Текст книги "Чертова школа! Как перестать мучиться из-за учебы"

Что подросток говорит о будущем? А вы сами?

Картина будущего – острый вопрос для родителей. Особенно если они слышали, что их ребенок хочет стать кем-то непонятным – блогером, стримером – или сразу заявляет, что после 9-го класса отправится в колледж, а в какой, ему абсолютно все равно.

Этот вопрос и в принципе вся тема будущего повышают тревогу в разы.

Из ответов мне хочется понять:

• уровень контакта подростка с родителями;

• присутствует ли хоть какая-то картина будущего для подростка в семье и есть ли ему, на что опираться;

• уровень зрелости самого подростка, его стремления, желания, цели, насколько он до них дорос.

Что ваше дитя говорит о будущем? Разместите свой ответ на этой строке:

__________________________________________________

Возраст и картина будущего

Тревога за будущее – прерогатива родителей, потому что взрослые так или иначе склонны смотреть вперед, переживать за дальнейшие результаты. Нам важно, кем ребенок станет, как он пройдет по своему пути и что это будет за путь.

Подростков будущее тоже тревожит, но по-другому. Это во многом связано с готовностью мозга вообще и с уровнем физиологической зрелости. Когда мы говорили про младших подростков, я упоминал, что у них еще не сформированы структуры, отвечающие за прогнозы. Соответственно, у старших подростков этого становится больше, но до полноценности пока далеко. То есть у них как будто бы появляется инструмент, которым можно пользоваться, но его надо насытить опытом. Некий скелет прогнозирования, который в течение жизни должен обрасти мышцами и кожей, чтобы превратиться во взрослый инструмент ориентации в будущем, планирования, целеполагания.

Зачастую у младших подростков тревога за будущее навязанная. С 11–13 лет уже переживать за будущее – не очень ненормативная штука. Дети нервничают, поскольку взволнованны взрослые вокруг. Они как будто на себя берут тревогу, которая им не свойственна, и не знают, что с ней делать. Несмотря на то что взрослые говорят: «Делай вот это и это», получается очень иллюзорная конструкция – держи тревогу, которую ты не испытывал, и совершай действия, которые тебе не интересны.

Поэтому в младшем подростковом возрасте родители бьются как рыба об лед, потому что никак не могут добиться понимания.

А что это такое и нужно ли вообще его добиваться?

Понимание

Понимание видится нам, взрослым, как универсальный инструмент достижения результата. Если подросток поймет, то, значит, сразу начнет правильно делать.

Это и со взрослыми не очень работает. Мы все много что понимаем. Каждый знает, что зарядку делать полезно, а пить много пива вредно и что до 22:00 – врачи советуют – надо бы ложиться спать. Есть полезную пищу, не залипать в рилсы, не орать на детей… У нас понимания – вагон и маленькая тележка, при этом все равно совершаем огромное количество действий, из-за которых сами расстраиваемся. Вспоминайте периодически об этом, когда очень надеетесь на понимание подростка.

Существует понимание как интеллектуальная функция – и с этим подростки справляются. Если нет физиологических интеллектуальных ограничений, то понимание, что хорошая учеба связана с поступлением, поступление – с работой, работа – с заработком, есть, дети не дураки.

Но существует следующий уровень: понимание, основанное на опыте. Когда мы как будто бы знаем, как все происходит, убеждены, и это подкреплено нашим опытом. В 35–45 лет мы уже неоднократно проверили, что если поздно ложиться спать, то завтра будешь чувствовать себя разбитым. На эту уверенность мы можем ориентироваться, даже опираться.

У подростков второй части понимания нет, а именно она в конечном счете влияет и на мотивацию, и на поведение. Мы же добиваемся интеллектуального понимания, то есть словами объясняем, как что будет, и очень бесимся, когда этого понимания не хватает.

Здесь предлагаю всем расслабиться, потому что этого понимания никогда не хватит. Вот просто никогда. Всегда обращайтесь к своему опыту – вещам, которые вы осознаете, но все равно не делаете. Подростки – не лучше. Понимание, которого мы добиваемся, не становится эффективным с точки зрения изменения поведения.

Когда у подростков все больше опыта, все больше связок «причина–следствие», у них появляется своя собственная тревога за будущее. И тут «чудесная» синергия: наша тревога плюс их тревога – получается экстратревога.

Что делают они в таком случае и как обычно реагируем мы?

Стратегии реагирования подростков

Из тревоги за будущее получаются несколько типовых стратегий поведения (или реагирования) подростков.

• Те, которые переживают, и по ним это видно.

• Те, которые переживают, но по ним это не видно.

• Те, которые не переживают.

Соответственно, среди переживающих и не переживающих будут те, кто что-то делает, и те, кто ничего не делает. Например, очень расстраивается, что плохие оценки, но за уроки никак не садится.

У таких состояний разные причины и, соответственно, разные родительские стратегии ответа на них.

Те, кто переживает и делает

Замечательные, чудесные, хорошие дети. Они часто стремятся стать отличниками, у них есть свои собственные цели, но они находятся в зоне риска по тому, что называется выгорание, нервное истощение и так далее. Их точно не надо дополнительно мотивировать, потому что тогда мы наращиваем тревогу и делаем их состояние еще хуже. Этим подросткам надо помогать выжить в тот период, который вызывает у них максимальную тревогу и напряжение. Подкармливать, дать выспаться, выводить гулять.

Те, кто переживает и ничего не делает

Им тоже бесполезно добавлять мотивацию. Переживание означает, что есть цели, амбиции и хотя бы какой-то интерес, но, скорее всего, также присутствуют кризис самооценки, веры в себя и фрустрация.

Эти дети видят большой разрыв между желаемым и тем, что в итоге удается сделать. Им важнее успокоиться и получить стратегии, которые помогут начать, а не те, что сократят разрыв между желанием и результатами. Понятно, что надо бы по шесть часов в день хреначить, чтобы достичь результата, которого хочется, но на это никто не способен. Потому мы начинаем с 15 минут в день, и это точно лучше, чем ноль, хоть и хуже, чем пресловутые шесть часов.

Здесь принцип такой: подыскать стратегии, которые позволят начать действовать. Как только у подростка появится первый результат, опыт, понимание, что у него получается, тревога начнет снижаться, разрыв между желаемым и действительным начнет сокращаться.

Те, кто не переживает и не делает

В этой категории есть сегмент детей, которым действительно все равно. Они еще вообще не взрослые, не планируют будущее, и при этом у них достаточно крепкая психика, чтобы нашу тревогу не принимать всерьез. Психологически, собственно, это самые стабильные из детей.

Здесь все наши действия только повышают напряжение в отношениях, возможно, надо чуть-чуть отступить, сделать шаг назад, придержать коней, дать этим детям побыть в их возрасте и в спокойствии. Это очень сложно сделать, если они в такой ситуации оказались в отчетном классе – девятом, одиннадцатом.

Второй сегмент не переживающих детей на самом деле испытывает тревогу, и она такая сильная, а механизмы защиты такие мощные, что психика просто изолируется. Им становится как будто все равно: тревога внутри есть, а снаружи – нет. Подростки ее не замечают, не ощущают, но при этом внутреннее беспокойство за будущее, экзамены, реакции родителей сжирают огромное количество энергии.

За счет того, что дети не осознают свою тревогу, они как будто бы находятся в другом сегменте – переживающих и ничего не делающих, но, увы, их состояние легко скатывается в депрессию. Усложняются отношения с родителями, потому что взрослые пытаются заставить своих подростков что-то делать, к тому же злятся на них за то, что они якобы не переживают.

Вопрос «о будущем» я вначале задаю родителям, потому что они часто очень погружены в свои собственные мысли и в меньшей степени включены в то, что думают подростки. Мне важно понять, существует ли какая-то картинка будущего у подростка, есть ли ему хоть на что-то опираться, или сейчас ситуация практически бессмысленная.

Вопрос:

Моему ребенку 17 лет, как сформулировать мотивацию, если у нас с ним разное видение будущего?

Ответ:

Разное видение будущего с великовозрастным ребенком означает, что он все равно будет реализовывать свое, а не ваше, как бы это печально ни было.

В подростковом возрасте, напомню, основ для мотивации к учебе вообще немного. Им может быть не интересно, не важно, они еще не доросли до целеполагания. И если мы, взрослые, понимаем, что сын или дочь пока что маленькие, то родительская стратегия будет связана с тем, чтобы пережить этот период, дождаться, пока «подъедет» состав с мозгами, не прибить ребенка и свои отношения с ним не угробить.

Родители не так часто детально себе представляют внутренний мир детей, потому что подростки отделываются лозунгами, особенно если отношения уже усложнены.

Подростки всегда отвечают так, чтобы минимизировать дальнейший диалог.

Вопрос:

Бывает ли наоборот, когда ребенок целеустремленный, пашет и тревожится за будущее, а родители – пофигисты?

Ответ:

Да, но это чаще всего родители, чьи дети учатся сами, без какого-то дополнительного воздействия. Спокойные взрослые, которые признаются: «Нам баллы не очень важны. Поступит, куда выберет, главное, чтобы не в армию. Лишь бы здоровый был и его все радовало, а остальное не так критично». Бывают случаи, когда очень мотивированный, напряженный, истощенный ребенок – и родители, которые вообще пытаются отговорить его так сильно страдать.

У меня была очень интересная девочка-клиентка. Одиннадцатый класс – и сразу несколько задач: окончание художественной школы, школьные олимпиады и профессиональный спорт с тренировками, соревнованиями, сборами. Она хотела и аттестат красиво закрыть, и ЕГЭ сдать, и в спортивных показателях не съехать. Три направления, каждое из которых требует высокого уровня вовлеченности.

Девочка не готова ни от чего отказываться и сжигает весь свой ресурс. Родители ничего этого не требуют и сильно переживают за дочь. Так уж сложилось, что на несколько тяжких месяцев их задача – по максимуму обеспечить ребенку выживание. Ее стратегию сейчас не изменить, она «впахивает» на свои задачи. Взрослые помогают ей подольше поспать, поесть свежее, проветрить комнату, вытолкать погулять хотя бы полчаса. А после того, как все закончится, нужно будет ее откачивать от нервного истощения, выводить из выгорания. Им придется принять и осознать, что дочь для себя так решила, пусть и недооценила возможности собственной физики, психики и здоровья.

Мотивация от интереса-цели

Конечно, я спрашиваю и самого подростка: «Если не брать в расчет родителей, что сам-то думаешь?» Очень часто мне отвечают что-то вроде: «Честно говоря, я хочу, чтобы все было хорошо, но совершенно не понимаю, как это может быть».

Подростки вообще плохо представляют себе вариативность вещей и событий. Есть транслируемый обществом путь: 11-й класс – университет – хорошая работа, но он уже давно не самый актуальный, живой, эффективный, хотя родители часто продолжают его обкатывать. Так вот дети тоже не очень много вариантов знают. Да, сейчас все активнее растут колледжи, среди них есть очень классные. Зачастую подростки видят колледж решением своих проблем, ключевая из которых – «задолбала школа». Им кажется, будто колледж – совсем другое, то есть они идут не к чему-то, а убегают от чего-то (в разделе про смену школы я уже писал, почему так не надо). Такой план будущего чаще связан с тем, что здесь плохо, а не с тем, что там хорошо.

И для меня, и для родителей это важный сигнал. Невозможно планировать будущее, если сейчас плохо!

У взрослых мало вариантов будущего, потому что мы, наверное, становимся нелюбопытными. Базовые представления прошлых поколений, например, хорошо бы ребенку стать юристом или врачом, экономистом, переводчиком. Сейчас, возможно, айтишником. Но такие базовые профессии предполагают серьезный набор личностных особенностей, а за пределами какой-то общей категории никто ничего не видит.

Если полюбопытствовать, то внезапно открывается целый дивный мир. Несколько лет назад Британская школа дизайна выпустила схему профессий в дизайне – было перечислено более 150 специализаций! Мы же не представляем себе, как устроен мир за пределами шаблонов «ученый», «силовик», «врач».

Одна из наших родительских задач – расширять картину мира свою (прежде всего) и подростка. Ведь если мне предлагают три варианта, а я ни один из них не хочу, то я не хочу ничего и не иду никуда. А если оказывается, что вариантов гораздо больше, то у меня есть шансы зацепиться за один из них, загореться интересом и сдвинуться с мертвой точки.

В этом смысле от профориентационных программ может быть дополнительная польза: расширение представления о том, как вообще устроен мир.

Когда мы говорим с подростком о том, как он представляет свое будущее, в основном слышим про три основных стратегии.

Первая – «по фигу, как будет – так будет».

Вторая – это минимальное достаточное решение. Какой-нибудь вариант, чтобы и родители воспитывать не лезли, и сам он не так сильно тревожился. «У меня нормально с обществознанием, буду сдавать его и подамся с ним, русским и математикой, куда возьмут».

Подростки вообще часто говорят про будущее, опираясь на те интересы, которые у них есть сейчас. Кто любит рисовать, высказывается в пользу архитектуры, дизайна, творческих профессий. Те, кто круто занимается спортом, видят себя в рамках профессиональной спортивной карьеры.

И это часто не то, чего они хотят, а то, что является как будто бы наиболее вероятным вариантом развития событий.

«Я девять лет в художке, у меня классные рисунки, я люблю рисовать, логично, что буду заниматься этим и дальше». При этом подросток не задается вопросом: «А то ли это, чего я на самом деле хочу?» Родители тем более стараются замять вопрос: выбрало чадо – и ладно, и слава богу!

Тем не менее это уже хоть какой-то план.

Третья стратегия – «знаю, чего хочу». Она тоже делится на два сегмента:

• знаю, и это вполне реалистично;

• знаю, но это не очень реалистично относительно того, где я сейчас.

Взрослым сознанием мы понимаем, что два года до экзаменов – достаточное время, чтобы подготовиться к любому поступлению, к любому ЕГЭ любого уровня, если плотно этим заниматься.

Но поступить – только часть задачи. Родители забывают, что можно дотащить ребенка до экзаменов, волевым усилием его куда-то пристроить, но нельзя сделать так, чтобы он потом учился, получал от этого удовольствие и еще в будущем работал по профессии.

Я уже упоминал об американской концепции, но повторю: не существует лучшего вуза – существует вуз, наиболее подходящий конкретно этому ребенку. Это может быть любое учебное заведение, любого уровня престижности, с любым числом программ, но оно должно идеально подходить именно этому человеку, тогда будет интерес.

Связь между силами и временем, которые подросток тратит на интересные ему занятия, и школой, нелинейная.

Представим мотивацию как батарейку в телефоне. В психической структуре почти все элементы можно представить в виде батарейки, очень удобное сравнение.

Итак, «мотивация = батарейка» может расходоваться на что угодно. Родителям кажется, что она должна расходоваться, условно, на МЭШ или дополнительные занятия музыкой, если отключить все остальные занятия = посторонние приложения в телефоне. Но, когда взрослые говорят «это перестань, то брось, этого не надо делать», ребенку уже ничего не хочется «открывать» вообще – и даже на МЭШ уже энергии не хватает.

Родителям кажется, что, отстрелив лишние ступени, ракета мотивации обязана рвануть вверх и вся энергия должна влиться в учебу, но по факту этим мы сажаем уровень энергии на ноль.

Реалистичные и нереалистичные амбиции

Подростки редко ставят какие-то определенные цели, и не всегда свои собственные, чаще – спровоцированные сверстниками или родителями. Может состояться такой диалог:

– Буду поступать в МГУ, это крутой вуз.

– А зачем именно тебе нужен крутой вуз?

– Родители настаивают, что вуз обязан быть самый лучший, потому что образование не важно, а важен нетворкинг, связи.

– Тебе это тоже важно?

– Нет. Я не поступлю в МГУ, скорее всего, но вот они настаивают.

Соответственно, два года надо готовиться поступать туда, куда человек не хочет, и работать на то, во что он не верит. Какого качества будут подготовка и поступление?

В целях подростки очень сильно плавают, у них недосформированы долгосрочные интересы, и это нормально. В 15–18 лет знать, чем ты хочешь заниматься всю жизнь, – очень необычно, если говорить про психологические нормы. То, что социум и система образования требуют этого от подростка, совершенно не означает, что психика его к этому готова.

Последние исследования говорят, что современный взрослый человек в течение жизни четыре или пять раз поменяет профессию – не направление деятельности, а профессию целиком. Можете посмотреть на своих знакомых и поинтересоваться, кто и когда начал работать по актуальной специальности, когда поменял ее и сколько раз.

Я вижу очень много людей, которые в любом возрасте «переобуваются» – и достигают результатов в новой карьере. В этом смысле мы живем в очень крутое время. И тот самый интернет, который сейчас у нас «отбирает» детей, за что родители переживают, дает огромное количество возможностей для обучения. Те, кому важно, этим пользуются.

Если у ребенка высокие амбиции, но недостаточно способностей или же в семье не хватает ресурсов, чтобы развивать их, родителям предстоит пережить не самый простой период – это состояние поражения.

Чаще всего такие ситуации происходят в профессиональном спорте, который требует не только чисто физических данных, характера, упорства, но и денег. Много денег. Родители танцоров, гимнастов, фигуристов, конников – да много кто еще – подпишутся под этим абзацем горючими слезами. Сборы, экипировка, взносы, поездки, костюмы… Даже на талантливых спортсменов не хватает спонсоров.

У меня, как у психолога, нет волшебного решения. Родителям хотелось бы избавиться от чувства вины, но такова правда. Надо честно признаться, что вы не готовы класть свою жизнь и здоровье на танцевальную карьеру ребенка, допустим. Ну не готовы. Пока мы себе врем, смягчаем пилюлю, мол, «такие обстоятельства», нас изнутри жрет вина.

Мы, как пресловутый сферический конь в вакууме, можем поменять работу, взять вторую, открыть бизнес, обойти все спортивные организации в городе и найти щедрого спонсора. Теоретически. Но мы не готовы. Да, это действительно может быть связано с тем, что карьеры у ребенка не будет. Не у всех она в принципе есть. Это всегда сложная ситуация, но родители не демиурги и не боги. Мы можем сделать что-то другое, дать любовь и внимание.

В жизни все и всегда сталкиваются с ограничениями, не получая того, что хотят. И дети наши будут с этим сталкиваться. Надо признать реальность и начать справляться со своими чувствами, с разочарованием, обидой, гневом. Главное – самим родителям не злиться и не нападать на ребенка. Мы не любим чувствовать вину и тревогу, поэтому впадаем в агрессию. Но взрослые тут – мы. Надо понимать, что такое сильное разочарование и такой сложный конфликт займет время. Возможно, учеба рухнет, но давить в этом случае бесполезно.

Будущее, в котором не за что зацепиться

Подросткам часто вообще не с чего начать разматывать клубочек: их в будущем ничего не ждет из того, что бы им понравилось.

Приведу один простой пример: мы все говорим, что надо взрослеть – «Давай становись взрослым, это самостоятельность, это ответственность». Подростка окружает множество взрослых. Попробуйте взглянуть на себя его глазами – насколько привлекательная картинка будущего вырисовывается?

Насколько вы счастливы? С радостью уходите на работу, довольными с нее возвращаетесь? Как много учитесь, как наслаждаетесь той самой взрослостью и самостоятельностью? Или вечером приползаете, падая на диван, как тряпочка, «наскребаете» на отпуск, постоянно ругаетесь, потому что не можете договориться о свободном времени, и все такое прочее? Что видит и слышит ваш подросток?

Обычно в подавляющем большинстве случаев взрослые или ругают свои реалии, или отказываются их обсуждать вообще – вот и все, что они по своей воле передают ребенку про взрослый мир. Не говорят, какой он классный, почему там кайфово, как здорово самому решать, ехать, зарабатывать на то, что хочешь, делать выбор.

Поэтому подростку неясно, зачем торопиться в будущее, где так тяжело?

Кого из взрослых он еще видит? Учителей в школе. Признайтесь, сколько из них действительно горят своей профессией и могут увлечь ребенка чем-то, убедить его, что мир будущего – замечательный? Единицы, большая редкость.

Как итог – подростку действительно не за что зацепиться, чтобы даже в мыслях связать себя и это самое будущее.

За что они цепляются чаще всего? За возможность свалить от родителей, например. Любым способом: поступить в другой город, получить общагу и уехать; начать работать и снять комнату; для девочек – выскочить замуж. Это тоже стратегия «убежать от чего-то», а не «прийти к чему-то».

В целом отрыв от родителей – это не плохо. По задачам возраста подростку необходимо отделяться от семьи, пробовать самостоятельность, но здорово было бы пробовать ее спокойно, безопасно и с подстраховкой, чтобы вернуться, если не заладится. И снова потом уехать, наработав опыт. Если же это побег в истерике – только бы прочь из дома и неважно, в какое болото, – ситуация неприятная.

За что еще подростки могут цепляться? За деньги, например, за квартиру, машину, гаджеты. Мы существуем в мире консьюмеризма, вещи приобрели большое значение. В нашем поколении было все то же самое, просто было меньше личных денег, возможностей, меньше разнообразных привлекательных товаров и бешеного маркетинга, который нам все это продает.

Тем не менее для детей заработок служит вполне реальным стимулом и мотивацией. Я знаю, что подростки рисуют в графических редакторах скины для онлайн-игр и потом продают их на внутриигровых маркетплейсах. А родители твердят: «Брось телефон, иди учись!» – «Зачем? Я за неделю по вечерам половину твоей зарплаты заработаю».

Подростки о школе:

Мама, мне все это не интересно и не пригодится. Буду мастером по пирсингу, пара месяцев, 18 тысяч за курсы – и вперед.

Редко, но все-таки подростки могут цепляться за свои мечты, за воображение. Здесь не стоит их сразу прикладывать лицом об реальность. Гораздо полезнее самому побеседовать, выяснить, что в будущем могло бы быть интересного и привлекательного.

С раннего детства мы помогаем ребенку понимать, что его желания важны и значимы, им можно следовать, а в более старшем возрасте – увидеть больше желанного и приятного в его будущем, которое в основном в тумане. Постепенно показываем ему, как выстраивать связь между единичными действиями и желаемыми результатами.

В средней школе учим видеть последствия своих действий, размышлять о будущем и целях так, чтобы они становились ближе. Делаем смычку, сводим настоящее и будущее ближе друг к другу.

Что можно делать? Разговаривать о будущем, играть, организовывать досуг. Желательно не кондовым способом – «Кем ты видишь себя через 10 лет?» – а пойти на футуристический фильм и потом спросить: «Кино кином, а все ведь развивается, как ты думаешь, мое и твое место в этом будущем какое?»

Здорово разговаривать с ребенком, чего он хочет, как он видит свое завтра, даже если это моря и заграницы или полет на Луну – все что угодно. В любой фантазии, даже не связанной с реальностью, есть что-то, что для него важно, и это может зацепить его нынешнего, чтобы он двигался туда. Может, вы в разговоре дойдете только до летающих автомобилей и движущихся тротуаров, может – до генетических усовершенствований, а может, до чего-то еще. Но поселить искру интереса к тому, что вообще там могло бы случиться, – важно.

Не от всякой мечты потом можно перейти к конкретике, да и не всегда она нужна.

Например, однажды у меня на консультации был подросток, который хотел (и мечтал) поскорее жениться на своей девушке. Да, и такое бывает. Жениться, как мы с ним обсудили, можно уже в 18 лет, но только если он начнет зарабатывать, чтобы содержать семью. Парень не спорил – да, это нужно. Мы попробовали посчитать среднемесячный бюджет. Если учитывать съемное жилье в столице и прочее, получилось около 130–150 тысяч рублей. Стремление понемногу обретало реалистичные рамки.

– Слушай, а на какой работе можно столько получить?

– Ну, бариста можно, если ночные смены, вместе с чаевыми, только надо тяжело работать, почти без отдыха.

– Да, супер. Потом вы будете расти, развиваться, потребности тоже вырастут. Понадобится уже тысяч 200–250, бариста столько платят?

– Нет… По ходу, надо какое-то образование получить.

Это сказал сам подросток, не я – вот что важно. Шестеренки в мозгу начали крутиться в направлении будущего.

Родители, вы точно так же можете говорить со своими детьми. Тревога, конечно, очень мешает, вы упираетесь постоянно в то, что сейчас срочно надо сдать экзамен сдать и поступить. А зачем в целом оно нужно, вообще забываете.

Ищите, за что зацепиться. Это очень терапевтическое действие и для нас, взрослых, потому что мы про свое будущее тоже редко думаем с воодушевлением.

С чем еще я сталкиваюсь, говоря о будущем с подростками?

Дети сильны своими фантазиями, чувствами, желаниями, они не загоняют себя в рамки реальности. Но наступает момент, когда их интересы и стремления формулируются в конкретную цель, которая имеет очень большой разрыв с действительным положением вещей. Вот с этого момента фантазии начинают мешать. Ребята неверно оценивают свои способности – «Да все получится!» – и продолжают мечтать.

Родители обычно одергивают: «Ты на себя посмотри! И это не умеешь, и то. Давай что-то делать, менять, начинай шевелиться!» На самом деле так убивается интерес и желание. Дитя думает: «И правда… ну куда мне такому лезть?», – и прекращает делать все вообще.

Если мы ловим любое желание, любую, пусть нереалистичную, амбицию, давайте ее благословим и начнем действовать на основе этого интереса. Это у взрослых в момент формулирования цели выстраивается план, как к ней прийти. У детей все иначе, там надо раскручивать понемногу, шаг за шагом.

– Чего тебе хочется? Этого? Да, здорово.

– Только у меня не получится.

– Чувствуешь, что не получится? Почему?

– Там много выучить надо, а я никак не могу собраться.

– А что мешает?

– Вечером поиграть уже хочется больше. С утра учить некогда.

И здесь, допустим, уже складывается разговор, в котором ребенок понемногу сам формулирует, что ему мешает. Он занят поиском, создает для себя такой инструмент, как самоанализ, – очень важный для будущего, кстати.