Текст книги "Будь осторожен со своими желаниями"

Но мы вернёмся в школу № 1458, в которой я сейчас находился на классном часе и слушал милый голос своей учительницы. Ничего такого особенного в словах старой недоброй Валерии Ивановны мы не обнаружили. Сначала она пожелала нам приятных каникул, далее посоветовала прочесть все книги, которые были предложены нам в качестве летней литературы. А потом начала брать со стола дневники и сообщать нам всем то, что из нас никогда ничего путного не выйдет и что она зря теряет своё драгоценное время, сидя здесь и пытаясь донести до нас что-то. Не знаю почему, но дойдя до моего дневника, она вспылила пуще прежнего, выражаясь словами моей бабушки.

– Холодов! – начала она, сделав особое ударение на первой «о». – В этот раз я поставлю тебе четыре, но помяни моё слово, как бы ты ни старался, никаких поблажек тебе не будет в следующем году, ты меня понял?

– Отчётливо понял, – сказал я, лишь бы побыстрее заткнуть её и отвести всеобщее внимание от своей персоны.

– Твоей лени, – к моему несчастью, продолжала она, – нет предела. Просто невозможно читать то, что ты пишешь в своих сочинениях. Надеюсь, что ты не планируешь стать писателем, потому что, если так, то все твои мечты я могу разрушить прямо здесь и сейчас. В тебе нет ни логики, ни умения писать. Ты бы не смог соединить вместе и двух строчек, даже если бы от этого зависела твоя жизнь. Ты ноль в моём предмете. И знаешь, что ещё я хочу тебе сказать…

Я позволял ей говорить. Я видел и чувствовал, что ей нравится унижать перед всем классом. Она приходила в восторг от того, что на неё все смотрят, и что именно она говорит, а не я. Она знала, что я ничего не могу ей возразить, потому что тогда бы она заперла меня здесь до вечера. Она понимала это и поэтому продолжала тактично меня уничтожать. Я проснулся сегодня в смятении. Я не мог понять конкретно, какое настроение преобладает надо мной, но сейчас я точно знал, что она уничтожила остатки последних хороших потоков. Я молчал. И все молчали. Я не часто вспоминал о том моём приключении с той милой старушкой, но сегодня я вспомнил о ней. Я смотрел ей в рот, и ждал, когда же она заткнётся. Я смотрел на её алую помаду и просто молчал. Я сжал правую руку в кулак с такой силой, что почувствовал боль от впившихся мне в руку собственных ногтей. Только эта боль контролировала меня сейчас. Она говорила. Она всё продолжала говорить о том, как из меня ничего не получится. Я молчал. Я позволял ей говорить.

– Да ладно тебе, – начал Ваня в первую же секунду после окончания урока, – не бери в голову, она же поставила четыре. Это самое главное. Главное – оценка.

– Нет, Вань, – продолжил я, – главное – знания. Знания мне нужны намного больше, чем оценка. Оценка это просто оценка. А если она говорит, что у меня нет знаний, может, так и есть?

– Перестань, дружище. Ты пишешь такие рассказы, от которых у меня мурашки по коже бегут. Мне они нравятся. А то, что они не нравятся старой ведьме, – это вообще не важно. Просто не бери в голову. А лучше скажи мне, мы сегодня собираемся у тебя, чтобы отметить?

Под «отметить» Ваня подразумевал открыть бутылку вина и посидеть втроём, как мы любили это делать. Я всё говорю о том, что другие пьют, и курят, и так далее, но мы ведь тоже не без греха. Мы такие же подростки, как и все остальные, и проявляем вполне здоровый интерес к алкоголю. Но только мы проявляем интерес исключительно к вину и только. Мы не любили пива, водки или других напитков. После окончания каждой четверти мы собирались втроём у меня в квартире, открывали бутылочку вина и наслаждались просмотром отличного фильма, который я предварительно скачивал из Интернета.

– Не сегодня, дружище, извини, – огорчил я Ваню.

– Это как? Это почему? Меня освободили от Семёна, я свободен. Что случилось?

– Ничего, просто вчера между мной и Женей кое-что произошло, и я бы хотел провести этот день рядом с ней. Тем более я не увижу её ещё три месяца.

– А то, что ты не увидишь меня, – это тоже не здорово!

– Я понимаю, но я планировал так: я побуду с ней до восьми вечера, а потом я позвоню тебе, и ты придёшь ко мне, и мы посидим немного. Как тебе такое предложение? Тем более что все чемоданы мама упаковывает сейчас, так что мне не придётся терять времени. А?

– Ну… Ну… Хорошо. А что у вас произошло? – поинтересовался Ваня, не понимая, почему я не рассказал ему об этом ранее.

– Я всё объясню. Но только не сейчас. Вечером, идёт?

Мы прошли вместе по школьным коридорам, мимо учителей, которые улыбались нам и желали приятных каникул. Мимо учеников, радующихся окончанию очередного года, и мимо «сладких парочек», сидевших на скамейках и обменивающихся слюнями. Меня кто-то позвал, и, обернувшись, я увидел Женю, бегущую ко мне навстречу.

– Слушай, – быстро начала она, – давай я пойду домой, а ты подойдёшь ко мне. Просто мне надо спешить, а я уверена, что ты тоже должен зайти домой. Как тебе такой план?

Недолго думая, но всё же задумавшись над тем, какие срочные дела её могут ждать дома, я согласился, и она, поцеловав меня в щёку, стремительно удалилась с наших с Ваней глаз. Я всё ещё не отошёл после скандала с Валерией Ивановной и было дико зол на неё, себя, мир и всех остальных. Я был рад тому, что Ваня был со мной, а всё остальное меня бесило. Это огромное количество людей, которые бегали здесь, суетились и радовались. Почему-то мне хотелось, чтобы все они исчезли. Мне никого не хотелось видеть. Поэтому я просто попрощался с Ваней и отправился домой.

Зайдя домой, я по привычке бросил сумку на пол, не разбирая её. Вытер ноги о коврик, снял кроссовки, отправился прямиком на кухню, чтобы взять телефон, и параллельно выпиваемому стакану сока, сообщать маме о результатах. Ничего нового она мне не сообщила. Она лишь порадовалась за меня, снова похвалила меня, сказала мне о том, как она мною горда, и предупредила меня о том, что приедет поздно, ближе к пяти часам утра, а после, ровно в шесть часов мы должны будем отъехать от дома. Я смиренно выслушал её, принял информацию, положил трубку и направился к дивану. Именно здесь я планировал отдохнуть следующие несколько минут перед тем, как отправиться к Жене. Я улёгся поперёк широкого дивана, устроился поудобнее, схватил в руки пульт от телевизора, и не успел я нажать на кнопку «Пуск» как услышал телефонный звонок. Странное чувство тревоги пронзило моё тело.

6.

– Алло?! Это Матвей? Я не ошибся номером? – задавался вопросом пьяный голос с другой стороны трубки, – я не слышу ответа.

Не сразу, но я узнал голос старого знакомого, а точнее бывшего одноклассника, с которым у меня были довольно близкие отношения до того, как он начал практиковаться в употреблении марихуаны и других наркотических изделий.

– Что тебе нужно, Филипп? – резко отрезал его я от любой попытки продолжения его пьяного бреда, которым он хотел меня наградить. Я был зол. Действительно, зол. Из-за происшедшего скандала с Валерией Ивановной. Мне ни с кем не хотелось говорить или видеться. Меня всё раздражало и бесило, пусть даже это был последний день. Всё, чего я хотел, – это оправиться поскорее к Жене, но он задерживал меня. – Говори скорее, что тебе нужно, у меня нет времени.

– Тише, тигр, – ответил он, явно насмехаясь надо мной. Я слышал его голос, я понимал, что он был не в себе. Он не был трезв. И я сомневался в том, что он был под действием алкоголя.

– Послушай-ка, у нас тут небольшая проблемка.

– Что ещё за проблема? – спросил я, готовясь к очередной чепухе, в которую он захотел посвятить меня в пьяном угаре.

– Да, так. Ничего особенного. Ты помнишь Леру? Леру Рогожину? Девчонка, с которой я тебя познакомил прошлой весной. Ну, моей девчонкой. С которой я порвал, а потом снова…

– Я помню.

Как и любому нормальному человеку, я думаю, мне не хотелось слушать всю историю их мексиканской горячей любви, особенно от человека, который и шнурки в это время себе завязать не сможет. – Что с ней?

– В общем тут такое дело, кажется, она немного перебрала.

– И что мне с этого. Отведи её домой, пускай выспится там как следует. Наутро голова поболит, а потом снова по кругу.

– Нет, нет. Ты не понял. Она перебрала с кокаином.

– Какого хрена, придурок? – я не сдержал эмоций. От одной мысли о наркотиках я становился своего рода зверем. Я не понимал, что движет человеком, который употребляет их. Любое упоминание об этом ужасе приводило меня в дикое бешенство, близкий мне человек, принявший их, моментально падал в моих глазах. Он более не был для меня человеком. Отныне это был овощ. Просто овощ, который сам же загубил свою жизнь. Я был готов бросить этого человека. Ни за что не помог бы ему. Кем бы он ни был. Кем бы ни было оно.

– Ты что, совсем лишился рассудка? Где ты достал кокаин?

– Ну, ребята ездили в Питер по каким-то своим делам и привезли нам немного сахару.

Дикий смех разрывал телефонную трубку. Я представлял себе, как он держит в одной руке чей-то телефон, который он нашёл на полу, а в другой – полупустую бутылку из под пива.

– Как ты мог такое допустить? Она же твоя девушка. Она твой человек, – я разозлился ещё сильнее. Пелена гнева застелила мне глаза. Руки непроизвольно начали дрожать. Мне захотелось ударить ему по лицу со всей той силой и яростью, которая была сосредоточена у меня в кулаке. Вены на руке вздулись, и я чувствовал, как по ним бежала кровь. Зубы оскалились, словно у вожака львиной стаи, почувствовавшего опасность. В тот момент я выглядел словно бодибилдер из рекламы пищевых добавок, который напряг каждую мышцу своего тела, чтобы камера успела зафиксировать всю его мощь и силу.

– Да я как-то не следил за ней. Понимаешь, мы были вместе, обменивались слюной, смотрели канал для взрослых, где было… Ну ты, я думаю, и сам догадался, что там было. Я обнял её, схватил её за шикарную попку… – он продолжал. Я не хотел этого слушать. Не хотел слушать, как он трогал её, обнимал или целовал. Не хотел представлять, как они делили один диван на двоих. Как наслаждались телами друг друга. Я не желал этого слушать. Своего рода защитная реакция мозга сработала на его голос, и он автоматически отключился на время. Я включился в беседу, когда он закончил: – и я не успел сделать то, что от меня требовалось, как зашёл Петя из соседней квартиры с целой кучей горячих девочек, таких, которых ты мог видеть на рок-концертах. Да, да, именно, твоё воображение тебя не подводит. Они одеты просто в неприличные мини, и готовы на всё, лишь бы получить порцию. В общем, ребята, которые пришли вместе с Петей, атаковали девочек, мы высыпали «муку» на кофейный столик и начали веселиться. А потом я как-то забыл про неё. Я сидел, болтал с Петей на кухне, и одна из этих распутниц завизжала, как резаная свинья. Я прибежал в комнату, а там Лера. Лежит на полу, вся дрожит, а потом просто отключилась. Я испугался и принялся звонить в «скорую», а потом понял, что они могут нас закрыть, понимаешь.

– Невероятные способности логического мышления, Филипп, что дальше?

– Дальше. Что было дальше, я не помню, а помню, что я взял со столика телефон и позвонил тебе. Просто потому, что твой номер единственный, который я мог вспомнить, так что ты должен помочь ей. Ведь ты самый ответственный человек из всех, кого я знаю. По крайней мере, помню. Сейчас. Ты должен, слышишь? Или не должен. Мне плевать. Главное, что я сообщил. Но никого я вызывать не буду. А она только что очнулась, правда, так и не смогла встать. Но попросила ещё. Прикинь, вот это утеха.

Я не мог больше этого выслушивать. Я понимал, что он ничем не сможет ей помочь. Никто из них не сможет. Он не блефовал. Он действительно не собирался никакого вызывать. И он этого не сделает. А что он сделает точно – это даст ей ещё. В этом сомнений не было. Я должен был решаться. Звонить маме за советом было некогда, поэтому мне пришлось предпринимать решение быстро и в одиночку. – Где вы?

– Чего? – переспросил он, явно уже не дожидаясь моего окончательного ответа. Ему было плевать. Он никогда не относился к ней как к человеку. Всё, что его интересовало в ней, – это её формы. Но он не заботился о ней. Никогда. Они с Лерой познакомились в каком-то клубе. Ночном, насколько я помню. Они познакомились и в тот же вечер напились. Они поделились друг с другом душераздирающими историями о том, как им обоим плохо живётся в родных домах, и как говорится, нашли друг друга. Спустя несколько часов они оба напились так, что стоять на месте они уже не могли. Он очень обрадовался тому, что она сказала, что живут они в одном районе, и даже в соседних домах. У них были некоторые общие знакомые. Он сразу обратил на неё внимание. На неё и на её грудь. И безупречную попку. Он успел обратить внимание там на всё. В этом плане он был мастер. С того самого дня он разрабатывал стратегию того, как бы затащить её в постел, и там поразвлечься так, как он никогда не развлекался. Она была его особым трофеем. Его Немейским львом. Он должен был, во что бы то ни стало, завладеть ею. И каждый раз, когда он ещё на шаг приближался к победе, он имел привычку звонить мне и рассказывать обо всем. Звонил он мне не потому, что я был центром помощи тем, кто хочет завалить сексуальную девочку в постель. Он звонил мне, потому что на протяжении первых пяти лет в школе мы были неразлучны. Мы были так близки, что порой Филипп оставался у меня дома на неделю, а бывало и на две. Родители его о нём никогда не беспокоились, потому что он им был не особо нужен. Они никогда не волновались о нём. Никогда не слушали, что он им говорит. Не хотели его слушать. Им было не до него. Семья у него была обеспеченная, даже очень, и возможно, именно по этой причине он и не интересовал их. Не интересовал, потому что в него нельзя было инвестировать денег, а значит, он бы не принёс дохода. Они были помешаны на работе. Настолько помешаны, что зачастую забывали о дне рождения собственного сына. Гулять он уходил, когда хотел, и приходил домой тоже, когда хотел. У него не было рамок, не было ограничений. Ни в чём. У него не было рамок даже тогда, когда дело касалось финансов. Папа выдавал ему в неделю по полторы тысячи, и мама добавляла ещё по одной. Благодаря своим невероятным способностям к накоплению, он вскоре накопил свыше двадцати тысяч, а далее инвестировал свои накопления в местный нарко-курьерный бизнес. В этом случае – яблоко от яблони. Очень скоро Филиппа в нашем районе знали практически все, и он тоже знал всех. Он вращался в богемных кругах, совершал свои собственные поставки, закупал из других городов. Его бизнес начал процветать, когда появились заинтересованные инвесторы. Со своими способностями и опытом он легко мог бы поступить на факультет международных отношений и стать нарко-бароном. Если бы, конечно, в школе практиковал английский. А пока его устраивало то, что у него было. Ему не хватало лишь тела, даже не для того, чтобы можно было разделить эти материальные ценности с кем-то, а ради игры. Тело как тело. Ему нужно было утолять свой физический голод. И этот кусок мяса, который он встретил тогда в клубе, прекрасно подходил под эту роль.

Так хорошо, как раньше, мы уже не общались на протяжении пяти лет. Он заходил к нам в школу, порой я встречал его на улице, где мы сидели на скамейке. Он выпивал бутылочку-другую, рассказывал мне о своей жизни, полной алкоголя, наркотиков, клубов, машин и секса. Он жил, как настоящая рок звезда. Ему никто не указывал, и ничто не могло ему помешать. В свои семнадцать лет, он получил районное прозвище «Золотой Фил». Наша дружба с «золотым мальчиком» закончилась в тот момент, когда ребята из «нарко-кругов» начали появляться в его жизни. Он проявлял к их компании неподдельный интерес, но тогда он ещё был человеком. Я старался делать всё, чтобы спасти этого парня. Когда он ссорился с родителями, я предоставлял ему крышу над головой. Если они забывали про его день рождения, то мы с мамой покупали торт, свечи и устраивали моему лучшему другу день рождения. Я помогал ему с его уроками, учил его хорошим манерам. Ну, моя мама учила нас обоих. Я был готов сделать для него всё, чтобы помочь ему. Я ходил с ним на все пересдачи работ, которые он заваливал, и помогал ему к ним готовиться. А когда заканчивалась очередная четверть, мы любили ходить в парк, и сжигали там все деньги на игровых автоматах. Семьи у него не было, но у него были мы. Я и мама. Мы были его семьёй и никогда не жаловались на него. Готовы были заступиться за него в любой ситуации.

Потом появились эти ребята, и он всё чаще проводил время с ними. Они гуляли вместе, отрывались по полной. Он стал прогуливать занятия, не приходил ночевать ни домой, ни ко мне. Я перестал замечать его даже на улице. А когда я звонил ему и спрашивал его о том, что он творит, он говорил мне, чтобы я не мешал ему. Не лез в его жизнь, потому что они – его спасение. И они укажут ему верный выход из всех его жизненных проблем. «Спасатели» научили его всему, что знали. Познания их были истинно глубоки в области потребления спиртных напитков и наркотиков. Они умели это делать и любили. В этом они однозначно были профессионалами. В конце концов, мне это надоело, и я пришёл к ним в парк, где они обычно любили собираться все вместе и там «отрываться от земли». Я поставил его перед выбором. Я знаю, что друзья так не поступают, и что ни один друг никогда не возьмется судить другого, но я всё же возложил на себя обязанности верховного судьи и предъявил ему ультиматум. Либо он отправлялся в тот день со мной домой, и мы продолжали пятилетнюю операцию по спасению его жизни, либо он оставался в этой тёмной пучине, и более не смел меня тревожить и вспоминать обо мне. Со временем я успокоился, остыл и стал относиться к нему более спокойно. Я знал, что он был заядлым наркоманом, но из-за уважения к нашему общему прошлому я всё же общался с ним. Я слушал его рассказы и весёлые истории, превращающиеся со временем в историческое веселье. Но я до сих пор пониманию, что он так и остался в той пучине. В той глубокой яме, из которой я так и не смог его вытащить. И я корю себя за это по сей день.

– Алло? Алло? Ты ещё там? – продолжал я в надежде, что он всё ещё слушает меня и заинтересован в спасении Леры.

– Да, да, дружище, прости. Я просто загляделся на шикарную попку этой блондиночки. Ммм… Просто здорово. Я бы поразвлёкся с ней.

– Где вы? Где вы находитесь? Куда мне прийти за ней, – снова и снова спрашивал его я.

– А. Это… Улица… Я не помню, друг, просто это пятиэтажный дом, прямо напротив моего, если ты помнишь. Номер дома, кажется, тринадцать «Б». Дверь без магнита, так что ты зайдёшь. Зайдёшь и поднимайся на третий этаж. Там дверь тоже без магнита, – в трубке раздался смех, – зайдёшь и заберёшь её. Я её трогать не буду, а то вдруг что… Увидимся.

Он сбросил трубку. Этот, мягко говоря, некрасивый жест, привёл меня в ещё большее бешенство. В плену у гнева, я бросил телефонную трубку о стену. Остановившись и немного подумав, я принял решение, что нужно идти туда. Нужно идти и забрать её, пока не стало хуже. А хуже стать могло. Взяв со стола мобильный телефон и ключи, я направился к стальной двери, переступив порог которой я задумался: – А Женя? Я встал перед выбором. Я совсем забыл про то, что обещал ей прийти. Обещал, что мы проведём этот день вместе. Последний день вместе. Я не знал, какое мне принять решение. Времени думать не было. Дозваниваться маме, чтобы получить очередной совет, тоже. Всё, что мне нужно было, – это решить. Идти на встречу к той, что заставляет моё сердце биться чаще. Той, что в моём сердце. Или прийти на помощь девочке-наркоману, которую оставили в грязи медленно терять рассудок.

Идти было недалеко. Дом Филиппа находился поблизости от моего. Во времена нашей дружбы это было очень кстати. Я не хотел этого делать. Искренне не хотел. Мозг пытался подчинить себе тело и развернуть его назад с каждым новым сделанным шагом. Развернуть его в сторону дома Жени. Но сердцем я чувствовал, что поступаю правильно. Не знаю, почему, но мне казалось, что я делаю всё правильно. Я не хотел лишаться своего дня с Женей. Очень не хотел. Она была в моём сердце. Её образ рисовало мне подсознание на каждом углу. В каждом окне дома, на которое я смотрел. Она ждала меня, и я знал это. Я был уверен в этом. Я хотел быть сейчас рядом с ней. Я не хотел терять её. Не хотел терять такую её. Я написал ей сообщение. Отправил его ей, как только вышел из дома, с текстом того, что я немного задержусь. Что мне нужно поехать к маме на работу, и забрать у неё кое-какие документы. Я надеялся, что она получит сообщение, хоть ответа мне так и не пришло. Я всё же надеялся.

Наркоманы меня не радовали. Более того, я испытывал к ним искреннее презрение и неподдельную ненависть. Так почему же я отправился за Лерой? Почему же я променял свой чудесный день с девушкой, в которую влюблено моё сердце, на эту сволочь? Мои отношения с Лерой начались в середине зимы. Холодным зимним вечером я сидел на детской площадке, только что вернувшись с дополнительных занятий, и просто размышлял. Я думал о том, что происходит в моей жизни, к чему всё это меня ведёт и что ждёт меня впереди. Я отправил свои мысли в бесконечный полёт, засмотревшись на сверкающий фонарный столб. Время было позднее, почти девять часов вечера, но я никуда не торопился, потому что знал, что дома я один, мама вернётся сегодня очень поздно, поэтому можно позволить себе небольшое «преступление». Это были зимние каникулы, вторая неделя после Нового года, поэтому в городе не было почти никакого. Женя уехала отдыхать с родителями в Сингапур, Ваня поехал на дачу, ну а остальные… Остальных у меня никогда и не было. Каникулы только что начались, и в ряду тех мыслей, что я уже озвучил ранее, я думал над тем, как их провести. У меня оставалась ровно одна неделя времени, и я думал, как же мне её провести, как вдруг за спиной услышал знакомый голос.

– Матвей? Это ты? Да ладно?

Голос Филиппа я узнаю даже в вакуумной трубе, где голоса не слышно. Я обернулся, увидел его и, не сказать, что я был особо счастлив, но никаких отрицательных эмоций в тот момент я тоже не испытывал. Я не был зол, не был особо счастлив, я был в тот момент, как это говорят, «спокоен, как удав». – Здравствуй, Филипп. Как ты? Что ты тут делаешь в столь поздний час? – Я заметил за спиной у Филиппа несколько других ребят, примерно одного со мной возраста, один из которых был явно кавказской национальности. Подсчитав, что ребят всего было трое, оба незнакомца за спиной у Филиппа держали руки в карманах и оглядывались по сторонам. Конечно, я понимал, что он тут делает.

– Мы гуляем, – ответил он.

Значит, теперь это так называется, – подумал я, но не стал озвучивать свои мысли вслух, чтобы не ранить чувства моего старого знакомого. – И куда вы отправляетесь гулять? – поинтересовался я с действительно искренним интересом, что показалось странным даже мне.

– Мы собирались пойти ко мне и немного там развлечься. Я сейчас жду Леру, она должна прийти с минуты на минуту со своей подругой.

Я не знал, кто это такая. Мне было плевать. Я не хотел иметь ничего общего с этими ребятами и уже, честно говоря, направлялся домой.

– Может, ты составишь нам компанию, а я познакомлю тебя с Лерой. Она моя… девушка, если можно так сказать, – он ехидно улыбнулся и посмотрел на меня. Выражение его лица так и сообщало мне: «Если ты понимаешь, что я имею в виду под словом «девушка».

– Нет, спасибо, – поспешно отказался я, испытывая потребность в тепле и уюте собственного дома и небольшой страх за своё собственное здоровье, которое они могут подорвать. Я не раз смотрел передачи и новости о том, как одни наркоманы «уламывают» других на то, чтобы попробовать дозу. Особенно эффективно, по словам учёных, это срабатывало на подростках именно моего возраста. Когда мои мысли посещают такие речевые обороты, как «по словам учёных», мне кажется, что я похож на маленького прыщавого мальчика, подстриженного «шапочкой», с брекетами на зубах и в огромных квадратных очках. Этакий ботан новейшего времени. Хотя в действительности так оно и было. Но я не обладал очками и брекетами на зубах. А в остальном – один в один. Я не хотел, чтобы ребята подбили меня на то, чтобы я что-нибудь попробовал, так что я пожал ему руку и собрался отправляться домой.

– Давай я тебя с ребятами хотя бы познакомлю, – предложил мне Филипп, зная, что я не лишён хороших манер и отказаться просто не смогу.

– Хорошо, – согласился я, и подошёл к месту, где стояли двое незнакомых мне ребят, с которыми вот-вот я должен был познакомиться.

– Это Леша, – начал Филипп, а это Джон.

– Джонник. Если быть точным.

Голос у Джонника был такой же, каким было принято пародировать всех кавказцев. Маленькие глаза не особо выделялись на фоне большого лица, заросшего бородой в такой степени, что кассир, продававшая ему сигареты, с лёгкостью могла спутать его с мужчиной сорока лет. Но на что я сразу обратил внимание, – это его улыбка. Нет, не то, чтобы мне нравились улыбки или я охотился только на приятные улыбки кавказцев, просто его была такая открытая и светлая, что с самого первого момента я доверял ему больше, чем самому Филиппу. Он спросил у меня, как я. Спросил, как мама, где я живу и чем увлекаюсь, и после этого пятиминутного диалога я окончательно убедился в том, что он просто отличный парень.

– О! А вот и Лера, – вдруг произнёс Филипп, – сейчас ты и с ней тоже познакомишься, – продолжал он.

Я оборачиваюсь и вижу в кромешной темноте два женских силуэта, один из которых огромных размеров, словно одна большая массивная тень, а второй я никак не могу оставить без внимания. Стройные и прямые ножки этого силуэта обтянуты узкими чёрными лосинами. На конце ног, а именно на ступнях, я сумел разглядеть бежевые ботиночки угги, с белой подкладкой внутри. Такие ботиночки любили все девочки без исключения. Она подошла ещё ближе, и свет, исходящий из лампы, что висела над моей головой, позволил мне более чётко разглядеть то, в чём она была одета. Огромная, пышная куртка фирмы «Nike» была ей явно велика. Она заканчивалась у неё прямо у колен. Должно быть, она одолжила эту куртку у Филиппа. Из куртки выглядывали голые руки, на которых не было перчаток, но ногти выкрашены в яркий красный цвет. На левой руке у неё свисает огромная сумка, в которую, при особом желании, поместился бы Ваня, со всей его тонкостью и лёгкостью. Помимо сумки, в руках она держала свой новенький телефон «Nokia» и среднюю кружку кофе из «Starbucks», на которой было написано чёрным маркером: «Для Валерии». Наконец, полностью выйдя на свет, я сумел разглядеть её лицо. Ветер царил на улицах столицы, и поэтому мне сложно было разглядеть её лицо, по причине того, что прямые, почти шёлковые волосы, мешали моему обозрению. Волосы те были и впрямь удивительно красивые. Светло-русого цвета, они так и расплывались по её лицу, потрясая своей красотой и маня меня ощутить их нежность. Ветер утих, и я смог наконец разглядеть её лицо. Пухлые губы, нежно-розового оттенка, явно выделялись на фоне чуть заострённого подбородка. Щёки её были красные-красные, не то от зимних холодов, не то от косметического вмешательства, но смотрелись они очень органично в сочетании со светлым оттенком её безупречной кожи. Щёки её были пухленькими, должно быть, из-за того, как она улыбалась, и могли похвастаться двумя милыми, еле заметными родинками, которые тоже сюда очень хорошо вписывались. Будто бы художник, изображающий ангела, добавил две точки, чтобы завершить его и без того идеальный образ. Высокий лоб был чист, как стеклышко, лишь немного насыщен тональным кремом. Волосы всё так же красиво «выливались» из головы, как и в первый раз, когда я их увидел. Реснички её очень грамотно взаимодействовали с бровями, придавая её бирюзовым, как океан, глазам ещё большую глубину и выразительность. Те глаза обладали своего рода магическим огнём, живым и ярким, словно огонь жизни. И я любовался этим огнём, не отрываясь от него ни на секунду. Никогда раньше я не видел таких красивых и живых глаз. Всё это превращалось в шипучий коктейль красоты и обаяния, против которых у меня не было шансов ни на секунду. Она подошла ко мне ближе, и я замер, словно солдат, ожидающий старшего полковника с проверкой. В горле у меня пересохло. Посреди самой же гортани встал ком, который я не мог сглотнуть. Мои глаза забегали, и я не знал, куда смотреть: на тротуар или на её великолепные глаза. Она подошла ближе, улыбнулась мне, чем окончательно поработила меня, и произнесла:

– Привет, – произносит она так звонко, что у меня появляется ощущение, что у неё где-то установлен микрофон.

– Привет, – отвечаю я, пожалуй, с чрезмерным восхищением.

Она поворачивается к Филиппу, они целуются, чем проявляют друг к другу свою бесконечную нежность. Поцелуй их был настолько выразительным и красивым, что даже заставил стоящего сзади меня Джонника сказать:

– Ай молодец, а. Ты посмотри, – именно с тем самым акцентом, который мне так нравился.

Она вновь посмотрела на меня, потом с вопросительным выражением лица на Филиппа, потом снова на меня, и наконец произнесла:

– Ты, должно быть, тот самый Матвей? – она произнесла это с такой «подростковой» улыбкой на лице, с таким очарованием и энтузиазмом, что я почувствовал себя героем романа.

– Видимо, да, – робко отвечаю я, – а, позволь поинтересоваться, почему «тот самый?»

– Да Филя, – продолжает она, указывая на знакомого мне районного торговца наркотиками, – будто он птичка в клетке, не умолкает о тебе. Все рассказывает мне про вас и ваши приключения. И как вы всё делали вместе. И как ты ему помогал. Он сказал, что своим очарованием он обязан тебе.

Я смотрю на «Филю», он смотрит на меня, и мы как-то синхронно понимаем, что он всё ещё вспоминает обо мне и о тех днях, когда мы были лучшими друзьями. Он пожимает плечами, потом подмигивает мне и обнимают свою красавицу.

– Мы собираемся, – снова начала она, – к Филе домой. Выпьем там, может, немного расслабимся. Ты как? С нами.

Она застыла на месте в ожидании моего ответа. Её «маяки» так и сверлили меня своими огромными зрачками. Я буквально утонул в этом нежно-голубом море. Я посмотрел на Филиппа, который уже улыбался, точно зная, что я отвечу. Он всё понял. Понял, что я уже в плену. И ему это нравилось.

– Я, – начинал я, – я, пожалуй. Нет, я всё же пойду. Извините.

Её брови развалились в разные стороны, принявши вид некого «домика». Она вытянула розовые губки вперёд и очаровательно негромко запищала, как маленькая мышка: – Ну. Ну нет. Ну Филь. Ну помоги мне, будь мужиком. Мне же интересно послушать про тебя раньше. А, нет. Если ты пойдёшь, – обращалась она ко мне, – я покажу тебе свою коллекцию монеток. Филя говорил, что ты коллекционируешь…