Текст книги "Скандальная леди"

Он скорчил жалостливую гримасу, и Корделия прыснула со смеху.

– Заткнитесь вы, там! – крикнул им кто-то из-за кулис.

– Тихо! – приложив палец к губам, сказала Корделия и, взяв Рэнсома под руку, увлекла его за один из парусиновых задников, – спрятавшись за ним, она рассчитывала посмотреть на игру Офелии.

Ее спутник встал рядом с ней и сделал серьезную мину. К его обычному запаху мыла и свежего белья примешался легкий запашок пота и, учуяв эту гремучую смесь мужских ароматов, Корделия почему-то ощутила странное волнение.

Она прикусила губу и постаралась думать исключительно о сестре, готовящейся осуществить свои детские амбиции.

Офелия королевской походкой вышла на середину сцены, ничем не выдавая волнения, расправила плечи и, задрав нос, заявила мистеру Неттлсу, что выучила текст и готова это продемонстрировать.

– Прекрасно, – хрипло произнес он. – Тогда начинайте с десятой страницы сценария.

– Я никогда не брошу своего престарелого отца, лорд Топлофти! – приложив руку ко лбу, мелодично и прочувствованно произнесла она. – Даже не просите меня об этом! Я должна оберегать его…

– Стоп! – прервал ее монолог управляющий. – Этого в тексте нет.

– Ну и что из того! Я переписала слова, героине требуется как-то объяснить свой поступок.

– Зачем вы постоянно все переиначиваете? Но к этому мы еще вернемся. И говорите громче, чтобы вас услышали зрители на последних рядах.

– Да, он прав, – подтвердил режиссер Джутс. – Произносите слова более отчетливо и громко, а не шепчите.

– Но я же не шептала! – возмутилась Офелия.

– Это вы так считаете, – снисходительно улыбнувшись, сказал режиссер. – На сцене следует произносить слова громче, чем вы привыкли, и как можно более отчетливо. Попробуйте еще разок.

Обескураженная Офелия тем не менее повернулась к залу лицом и, приняв величественную позу, произнесла:

– Лорд Топлофти! Я никогда не брошу…

Режиссер схватил деревянную дубинку, забытую кем-то из стражников, и легонько ткнул ею актрису в солнечное сплетение.

Офелия охнула и согнулась пополам. Корделия возмущенно вскрикнула и подалась вперед. Но Рэнсом удержал ее за руку.

– Отпустите меня! – взвизгнула Корделия. – Они избивают мою сестру!

– Это не избиение, а специальный прием для выработки у нее правильного дыхания, – объяснил ей Рэнсом. – Успокойтесь и не вмешивайтесь, иначе вас обеих вышвырнут на улицу. И не спорьте со мной! Позвольте своей сестре использовать выпавший шанс.

Корделия поджала губы и стала смотреть на сцену.

Бледная как мел Офелия выпрямилась.

– Вот откуда должен идти звук! – наставительно сказал режиссер. – Вы должны как бы выплевывать каждое слово.

Офелия кивнула и сглотнула.

Корделия утешилась мыслью, что сестру не вырвало после такого удара прямо на сцене. Веселенький же вышел у нее дебют!

Но Офелия была не из слабаков. Сделав глубокий вдох, она громко и отчетливо еще раз произнесла слова своей роли, хотя и менее патетически:

– Лорд Топлофти! Я никогда не брошу своего престарелого отца.

– Вот теперь уже чуточку лучше, вы усвоили урок, – похвалил ее мистер Неттлс, сидевший в первом ряду. – Кричать не нужно, достаточно напрячь голосовые связки. И еще: нужно научиться правильно дышать. Представьте, что вы вдыхаете пальцами ног. Голос должен исходить снизу, иначе вы его сорвете. Ну а теперь повторите свои слова.

Офелия набрала полные легкие воздуха и звучно произнесла ту же фразу. На этот раз у нее получилось значительно лучше.

– Молодец! – прошептала Корделия, преисполнившись гордости за свою сестру, не дрогнувшую перед лицом угрозы быть изгнанной из театра и стойко вынесшую трудное испытание.

Рэнсом тоже одобрительно кивнул. Корделия обернулась и сказала:

– Мне надо вернуться в свою каморку, там гора костюмов, нуждающихся в штопке.

Рэнсом удивленно вскинул темные брови.

Не глядя на него, она прошмыгнула в коридор и, вернувшись в швейную мастерскую, снова взялась за работу. Однако воспоминания о мгновениях, проведенных рядом с кузеном, викария, мешали Корделии сосредоточиться на шитье. Она даже уколола себе палец иглой, размышляя о том, почему он так странно воздействует на нее и где он теперь.

Рэнсом так и не объяснил ей, зачем он пытался влезть в окно кабинета управляющего театром. Теперь же он беспрепятственно проникает в это здание благодаря их с сестрой содействию. А вдруг именно этого он и добивался, маскируя свои истинные намерения благородным желанием защитить их от всяческих напастей. Какие же они с Офелией наивные и доверчивые! Не поделиться ли ей своими подозрениями с управляющим, пока не поздно? Впрочем, мистер Неттлс тоже не святой.

Посасывая уколотый иглой палец, Корделия задумалась, не зная, как ей лучше поступить в этих обстоятельствах. Никому нельзя было доверять, они с сестрой были в этом городе совсем одни и могли рассчитывать только на самих себя.

Надо потребовать у Рэнсома Шеффилда объяснений! Пусть он сам внесет полную ясность в эту непонятную ситуацию. Может быть, тогда у нее ослабнет странное желание почаще находиться рядом с ним и ощущать во всем теле трепет и подозрительное томление. Впрочем, нет, это не главная причина ее желания внести во все ясность. И сладостное чувство, которое он вызывает у нее, вовсе не свидетельствует о его порядочности.

Корделия убрала шитье в корзиночку и встала. В каморку вошла Офелия.

– Репетиция закончилась? – спросила сестра.

– Да, им хотелось только посмотреть, как я говорю и двигаюсь по сцене. – Офелия плюхнулась на табурет. – Я жутко волновалась. Что же со мной будет, когда я выйду к зрителям?

– Мне надо еще сделать одно важное дело, – сказала Корделия. – А чем ты намерена заняться?

– Хочу уединиться где-нибудь и внести изменения в текст, – сказала Офелия. – Ты не станешь возражать, если я побуду здесь? В гримерной шумно и душно, туда постоянно кто-то заходит, все громко разговаривают…

– Оставайся, конечно. А я пойду поищу мистера Шеффилда. Хочу добиться от него правдивого объяснения его попытки влезть через окно в кабинет управляющего театром.

– Хорошо, ступай. Я подожду тебя здесь. Если сюда кто-нибудь внезапно войдет, я прикрою сценарий шалью, – сказала Офелия. – Меня наверняка примут за тебя и не заставят практиковаться в этом дурацком майском танце, который мы должны исполнить в финале.

Корделия сдержала улыбку и спросила:

– Ты уверена, что тебя не станут разыскивать по всему театру? Ты не боишься возможных неприятностей?

– Ничего страшного не случится, – отмахнулась Офелия. – Постарайся не задерживаться, возвращайся скорее.

– Я надеюсь уложиться в час!

Сестра кивнула, и Корделия вышла из мастерской.

На сцене Рэнсома не оказалось, зато две молодые грудастые блондинки фальшиво распевали веселенькую песню. Не оказалось его и в гримерной. По просьбе Корделии молодой человек, одетый в костюм стражника, сбегал на улицу, но Рэнсома не нашел. Тогда Корделия зашла и глубь здания и, обнаружив шаткую лестницу, спустилась по ней в подвал. Но и там ее ожидало разочарование: в темноте она не разглядела ни одного живого существа, кроме огромных крыс по углам.

Она поспешно вернулась в коридор и собралась уже было пойти в свою каморку, но внезапно услышала чьи-то шаги. Корделия замерла, прижавшись к стене спиной, и вгляделась в полумрак. Глаза ее округлились от того, что она увидела.

Рэнсом Шеффилд, склонившись над дверью кабинета управляющего, колдовал с замком, явно пытаясь его взломать.

Значит, все-таки она права – он действительно вор!

Глава 6

Как же ей поступить? Пусть мистер Неттлс хам и грубиян, мужлан и сутенер вдобавок, однако же он совладелец этого театра и его главный администратор. Не может же она Молча наблюдать, как его грабят!

Ей следовало убежать отсюда и позвать кого-нибудь на помощь. Но она не могла сдвинуться с места, ей казалось, что ее ноги вросли в пол.

Что ж, тогда надо кричать, и как можно громче, подумала Корделия, так громко, чтобы на ее пронзительные вопли сбежался бы весь дом. Ведь закричали же они с сестрой тогда, когда этот же вор пытался залезть в комнату администратора в первый раз. Она раскрыла было рот, чтобы крикнуть: «Помогите, грабят!»

Но из ее груди вырвался только едва слышный писк.

Что же с ней случилось, черт побери?

Склонившийся над замком человек резко обернулся и, подбежав к ней, встряхнул ее за плечи.

Корделия со страху громко охнула.

– Тише, замолчите! Не поднимайте шума, это вовсе не то, что вы думаете, – прошипел он.

– А что же еще? – шепотом спросила она.

Похоже было, что от испуга голос у нее пропал надолго.

Мало того, ее жутко трясло с головы до ног, то ли с перепугу, то ли по какой-то другой причине.

Рэнсом Шеффилд продолжал крепко держать ее за плечи, так что вырваться ей бы не удалось, даже если бы она этого очень захотела. Разумеется, она не пришла в восторг от подобного грубого обращения с ней этого мужчины. Но ее словно пригвоздил к месту его пристальный лихорадочный взгляд из-под кустистых темных бровей. Тем не менее, по всему его поведению было нетрудно догадаться, что самообладания он не потерял.

Очевидно, он привык не терять головы ни при каких обстоятельствах. Любопытно, задалась вопросом Корделия, в каком он чине? Капитан или майор? Вероятно, ему не раз приходилось вести в атаку своих солдат, глядя смерти в лицо таким же холодным взглядом. Она бы тоже пошла за ним и в огонь, и в воду, подумала Корделия, уверенная, что он защитил бы ее от любой беды.

Неожиданно она почувствовала, что Рэнсом замер. И в следующее мгновение поняла почему: на лестнице грохотали чьи-то тяжелые и торопливые шаги. Черт побери, кто же это мог быть?

– Проклятие! – тихо выругался Рэнсом. Корделия со страхом озиралась по сторонам.

Чуть впереди них по коридору имелась еще одна дверь. Заметив ее, Корделия раскрыла было рот, чтобы предложить Рэнсому укрыться за ней. Но он покачал головой и прошептал:

– Она заперта, я проверил.

– Что же с нами будет? – прошептала Корделия, дрожа, как кролик, очутившийся на лугу без единой норки, над которым парит ястреб. – Мы в ловушке.

Шеффилд мрачно ухмыльнулся. Отзвуки шагов становились все громче. А вдруг это сам управляющий? Корделии было страшно даже подумать о том, что он скажет, увидев их здесь. Как же им лучше оправдаться? Чем объяснить свое появление возле двери его апартаментов?

Неожиданно Рэнсом наклонился и крепко поцеловал ее в губы. Все смешалось в голове Корделии, она оцепенела и затаила дыхание, чувствуя странное волнение во всем теле.

Хотя дома, в Йоркшире, о них с сестрой и ходило множество скандальных слухов, до этого мгновения ее не целовал ни один мужчина. Правда, Офелия не отличалась такой скромностью и даже частенько рассказывала, какие неумелые и неловкие ее ухажеры. Но застенчивая и скромная от рождения Корделия никогда не позволяла себе подобного бахвальства и не одобряла вызывающего поведения своей сестренки.

И вот теперь ее внезапно поцеловал мужчина, не испросив на это у нее разрешения. Нет, он определенно не джентльмен! Как это ни странно, его бесцеремонные манеры доставили Корделии удовольствие. По спине ее побежали, мурашки, по бедрам растеклось тепло, а соски грудей набухли. Но больше всего ее поразило то, что она с жаром ответила на поцелуй Рэнсома. Почувствовав это, он крепче прижал ее к себе. Сопротивляться Корделия не стала.

Его сильные руки нежно поглаживали ее по спине, язык проник ей в рот, а грудь уперлась ей в бюст. Офелия сочла бы такое ее поведение неприличным, но сама Корделия не чувствовала уколов совести.

Почему-то Рэнсом не спешил прервать поцелуй, да и она тоже не торопилась отпрянуть. Более того, ей хотелось еще плотнее прижаться к нему и бесконечно наслаждаться тем, что он бесцеремонно делал с ней, дурманя ей голову легким запахом красного вина. Ее щеки стали пунцовыми. Она тоже просунула ему в рот свой язычок и…

– Какого дьявола вы здесь делаете? – рявкнул кто-то ей в самое ухо.

Она подпрыгнула от испуга. Рэнсом выпустил ее из объятий и отпрянул. Только тогда она вспомнила, что разъяренный человек, испепеляющий ее взглядом, – управляющий театром. И растерянно захлопала глазами. Красный от ярости, господин Неттлс продолжал:

– Нет, я вижу, чем именно вы тут занимаетесь. Но позвольте узнать, почему вы делаете это возле моих апартаментов? Разве внизу мало укромных уголков?

– Нам было необходимо кое-что обсудить, сэр, вот мы и поднялись сюда, надеясь, что уж здесь-то нам точно никто не помешает, – ответил за Корделию Рэнсом Шеффилд, проявив редкую находчивость и прекрасное актерское мастерство.

Корделия потупилась, Рэнсом взял ее за руку и увел к лестнице, не произнося больше ни слова. Молчала и Корделия, хотя и была готова впасть в истерику. Неужели Рэнсом ее поцеловал ради того, чтобы избежать объяснений с Неттлсом? Если так, то как она должна отреагировать на его поступок – разрыдаться или расхохотаться?

Корделия попыталась собраться с духом и мыслями, лишь когда очутилась наконец за кулисами и услышала гул голосов актеров. Нельзя было допустить, чтобы Рэнсом видел, насколько сильно она потрясена и взволнована всем случившимся с ними. И продемонстрировать ему, что она сохранила толику гордости.

Он явно был не новичок в общении с женщинами и поцеловал ее самым нахальным образом только в силу необходимости, что само по себе свидетельствовало не в его пользу. И как только Рэнсом повернулся к ней лицом, Корделия заявила:

– Это вы ловко придумали, мистер Шеффилд. У вас, очевидно, большой опыт в таких делах. Разве не так?

– Возможно, так оно и было поначалу, – ответил он, даже глазом не моргнув. – Однако же вы не только не стали сопротивляться, мисс Эпплгейт, но даже сами пылко ответили на мой поцелуй. Поэтому мы квиты.

– Я поступила так, чтобы вы не думали, что в нашей семье только одна моя сестра наделена актерским даром, – ответила она, глядя ему в глаза. Но ее колени предательски дрожали.

Рэнсом подался вперед и, прижав ее рукой к стене, прошептал ей на ухо:

– Вашей сестре до вас далеко, мисс Эпплгейт. Ваше актерское дарование так велико, что я чуть было не забыл о цели своей миссии.

Корделия раскрыла было рот, чтобы спросить, какова же истинная цель его миссии, но Рэнсом повернулся и пошел прочь. Она схватила его за рукав. Он обернулся и взглянул на нее с удивлением.

– Раз уж вы бессовестно использовали меня в своих интересах, мистер Шеффилд, – сказала Корделия, – тогда позвольте и мне поинтересоваться, зачем вы пытались проникнуть в апартаменты Неттлса.

Он вскинул одну бровь и невозмутимо ответил:

– А разве это не понятно? Я хотел облегчить его кошелек. Или вам в это не верится?

Его серые глаза лукаво заблестели, но Корделии показалось, что он подтрунивает над ней.

– Вы крепкий орешек, Рэнсом, – сказала она. – Придется все объяснить вам честно. Вот уже во второй раз я застаю вас на месте преступления. Как прикажете это понимать? По-моему, я заслужила объяснения.

– Да, на этот раз у вас хватило ума не орать в полный голос, – кивнув, сказал Рэнсом. – Поэтому вы действительно заслужили внятного объяснения. Так вот, у мистера Неттлса хранится нечто такое, что представляет большую ценность для нашей семьи. И я намерен вернуть эту вещь.

Озадаченная столь странным ответом, Корделия наморщила лоб и пытливо уставилась на Рэнсома. Его лицо стало холодным и отчужденным, словно бы между ними ничего особенного и не случилось. Воспользовавшись ее замешательством и молчанием, Рэнсом мгновенно ретировался.

В следующий миг двое рабочих сцены, громко разговаривая, принялись менять декорации.

Корделия ушла подальше от них, борясь с желанием догнать Рэнсома Шеффилда и потребовать от него более подробных объяснений. Ее губы дрожали от обиды, она поджала их и вернулась в свою крохотную швейную мастерскую. Там ее поджидала сестра.

– Наконец-то ты пришла! – воскликнула Офелия. – Мне надо сходить узнать, будем ли мы репетировать майский танец. Кстати, Бесси просила тебя заштопать ее джемпер.

Она убрала свои записи в карман и закупорила пробкой пузырек с чернилами.

Корделия взяла у нее джемпер и рассеянно кивнула. Мысли о загадочном Рэнсоме Шеффилде мешали ей сосредоточиться на работе, вместо ткани она то и дело колола себе иглой палец. Зачем Рэнсом упорно пытается проникнуть в апартаменты Неттлса? И почему ее сердце начинает бешено колотиться, когда она видит этого заурядного воришку? Как он мог так опуститься? Неужели у него нет ни совести, ни силы воли?

И как она сама пала настолько низко, что позволила ему поцеловать ее? Да еще на глазах у Неттлса? Не потеряют ли теперь они с сестрой работу? Корделия прекратила шить и сокрушенно покачала головой.

Уже только одно то, что они устроились на работу в театр, могло бы стать предметом бесконечных пересудов в их родном городке. Актрис там считали едва ли не публичными девками, заслуживающими порицания. Корделия закусила губу и тяжело вздохнула. Не дай Бог, подумалось ей, кто-то узнает под маской Офелию! Тогда позора не оберешься, тем более что этот балаган можно назвать театром лишь с большой натяжкой.

Со стороны сцены послышалась танцевальная музыка, исполняемая кем-то на стареньком фортепиано: мистер Неттлс экономил на оркестрантах и не оплачивал им репетиции. Четыре актрисы, исполняющие майский танец, запели что-то напоминающее хор дворовых кошек. Сокрушенно вздохнув, Корделия вновь взялась за шитье.

Но мысли вскоре вернулись к волновавшему ее вопросу: что за фамильную ценность он так упорно пытается выкрасть из апартаментов управляющего театром?

В этот день Неттлс отпустил актеров позже, чем обычно.

На улице накрапывал дождь. Не имея денег на экипаж, сестры вынуждены были возвращаться домой пешком в толпе усталых трудяг, уныло бредущих по лондонским улицам после тяжелого рабочего дня. Девушек сопровождал Рэнсом Шеффилд.

– Как-то странно ощущать себя одной из наемных рабочих, – сказала Корделия.

– А мне кажется, что такой опыт еще пригодится нам в жизни. Именно так ведь и закаляется характер, – возразила Офелия, жизнерадостно поглядывая на изможденную женщину, ведущую куда-то своих шестерых детей и то и дело призывающую их не отставать. – Не так уж и часто женщина получает возможность самостоятельно зарабатывать себе на пропитание.

– Ты, наверное, подразумеваешь дам благородного происхождения, – сказала Корделия. – А женщинам из низшего сословия поневоле приходится много работать, чтобы не умереть с голоду. Они шьют, пекут хлеб, трудятся в мастерских, на фабриках. Вместе с ними работают нередко и дети – об этом нам рассказывал вчера викарий. Бывает, что бедняжки даже торгуют свои телом.

Она вспомнила, как два злодея пытались похитить их с сестрой и продать в бордель в день их приезда в Лондон, и зябко поежилась.

– Какой ужас! – воскликнула Офелия.

– Случается, что женщины вынуждены заниматься и куда более опасными делами, чем работа на фабрике, где легко стать калекой, если зазеваешься, – сказал Рэнсом.

– Боже мой! – воскликнула Офелия. – Выходит, что нам еще повезло: в театре мне, во всяком случае, не отрежут палец, если я забуду какую-нибудь фразу.

Ей было немного странно слышать такие слова от циничного кузена викария. Откуда ему было знать что-то о тяжелой жизни рабочего класса?

– Осторожно, глядите себе под ноги! – воскликнул он, обходя дымящуюся кучку конских лепешек.

До дома священника, где проголодавшихся девушек ожидал горячий ужин, оставалось всего несколько кварталов.

– К тому же на фабрике не станешь лондонской знаменитостью, – язвительно сказала Корделия, когда они переходили улицу.

С тех пор как Офелия получила роль, о чем она давно мечтала, разговора о грядущей славе между сестрами поубавилось. Видимо, столкнувшись с реальной закулисной жизнью, она пересмотрела свои амбиции. Однако же необходимость делить гримерную с малообразованными девицами, от которых воняло требухой и луком, ее совершенно не удручала.

Корделия надеялась, что их авантюра вскоре благополучно завершится. Они еще поработают какое-то время в этом балагане, где Офелия будет выступать под псевдонимом и в полумаске, а потом вернутся домой в Йоркшир. Жаль, конечно, что им придется расстаться с викарием и его кузеном подумала Корделия, взглянув на Рэнсома, но, возможно, это будет даже к лучшему: зачем ей забивать себе голову мыслями о мужчине, отличающемся странными манерами и подозрительным поведением? Ведь он не потрудился даже объяснить ей толком, зачем ему нужно тайком пробраться в апартаменты управляющего театром.

Она отвела в сторону взгляд, стремясь не выдать охватившие ее внезапно чувства. Даже своей сестре Корделия не желала признаться, что целовалась с Рэнсомом Шеффилдом и едва не упала в обморок при этом. Обычно же они с Офелией поверяли друг другу все свои тайны.

Впереди появилась церковь. Обогнав девушек, Рэнсом Шеффилд любезно отворил чугунную калитку и пропустил своих спутниц вперед.

– Наконец-то мы добрались! – сказала Офелия с облегченным вздохом. – Я едва держусь на ногах от усталости.

Они вошли через черный ход в дом викария и тотчас же почувствовали аппетитный запах готовящейся на кухне пищи, от которого у них забурчало в животах. Корделия, сняла мокрый плащ, повесила его и шляпку на вешалку в коридоре и вместе с Офелией поднялась в их комнату, чтобы умыться перед ужином.

Викарий встретил сестер в столовой, как всегда, любезно.

Ужин был незатейлив, но вкусен и сытен.

Корделия испытывала легкие угрызения совести в связи с тем, что их пребывание в этом доме затягивалось. Но викарий, услышав ее извинения, замахал руками:

– Вы можете спокойно оставаться у меня до тех пор, пока в Лондон не возвратится ваш брат. Как вы могли подумать, душа моя, что я выгоню вас на улицу?

Корделия смущенно потупилась. Она сомневалась, что лорд Гейбриел вскоре вернется в город. Любезность же добросердечного викария не знала границ: он распорядился, чтобы экономка отвела для сестер еще одну комнату, и они действительно чувствовали себя у него как дома.

Голубые глаза их благодетеля вспыхивали каждый раз, когда он видел Офелию. Она тоже расцветала в его обществе. Поэтому Корделия хотела побыстрее увести свою сестру отсюда, чтобы добропорядочный священник обрел наконец душевный покой, а не остался с разбитым сердцем из-за этой неисправимой кокетки, подобно многим йоркширским юношам.

После ужина Офелия заявила, что ей нужно поработать над перепиской нескольких страниц пьесы, и удалилась в свою спальню. Викарий был явно огорчен ее ранним уходом, но со свойственной ему вежливостью пожелал ей доброй ночи. Корделия тоже пожелала хозяину дома приятных снов и, взяв у него книгу, отправилась в комнату сестры.

Девушки помогли друг другу раздеться, надели ночные сорочки и распрощались до утра. Офелия уселась за сценарий. Корделия же ушла к себе и легла с книгой в постель.

Однако мысли о беспутном кузене викария не желали оставить ее в покое. Любопытно, подумалось ей, чем он сейчас занимается?

Между тем тот, о ком она вспоминала, беседовал в столовой со своим кузеном. Рэнсом был явно раздосадован новостью, которую сообщил ему викарий, когда они остались одни.

– Какого дьявола ты позволил Эвери уйти в город? – в сердцах воскликнул он, от волнения выплеснув немного вина на стол, – Мы же договорились, что он не будет появляться на людях! Какая черная неблагодарность! Он совсем потерял голову!

Терпеливый Джайлз взглянул на стол, с которого убрали скатерть, и укоризненно покачал головой.

– Моя экономка была бы очень огорчена, если бы ты испортил скатерть, – промолвил он.

– Не увиливай от серьезного разговора! – воскликнул Рэнсом. – Его необдуманные поступки могут стоить ему жизни. Впрочем, возможно, ты прав: льняные скатерти, вероятно, стоят дороже.

– Я понимаю, что ты огорчен его поведением, Рэнсом! – сказал викарий. – Ему следовало вести себя более осмотрительно. Но он ведь обещал вернуться до рассвета. Его тоже можно понять, он устал сидеть в четырех стенах, не видя белого света.

– Зря я не остался дома! – воскликнул Рэнсом. – Уж я бы не допустил, чтобы он отсюда вышел. Я бы привязал его к спинке кровати!

Огорченный такими его словами, Джайлз сказал:

– Это верно. Разумеется, мне не следовало его отпускать!

– Ради Бога, не вини во всем только одного себя! В конце концов, я тоже далеко не ангел и занимаюсь рискованными делами. – Рэнсом перевел дух и добавил: – Что ж, пожалуй, мне следует выбраться в город и поискать его в злачных заведениях.

– Я готов тебя сопровождать, – вызвался Джайлз.

– Нет! Об этом не может быть и речи, – сказал Рэнсом. – Тебе следует остаться дома на случай, если кому-то понадобится срочная помощь!

С этими словами он встал из-за стола и покинул столовую.

Ночь выдалась сырой и холодной. Лето было на излете, приближалась осень. По вечерам ее дыхание уже ощущалось, хотя днем все еще было тепло и солнечно. Надев поверх костюма плащ, Рэнсом немного прогулялся по улице и сел в наемный экипаж, договорившись с кучером, что тот подождет его возле входа в клуб с тем, чтобы потом отправиться в другое место.

Проклиная беспутного Эвери, Рэнсом заехал сперва в клуб «Уайте», потом еще в два увеселительных заведения, но так и не обнаружил там своего младшего братца, рассудив, что тот, очевидно, предпочел провести время в каком-нибудь игорном притоне, и отправился на том же экипаже в один из них. Пока он оглядывал зал с карточными столиками, его окликнула рыжеволосая красотка в оранжевом платье с глубоким декольте.

– Не желаешь ли хорошо провести время, красавчик? – спросила она низким голосом. – Можем посидеть в баре или сразу подняться в номера.

Он с многозначительной улыбкой взглянул на утомленную жизнью красотку с довольно миловидным лицом и большим бюстом, уже несколько обвисшим, и спросил, не видела ли она, случайно, здесь одного молодого человека по имени Эвери: Выслушав описание внешности его младшего брата, проститутка покачала головой:

– Нет, лично я такого здесь не встречала. А зачем он тебе потребовался?

Сообразив, что она лжет просто в силу профессиональной привычки, Рэнсом смерил ее холодным взглядом и презрительно поджал губы. Не хватало ему только объяснять что-то дешевой публичной девке, от которой воняет потом и приторными духами. Наверняка она вдобавок еще больна дурной болезнью.

– Не смей так смотреть на меня! – возмущенно воскликнула девица. – Я просто зарабатываю себе на жизнь.

– В этом я не сомневаюсь, – уже мягче сказал Рэнсом. Проститутка смерила его ненавидящим взглядом. Рэнсом еще раз осмотрел зал и вернулся в ожидавший его экипаж.

До утра он успел объехать еще несколько борделей, таверн и игорных домов, однако его поиски закончились безрезультатно.

В эту ночь Корделия долго не могла уснуть и читала книгу, пока у нее не отяжелели веки.

Проведенный в театре трудный день обессилил ее, и теперь, очутившись в уютном и спокойном доме викария, она почувствовала себя как в раю. Здесь она могла расслабиться и все хорошенько обдумать. Она уже собралась захлопнуть книгу и затушить свечи, как вдруг услыхала подозрительный скрип, исходивший откуда-то из стены.

Корделия насторожилась.

По спине у нее побежали мурашки при мысли, что в доме викария обитают привидения или не нашедшие покоя души умерших.

Разумеется, она тотчас же предположила, что это скрипят стены старого строения из-за резкого перепада температуры воздуха в течение суток. Тем не менее спать ей расхотелось, равно как и тушить свечи. Книга тоже вдруг перестала ее интересовать. Она заложила страницы закладкой из кусочка ткани, закрыла книгу и, положив ее на столик рядом с кроватью, внимательно оглядела комнату. По стенам плясали уродливые тени, отбрасываемые мигающими огоньками свечей. Корделия затаила дыхание.

Это всего лишь нелепые предположения, убеждала себя она, глупые предрассудки, сущая ерунда.

В стене раздался новый громкий скрип. Корделия вздрогнула и натянула одеяло до подбородка. Не лучше ли позвать кого-нибудь на помощь? Но что она скажет сбежавшимся на ее крики людям? Они наверняка подумают, что ей что-то почудилось, и поднимут ее на смех.

Может, пойти в комнату Офелии и посидеть с ней, пока не успокоятся расшатавшиеся нервы? Она уже было собралась вскочить с кровати, как внезапно раздался громкий удар, затем – противный скрежет, такой, словно бы кто-то вытягивал из стенной панели ржавый болт. Панель упала на пол, и из мрака в комнату проник страшный человек огромного роста.