Текст книги "Золото Каддафи"

По донесениям, которые получил ливийский командир, противником были уничтожены танк, бронетранспортер, боевая машина пехоты, одна «Шилка», почти все «Уралы» и несколько цистерн с топливом. Число убитых офицеров и солдат доходило до сотни, еще больше получили ранения – однако сведения следовало считать весьма приблизительными. Определить потери среди мирных жителей – в основном это были члены семей военнослужащих и тех, кто активно сотрудничал с правительством Каддафи, – пока вообще не представлялось возможным.

Но и суданцам досталось по полной программе – понесенный урон они могли оценивать значительно точнее, хотя от этого было не легче. Двенадцать убитых, включая командира, почти десяток раненых, из которых по меньшей мере пятеро – тяжело. К тому же у спецназовцев подходили к концу боеприпасы…

Приказ отходить капитан Хусейн получил, когда штурмовое подразделение ливийцев, поддержанное навесным огнем танка, зенитных пушек и минометов, почти не встретив сопротивления, отбросило группу спецназовцев, которая вела бой возле входа в пересохшее речное русло.

Тогда же выяснилось, что еще одно подразделение на двух бронетранспортерах совершает обходной маневр, чтобы оказаться в тылу у суданцев, заблокировать их и перерезать пути к отступлению.

Поэтому решение, которое принял заместитель командира роты, было вполне обоснованным.

«Ну что же, – подумал капитан Али Мохаммед Хусейн, отсоединяя последний пустой магазин автомата. – На все воля Аллаха!»

Умирать ему, как и всем остальным, не хотелось…

* * *

Спрятаться в пустыне тяжело. На то она, собственно, и пустыня.

А вот затеряться в ней вполне возможно.

Потому что пустыня – это не только зыбучий песок и барханы, перегоняемые с места на место обжигающим ветром. Это камни и горные цепи, овраги, зеленые рощицы возле источников, солончаки и дороги, протоптанные за несколько веков многочисленными караванами.

К тому же пустыня Сахара огромна до бесконечности. Так что любой грузовик по сравнению с ней, с точки зрения математики, должен считаться пренебрежимо малой величиной. То есть фактом его существования вполне можно было бы пренебречь – если только сами вы не находитесь в этом чертовом грузовике и не катитесь неизвестно куда с полным кузовом драгоценных металлов…

– Значит, вы полагаете, что колонна обречена?

Вопрос сотрудника российского «торгового представительства» в Хартуме прозвучал по-арабски, почти без акцента. Головной платок, повязанный Оболенским так, как это принято в здешних краях, укрывал почти все его лицо, а темно-серые глаза надежно прятались за дешевыми солнцезащитными очками. В общем, с первого взгляда его вполне можно было принять за местного жителя – поэтому Оболенскому и досталось удобное место в кабине КамАЗа на пассажирском сиденье.

– Ей не дадут добраться до границы. Хотя в любом случае там их встретят военные патрули Чад.

Сидевший за рулем Сулейман сделал очередную затяжку и выпустил в воздух струю сладковатого дыма. Он вел машину без перерыва уже почти шесть часов и под утро едва не заснул от усталости. На все предложения Оболенского остановиться и передохнуть ливиец отвечал отказом – надо было как можно быстрее и дальше убраться из зоны возможного поиска.

– Сколько времени они для нас выиграли?

Колонна транспорта под прикрытием бронетехники покинула авиабазу прошлым вечером, когда еще только начинало темнеть. КамАЗ с охраняемым грузом в это время стоял в одном из ангаров, и ливийской контрразведкой было предпринято все возможное, чтобы никто не узнал, что он там находится. Примерно через час после того, как последний бронетранспортер ливийской армии оставил территорию базы, через ее ворота в кромешную темноту выехала одинокая грузовая автомашина с выключенными фарами. Метров через пятьсот почти слепой езды водитель КамАЗа переключился на ближний свет, и грузовик пошел в сторону, противоположную направлению, в котором двигалась военная колонна.

– Пока будет идти бой… – пожал плечами Сулейман. – Пока враги сообразят, что к чему, пока допросят пленных…

Он еще раз затянулся и выбросил окурок за окно:

– Не знаю. Наверное, до вечера никто нас искать не начнет. Но все равно надо поторопиться.

– На этом строился ваш план?

– Это был не мой план, – усмехнулся ливиец. – Но строился он именно на этом.

– Интересно, – спросил после паузы Оболенский, – а люди в колонне об этом догадываются?

– Я знаю коменданта гарнизона в Маатен-ас-Сарра уже много лет. Мы вместе служили когда-то… – Сулейман повернул руль, объезжая песчаный язык, перегородивший почти половину дороги. – Он отличный офицер. И очень неглупый человек. Конечно же, он все понял…

– А остальные?

– Военнослужащие просто обязаны выполнять приказ своего командира. Тем более что нет высшей доблести и почета, чем погибнуть в бою за своего лидера и за свою страну…

Отвечать на это было нечего, и Оболенский посмотрел на часы. Вот и утро уже наступило…

Однообразный пейзаж за окном дополняла какая-то серая дымка, растворявшая в себе солнечные лучи. Ярко выраженных теней нигде не было, все казалось размазанным, как на плохой фотографии.

– Верблюды, – показал Сулейман куда-то направо.

– Ага, – равнодушно кивнул Оболенский, с трудом разглядев вдалеке от дороги, у самого горизонта, сразу несколько крохотных силуэтов.

Уж чего-чего, а этих одногорбых губастых красавцев с ноздрями-щелочками и ресницами, которым могла бы позавидовать любая топ-модель, он за время работы в Судане насмотрелся предостаточно. Благо, их в стране числилось больше трех миллионов.

– Может быть, снова мираж?

Кстати, и на оптические миражи во время частых командировок в пустыню Оболенский давно уже не реагировал. Возможно, впрочем, происходило это из-за того, что видения ему попадались какие-то не интересные: озеро с пальмами, просто озеро, просто пальмы…

– Нет.

Оболенский пока еще не понимал, какое практическое значение имеет информация Сулеймана.

– Это ведь… дикие верблюды? – Он не сразу, но вспомнил правильное арабское слово.

– Здесь не бывает диких верблюдов. – Ливиец отрицательно покачал головой. И пояснил: – Верблюд слишком дорого стоит.

Значит, сообразил, наконец, Оболенский, где-то рядом с верблюдами должны находиться и люди. А это не есть хорошо…

– Вы думаете, они нас заметили?

– За машиной всегда идет очень большой пыльный шлейф, – объяснил очевидное Сулейман.

– Остановимся?

– Делать остановку все равно придется. – Ливиец показал на стрелку датчика: – Надо заправлять баки. Топлива почти не осталось.

Ничего похожего на обочину здесь не наблюдалось, поэтому он остановил грузовик прямо посредине дороги:

– Вылезаем!

Оболенский подхватил лежащий под ногами автомат, открыл дверь кабины со своей стороны и осторожно спустился на землю. Осмотревшись и не заметив поблизости ничего подозрительного, он прошел вдоль закрытого пыльным брезентом кузова:

– С добрым утром, дорогие товарищи! Начинаем производственную гимнастику…

Подошедший с другой стороны Сулейман уже начал возиться с застежками заднего борта:

– Вы живые? Все в порядке?

– Приехали, что ли? – Первым вылез из кузова Иванов.

– Нет, – разочаровал его Оболенский. – Просто надо заправиться.

– Ну, надо, так надо, – потянулся отставной подполковник.

– Черт… твою мать! – Выбираясь вслед за ним, Коля Проскурин задел локтем обо что-то железное, зашипел и во весь голос выругался. – Далеко еще?

– Не знаю. Пока не понятно.

– А мы вообще-то где?

– Где-где… – нецензурно, но в рифму, отозвался Карцев, – в ней, в родимой…

Откинув брезентовый полог, он осторожно, не выпуская из рук короткоствольный пистолет-пулемет, перебрался наружу и сразу же принялся разминать затекшие конечности.

Вид у всех троих был изрядно помятый и заспанный, но, кажется, вполне боеспособный.

– Помогите, пожалуйста, – попросил по-русски Сулейман.

– Нет проблем.

Оболенский заглянул внутрь покрытого тентом кузова, который был заставлен рядами стандартных двухсотлитровых бочек:

– Какую берем?

– Вот эти две, с краю…

– Хорошо бы не перепутать, – усмехнулся Иванов.

– Нет, точно эти. – Николай Проскурин постучал костяшкой согнутого пальца по металлическому боку ближайшей бочки.

– Ты уже проверял, что ли? – не удержался Карцев.

– Да иди ты… – отмахнулся Николай.

Процедура заправки КамАЗа оказалась достаточно хлопотной, длительной и потребовала определенной смекалки. Бочки с дизельным топливом решили не выгружать – баки машины заполнили прямо из них при помощи длинного резинового шланга, который был припасен Сулейманом.

– Как вы там? – спросил вполголоса Оболенский, когда нехитрая конструкция из сообщающихся емкостей наконец заработала и топливо самотеком полилось в ненасытные баки грузовика.

– Нормально. – Иванов посмотрел на откинутый брезентовый полог. – Мы там себе нормальную лежанку оборудовали. Так, чтобы снаружи не было заметно.

– Не укачало никого?

– Да нет пока. Хотя трясет, конечно, будь здоров.

– Это само собой… – посочувствовал Оболенский. – Все-таки не шоссе.

– Лишь бы бочки с места не поползли. А то, если крепления не выдержат – размажет нас по стеночкам в лепешку. Замучаетесь потом кузов отмывать.

– Вроде нормально грузили. Как положено… – Оболенский еще раз посмотрел под брезент. – Сулейман проверял.

– Ну, тогда я спокоен, – усмехнулся Иванов.

– Вообще-то, в кабине есть одно спальное место…

– Нет, мы же решили. – Иванов отрицательно помотал головой. – Нам лучше вместе.

Он отошел с Оболенским на край дороги:

– Как вообще обстановка? Куда направляемся?

– Пока не говорит, – показал Оболенский глазами на Сулеймана. – Но я так понял, что опять на египетскую границу.

– Скорее бы уже. – Иванов поднял какой-то выбеленный солнцем камешек и с размаху швырнул его в сторону солнца. – А то ведь и к пароходу можно опоздать.

– Не опоздаем, – успокоил его Оболенский. И на всякий случай по-арабски добавил: – Иншалла![13]13
  Здесь: «Если это будет угодно Аллаху» – междометие, используемое мусульманами как знак смирения перед волей Всевышнего. Сопровождает высказывание человека о его планах или событиях, которые должны произойти в будущем.


[Закрыть]

…Вооруженные всадники появились из-за барханов, когда Сулейман уже заполнил топливные баки и начал сматывать шланг:

– Крышку завинчивайте, пожалуйста.

– К нам гости, командир, – доложил Проскурин, опуская бинокль.

Вообще-то ему было поручено наблюдение за воздухом. Однако ничего интересного в небе не происходило, и Николай проявил разумную инициативу.

– Приготовиться!

Несколько всадников на верблюдах легко преодолели очередной песчаный холм примерно в километре от дороги и почти сразу же скрылись из поля зрения. Однако никаких сомнений быть не могло – направлялись они именно сюда, к одинокому грузовику, замершему посередине пустыни.

– Дождались, твою мать, – проворчал Алексей Карцев, забираясь обратно в кузов.

Вслед за ним через борт перебрался Проскурин, и последним, опустив за собой задний полог, внутрь тента пролез Иванов:

– Быстренько по местам. И давайте без нервов, ребята…

– А чего вы сразу так? Может, они нам просто помощь хотят предложить? – спросил Карцев, осторожно снимая с предохранителя пистолет-пулемет.

– Это вряд ли, – вздохнул Иванов.

Обзор через специально оборудованную прорезь был, конечно же, ограничен – со своего места он мог теперь видеть только то, что происходит справа от кабины. За левую сторону отвечал Алексей, а Проскурин пристроился между бочками, так чтобы постоянно держать под прицелом брезентовый полог.

– Тишина! – Иванов передернул затвор, загоняя патрон в патронник АК-47. Потом на всякий случай дотронулся до пистолета, пригревшегося на теле, под рубахой: – До команды все умерли.

– Есть, товарищ подполковник, – не удержался Проскурин.

Всадники выскочили к автомашине именно там, где их ожидали. Все они, с ног до головы, были одеты почти одинаково, во что-то черное, выцветшее на солнце, – даже лиц было не рассмотреть из-за намотанных на головы темно-серых платков.

Верблюды выглядели значительно наряднее своих хозяев.

Зато сами хозяева были вооружены и считали необходимым это продемонстрировать: каждый из них держал на весу, в руке либо автомат Калашникова, либо американскую автоматическую винтовку М16.

«Пять, шесть, семь…» – пересчитал про себя Иванов непрошеных гостей.

Двое сразу же пропали из его поля зрения – они отделились от остальных, чтобы объехать грузовик слева.

Ладно, ладно, там есть кому о них позаботиться…

Как и было условлено, Оболенский и Сулейман встали перед пассажирской дверью кабины, стараясь не двигаться и держать на виду пустые руки.

Один из всадников – видимо предводитель – остановился так близко от русского и ливийца, что губастая морда его верблюда почти нависла над их головами.

После того как безоружные люди почтительно ответили на традиционное арабское приветствие, предводитель кочевников опустил автомат и направил его на Оболенского. Потом спросил о чем-то коротко и по-хозяйски. Оболенский ответил.

Ненадолго задумавшись, всадник в черной одежде перевел ствол автомата на Сулеймана и задал следующий вопрос. Сулейман поклонился и произнес в ответ длинную, витиеватую фразу.

Определить, устроило ли предводителя кочевников то, что он услышал, было трудно. Однако он перестал держать Сулеймана под прицелом, слегка повернулся в седле и громко, явно обращаясь уже не к стоящим перед ним людям, выкрикнул какую-то команду.

На его крик отозвался один из тех двоих, которые успели обогнуть машину и теперь находились у заднего борта.

– Ну, начинается… – Иванов сделал выдох и перевел предохранитель в режим одиночной стрельбы. Всадники, надо отметить, расположились очень удобно – почти правильным полукольцом, огибающим Сулеймана и Оболенского.

Ливиец униженно запричитал во весь голос, но могущественный предводитель кочевников только отмахнулся от него и повторил свое распоряжение. Спустя мгновение Иванов услышал за своей спиной недовольное верблюжье фырканье и тяжелый шелест отодвигаемого полога.

В кузове сразу стало светло, но оборачиваться было нельзя, да и некогда.

– А ведь мы вас, дураков, предупреждали…

Прозвучавшая по-русски условная фраза Оболенского послужила для Иванова сигналом открыть огонь на поражение.

Первым делом он убил командира – две пули, выпущенные одна за другой прямо через брезент, попали ему в грудь и в голову. Затем, переводя ствол АК-47 слева направо, он, как на занятиях в тире, поразил остальные мишени.

Благо, вести прицельный огонь в такой ситуации – одно удовольствие, потому что не попасть в четкие, черные силуэты с такого расстояния было почти невозможно.

Впрочем, без некоторых накладок все-таки не обошлось. Один из противников кочевников, как оказалось, не был сразу убит – получив свою пулю в плечо, он выронил оружие, покачнулся, но почти сразу же принял единственно правильное решение. Развернув своего верблюда, он погнал его прочь, подальше от смертельной опасности.

Раздосадованный Иванов приготовился было добить беглеца, но за него это сделал Оболенский. Сотрудник российского «торгового представительства» успел достать откуда-то из-под складок одежды пистолет и разрядил в спину всаднику половину обоймы. Проскакав по инерции еще несколько метров, противник вывалился на песок и никогда уже больше не подавал признаков жизни…

«Оказывается, – подумал Иванов, – с верблюда падают значительно дольше, чем с лошади». А еще он заметил, что верблюды в пустыне, как видно, прекрасно приучены к выстрелам. Даже оставшись без прежних хозяев, ни одно из этих животных не стало без толку метаться, реветь, впадать в панику или ударяться в бега.

– Вроде, все, командир, – раздался в кузове голос Николая Проскурина.

Что происходило все это время сзади за его спиной, Иванов знать не мог: стоявшая перед ним самим боевая задача была слишком ответственной, чтобы отвлекаться на посторонние звуки. И он действительно оказался прав, целиком положившись на опыт и хладнокровие своих людей.

– Ты чего творишь, братан? – Карцев явно был недоволен и не собирался этого скрывать.

– А чего такого? – сделал вид, что не понял, Проскурин.

– Мне оставить не мог?

– Извини…

Очередь в упор в замотанное черной тканью лицо кочевника, откинувшего тент, Николай выпустил практически одновременно с первым выстрелом Иванова. Американский спецназовский пистолет-пулемет, конечно, не был предназначен для долгой войны, однако для ближнего боя он подходил идеально: отправляясь на небеса, убитый не успел даже ни испугаться, ни удивиться. Второй сын пустыни, оказавшийся вместе с ним возле заднего борта грузовика, тоже вряд ли сообразил, что происходит, – вторая короткая очередь Николая настигла его спустя мгновение.

Таким образом, Карцеву стрелять оказалось не в кого, и теперь Алексей чувствовал себя несколько обездоленным.

– Ну, чего ты, Леха… еще настреляемся!

– Да, похоже на то, – Иванов осмотрел через дырку в брезенте поле недавнего боя:

– Эй, ребята, вы как? Все в порядке?

– Все в порядке, – отозвался Сулейман, отряхивая от красноватой пыли испачканные колени.

– Нормально, – подтвердил его слова Оболенский.

Алексей Карцев со вздохом поставил оружие на предохранитель:

– Вылезаем?

– Давай. Надо бы посмотреть, что к чему.

Проскурин, который уже успел оседлать задний борт грузовика, обернулся к товарищам:

– И когда это кончится, командир?

– Радуйся, что для нас уже все прямо здесь не закончилось, – философски ответил ему Иванов, выбираясь из кузова. – Прямо здесь и сейчас…

Часть вторая

Хороших друзей нельзя купить, но их можно продать.

Андрей Кивинов

Глава 1

Капитан Али Мохаммед Хусейн никаких иллюзий не испытывал. Он прекрасно понимал, что большое начальство примчалось сюда, в приграничный городок Эль-Фашер, вовсе не для того, чтобы выразить ему благодарность.

Еще в самом начале гражданской войны между правительством Муаммара Каддафи и вооруженной оппозицией из города были выдворены сотрудники ливийского консульства, обвиненные в шпионаже и содействии местным сепаратистам. И сейчас именно отсюда, из Эль-Фашера, осуществлялось руководство всеми суданскими вооруженными формированиями, действующими и в провинции Дарфур, и к северу от государственной границы.

Высокий гость из Хартума расположился, разумеется, в кресле начальника местного управления внутренней безопасности:

– Значит, вы их все-таки упустили?

– Интересующего нас груза в колонне не было, господин генерал.

Лицо капитана Хусейна было тщательно выбрито, форма постирана и отглажена, но покрасневшие белки глаз и глубокие складки в уголках губ выдавали, чего ему стоило напряжение последних нескольких суток.

Да уж, если бы не передовые танки суданской бригады, для него и для остатков отдельной роты специального назначения все могло бы закончиться совсем по-другому…

Подкрепление тогда выскочило к пересохшему руслу реки прямо через барханы. Полтора десятка танков атаковали противника с ходу, разрушая огнем своих пушек и гусеницами его боевые порядки, рассеивая пехоту, уничтожая последние очаги сопротивления. Ночной рев мощных двигателей, треск крупнокалиберных пулеметов и пушечные выстрелы дополнялись пронизывающим пустыню светом танковых фар, что окончательно деморализовало ливийских солдат.

Спустя двадцать минут бой практически был закончен. Большинство ливийцев сдалось в плен, и только небольшая часть из них во главе с начальником гарнизона Маатен-ас-Сарра смогла оторваться и отступила куда-то на север, за каменную гряду.

– Почему вы так в этом уверены?

– Потому что я все осмотрел лично, господин генерал. Каждую грузовую машину, каждый автобус, каждый бронетранспортер…

Той ночью, прекратив стрельбу, капитан Хусейн не сразу покинул свое укрытие. В любой момент он был готов опять открыть огонь и еще какое-то время внимательно наблюдал за противником – пока не убедился, что никто из ливийцев больше не способен оказать сопротивление. И только после этого спустился вниз.

Прикрывали его пулеметчик и еще двое бойцов из потрепанной роты спецназа, что оказалось вполне разумным решением; к месту, где догорали машины колонны, уже подтянулись суданские пехотинцы, следовавшие вслед за передовой танковой группой.

Вообще-то осматривать местность и захваченный автотранспорт в ночных условиях было не слишком удобно и не безопасно. Однако поставленная перед капитаном задача не оставляла ему возможности выбора. Поэтому, закончив с той частью колонны, которая была уничтожена в русле реки, Хусейн в сопровождении спецназовцев сразу направился дальше, в пустыню – туда, где противник пытался организовать оборону из остатков имевшейся у него живой силы и техники.

Капитан еще не успел преодолеть и половины расстояния, отделявшего место засады от наспех оборудованных и развороченных танками ливийских позиций, как за его спиной послышались беспорядочные автоматные очереди, которые вдруг перекрыл чей-то пронзительный крик. Это прибывшие вслед за армией ополченцы-кочевники начали расправляться с чернокожими женщинами и детьми, выжившими после обстрела автобусов.

– Насколько мне известно, часть ливийской колонны отошла после боя в пустыню?

– Там тоже не было того, что нас интересует, господин генерал.

– И в этом вы тоже, насколько я понимаю, совершенно уверены?

– Да, господин генерал. Потому что я сам после этого, утром, вылетал с вертолетным десантом на то место, где наша авиация уничтожила последние остатки колонны. Мы проверили и зачистили все вокруг места боя… – Капитан Хусейн чуть прикрыл глаза, словно еще раз припоминая увиденное: – Ливийцы отступали без техники. В пешем порядке. И только поэтому было получено разрешение – применить против них авиацию. До этого, как и было приказано, пришлось действовать без поддержки с воздуха, чтобы не повредить груз.

– Мне это известно, – кивнул человек, расположившийся в кресле хозяина кабинета. Присесть капитану Хусейну он так и не предложил.

– Из-за отсутствия достаточной огневой поддержки рота специального назначения понесла очень большие потери.

– Да проявит господь милосердие и упокоит их с миром[14]14
  Арабское выражение, которое предписывается произносить при упоминании об умерших.


[Закрыть]… – без особого выражения произнес генерал. – Вы хотите мне сообщить еще что-то?

– Господин генерал, один из пленных ливийцев, которого удалось допросить, сообщил, что в тот день, когда гарнизону приказали покинуть базу Маатен-ас-Сарра, он точно знает – в одном из ангаров, под номером три, оставался грузовик и какие-то люди. Людей этих он раньше на авиабазе не видел. А потом, за несколько часов до выхода колонны, ангар этот заперли и доступа туда ни у кого не было.

– Что думаете по этому поводу? – То, что сказал Али Мохаммед Хусейн, явно не оставило генерала равнодушным.

– Полагаю, что они специально отправили войсковую колонну, чтобы отвлечь наше внимание. Груз какое-то время находился в ангаре, после чего ливийцы без лишнего шума вывезли его с территории авиабазы.

– Куда? – Генерал посмотрел на карту, висящую в кабинете.

– В сторону границы с Чадом им двигаться не логично – как раз туда и направлялась колонна. На восток, в Египет, – тоже слишком рискованно, потому что вся эта часть Ливии, включая оазис Куфра, занята сейчас нашими войсками. Северо-восток страны контролируется повстанцами, так что путь туда тоже закрыт. Конечно, груз могли вернуть назад, – предположил капитан Хусейн, однако тут же опроверг собственные слова: – Но для этого не стоило жертвовать таким количеством людей и бронетехники. Поэтому, скорее всего, ливийцы попытаются переправить свой груз к нам, в Судан.

– Да, пожалуй…

Суданское правительство никогда полностью не контролировало приграничные с Ливией территории, и сепаратисты в северной провинции Дарфур без особых проблем перемещали из Ливии и обратно все, что им было необходимо: оружие, боеприпасы, боевиков и амуницию…

При этом конечными либо начальными пунктами этих нелегальных перевозок служили поселения местных жителей в западной части провинции, в непосредственной близости от чадской границы, на берегах реки Вади Ховар. Во всех этих населенных пунктах присутствие боевиков из так называемого Движения «Справедливость и Равенство» (ДСР) было постоянным, несмотря на карательные операции суданской армии и активную деятельность контрразведки. Сепаратисты, прекрасно зная местность и располагая достаточным количеством транспортных средств, имели возможность осуществлять почти бесперебойное функционирование своих «окон» и «коридоров».

Вооруженные столкновения в Ливии между сторонниками и противниками Муаммара Каддафи еще больше ухудшили ситуацию. Часть сепаратистов из ДСР пополнила ряды ливийских правительственных войск, повысив этим уровень своей боеготовности и занявшись освоением новых видов артиллерийских, зенитных и противотанковых систем. В свою очередь, покинувшие соседнюю страну во время беспорядков суданцы влились в ряды местных боевиков, увеличив их настолько, что это уже начало угрожать безопасности суданских нефтяных месторождений в Северном Дарфуре.

К тому же спецслужбы Судана располагали достаточно достоверными сведениями о том, что в случае отступления из Триполи полковник Каддафи намерен перебраться на юг страны, рассчитывая на поддержку местных племен и содействие все того же ДСР.

– Благодарите Аллаха, что пока обошлось без огласки. – Генерал, не вставая из кресла, протянул своему подчиненному распечатку. – Читаете по-английски?

– Да, немного. – Полученного в офицерском училище образования вполне хватило для того, чтобы Али Мохаммед Хусейн смог понять общий смысл сообщения, которое передало по своим каналам информационное агентство Associated Press.

«Ливийские повстанцы столкнулись с суданскими наемниками, воюющими на стороне Муаммара Каддафи, вблизи границы с Суданом», – гласил выделенный жирным шрифтом заголовок.

Далее следовал текст, занимавший всего несколько строчек:

«Командир ливийских повстанцев, действующих на юго-востоке Ливии, Ахмед Зуай, заявил, что им удалось уничтожить автомобиль с оружием, принадлежащий суданским наемникам во время боевого столкновения в 30 километрах к юго-западу от оазиса Куфра.

По его словам, повстанцы попытались захватить еще шесть таких транспортных средств, нагруженных тяжелыми видами оружия. Ахмед Зуай сообщил также, что в столкновениях, произошедших ранее, попавшие в плен суданцы сообщили, что они принадлежат дарфурскому движению „Справедливость и Равенство“…»

– Ищите золото Каддафи, капитан! – Генерал поднялся из-за стола, показывая, что разговор на сегодня закончен. – Ищите и молите Аллаха, чтобы вас не опередили.

– Вы имеете в виду вооруженные силы Чад? Или повстанцев из Бенгази?

– Вам пока вовсе не обязательно знать, кого я имею в виду… – уклонился от объяснения генерал: – Свободны! Можете идти.

На прощание он все-таки протянул капитану руку. И это вполне можно было считать добрым знаком…

* * *

Вода в пустыне – это жизнь.

Вокруг даже самого крохотного, почти незаметного источника воды здесь неизменно возникает человеческое поселение со своим скудным бытом, нехитрым укладом, традициями и обычаями.

Коля Проскурин приоткрыл один глаз и лениво поинтересовался:

– Интересно, Петрович, куда это они погнали наших верблюдов?

– Продавать, наверное, – предположил в ответ Карцев, переворачиваясь на другой бок.

– Жаль, – вздохнул Николай.

– Понимаю. Тем более что у тебя ведь, по-моему, верблюдица была?

– Ну, да.

– Так может, вас с ней что-то личное связывает? Ты скажи, не стесняйся. Здесь все свои.

– Да пошел ты! Достал уже…

– А чего? Симпатичная такая верблюдица – большие губы, ноги длинные…

– Между прочим, – вмешался в разговор Иванов. Не совсем по существу вмешался, но очень вовремя, не давая разгореться перепалке. – Между прочим, верблюды прекрасно умеют плавать.

– И где это они, интересно, здесь плавают? – не поверил Алексей Карцев.

– Я не сказал – плавают. Я сказал – умеют плавать.

– Мало ли что…

– А я как-то, еще в армии, в командировке был. В Астраханской области, город Ахтубинск, – припомнил Проскурин. – Так вот, там на площади памятник стоит двум верблюдам – Машке и Мишке.

– Серьезно? Или шутишь? – не поверил Иванов.

– Зуб даю, командир! Оказывается, эти верблюды в Великую Отечественную войну служили в артиллерийском боевом расчете.

– Наводчиками? – не удержался Карцев. – Или заряжающими?

– Заткнись, Петрович.

– Они пушку за собой тянули до Берлина через всю Европу, – пропустил Николай мимо ушей очередную колкость. – И пушка эта, между прочим, дала один из первых залпов по немецкой Рейхсканцелярии.

– Надо же…

Нельзя сказать, что в деревенском доме, который был отведен гостям для отдыха, царила живительная прохлада. Однако стены из сырцового кирпича и плоская глинобитная крыша все-таки защищали от зноя. Кровати и прочие мебельные излишества заменял домотканый ковер, служивший также и обеденным столом, на котором стояла использованная посуда, миска из-под каши, кувшин с остатками кислого козьего молока и огромное блюдо не доеденных фиников.

Теперь первым нарушил молчание Карцев.

– А вот я бы душ сейчас принял. Холодненький. Можно даже без мыла, – мечтательным голосом произнес он.

– Да уж, конечно, Петрович, пованивает от тебя, – мстительно подтвердил Николай.

– Хватит, парни! – Иванов опять посчитал, что необходимо вмешаться. – Благодарите Аллаха, что хотя бы просто умыться дали.

– Вот доберусь до гостиницы, и первым делом…

«Интересно бы знать, – подумал Иванов, – когда и как мы туда теперь доберемся. И доберемся ли вообще куда-нибудь…»

В деревне, спрятавшейся среди барханов, они оказались перед самым рассветом. И первым делом Михаилу Анатольевичу бросилось в глаза, что охрана тут поставлена весьма профессионально.

Колючей проволоки и противотанковых надолбов, конечно, не наблюдалось. Однако сплошная, хотя и не слишком высокая каменная стена, почти сливающаяся по цвету с песками пустыни, окружала поселение со всех сторон – так, чтобы через специально приспособленные бойницы можно было просматривать и простреливать все подходы. Поперек дороги при въезде в деревню лежало два самодельных бетонных блока. Не хватало разве что традиционного минарета, на котором обычно оборудуют наблюдательный пункт.

– Мечети здесь, в принципе, нет, – объяснил Оболенский соотечественникам. – Местные жители в основном – не мусульмане, у них свои какие-то старые верования…

Местные жители оказались как на подбор очень смуглыми, почти чернокожими. Во всяком случае, те, кто вышел встречать ранних и, судя по всему, нежданных гостей на деревенский КПП. Трое юношей и мужчина постарше, одетые в просторные, длинные белые рубахи, не выпуская из рук автоматов Калашникова, в настороженном молчании рассматривали и сам грузовик, и трофейных верблюдов, которых было решено увести за собой после стычки с кочевниками.

– Как бы стрелять не начали с перепугу.

Однако обошлось. Пока Сулейман о чем-то разговаривал с вооруженными людьми на контрольно-пропускном пункте, Оболенский успел даже вкратце пересказать своим спутникам то, что узнал по пути от ливийца.