Текст книги "От Сталина до Путина. Зигзаги истории"

Глава 6. Самодержец в путах

Расстрел депутатского Дома Советов 4 октября вёлся под телекамерами. Он был именно демонстративным расстрелом, рассчитанным на показ всей стране с целью напугать миллионы и миллионы недовольных политикой Ельцина и заткнуть им рты. Цель эта была достигнута. Грохот танковых пушек, вид обгорелого дворца парламента и трупов вокруг него посеяли страх в народе и в оппозиционных режиму партиях.

В обстановке страха 12 декабря 1993-го приспешники Ельцина провели референдум по утверждению новой Конституции Российской Федерации и, при полном отсутствии какого-либо общественного контроля за подсчётом результатов голосования, объявили её принятой. В Основном Законе от 12 декабря парламенту (Госдуме и Совету Федерации) отводилась роль придатка исполнительной власти. А президенту предоставлялись права на такую свободу действий, которой не располагали правители ни в Российской Империи, ни в Советском Союзе.

Власть русских царей ограничивалась канонами православия, традициями двора и законами, данными стране прежними самодержцами.

Власть вождей СССР осуществлялась в рамках догм марксизма-ленинизма, обычаев Компартии и пристрастий её высшей номенклатуры, которая, согласно партийному уставу, могла заменять генерального секретаря.

Ельцину Конституция 1993 года даровала власть без всяких формальных ограничений и рамок. Она позволяла ему, встав с любой ноги, перераспределять собственность и перекраивать систему управления государством. Тасовать по его усмотрению кадры министерств, ведомств, Субъектов Федерации и госпредприятий. Формировать, как ему угодно, общественное мнение, назначая преданных председателей проникающих в каждый дом теле– и радиокомпаний.

Жажда власти донимала Ельцина всегда, его книга «Исповедь на заданную тему» – тому свидетельство. Выдворение в 1987-м из всесильного ещё ЦК КПСС он переживал мучительно и не погнушался просить у Всесоюзной партконференции своей прижизненной реабилитации.

Потеряв надежды вернуться на Олимп Советского Союза, Ельцин баллотируется в парламент Российской Федерации с расчётом его возглавить. Расчет оправдывается. Ельцин – первый в РСФСР, но …надцатый в СССР. Жажда власти втягивает его в рискованную драку с союзными структурами и после их сокрушения она же заставляет его покончить с российским парламентом, коему он был обязан новым возвышением.

Ельцин был отпетым властолюбцем, но не законченным злодеем. Достигнув безграничной власти в РСФСР через попрание Основного Закона и кровь сотен убиенных и покалеченных сторонников депутатов, он вдруг склонился к раскаянию. В послании Госдуме и Совету Федерации в декабре 1994 года Ельцин недвусмысленно дал понять, что критика расстрелянным парламентом его реформ была справедливой и что есть потребность в изменении их курса.

Цитирую фрагменты послания:

«Мы не имеем пока нормальной рыночной экономики, зато вольготно себя чувствуют те, кто обманывает и применяет насилие. Административно-командная система не исчезла. Она переродилась. Чиновник, который прежде верстал планы и делил фонды, теперь освоил рынок и нередко торгует кредитами, экспортными квотами и лицензиями.

Структуры государства до сих пор пронизаны духом безответственности и произвола. Людям честным, предприимчивым, не боящимся работы и риска, завести своё дело, стать на ноги сегодня чрезвычайно сложно.

В работе органов власти как в центре, так и на местах много неразберихи и путаницы. Появилось и углубляется новое отчуждение власти от людей. Но если раньше между ними стояли бюрократизм и номенклатурная кастовость, то сегодня к этому добавились ещё и деньги. Именно позорная взятка становится зачастую пропуском к решению многих проблем.

Страна уже долгое время живёт в условиях устойчиво высокой инфляции. Продолжается спад производства. Останавливаются жизнеспособные предприятия. Мы теряем современную технологическую инфраструктуру, ценнейшие наукоёмкие производства. Мы отстаём не только от мировых достижений, мы отстаём уже от самих себя.

Нужно с горечью признать, что сферы науки, культуры и образования превратились в зону бедствия. Миллионы людей в нашей стране находятся за чертой бедности. Большинство людей испытывают постоянную тревогу за свой завтрашний день, за будущее своих детей и престарелых родителей. А власти в центре и на местах как бы не замечают стремительного социального расслоения в обществе».

Сказанным депутатам Госдумы и Совету Федерации Ельцин, по сути, публично высек сам себя: таких вот, понимаешь, успехов мы достигли под моим мудрым руководством. Учинённое им самобичевание явно не преследовало шкурных пропагандистских задач. Не было направлено на самозащиту – никакая сила в стране в декабре 1994-го не несла угрозу его личной власти.

Доложив новому кастрированному парламенту, что он своими реформами превратил Россию в зону удушения производства, в зону нищеты народа, в зону беспечной и насквозь продажной власти, Ельцин тем самым выразил намерение – произвести ревизию своей политики. Но она не состоялась и состояться не могла, хотя поркой самого себя Ельцин отчётливо продемонстрировал желание её произвести. Причина, по которой президент с возможностями диктатора оказался неспособен осуществить то, чего он хочет, очевидна стала всей стране через полтора года.

Летом 1996-го, перед вторым туром президентских выборов, в тюрьму попали два активиста избирательного штаба Ельцина. Их задержали сотрудники спецслужб при выносе из Дворца правительства коробки из-под ксерокса с крупной суммой «чёрной» наличности в долларах. Неформальный руководитель ельцинского штаба – просто гражданин Анатолий Чубайс, тогда человек без портфеля – немедля предписал Ельцину не только освободить активистов из-под стражи, но и вышибить с занимаемых постов всех причастных к их аресту. Таковыми Чубайс считал начальника президентской Службы безопасности Коржакова, а также близких к нему директора Федеральной службы безопасности Барсукова и вице-премьера Сосковца.

Чубайс четыре предыдущих года был одним из подчинённых Ельцина. Коржаков, десять лет назад назначенный охранником Ельцина в бытность того секретарём Московского горкома КПСС, не расстался с ним в пору опалы, лишился из-за того должности в КГБ, и самоотверженной службой заслужил дружбу шефа, его жены и детей. Требование Чубайса уволить Коржакова было требованием уволить почти что члена семьи президента. Чубайс замахнулся согнуть Ельцина в бараний рог… и согнул.

История с отставкой Коржакова и его товарищей проиллюстрировала факт: права по Конституции 1993-го года Ельцин получил огромные, но он далеко не всегда был волен употреблять их так, как ему вздумается.

Курс реформ Ельцина, который насмерть рассорил его со Съездом народных депутатов РСФСР, был курсом капитала Запада. Взявшись его проводить, Ельцин обрёл в борьбе за своё единовластие в России твёрдую опору в лице мощной агентуры влияния и спецслужб западных стран и компрадорской отечественной буржуазии с увязшими за границей коготками. С их организационной и информационно-пропагандистской помощью он разгромил парламент, добился единовластия – и, ими же обложенный со всех сторон, утратил свободу использовать власть вопреки им.

К декабрьскому дню 1994-го, когда самодержец Ельцин в послании Госдуме и Совету Федерации ужаснулся тому, что его реформы превратили Россию в сплошную зону бедствия и намекнул на необходимость их ревизии, в России уже завершился первый этап приватизации – ваучерный, и начался второй – денежный.

Сто с лишним миллионов российских граждан, получив ваучеры или чеки на свою долю в собственности государства, либо их бесплатно сдали в чековые фонды срубивших ранее деньги аферистов, либо продали за гроши. Несколько тысяч состоятельных мошенников на задарма доставшиеся ваучеры миллионов бедняков приобрели акции 98 тысяч объектов недвижимости и превратились в богачей. Кому и по какой стоимости передавать за ваучеры предприятия индустрии, торговли и сферы быта, – решалось в ведомстве, руководимом Анатолием Чубайсом: Госкомимуществе.

На этапе ваучерной приватизации Чубайс сформировал класс мелких и средних капиталистов, на этапе приватизации денежной, разработанной им в 1994-м, приступил к сотворению акул капитала – олигархов.

По данным ведущих экономистов, обнародованным в том же 1994 году, покупать тогда собственность у государства за деньги могли от 2 до 5 процентов граждан России. К жалкому меньшинству, разбогатевшему благодаря Чубайсу, и к иностранцам с солидными счетами в банках должно было отойти около 80 процентов всего достояния российского государства.

Продажа в частные руки недр и лесов страны в программе денежной приватизации Чубайса не допускалась, но продажа акций добывающих предприятий – всегда пожалуйста! Кому их Госкомимущество спускало по сходным ценам, перед тем открывались редчайшие возможности для колоссальной наживы на нефти, газе, угле, руде, древесине…

Если бы Ельцин, раз пробормотав в послании Госдуме и Совету Федерации о тревожившем его «стремительном социальном расслоении в обществе», повторил бы это же в иных выступлениях ещё 500 раз, то всё равно его намёк на необходимость ревизии курса реформ так бы и остался намёком. При наличии прав самодержца Ельцин был бессилен перед своим подчинённым Чубайсом, ибо на того молился им созданный и набравший немалое влияние в стране класс капиталистов. Кроме того, конфликт с Чубайсом из-за пересмотра курса реформ обернулся бы для Ельцина опасным конфликтом с капиталом Запада, спецслужбы которого чувствовали себя в России, как дома.

В ведомстве Чубайса, Госкомимуществе, на обоих этапах приватизации обитали 17 иностранных специалистов. С ними ход приватизации согласовывался, ими же он и корректировался.

В январе 1996-го случилось многих подивившее: Ельцин отлучил Чубайса от государственной службы. Но отлучил по тихо-мирному взаимному пониманию. Приближались президентские выборы. У Ельцина – нулевая популярность. Но он выставляет свою кандидатуру на очередной срок и, чтобы как-то сохранить лицо перед гражданами страны, превращённой его реформами в зону бедствия, возвещает: во всём виноват Чубайс!

Обиды на Ельцина Чубайс не только не выказал, но и взвалил на себя руководство его предвыборной кампанией. Всех денежных мешков, всех чиновников, все СМИ, всю богему Чубайс построил в агитации за Ельцина так, как надо. У Чубайса нет никаких постов, но он – Чубайс. С ним все считаются. И когда у него возникли разногласия в действиях в выборах с группой Коржакова – Барсукова – Сосковца, он сгибает в бараний рог и Ельцина, заставляет президента России дать пинка другу Коржакову.

Формально Ельцин с 1993 года обладал единовластием, фактически он являлся заложником. И отнюдь не только Чубайса с его экономической стратегией. Во внешней политике Ельцин не перечил Андрею Козыреву, ибо назначить того министром иностранных дел России рекомендовал президент США Буш-старший. Вмешиваться в идеологию и формирование общественного мнения Ельцин мог только с оглядкой на почитаемого на Западе Александра Яковлева – бывшего члена Политбюро, архитектора перестройки, сгубившей СССР.

В заложники к капиталу Запада и его «пятой колонне» в России властолюбец Ельцин попал неосознанно. С пылу-жару борьбы против второго центра власти в России – Съезда народных депутатов и Верховного Совета. Любое государство, поражённое шизофренией, как правило, становится открытым для вторжения враждебной этому государству и обществу силы извне. Поскольку каждый из противоборствующих центров в обстановке «или-или» – обычно хватается за всякую помощь.

Одна, но пламенная страсть – власть – толкнула Ельцина повергнуть его внутренних противников с опорой на иноземных союзников, и она же сделала его заложником этих союзников.

Курс реформ, которым Ельцин повёл Россию, был самым худшим из возможных для нас. И наилучшим для капитала Запада. Его устраивал и навязанный нам режимом Ельцина олигархический капитализм, в котором власть и бизнес рука руку моют, поплёвывая на нужды остальных, и – особенно – перевоплощение при таком капитализме нашей страны с самодостаточной прежде экономикой в колониальный придаток США, Западной Европы и Японии.

Писатель Чехов умер в начале, а не в конце XX века, но он начертал слова, точно отражающие итоги правления Ельцина на исходе этого века: «А посмотришь назад – там ничего, кроме убытков, и таких страшных, что даже озноб берёт».

Весной 1999-го, за год до новых президентских выборов, права на участие в которых Ельцин не чувствовал сил добиться, он обернулся назад. И узрел такие причинённые им стране страшные убытки, что его и озноб прошиб, и оторопь взяла: как уцелеть с чадами и домочадцами при неизбежном расставании с властью?

Глава 7. Аргумент силы

Майским утром 1999 года Ельцин – хлоп! эдак, вроде с бухты-барахты – взял и распустил правительство Евгения Примакова.

То правительство, которое он, гордыню смирив, вынужден был сформировать под нажимом ненавистной ему тогда Госдумы как пожарную команду для тушения огня в стране от дефолта в августе 1998-го.

То правительство, которое, при доставшемся ему обвальном падении рубля, жёстко шарахнувшем по большинству граждан, не запаниковало и не оставило пострадавших без компенсации потерь.

То правительство, которое отменило опустошение государственного бюджета через выплаты сказочно высоких процентов по займам у олигархов и ввело ряд мер, стимулирующих отечественное производство.

Успех кабинета министров Примакова в притуплении остроты свежего витка кризиса Ельцин мог бы приписать себе. Им же этот кабинет был назначен, и ему можно было, сидя на троне, довольно потирать руки. Но в мае 1999-го Ельцин думал не о настоящем – о будущем. О днях своих после президентских выборов 2000 года. А ожидание тех дней с Примаковым в кресле премьер-министра не печаль Ельцину сулило – крутую кручину.

Незадолго до роспуска правительства Примакова Ельцин указом отстранил от исполнения обязанностей Генерального прокурора России Юрия Скуратова. Временно отстранил. Вообще убрать Скуратова не позволил Совет Федерации, которому по Конституции положено утверждать назначение и увольнение Генпрокурора. Настроить верхнюю палату парламента против Скуратова Администрации президента не удалось, не взирая ни на какие усилия. Депутаты Совета Федерации: руководители республик, краёв и областей, – проголосовали так, как хотел мэр Москвы Юрий Лужков, который ещё с полгода назад, почуяв шаткость почвы под ногами Ельцина, вступил на тропу войны с ним. Подконтрольная столичной мэрии пресса пестрела материалами, компрометирующими Управление делами президента России и членов семьи Ельцина. Сыпавшиеся на них обвинения исходили от Генпрокурора Скуратова.

В прежней жизни Юрий Скуратов был деканом юрфака, консультантом ЦК КПСС и Министерства безопасности России, директором НИИ законности. До выдвижения его Ельциным на пост Генпрокурора в 1995-м он не отправил за решётку ни одного даже занюханного уголовника и, возглавив главное правоохранительное учреждение Российской Федерации, на каждый чих из Кремля отвечал: «Чего изволите?»

Включиться в начавшуюся войну Лужкова с Ельциным Скуратова подбило знакомство с коллегой – Генпрокурором Швейцарии Карлой дель Понте, которая снабдила его то ли правдивыми, то ли нет сведениями о финансовых проказах за границей придворных и родных Ельцина. Из-под её юбки эти сведения Скуратов принялся озвучивать, а пресса московской мэрии взялась их распространять.

На свой удар компроматом по Кремлю Генпрокурор получил ответный удар компроматом же. В феврале 1999-го Скуратову показали кино с его амуральными развлечениями в постели с девицами лёгкого поведения, и он написал заявление об увольнении «по состоянию здоровья». Но через месяц увольняться передумал. Команда Лужкова пообещала ему защиту от Кремля и обещанное обеспечила. Совет Федерации поддержал московского градоначальника, сохранил Скуратова в Генпрокуратуре и, таким образом, приговорил: выдвинутые им обвинения против служебной и кровной семьи Ельцина подлежат расследованию.

Если из верхней палаты парламента – Совета Федерации, где крепок был авторитет Лужкова, угроза исходила окружению Ельцина, то в парламентской палате нижней – в Госдуме, где доминировала враждебная режиму фракция Компартии, уже самому кремлёвскому самодержцу пробовали показать Кузькину мать. Депутаты-коммунисты, имевшие в Госдуме простое большинство, поставили в её повестку дня вопрос об импичменте Ельцину. Вынести его, то есть набрать конституционное большинство голосов, они не сумели, но собранные ими доказательства политических преступлений действующего президента висели над ним Дамокловым мечом.

При всём том, Примаков, правительство которого загасило пожар от дефолта и избавило Ельцина от бури новых проклятий, вызывало у него не приязнь, а ненависть.

Успешный премьер-министр бурным ростом своей популярности не кичился, почтение к Ельцину демонстрировал, но и с мэром Лужковым, и Советом Федерации, и с лидером Компартии Зюгановым, и с Госдумой добрые поддерживал отношения. Примаков не нашёл резона быть на ножах со станами противников главы государства. И это, и только это заставило Ельцина подписать указ о его неожиданной для страны отставке.

На посту премьер-министра, на втором по важности посту в системе власти, с которого на грядущих президентских выборах открывался самый простой путь в Кремль, Ельцину необходим был политик в триединой ипостаси. Политик, и ему лично преданный, и бескомпромиссно настроенный против его врагов, и способный их поставить на колени. Лишь такой политик мог обеспечить Ельцину с семьёй вне Кремля гарантии их безоблачного будущего. А таковым политиком Ельцин посчитал Сергея Степашина. И тот по президентскому указу занял освобождённое Примаковым кресло. Стал и.о. председателя правительства России.

Всей своей карьерой после 1991 года преподаватель военно-политического училища, подполковник Степашин с мандатом народного депутата РСФСР был обязан Ельцину. На чём держалось неизменное покровительство седовласого Бориса Николаевича к румяному молодцу Сергею Вадимовичу и почему оно не слабело, а крепло с годами – многие терялись в догадках.

Ельцин произвёл подполковника Степашина сначала в генерал-майора, а через три месяца – в генерал-лейтенанта и довёл его от должности начальника Санкт-Петербургского управления до должности начальника Службы безопасности всей России. Летом 1995-го подчинённые Степашину органы доблестно бдели за безопасностью прилегающих к районам боевых действий в Чечне территорий. Так доблестно бдели, что позволили банде Басаева абсолютно беспрепятственно проникнуть вглубь Ставрополья, ворваться в город Будённовск и десятки его жителей расстрелять, а сотни взять в заложники в больнице.

Операцией по освобождению заложников Степашин руководил вместе с министром внутренних дел, генералом армии Виктором Ериным. В её проведение вмешался премьер-министр Виктор Черномырдин, бывший в тот момент вместо пребывавшего за границей Ельцина за главного в Москве. Его тупому вмешательству два генерала перечить не осмелились. Благодаря косноязычным указаниям Черномырдина все кровавые террористы Басаева живыми вернулись в горы Чечни. Взрыв же негодования в стране за их безнаказанность направлен был против Степашина с Ериным, и Ельцин вынужден был обоих лишить занимаемых должностей.

Судьба Ерина с лета 1995-го Ельцина больше не интересовала, а вот Степашин им не был забыт и через два года назначен министром юстиции, а ещё через год – министром МВД. В апреле 1999-го Ельцин, оставив Степашина главным милиционером страны, продвинул его в кабинет первого вице-премьера.

Виды президента России на его указами изготовленного генерала и министра к восьмому году их знакомства изменились. Ельцин прежде ценного ему политика Степашина стал рассматривать как особо для себя ценного. Заменив им Примакова в кресле председателя правительства, Ельцин сделал выбор гаранта безопасности своей и его родных и близких после ухода из Кремля. Лично преданному президенту Степашину предстояло выбить зубы команде Лужкова, застращать размахивавшую списком преступлений Ельцина Компартию и выиграть президентскую гонку 2000 года. Пост премьер-министра давал ему массу преимуществ перед прочими претендентами на победу в ней.

Отставка Примакова преобладавшую в Госдуме фракцию КПРФ возмутила крайне. Но она утвердила кандидатуру нового председателя правительства, опасаясь в противном случае роспуска по закону Ельциным нижней палаты. Своими мандатами депутаты-коммунисты всегда трепетно дорожили, и в мае 1999-го Степашин занял кабинет премьер-министра. С полным правом его занял. Но не усидел в нём до конца лета.

Страна восприняла Степашина как председателя правительства равнодушно. Ельцина же с окружением он с каждым месяцем всё больше раздражал. Раздражал не как управитель аппаратом чиновников, а как политик.

Вместо желанной обитателям Кремля жёсткой, бескомпромиссной атаки на движение Лужкова «Отечество» и союзное ему движение «Вся Россия», созданное президентом Татарстана Шаймиевым, Степашин начал заигрывать со «Всей Россией». Завёл шуры-муры с Шаймиевым, с надеждой оторвать его от Лужкова. Но у него, генерала, не выигравшего до того ни одного сражения, ничего не вышло. Движения метавшего молнии в Кремль мэра Москвы и татарского президента подписали меморандум об объединении.

Никаких качеств, коими можно было бы заставить присмиреть Компартию, потрясавшую списком политических преступлений Ельцина, и вырвать из-под её влияния миллионы униженных режимом, у Степашина не обнаружилось. Он удачно демонстрировал знание наизусть стихов и умение веселить собеседников. Кому-то его добродушие нравилось, кому-то – нет, но на расклад политических сил оно никак не влияло. И в августе 1999-го Ельцин выпроводил Степашина из Дворца правительства на Красной Пресне, а и.о. премьер-министра прописал быть Владимиру Путину. Тому, о котором страна знала, что он чуть более года назад, в июле 1998-го, неведомо откуда вынырнув, возглавил Федеральную службу безопасности, и недавно одновременно стал секретарём Совета безопасности при президенте. Иного – ни хорошего, ни плохого – представления о личности Путина абсолютное большинство граждан не имело.

Разобраться – чего ради Ельцин заменил во Дворце правительства Степашина на Путина, чем и для кого второй лучше первого и вообще, отличаются ли они друг от друга – не могли не только рядовые граждане. Известные политики – тоже.

На пленарном заседании Госдумы, коему предстояло утвердить Путина в должности премьер-министра, лидер фракции депутатов от партии «Яблоко» Григорий Алексеевич Явлинский, выступавший за лидером депутатов-коммунистов Геннадием Андреевичем Зюгановым, заявил:

– Наша фракция солидарно будет голосовать против утверждения председателем правительства Владимира Владимировича Степашина.

Над тем, как уколоть нового премьер-министра – вы и Степашин – на одно лицо, Явлинский, возможно, думал и сутки, и более суток. Путин на укол ему отреагировал совершенно адекватным уколом через пять минут. Взяв слово для ответа руководителям депутатских объединений, он всех их поблагодарил за всё ими высказанное в его адрес, и в заключение сказал:

– Особая моя благодарность лидеру фракции Григорию Алексеевичу Зюганову.

Эпизод в Госдуме, показавший, что Путин легко может отбивать словесные выпады против себя, многим запомнился. Но многие и многие наблюдавшие за процедурой его утверждения в нижней палате парламента так и остались в недоумении: зачем президенту понадобилось вполне приятным Путиным вытеснять из Дворца правительства обаятельного Степашина?

Истинную причину замены Ельциным бывшего шефа МВД на шефа ФСБ угадала команда мэра Москвы. И назвала её в официальном заявлении лужковского движения «Отечество» – сразу по обнародовании указа о назначении Путина и.о. премьер-министра: «Стало ясно, что у Кремля нет осмысленной кадровой политики. Его действия потеряли всякий смысл и предсказуемость. Более того, они являются опасным индикатором движения власти к силовым методам решения политических проблем».

Индикатором использования силы в политике в глазах политсовета «Отечества» Путин стал выглядеть не вдруг. Кто ранее оконфузил Генпрокурора Скуратова – козырного туза команды Лужкова в её политических разборках с Кремлём? Сотрудники с погонами. А то, что Скуратова завлекли на квартиру для интимных свиданий и засняли его в постели с девицами агенты не МВД, а ФСБ, Путин сам дал повод предполагать.

В апреле 1999-го Ельцин отчаялся выбить у Совета Федерации согласие на увольнение из Генпрокуратуры Скуратова. На него было заведено уголовное дело за использование служебного положения в личных целях, и по РТР прокрутили кино с постельными сценами человека, похожего на Генпрокурора. После того в Москве состоялась пресс-конференция.

С комментариями на ней про дело на Скуратова и амуральное кино с ним в главной роли выступили двое: директор Федеральной службы безопасности Путин и министр внутренних дел Степашин. Первый говорил в телекамеры, второй поддакивал первому. Причём, о видеозаписи лиц на квартире для интимных свиданий, достоверность которой ещё предстояло установить экспертизе, Путин уверенно говорил как о подлинной. Так силы чьих же сотрудников в погонах были применены против драгоценного политического союзника движения «Отечества» – Генпрокурора Скуратова?

Силу же Путин до получения поста премьер-министра направлял и непосредственно на лидера «Отечества» – мэра Москвы Лужкова. Точнее – на его супругу, Елену Батурину. Уголовное дело о незаконной перекачке валюты за рубеж фирмами Батуриной возбудил начальник следственного отдела Владимирского управления ФСБ майор Коматовский. Каким бы храбрым тот майор ни был, но его подкоп под сиятельную столичную даму был бы немыслим, если бы стоящий над ним генерал во Владимире не имел на то распоряжения с Лубянки. А там вряд ли кто отважился потрепать нервы супруге московского мэра без санкции директора ФСБ Путина.

Внимание сотрудников госбезопасности к коммерческой деятельности его жены Лужков представил в прессе как попытку Кремля расправиться с ним и его движением «Отечество» за политическую деятельность. С Лубянки на вспыхнувший скандал никак не отозвались. Разъяснений по заведенному делу и, тем более, извинений за его расследование Лужков не получил. А это означало, что ФСБ в лице Путина не прочь было сознаться в борьбе с неприятелями президента России.

То, что директор Федеральной службы безопасности Путин превосходит по бойцовскому потенциалу министра внутренних дел Степашина, Ельцину стало ясно уже в мае 1999-го. Но тогда, решив, что пора изгнать из кабинета министров Примакова, он предпочёл иметь гарантом своей безопасности в будущем Степашина, ибо тот являлся для него и тех, кто находился рядом с ним, – своим в доску.

За дарованные ему президентским покровительством генеральские звёзды и посты министров в течении восьми лет Степашин просто обязан был источать благодарность к Ельцину. Путин же, к восхождению которого вверх по трём ступеням служебной лестницы Ельцин приложил собственную руку лишь с 1997-го, мог испытывать к нему признательность, а мог и не испытывать.

Погоны генерала от Ельцина с кабинетом начальника Управления госбезопасности России в Ленинграде-Питере подполковник и народный депутат РСФСР Степашин получил в 1991-м. В том году подполковник госбезопасности Путин, недавно уволенный в запас, в том же Ленинграде-Питере осваивал свою первую гражданскую должность – рядовую должность. Но не при рядовом руководителе. А при Анатолии Собчаке, который красноречием на Съездах народных депутатов СССР снискал себе известность в стране и в мире.

Доцент, затем профессор и завкафедрой хозяйственного права Ленинградского университета, Собчак преподавал на юридическом факультете, где учился Путин. Повторно судьба свела их в стенах того же вуза. Сотрудника службы внешней разведки Комитета госбезопасности СССР Путина командировали в родной университет помощником проректора по международным вопросам. И как таковому ему приходилось иметь дела с уже огрёбшим в статусе депутата славу и привлекавшим к себе внимание за рубежом профессором Собчаком. Отношения между бывшим студентом-отличником и его бывшим преподавателем, ставшим знаменитостью, так сложились, что Путин оставил службу в КГБ и последовал за Собчаком брать власть в Северной столице России.

Всеми узнаваемый в Ленинграде-Питере народный депутат СССР Собчак в 1990-м запросто обзавёлся мандатом депутата городского и без проблем был избран председателем Ленсовета. Главным, по тогдашнему местному законодательству, лицом в городе на Неве. Путина в свой аппарат Собчак зачислил советником по международным связям. Но вменил ему исполнять обязанности его помощника и доверенного лица по самым разным вопросам.

Формально вся власть в Ленинграде-Питере принадлежала Совету депутатов и их предводителю, реально – ими формируемому горисполкому. Пост председателя Ленсовета, номинального главы города, высоко о себе мнившего Собчака не устраивал. Он склонил депутатов учредить институт избираемого горожанами градоначальника, выиграл выборы мэра и получил право лично расставлять все кадры управления. Путин им переводится из штата Ленсовета в мэрию и назначается председателем её Комитета по внешним связям.

С началом в 1992-м реформ шоковой терапии Ельцина выживание четырехмиллионного Ленинграда-Питера во многом определялось за его пределами. То есть, оно зависело от поставок товаров из-за границы, от иностранных кредитов и модных в ту пору гуманитарных подачек зарубежных организаций. Быть всему тому или не быть – решалось во внешнеэкономическом комитете мэрии, и тот под грузом обязанностей лицом в грязь не ударил. Председатель комитета, бывший студент Собчака Путин надежды своего преподавателя на него, как на администратора, оправдал и был им возведён на пост первого заместителя мэра.

Из двух первых замов Собчака в 1994–1996 годах – Владимира Путина и Владимира Яковлева – один из Владимиров являлся более первым. Без визы Путина Собчак не подписывал ни единый важный документ. Ему самому, не расставшемуся с амбициями политика всероссийского масштаба и погружённому во всевозможные представительские тусовки и интервью, вникать в занудные проблемы города было недосуг, а своему бывшему студенту и первому заму Путину он доверял всецело. В Ленинграде-Питере, опять обозванном Санкт-Петербургом, был градоначальник – мэр Собчак и был неофициальный премьер-министр городского правительства – Путин.