Текст книги "Устранитель зла"

Глава 10

Запасов, которые они сделали в харчевне, хватило бы для небольшого отряда. Держатель заведения готовил их почти два дня, а путники за это время вполне прилично отдохнули, хотя, по мнению Лотара, это было и не особенно нужно – все выспались и отъелись на корабле. Но Рубос полагал, что и эти дни были не лишними.

Нагрузившись так, что весь скарб не удалось бы даже поднять, если бы не Бесконечный Мешок, который доверили нести Сухмету, они вышли на околицу, потом через поля отправились в мирный светлый лесок. К полудню дошли до неширокой поляны и тут остановились.

Невысокие лиственные деревья кончились, потом шла полоса травы в два-три десятка туазов, а за ней вставал мощный, на удивление высокий лес из темных хвойных деревьев. Это начинался тайг. Он протянулся от этой полянки почти до самого Севера, где и деревья уже не растут, а в вечных сумерках начинаются бесконечные болота, уходящие под неимоверной толщины ледовую шапку. Что было по ту сторону льдов, никто не знал. Одни путешественники писали, что там встает непреодолимая стена, другие утверждали, что начинается новый мир.

Итак, перед ними стоял тайг. Он словно бы смотрел на путников, и в этом хмуром, жестком, холодном взгляде было равнодушие воина перед схваткой. Лотар без труда определил это настроение, он знал его по бесчисленным поединкам и сражениям, он умел его определять даже, казалось бы, в безглазом тайге.

– Если бы это не было так необходимо… – угрюмо проговорил Рубос, но не закончил фразу.

Сухмет кивнул и стал поправлять свой Мешок.

– Без этого невозможно, Рубос.

Лотар представил, что где-то в лесу, где, может, никто и не живет, находится этот курган… «Хоть бы знать, что мы ищем, как он выглядит», – подумал Желтоголовый, но уточнять не стал.

– До наступления зимы можем и не дойти до этого кургана, – все так же угрюмо проговорил Рубос. – Идти по тайгу – испытание не для слабаков.

– Все равно нужно попробовать, – вздохнул Азмир. – В горах было не легче.

Он редко подавал голос, но в последнее время в его характере появилось больше спокойствия и уверенности, пропали мелочность и склонность всего бояться. Пустынник постепенно становился надежным другом. То ли причиной была магия Сухмета, то ли в глубине характера у него оказался стержень настоящего бойца, но теперь он не выказывал раздражения, лишь иногда что-то темное мелькало в его лице, но Лотару казалось, что бывший разбойник изживает свое прошлое.

Рубос вздохнул, поправил меч и шагнул вперед.

– Пошли?

И вдруг мир изменился совершенно. Это не грозило опасностью, потому что колокольчики молчали. Лотар закрутил головой. И тут увидел ее.

Она сидела на веточке в облике лесного сокола…

«Соколихи, – поправила она его на внутреннем языке, – я предпочитаю быть женщиной, так мне удобнее».

Лотар поклонился ей, улыбаясь во все тридцать два зуба. Сухмет тоже склонился в поклоне. Остальные еще не понимали, что происходит. Кроме Ди, конечно.

– А я уже волновался, найдешь ли ты меня? – ответил Лотар.

Если бы птицы могли фыркать, соколиха определенно фыркнула бы, и весьма убедительно. Потом она перешла к делу:

– Значит, так. Вытащите всю еду, разделите на равные части, остановок не будет, каждому придется есть и пить на ходу.

– Как на ходу, госпожа? – вежливо попытался перебить виану Сухмет, но она не обратила на его вопрос внимания.

– И предупреди всех, особенно людей, чтобы они ничего не боялись. Если у вас есть ремни, приготовьте их все. Спать тоже придется на ходу, если кто-то упадет, никто его не подберет…

Все это звучало зловеще. Сухмет уже принялся за дело, переводя слова вианы на нормальную человеческую речь. Рубос попытался было высказаться по этому поводу, но не успел.

Затрещали ветки, зашуршала высокая трава. Лотару показалось, что земля под ногами дрогнула. И из стены деревьев на той стороне поляны, где начинался тайг, выступили десять мощных, украшенных ветвистыми рогами гигантских оленей. Лотар никогда не видел таких зверей. Каждый весил не одну тонну, но ступали они так легко, что могли пройти по болоту. Каждый смотрел вперед, гордо вскинув голову, и было непонятно, как они проходили по густому тайгу.

Люди принялись раскладывать груз на пять тюков. К счастью, хозяйственный Сухмет не выкинул ни одной торбы из тех, с которыми они отправлялись еще из Лотарии, когда заполучил Бесконечный Мешок. Воды они заготовили явно недостаточно, но Лотар подозревал, что Ду-Лиа преувеличивала: оленям тоже нужно пить, поэтому можно приспособиться набирать воду во время водопоев. А вот что касается ремней и седел, тут им пришлось использовать одеяла, а кроме того, Сухмет разрезал на куски веревку и привязал ее прямо к рогам оленей.

Когда Лотар взобрался на своего самца, то ощутил сзади вполне удобный валик жира, который образовал нечто вроде естественной спинки, так что, захватив руками кусок веревки, привязанный к рогам, он надеялся не упасть даже во сне.

Когда все были готовы, Лотар посмотрел на каждого из спутников. Они выглядели довольно странно на огромных, почти плоских спинах гигантских оленей, но выбирать было не из чего. Вернее, можно было продолжить путешествие пешком, но это было заведомо хуже. Он спросил виану:

– Ты знаешь место, где находится курган?

Виана, похоже, снова фыркнула. Должно быть, ее иногда очень раздражала непонятливость людей. Сегодня был, видимо, как раз такой день.

– Я знаю истоки Ур. Туда и направлю оленей. А дальше придется искать…

Договорить она не успела. Олень, на котором сидел Лотар, совершил огромный скачок, легко разделил нижние ветви деревьев, а потом стал все более частыми скачками набирать темп.

Лотар даже ахнуть не успел, как его товарищи уже скрылись за ветвями. Теперь он слышал только громовой треск разрываемых оленем веток, которые расходились в разные стороны, как морская вода расходится от летящего в волнах дельфина.

Лотар посмотрел под копыта оленя – земля летела как под хорошим скакуном. Вот только ход его был не ровным, как ход лошади, а прерывистым, скачкообразным. Сначала Лотар не понял, чем это вызвано, и лишь потом догадался, что так легче было прорывать сплошную стену ветвей, и эта скачка была выработана оленями, вероятно, еще в те времена, когда на Земле не было ни людей, ни, может быть, даже демонов.

Но такая скачка требовала чудовищного расхода сил. Прошло не более часа, а передового оленя, на котором скакал Лотар, сменила заматеревшая самка с седыми прядями от ушей до живота. Она была невероятно сильной и продержалась почти полтора часа, разрывая ветви, пробивая их, как таран пробивает крепостную стену. Потом ее сменил олень, на котором восседал Сухмет.

К этому времени все стало более или менее понятно. Передовой зверь прокладывал путь, остальные работали вполсилы, если так можно выразиться, потому что даже попытка пройти по проторенному пути все равно была нелегкой работой.

А потом и прошлое, и настоящее, и будущее слились в одной бесконечной скачке. Все стало единым целым – сон и еда, бодрствование, и неловкие попытки облегчиться, и жажда, потому что олени не останавливались даже на водопой, и странное, звенящее ощущение во всем теле от бесконечных прыжков, рывков, скачков и грохота ломаемых веток, хруста подминаемой растительности, чавканья вечно сырой земли под копытами внизу…

Спустя три дня, когда кончилась вода, Лотар понял, что олени не так уж и выносливы: те, что шли в конце колонны, все время стремились подцепить огромные пучки зелени, которые жевали на ходу. Потому им и воды было не нужно – в сочных стеблях ее было достаточно, чтобы выдерживать этот темп. «Зря понадеялся на водопои», – решил Лотар. Но тут вдруг навалились другие проблемы.

Лес вокруг изменился: стало больше солнца и заливистых птичьих голосов. Деревья здесь росли не так густо, оленям стало легче бежать, и они помчались быстрее. И тут за ними стали охотиться.

Дважды Лотар видел янтарных медведей, прозванных так за изумительный блеск шерсти, которая чрезвычайно высоко ценилась на Западном континенте. Но медведи были сыты и не расположены догонять оленей, которые еще не вымотались и поэтому способны были, в случае опасности, увеличить темп скачки.

Но вот от стаи борзых лис им уйти было труднее. Об этих лисах Лотар где-то читал. Некогда они считались чумой, бичом Западного континента. Огромные стаи этих злобных серо-бурых зверьков с телом и мордой обычной лисицы, но ногами охотничьей борзой, терроризировали многие страны и даже города, беря их измором. Здесь, как оказалось, они выжили и, похоже, даже правили бал.

Когда огромная стая лис бросилась в погоню за оленями, некоторые из рогачей вдруг занервничали. Пара более молодых животных, к счастью, не тех, кто нес путников, вдруг кинулась куда-то в сторону. И часа не прошло, как лисы их настигли, потому что пробивать путь эти олени уже устали, а лисы просто проныривали между деревьями, не оставляя даже волоска со своих шкур.

Но эти жертвы позволили уйти другим оленям: бежавшие впереди лисы наелись, отяжелели, а остальные без вожаков уже не рвались в бой столь уверенно, как вначале. Итак, они спаслись. Лотар полагал, что это все устроила виана. Только она могла заставить пожертвовать собой двух оленей, чтобы спасти остальных.

Хотя вианы не было видно, Лотар не сомневался, что она где-то неподалеку, потому что ни разу за эти дни не ощущал в сознании полного одиночества. Ему все время казалось, что там присутствовала тень или отражение теплого, дружественного сознания феи-охранительницы.

На десятый день, когда от жажды Лотар уже стал впадать в состояние, близкое к обмороку, да и другие путники чувствовали себя не лучше, темп скачки резко снизился. И в сознании Желтоголового прозвучал спокойный девичий голосок:

«Срезайте веревки и спрыгивайте. На ходу, остановить их я не могу».

Лотар прокричал остальным путникам, что следует делать. Потом проверил, не напорется ли он на меч, когда будет спрыгивать со своего скакуна, одним ударом Акифа отрубил у самых рогов свои веревочные петли и…

Желтоголовый свалился в заросли высокого, выше человеческого роста, папоротника. Он рос здесь не одно тысячелетие, и сплошной коричневый ковер опавших папоротниковых стеблей и листьев смягчил падение. Прокатившись по земле, Лотар погасил динамику, раскинув руки, и расслабился.

Он лежал, восстанавливая способность двигаться. Над ним мерно качались верхушки деревьев. Вокруг стоял полумрак. Треск сломанных оленями веток, грохот их копыт, лишь немного смягченный одеялом из гниющих растений, затихал где-то вдали. Олени уходили на север.

Виана появилась, когда они еще не успели собраться вместе. Ди не сразу спрыгнул, вернее, свалился со своего оленя – в тот момент, когда Лотар отдал общий приказ, так сказать, спешиваться, он мирно дремал.

Виана прилетела на этот раз в виде кукушки. Довольно большая птица, которую сразу увидел даже Азмир. Она осмотрела путников, тоном, не вызывающим возражений, посоветовала:

– Идите на восток, – и снова куда-то улетела.

На этот раз ее ментальная речь совпала со странной трелью, которая вырвалась из птичьей груди, кажется, помимо воли. Лотар опять вспомнил птицу с удивительным голосом у Клетки Планы и пошел искать Ди.

Они отправились в путь только на следующий день, когда немного пришли в себя от бешеной тряски, а вода из ручьев и свежее мясо подстреленных из лука диких индеек, которых тут было великое множество, укрепили их силы.

И все-таки те двадцать миль, что отделяли их от единственной, как утверждал Сухмет, возвышенности в округе, они преодолевали три дня. Почти половину пути им пришлось прорубаться, но даже не это было самым скверным. Комары – иногда довольно большие, так что их сразу чувствовала кожа, когда они садились, или маленькие, которые даже после укуса не становились заметнее, – вот что заставляло их двигаться без привалов.

Сухмет раз десять пытался поставить непробиваемую магическую завесу, но она лишь ослабила пыл кровососов да, может быть, уменьшила их количество, но никого не избавила от муки.

К тому же под сводами деревьев все время было сумрачно и казалось, что настала осень. В таком полумраке идти было труднее.

Вечером второго дня Сухмет, так и не справившись в очередной раз с комарами, стал разгонять зеленую ауру. Лотар подсел и от усталости довольно бесцеремонно спросил:

– А во время скачки ты этого, кажется, не делал?

Сухмет кивнул и повернулся к Желтоголовому. Стало заметно, как старик изнурен, какой желтой стала его кожа, как побледнели губы, каким лихорадочным блеском горят глаза.

– Верно, мой господин. Но тела оленей вполне прикрывали нас своей аурой, не стоило им мешать.

– А враг мог почувствовать бег оленей?

– Наверняка почувствовал, но вряд ли обратил на него внимание. Такие скачки олени устраивают каждый год, в этом нет ничего необычного. Странно, что виане удалось уговорить их удерживать нас на спинах, а в остальном… Все было так, как заведено многие тысячелетия назад.

– Мне тоже так показалось, – ответил Лотар и ушел, чтобы не мешать Сухмету работать.

К исходу третьего дня они вдруг вышли на относительно открытое пространство. Деревья тут были не выше тех, к которым Желтоголовый привык в лесах Лотарии, и росли они не чаще, чем в ином фруктовом саду. Стало видно небо. Все по нему соскучились, особенно Азмир, который стал на колени и пару раз коснулся лба кончиками пальцев, не отрывая взгляда от голубизны над собой.

В этой разреженности и вновь возникшей перспективе стало видно, что они стоят у подошвы довольно большого, хотя и не очень высокого холма. Все в нем было обычно, он не отличался от леса, через который они проламывались все это время…

Если бы не одна странность, которую Лотар почувствовал сразу, едва подошел к нему. Строго посередине эту возвышенность разделял тонкий, не толще волоса, шов. Именно по нему и расходился курган, когда Сроф влетала в свое гнездо.

Глава 11

– Смотрите! – закричал Азмир.

«Вот это да, – подумал Лотар, – не один Рубос стареет, вероятно… Как я мог не заметить?»

На самой верхушке кургана, молчаливо, как долгая зимняя ночь, стояло каменное изваяние. Помимо очевидной старины было в нем что-то, что заставляло вспомнить и людей, и некоторых зверей, и даже, кажется, птицу Сроф, как ее себе представлял Лотар. Шов, разделяющий курган надвое, проходил у самых ног каменного существа.

Все собрались у изваяния. Тут почему-то чувствовался ветер, хотя деревья вокруг стояли не ниже, чем под курганом. Впрочем, нет, все-таки чуть ниже, и у них были искривлены стволы, словно их обдувал этот ветер еще ростками. Это было странно. Лотар посмотрел на Сухмета.

Ему подсказки были не нужны, он уже проверял, не связана ли птица Сроф с элементалями воздуха, которые тут могли выполнять сторожевую или какую-нибудь похожую роль. Спустя некоторое время старик уверенно покачал головой и сказал:

– Нет, господин мой, это заложено в конструкции двери, к магии не имеет отношения.

Рубос все понял.

– Хорошо бы.

Лотар оглянулся на Азмира. Даже пустынник, кажется, стал понимать. Он многому научился за последние полтора месяца, это говорило в его пользу. «Может быть, – подумал Лотар, – он и не безнадежен».

Азмир как будто подслушал мысли Лотара: он подошел к каменному истукану и громко произнес, ни к кому не обращаясь:

– Грудь как у женщины, а глаз нет. Зато над переносьем складка, словно у циклопа.

– Откуда ты знаешь легенды о циклопе? – быстро спросил Ди.

– Ну, не только образованным знать о нем, – беспечно ответил бывший разбойник и похлопал камень грязной рукой с обломанными ногтями.

Лотар и сам уже догадался, почему курган так называется, просто он решил, что это заметили все. Но вот для Азмира это оказалось открытием. Рубос его поддержал:

– Да, Азмир, теперь понятно, кто тут Одноглазая Амазонка.

Удовлетворенный похвалой, пустынник отошел в сторону, сел на стелющиеся ветви какого-то кустика и стал смотреть на восток. Ди тем не менее покачивал головой. Сухмет вдруг сказал:

– У меня дурацкое чувство: если будем стоять тут долго, нас заметят.

– Кто? – спросил Рубос.

Сухмет пожал плечами, но Лотар готов был согласиться с ним. Тогда Рубос уверенно произнес:

– Ну, раз так, нужно входить.

– Куда? – не понял Азмир. Хотя он сидел ко всем боком, оказалось, он все слышит.

– Туда, где она обитает. Мы же собрались устроить тут засаду, ты не забыл?

Сухмет ответил вместо пустынника:

– Если бы еще знать, как войти, Рубос, я бы немедленно последовал твоему совету.

Рубос нахмурился:

– Но ведь она входит?

Ди спросил:

– Что может открыть курган? Слово, мысль, заклинание?

– Должно быть, что-то быстрое, – Рубос задумчиво погладил подбородок, – чтобы можно было легко открыть, возможно, еще на лету. Она же может прилететь уставшей, раненой, да какой угодно!

Лотар провел рукой по коротким волосам над налобной пластиной.

– Как вспомню ее крик, так мороз по коже…

Сухмет, Ди и Рубос воскликнули в один голос:

– Крик!

Они посмотрели друг на друга с сомнением. Если такая очевидная мысль пришла им в голову одновременно, значит, она была неверной. Но Лотар не был склонен отказываться от нее так быстро.

– Вслушайтесь. Над лесом стоит тишина, никто тут не живет, никого поблизости нет.

– Ну и что? – спросил Сухмет.

Лотар понял, что это не может иметь для других доказательной силы, хотя для него, по какому-то внутреннему закону, который он и не пытался объяснить, тишина вокруг увязывалась именно с криком.

Сухмет подумал и согласился:

– Ну ладно. Давай попробуем.

Щадя остальных, они отошли в сторону, под развесистый вяз, и Сухмет стал накачивать Лотару память.

Сначала, как обычно на таких сеансах, не было ничего. Настоящая действительность просто отступила, стерлась и стала почти неразличимой. Потом вдруг проступили ощущения – прежние ощущения, испытанные им в Ашмилоне много лет назад.

Жара и сырой холодок подземелья одновременно. Запах пустыни и остывающих камней. Он сидит с Рубосом в каком-то каземате, в стене пробито окошко, через него видны звезды… Может, это было и не так, но сейчас Лотару так казалось. И вдруг раздался крик…

Он вздрогнул. Это было действительно неприятно. Сухмет заглядывал в его глаза с участием.

– Вспомнил?

Непонятно почему Лотар вдруг спросил:

– Слушай, Сухмет, почему бы тебе самому не исполнить этот трюк? Ты и сам его не раз слышал, а я убежден – объем легких у тебя не меньше моего, и фонетику ты знаешь получше…

Сухмет даже не улыбнулся.

– Господин мой, я даже не буду пытаться. Я, если и не захочу этого, вложу в крик толику магии. А он должен быть очень чистым, только горловым. Его может воспроизвести лишь тот, кто не практиковал ничего сильнее обычной медитации, иначе нас ждет что-то очень скверное.

Лотар удивился:

– Так у меня будет только одна попытка? Тут стоит какая-нибудь сигнальная система? Или есть кто-то, кто закроет курган наглухо, если крик у меня не получится как надо?

Сухмет подумал:

– Нет, если ты будешь честно кричать, ничего такого не будет. Вот если попробовать колдовать, тогда… – Внезапно он опечалился. – В этом деле, господин, будет еще немало моментов, когда все решат только сила, только подготовка, только естественные человеческие качества.

Лотар посмотрел на него с сомнением:

– Пока все получалось неплохо и с твоим колдовством.

– Пока… – Сухмет вытянулся, как сержант на плацу. – Ну, давай пробовать, господин мой.

Лотар усмехнулся: в интонации старика звучал приказ – по контрасту со словами.

Он вспомнил крик птицы Сроф еще раз про себя и вдруг заорал в голос, подражая воспоминанию. Разумеется, вышло отвратительно. Даже Сухмет, не ожидавший быстрого успеха, отрицательно покачал головой. В его глазах читалось разочарование.

Лотар снова погрузился в воспоминания, и вдруг в его сознании всплыли страницы, посвященные описанию сферы звука, возникающей при магических криках, таких, например, как ведьмин крик. Он представил себе эту сферу, сделал ее тяжелой, как чугун, и снова закричал, уже не думая о звуке, заботясь лишь о сфере.

На этот раз Сухмет вспотел, и в то же время его пробила такая дрожь, что он даже не сразу смог заговорить – так плясали губы:

– Т-транс… мутируй… немного-го-го гор… ло.

На всякий случай он объяснил фразу жестом. Лотар представил крик таким, каким он его теперь хотел услышать, и тут же почувствовал, что глотка его изменилась. Он и сам не мог бы определить, что с ней произошло.

Желтоголовый повернулся к кургану, набрал в легкие воздуха и заорал.

На этот раз с вяза посыпалась листва, с соседних деревьев упали сухие ветви. Но у него получилось. Холм вдруг закачался, дрогнул и стал рывками, словно телега на неровной дороге, расходиться в разные стороны. Рубос, Ди и Азмир бросились с кургана вниз, как горошины из стручка.

Но курган разошелся совсем немного, не шире десятка футов. Потом все успокоилось. Лотар подошел к разверзшейся у его ног пропасти. Из нее дохнуло сыростью и какой-то особой тишиной, от которой хотелось завыть.

Кто-то защелкал сзади. Лотар оглянулся. На ветке сидела Ду-Лиа, она все еще оставалась в теле кукушки. Лотар улыбнулся ей, взгляд птицы остался неподвижным. Лишь полупрозрачная пленка опустилась, а потом неспешно, как веер красавицы, поднялась. Это можно было при желании принять за ответную улыбку.

Подошли Рубос, Ди и Азмир. Мирамец был сердит.

– Предупреждать надо, Лотар, – процедил он сквозь зубы.

Лотар хлопнул его по плечу:

– Да я и сам не знал, что получится.

Рубос, конечно, мгновенно оттаял. Он хмыкнул и спросил:

– Что дальше?

Сухмет уже привязывал к вязу веревку, собранную из отрезков, оставшихся от всей оленьей упряжки, которую он достал из Бесконечного Мешка. Первый узел, у дерева, получился довольно сложным, он должен был развязаться при определенном заклинании, тогда веревка соскользнула бы вниз, в провал.

Азмир заглянул в черноту, ничего, конечно, не увидел, бросил камешек. Он отозвался секунд через пять.

– Тут высоко, локтей двести. И лезть не хочется.

«Так, – решил Лотар, – он стал откровеннее». Все становилось в мире лучше, даже бывшие разбойники.

– Может, крылья отрастишь, Лотар? Двести локтей – это не шутка, – предложил Ди.

Лотар посмотрел на Сухмета:

– Веревка до дна достанет?

– Конечно, я обо всем позаботился.

– Ты там никого не чувствуешь? – спросил Лотар. На всякий случай он проверил, как вынимается меч.

– Такое впечатление, – ответил Рубос, – что даже насекомых нет.

Сухмет проверил это утверждение, кивнул, соглашаясь, но тут же добавил:

– И все-таки лучше не будем отращивать тебе крылья, господин. Трансмутация оставляет магический след, Сроф может его заметить, а мы собирались быть незаметными.

Первым опускался Лотар. Он сполз вниз с такой скоростью, что содрал кожу на ладонях и ободрал об узлы слишком нежные для такой операции внутренние части икр и бедер. Но когда он коснулся дна и осмотрелся, оказалось, что можно было и не спешить. Он стоял у стены огромного, темного, пустого зала.

Начиная с высоты футов в пятьдесят из стен поднимались довольно странные ветви, которые становились тем длиннее, чем на большей высоте они росли. Но это были не ветви, а переплетения ходов, переходов и каких-то ажурных чаш, похожих на подвешенные гнезда. Человеческого воображения не хватило бы, чтобы изобрести те каноны архитектуры, по которым это сооружение было устроено. Сделанное из камня, металла и какого-то другого материала, о котором Лотар никогда даже не слышал, сооружение было все-таки искусственным, и крепились эти ветви к прутам, установленным в пластах скальных пород, там и сям виднеющихся на стенах зала.

В центре, на высоте примерно футов ста или ста двадцати, кружево переплелось так плотно, что если бы Лотар спускался не с краю, а ближе к каменной бабе, он застрял бы в странных ветвях. Почему-то это действовало на нервы и заставляло касаться мечей.

Остальные путники опускались с изрядным трудом. В какой-то момент Азмир даже запаниковал, пришлось Рубосу на него прикрикнуть, как он пояснил стоящему поблизости Сухмету, в интересах самого же пустынника. Дальше Азмир спускался без осложнений, но, оказавшись внизу, долго не мог смотреть на Рубоса – то ли от стыда за себя, то ли переживая его окрик.

Дно зала под курганом оказалось сырым, его покрывал очень толстый слой костей, закаменевшего гуано и высохших веток, иногда довольно толстых. А запах стоял такой, что Рубос попросил Сухмета защитить как-нибудь его обоняние. Сухмет исполнил просьбу. Тут можно было использовать какую угодно магию – любые ее следы растворялись в этой застоявшейся ауре боли, смерти и гниения.

Лотар притупил свою чувствительность сам. Иначе у него могла разболеться голова.

После трех попыток ему удалось прокричать так, что крыша наверху сомкнулась и стало темно. Вернее, стало темно для Рубоса и Азмира. Остальные, конечно, видели вполне достаточно.

Рубос попросил разрешения сделать факелы, но Сухмет отказал. Он считал, что мелкая магия безопасна, а вот огонь… Уж очень это было несвойственно птице Сроф. Вместо этого Сухмет поднял пустыннику и мирамцу уровень темнового видения, насколько это было возможно для необученного сознания.

Ожидание, терпение и внимание стали привычной работой. Ночью неожиданно в одном углу пещеры забил небольшой ключ. Сухмет проверил воду и сказал, что она вполне чистая, можно пить, но под утро источник иссяк. Впрочем, следующей ночью он забил снова. Лотар почувствовал к нему тайную симпатию: этот веселый ручеек в окружающей темноте напоминал о смене дня и ночи, о рассветах и закатах. Конечно, Лотар и так мог бы увидеть, день снаружи или ночь, но обострять свои способности не хотел. Скорее всего по той причине, что Сухмет, который никогда не ошибался, этого не делал.

На третий день Азмир, отправившись по определенной надобности в дальнюю от источника сторону, наткнулся на огромную золотую монету. Глаза пустынника блестели, когда он принес ее показать остальным. При виде золота у него даже перехватило дыхание, но монету он все-таки показал.

Монета наводила на кое-какие мысли. Ближе к вечеру, чтобы при случае иметь воду под рукой, Лотар трансмутировал и взлетел на искусственные ветви, хотя еще пару дней назад они с Сухметом решили этого не делать, чтобы не насторожить птицу, когда она вернется.

Ветви, которые по прошествии нескольких дней уже представлялись им вполне обычными, оказались увешанными десятками гнезд. Некоторые были так велики, что в них мог бы уместиться бык, другие, наоборот, малы, как детская колыбель.

Перелетая от одного к другому, Лотар обнаружил, что эти каменные или металлические чаши иногда почти до половины наполнены драгоценными камнями или золотыми монетами. Драгоценности устилали дно в больших гнездах, как у птиц устилают гнезда пух, стебли травы или кусочки мха. В одном небольшом гнездышке стояли сосуды с драгоценными благовониями, маслами. В огромной, кажется, самой большой чаше Лотар нашел настоящий склад некогда великолепных тканей… Правда, от сырого воздуха этого странного гнездовья ткани, которые лежали тут дольше других, стали рассыпаться.

А может быть, рассыпались они от старости. Не исключено, птица притащила эти свитки ткани много веков назад…

Устав рассматривать дивные творения природы и рук человеческих, так бездарно сваленные в кучу, Лотар спустился и рассказал всем, что он увидел.

Глаза Азмира, который полагал, что именно он обнаружил это богатство, горели теперь неугасимым блеском. Он, кажется, даже спать стал плохо, хотя в этом колодце больше и делать было нечего.

На третий день после того, как он нашел свою монету, пустынник вдруг предложил:

– А что нам мешает забрать это богатство и дать деру? – Ему никто не ответил. – Так ли уж нам нужно биться с остальными врагами?

Рубос, устроивший себе лежбище из сухих веток и пары рулонов украденной ткани, лениво ответил:

– Вообще-то, когда ты похищаешь что-то ценное у таких зверюг, как Сроф, они себе покоя не находят, пока не отыщут тебя и не нападут в самый неподходящий момент. Лучше уж сразу грохнуть ее, чтобы потом не думать о последствиях.

– Ну так давайте грохнем, а потом…

– Нет, – проговорил Лотар. Он только что закончил сложную тренировку на одной из менее загаженных площадочек, вымылся и с удовольствием влез в свежевыстиранный комбинезон, который намеревался высушить на себе. – Мы пришли сюда не грабить. Если тебе будут нужны деньги, ты получишь свое, но не раньше, чем…

– Хорошо, – предложил Азмир. – Отдайте мою долю, сколько сочтете нужным – я почему-то верю в вашу справедливость, – и я пойду себе.

– И далеко ты уйдешь? – насмешливо спросил Рубос. – До твоей деревни отсюда шагать и шагать.

– Нет, с деньгами везде хорошо, – решил поспорить Азмир. – Найму стражу, в крайнем случае, можно устроиться и в Архенахе.

– Тебя до Архенаха десяток раз ограбят или вовсе зарежут. Так что жди пока и готовься к бою с птицей.

На этом спор прекратился, Азмир затих. Но Лотар с сожалением понял, что никаких особых изменений в душе пустынника не произошло. Или деньги относились к одной из самых сильных иллюзий, и изживать ее следовало не месяцы, а многие годы.

Прошло еще какое-то время. Как ни удивительно, Сухмет сказал вдруг, что еды в Бесконечном Мешке осталось на два дня. Азмир предложил уменьшить порции, но Рубос заявил, что гораздо разумнее подняться на поверхность, поохотиться и набить дичины еще на пару недель.

В этом был резон, совсем ослабевать от недостатка питания было бы глупо. Но Ди вдруг спросил:

– А как часто она вообще появляется тут? Может, это происходит не чаще чем дважды в год? Разумно ли тогда держать тут засаду?

«Он сам не в силах определить, как часто сюда прилетает птица», – понял Лотар. Он не знал, как это можно устроить, но не сомневался, что такая задача по плечу Сухмету. Вот только сам Сухмет пока молчал.

Зато подал голос Азмир:

– Вот именно. Если вам нужно сразиться с птицей, давайте грабанем ее и будем ждать в более удобных условиях…

– Нам нужно не ограбить ее и даже не биться с ней, – напомнил Сухмет мягким, как лесной мох, голосом. – Нам нужно кое-что выяснить, поэтому я полагаю…

Договорить он не успел. Где-то высоко над их головами раздался бешеный вой, вгоняющий в ужас даже на таком расстоянии. Курган, вернее, крыша гнездовья Сроф стала расходиться.

Теперь понукать никого было не нужно. Все принялись лихорадочно готовиться к бою, проверять оружие, натягивать доспехи.

Они едва успели. Только-только они замерли между кучами веток, в заранее приготовленных, замаскированных сверху местах, как птица стала опускаться.