Текст книги "Искусство переговоров по Киссинджеру. Уроки заключения сделок на высшем уровне"

Сосредоточенность Киссинджера на возможных длительных взаимосвязях сторон и вопросов помогает объяснить центральную роль, которую он отводил убедительности в своих переговорах. Если говорить совсем просто, человек убедителен, когда люди верят, что он исполнит свои угрозы и обещания. Для многих «взращивание убедительности» представляется вопросом здравого смысла, хотя само это понятие участники и аналитики внешней политики уже давно понимают с точностью до наоборот. Те, кто полагал, что Соединенные Штаты совершили весьма дорогостоящие ошибки, чрезмерно увлекаясь этим аспектом своей политики, говорили, что убедительность – «пунктик» Киссинджера, с чем он сам решительно не соглашался: «ни один серьезный политик» не мог бы сбросить со счетов или проигнорировать убедительность США, так как «десятки стран и миллионы людей уповали на нашу готовность защищать своих союзников»[237]237
  Stephen A. Walt. The Credibility Addiction // Foreign Policy, Jan. 26, 2015, http://foreignpolicy.com/2015/01/06/the-credibility-addiction-us-iraq-afghanistan-unwinnable-war/; Kissinger. White House Years. P. 228. Более подробно о все еще жарких дебатах о важности убедительности в международных отношениях и переговорах можно прочитать у ее самого знаменитого истолкователя: Шеллинг, «Стратегия конфликта» (The Strategy of Conflict) и его же «Оружие и влияние» (Arms and Influence). Затем обратитесь к работам Christopher Fettweiss. Credibility and the War on Terror // Political Science Quarterly 122. № 4 (2007–2008); Robert J. McMahon. Credibility and World Power: Exploring the Psychological Dimension in Postwar American Diplomacy // Diplomatic History 15 (Fall 1991).


[Закрыть]. На взгляд Киссинджера, сепаратные переговоры зиждились на уверенности оппонента, что слова США не разойдутся (или разойдутся) с делами. В свою очередь, это сильно влияло на действия США в любых других переговорах. Например, Киссинджер опасался, что слишком поспешный уход из Вьетнама снизит уважение китайцев к мощи Америки.

В конце концов, ведь именно эта мощь побудила Китай перед лицом советской угрозы искать сближения с Соединенными Штатами. Киссинджер размышлял: «Пекин не был заинтересован в демонстрации того, что США готовы оттолкнуть своего друга; в поисках долгосрочного противовеса Советскому Союзу Пекин, по существу, делал ставку на нашу надежную репутацию»[238]238
  Kissinger. White House Years. P. 1304. Киссинджер много раз возвращался к аргументу, что поддержка Америкой Южного Вьетнама была важна для укрепления авторитета США в мире. См., например: Kissinger. White House Years. P. 109, 292, 307, 311, 324, 1038.


[Закрыть]. Однако после многолетних военных действий в Юго-Восточной Азии многим наблюдателям было неясно, насколько весома убедительность США по сравнению со стоимостью и перспективами военного успеха, сплоченностью внутри страны, другими элементами международной репутации, престижа и мудрости Америки.

Нельзя назвать это непреложным правилом, но понятно, что забота об убедительности своих слов, обещаний и угроз важна для переговоров. Киссинджер указывал: «Вот одно общее правило, которое я бы рекомендовал: я старался никогда не уезжать из Вашингтона на переговоры, если на 80 % не был уверен в их успехе… [Нельзя] рисковать на посту государственного секретаря, чтобы моментально не растратить весь свой престиж»[239]239
  Kissinger. Transcript of the American Secretaries of State Project: Henry A. Kissinger.


[Закрыть].

Поддержание убедительности США как в переговорах, так и во внешней политике вообще до сих пор остается проблемой. Вспомним, например, как в 2012 году президент Обама громогласно заявил, что если сирийский режим применит химическое оружие, то пересечет «красную линию» в вопросе о вторжении США. Когда его администрация не смогла ничем ответить на применение Сирией зарина в наступлении, где погибло пятнадцать тысяч человек, много говорили и писали, что это бездействие снизило убедительность США в глазах Москвы, Тегерана и Пекина[240]240
  Более полно о дискуссии по вопросу о «красной линии» в Сирии, со всеми за и против, см.: Jeffrey Goldberg. The Obama Doctrine // The Atlantic, April 2016, http://www.theatlantic.com/magazine/archive/2016/04/the-obama-doctrine/471525/.


[Закрыть]. Точно так же и склонность президента Трампа к частым и полярно противоположным заявлениям по важнейшим вопросам внешней и внутренней политики очень сильно подрывает его убедительность и вызывает серьезную критику и аналитиков, и практиков[241]241
  Philip Rucker, Sean Sullivan, and Paul Kane. The Great Deal-maker? Lawmakers Find Trump to Be an Untrustworthy Negotiator // Washington Post, Oct. 23, 2017, https://www.washingtonpost.com/politics/the-great-dealmaker-lawmakers-find-trump-to-be-an-untrustworthy-negotiator/2017/10/22/7709aea8-b5d4–11e7-be94-fabb0f1e9ff b_story.html?utm_term=.208fb983dd4b. См. также: Jeffrey Frankel. Deal-maker Trump Can’t Deal // Views on the Economy and the World (blog), Aug. 28, 2017, https://www.belfercenter.org/publication/deal-maker-trump-cant-deal.


[Закрыть]. В 2016 году Киссинджер сравнил убедительность государств-наций со стержневым качеством личности: «Убедительность для государства – то же, что характер для человека. На такое государство могут спокойно положиться друзья, а противники серьезно воспримут его угрозы»[242]242
  Goldberg. World Chaos and World Order: Conversations with Henry Kissinger.


[Закрыть].

* * *

Короче говоря, мы видим, что переговорная манера Киссинджера стратегическая в своей неразрывной связи с долгосрочными целями, в расширительной концепции интересов, на которые делается ставка в конкретных переговорах, в установлении связей везде, где только можно, в разработке тактических планов, включающих прямые и непрямые элементы, в способности не упускать из виду главные цели, полностью адаптируясь к меняющимся обстоятельствам, в постоянном подчеркивании, как важна убедительность.

Выведенное нами правило, что стратегическая концепция должна дирижировать переговорами, широко применяется в международных отношениях – вспомнить хотя бы ядерные переговоры по Северной Корее и Ирану – и в различных ситуациях ведения бизнеса. Например, в так называемых войнах браузеров в середине – конце 1990-х годов новорожденная Netscape, обладатель более передовой технологии, билась с тогдашним лидером рынка Microsoft за то, чей интернет-браузер выберет AOL[243]243
  AOL (сокр. англ. America Online) – американский медийный конгломерат, провайдер онлайн-служб и электронных досок объявлений (BBS), интернет-пейджера AIM. – Примеч. перев.


[Закрыть]. Но стратегические ставки в начале эры интернета заключались не только в том, какая компания заполучит AOL в заказчики. Netscape недооценила стратегическую значимость того, что считала просто крупной продажей, а вот Microsoft поняла, что проигрыш «будет грозить ее основным активам». Чтобы выиграть, Microsoft задействовала, как некоторым показалось, непропорционально большие ресурсы[244]244
  James K. Sebenius. Negotiating Lessons from the Browser Wars // MIT Sloan Management Review 43. № 4 (Summer 2002). P. 43–50.


[Закрыть]. (Microsoft победила, и Netscape перестала существовать как независимая единица.) Между тем многие другие переговоры (покупка здания, продажа второстепенного подразделения, разработка договора поставки для службы питания какого-нибудь посольства) по большей части ведутся только для заключения сделки и не имеют никакого (или почти никакого) стратегического значения. Эффективный стратегический переговорщик достаточно дисциплинирован, чтобы оценить более широкое значение вопросов, над которыми предстоит работать, и соответственно ведет переговоры.

Приступая к исследованию переговоров Киссинджера, мы заранее разбили всю работу по регионам: Советский Союз, Ближний Восток, Китай/Азия. Но по мере продвижения стало ясно, что для стратегической переговорной манеры Киссинджера такое разделение искусственно и даже обманчиво. Ведь оно шло вразрез с самой сущностью его стратегии, которая отыскивала и использовала возможные сильные взаимосвязи между переговорами в каждом из этих регионов и в конечном счете определяла их исход. Вывод? Не сосредоточивайтесь на переговорах, посвященных только одному вопросу. Если это оправданно, расширяйте рамки, выходите на более крупную стратегическую схему, пользуясь ею как руководством к действию и ведя переговоры так, чтобы продвигать свою стратегическую концепцию.

5
Реалист: отслеживание баланса «сделки/не-сделки»

Что мы подразумеваем под «реалистической» переговорной манерой Киссинджера, становится яснее на контрасте с тем, что он, не без лукавства, саркастически назвал «теологическим» и «психиатрическим» видениями процесса. «Теологи», склонные к абсолютизму, видят в переговорах прежде всего полезный инструмент для навязывания условий, когда одна сторона полностью господствует над другой. «Психиатры» твердо верят в силу переговоров как таковых практически в любых обстоятельствах.

В контексте холодной войны «теологами» были те, кто рекомендовал достигнуть военного и экономического господства даже еще до начала переговоров, которые, более или менее автоматически, по какому-то волшебству, закрепят эти асимметричные отношения сторон. Киссинджер отметил: «[“Теологи” вроде Джона Фостера Даллеса] считали врожденным стремление Советского Союза к мировому господству, поэтому не рассматривали его как подходящего партнера для переговоров до тех пор, пока Кремль не откажется от своей идеологии. А так как главной задачей американской внешней политики считалось свержение Советского Союза, становились бессмысленными (если не аморальными) не только полномасштабные переговоры, но даже и их дипломатическая подготовка – до тех пор, пока «позиция силы» не заставит Советы изменить свои цели»[245]245
  Kissinger. Diplomacy. P. 709.


[Закрыть].

Киссинджер и Никсон стремились организовать переговоры о повороте к Китаю и разрядке с Советским Союзом, а тем временем многие американцы примкнули к «теологам». Они отвергали саму мысль о переговорах с «безбожными советскими коммунистами» и «фанатичными китайскими начетчиками». Как можно было иметь дело с теми, кто изрыгал пугающую антиамериканскую риторику, чья идеология была в корне противоположна исконным ценностям Запада, а политика сильно повредила или даже разрушила их же собственные традиционные общества (например, культурная революция Мао или действия Сталина, которые вызвали страшный голод на Украине)? Кроме идеологии и риторики, Китай и Советский Союз связывали тесные союзнические отношения; к тому же обе страны поставляли оружие Северному Вьетнаму. К 1969 году война в Юго-Восточной Азии еще не закончилась, и более тридцати шести тысяч американцев пали ее жертвой. Несмотря на все это, Киссинджер видел возможности для наиболее полного удовлетворения интересов каждой стороны, сохранения баланса при помощи тщательно выверенных соглашений, а не продолжения горячего или холодного конфликта.

У каждой эры есть своя версия «теологов» холодной войны, для которых переговоры сводятся к выдвижению ультиматумов, которые сопровождаются весьма внушительными и серьезными последствиями, вздумай адресат этих ультиматумов сказать «нет». Вице-президенту Дику Чейни принадлежит знаменитое изречение: «Мы не договариваемся со злом, мы его побеждаем» (к кому только его не применяли: и к Северной Корее, и к Ирану, и к террористам). В жарких спорах о бизнесе или законе слишком поспешный отказ начинать переговоры может иметь те же «теологические» корни – например, если одна сторона с самого начала настаивает, что «они понимают только язык силы», или если вопрос подсознательно определяется как «принципиальный», или если готовность к переговорам воспринимается как «признак слабости». Такую точку зрения отстаивали многие противники переговоров, которые в 2015 году президент Обама вел с Ираном о ядерной программе этой страны.

На другом конце спектра реалистической манере Киссинджера противостоят взгляды тех, кого он назвал «психиатрами». В той или иной форме они также существовали во все времена; эти наивные идеалисты, как правило, настаивают на переговорах ради переговоров, воспринимают разногласия как прискорбные размолвки или полный провал всего процесса, а по-настоящему значимые и серьезные факторы задвигают на второй план.

Киссинджер отметил: «Согласно “психиатрической школе”, советские лидеры желали мира почти так же, как и американцы. Они действовали непреклонно потому, что Соединенные Штаты вынудили их чувствовать себя неуверенно. “Психиатрическая школа” проповедовала терпение, чтобы усилить миролюбивый сегмент в советском руководстве, которое, как говорили, раскололось на голубей и ястребов точно так же, как и американское правительство»[246]246
  Ibid. P. 710.


[Закрыть].

Не впадая ни в «теологию», ни в «психиатрию», Киссинджер и Никсон выработали реалистическую манеру переговоров с СССР, которая должна была «сплести все множество элементов отношений сверхдержав в одну общую манеру, ни полностью конфронтационную (как у “теологов”), ни полностью соглашательскую (как у “психиатров”). Идея была в том, чтобы выявить области возможного сотрудничества и использовать его как рычаг влияния на поведение Советов там, где обе страны сталкивались лоб в лоб»[247]247
  Ibid. P. 714.


[Закрыть].

В этом русле один из нас (Мнукин) написал книгу под названием «Сделка с дьяволом» (Bargaining with the Devil), где проанализировал аналогичные манеры вести переговоры с оппонентом, воспринимаемым как зло[248]248
  Robert H. Mnookin. Bargaining with the Devil When to Negotiate, When to Fight. N.Y.: Simon and Schuster, 2010.


[Закрыть]. Кто-то никогда не вступит в сделку с дьяволом («теологи»), а кто-то всегда будет делать это («психиатры»). Автор дает совет а-ля Киссинджер: гораздо лучше реалистически оценить контекст, чтобы решить, есть ли вообще смысл заключать сделку с дьяволом – и если есть, то как это сделать.

Используя термин «реалистический» для описания переговорной манеры Киссинджера, мы имеем в виду манеру, обусловленную контекстом и интересами сторон, какими они их видят, а не представлениями о роли переговорного процесса. По существу, «реалистические» переговоры прагматичны в том смысле, о котором говорит Киссинджер: «[Вы] пробуете повлиять на выводы другой стороны и найти то, что стороны сочтут выгодным принять в своих интересах. В этом сущность переговоров»[249]249
  Kissinger. Transcript of the American Secretaries of State Project: Henry A. Kissinger.


[Закрыть]. (Характеризуя переговорную манеру Киссинджера как «реалистическую», мы имеем в виду нечто гораздо более узкое, чем то, что обычно подразумевают под школой «политического реализма» или «реальной политики» в международных отношениях; последняя исходит из того, что рациональные государства-акторы совершают хитроумные маневры и/или применяют силу, находясь в постоянном состоянии конфликта между собой)[250]250
  Это слишком сильное упрощение для исследователей международных отношений, которые считают «неореализм» более подходящим термином для того, что мы не описываем термином «реалистический». Если вам обязательно нужно понять разницу, см.: David Allen Baldwin. Neorealism and Neoliberalism: The Contemporary Debate. N.Y.: Columbia University Press, 1993.


[Закрыть].

Киссинджер никогда не считал переговоры универсальным средством разрешения конфликтов, но все же имел очень четкий критерий их прогресса, который выражается «в заключении конкретных соглашений, отражающих взаимные интересы, а не препятствия. Самое главное, ослабление напряжения должно было идти по широкому фронту: мы считали наших коммунистических противников прежде всего государствами, преследующими свои интересы, какими они их себе представляют, точно так же, как мы преследуем свои интересы, какими мы их себе представляем. Мы будем судить их по делам их, точно так же, как мы ожидаем, что нас будут судить по нашим. Конкретные соглашения и структура мира, которую они помогают выстраивать, возникнет из реалистического согласования конфликтующих интересов»[251]251
  Kissinger. Diplomacy. P. 712.


[Закрыть].

Понятие интересов является центральным в реалистической манере переговоров. По Киссинджеру, их тщательная оценка требует осторожного «прощупывания» не только взглядов другой стороны, но и знания исторического контекста, в котором они сформировались. А чтобы сделать это, нужно «чувство истории, понимание, как действуют многообразные силы, неподвластные нам, и широкий взгляд на всю картину событий»[252]252
  Kissinger. White House Years. P. 130.


[Закрыть].

Конечно же интересы могут включать территориальные, военные, экономические и прочие значимые элементы, но само по себе это понятие еще шире. Вообще говоря, все, что заботит стороны, все обсуждаемые на переговорах вопросы, и важные, и не столь важные, можно рассматривать как интересы[253]253
  Подробную разработку понятия «интерес в переговорах» см.: Lax and Sebenius. 3-D Negotiation. Ch. 5. P. 69–84.


[Закрыть]. Самые разные соображения: взаимное признание, прекращение огня, репутация, ваша будущая убедительность – могут считаться интересами в переговорах. Собственно говоря, «реалистический» переговорщик не должен оставлять без внимания и морально-этические соображения. Киссинджер полагает, что переговорщик и может, и должен быть настоящим реалистом, то есть понимать, как лучше всего вести переговоры, чтобы как можно ближе подойти к своим идеальным целям[254]254
  Ниал Фергюсон доказывал, что для Генри Киссинджера быть «реалистом» не означало на практике быть «аморальным», в противовес «идеалисту», или быть равнодушным к принципу. Например, Киссинджер не раз утверждал, что «право Южного Вьетнама на самоопределение стоило жизней американцев» и что стремление к свободе должно быть врожденным, а не основываться на каком-либо материальном превосходстве капитализма. Далее Киссинджер говорил, что «идеалистическое» настаивание на чистой форме морали может закончиться бездействием перед лицом зла, тогда как реалистичная манера была бы эффективнее в борьбе с ним. В общем см.: Niall Ferguson. Kissinger: The Idealist, его же The Meaning of Kissinger: A Realist Reconsidered // Foreign Affairs 94. № 5 (Sept./Oct. 2015). P. 134–143.


[Закрыть].

В книге 2014 года Киссинджер уделил особое внимание этому вопросу, но остро раскритиковал продвижение принципов и идеалов с помощью одной лишь риторики, без реалистической стратегии: «Если старая дипломатия, бывало, морально не поддерживала заслуживавшие того политические силы, новая дипломатия рискует вести дело стихийно, в отрыве от стратегии. Она на весь мир трубит о моральных абсолютах еще до того, как появляется возможность оценки долгосрочных намерений центральных акторов, их шансов на успех, способности проводить долгосрочный политический курс… Порядок не должен быть важнее свободы. Но утверждение свободы должно стать не просто настроем, но стратегией»[255]255
  Kissinger. World Order. P. 134.


[Закрыть].

Как и в случае с Родезией, когда Киссинджер готовил переговоры с Яном Смитом, он оценил всех участников, реальных и потенциальных, интересы каждого из них и возможные тупиковые ситуации, которые он часто перебирал. Чтобы сделка была реально возможной, стороны-участники должны считать, что для их интересов она предпочтительнее, чем последствия провала соглашения. Это минимально необходимое условие для совершения любой сделки, особенное внимание которому уделяют современные исследователи переговорного процесса, отмечая, что каждой стороне очень важна «наилучшая альтернатива обсуждаемому соглашению» (или НАОС (BATNA), как ее называют на профессиональном жаргоне)[256]256
  Это популярное жаргонное словцо впервые появилось в Roger Fisher, William Ury, and Bruce Patton. Getting to Yes: Negotiating Agreement Without Giving In. 2nd ed. N.Y.: Penguin Press, 1991. Более глубокий анализ (и гораздо более старая родословная концепции переговоров) см.: James K. Sebenius and David A. Lax. The Power of Alternatives or the Limits to Negotiation // Negotiation Journal 1. № 2 (1985). P. 77–95. По сути дела, ориентация, описанная в этом абзаце, отражает то, что философы назвали бы последовательной манерой, когда переговоры оцениваются по их воздействию (в смысле интересов сторон) на исход всего процесса, как в ситуации сделки, так и не-сделки (а не по подходам к самим переговорам – теологическому, психиатрическому или реалистическому).


[Закрыть].

Киссинджер постоянно оценивал обе части уравнения «сделка/не-сделка» и воздействовал на них, соотнося ценность а) окончательной сделки с партнером и б) не-сделки[257]257
  Kissinger. Transcript of the American Secretaries of State Project: Henry A. Kissinger.


[Закрыть]. Он часто повторял: чтобы сделка была привлекательной и стабильной, каждая сторона должна хорошо понимать, видеть ее реальную цену по сравнению с не-сделкой. А цена, по Киссинджеру, измерялась интересами сторон, как они их оценивали.

Разъясняя, как предложенная сделка может послужить интересам сторон, Киссинджер часто указывал, как дорого оппоненту может стоить отказ от договора. Для Родезии, руководимой Яном Смитом, «нет» правлению большинства означало введение разработанного Киссинджером плана перекрытия железнодорожных путей, прекращение жизненно важной военной поддержки со стороны ЮАР и эскалацию активности повстанческих групп. Для китайцев не-сделка с Соединенными Штатами означала встречу один на один со все более агрессивным Советским Союзом. Последствия не-сделки Киссинджер описывал в весьма сильных выражениях. Уолтер Айзексон несколько мелодраматично вспоминает о «последнем» аргументе Киссинджера, к которому он прибег, надавливая на израильтян, чтобы они стали посговорчивее с сирийцами: «Уступка территории в Голане была плоха [для Израиля], и Киссинджер не отрицал этого, но провал переговоров был бы гораздо хуже. Он говорил: “Думаю, самое главное – осознать тяжесть провала”… Тогда США (и Киссинджер) больше не будут охотно посредничать, предупреждал он. Произраильская коалиция в Вашингтоне, основанная на “странной комбинации”, распалась бы очень быстро. Израиль оказался бы один, без всякой помощи»[258]258
  Isaacson. Kissinger. P. 568.


[Закрыть].

Для переговорщика-реалиста (в нашем понимании) единственная главная причина тупика или провала переговоров проста: в смысле интересов, поставленных на карту, для одной или нескольких сторон отказ от соглашения привлекательнее, чем «да». Например, когда британский премьер-министр организовывал переговоры с главой Родезии Яном Смитом на борту военных кораблей «Фирлесс» («Бесстрашный») и «Тайгер» («Тигр»), то причиной неудачи стали не плохо организованный процесс, неудачное место, плохая связь, межкультурные расхождения, межличностные столкновения или неподготовленность. Нет, все закончилось ничем потому, что для Смита соглашение означало полную потерю власти белых и своего положения, тогда как «нет» означало шанс на их сохранение. (Наоборот, манера Киссинджера вести переговоры создавала для Смита ситуацию, в которой роковые последствия «нет» правлению большинства были хуже, чем просто плохие последствия «да».) Когда одна или обе стороны предпочитают «нет» (не-сделку), а не «да» (сделку), мы говорим, что для любых вероятных сделок возникает обратный баланс «сделки/не-сделки»; проще говоря, здесь нет зоны для возможного соглашения.

До сих пор мы приводили многочисленные примеры успешных переговоров Киссинджера, теперь же обратимся к двум эпизодам, когда он не сумел заключить сделку, хотя и стремился к ней. Эти эпизоды (попытки достичь согласия Пакистана на сдерживание программы ядерных вооружений и разъединения войск Иордании и Израиля) показывают, какие минимальные условия необходимы, чтобы сделать перспективы сделки реалистичными. (Конечно, у Киссинджера было много других «провальных» переговоров: одни не удались потому, что не существовало зоны возможного соглашения; другие – из-за неверных исходных предпосылок или иных факторов. Там, где поучительно для целей нашей книги, мы подробно разберем некоторые из этих случаев[259]259
  Возможно, самым крупным «провалом» была стабильность Парижского мирного соглашения, направленного на прекращение войны во Вьетнаме, которое мы анализируем в главе 6. Киссинджер не заключил договор ОСВ-2 по причинам, связанным с нашим подробным обсуждением секретности в главе 13. Он безуспешно добивался согласованности действий с Японией в ближневосточной политике США во время «нефтяного эмбарго» после войны 1973 г. на Ближнем Востоке, и этого эпизода мы кратко касаемся в главе 9. 1973-й, «Год Европы», был в теории рядом инициатив, которые, как предполагалось, должны были полностью переформатировать НАТО и привести к заключению экономических договоренностей между Соединенными Штатами и Западной Европой. В идеале это ослабило бы бремя американской военной поддержки, снизило бы торговые тарифы, способствовало бы выработке продуманной стратегии взаимной обороны и сотрудничества. К сожалению, как честно признал Киссинджер, на посту «всего лишь» советника по национальной безопасности он был не на месте и не мог эффективно вести переговоры с лидерами крупнейших стран Европы. Более того, предполагавшийся объем соглашений был просто огромен, а в 1973 г. Киссинджер решал сложнейшие задачи поворота к Китаю, разрядки и контроля над вооружениями с Советским Союзом, окончания войны во Вьетнаме, решения вопроса арабо-израильской войны 1973 г. Вот почему американцы вели эти переговоры, что называется, по остаточному принципу. К тому времени Никсон начал переживать завершающий этап Уотергейта и уже не был у власти ни один из четырех руководителей крупнейших стран Европы, с которыми Киссинджер начинал переговоры. См.: Kissinger. Years of Upheaval. P. 128–195, 700–746; Isaacson. Kissinger. P. 557, 558; и The Year of Europe? // Foreign Affairs 52. № 2 (Jan. 1974). P. 237–248.


[Закрыть].) Такие наблюдения помогают оценить вероятность успеха потенциальных переговоров и подсказывают, когда нужно ослабить усилия, чтобы достичь соглашения. Скоро мы покажем, что в случаях и Пакистана, и Иордании было совершенно очевидно: для оппонентов Киссинджера не-сделка была лучше любого соглашения, которое смело мог предложить американец.

В этой точке процесса переговорщик-реалист перестает активно действовать до тех пор, пока другие факторы, например внутренняя политика, не заставят его продолжать переговоры.

Проваленная попытка: убеждение Пакистана приостановить свою программу производства ядерного оружия

В 1976 году, когда президентский срок Форда близился к концу, Киссинджер попытался остановить распространение ядерного оружия в Пакистане. Через пять лет, на посту советника по национальной безопасности президента Ричарда Никсона, Киссинджер установил тесные связи с Пакистаном и облегчил этим поворот к Китаю, о котором уже была достигнута договоренность. Он надеялся удержать Пакистан от втягивания в опасную гонку вооружений с соседней Индией и подрыва глобального режима ядерного нераспространения. Киссинджер очень старался, но его переговоры с Пакистаном успехом не увенчались. Исследуя, почему так произошло, мы уясним, каким важным инструментом диагностики выступает баланс «сделки/не-сделки».

После унизительного поражения в войне 1971 года с Индией Пакистан активизировал свою секретную программу ядерных вооружений[260]260
  Эта деятельность началась после отрыва от Пакистана Восточного Пакистана, впоследствии Бангладеш, сопровождавшегося грубейшими нарушениями прав человека и сотнями тысяч жертв, вызванных в основном действиями армии Пакистана. Невнятный ответ Соединенных Штатов, частично из-за важной роли Пакистана в переговорах с Китаем, стал поводом для обвинений, особенно в адрес Киссинджера, в том, что интересы геополитики грубо попирают права человека. Индийская военная помощь Восточному Пакистану/Бангладеш привела к войне Индии с Исламабадом. Коротко об этом см.: Isaacson. Kissinger. Ch. 18.


[Закрыть]. Она еще более ускорилась в 1974 году, после того как в мае Индия успешно испытала ядерную бомбу[261]261
  Warren H. Donnelly. Pakistan’s Nuclear Activities: A Chronology of Four Eras // United States Congressional Research Service. Washington, DC: Environment and Natural Resources Policy Division/Library of Congress, 1987. P. 22.


[Закрыть]. С точки зрения Пакистана только собственное ядерное оружие могло стать надежным щитом от всевозраставшего арсенала обычных вооружений и ядерного потенциала Индии[262]262
  Если бы в то время отношения США с Индией были лучше, то по крайней мере было бы вероятно, хотя и не в ближайшей перспективе, что два противника могли бы достигнуть соглашения и остановить дальнейшее распространение ядерного оружия.


[Закрыть]. Но уже к 1976 году администрация Форда и конгресс США твердо вознамерились не допустить распространения этого оружия во всем мире, в том числе и в Пакистане[263]263
  United Nations. Treaty on the Non-Proliferation of Nuclear Weapons // United Nations Office for Disarmament Affairs, March 5, 1970, New York. P. 21, http://disarmament.un.org/treaties/t/npt; William Burr. The United States and Pakistan’s Quest for the Bomb // The Nuclear Vault Briefing Book 333, National Security Archive, George Washington University, http://nsarchive.gwu.edu/nukevault/ebb333/.


[Закрыть]. Однако Пакистан упорно настаивал, что ядерное оружие у него будет, а премьер-министр страны, Зульфикар Бхутто, произнес знаменитую фразу: «Если Индия создаст собственную атомную бомбу, значит, и нам придется создать свою, даже если ради этого придется сидеть на хлебе и воде или вовсе умирать от голода»[264]264
  The Spider’s Stratagem // The Economist, Jan. 3, 2008, http://www.economist.com/node/10424283.


[Закрыть].

Некоторые члены администрации Форда, в том числе Дик Чейни и Дональд Рамсфелд, предложили поддержать ядерные энергетические программы Ирана, а Пакистану дать доступ к энергии, но Киссинджер попробовал идти более прямым путем[265]265
  Tariq Ali. The Duel: Pakistan on the Flight Path of American Power. N.Y.: Scribner, 2008. P. 110–113.


[Закрыть]. Чтобы заполучить ядерные компоненты, правительство Пакистана в 1974 году обратилось к Франции для покупки завода по переработке ядерных материалов[266]266
  Peter Tzeng. Nuclear Leverage: US Intervention in Sensitive Technology Transfers in the 1970s // The Nonproliferation Review 20. № 3 (2013). P. 479.


[Закрыть]. В июне 1976 года США пытались надавить на французов через Группу ядерных поставщиков, но не сумели убедить их отказаться от соглашения[267]267
  Ibid.


[Закрыть]. (Любопытно поразмыслить: если бы начать раньше и интенсивнее готовиться к переговорной кампании а-ля «Киссинджер в Родезии», то можно было бы получить достаточно мощный рычаг влияния и разубедить французов. Например, мог ли Киссинджер раньше и активнее привлечь для этого помощь Британии и Германии?)

Как бы там ни было, в августе 1976 года Киссинджер вылетел в Пакистан на прямые переговоры с премьер-министром Бхутто, изо всех сил убеждая его приостановить ядерную программу. На кону стояло свыше 100 миллионов долларов ежегодной помощи от Соединенных Штатов. Киссинджер обещал: если Бхутто соглашается на приостановку, Соединенные Штаты поставят в Пакистан сто десять военных самолетов А-7 и продолжат оказывать дополнительную военную помощь[268]268
  Ibid. P. 480.


[Закрыть]. Это был сильный аргумент; ВВС Пакистана высказались за соглашение, но Бхутто отказался[269]269
  Shirin Tahir-Kheli. The United States and Pakistan: The Evolution of an Influence Relationship. N.Y.: Praeger Publishers, 1982. P. 90.


[Закрыть].

Независимых подтверждений не существует, но получил широкое хождение цветистый рассказ о переговорах, когда Бхутто с улыбкой спросил Киссинджера, что будет, если он [Бхутто] откажется от сделки. В сердцах Киссинджер якобы бросил: «Тогда мы сделаем из вас ужасный пример!» На это Бхутто ответил, что Пакистан обойдется без помощи Америки, а вот Америке придется искать в регионе другого союзника, тут же вышел из кабинета и оставил Киссинджера без соглашения[270]270
  Tariq Ali. The Duel: Pakistan on the Flight Path of American Power. P. 110. В числе бесчисленного множества упоминаний об этом эпизоде см.: Benazir Bhutto. Daughter of the East. L.: Hamish Hamilton, 1988. P. 86. Как говорят, Киссинджер отрицает, что сказал это; см.: Shahid-ur-Rahman. Long Road to Chagai. Islamabad: Print Wise, 1999. P. 101, цитируется в докторской диссертации Ризваны Карима Аббаси (июль 2010 г., Лейчестерский университет), Understanding Pakistan’s Nuclear Behaviour (1950s-2010): Assessing the State Motivation and Its International Ramifications (a Three Models Approach), https://lra.le.ac.uk/bitstream/2381/27568/1/2010abbasirkdsocsci.pdf. Однако Питер Цзен, на с. 480 книги Nuclear Leverage, утверждает, что указанные слова Киссинджер произнес «на встрече 11 сентября с послом Пакистана Якуб-Ханом Сахабзадой. Госсекретарь Киссинджер указал, что если бы Джимми Картер победил на будущих выборах, то новая администрация «не желала бы ничего так сильно, как сделать из кого-то ужасный пример», цит.: U. S. Department of State. The Pakistan Nuclear Reprocessing Issue. Папка «Nodis Memcons Sept. 1976/2», National Archives and Records Administration, U. S. Department of State, College Park, MD.


[Закрыть]. Подробности не столь уж важны, но Бхутто был в трудном положении. Твердо выступая за программу ядерных вооружений для Пакистана, из соображений и стратегического паритета с Индией, и престижа страны, ввиду скорых выборов, он не мог дать задний ход без катастрофической утраты поддержки в обществе[271]271
  Kissinger Talks in Pakistan Again Show Problems of Curbing Nuclear-Arms Flow // Wall Street Journal, Aug. 10, 1976. P. 8.


[Закрыть]. Положение Киссинджера тоже было не из легких; похоже было, что Индия быстро сближается с Советским Союзом, а Пакистан был ценным союзником в этом регионе.

В сентябре Киссинджер еще раз попробовал достичь согласия, сделав более щедрое предложение финансовой и военной помощи. Исходя из этого, он предсказал, что пакистанское «нет» станет губительным для интересов страны, особенно если Джимми Картер победит на выборах, которые должны были состояться в ноябре. Он усиленно подчеркивал вероятность того, что более либеральный Картер прекратит всякую помощь США Пакистану, в том числе и поставки жизненно важных оборонительных видов вооружений[272]272
  Tzeng. Nuclear Leverage. P. 480, 481.


[Закрыть]. Поэтому Киссинджер убеждал пакистанцев, что заключить сделку нужно теперь же, пока администрация Форда еще не ушла.

В августе 1976 года деятельность Киссинджера получила новый импульс: в отставку ушел премьер-министр Франции Жак Ширак, который отвечал за политику страны в области экспорта ядерных материалов. Теперь ее стал контролировать президент Валери Жискар д’Эстен, склонявшийся к идее нераспространения, а не к соображениям коммерции. Президент Франции, кроме того, предложил Киссинджеру обратиться к шаху Ирана, чтобы еще сильнее надавить на Бхутто. Но, как и в прошлый раз, неудачи не заставили себя ждать. Французы спокойно уведомили Киссинджера, что, несмотря на свою приверженность идее нераспространения, не могут приостановить продажу Пакистану ядерного оборудования, потому что нельзя доказать его использование в военных целях. Точно так же не принесла больших результатов и работа с Ираном[273]273
  Ibid.


[Закрыть].

В ноябре Картер победил Форда. В последней попытке договориться Киссинджер сделал еще более щедрые предложения Пакистану. В январе 1977-го он пообещал Бхутто значительную военную и экономическую помощь и поддержку в создании базовой инфраструктуры для программы по ядерной энергетике в обмен на «неопределенно долгую отсрочку» ядерной программы Пакистана. Он ясно дал понять, что Бхутто немедленно должен соглашаться, иначе новая администрация Картера выдвинет гораздо более жесткие условия. Но, с учетом грядущих выборов, Бхутто ответил отказом, по крайней мере до голосования[274]274
  Ibid. P. 481.


[Закрыть]. 20 января Джимми Картер вступил в должность. Время Киссинджера прошло, и соглашение не состоялось.

Эта история служит примером баланса «сделки/не-сделки» с точки зрения Пакистана. Скорее всего, никакое соглашение, которое Киссинджер, вероятнее всего, предложил бы, не перевесило бы для Бхутто стратегическую и политическую ценность не-сделки (то есть Пакистан не перестал стремиться к обладанию ядерным оружием). Короче говоря, хотя попытаться определенно стоило, шансов на успех не было никаких[275]275
  Гораздо более подробный анализ см.: Eugene B. Kogan. Coercing Allies: Why Friends Abandon Nuclear Plans. PhD diss., Brandeis University, 2013.


[Закрыть].

Дальнейший ход событий подтверждает этот вывод. В конце того же года администрация Картера не смогла получить от Бхутто согласия на более выгодную экономическую сделку. В июле 1977 года Бхутто был свергнут, а потом казнен. Соединенные Штаты в сентябре перестали оказывать экономическую и военную помощь Пакистану, возобновив ее впоследствии, несмотря даже на то, что Пакистан скрытно продолжал работы по созданию ядерной бомбы. В 1998 году страна провела пять успешных ядерных испытаний, и теперь в ее арсенале имеются разнообразные виды ядерного оружия[276]276
  Akhilesh Pillalamarri. Pakistan’s Nuclear Weapons Program: 5 Things You Need to Know // The National Interest, April 21, 2015, http://nationalinterest.org/feature/pakistans-nuclear-weapons-program-5-things-you-need-know-12687?page=2.


[Закрыть].

Проваленная попытка: заключение «иорданской сделки» после достижения договоренности о разъединении войск между Египтом, Сирией и Израилем

6 октября 1973 года, в самый святой день еврейского календаря, арабские армии Египта и Сирии без объявления войны напали на Израиль, в том числе и чтобы взять реванш за унизительное поражение в войне 1967 года. Сначала бесспорный успех был на стороне арабов, но уже вскоре Израиль, при мощной поддержке Соединенных Штатов, все-таки отбросил арабские армии далеко в глубь территорий их стран. Разгневавшись на США за поддержку ими Израиля во время войны, арабские нефтедобытчики наложили нефтяное эмбарго на Америку и их союзников (Канаду, Японию, Нидерланды и Великобританию), вызвав резкий четырехкратный рост мировых цен на нефть и серьезные трудности в экономике.

Как только война 1973 года закончилась, Киссинджер предположил, что значительно стабилизировать обстановку в регионе помогут три возможных договора между Израилем и его соседями: с Египтом и Сирией о разъединении войск, а также пакт с Иорданией, хотя последняя и не была в числе нападавших. Первым же положительным результатом должно было стать снятие нефтяного эмбарго с США и их союзников.

Каждая из этих дипломатических инициатив была дерзкой, особенно если вспомнить, что ни одно из арабских государств даже не признавало Государство Израиль. Но уже к маю изумленный мир увидел, что на египетском и сирийском фронтах были достигнуты соглашения о разъединении войск, при смелом посредничестве Генри Киссинджера (об этом мы рассказывали в главе 4). Однако как ни старались американцы, у них не получилось договориться с Иорданией, самым маленьким и слабым из арабских участников. Что же привело к такому исходу и чему мы можем здесь научиться, особенно в смысле применения баланса «сделки/не-сделки» как инструмента диагностики?

В 1950 году Трансиордания аннексировала Западный берег (в том числе и Восточный Иерусалим), но в ходе Шестидневной войны 1967 года уступила эту территорию Израилю. Потом король Иордании Хусейн негласно принимал меры, чтобы ослабить напряженность в отношениях с Израилем. «На публике» обе страны враждовали, но Хусейн был настолько сильно заинтересован в переговорах, что в декабре 1973 года, до заключения соглашений с Египтом и Сирией, Киссинджер предложил Израилю вступить в переговоры по возврату Иордании хотя бы части Западного берега[277]277
  Хусейн «в 1974 г. провел целых пятьсот часов секретных переговоров с руководством Израиля», Kissinger. Years of Upheaval. P. 356; под давлением Америки Израиль также демонстрировал поддержку Иордании, сосредоточив войска вдоль Голанских высот и приготовившись предложить военную помощь Иордании в 1970 г., после вторжения сотен сирийских танков, успешно отраженного иорданской армией. Dennis Ross. Doomed to Succeed: The U. S. – Israel Relationship from Truman to Obama. N.Y.: Farrar, Straus, and Giroux, 2015. P. 115–118; Kissinger. Years of Upheaval. P. 847, 848.


[Закрыть]. Однако правительство Израиля решительно отказалось от этой идеи и не пошло ни на какие территориальные уступки[278]278
  Kissinger. Years of Upheaval. P. 847, 848.


[Закрыть].

Несмотря на это, Хусейн и Киссинджер обсуждали возможность нового предложения в январе 1974 года после того, как с Египтом были успешно заключены Синайские соглашения о разъединении войск. В конце концов они решили, что запланированные переговоры могут и подождать. Вслед за войной 1973 года Организация арабских стран – экспортеров нефти (ОАПЕК) ввела нефтяное эмбарго против Соединенных Штатов и их союзников. Столкновения вдоль израильско-сирийской границы грозили обернуться возобновлением военных действий. Региональные лидеры, в том числе и король Иордании Хусейн, считали, что соглашение между Израилем и несговорчивым руководителем Сирии Хафезом аль-Асадом следует заключить перед тем, как появится возможность к какому-либо иордано-израильскому соглашению[279]279
  Ibid. P. 847.


[Закрыть].

В начале марта 1974 года Киссинджер вернулся в столицу Иордании, Амман (еще до того, как в апреле он начал челночные переговоры между Израилем и Сирией). Он рассудил, что Израиль будет благоразумно вести переговоры лишь об одном договоре (следующей на очереди была Сирия), но надеялся подготовить почву для иордано-израильского соглашения по Западному берегу. Последний, оккупированный Израилем, находившийся под его контролем, но населенный в основном палестинцами, был тем форпостом, на котором Организация освобождения Палестины (ООП) хотела выстроить палестинскую государственность. В то время Израиль, Соединенные Штаты и Иордания были очень против того, чтобы в будущих переговорах ООП играла хоть какую-то роль, потому что все они считали ее террористической организацией, созданной для разрушения Израиля и враждебной правительству Иордании. Интерпретации взглядов Киссинджера на ООП очень разнятся, но сам он утверждал, что «главным оружием ООП был террор против людей или групп, связанных с мирными переговорами. Ее политика была радикальной и просоветской»[280]280
  Kissinger. Years of Renewal. P. 352. Согласно обзору 2017 г., взгляды историков на отношение Киссинджера очень различаются. Их обобщил Джеймс Р. Стокер: часть историков рассматривают контакты США с палестинцами как элемент того, что может быть названо политикой «двусмысленной гибкости». Чтобы избежать противостояния арабских государств и их населения, все должно было выглядеть так, будто Соединенные Штаты движутся к признанию прав Палестины. Поэтому контакты с ООП (Организацией освобождения Палестины) могли удовлетворить лишь одну сторону уравнения. Однако Израиль не признал законность притязаний Палестины на территорию под контролем Израиля и противился участию ООП в каких бы то ни было переговорах, даже несмотря на то, что ее легитимность укреплялась. Вот почему Киссинджеру пришлось очень осмотрительно контактировать с ними. В то же время его политический курс не предполагал нанесения вреда палестинцам. Например, Эдвард Шихан писал, что Киссинджер «внутренне не противился притязаниям палестинцев, но питал очень мало сочувствия их освободительному движению». Стивен Шпигель утверждает, что Киссинджер в общем надеялся усилить влияние США через «промежуточные соглашения, которые строились бы вокруг фундаментальных вопросов», таких как роль Палестины. Для Уильяма Квандта и Кэтлин Кристисон причина была в том, что Киссинджер «в упор не видел» важности палестинского вопроса. На другом конце спектра – мнения о том, что Киссинджер не просто стремился игнорировать палестинцев: он активно изыскивал способы подавить их. В такой интерпретации, которую можно назвать «стратегической отсрочкой», контакты с ООП успокаивали арабских лидеров, а еще важнее, позволяли оттянуть время, неопределенно долго не подпуская лидеров ООП к переговорам, в надежде, что где-то, когда-то появится другое решение палестинского вопроса: например, Иордания согласится стать представителем палестинского народа. По мнению Салима Якуба, политика Киссинджера мотивировалась сильным желанием «защитить Израиль от настоятельных требований вывести войска со всех или хотя бы части территорий, которые он занял в ходе арабо-израильской войны 1967 г.». Дуглас Литл утверждает, что «надменное» отношение Киссинджера и Никсона к палестинским фидаинам окрашивало их взгляды. Пол Чемберлен говорит, что политика США имела сильный идеологический компонент: Никсон и Киссинджер поощряли создание антипалестинской коалиции на Ближнем Востоке, уподобляя палестинских повстанцев «американским студентам-радикалам», потому что они тоже «представляют собой международную угрозу порядку и государственной власти». Джереми Сури соотносит этот вопрос с этническим происхождением Киссинджера, делая вывод, что его ближневосточная политика была результатом «тщательно выстроенного мировоззрения немецкого еврея, который стремился защитить дорогие ему ценности и свое наследие – от крайностей политики». Во всех этих отзывах Киссинджер предстает безусловным противником любых дипломатических ходов к признанию палестинских группировок, в особенности ООП. В мемуарах Киссинджера есть свидетельство, которое могло бы подтвердить обе интерпретации (см.: James R. Stocker. A Historical Inevitability? Kissinger and US Contacts with the Palestinians [1973–1976] // The International History Review 39. № 2 [2017]. P. 316–337).


[Закрыть].