Текст книги "История нацистских концлагерей"

Постоянство перемен

Чистка СА и ликвидация Рёма стали звездным часом Теодора Эйке. И возможностью поднять статус подчиненных ему эсэсовских охранников. Отныне они считались не просто охранниками, а «надежной опорой, столпами» нацистского государства, как похвалялся он несколькими неделями ранее, готовыми «сплотиться вокруг нашего фюрера» и защитить его, «яростно атаковав» врагов рейха[441]441
  Приказ Эйке по Лихтенбургу, 2 июня 1934 г., NCC, doc. 148.


[Закрыть].

Эйке мгновенно уловил всю выгоду чистки СА, и не ошибся. Впоследствии он не упустил случая напомнить Гиммлеру о «важности задач», решенных его людьми, продемонстрированной ими «верности, бесстрашия и готовности выполнить любой приказ»[442]442
  Eicke to Himmler, August 10, 1936, NCC, doc. 152.


[Закрыть]. Дахау стал главными подмостками, на которых разыгрывалось смертоубийственное действо, хотя от него не отставали и другие эсэсовские лагеря, где заключенные содержались в нечеловеческих условиях[443]443
  Endlich, «Lichtenburg», 32; Schilde and Tuchei, Columbia-Haus, 35, 123–125; StAMü, StA Nr. 28791/7, Vernehmung K. Launer, May 23, 1949.


[Закрыть]. И, что самое важное, Эйке лично устранил коварного лидера «заговора» против Гитлера Эрнста Рёма. Именно это и стало его своего рода визитной карточкой в кругах СС. В день празднования зимнего солнцестояния в Дахау примерно полтора года спустя Эйке, по свидетельству очевидцев, воскликнул: «Я горжусь, что собственноручно пристрелил этого пидора, эту свинью»[444]444
  StAMü, GStA beim OLG München Nr. 2116, LG München, Urteil, May 14, 1957, 56–59, цит. по 55.


[Закрыть].

Гитлер не забыл услугу, оказанную ему Эйке и его подручными. Всего лишь несколько дней спустя после чистки он присвоил Эйке звание группенфюрера (генерал-лейтенанта) СС, то есть поднял его так высоко, что от рейхсфюрера СС Гиммлера Эйке теперь отделяли всего два звания. Рост статуса СС как самого безотказного инструмента гитлеровского террора отразился в приказе от 20 июля 1934 года, наделявшим «охранные отряды» особым статусом автономии (прежде СС находились в подчинении штурмовых отрядов СА). Глава СС Гиммлер понимал основополагающую роль чистки. Без малого десятилетие спустя он доверил своим людям «поставить к стенке тех, предал своих»[445]445
  Имеется в виду антигитлеровский заговор 20 июля 1944 г. (Примеч. пер.)


[Закрыть]. Но фактически главным бенефициарием резни был сам Гиммлер. Его звезда уже восходила, но чистка ускорила процесс обретения им могущества, которое, в конечном итоге, обеспечит ему всю полноту власти над немецкой полицией и лагерями, хотя главные сражения за обретение власти были еще впереди[446]446
  Цит. в IMT, vol. 29, Rede bei der SS Gruppenführertagung in Posen, October 4, 1943, ND: 1919-PS, здесь 145. См. также: Longerich, Himmler, 184; von Papen, Papen, 30.


[Закрыть].

«Как грибы после дождя» – так Гиммлер описал формирование политической полиции во время нацистского захвата власти[447]447
  Цит. в Breitman and Aronson, «Himmler-Rede», 345.


[Закрыть]. Первоначально земли Германии сами управляли своими войсками. Но вскоре силы были скоординированы, и тем, кто их поставил под единое командование, был Гиммлер. С конца 1933 года он расширил полномочия, ограничивавшиеся одной только Баварией, и за несколько месяцев целеустремленный рейхсфюрер СС подчинил себе силы политической полиции фактически всех германских земель. Последней из оказавшихся в тисках Гиммлера была самая крупная земля – Пруссия, где шла ожесточенная борьба за первенство управления террористическим аппаратом. В конце концов глава Пруссии Герман Геринг 20 апреля 1934 года согласился назначить Гиммлера инспектором тайной государственной полиции Пруссии. Руководитель эсэсовской службы безопасности (СД) Рейнхард Гейдрих был назначен Гиммлером новым главой прусского гестапо с 600 служащими в Берлинском главном управлении и еще 2 тысячами по всему рейху. На бумаге Геринг оставался главой прусского гестапо и на первых порах продолжал играть значительную роль. Но впоследствии его непрерывно уменьшавшееся влияние не шло ни в какое сравнение с таковым его куда более проницательных подчиненных[448]448
  Longerich, Himmler, 165–179, 192–196; Gerwarth, Heydrich, 102.


[Закрыть].

Назначение Гиммлера главой политической полиции Германии – то есть доступ его к по сути неограниченной власти, если это касалось превентивных арестов, – послужило Гиммлеру трамплином для того, чтобы прибрать к рукам и власть над концентрационными лагерями. Гиммлер, в отличие от многих своих собратьев по партии, прекрасно понимал значимость лагерей и еще с конца 1933 года нацелился на них[449]449
  Tuchei, Konzentrationslager, 319.


[Закрыть]. И, заполучив полномочия управления политической полицией, понял, что настало время действовать[450]450
  Первые распространявшиеся на всю территорию рейха указы о применении превентивных арестов имперского министерства внутренних дел апреля 1934 г. подтверждали центральную роль гестапо при решении о помещении подвергнутых превентивному заключению лиц для содержания под стражей в концентрационных лагерях; Wachsmann, «Dynamics», 20–21.


[Закрыть].

Для реализации своих планов Гиммлер обратился к Теодору Эйке. В мае 1934 года, незадолго до чистки СА Рёма, Гиммлер приказал Эйке осуществить «фундаментальную реформу организационных структур» системы лагерей, начав с Пруссии. Гиммлер стремился похоронить несовершенную прусскую модель, заменив ее отточенной в Дахау системой СС[451]451
  Цит. в Himmler to district president in Merseburg, June 15, 1934, in Tuchel, «Theodor Eicke», 65. Относительно даты распоряжения Гиммлера см.: BArchB (ehern. BDC), SSO, Eicke, Theodor, 17.10.1892, Lebenslauf, March 15, 1937.


[Закрыть]. Первым реформированию подлежал Лихтенбург. Эйке, позиционировавший себя как «инспектор концентрационных лагерей», прибыл 28 мая 1934 года и взял под свой контроль лагерь, до этого управлявшийся гражданским директором, чиновником полиции Фаустом, которому номинально подчинялись эсэсовские охранники Лихтенбурга. На следующий день Эйке арестовал Фауста по сфабрикованным обвинениям (бывший директор вскоре по распоряжению Гиммлера был подвергнут превентивному аресту сначала в Берлине, а затем был переведен в Эстервеген). Эйке уволил и двоих полицейских управляющих, бывших подчиненных Фауста. Доверие он решил оказать одиозной личности – коменданту охранников СС. В целях ужесточения режима содержания заключенных Эйке 1 июня 1934 года установил новые правила наказаний заключенных, по сути ничем не отличавшиеся от введенных им в Дахау[452]452
  Tuchel, Konzentrationslager, 162–163; Mette, «Lichtenburg», 144; BArchB (ehem. BDC), SSO, Eicke, Theodor, 17.10.1892, Eicke to Chef des SS-Amtes, June 2, 1934.


[Закрыть]. На следующий день перетряска завершилась первой оформленной в письменном виде директивой охранникам Лихтенбурга: «До сих пор ваше начальство было чиновничьим, а ваш директор – коррупционером, теперь же за вас и за условия вашей службы в ответе будут люди военные. Совместными усилиями мы постепенно заменим плохие кирпичики на хорошие»[453]453
  Приказ Эйке по лагерю Лихтенберг, 2 июня 1934 г., NCC, doc. 148.


[Закрыть].

Вдохновленный перестройкой Лихтенбурга, стремительно осуществлявшейся на протяжении следующих недель, Гиммлер тем временем планировал следующие шаги. В июне 1934 года он устремил взор на Заксенбург (Саксония) и на Эстервеген, самый крупный из государственных лагерей Пруссии. Этот проект был куда более амбициозным, ибо оба лагеря до сих пор охранялись штурмовыми отрядами. Эстервеген должен был стать первым, и Эйке уже планировал прибрать его к рукам в статусе коменданта – даже дата была намечена – 1 июля 1934 года, но тут возьми и начнись кровавая чистка, ускорившая захват эсэсовцами первых лагерей[454]454
  BArchB (ehem. BDC), SSO, Schmidt, Bernhard, 18.4.1890, Eicke to Chef des SS-Amtes, June 21, 1934.


[Закрыть]. СС обосновались не только в Эстервегене и Заксенбурге, как первоначально планировалось, но и еще в двух лагерях СА – Хонштайне и Ораниенбурге[455]455
  О Заксенбурге и Хонштайне см.: Baganz, Erziehung, 251–252; OdT, vol. 2, 132. Дата захвата Эстервегена точно не установлена: новый комендант Лориц должен был приступить к выполнению обязанностей 9 июля 1934 г. (Riedel, Ordnungshüter, 98), но, скорее всего, прибыл к новому месту службы ранее (Drobisch and Wieland, System, 189).


[Закрыть]. Сфера влияния СС продолжала расти, и за ближайшие недели Теодор Эйке был официально назначен инспектором концентрационных лагерей, это произошло 4 июля 1934 года, то есть всего три дня спустя после расстрела Рёма[456]456
  О назначении Эйке на новую должность см.: BArchB (ehem. BDC), SSO, Eicke, Theodor, 17.10.1892, Gesamtdienstbescheinigung, March 30, 1943.


[Закрыть].

Захват Ораниенбурга, самого давнего и самого заметного лагеря СА, символизировал новую гегемонию – СС. 4 июля 1934 года, спустя несколько дней после того, как подразделения полиции разоружили большую часть штурмовиков Ораниенбурга, Эйке торжественно вошел в лагерь. Формирования СС под его командованием (часть из них перебросили сюда из Дахау) окружили лагерь; если верить очевидцу, Эйке прихватил с собой уверенности ради даже пару танков. Но перепуганные штурмовики и не думали давать отпор. Эйке в двух словах объявил о переходе лагеря под начало СС, посоветовав прежним охранникам из СА подыскать себе другую работу. Так что всевластие СА в Ораниенбурге завершилось вздохами разочарования. Новые хозяева между тем решили отметить свое воцарение в лагере Ораниенбург убийством самого известного заключенного Эриха Мюзама. Сначала они попытались довести его до самоубийства. Не вышло. Мюзам хладнокровно раздал личные вещи поддерживающим его заключенным, ясно сознавая, что убийцы могут прийти за ним в любое время. Ночью с 9 на 10 июля 1934 года тщедушного Мюзама увели охранники. Вскоре он был обнаружен повесившимся на бельевой веревке в одной из лагерных уборных – неуклюжая попытка нацистов инсценировать самоубийство. Похороны Эриха Мюзама прошли в Берлине 16 июля, почтить память покойного отважились лишь несколько самых мужественных его друзей и сторонников. Жены Мюзама, Крешенции, все время пытавшейся спасти его, на похоронах не было; она как раз покидала Германию. Оказавшись за границей, она предала огласке факты издевательств нацистов над ее мужем[457]457
  Von Papen, Papen, 25–30; Tuchel, Konzentrationslager, 184–186; Mühsam, Leidensweg, 43–48; Kreiler, «Tod», 106; Hirte, Mühsam, 311.


[Закрыть].

Гиммлер и Эйке торопливо перекраивали лагерную систему. Они не планировали в дальнейшем использовать ни Ораниенбург, ни Хонштайн, посему оба лагеря были закрыты[458]458
  OdT, vol. 2, 132, 180. О роли Гиммлера в закрытии Ораниенбурга, см.: BArchB, NS 4/ Sa 18, Bl. 118: KL Oranienburg to Bürgermeister Fuchs, July 14, 1934.


[Закрыть]. Что же касалось Заксенбурга и Эстервегена, то Эйке тут же постарался превратить их в истинные лагеря СС по примеру Дахау[459]459
  Об инициативах Эйке см.: BArchB (ehem. BDC), SSO, Loritz, Hans, 21.12.1895, Kommandantur Dachau to H. Loritz, June 29, 1934.


[Закрыть]. Новые директивы касательно Эстервегена от 1 августа 1934 года, например, были просто списаны с аналогичных директив для Дахау[460]460
  Riedel, Ordnungshüter, 113. В лагере Заксенбург указания, аналогичные тем, которым подчинялся Дахау, были введены в 1935 г.; Baganz, Erziehung, 266–269.


[Закрыть]. Эйке подыскивал себе служак, которые внесли бы дух СС в обновленные лагеря. Вернувшись в Дахау, он обратил внимание на штандартенфюрера Ганса Лорица, воинственного фанатика-нациста, как и сам Эйке. Вскоре Лориц был назначен новым комендантом Эстервегена. Надо сказать, протеже не разочаровал инспектора концлагерей. Один бывший заключенный вспоминал его слова, сказанные в июле 1934 года: «Сегодня я принял лагерь. В отношении дисциплины я – свинья»[461]461
  Riedel, Ordnungshüter, 85–116, цит. по 116. В Дахау Лориц запомнился Эйке в должности главы филиала «SS-Hilfswerk», лагеря австрийских эсэсовцев.


[Закрыть].

Теодор Эйке, по-прежнему оставаясь в Дахау, продолжал объезд владений, наведываясь и в другие лагеря СС[462]462
  IfZ, F 13/6, Bl. 369–382: R. Höss, «Theodor Eicke», November 1946, здесь 372.


[Закрыть]. Затем, 10 декабря 1934 года, Гиммлер пожаловал ему постоянное место дислокации в соответствии с новой должностью. Сам выбор местоположения демонстрировал внимание Гиммлера к лагерям – Эйке перебрался в столицу Третьего рейха Берлин. Как часть государственной бюрократии, вновь созданная Инспекция концентрационных лагерей (ИКЛ) размещалась в пяти кабинетах на первом этаже здания гестапо на Принц-Альбрехт-штрас се в доме номер 8. Несмотря на близость, Гиммлер, однако, предпочел пространственно отделить ИКЛ Эйке от Gestapo (Geheime Staatspolizeiamt) Гейдриха[463]463
  Himmler directive, December 10, 1934, NCC, doc. 72; Rürup, Topographie, 13; Tuchel, Konzentrationslager, 209–210, 220, 294, 347–348. И Эйке, и Гейдрих подчинялись Гиммлеру в двойном порядке – и как офицеры СС, и как государственные служащие.


[Закрыть]. Эти два субъекта, не терпевшие друг друга, тем не менее вынуждены были тесно сотрудничать. Гейдрих добился пусть виртуальной, но монополии по вопросам превентивного заключения, обладая полномочиями бросать в концлагеря и выпускать на свободу кого угодно из подозреваемых, а вот все организационно-административные вопросы касательно концентрационных лагерей решал Эйке[464]464
  Himmler memorandum to the Gestapo, July 8, 1935, NCC, doc. 73; Sydnor, Soldiers, 21–22; BArchB, R 58/264, Bl. 50–52: Heydrich Anordnung, May 31, 1934. KL commandants could appeal to Himmler if they objected to a Gestapo release order; ITS, ARCH/ HIST/KL Lichtenburg 2, Bl. 86: IKL to LK, November 6, 1936.


[Закрыть].

Статус Эйке упрочился после вывода его охранников из подчинения общим СС (в точности так же, как и гестапо было выведено из подчинения регулярной полиции). Это был значительный субординационный сдвиг, предпринятый Гиммлером, – 14 декабря 1934 года рейхсфюрер СС возвысил охранников лагерей до уровня отдельной структуры СС, что автоматически добавило их главе Эйке еще одну должность: отныне он стал инспектором концентрационных лагерей и частей охраны СС (Inspekteur der Konzentrationslager und SS-Wachverbande). Безусловно, Эйке не был полностью отделен от администрации СС, в особенности в том, что касалось финансовых и кадровых вопросов, кроме того, он все еще находился в формальном подчинении у главы вновь созданного Главного управления СС (до лета 1939 года). На практике тем не менее Эйке нередко игнорировал субординационные предписания, обращаясь непосредственно к Гиммлеру[465]465
  Tuchel, Konzentrationslager, 210, 223–225, 229, 238–240; Kaienburg, Wirtschaftskomplex, 59–60.


[Закрыть].

К концу 1934 года всего за несколько месяцев Гиммлер и Эйке заложили основу общенациональной системы концентрационных лагерей СС. Пока что это была небольшая сеть из пяти концентрационных лагерей – управляемая и укомплектованная частями охраны СС – под зонтиком новой инспекции в Берлине[466]466
  Имелись в виду Дахау, Лихтенбург, Эстервеген, Заксенбург и Коламбия-Хаус (Берлин); см. также карту 2.


[Закрыть]. Но будущее этой системы СС оставалось туманным, поскольку концентрационный лагерь как институт еще не утвердился в качестве постоянной и неотъемлемой структуры. Более того, в 1934 году многие считали, что в скором будущем лагеря вообще отомрут.

Едва успел возникнуть Третий рейх, как началось перетягивание каната – борьба за то, каким ему быть: какой вид диктатуры он должен представлять собой? Ныне ответ на данный вопрос очевиден. Но нацистская Германия не следовала по проторенным дорогам к вершинам террора. Первоначально некоторые влиятельные фигуры в государстве и партии предсказывали различные варианты будущего Германского рейха. Они предпочли бы авторитарный режим, связанный законами, проводимыми в жизнь традиционным государственным аппаратом. Правда, они приняли или приветствовали ничем не ограниченные репрессии 1933 года как средство стабилизации режима. А чистку СА Рёма они рассматривали как последний акт нацистской революции, проложивший путь диктатуре, основанной на авторитарном законе. Теперь уже больше не было нужды ни в деспотическом насилии, ни в не подчинявшихся никаким законам лагерях, которые лишь вредили имиджу рейха как в стране, так и за ее рубежами[467]467
  Herbert, «Gegnerbekämpfung», 60–61. См. также: memorandum by Reichsbank president Schacht, May 3, 1935, in Hockerts and Kahlenberg, Akten, 567–570; German ambassador to Great Britain report, January 26, 1935, NCC, doc. 278; Longerich, Himmler, 203; Gruchmann, Justiz, 545–547.


[Закрыть].

Государственные чиновники предприняли ряд предварительных шагов для обуздания лагерей еще весной и летом 1933 года, в то время как часть печатных изданий уверяли читателей в том, что лагерям никогда не стать характерной чертой новой Германии[468]468
  См.: PMI, circular, April 24, 1933, NCC, doc. 6; Krause-Vilmar, Breitenau, 107.


[Закрыть]. Эти попытки набрали ход к концу года и исходили от человека, от которого трудно было ожидать подобных идей: от премьер-рейхсминистра Пруссии Германа Геринга. Как только первая волна нацистского террора пошла на убыль, Геринг, неизменный сторонник сильного государства, стал позиционировать себя как респектабельный государственный деятель, всеми силами поддерживающий законность и правопорядок[469]469
  Tuchei, Konzentrationslager, 93–94; Kube, «Göring», 78.


[Закрыть]. По завершении «стабилизации национал-социалистического режима» он в начале декабря 1933 года объявил в нацистской прессе о якобы предстоящих массовых освобождениях из прусских лагерей. В общей сложности на свободу должны были выйти до 5 тысяч заключенных в ходе так называемой Рождественской амнистии, то есть почти половина всех подвергнутых превентивным арестам[470]470
  Цит. в Prussian MPr, announcement, December 9, 1933, NCC, doc. 18. См. также: Tuchei, Konzentrationslager, 104–105; Drobisch and Wieland, System, 136–137. Об амнистиях в целом по Германии в конце 1933 г., см.: Baganz, Erziehung, 223–224.


[Закрыть]. Большинство из них были рядовые члены оппозиционных партий или же сочувствующие левым; других арестовали за недовольство режимом[471]471
  О социальном происхождении см.: Pingel, Häftlinge, 25, 51.


[Закрыть]. Но власти освободили и некоторых известных деятелей, среди них Фридриха Эберта, который после освобождения из лагеря отошел от политики и занимался лишь принадлежавшей ему бензозаправочной станцией в Берлине[472]472
  Schumacher, M.d.R., 302. Эберт уцелел и стал одним из высокопоставленных функционеров СЕПГ в ГДР.


[Закрыть].

В течение всего 1934 года число первых лагерей непрерывно снижалось. Герман Геринг продолжал свою кампанию и публично и конфиденциально, нередко вместе с Гитлером. Он был поддержан рейхсминистром внутренних дел Вильгельмом Фриком, еще одним преданным и верным нацистом, который подверг резкой критике злоупотребление превентивным заключением, указав на то, что лагеря исчезнут[473]473
  Взгляды Фрика изложены в Rdl to Landesregierungen etal., April 12, 1934, in Repgen and Booms, Akten, vol. 1/2, 1235–1238. См. также: Там же, 1200; Gruchmann, Justiz, 547–549; FZH, 353–331, «Schutzhaft», Frankfurter Zeitung, March 13, 1934.


[Закрыть]. По мере консолидации режима на свободу выходило все больше и больше заключенных (среди них Вольфганг Лангхоф в конце марта 1934 года), и все меньше становилось арестов; в Пруссии в предупредительном заключении на 1 августа 1934 года оставалось всего 2267 заключенных вместо 14 906 годом ранее[474]474
  BayHStA, Staatskanzlei 6299/1, Frick to Sk Bayern, October 5, 1934; BArchB, R 43 11/398, Bl. 92: Übersicht Schutzhaft, без указания даты; Langhoff, Moorsoldaten, 315.


[Закрыть]. Первые лагеря исчезали. Больше десятка их было закрыто в Пруссии, и не только там за первые несколько месяцев 1934 года, включая Бранденбург, Зонненбург и Бредо[475]475
  Drobisch and Wieland, System, 140.


[Закрыть].

После прямого вмешательства Гитлера в 1934 году закрылись и другие лагеря. В начале августа 1934 года незадолго до того, как плебисцит поддержал Гитлера как фюрера и рейхсканцлера, он решил сыграть на публику, объявив о широкой амнистии для политических и других преступников. И что самое важное – великодушный жест Гитлера распространялся и на лагеря. Он распорядился о проведении экстренной проверки всех случаев превентивных арестов, об освобождении заключенных, арестованных за мелкие проступки, а также тех, кто, скорее всего, не представлял более угрозы для режима[476]476
  GStA PK, I. HA, Rep. 77, Nr. 484, Bl. 115: Hitler to Landesregierungen и др., August 7, 1934; Gruchmann, Justiz, 334–336.


[Закрыть]. Несмотря на то что и гестапо, и СС отнеслись к его инициативе без особого восторга – оба ведомства наотрез отказались освободить таких узников, как Карл фон Осецки и Ганс Литтен, – большинство заключенных, подвергнутых превентивному аресту, выпустили. В Пруссии после амнистии Гитлера оставалось всего 437 узников; к октябрю 1934 года в Эстервегене – последнем оплоте комплекса концлагерей в Эмсланде, первоначально сооруженном из расчета на 5 тысяч заключенных, – содержалось приблизительно 150 человек[477]477
  BayHStA, Staatskanzlei 6299/1, Frick to Sk Bayern, October 5, 1934; Hett, Crossing, 205–207. For SS guards, ITS, ARCH/KL Sachsenburg 1, Bl. 6: Beurteilung A. Cieslok, September 7, 1934. For Esterwegen, см.: Lüerßen, «Wir», 465.


[Закрыть]. Быстрое снижение количества и наполнения лагерей было общеизвестным фактом. В конце августа 1934 года Геринг распорядился сообщить в прессе о закрытии Ораниенбурга, добавив, что число превентивных арестов «значительно сократится» в будущем, а правонарушители будут «немедленно передаваться в суд»[478]478
  GStAPK, I. HA, Rep. 90P, Nr. 137, Bl. 63: «Weitere Schutzhaftentlassungen», без указания даты см. также: Tuchei, Konzentrationslager, 187.


[Закрыть].

Судебный аппарат – с его сотнями тюрем – был готов прийти на замену лагерям. Немецкая система юридических учреждений с начала 1933 года подверглась существенным изменениям. Хотя в основном ею все еще управляли национал-консерваторы, такие как ветеран рейхсминистр юстиции Франц Гюртнер, она стала верным слугой нацистского режима. Критически настроенные чиновники были уволены, фундаментальные правовые принципы отброшены за ненадобностью, были учреждены новые суды, а законы ужесточены. Немецкие юристы всецело поддержали эту тенденцию. Результатом стало значительное увеличение числа государственных заключенных – от ежедневного среднего числа приблизительно 63 тысячи человек в 1932 году до свыше 107 тысяч летом 1935 года, включая по крайней мере 23 тысячи политических заключенных. Гюртнер и другие юристы открыто заявляли нацистским лидерам: враги режима должны быть наказаны, пусть законы будут более жесткими, и это даст возможность отказаться от превентивных арестов. Если будет в наличии столь радикальная система юридических институтов, к чему в таком случае концентрационные лагеря?[479]479
  Wachsmann, Prisons, 68–71, 112–118, 372–375, 392–393.


[Закрыть]

Для поддержания своей концепции юридические чиновники ссылались на суровый режим содержания в тюрьмах. В 1933 году высокопоставленные юридические чиновники пообещали превратить тюрьмы в «дом ужасов», как выразился один из них. Были введены более жесткие режимы содержания, а тюремные рационы урезаны[480]480
  Цит. в Sarodnick, «Haus», 347. Более широко см.: Wachsmann, Prisons, 83–101, 375–376.


[Закрыть]. Наглядным примером ужесточения тюремного режима стала сеть лагерей в Эмсланде. Шагом юристов Германии, подводившим итог их стремлениям ограничить число незаконно задержанных, стал в апреле 1934 года перевод первых лагерей, Нойзуструма и Бёргермора, под свою опеку; в упомянутых лагерях вместо подвергнутых превентивному аресту теперь содержались обычные заключенные тюрем. К 1935 году имперское министерство юстиции осуществляло управление шестью лагерями в Эмсланде и, соответственно, более чем 5 тысячами заключенных. Правила, условия содержания и лечение были ужасающими – 13 подтвержденных смертельных случаев среди заключенных в одном только 1935 году. Высокий уровень насилия объяснялся главным образом тем, что большую часть персонала охраны составляли бывшие лагерные охранники из СА. Ими руководил тоже ветеран первых лагерей, не кто иной, как штурмбаннфюрер СА Вернер Шефер, которого органы правовой защиты в апреле 1934 года сняли с должности коменданта Ораниенбурга. Назначенный государственным служащим, Шефер служил в лагерях для военнопленных в Эмсланде до 1942 года, и за этот период в лагерях здесь погибли несколько сотен заключенных[481]481
  Wachsmann, Prisons, 101–111, 398–399. См. также: Knoch, «Willkür», 39–44.


[Закрыть].

Если юридические чиновники, как правило, закрывали глаза на происходившее в подведомственных им тюрьмах, то злодеяния в лагерях СС волновали их куда больше. Правда, здесь можно усмотреть элемент сговора – убийства, совершенные в ходе чистки СА Рёма, сознательно выносились за скобки[482]482
  Wachsmann, Prisons, 168.


[Закрыть]. Однако теперь, когда первые лагеря, судя по всему, исчезали из обихода, в середине 1930-х годов были начаты уголовные расследования в отношении как минимум десяти лагерей. Самым громким стало следствие по делу бывших охранников СА из Хонштайна, повлекшее за собой закрытие лагеря. В оправдание доверия, оказанного им нацистами, органы правовой защиты были готовы не обращать внимания на преступления, совершенные из мести за коммунистические «заблуждения» или по «политическим причинам». Но судьи были непреклонны в отношении спонтанных злодеяний. В их представлении в Третьем рейхе не было места садистским перехлестам, таким как в лагере Хонштайн, и 15 мая 1935 года региональный суд Дрездена приговорил 23 человека из штурмовых отрядов к срокам от десяти месяцев до шести лет, причем к шести годам был приговорен бывший комендант лагеря[483]483
  RJM proposal, без указания даты (1935), IMT, vol. 26, ND: 785-PS, цит. на с. 308; Baganz, Erziehung, 286–289; Gruchmann, Justiz, 368–371.


[Закрыть].

Оказаться на скамье подсудимых пришлось и эсэсовцам. Весной 1934 года региональный суд Штеттина осудил семь эсэсовцев, включая и бывшего коменданта незадолго до этого закрытого лагеря Бредо, по обвинению в нанесении тяжких телесных повреждений и за другие правонарушения. Всех семерых приговорили к 13 годам тюрьмы. Этот случай широко освещался в германской прессе и был частью плана Геринга выставить себя гарантом правопорядка. Не желая от него отстать, Гитлер, выступая перед депутатами рейхстага 13 июля 1934 года по завершении акции против Рёма, не упустил возможности объявить, что три эсэсовца из охраны лагеря (в Штеттине) были расстреляны в ходе чистки по причине их «омерзительных издевательств над подвергнутыми превентивному аресту заключенными»[484]484
  Цит. в Domarus, Hitler, vol. 1, 422. Hitler did not mention the Stettin camp by name. Among the executed men was the former commandant. Более широко см.: «Ein Interview Ministerpräsident Görings über die Sicherheit in Deutschland», VöB, April 22–23, 1934; Rudorff, «Misshandlung», 62–63; Gruchmann, Justiz, 348–352; RJM proposal, без указания даты (1935), IMT, vol. 26, 311, ND: 785-PS.


[Закрыть]. Пригляделись даже к концентрационным лагерям под управлением и шефством Эйке, что привело к арестам и приговорам старших офицеров из Эстервегена и Лихтенбурга[485]485
  Gruchmann, Justiz, 364–365; Tuchei, Konzentrationslager, 83, 163, 181–183, 387.


[Закрыть].

СС были вынуждены защищаться[486]486
  В целях согласования действий Гиммлер отдал комендантам лагерей распоряжение незамедлительно информировать лично его о каждом случае насильственной смерти заключенных; BArchB, NS 4 Bu/12, Eicke to LK, May 24, 1935.


[Закрыть]. Их репутация и так оставляла желать лучшего: «Мне известно, что есть люди в Германии, которых при виде черной формы в дрожь бросает», – признавался Гиммлер – а юридические расследования лишь усугубляли положение, причем как раз тогда, когда будущее системы концлагерей вызывало сомнение[487]487
  Выступление Гиммлера на конгрессе крестьян Рейха, 12 ноября 1935 г., см.: Noakes and Pridham, Nazism, vol. 2, 301–302. Гестапо обвиняло западную прессу в нагнетании напряженности, создании «в общественном мнении Германии чувства неприятия лагерей»; Gestapo to Foreign Ministry, March 12, 1935, NCC, doc. 263.


[Закрыть]. Эйке протестовал против «ядовитых» атак, «служащих одной-единственной цели – систематическому подрыву доверия к руководящей роли государства»[488]488
  Эйке – цитируется в Best to Göring, September 27, 1935, NCC, doc. 120. См. также: Gruchmann, Justiz, 647; Dillon, Dachau, ch. 4.


[Закрыть]. Между тем органы правовой защиты продолжали подрывать авторитет концентрационных лагерей. Летом 1935 года рейхсминистр юстиции Гюртнер, которого Эйке воспринимал как личного врага, предложил, чтобы всем лагерным заключенным предоставили возможность юридической защиты. Данное предложение было поддержано многими адвокатами и видными деятелями протестантской церкви Германии[489]489
  Gruchmann, Justiz, 564–570. См. также: BArchB, R 3001/alt R 22/1467, Bl. 74–75: Evangelische Kirche to RJM, May 4, 1935. О мнении Эйке о Гюртнере см.: BArchB (ehem. BDC), SSO, Eicke, Theodor, 1710.1892, Lebenslauf, March 15, 1937.


[Закрыть].

К 1935 году система концентрационных лагерей СС – только что созданная – попала под серьезное давление. Концлагеря оказались в серьезном кризисе – под сомнение была поставлена законность их существования; многим в те дни казалось, что дни их сочтены. Но Генрих Гиммлер был на этот счет иного мнения. В декабре 1934 года он предостерег Геринга относительно «упразднения учреждений, которые в настоящее время являются наиболее эффективным средством борьбы с врагами государства»[490]490
  Himmler to Göring, December 6, 1934, NCC, doc. 71.


[Закрыть]. Гиммлер готов был сражаться до последнего ради выживания концентрационных лагерей и, соответственно, ради упрочения и расширения своего могущества, а также и потому, что видел в них один из способов спасения Третьего рейха[491]491
  См. также: Tuchei, Konzentrationslager, 212, 306.


[Закрыть].