Текст книги "Я встретил себя (сборник)"

Формула счастья
(Из дневника Ирины)

Моей подруге, знавшей меня с детских лет, не исполнилось и тридцати восьми, когда она тяжело заболела и вскоре скончалась. Если бы я сказала ей то, что знаю сейчас, может быть, она осталась жива.

Людмила неважно училась, но была очень весёлым, увлекающимся человеком. Мы с ней играли в детском кукольном театре, писали стихи, сочиняли пьесы. Нам никогда не было скучно вместе. Однажды мы поклялись друг другу, что наша дружба будет вечной! И ещё – что мы будем счастливы.

– Но мы ничего не знаем о счастье, – вдруг сказала Людмила. – Мы не знаем формулы счастья. Мы знаем много формул, с их помощью решаем задачки и по математике, и по физике, но мы не знаем формулы, которая бы помогла сделаться счастливыми.

– Мы обязательно узнаем её, – ответила я, – и будем жить счастливо!

Людмила вышла замуж раньше меня. Муж попался, как говорят, «всё в дом», хозяйственный. И закипела у них жизнь. Сначала ютились в комнатке рядом с мамой, но, вопреки препятствиям, вскоре родили двух мальчиков – погодков. Затем получили квартиру, купили землю, построили дачу, купили машину… Людмила работала бухгалтером, а вечерами шила тапочки, обычные домашние тапочки на продажу. Володя подрабатывал вечерами, летом промышлял в тайге на заготовках. В доме появился достаток. Но маховик уже по инерции крутил ту же песню: обновить машину, перестроить дом на участке – старый уже мал, ещё и ещё. С Людмилой мы встречались очень редко. А когда встречались, то наш разговор неизбежно сводился к деньгам, заработкам, машинам и дачам. Мне стало с ней неинтересно. Я пыталась говорить о другом. Но всё было напрасно, Людмила могла думать только о материальных благах и путях, на которых их возможно приобрести. Каждый раз, приезжая к Людмиле, я ожидала какого-нибудь чуда, надеялась, что она вдруг вспомнит что-то важное, прежнее, и мы снова будем дружны и понятны друг другу. И даже наши семьи смогут сделаться ближе. Но чуда не происходило.

Однажды я нашла в почтовом ящике письмо от подруги с просьбой о помощи. Я, забыв о делах, помчалась к ней. Людмила сидела за столом, – худая, изработавшаяся, с синими кругами под глазами от бессонных ночей, проведённых за шитьём тапочек. Она достала из тумбочки бутылку коньяка, до времени схороненную от мужа и отчима, и поставила её на стол. Поправила скатерть и нечаянным движением спрятала от моего взгляда свои исхудавшие и разве что не посиневшие ноги. Хотя когда-то эти ноги были её козырем. Когда мы с ней ходили на вечера, она распускала свои тяжёлые русые волосы и выставляла вперёд красивую ногу, – от мальчишек не было отбоя. Она не пропускала ни одного танца. Конечно, Людмила носила мини-юбку, за что её сильно ругали школьные учителя. Да, ещё у неё была длинная шея! Мы с нею даже соревновались – у кого длиннее. Я помню, что расстроилась потому, что у меня шея оказалась короче. Я смотрела на Людкины крашеные жидкие чёрные волосы. Куда что подевалось? И, может быть впервые, я почувствовала, что выгляжу интереснее Людмилы.

Людмила рассказала, что ей изменил муж. Это было для неё страшной трагедией. Она всё время повторяла: «Найди мне мужика, я хочу отомстить ему!» Людмиле сделалось совсем плохо – она уснула прямо за столом и долго не просыпалась. Вызвали «скорую помощь», и трое суток её приводили в сознание врачи. Одним словом, тогда она оказалась на краю гибели.

Спустя некоторое время она навестила меня и выглядела уже вполне устроенной и независимой женщиной. Она рассказала, что занялась продажей дублёнок. Челночила по польским рынкам, а затем сбывала на наших барахолках. Страсти утихли. Людмила обзавелась любовником и напарником одновременно. «Поехали со мной, сколько можно в нищете жить, – звала она. Людмила одевалась во всё лучшее, но выглядела всё хуже. Однажды приехав к ней, я испугалась, увидев безобразный шрам на её лице. Оказалось, что по причинам влажного польского климата и частой смены климатических поясов у неё начался фурункулёз, который пришлось оперировать. Косметических хирургов под рукой не оказалось, – только обыденные и добросовестные. Как всегда, Людмила была прекрасно одета, но эта красивая одежда только подчёркивала её обезображенное, страшное лицо.

Людмила повела всё тот же разговор о прибыли и бизнесе, а мне хотелось крикнуть: «Ты сумасшедшая! Деньги превратили тебя в смерть, только косы не хватает!» Но я не крикнула, я сдержалась, я уехала, и мы не виделись несколько лет. После я получила письмо, в котором моя подруга сообщила, что они с мужем сдали квартиру, а сами уехали в село, в намерении сделаться фермерами, и даже купили трактор. Приглашала к себе в гости с детьми, но я не поехала.

И вот однажды, проезжая мимо прежней квартиры своей подруги, я решила заглянуть и узнать о них. Дверь мне открыл её сын и сказал, что мама умерла. Мне захотелось закричать и заплакать. Денежная плита всё-таки раздавила её.

Однажды мой муж сказал, что, если он узнает истину, то станет Богом. Глупости. Если бы мы знали истину, то стали бы, наверное, просто счастливыми людьми. Но прошло много-много лет, и всю жизнь я стремилась найти Формулу счастья. Людмила посчитала, что счастье в деньгах, но ошиблась, и её уже нет.

Мы в своей семье сохранили любовь и бережное уважение друг к другу – поверьте, это было не просто сделать, потребовалось много терпеливого труда. Я думаю, что в любви и заключается Формула счастья. Об этом свидетельствует весь наш жизненный опыт – Формула счастья – это любовь! Если бы я узнала об этом раньше! Моя Людка, моя Людмилочка могла бы жить, а не гнить на кладбище в самом расцвете сил! Мы считаем себя образованными и умными людьми – какое заблуждение! Мы можем знать тысячи математических формул и не быть образованными, если не знаем простой Формулы счастья. Любовь – вот и вся Формула счастья. Если мы живём по Формуле счастья – мы духовные, умные люди, но если знаем, но не пользуемся Формулой счастья в решении наших жизненных задач, грош цена нашей образованности и всем трудам и заботам нашим. Но я слишком поздно поняла, что именно нужно было беречь и копить, оберегать и за что страдать и над чем трудится.

Людмила меня уже не услышит…»

Вместо размышлений

Откуда взялась эта история? Всё просто. Когда я сидел за компьютером и работал над очередной главой этой книги, подошла жена и протянула старую тетрадь.

– Что это? – спросил я.

– Мой дневник. Иногда, когда мне было очень трудно жить, я делала в него записи.

– А тебе что, со мною было трудно жить? – с несколько уязвлённым самолюбием спросил я.

– Было, – просто сказала жена. – Тебе можно прочитать вот от этой и до этой страницы.

– А другие страницы? – спросил я.

– Я не разрешаю, а ты как хочешь, тебе потом стыдно будет. Не мне, а тебе.

– Тогда зачем даёшь мне свой дневник и искушаешь меня?!

– Прочитай вот эти страницы, может быть, они пригодятся для твоей книги.

Такого поворота я не ожидал. Я тут же прочитал несколько страниц рукописного текста. И понял, что Ира чувствует, всё ещё чувствует свою вину перед подругой за то, что не спасла её, не сумела спасти. И не в счёт множество вполне обоснованных причин, почему это было невозможно сделать. Она носила в своём сердце боль невыполненной клятвы в вечной дружбе.

Она принесла мне свой дневник, свою личную тайну с надеждой, что, может быть, где-нибудь в квартире миллионного города или в доме далёкой сибирской деревни эту книгу прочитает юная Людмилочка, задумается и… не погибнет.

В помощь учителям и родителям

1. Дружеские отношения связывают людей не только по общности их интересов и вкусов, но и по тому, какие общие цели ставят люди перед собой.

– Что объединяет героиню рассказа Ирину с её подругой Людмилой?

– Как вы понимаете выражение «формула счастья»? Ведь именно её пытались узнать молодые подруги.

2. Как строилась жизнь Людмилы с того момента, когда она вышла замуж. Обрела ли своё счастье молодая женщина? В чём оно?

3. После очередной встречи с подругой Людмилой наша героиня призналась: «Мне стало с ней неинтересно». Почему?

– Что произошло в дальнейшей жизни Людмилы?

– Какие детали её внешности указывают на то, что хоть и «одевалась она всё лучше, но выглядела хуже». Зачитайте примеры из текста.

– Была ли формула счастья у Людмилы? Если была, то какая?

4. Указывая на ошибку, совершённую подругой, Ирина с сожалением произносит: «Денежная плита всё-таки раздавила её». Объясните данное выражение.

5. Своё понимание формулы счастья у Ирины. Как она сама говорит об этом? Согласны ли вы с её доводами? Чья формула жизни, Людмилы или Ирины, вам ближе? А вашим родителям?

Самостоятельная работа

1. Из текста рассказа выберите фразу, которая могла бы стать выводом из темы, поднятой автором. Запишите данный вывод в тетрадь.

2. Письменная работа. Напишите небольшое сочинение на тему: «Как стать счастливым человеком?»

3. Подберите 2–3 цитаты известных людей о счастье. Выпишите их в тетрадь. Чью точку зрения вы поддерживаете в этом вопросе? Объясните.

4. Пользуясь словарями, найдите значения слов: счастье, дружба, выгода.

Модная шляпка

– Как хорошо солнце греет спину, я благоухаю! Да, Георгий Васильевич, а была бы метель – нашёл бы и в ней что-нибудь утешительное. Я достиг возрастного потолка и теперь вижу то, что не понимал раньше. Вот с этих позиций и вы попытайтесь понять новый стихотворный виток моей последней «орбиты».

– Да, да, – задумчиво согласился Георгий Васильевич, рассеянно оглядываясь по сторонам.

Они шли втроём по прогретому солнцем городу: Георгий Васильевич – высокий, грузный, устало кивающий седовласой головой; Казаков – старый приятель и неудавшийся стихотворец, который сам себя однажды сравнил с бородатым древлянским божком, он и впрямь напоминал шустрого колдуна из дремучего леса; жена Георгия Васильевича – статная женщина в возрасте, не потерявшая своего обаяния, поздняя любовь Георгия Васильевича. Глядя на них, всегда казалось, что Георгий Васильевич и Мария Александровна умрут в один день, потому что их невозможно представить отдельно друг от друга.

Мария Александровна не любила «литературный трёп», шла молча, прижавшись к руке мужа, и старалась не слушать, но и не мешать словоохотливому Казакову.

Была весна, поздняя весна, когда зелёное марево обволакивает деревья, окна после зимы вымыты, легки и прозрачны, бордюр свежевыбелен, и хорошее настроение оттого, что всё тепло лета ещё впереди.

А Казаков продолжал широко размахивать руками и говорить:

– Возможно, вам показалась неважной моя прошлая тематика, но вот последний, завершающий стих новой подборки. На мой взгляд, вы просто не можете не взять его в журнал, столь органично он будет смотреться в нём. И конечно, было бы совсем здорово, если бы к нему вы пристроили пару других стихов.

Георгий Васильевич слушал Казакова и удивлялся его энергии: человек, проживший суетную жизнь, не перегорел, не успокоился, остался по-молодому напорист и эгоистичен. Георгию Васильевичу трудно было разговаривать с Казаковым откровенно, у него не хватало мужества сказать правду, что, мол, старик, всё у тебя хорошо, и рифма, и размер, и тематика твоя, прошлая и настоящая, и мысли есть, и чувства присутствуют, но поэзии в твоих стихах нет. Нет по-э-зи-и! Как это объяснить человеку, который всю жизнь стихотворил, но не стал поэтом. Сказать такое – значит убить. И Георгий Васильевич терпел и слушал.

В редакцию приходили тонны стихов, особенно весной. Видимо, это было связано с непогодой, но ему от этого объяснения не становилось легче, он не мог сказать, чтобы все они перестали писать, тратить время, а лучше бы шли на грядку, выращивали морковку – и вкусно, и полезно. Но, вечное «но», Георгий Васильевич уважал своего старого товарища за то, что тот поднимался с рассветом и корпел над тетрадкой стихов, силясь сказать миру нечто самое сокровенное.

Размышления Георгия Васильевича прервала жена:

– Гоша, – позвала Мария Александровна, показывая на ряд лотков, выставленных около магазинов, – я хочу мороженого, и посмотри, какие милые шляпки.

Георгий Васильевич сжал её руку, посмотрел на роскошную выставку модных летних шляпок около магазина, думая, что на мороженое он денег найдёт, но о шляпке пусть не мечтает, редакционные дела не позволяют надеяться на шляпку. Было время, когда он баловал жену и цветами, поздравляя с буднями, как с праздником, радовался и часто ловил себя на том, что эти подарки приносят больше удовольствия ему, чем ей. Да, когда-то он мог себе позволить быть расточительным, но то время высокой зарплаты и легкомысленных поступков прошло.

– Маша, нехорошо перебивать человека, – ответил он.

Новое время родило новых коммерсантов, теперь покупатели не бегали за продавцами, а напротив, продавцы выносили свои товары на тротуар – только покупай. За стеклянными столиками блистали юные создания в фирменных приталенных халатиках, всегда с улыбкой и готовностью что-нибудь продать. Как это было непохоже на привычных ещё недавно продавщиц, нависавших над весами своим тяжёлым бюстом.

Георгий Васильевич задумчиво вздохнул и обратился к Казакову:

– На неделе у нас намечено заседание редколлегии, мы обязательно обсудим вашу подборку стихов.

– Это будет совершенно замечательно! – подхватил Казаков. – Вы думаете, почему я так жажду публикаций? Я вам скажу: хочу помереть с чистой совестью перед теми, кого уже нет, и кто вживе, но говорил обо мне добрые слова.

Георгию Васильевичу это признание Казакова не показалось откровенным, оно вызывало только жалость к автору, но, в конце концов, не так важно, по какой причине Казаков хотел публиковаться.

И опять перебила Мария Александровна:

– Гоша, вы пока разговариваете, я примерю шляпку.

– На кой она тебе, Маша?

– Да я не буду покупать, но примерить-то можно?

– Зачем примерять, – возмутился Георгий Васильевич, – если мы всё равно не купим? Что за прихоть? – он повернулся к Казакову. – Извините нас.

Георгий Васильевич вдруг поймал себя на том, что злится теперь не на Марию, а на себя, и не потому, что зарплата не позволяет купить жене модную шляпку, а потому, что он потерял способность дарить ей, любимой женщине, красивые безделушки и совершать безумные поступки. Новое время не пощадило его, оно заставило быть прагматичным.

– Продолжайте, – буркнул Георгий Васильевич своему товарищу.

Но продолжить Казакову не дали. Перед Марией Александровной вырос молодой человек в чёрном щегольском костюме с яркой вышивкой на грудном кармане – «Салон модных шляпок», в руках он держал белую прозрачную шляпку.

– Мадам! Обратите внимание, это именно то, что сделает вас ещё более элегантной. Только что из Парижа.

– Прелесть, – согласилась Мария Александровна, её глаза радостно заблестели.

– Извините, молодой человек, нам не нужна шляпка, – Георгий Васильевич взял Марию Александровну за руку и попытался обойти продавца. Но не тут-то было. Продавец оказался шустрым и уверенным.

– Мадам, эта шляпка сделает вас ещё прекраснее. К зеркалу, мадам! За погляд денег не берём.

Георгий Васильевич вновь, но уже более решительно, попытался обойти молодого нахала. Продавец поймал локоть Марии Александровны и только теперь, будто впервые, увидел Георгия Васильевича.

– Дедок, ты что, не видишь, я с дамой разговариваю, – в тоне продавца уже не было любезности, он смотрел на Георгия Васильевича пристальным и холодным взглядом.

Георгий Васильевич всегда отличался сдержанным характером. И мало кто знал, что в этом внешне мягком человеке хоронится очень решительная натура. Все чувства вдруг объединились в одну злобу: на себя, на стихотворца Казакова, на продавца, схватившего за руку его жену. Георгий Васильевич забыл про возраст, про инфаркт, про боль в пояснице, извернулся и врезал сопляку в нос. Шляпка взвилась, пролетела круг и лёгким бесшумным бумерангом упала к ногам продавца, как раз в тот момент, когда из его разбитого носа закапала кровь. Тёмно-красные пятна обезобразили кокетливый головной убор и напомнили, что жизнь это всё-таки жестокая реальность.

Двое охранников в камуфляжной форме, с наручниками, притороченными к поясу, и с дубинками в руках уже бежали к месту схватки. Охранники – народ решительный, работали споро. Досталось и Георгию Васильевичу, и незадачливому стихотворцу Казакову – их повалили наземь и сковали руки.

– Что вы делаете! – кричала возмущённая Мария Александровна. – Что же вы делаете! Они пожилые люди, и за что?! – Мария Александровна наскочила на охранников. – Вы знаете, кого вы ударили? Вы почётного гражданина города ударили – Потапова Георгия Васильевича! – и она перечислила несколько званий и титулов своего заслуженного мужа.

Встревоженный таким известием, побитый продавец исчез в магазине. Охранники потоптались, не зная, как теперь быть, сняли с поверженных наручники. Георгий Васильевич с трудом поднялся и замахнулся на обидчиков.

– Гоша! – закричала Мария Александровна и преградила ему путь.

– Дед, осядь, а то как… – охранник помахал перед ним дубинкой.

Георгий Васильевич ничего не мог ответить, после схватки и от возмущения дыхание срывалось на свист.

А из дверей магазина к ним спешил человек – грузный, с увесистым животом и ровным налитым лицом.

– Кто Потапов? Вы – Потапов Георгий Васильевич? Георгий Васильевич, Бога ради, извините, помилуйте, да как же так! Пойдёмте, вам нужно умыться. Какое безобразие! – директор «Салона модных шляпок» зло зыркнул на охранников.

– Я на вас управу найду, – прошипел запыхавшийся Потапов.

– А за что били? – удивлённо спросил Казаков, разглядывая свой порванный костюм, который, впрочем, был у него давно единственным и на все случаи жизни.

– Господа, прошу, – директор угодливо открыл двери магазина и пропустил вперёд гостей.

Когда Георгий Васильевич вернулся из ванной комнаты в кабинет, директор уже выслушал рассказ Марии Александровны, окровавленная шляпка лежала на столе, как неопровержимое вещественное доказательство, а продавец стоял у стола с понурой головой и шмыгал распухшим носом.

– Мне всё ясно. Господа, – директор встал, – я приношу извинения за случившееся недоразумение, – и повернул голову к продавцу: – А тебе, гад, три минуты на сборы, и постарайся, чтобы я тебя потом не нашёл.

– Что же делать? – задумчиво спросил Казаков, разглядывая свой костюм, видимо, вопрос он задавал себе – выкинуть теперь костюм или заштопать и ещё поносить.

– Господа, – директор опять был любезен, – господа, мы – фирма, которая заботится о своей репутации. Что делать, если попадаются нерадивые работники. Георгий Васильевич, я много наслышан о вас, простите меня, пожалуйста, за плохую работу с персоналом, так трудно уследить за всеми. Мы компенсируем вам моральный и материальный ущерб, – он наклонился над телефоном, нажал кнопку. – Вера, зайди.

Вошла молоденькая девушка с конвертом и белой прозрачной шляпкой в руках. Директор вышел из-за стола, взял конверт с деньгами и подал Казакову.

– Здесь на новый костюм хватит, – и тут же обернулся к Георгию Васильевичу. – Позвольте подарить вашей обаятельной супруге нашу шляпку. Впереди лето, это лучший экземпляр.

Георгий Васильевич встал.

– Не надо нам ваших шляпок. Пойдём, Маша.

– Георгий Васильевич, я виноват, и прошу, может быть, не для вас, а больше для самого себя прошу, чтобы мне потом не так совестно было за происшедшее, – возьмите шляпку.

– Ничего, вы люди молодые, это дело переживёте, а мы и раньше без французских шляпок жили, и теперь, дай Бог, проживём как-нибудь.

Георгию Васильевичу не нравилось угодничество, он видел, что директор растерян и трусит, ему было неприятно видеть, что человек испытывает холопий зуд, и причиной тому он, даже не он – плевать этому холёному молодцу на его человеческое достоинство, – боялся лощёный директор его авторитета в городе, боялся уже никому не нужных званий и титулов. Они вышли на улицу, молча прошли за поворот.

– Хо! Здесь денег на три костюма хватит! – воодушевлённо воскликнул Казаков. – Да я такую взбучку каждый день готов терпеть…

– Подожди, – остановил его Георгий Васильевич, – я что-то неважно себя чувствую, мы дальше провожать тебя не пойдём. Прощай, брат.

Он взял Марию Александровну под руку и отвернулся, но его остановил взволнованный голос Казакова:

– Георгий Васильевич, а как же стихи, можно надеяться? Ведь, что говорить, редколлегия – это вы.

Георгий Васильевич посмотрел в горящие глаза Казакова, на его порванный костюм, конверт в руках, и в сердцах сказал:

– А не пошёл бы ты…

– Гоша! – прошептала ошеломлённая Мария Александровна. – Да разве так можно?.. – но договорить не успела, муж уверенно повёл её прочь.

Прошло несколько дней. Георгий Васильевич и Мария Александровна старались не вспоминать случившееся, но неприятный осадок тлел в груди, мешался с повседневными заботами и, как чувство тревоги, не давал сосредоточиться на работе. И они поехали на дачу, «развеяться» – как сказал Георгий Васильевич.

Они прошли в вагон электропоезда, уселись напротив друг друга, развернули свежие газеты. Было много солнца, тёплый ветерок врывался в открытое окно, мешал читать, цепляясь за угол газеты, но с каждым километром пути на душе становилось легче, впереди их ждал весенний берёзовый лес, холмистый простор, тёплые ступеньки деревянного дома.

«Пятнадцатого, – прочитал Георгий Васильевич, – около «Салона модной шляпки», что на улице Домостроевской, случилась потасовка, в которой принял участие почётный гражданин города Потапов Георгий Васильевич…» – дальше перечислялись его титулы и звания.

Он прислонился головой к прохладному окну, и слёзы потекли по морщинистому лицу.

– Гоша, что, тебе плохо?

– Нет, Машенька, – Георгий Васильевич сложил газету и сунул её поглубже в сумку. – Ветерок в окно, слезлив стал, состарился, значит.

Весь остаток дня он просидел на крыльце дачи, может быть впервые не рассказав жене о том, что его мучило. Разжёг злосчастной газетой костёр во дворе и долго наблюдал, как несколько берёзовых поленьев бездымно сгорают прозрачным огнём.

Умер Георгий Васильевич ночью, тихо, будто боялся потревожить спящую жену.

Думаем вместе

Времена очень быстро меняются. В своём движении время совершенно безразлично к людям. И что вчера ещё казалось необычным, сегодня становится обыденностью, не удивляющей никого. Можно по-разному относиться к переменам, в них достаточно легко найти много хорошего и плохого, но когда на пути возникает что-то кипучее, сильное, новое и назойливое, то наступает предел терпению, и сжимается кулак, и пережить новое человек уже не в состоянии.

Но тайна здесь заключается в том, что, невзирая на все перемены, все хотят жить. И почётный гражданин города, которому приятно вспоминать о красивых подарках своей жене, и поэт, который упрямо хотел прославиться своими стихами, и продавец, который хотел побольше заработать, и директор магазина, который мечтает о тихом и стабильном благополучии, и Мария Александровна, которая хочет красивую шляпку. Все хотят жить, и жить хорошо, но по-своему хорошо. И здесь важно, несмотря на, кажется, непримиримые различия, не мешать друг другу, потому что помехи заключаются не во внешнем восприятии мира, а в сугубо личном внутреннем понимании того, как нужно жить правильно.

Разбитый нос в данном случае – это результат разного восприятия перемен и столкновение личных несовершенных, но требовательных правд. Новое время бурлит, стремится поглотить собой всё окружающее пространство. Либо принимай, либо уходи с дороги.

В помощь учителям и родителям

1. Охарактеризуйте героев рассказа. Что их радует, а что огорчает? Что для них имеет значение в жизни?

2. Почему именно весной произошли описанные события?

3. Какой эпизод рассказа стал кульминационным? Какими из всей этой истории вышли Казаков, Георгий Васильевич и Мария Александровна?

4. Виноват ли молодой продавец, что желание продать модную шляпку обернулось потасовкой?

5. Почему Георгий Васильевич так и не смог пережить историю со шляпкой?

Самостоятельная работа

1. Как вы думаете, человек должен быть готов встречать любые перемены, которые происходят в обществе? Может лучше уйти от потока, тихо идти своей дорогой? Ведь это проверенный путь…

2. «Новое» и «старое» может «жить в мире»? Или «старое» обязательно должно исчезнуть?