродный, худой до невозможности пес Глист, который бегал между Ниссой и поместьями в поисках костей. Константин же голосил благородно, почти как привязанные неподалеку кони. Молодые господа не издавали никаких звуков, но вся эта симфония их не смущала – они так устали в дороге, что заснули, едва приняли лежачее положение.

Орлик сидел возле путников, зябко кутался в плащ и чувствовал себя парусом, который рыбаки забыли спустить в бурю: еще немного, и его разорвет на части. Сначала он убил человека – запах горелой плоти Василиска, практически неотличимый от аромата поджаренной на костре свиной ноги, до сих пор преследовал его. Всю прошлую ночь в «Пещере Минотавра» ему снилось, что за ним гонится экскувит, голова которого превратилась в обугленный череп, а в глазницах пляшут синие огоньки. Он догонял и душил Орлика, от чего юноша просыпался и судорожно хватал воздух ртом. И теперь он был рад первой ночной страже – можно оттянуть момент, когда сон смежит веки, и обгорелый гвардеец снова бросится мстить своему убийце.

Но проклятая судьба не ограничилась одним испытанием. Никифор, которому юноша так доверял, зачем-то послал его в Константинополь с этими чужими странными людьми. «Хватит держаться за материнскую тунику. Шестнадцать лет, уже не мальчик» – сказал тогда Марии жестокий старик. «Или он до старости молоко из твоих сосцов пить будет? Учиться ему нужно. Пусть едет с господами в столицу. Денег на дорогу я дам». Мария попричитала, поплакала, поохала, но перечить кузнецу не стала.

Никифор вручил Орлику тридцать номисм и нож, выкованный его руками, которым геронда перерезал горло гвардейцу. Монеты мать зашила между двумя платками. Юноша повесил их на грудь, словно золотой доспех. Кинжал же брать не хотел, но старик настоял. Сказал, что это оружие принесет ему удачу. Славянин потом долго искал на нем остатки крови, но так и не нашел – Никифор умело отчистил сталь и рукоятку.

Новые господа Орлика пугали – они были людьми суровыми, жесткими. Больше всего угнетало то, как на него смотрели – с типичным ромейским презрением, будто он и не человек, а животное, пойманное за Дунаем и обученное говорить и прислуживать. В поместье Гонория такого отношения не было, но когда ходил в Ниссу, остро ощущал взгляды, говорившие: «Совсем ославянилась Романия, сделалась варварскою. Сейчас эти северные пришельцы рабы, и выполняют черную работу, но скоро их станет так много, что они поднимут бунт и прогонят нас, природных греков, с этой земли. Давайте же избавимся от них первыми».

Даже Иоанн, который пытался заступаться за Орлика, смотрел при этом, как христианский епископ на еретика. «Убегу» – думал юноша. «Выучусь на лекаря, и сбегу за Дунай. Или за Гостеприимное море, Понт Эвксинский³², к соплеменникам. Принесу им ромейское просвещение, культуру, медицину. Научу строить каменные дома».

И примечталось Орлику, как вернется он к сородичам, соберет дружину из верных друзей. Построит на Данапре город, не хуже Фессалоник. Установит в нем справедливые законы, и станет княжить. По всей земле пройдет весть о том, как вольно и богато живется под властью князя-орла. Под его крылья слетятся племена славянские и присягнут на верность. Он создаст Империю от Понта до края земли. Ромеи в это время окончательно погрязнут в братоубийстве, и попросят его о помощи. Он же въедет в Константинополь на белоснежном коне во главе роскошной процессии, и с презрением будет смотреть на падающих ниц и рыдающих ромеев.

Переведя мечтательный взгляд со звезд на землю, Орлик заметил, что тьма шагах в двадцати от него сгустилась и задвигалась, приняла очертания человека и стала приближаться. Во рту у юноши мгновенно пересохло. Ноги обмякли и отказались двигаться. По спине пробежал холодок. Нужно было разбудить спящих спутников, но из горла вместо крика вырвался слабый сип. Страх сжал шею ледяной рукой

«Может это горный козел? Или антилопа?» – судорожно подумал Орлик. «Откуда здесь взяться людям?» Но чем ближе подходила фигура, тем яснее становилось, что это именно человек. Что-то в его облике казалось юноше странным, а может и знакомым. Только кто это может быть? Не Никифор же отправился за ними вдогонку.

И вдруг он сообразил: неизвестный двигался абсолютно бесшумно. Люди, кони, лисицы, даже птицы – все производили хоть малейший, но звук. А незнакомец плавно парил в воздухе, приближаясь с каждым мгновением. Вот стали видны крепкие плечи, вышитая ромбовидным узором рубаха, сильные руки, заплетенная в три косицы борода, суровые черты лица. Отец!

Вострый остановился перед сыном, оглядел его своими голубыми, как озера, глазами. Он жив! Орлик всегда знал это, чувствовал сердцем. Он пришел забрать сына. Теперь у них будет свой собственный дом, настоящая семья! Бояться больше нечего. Вострый поднял руку, потрепал Орлика по голове.

– Отец, откуда ты здесь? Как нашел меня?

В ответ славянин схватил себя за бороду и с силой дернул вверх. Кожа на шее затрещала, разошлась и поползла с лица, обнажив обугленный череп со светящимися в глазницах голубыми огоньками. Челюсть оскалилась костяной улыбкой, и истошный голос завопил: «Давно не виделись!» В нос ударил ненавистный запах жареной человечины. В руке у обгорелого блеснуло лезвие и глубоко вонзилось юноше в бок.

Орлик упал с камня, на котором сидел и… проснулся. Рядом не было никого. Звезды так же мирно сияли. Из-под холма доносился прежний храп, который, правда, стал немного тише. Только запах жареного мяса продолжал беспокоить обоняние. Юноша поморщился – неужели к нему приходил призрак? Не может быть. Призраков не существует. Он несколько раз втянул воздух ноздрями – пахло дымком и готовящейся на огне бараниной. Желудок скрутило. Питание в походе было скудным, холодным. Костер не разводили. Это не слишком отличалось от его обычного стола, но аромат мяса вызвал в животе бунт.

Молодой славянин поднялся и огляделся – никакого огня, лишь непроглядная темнота. Может с холма будет лучше видно? У невысокого крутого склона росло ветвистое дерево. Орлик с разбега запрыгнул на раздвоенный ствол, ухватился руками за ветки и стал карабкаться вверх, а затем ловко перепрыгнул на пологую вершину холма.

Возвышенность оказалась лысой и широкой. Противоположный край таял во мраке, но запах здесь был отчетливее. Юноша доверился обонянию и двинулся вперед. Через пятьдесят шагов он почуял аромат специй и далекие голоса. Он накинул на голову капюшон, завернулся в темный плащ и сделался совершенно невидим в темноте. Еще через десять сажен он приметил конец плоскогорья, подсвеченный снизу. Голоса становились все отчетливее.

Славянин подкрался к обрыву, лег на землю и с опаской посмотрел вниз. У подножия склона стояло пять крытых купеческих повозок, выстроенных подковой. Между ними прогуливалось двое дозорных. Внутри лагеря сновал десяток мужчин торгового вида – одни носили деревянные ящики, другие занимались лошадиной сбруей, третьи ужинали. В центре располагался большой шатер из парусины со срезанной и приподнятой верхушкой, из-под которой выходил дым.

«Неплохо сделано» – подумал Орлик. «Можно разжечь ночью огонь, приготовить еды, погреться, и тебя не заметят издалека. Жаль, Константин не прихватил такой в дорогу. Не мерзли бы на сквозном ветре».

В темноте за повозками раздавалось лошадиное ржание, но самих коней было не видно. От ароматов кориандра, розмарина, мяты и перца у юноши потекли слюнки. Нужно возвращаться. Нечего мытарить душу и наблюдать, как другие наслаждаются молочным ягненком. Опасности тут нет. Обычный торговый караван. Заночевали люди в дороге. Да и время дозора прошло, пора будить Михаила.

Внезапно полог шатра открылся. Из него вышел мужчина в песочного цвета парчовом кафтане до колен, белых шароварах и высоких сапогах. На кожаном поясе висели длинный меч и кинжал в зеленых ножнах. Он подкрутил длинный черный ус и крикнул что-то на квохчущем непонятном наречии. Обедавшие купцы ответили такой же тарабарщиной, отставили свои миски, подскочили и бросились к повозкам.

«Это не ромейские купцы» – сообразил Орлик. На каком языке они разговаривали было неясно, но такие же кафтаны он видел в прошлом году, когда к Ниссе подошло персидское войско и взяло город в осаду. Захватить город они не смогли, и принялись грабить окрестные поместья. Юноша тогда подносил стрелы защитникам «Львиного камня». Вид вражеских воинов надолго врезался в память.

Орлик слышал из разговоров в поместье, что персидская армия как раз находится недалеко от Кесарии Каппадокийской, но это к западу от Ниссы. Как враги оказались так далеко на востоке? Может это лазутчики? Нарядились ромейскими купцами, не отличишь от настоящих. Нужно бежать к своим и поднимать тревогу.

Славянин аккуратно отполз от края холма, чтобы ни один камешек не скатился вниз. Поднялся на колени и попятился назад. Удостоверившись, что его не увидят снизу, он встал на ноги, развернулся и уперся грудью в острие меча.

– Тииихо, малчииик – прошелестел сиплый голос, растягивая с придыханием звуки. – Закричииишь, и тибе будет мат.

* * *

Сидеть на жесткой земле было неудобно. Веревка больно впивалась в запястья. Колесо телеги, к которому его привязали в лагере, немилосердно терзало спину обитой железом осью. Было до жути страшно. Вокруг собралась дюжина «купцов», которые злобно кричали на пленника и друг на друга, размахивали руками. Орлик ощущал себя среди стаи диких собак, готовых разорвать любого, кто зайдет на их территорию. Он жалостно смотрел на окружающих снизу вверх и слезы катились по лицу. Один из персов, с жидкой черной бородой, росшей клочками на впалых щеках, наклонился к славянину и закричал:

– Ти кто?! Кто тибя послал? Где твой архонт? Отвичай! – и ударил юношу по щеке ладонью.

– Мамааааа… – зарыдал Орлик. Терпеть это не было никаких сил. Пусть все уйдут, пусть оставят его в покое. Он никому не причинил зла, ни в чем не виноват. Почему весь мир решил мучить его?

– Что плачешь? Прекрати! Отвичай, где архонт? Где ромеи? Отвичай! – продолжил бородатый.

– Бас конид дигяр. У-ро рохат безорин³³ – негромко, но уверенно произнес мягкий глубокий баритон. Персы моментально смолкли и расступились. У входа в шатер стоял высокий стройный мужчина лет тридцати. Его смоляные густые волосы были умащены елеем и зачесаны назад. Лицо показалось Орлику некрасивым – странно вытянутым, напоминающим лошадиную морду, с бесцветными губами, но глаза были удивительного изумрудного цвета. Под небрежно распахнутым черным кафтаном, расшитым серебряной нитью, виднелась фиолетовая рубаха. А вот штаны и сапоги на незнакомце были не персидские, а ромейские, кожаные.

Медленно, по-кошачьи он подошел к славянину. Сел на корточки, наклонил голову вбок и внимательно посмотрел ему в лицо. Слезы моментально высохли. Юноше показалось, что зеленые глаза видят его насквозь, до самого донышка.

«Пусть смотрит. Скрывать мне нечего» – подумал Орлик. «Если ты действительно можешь читать по лицу, то узнаешь, что я ни в чем не виновен».

– Извини моих друзей – заговорил перс на чистейшем греческом языке. – Они находятся в чужой стране и боятся собственной тени. Мы не причиним тебе зла. – Он извлек из сапога кинжал, наклонился и разрезал путы. – Поднимайся. Хочешь поесть?

Черноволосый приязненно улыбнулся и протянул Орлику сильную сухую ладонь с непропорционально длинными пальцами. Славянин помедлил, но все же принял предложенную помощь.

– Пойдем в шатер. Там тепло и никто не помешает нашей беседе.

Окружающие проводили юношу враждебными взглядами, но перечить не посмели. В шатре оказалось светло и просторно. В самом центре двое крепких молодцев в рубахах и шароварах жарили на вертеле остатки разделанного барашка. В стороне стоял котел с горячей пшеничной кашей – полбой. Справа за столом сидели четверо мужчин и хлебали кашу из глиняной посуды. Слева на столе поменьше лежала груда карт и бумаг. Подле него на квадратном ящике восседал давешний усатый, которого юноша видел с холма. Заметив славянина, он машинальным движением перевернул самый большой папирус, чтобы вошедший не смог ничего разглядеть. Дальняя часть шатра отгораживалась плотной завесой.

Пол был устлан толстыми персидскими коврами, так что даже босиком было бы не холодно, но обуви никто не снимал. Повсюду, как скалы в море, высились раскрытые сундуки, заполненные ромейскими туниками, далматиками, плащами, мягкими башмаками и сапогами. Отдельно стоял ларец с фибулами – застежками для плащей всевозможных форм.

Человек с лошадиным лицом небрежно махнул рукой. Все, сидевшие за столом, поднялись, прихватили тарелки и вышли на улицу.

– Садись, я принесу тебе поесть. Осталась только баранья лопатка. Все самое жирное и вкусное уже съели. Но зато она отлично пропеклась. – У Орлика от ароматов закружилась голова. Возле него на деревянной доске лежала горка горячих лепешек с кунжутом. В миске поблескивал золотистый луково-медовый соус, а чуть дальше стоял кувшин с вином. Перс положил в тарелку несколько ложек полбы, отрезал ножом большой кусок баранины, примостил его сверху на кашу и передал юноше.

«Не знаю, убьют меня или пощадят, но в любом случае отказываться от такого угощения нельзя» – подумал славянин, и принялся за трапезу.

– Меня зовут Заратуштра – представился хозяин. – А это Джавед – он махнул рукой в сторону усатого, который на мгновение поднял глаза, а затем снова погрузился в бумаги.

– Орлик – пробормотал юноша с полным ртом. Заратуштра слегка поклонился гостю, сел напротив и налил ему и себе розового вина.

– Звучное имя, сильное. Похоже на наше Ормизд. Но я вижу в тебе не только северную кровь. – Перс снова вгляделся в лицо Орлика. – Мне кажется, что славянином был только твой отец, а мать родилась у побережья Ромейского моря. В твоих чертах есть что-то от коптов, египтян.

Челюсти юноши прекратили жевать, и кусок лепешки вывалился изо рта в тарелку.

– Как ты узнал, господин?

– У меня очень развито внутреннее чутье. Я как собака, которая по запаху может отличить одного человека от другого. Мне нужно лишь хорошенько принюхаться, и я смогу многое рассказать. – Заратуштра вальяжным плавным движением поднес чашу с вином к губам.

– И что ты можешь рассказать обо мне? – Орлик обернул мясо в лепешку, опустил его в соус и впился в ягненка зубами. Сок струйками потек по подбородку.

– Я думаю, ты не слуга, а раб. Жил в достатке, в большом богатом поместье. Работал на конюшне. Несколько лет назад у тебя случилось несчастье, которое разрушило прежнее беззаботное существование. Это была смерть? Да, смерть кого-то из близких, кого ты очень любил. Я думаю отца.

Перс говорил медленно, словно разглядывал прошлое Орлика в тусклом медном зеркале. С каждым словом юношу все сильнее охватывал трепет перед этим человеком. Как может простой смертный обо всем этом узнать?

– Мать твоя жива, но сейчас не с тобой. Где-то далеко. Ты боишься за нее, но она беспокоится о тебе гораздо сильнее. Ты порвал с прошлой жизнью, но для чего жить дальше, куда двигаться, и где твой новый дом не знаешь. Старое прошло, а новое не наступило.

– Ты колдун? – пораженно спросил Орлик и отправил в рот ложку с полбой.

– Нет – улыбнулся Заратуштра. – Я, конечно, ношу имя пророка, которому дано было откровение Ахуры Мазды, но сам тайным знанием не обладаю. Немного таланта, жизненной опытности, внимательности, и ты сам сможешь проделывать такие же трюки. Например, раба от свободного можно отличить по взгляду. «Раб есть instrumentum vocale, говорящее орудие» – так, кажется, писали римские юристы. А инструмент и человек не могут глядеть на мир одинаково. Видеть разницу между коптом и арабом, персом и греком, ассирийцем и армянином ты сумеешь после того, как достаточно поездишь по миру. Со временем различия между племенами и народами станут для тебя так очевидны, что ты не будешь понимать, как их можно спутать. А твои душевные страдания настолько ярко написаны на лице, что не разглядит их только слепой. – Глубокий, бархатный голос завораживал Орлика, вселял в него спокойствие и уверенность. Вино немного расслабило, и юноше подумалось, что может его все-таки не будут убивать, и даже отпустят, но уходить хотелось все меньше.

– Боюсь, научиться этому искусству я не смогу – с горечью ответил славянин. – Я вынужден либо прислуживать, либо скрываться, потому что для властей я беглый раб, а для господ – лишняя обуза. Кроме кухни и ночных горшков меня ничего не ждет.

– Ошибаешься – повысил свой колдовской голос Заратуштра, от чего по телу прошла дрожь. – Я тоже был рабом у ромеев. Три года, два месяца и семь дней меня били, пытали, оплевывали, заставляли выполнять самую грязную и позорную работу. Хуже всего были не побои, а то чувство презрения, с которым на меня смотрели – как на говорящее и досаждающее орудие. Более гордого народа я не видел нигде. – Орлик сжал в руках ложку и заковырял ею полбу. Высокомерные взгляды и его жгли, словно крапива. – Но я не сломался. Я знал, что если терпеливо ждать на берегу, то увижу, как по реке проплывут трупы моих врагов.

– И как ты освободился?

– Меня освободили войска шаха. Они напали на ромеев и всех перебили.

– А если бы этого не произошло? – с сомнением спросил юноша.

– Тогда я дождался бы, когда бдительность моих господ ослабнет, зарезал их и сбежал. Счастливые случайности подворачиваются тем, кто их ищет. Вот и сейчас судьба послала мне тебя.

Орлик отодвинул пустую тарелку. Пища и вино приятно согревали изнутри, но последняя фраза Заратуштры заставила вновь насторожиться.

– Что со мной будет, господин? Ты позволишь мне вернуться?

– Нет, отпустить тебя я сейчас не могу. Ты ведь юноша сообразительный, и понимаешь, что мы здесь находимся не случайно. Персия и Римская Империя воюют друг с другом. Отряд, прячущийся в горах, и прикидывающийся купеческим караваном, ничего хорошего не замышляет – хорошего для ромеев. Поэтому чтобы обезопасить себя, я хотел бы попросить тебя остаться на время моим гостем.

– Попросить? Я могу отказаться?

– Отказаться, увы, ты не можешь, но приказывают рабам. Для ромейских властей я тоже раб, к тому же еще и враг. Как я могу тебе что-либо приказывать? Я лишь вежливо прошу.

Орлик вспомнил о Константине, Иоанне и остальных мужчинах, спящих на обратной стороне холма.

– А что будет с моими спутниками?

– Боюсь, от них придется избавиться. Твое исчезновение заметят и переполошатся. Будут искать тебя, а обнаружат нас, и сообщат первому встречному военачальнику. Наш план провалится.

Славянин поморщился. Хоть его новые хозяева и были ему неприятны, он совершенно не хотел, чтобы их убивали.

– А если взять их в плен?

– Сколько человек было с тобой?

– Пятеро.

– Все мужчины?

– Да.

– И ты думаешь, они сдадутся нам без боя? – Заратуштра помолчал, обдумывая ситуацию. – Но я готов предложить тебе сделку. Если ты скажешь, где они находятся, я пошлю своих людей и прикажу, чтобы они никого не убивали, а схватили ромеев во сне. Ты сохранишь им жизни.

Орлик недоверчиво посмотрел в зеленые глаза собеседника.

– А если ты обманешь? Я скажу, где они, а вы зарежете их спящими.

– Тогда я отсеку себе руку. – Заратуштра произнес это таким тоном, что славянин понял – точно отрежет. – Я никогда не обманываю людей, которые со мной о чем-то договариваются. Вся моя работа построена на доверии. Если же ты согласишься, то я могу предложить еще один договор, с гораздо более привлекательными условиями.

«Что же делать?» – лихорадочно размышлял Орлик. «Сказать или не сказать? Если скажу, то, возможно, обреку их на смерть. А если не скажу, то они тем более умрут. В первом случае хотя бы есть шанс оставить их в живых. А молчание их точно убьет»

– Я согласен – тихо произнес юноша. – Они находятся на другой стороне холма, у ветвистого дерева.

– Хорошо. Обещаю, ты не пожалеешь о своем решении. – Перс подал знак сидевшему над картами Джаведу. Тот кивнул головой, поднялся, и вышел. Оставшись наедине с молодым человеком, Заратуштра встал и поманил его за собой к столу с бумагами.

– Теперь я расскажу тебе о моем втором предложении. Садись. – Длинный палец указал на место, на котором только что сидел усач. Подушка на сундуке оказалась такой мягкой, теплой и уютной, что Орлик подумал: «Вот бы сейчас закрыть глаза и уснуть прямо здесь. Не нужны никакие договоры и награды. Просто оставьте меня в покое». Но медовый голос Заратуштры вновь завладел его вниманием.

– Я руковожу военной разведкой. Армия шахиншаха уже месяц находится у стен Кесарии. Взять город в ближайшие недели мы не сможем. Шах Хосров требует от нас победы любой ценой. Поэтому я придумал рискованный план. Мы отступим от Кесарии, и тайно, по горным тропам пройдем на запад, к Аспоне. – Перс перевернул карту центральных провинций Малой Азии лицом вверх и стал объяснять по ней.

– Здесь нас никто не ждет, и мы легко захватим город. Но перед тем, как двигать армию, нужно провести разведку в городе, узнать сильные и слабые места. Под видом купеческого каравана мы войдем в Аспону. Составим карту улиц, выясним, сколько человек охраняет стены, каков городской отряд, сильна ли там власть градоначальника. – Орлик полуприкрыл глаза и бодро кивал, чтобы не заснуть. – Однако у моего плана есть недостаток. Из всей нашей компании один я бегло говорю по-гречески. Нас могут из-за этого раскусить. Мне нужен хотя бы один помощник с языком. И судьба послала мне тебя.

Орлик икнул от удивления.

– Я?! Но что я могу сделать?

– Очень многое. Мы прибудем в Аспону утром, и пробудем целый день. Ты будешь изображать моего сына – ходить на рынок, договариваться с купцами, продавать фарфор, папирус, ковры, драгоценные украшения. Главное – ты заставишь всех поверить, что кроме прибыли тебя не интересует ничего. Я же в это время вызнаю, что мне нужно.

Юноша не мог поверить своим ушам. Он будет распоряжаться чужими товарами?!

– Но я не знаю цен! Никогда не занимался торговлей!

– Это не важно. Умножай предложенную тебе цену на два, потом немного уступи, и все останутся довольны.

– А как я смогу изобразить грека с такой внешностью? – он подергал себя за льняные волосы.

– Для этого есть всевозможные ухищрения. Волосы мы покрасим смесью сажи, хны и кое-каких других средств. Будут смотреться лучше, чем у прирожденных ромеев. Кожа у тебя и так загорелая. Несколько штрихов, и превратишься в настоящего копта. Подберем самое лучшее одеяние, как наследнику богатого купца.

Слишком уж крутой поворот в очередной раз сделала судьба. У Орлика кружилась голова, радостный комок подкатывал к горлу, он не мог поверить в то, что это не сон. Вдруг Константин схватит его сейчас за плечо и разбудит на твердом холодном камне?

– Ну я…

– Понимаю. Мы не обговорили вопрос платы. Если все пройдет гладко, я предлагаю тебе свою защиту и покровительство. Я возьму тебя с собой в Персию, отдам в лучшую школу и назначу приличное содержание. Много золота сразу не дам – деньги развращают неокрепшие души. Возмужаешь, научишься ими распоряжаться, и тогда заработаешь столько, сколько захочется. Но самое главное – я выкуплю из рабства твою мать.

Мария! Орлик нахмурился. Она бы такого не ободрила. Перед глазами возникла осада «Львиного камня» персами и вспомнился животный страх, который он испытывал от мысли, что в поместье войдет иноземная армия. Неужели теперь он окажется на другой стороне и поможет грабить обычных людей?

– Ты боишься стать предателем? – прочел его мысли Заратуштра. – Но ты не присягал на верность Державе Ромеев. Я думаю, твой отец и сам сражался против них. Ты волен сам выбрать сторону – кто будет твоим другом, а кто врагом. Подумай об этом.

– Дело не в предательстве – пробормотал Орлик. – Любая армия, когда захватывает город, убивает простых жителей. Страдают всегда слабые. И получается, я должен буду обречь этих людей на смерть…

– Ты прав. Слабые страдают в любом случае – когда царь растранжирит казну и повышает налоги. Когда чужая армия входит в город. Когда в стране засуха и неурожай. Все так. Но война – это священный огонь. Он пожирает все гнилое и ветхое. Золото и металл только очищаются в пламени. – В глазах перса заплясали зеленые огоньки. – Если правитель грабит собственную страну и самодурствует, то приходит соседний царь, у которого подданные живут в достатке, армия дисциплинирована и хорошо вооружена. Он свергает своего соседа, захватывает его землю и приносит покоренному народу мир и благоденствие. Персия сейчас на пике могущества. Под властью Хосрова Победоносного жители Кесарии, Аспоны, Ниссы и всех других городов Малой Азии будут жить в безопасности и достатке. Ты принесешь им не горе, а десятилетия покоя.

Орлик не нашелся, что ответить на это. Разум соглашался со всем, что говорил этот удивительный человек, но глубоко внутри от этих мыслей было тревожно.

– Правильные решения приходят с рассветом. Хватит разговоров. Ляг, отдохни. Помогать мне или нет, решишь завтра. – Заратуштра откинул рукой завесу, отгораживавшую часть палатки. За ней оказалась походная кровать с шерстяными одеялами и волчьей шкурой, умывальник и большой сундук с одеждой. – Это моя «келья», но спать сегодня я все равно не буду. Можешь располагаться.

– Ты очень добр ко мне – ответил юноша.

– Боюсь, что за твою недолгую жизнь ни один человек не был к тебе по-настоящему добр. Отдыхай.