Текст книги "При царе Горохе. Истории о гениях, злодеях и эпохах, которые они изменили"

Глава 6
Кого любил Пушкин? Любовные истории из жизни великого поэта

Воспоминания о Пушкине Анны Петровны Керн:

«Трудно было с ним вдруг сблизиться, он был очень неровен в обращении: то шумно весел, то дерзок, то нескончаемо любезен, то томительно скучен, и нельзя было угадать, в каком он будет расположении духа через минуту… Вообще же надо сказать, что он не умел скрывать своих чувств, выражал их всегда искренне и был несказанно хорош, когда что-либо приятно волновало его. Когда же он решался быть любезным, то ничто не могло сравниться с блеском, остротою и увлекательностью его речи. Живо воспринимая добро, Пушкин не увлекался им в женщинах, его гораздо более очаровывали в них остроумие, блеск и внешняя красота. Кокетливое желание ему понравиться привлекало внимание поэта гораздо более, чем истинное глубокое чувство. Сам он почти никогда не выражал чувств; он как бы стыдился их, и в этом был сыном своего века».

Они встретились в 1825 году в Тригорском, в нескольких верстах от Михайловского во время ссылки Пушкина, когда тот был в родовом поместье. Керн – отнюдь не первая и не последняя любовь Александра Сергеевича, он к моменту их встречи с ней уже достаточно опытный любовник. Но она точно станет одной из самых запоминающихся женщин в жизни Пушкина, коих по его собственному подсчету было 113.

Про Пушкина, наверное, можно сказать, что это человек, созданный для любви. Первый раз он испытал любовь, будучи еще совсем ребенком. Правда, в черновой автобиографии Пушкин так и не поясняет, что это была за любовь, вполне вероятно, что это и не любовь вовсе, а случайное впечатление. Но в 1815 году в стихотворном послании к Юдину Пушкин вспоминал свои детские чувства:

 
Подруга возраста златова,
Подруга красных детских лет,
Тебя ли вижу, взоров свет,
Друг сердца, милая…?
 

И здесь стоят многоточия. Многие пушкинисты долго ломали голову над тем, кто скрывается за тремя точками в стихотворении Александра Сергеевича. Пришли к выводу, что это может быть Софья Сушкова[31]31
  Ее фамилия и в рифму очень хорошо встает.


[Закрыть]. В детстве, по воспоминаниям современников, Пушкин часто бывал в доме Трубецких и у Сушковых. А по возрасту Софья на год моложе Пушкина. Возможно, она и стала первым детским увлечением будущего поэта.

Лицом Пушкин был не очень красив. Большинство тех портретов, которые мы привыкли видеть сегодня, льстят ему. Сам про себя Александр Сергеевич писал: «Лицом настоящая обезьяна». У него и кличка довольно долго имелась в юношеские годы – «обезьяна». Тем не менее еще с лицейских лет он пользовался неизменным успехом у женщин. Лицейский товарищ Пушкина Сергей Комовский так писал про него:

«Пушкин любил приносить жертвы Бахусу и Венере. Волочился за хорошенькими актрисами, при чем проявлялись в нем вся пылкость и сладострастие африканской природы. Пушкин был до того женолюбив, что, будучи еще 15 или 16 лет, от одного прикосновения к руке танцующей во время лицейских балов взор его пылал, и он пыхтел, сопел, как ретивый конь среди молодого табуна».

Комовский, конечно, дал слишком критическую характеристику Пушкину, что не понравилось даже друзьям великого поэта. Сделаю несколько ремарок. Бахус – это бог виноделия, Венера – богиня красоты, плотской любви. А говоря про африканские корни, Комовский имел в виду прадеда поэта по материнской линии Абрама Ганнибала, арапа Петра I. Но и в этом не совсем талантливом и отчасти правдивом замечании лицейского товарища Александра Сергеевича есть то, что нужно нам для понимания самой сущности великого поэта. Комовский пишет о повышенной эротической чуткости и отзывчивости Пушкина.

Более лаконично отношения Пушкина с женщинами описал брат поэта Лев Сергеевич Пушкин:

«Пушкин был собою дурен. Но женщинам нравился. Он бывал с ними необыкновенно увлекателен. Когда он кокетничал с женщиной или когда был действительно ею занят, разговор его становился необыкновенно заманчив».

Одной из первых настоящих, уже не детских влюбленностей Пушкина являлась некая Наталья. Фамилии ее история не сохранила. Возможно, она была горничной фрейлины Валуевой. Эта самая Наталья будоражила сознание не только Пушкина, но и его друзей-лицеистов. И вот однажды в 1816 году Пушкин чуть не вылетел с позором из лицея. Дело в том, что как-то в темном коридоре какого-то дворца показалась женская фигура. Друзья шли впереди, поэт шел один сзади. Пушкин почему-то решил, что сия фигура абсолютно точно – хорошенькая Наталья. Он бесцеремонно обнял ее, и пишут, что даже принялся целовать. Когда же в коридоре внезапно открылась чья-то дверь и осветила его, то случилась немая сцена. Тут-то Пушкин и понял, что это не молоденькая Натали, а старая дева княгиня Волконская. Она на хамское домогание стала жаловаться брату, а брат – Александру I. Случился грандиозный скандал. Александр, конечно, пожурил директора лицея, но в разговоре с ним обмолвился, что старушка, вероятно, в восторге от ошибки молодого человека.

Еще одна лицейская любовь Пушкина, которая серьезно тронула его сердце, – Екатерина Павловна Бакунина, сестра товарища по лицею. В конце осени 1815 года он записал в дневнике:

«Я счастлив был!.. нет, я вчера не был счастлив; по утру я мучился ожиданием, с неописанным волнением стоя под окошком, смотрел на снежную дорогу – ее не видно было. Наконец, я потерял надежду, вдруг нечаянно встречаюсь с нею на лестнице – сладкая минута. Но я не видел ее 18 часов – ах! какое положение, какая мука! Но я был счастлив пять минут».

Бакунина, пожалуй, была первой серьезной любовью великого поэта. Он любил ее всю зиму, весну, большую часть лета 1816 года. Вся любовь выпускника лицея, скорее всего, ограничилась парой мимолетных встреч и разговоров, не более того. Но этого Пушкину вполне могло хватить, чтобы так надолго влюбиться, если ему действительно нравилась девушка.

Летом 1817 года Александр Сергеевич заканчивает лицей. Наконец закончилось время, скучно проводя которое он написал «Медлительно влекутся дни мои…» В этот период он отправляется ненадолго погостить в деревню к родителям, а потом зачисляется на службу в Коллегию иностранных дел, о чем уже давно мечтал. Пушкину 18 лет, он молодой, горячий, талантливый, амбициозный и готовый с головой окунуться в столичную красивую жизнь. Он решает уйти в развлечения с головой, как бы вознаграждая себя за многие годы лицейской тоски и скуки.

Вся жизнь Пушкина с 1817 до 1820 года – это неустанный вихрь петербургских развлечений. Он находит время на серьезное литературное творчество, только когда бывает болен. Два друга Пушкина, Петр Вяземский и Александр Тургенев, в своей переписке сохранили вот какие сведения о жизни молодого повесы в этот период:

«Сверчок прыгает по бульвару и по б…[32]32
  Здесь стоят многоточия. Наверное, имелась в виду барышня, ведущая беспутный образ жизни.


[Закрыть]»

Продолжу письмо дальше.

«Но при всем беспутном образе жизни его он кончает четвертую песнь поэмы».

Летом 1819 года Тургенев пишет Вяземскому:

«Пушкин простудился, дожидаясь у дверей одной б…, которая не пускала его в дождь к себе для того, чтобы не заразить его своею болезнью. Какая борьба великодушия, любви и разврата».

В своих многочисленных похождениях Александр Сергеевич был неутомим. Его не могли остановить ни недостаток средств, ни советы друзей вроде Жуковского и Карамзина, ни страх чем-нибудь заразиться. Пушкин много посещает театр, он становится даже театральным завсегдатаем, что очень соответствовало духу времени. Там поэт встречает знаменитую драматическую актрису Екатерину Семенову. О том, что Пушкин находится под впечатлением от ее таланта, и даже более того, влюблен в нее, она могла прочитать и сама. В 1819 году он подарил ей неоконченную рукопись «Мои замечания о Русском театре», где были о Семеновой следующие строки:

«Говоря о русской трагедии, говоришь о Семеновой. Одаренная талантом, красотою, Семенова не имеет соперницы. Она – царица трагической сцены».

Но Пушкин не был бы Пушкиным, если бы всерьез и надолго увлекся только одной девушкой. Пушкинисты говорят, что в этот же период, когда поэт увлекался Семеновой, в его сердце теплились чувства и к княгине Евдокии Ивановне Голицыной. Она хоть и была на 20 лет старше Пушкина, но просто поражала своей красотой. Ее дом – это один из самых знаменитых и посещаемых петербургских салонов. В этом романе не было чего-то необычного. Любовь снова продлилась недолго. И Пушкин вскоре увлекся совсем другой девушкой.

6 мая 1820 года по высочайшему повелению Пушкин был отправлен из столицы на юг для несения службы, под начальство генерала Инзова. Доехал Пушкин до Екатеринославля[33]33
  Современный город Днепр.


[Закрыть] и пишет своему брату Льву Сергеевичу:

«Поехал я кататься по Днепру, выкупался и схватил горячку, по моему обыкновению».

Ни о какой службе больше речи не шло. В это же время на Кавказ ехал генерал Раевский – один из участников Отечественной войны 1812 года. С сыном и двумя дочерьми. Прихватил он с собой Пушкина на лечение на Кавказские воды. Инзов, как мне кажется, с легким сердцем благословил Пушкина в счастливый путь, и тот уехал. Два месяца жил на Кавказе, а потом также вместе с Раевским поехал в Крым, в Гурзуф, попутно проезжая Керчь, Феодосию и много других радостей Крыма.

К чему я это все рассказываю? Как вы уже заметили, я сказал, что с Раевским ехали две дочери. Обе младшие[34]34
  Всего у Раевского было четыре девчонки.


[Закрыть] сопровождали отца, Софья и Мария. Софье было только 12, Марии – лет 14–15. Она-то на короткое время и станет новой возлюбленной Пушкина, до тех пор, пока в Крым не приедут две старшие дочери, Екатерина и Елена. Мария – будущая княгиня Волконская, жена декабриста. Мария, конечно, в то время была еще ребенком, способным на чисто детские проказы. Причем, как пишут, не очень красивым ребенком. Сама же она об этом периоде вспоминала следующее: «Как поэт, он считал долгом быть влюбленным во всех хорошеньких женщин и молодых девушек». Сам же Пушкин посвятил Раевской стихи:

 
Как я завидовал волнам,
Бегущим бурною чредою
С любовью лечь к ее ногам
Как я желал тогда с волнами
Коснуться милых ног устами.[35]35
  Это, кстати, строчки из «Евгения Онегина».


[Закрыть]
 

К слову, для всех пушкинских друзей не было секретом, что Александр Сергеевич просто сходил с ума от красивых и аккуратных женских ножек. Это, вероятно, был один из первых пунктов, на который особенно пристально обращал внимание молодой поэт. Насколько сильно было увлечение Пушкина совсем еще девочкой Марией Николаевной Раевской, сказать сложно. Ну, чтобы внести ясность, Пушкину достаточно мгновенной вспышки чувств, – и он весь горел. Как я говорил, чувства к третьей из дочерей Раевского были ровно до тех пор, пока поэт не увидел старшую – Екатерину, которой на тот момент исполнилось уже 22 года. К сожалению, сказать что-то конкретное в адрес этой любви Пушкина не представляется возможным. Многие приходят к выводу, что привязанность была не слишком длительной и не особо глубокой. В мае 1821 года Раевская вышла замуж за генерала Орлова, который командовал дивизией, расквартированной в Кишиневе, и Пушкин довольно часто будет посещать их там. Исследователи жизни и творчества Пушкина не могут прийти к единому мнению, в кого же все-таки был влюблен великий поэт в Крыму. Но мы с вами решим, что влюбился он в трех сестер сразу – Марию, Елену и Екатерину. Это, говоря современным языком, курортный роман, легкий флирт, который, как и полагается, ровным счетом ничем не закончился.

Онегин у ног Татьяны. Елена Самокиш-Судковска. Иллюстрация к роману «Евгений Онегин»

Расставшись после долгого совместного отдыха с Раевскими, Пушкин покинул Крым и уехал на несколько дней в Кишинев, там в тот момент находилась канцелярия Инзова. И уже в ноябре 1820 года поэт вновь в гостях у Раевских, но уже в Каменке Киевской губернии. Здесь он находится до марта 1821 года и успевает обзавестись несколькими любовными связями. Каменка тогда принадлежала матери Николая Николаевича Раевского. Прием там ему очень нравился, он писал поэту и другу Николаю Гнедичу:

«Женщин мало, много шампанского, много острых слов, много книг, немного стихов».

В Каменке поэт обратил внимание на Аглаю Давыдову. Мужа Давыдовой, тоже ветерана Наполеоновских войн, Пушкин характеризовал как трусливого, сластолюбивого, хвастливого, но неглупого человека. Сама Аглая была как героиня веселой комедии – хорошенькая, ветреная, кокетливая, настоящая француженка[36]36
  Она была дочерью французского эмигранта герцога де Граммона.


[Закрыть]. В общем, именно Аглая Давыдова являлась тем магнитом, вокруг которого крутилась вся жизнь в Каменке. Она это, конечно, видела и умело пользовалась. Пушкин про ее мужа Александра Львовича Давыдова писал:

«Рогоносец величавый».

Однако, как ни хороша Каменка, но нужно было уезжать. Пушкина, вообще-то, из Петербурга отправляли в часть к Инзову, то есть на службу, а все, что он делал в это время, так только отдыхал и развлекался. Конечно, Инзов понимал, с кем имеет дело, поэтому не обременял Пушкина службой. Весной 1821 года Александр Сергеевич селится в Кишиневе и там начинается новый этап в его жизни.

Кишинев еще недавно был городом, который находился под турецким влиянием. Теперь же он присоединился к России, и в нем проявился этакий симбиоз азиатского и европейского. Особенно отчетливо подобная трансформация наблюдалась в людях. Кишиневские дамы, которые еще удерживали восточный отпечаток во внешности и характере, стали уже по-европейски свободны, страстны, влюбчивы и доступны. Пушкину на тот момент 23 года, и он окунулся в кишиневский омут с головой, ведя жизнь, полную легких наслаждений. Он спал с некой Людмилой-Шекорой, женой местного помещика. Об этой связи узнал ее муж, Людмилу запер в чулан, а Пушкина вызвал на дуэль. Но свою партию в данной истории сыграл Инзов, который вовремя узнал об интрижке подопечного и во избежание несчастного случая посадил Пушкина на десять дней на гауптвахту. Далее были, по всей видимости, связи с Мариолой Рали, Аникой Сандулаки – это жены членов кишиневских дворянских собраний. Приписывают еще роман с Мариолой Балш.

Но, впрочем, Кишинев остался в прошлом. Прожив там два года, поэт уехал. Этот город в биографии Александра Сергеевича будет связан не с многочисленными любовными связями, а в первую очередь с произведениями великого Пушкина. В годы жизни поэта в Кишиневе написан «Кавказский пленник», начат «Евгений Онегин» и другие.

Летом 1823 года, благодаря хлопотам своего друга Александра Тургенева, Пушкин получает новое назначение и переезжает из захолустного Кишинева в кипевшую светской жизнью, многолюдную Одессу. Друзья Пушкина – Жуковский, Вяземский, Тургенев – очень надеялись, что перемены пойдут ему на пользу. Свою поддержку обещал оказать и новый назначенный новороссийский генерал-губернатор Михаил Семенович Воронцов. Воронцов имел репутацию мецената, обещал Тургеневу взять Пушкина, что называется, к себе под крыло. Кто ж знал, что именно с женой Воронцова Пушкин закрутит один из самых ярких романов в своей жизни!

Пушкин, еще служа в Кишиневе, несколько раз бывал в Одессе и в общем, имел каких-никаких друзей. В ноябре 1823 года он пишет другу Филиппу Вигелю:

«У нас холодно и грязно. Недавно выдался нам молодой денек, – я был президентом попойки, все перепились и потом поехали по…»

И тут Пушкин ставит многоточие. Очень прозрачно намекая нам и Вигелю, куда эта компания двинулась отдыхать дальше.

В Одессе Александр Сергеевич встречает сразу двух прекрасных девушек, с которыми крутит роман одновременно. Амалия Ризнич – жена богатого одесского коммерсанта и Елизавета Воронцова – супруга того самого новороссийского генерал-губернатора. Он почти в одно и то же время знакомится с ними обеими. Ну разве что нужно сделать оговорку: с Ризнич он закрутил роман чуть раньше, и чуть раньше он закончился, чем с Воронцовой. Амалия – дочь австрийского банкира, полунемка и полуитальянка. Высокая, стройная и, как пишут, необыкновенно красивая девушка. Длинная черная коса. Длинные ступни ног ее, видимо, немного смущали, поэтому она всегда носила длинное платье в пол. Ризнич обычно ходила в мужской шляпе и костюме для верховой езды. В доме Воронцовых Ризнич была нежеланной гостьей из-за своей оригинальной манеры одеваться, но есть подозрения, что не только из-за этого. Однако очарование и красота Амалии притягивали в дом Ризнич толпы молодых и старых одесских джентльменов. Наш герой не стал исключением. Они познакомились летом 1823 года, скорее всего, в местном оперном театре, где Пушкин был частым гостем. Он быстро поддался обаянию Амалии, и у них закрутилась интрижка, впрочем, сама Амалия была не против. Супруг Амалии приставил к жене слугу, который следил за ней и сообщал о каждом шаге. Но даже это не мешало любовникам строить отнюдь не платонические отношения. Их роман развивался бурно. Отношения продолжались до весны 1824 года. Потом Амалия Ризнич вместе с маленьким сыном уехала в Италию и вскоре умерла от чахотки. Причем, как пишут, в крайней бедности, так как муж отказывался помогать ей деньгами, видимо, припоминая своей бывшей жене одесские интрижки, которые, наверное, были не только с Пушкиным.

Кстати говоря, Пушкин был чрезвычайно ревнив. Если он увлекался какой-то девушкой, он ревновал ее к каждому столбу. Лев Сергеевич, брат поэта, отмечает, что однажды Александр Сергеевич в бешенстве ревности пробежал пять верст в 35 градусов жары. Он и в стихах своих в октябре 1823 года пишет:

 
Простишь ли мне ревнивые мечты,
Моей любви безумное волненье?
Ты мне верна: зачем же любишь ты
Всегда пугать мое воображенье?
 

Сам же поэт с осени 1823 года параллельно влюбился в графиню Воронцову. Возраст ее – немного за тридцать. Она желала всем нравиться, это было обусловлено ее довольно затворническим и скучным детством. Как писал Филипп Вигель, который довольно близко был знаком с семьей Воронцовых:

«В ней не было того, что называют красотою, но быстрый, нежный взгляд ее миленьких, небольших глаз пронзал насквозь; улыбка ее уст, подобной которой я не видал, казалось, так и призывает поцелуи».

Граф Соллогуб, познакомившийся с ней гораздо позже, писал, что она «была небольшого роста, тучная, с чертами немного крупными и неправильными, но тем не менее она была одной из привлекательнейших женщин своего времени».

Брак между Елизаветой Ксаверьевной и графом Воронцовым, бесспорно, заключен по расчету. Сердце молодой графини вряд ли было затронуто. Муж не хранил ей верность, и она об этом знала. Графиня же, я думаю, тоже не теряла времени зря, причем с таким, как Пушкин, устоять чертовски сложно. По Одессе ходили различные слухи о связи молодого поэта и графини. Но ничего конкретного не сохранилось. Поэтому утверждать мы с вами ничего не будем. Но, вероятно, связь была, так как осенью 1824 года Пушкин, уже будучи в Михайловском, получит от Елизаветы Воронцовой письмо, в котором она признавалась ему в беременности от него. Девочку Воронцовой назвали София, родилась она 3 апреля 1825 года. Значит, их роман, приведший к беременности, произошел ориентировочно в конце июля 1824 года, вполне возможно, что накануне отъезда Пушкина в Михайловское. Кстати, Ризнич, которой летом 1824 года уже и в России-то не было, тоже родила мальчика и, как бы намекая Пушкину, что это его сын, назвала Александром. Но мальчик вскоре умер.

Отсылке Пушкина в родовое поместье поспособствовал сам губернатор Воронцов, с которым поэт не сошелся характером. Почему? Это отдельная история. Но раздражительная искра между мужчинами пробежала сразу, а после слухов о том, что его жена гуляет с Пушкиным, он не мог об этом не знать, судьба поэта в Одессе была решена. Конечно, про этот подтекст в верхушке Петербурга не догадывались, читая нелицеприятную характеристику, написанную Воронцовым на Пушкина. Воронцов напряг все свои силы, чтобы отправить поэта в ссылку в родовое поместье – в Псковскую губернию, в Михайловское, где Пушкин и пробудет ближайшие несколько лет. Пока его оттуда не вызвал лично Николай I.

Со ссылкой в Михайловское связана не менее интересная любовная история поэта. Правда, прежде чем Пушкин освоится в родовом поместье, ему придется сразу по приезде выслушивать постоянные сцены от отца Сергея Львовича, который, понятно, высказывал свое неудовольствие карьерой сына. Подобное настолько выводило Александра Сергеевича из себя, что тот был готов просить о замене ссылки на заключение в крепость. Но до этого не дошло. Поздней осенью 1824 года семья Пушкиных вернулась в Петербург. И Александр Сергеевич остался в Михайловском совсем один. Он зажил отшельником. Развлечений в Михайловском никаких не было. Разве что поездки Пушкина в соседнее село Тригорское, где он проведывал дом тригорской помещицы Прасковьи Осиповой. К этому развлечению он пристрастился не сразу. Первое время он еще жил своими воспоминаниями об Одессе. Меж тем мужчины в Тригорском отсутствовали вовсе, и это было настоящее женское царство, где Пушкин безраздельно властвовал над всеми девичьими сердцами. Его же сердце, казалось, влюбилось сразу и во всех. Он проводил в Тригорском все свое время. Он был теперь постоянно свободен.

Увлекся Пушкин и самой хозяйкой поместья Прасковьей, которая была лет на восемнадцать старше самого поэта. И ее дочерьми, что хорошо известно из писем самого Пушкина. Сначала он обратил внимание на Евпраксию Николаевну, соседи в Тригорском начали поговаривать о скорой женитьбе поэта и Зизи Вульф. Вульф – это ее фамилия, а Зизи – ее так называли. Причем слух о свадьбе был настолько прочный, что даже в начале 30-х годов жена Пушкина Наталья Николаевна, в девичестве Гончарова, все еще продолжала ревновать мужа к Евпраксии, тогда уже замужней баронессе Вревской.

Но Пушкин сам не помышлял о свадьбе. Глубоких чувств к Евпраксии он, видимо, не испытывал, во всяком случае таких, чтобы пойти под венец. Это было увлечение. Осенью 1824 года он писал брату:

«На днях мерялся поясом с Евпраксией и талии наши нашлись одинаковы. Следственно, из двух одно: или я имею талию 15-летней девушки, или она – талию 25-летнего мужчины. Евпраксия дуется и очень мила».

Ее талию Пушкин описывал в «Евгении Онегине», что можно считать высшей похвалой молодого поэта.

Затем пришло увлечение еще одной из Вульф – Анной Николаевной, которой на тот момент исполнилось 24 года. Она была не особенно хороша собой. Слезлива, сентиментальна и не совсем умна. Но она отличалась своей нежностью. И сильно увлеклась Александром Пушкиным. Он над ней в письмах того периода ярко подшучивает, что очень в духе Пушкина. Вообще, казалось, что он был абсолютно не влюблен в нее. А мы уже знаем, что если Пушкин не увлечен девушкой, он несносен. Анне Николаевне он посвятил вот это грубое стихотворение:

 
Увы! напрасно деве гордой
Я предлагал свою любовь!
Ни наша жизнь, ни наша кровь
Ее души не тронет твердой.
Слезами только буду сыт,
Хоть сердце мне печаль расколет.
Она на щепочку <нассыт>,
Но и <понюхать> не позволит.
 

Видя, что дочь совсем изводится от неразделенной любви, в дело вмешивается Прасковья Александровна[37]37
  Хозяйка Тригорского.


[Закрыть]. Она увозит дочь в Малинники[38]38
  Тверская губерния.


[Закрыть], подальше от Пушкина, и пишет ему:

«…Вы раздираете и раните сердце, цену которому не знаете…»

Но это будет позже. Пока же еще на дворе лето 1825 года. Пушкин скучает в Михайловском, проводя досуг в соседнем Тригорском. Куда как раз летом 25-го года наведывается Анна Петровна Керн, одна из известнейших муз великого поэта. Керн была дочерью сестры первого мужа Прасковьи Осиповой. Они все тесно общались. И Керн с детства росла с Анной Николаевной. Вот в Анну Петровну Пушкин, извините за выражение, втрескался очень сильно. Как-то однажды заявившись в Тригорское, он увидел там Керн, как раз за обедом. Ей было 26, ее семейная жизнь трещала по швам. Мужа она не любила. Замуж за него вышла по настоянию отца. Ее собственных желаний и чувств никто не спросил. Она вела довольно свободную любовную жизнь. В Тригорском возлюбленные встречались почти каждый день. Пушкин был восхищен Анной Петровной. Он раскинул перед Керн каскады своего остроумия и любезности и посвятил ей одно из самых знаменитых своих стихотворений:

 
Я помню чудное мгновенье
Передо мной явилась ты
Как мимолетное виденье,
Как гений чистой красоты…
 

И так далее. В июле – сентябре Пушкин и Керн много переписывались. Поэт писал ей:

«Ваш приезд в Тригорское оставил во мне впечатление более глубокое и мучительное, чем то, которое некогда произвела на меня встреча наша у Олениных… Прощайте, божественная; я бешусь и я у ваших ног… Перечитываю ваше письмо вдоль и поперек и говорю: (милая! прелесть)… я люблю вас гораздо больше, чем вам кажется… я отдал бы всю свою жизнь за миг действительности. Прощайте… Если ваш супруг очень вам надоел, бросьте его… и приезжайте… куда? в Тригорское? вовсе нет, в Михайловское!»

Это письмо написано уже после того, как Прасковья Осипова насильно отвезла Керн и своих дочерей в Ригу. Керн она отвезла в Ригу к мужу, а дочерей – в море покупаться. Она это сделала намеренно, и, если верить современникам тех событий, во избежание катастрофы. Керн все-таки была замужней дамой, а может быть, и потому, что сама ревновала Пушкина к молоденькой сопернице (в этом, кстати, не сомневались ни сам Пушкин, ни Керн, ни даже дочь Прасковьи Александровны, Анна Николаевна). На что рассчитывала сама Осипова, неизвестно. Может, на более тесные отношения, чем просто дружеские. На этот вопрос сегодня нет ответа.

Какой-то горький осадок сохранился в душе Пушкина в результате его увлечения Анной Керн. Иногда он отзывался о ней пренебрежительно и грубо. В письмах называл ее вавилонской блудницей. Но грусть длилась недолго. В ночь с 3 на 4 сентября 1826 года в Михайловском появился присланный специально чиновник. Пушкин, хоть пока этого еще и не знал, но сие значило, что жизнь в ссылке закончилась. Его вызвал на аудиенцию лично государь Николай I. Наступает новая пора в жизни великого поэта. Это самый пик его прижизненной славы. Снова Петербург, снова роскошная светская жизнь, в которую Пушкин после заточения окунается еще больше. Он играет в карты, часто проигрывает. Впрочем, эта глава его жизни достойна отдельного эпизода подкаста.

«Донжуанский список» Александра Пушкина из альбома Елизаветы Николаевны Ушаковой

Но Пушкин уже не молод. И хоть сразу после возвращения в столицу вопрос с женитьбой его не сильно-то и увлекает, к концу 20-х годов он уже всерьез задумывается о том, что пора остепениться. Он хочет счастья, семью, детей. Еще недавно он считал брак для себя совершенно не подходящим, как вдруг молодой повеса всецело занялся поиском спутницы жизни. Все невесты, которых Пушкин намечал себе за эти годы, были примерно одного и того же типа. Молоденькие барышни из хорошего московского или петербургского общества, красивые, интересные, превосходно воспитанные. К таким относятся Софья Федоровна Пушкина[39]39
  Отцы Александра Сергеевича и Софьи были четвероюродными братьями.


[Закрыть], Екатерина Николаевна Ушакова, Анна Алексеевна Оленина и, конечно, Наталья Николаевна Гончарова.

Как-то сидя в доме у Ушаковых, где Пушкин проводил довольно много времени, все не решаясь сделать предложение Екатерине Николаевне, он набросал на листках альбома сестры Екатерины, Елизаветы Ушаковой, длинный список женщин, которых любил за все прошлые годы. Сегодня этот список носит название «Донжуанский список Пушкина». Именно он проливает свет на всех когда-либо любимых женщин великого поэта.