Текст книги "Стерх: Убийство неизбежно"

Глава 7

Группа японцев дружно зажужжала камерами, защелкала фотоаппаратами, некоторые из них не выключили вспышки, и они засверкали, как фейерверки. Стерх сцепил зубы и вырвал у Вики бинокль. Потом стал водить по лицам туристов, стараясь выяснить, куда нацелены объективы. И опустил голову, это были японцы, люди в высшей степени ценящие природу, и к тому же старающиеся не допустить любопытства. Ни один из них даже не попытался зацепить хотя бы краем видоискателя пару, застывшую перед ними на фоне моря.

Потом опомнился Митяша, он вздрогнул, и оттащил, чуть не силой, Нюру от края. Она уже немного успокоилась и попыталась улыбнуться. Она прижалась к Митяше всем телом и подчинилась ему.

А экскурсовод вещала:

– Справа от нас доминирующей высотой вздымается гора Роман-кош, слева, если зайти за эту рощу, будет виден Демерджи. Эти горы и Чатыр-даг, на котором мы находимся, являются главными горами Крымского хребта. Прямо перед нами находится один из самых известных курортов – Алушта. Слева, хотя сегодня не очень хорошо видно, расположен Судак. За Роман-кош находится Ялта, возникшая от старого греческого слова – Ялос, что означает «земля». По преданию, именно в районе Ялты античные греки впервые открыли этот благодатный берег и решили основать тут свои колонии.

Переводчик бубнила свое, но ее, похоже, никто особенно не слушал. Все просто рассыпались по краю пропасти, осторожненько заглядывали вниз, какой-то из самых пожилых японцев с улыбкой спрашивал, нельзя ли бросить вниз камень, не вызовет ли это камнепада, переводчик тоскливо озиралась и транслировала ответ экскурсовода, что камнепада не будет, и камень, конечно, можно бросить, мол, местные туристы делают это постоянно, и не спрашивая разрешения. Японец несильно размахнулся, и кинул камень, словно горы и весь вид вокруг были стеклянными. Спустя четверть часа экскурсовод объявила:

– А теперь, садимся в автобус и едем в Алупку, там у нас экскурсия по виноградным плантациям.

Туристы послушно, пощелкав еще немного фотоаппаратами, потащились к стоянке за деревьями. Вика проговорила:

– Кошмарный язык, ужасный текст. Виноградные плантации, местные туристы, – она хмыкнула.

– Как думаешь, стоит разрабатывать этих ребят? Вдруг у кого-то все-таки эта парочка попала в видоискатель?

– Было бы у нас больше сил… – отозвалась она, сразу погрустнев. – В любом случае, это не будет иметь юридической силы. Мы, как свидетели, куда достойней.

Группа удалялась. Слышался пронзительный голос экскурсовода, отвечающий кому-то:

– Да, на виноградниках мы будем дегустировать вино, а вечером отправимся в Байдарское ущелье, слушать эхо…

– Не знаю, я бы хотел иметь их фотографии, – сказал Стерх, пряча револьвер.

– Тогда сам купи аппаратуру, – высказалась Вика.

Стерх вздохнул. Дальнобойная оптика стоила столько, что он не знал, что лучше – научиться фотографировать или рисовать по памяти.

Нюра с Митяшей, расположившиеся совсем неподалеку от рощи, провожали туристов взглядами и оглядывались, словно еще не могли поверить, что остались без этой нежданной компании. Или Митя почувствовал на себе взгляды Стерха с Викой, или Нюта все еще не могла избавиться от ощущения близкой смерти, которое накрыло ее двадцатью минутами ранее. Но если даже так, она не могла определить источник угрозы, о том, что такой угрозой был Митяша, она и не догадывалась. И она отвергла бы с гневом это предположение, если бы кто-нибудь ей об этом сказал.

Самым удивительным было то, что Митяша, спрятав голову на груди девушки, поглаживал ее по плечу. Это не была маскировка, это был жест признательности и любви, это было настолько неподдельное движение, что Стерх засмотрелся на эту подрагивающую ладонь, которая гладила тело девушки, словно пыталась спастись, удержаться от чего-то ужасного.

Наконец Нюра не выдержала. Она чуть оттолкнула Митяшу от себя и посмотрела ему в лицо. Оказалось, что его глаза были раскрыты, и если Стерха не обманывало зрение, то застыли, как восковые, не мигая.

– Митя, что с тобой происходит?

– Не знаю, не… понимаю. Вдруг стало так страшно.

– Глупости, – рассмеялась Нюра, но в ее голосе прозвучали нотки подавляемой истерики. – Пойдем-ка домой, я буду тебя лечить.

Она подхватила своего кавалера под руку и повела на парковку. Еще разок рассмеялась, но теперь, из отдаления, ее смех резанул, как осколок стекла по незащищенной ладони. Стерх вздрогнул и вытер руки, они все еще были мокрые от пота. Повернулся к Вике.

– Согласна, – ответила та на незаданный вопрос, – все висело на волоске.

– Все по-прежнему висит на волоске, и никто об этом не догадывается.

Оба, не сговариваясь, вышли на поляну, подошли к обрыву и заглянули вниз. Скальная стена уходила метров на сорок, а то и больше. Внизу из кустов и травы вставали, как истертые зубы, острые камни и чуть менее острые валуны. Место выглядело настолько дико, что труп мог пролежать тут не один день никем не замеченный. Вика обернулся к Стерху.

– Безнадежный для жертвы вариант… Ну, я имею в виду, для любой жертвы, – она чуть смутилась. В самом деле, было нелегко так отстраненно относиться к девушке, которую она совсем недавно видела.

Чуть ссутулившись, Стерх пошел на паркинг. Машина Митяши исчезла, «Нива» стояла, как стояла, только внутри стало чуть более душно, чем раньше. Но виной тому были поднятые стекла, и ветер на площадке перед морем, к которому, оказывается, они успели привыкнуть.

Посидев без движения, с расстроенным, удрученным видом, Стерх, наконец, включил мотор, поманеврировал немного, выехал на уже знакомый проселок, и покатил назад. Неподалеку перед отелем он повернулся к Вике.

– Ты должна следить за ними весь вечер. – Подумал, добавил: – Именно ты, я не могу показываться, они меня видели на своей вечеринке.

– Да, кажется от той бутылки вина, которую я предлагала утром, следует отказаться.

Они припарковались там же, где и предыдущей ночью. Стерх кивнул на вход отеля.

– Посмотри, не торчит ли там этот золотозубый местный бандит.

Вика подняла на него недоуменный взгляд. Стерх сообразил, что ничего еще ей не рассказал, и быстро, в несколько слов, доложил о своем разговоре с местным «наблюдателем» за завтраком. Осознав, в чем дело, Вика выскользнула из машины, подошла к дверям, исчезла между створок, потом появилась снова, помахала рукой.

Лифт отвез Вику на третий этаж, а Стерха на шестой. Оказавшись в номере, Стерх сорвал с себя пропотевшую рубашку. Отправился в душ, потом позвонил вниз и заказал бифштекс с картошкой, и две бутылки местного пива. Последнее оказалось ошибкой, пиво было настолько отвратительным, что Стерх, даже весь иссушенный внутри, не допил и первой бутылки. В Крыму, решил он, следует пить вина, но он побаивался загружаться алкоголем, потому что в любой момент могло случиться, что нужно сниматься и гнать куда-нибудь, например, в Москву.

Насытившись, он улегся поверх одеяла в кровать, натянув на себя только тренировочные штаны, и включил без звука телевизор, в котором замелькали какие-то не очень определенные фигуры людей. Он больше смотрел в окно, чем на экран, и следил, как темнеет, как все гуще становятся тени. Он даже подумал о том, чтобы сходить в местный книжный магазин и купить что-нибудь для вечернего чтения, но его мечты о книге разрушил телефонный звонок.

Вика доложила, как Митяша и Нюра отужинали, или, по европейским стандартам, отобедали, и что потом Митя отправился в местный бар, полный всяких сортов крымского вина и коньяка. Она спрашивала, стоит ли следить за ним и там, или это может взять на себя Стерх, если прилепит себе бороду и густые брови. Последнее было, вероятно, шуткой.

Потом стало совсем темно. Тьма тут, на юге, была какой-то слишком плотной, ощутимой, почти материальной. Чтобы еще определенней это почувствовать, Стерх открыл окно и подышал на редкость горячим воздухом, приходящим из степи. Чтобы не ходить третий раз за день в душ, он включил вентилятор и наставил его на стену, памятуя, что вероятней всего получить воспаление легких – обдувать себя из вентилятора в течение часа в жаркую погоду. Снова лег, высматривая огоньки домов, разбросанных за парком, в стороне города, хотя самого Симферополя видно не было. Его мысли постепенно вернулись к делу, которым он занимался.

Да, молодой Витунов, когда пошел на Нюру там, на обрыве, принял решение. И Стерх был готов стрелять, даже не думая о том, что в результате применения оружия у него могли возникнуть серьезные неприятности… Это-то как раз было не важно. А по-настоящему важным было одно – если раньше у него не было внутреннего убеждения, что готовится убийство, теперь это убеждение у него возникло. И следовало понять, что будет дальше.

Отважится ли Митяша на вторую попытку убийства? Стерх взвесил эту возможность довольно тщательно, усилия, которые потребовались от Мити для первой попытки, доказывали, что вопрос не риторический. Он вполне мог отказаться от того, чтобы совершить преступление своими руками. Кроме того, он любил эту девушку. Когда он затащил ее в постель, в нем играли не просто гормоны, он испытывал эмоции, чувства, у него определенно была какая-то искра, которая разбудила ответную искру у Нюры…

Он вдруг понял, что храпит. Поднялся на ноги, включил торшерчик, часы на руке показывали без чего-то одиннадцать. Он и не догадался, что так долго дремал. Закурив, улегся на измятую кровать и стал ждать. В окно по-прежнему влетал легкий ветерок, вентилятор был уже не нужен, но выключать его было лень.

Когда прошло еще около часа, в коридоре раздались шаги, Стерху показалось, что он узнает их, хотя они могли принадлежать кому угодно. Но на этот раз он не ошибся, дверь открылась, и в комнату проскользнула Вика. Она посмотрела на него и прыснула со смеха. Заботливо закрыла дверь за собой, подошла и тяжело уселась на край кровати. Долго-долго смотрела на него с таинственной усмешкой, потом заявила:

– Отбой. Пара Делюжных удалилась к себе, думаю, чтобы спать. – Посмотрела на Стерха выжидаючи, так как он не реагировал, продолжила: – Из двух бутылок массандровского вина, которые они выпили в баре, Нюра отведала два раза по половинке стакана. Остальное пришлось на его долю, вероятно, ему очень было нужно.

– А ты? – спросил Стерх с вымученной улыбкой.

– Что я?

– Сколько пришлось на твою долю?

– За здоровье Прорвичей, три бокальчика местного коньяку. Оказался, кстати, хуже молдавского, но куда лучше дагестанского.

– Это лишь твое мнение, местные, наверняка, полагают иначе.

Вика достала сигареты, закурила, глубоко затянулась, выдохнула дым прямо в лицо Стерху.

– Я разбираюсь в коньяках не хуже, чем ты в испорченной водке.

Стерх дотянулся до лампочки над кроватью и щелкнул выключателем. Свет, заливший его номер, оказался хуже, чем он предполагал – слишком неопределенный, слишком интимный.

– Вика, думаю, тебе следует отправляться на боковую. А то придут в голову непристойные мысли.

– Мне или тебе? – спросила она. И не дождавшись ответа, пробормотала: – В отношении тебя мне это не грозит. – Посмотрела в зеркало. – А вот в отношении одного местного грека, который там крутился… Может быть.

– Ну, не стоит недооценивать впечатления, которое я произвожу на женщин, – на всякий случай пробормотал Стерх.

Вика рассмеялась, не совсем трезво, и посмотрела на него внимательно. Опасные огоньки еще не погасли в ее глазах.

– Все еще… производишь?

– Вика, – Стерх попробовал стать серьезным и деловым, – Митяша и Нюра на самом деле пошли спать?

– Я проводила их до дверей их комнаты. Но конечно, в постель их не уложила, думаю, это было бы немного слишком… за такой гонорар.

– Надеюсь, они тебя не заметили?

– Вообще-то, они были, как всегда, слишком заняты собой. Даже противно.

– Ладно, – Стерх кивнул, поднялся и натянул на себя курточку от тренировочного костюма, подхватил ключи от номера и, по привычке, от дома в Москве. Сунул в карман. – Если не выгонят, я тоже, пожалуй, спущусь в бар. Думаю, стоит попробовать, действительно ли местный коньяк настолько плох, как ты говоришь. Когда будешь уходить, хлопни, как следует дверью.

Вика все еще сидела в ногах его кровати, воткнув в него острый, как отточенный карандаш, взгляд. Он редко замечал у нее этот взгляд, и не мог в нем разобраться. То ли она его ненавидела, то ли в ней проявлялось извечное женское, которое он старательно трактовал в ней как отношения коллег и напарников.

Он улыбнулся и вышел из комнаты. Его посетила мысль, что сегодня ночью Вика будет нелегко засыпать, ворочаясь в кровати, на которой спал Никита Михалков, настоящий мужчина… И был уверен, что он сам ей долго теперь не придет в голову.

Он уже сходил вниз, решив не беспокоить лифт, когда, проходя мимо третьего этажа, остановился, как вкопанный. Страх, даже легкая паника овладела им до кончиков ногтей. Потому что по коридору, направляясь в сторону лестницы, всего в десятке шагов от себя он увидел Нюру. Она была одета в плотную шерстяную ветровку, и несла в руке свою дорожную сумку, через которую был переброшен явно привезенный из дому плед.

Подниматься, сменив направление, было уже поздно, это возбудило бы подозрение, или привлекло внимание – неизвестно, что хуже. Поэтому он пошел дальше, лишь чуть-чуть прибавив шагу. Опустившись на первый этаж, свернул к двери, потом снова свернул, приостановился. В темных окнах, выходящих на кусты за парковочной площадкой, он видел отражение Нюры, она шла, чуть тщательнее, чем обычно, опуская ноги на пол, очевидно, Стерха она не успела рассмотреть, когда он мелькнул перед ней. Но она оглядывалась по сторонам, что-то выискивая.

За конторкой приема никого не было, двери в ресторан оказались уже закрыты, где находился бар, Стерх не подозревал. Поэтому он сделал самую обычную вещь на свете, зашел за угол и открыл первую же дверь, которая поддалась его руке.

Это было выложенное кафелем помещение, с раковинами и зеркалами. У одной раковины стояла весьма начесанная, немолодая женщина, которая, заметив Стерха, замерла, открыв рот. Он автоматически прошел дальше, и лишь тогда понял, куда попал. Резко повернулся на месте, потряс головой.

– Прошу прощения, кажется, я ошибся.

– Да уж, ошибся… – ответила женщина выражая голосом ядовитую неприязнь. – Для мужчин – рядом.

Он открыл дверь, выглянул, Нюры в холле уже не было. Он открыл дверь шире, вышел и оглянулся.

– Разумеется, для леди, – проговорил все еще немыми губами. – Очень жаль.

Ему удалось даже выстроить на лице что-то напоминающее смущенную улыбку. Женщина, которая не сводила с него негодующего взгляда немного смягчилась.

– Ну, в общем-то, ничего страшного.

Стерх закрыл за собой дверь и почти побежал в неосвещенную часть холла, откуда можно было посмотреть на паркинг. Первое, что он увидел там, был ночной портье, тот самый прыщавый, что принимал их прошлой ночью. Теперь он нес за Нюрой ее сумку, и что-то щебетал, чуть наклоняясь к девушке. Золотозубого поблизости не наблюдалось, и Стерх решился.

Он почти добежал до выходной двери и выскочил наружу. Теперь стало видно, что у «Вольво», поставленной неподалеку от его «Нивы», в плохоосвещенной части площадки, стоял кто-то еще. Кто-то, кто принял сумку от портье и тут же уселся на водительское место. Потом дверца машины негромко стукнула, это Нюра разместилась на заднем сиденье. Потом мотор легко завелся, и «Вольво» плавно тронулась с места.

Стерх бросился к своей машине, отыскал ненароком прихваченные ключи, впрыгнул в нее, как летчик перед боевым вылетом. Повернул зажигание, снова, еще раз. Мотор мягко заурчал.

Когда он выруливал на улицу, он уже не сомневался, что «Вольво» свернула направо, в противоположную сторону от той, куда они ездили сегодня днем. Газанул, и уже через четверть минуты увидел огни впереди. «Вольво» двигалась не очень быстро, к тому же, иногда слабо ходила из стороны в сторону, видимо, Вика не лукавила, когда утверждала, что Митяша выпил почти две бутылки вина.

Скоро они выехали на какое-то шоссе, и машина Витунова повернула налево, на юго-запад. Перед Стерхом на миг мелькнул указатель «Бахчисарай», и сколько-то там километров. Потом дорога завиляла, как и все здешние дороги, проложенные, собственно, в предгорьях.

Стерх чуть расслабился, он даже позволил себе приблизиться к «Вольво» метров на двести. И вдруг понял, что с его машиной что-то происходило, что-то было не в порядке. Он поехал чуть медленнее, и понял, что «Нива» теряет скорость быстрее, чем он позволял ей. Он осмотрел уровень бензина – треть бака. Но что-то мешало ему набирать ход… Он еще раз пробежал глазами по приборам.

Температура зашкалила, стрелка чуть не ломалась, упершись в ограничитель. Тогда он все понял. Съехал на обочину, поставил на ручной тормоз, достал из дверного карманчика фонарик, отдернул ручку, выбежал, задрал капот. Ему в лицо ударила волна раскаленного воздуха, когда он открыл горловину радиатора, вместе с паром… Воды в радиаторе не было. Он наклонился ниже – болтик, позволяющий спустить воду, был отвинчен и лежал в какой-то грязной ямке сбоку.

Он закрутил его и погасил фонарик. Повернулся и далеко-далеко увидел красные огоньки машины Митяши, которая уходила все дальше. Через пару минут их вообще скрыла рощица деревьев, или верхушка холма. Стерх знал, что увидит их очень нескоро, если увидит вообще.

Глава 8

Было почти девять часов, когда Стерх вернулся в отель. Он чувствовал себя разбитым, словно всю ночь разгружал вагоны. Его внимание немного задержала группа новых туристов, которые весело разбирали вещи, шутили, смеялись и предвкушали отдых. Главной темой были, конечно, море и походы в горы. Стерх позвенел своим ключом от номера, и двинулся в сторону лифта. Золотозубый стоял прямо тут, и разговаривал с ночным портье. Их сходство, словно у братьев, бросалось в глаза. А может, они и вправду были братьями, решил Стерх.

– Доброе утро, – приветствовал Стерха золотозубый. – Как спалось? – Его глаза блестели совершенно невыразительно. – Мне кажется, не очень хорошо?

– Не так уж и плохо, – ответил Стерх, едва сдерживая злость. – Наблюдал восход солнца с гор.

– Ну, тогда ласкавый пан еще не привык к нашему климату.

– Допустима и такая версия.

Стерх вошел в лифт и нажал кнопку третьего этажа. Золотозубый остался в холле, кивнув с приятельской ухмылкой. Доехав, Стерх отправился к апартаментам Вики. Осторожно нажал ручку, вошел и остановился у открытой двери.

Шторы были так плотно задернуты, что оставалась только узкая полоска между ними, но света было достаточно. Он закрыл дверь и прошел дальше, Вика спала на широкой, как некогда говорили, французской кровати, глубоко закопавшись в перину и подушки.

Стерх осмотрелся, нельзя было сказать, что апартаменты выглядели скромно. На стенах висели какие-то не очень умелые картины, зато настоящие, а не репродукции. Ковер был неплохой ручной вязки, видимо, о ковролине тут еще не догадывались, да и сама кровать заслуживала в высшей степени одобрения, разумеется, от тех, кто любил спать на теннисном поле. Сбоку открытая дверь вела во внушительных размеров ванную комнату, в которой светило усталое освещение – Вика забыла выключить его, или не выключила специально, используя как ночник. Стерх заглянул, кафель в ванной был расписан нелепыми пастухами и пастушками, а внизу складывался в темно-зеленые полосы, вероятно, под цвет моря. Стерх дотащился до кресла, уселся и со вздохом вытянул ноги.

Скорее всего, эти апартаменты были скромными и даже аскетичными по стандартам мирового гостиничного сервиса, но для Вики представлялись верхом роскоши. Стерх подтащил поближе к себе стеклянную пепельницу, и вжикнул зажигалкой. Вика сразу проснулась.

– Что такое? – спросила она сонным голосом.

Стерх курил и не отвечал. Она посмотрела на него, но он не был уверен, что узнаёт. Тем не менее, она не занервничала, увидев кого-то в своем номере. Протянула тонкую руку, подхватила очки и утвердила их на носу.

– Разумеется, это ты. Хотя и не ожидала. Разве ты умеешь вторгаться без предупреждения в жилище одинокой, спящей женщины? – Наконец, она рассмотрела его. – Что случилось?

– Митяша и Нюра испарились, – ответил нехотя.

Вика одним движением поднялась в кровати, на ней была фланелевая пижама с большими желтыми и розовыми пятнами. Обнаружив, что видна ее грудь, быстро подняла одеяло до подбородка.

– Спокойно, – устало продолжил Стерх. – Мы их уже не нагоним.

Она оправила пижамку, всунула ноги в домашние тапочки, поднялась, чуть нахмурившись. Стерх рассказал все, на что у него ушла ночь – на поиск воды для радиатора, на поиски «Вольво», в чем он и не рассчитывал добиться успеха, и даже на дурацкие расспросы на милицейских постах, которые ни к чему не привели, как он ни старался.

– Кто это сделал? – спросила Вика хрипло. – Кто спустил воду из радиатора?

– Может, Митяша. Может, кто-то еще, кому он дал за работу некую мелкую, впрочем, сумму.

– А на той поляне ты был?

– Разумеется, – отозвался Стерх. – Но у Митяши, как мне сейчас кажется, есть план. А в любом плане предусматривается запасной вариант.

– Думаешь, он предусмотрел эту поляну и… другие варианты заранее?

– Он или кто-то, кого он нанял. – Стерх докурил сигарету, полез за следующей. – Какая теперь разница?

Вика вздохнула, умылась, вернулась и тоже закурила, присев на край кровати.

– Что будем делать?

– У них тут наверняка есть какая-нибудь газетенка, которая получает из местной милицейской управы сводки. Позвоним в «Метрополис», чтобы они нас рекомендовали и допустили до этих сводок, а потом… будем ждать.

– А если обзвонить отели, пансионаты, дома отдыха?

– Их сотни или тысячи. Кроме того, Митяша вполне может использовать другое имя, понимая, что эти два – настоящее и Деж… – от усталости и разочарования, Стерх не мог даже вспомнить, – или как его там, нам известны. – Он посмотрел на сигарету, она тлела, словно медленный бикфордов шнур. – Он вообще может уехать из Крыма куда-нибудь под Одессу. Или к Азовскому морю, или через Керчь в сторону Анапы.

– Так, – вздохнула Вика, – согласна. Но пока я предлагаю умыться и позавтракать.

– Я пас, я просто хочу спать.

Кивнув, Стерх вышел из апартаментов и направился к себе. Там он разделся и уснул, словно ему разрешили это сделать впервые в жизни. Около шести Вика разбудила его, зазвенев стаканом молока на столике. Кроме того, она принесла еще яйца всмятку, которые уже остыли, и три булочки, обсыпанные корицей.

– Я разговаривала с местной теткой-администраторшей. Она подтвердила, что Делюжные собирались очень скоренько, даже не успели забрать все вещи, оставили халаты и бритвенный станок. Их кто-то предупредил, это определенно… Еще я освободила апартаменты, теперь они не нужны, не так ли? Живу напротив тебя, дверь в дверь. – Она помолчала, не решаясь сесть. – Сходила в местный «Вечерний Симферополь», нашла парня, который согласился передавать нам данные сводок, предварительно отзвонив в Москву, по дружбе с кем-то из отдела информации «Метрополиса».

– Сегодняшнюю сводку видела?

– Видела, но они не дали мне ее распечатку, – вздохнула Вика. – Нет, пока не найдено никакого трупа девушки. Но вообще-то, – она подняла глаза к потолку, – Крым отнюдь не безопасное место. Столько пьяных драк, случаев поножовщины… Впрочем, меня уверили, что туристов местные, как правило, не трогают. По крайней мере, в разгар сезона.

Стерх посмотрел на Вику чуть внимательней, она поняла и отвернулась. Он вылез из кровати, дошел до душа, пустил холодную воду на полную. И вдруг обнаружил, что и теплая немного идет.

Вышел из душа он освеженный, и даже ощущение собственной бесполезности уже не было таким острым. Оделся в тренировочную куртку и шорты, посмотрел на яйца и молоко. И отправился вниз, в ресторан.

Золотозубый уже был там, кажется, он так и простоял, поджидая Стерха. Уже без вопросов уселся напротив, вытащил пачку сигарет с грузинской надписью, закурил.

– Сложности, пан Стерх?

– Что навело тебя на такую мысль?

– Ну, я должен понимать человеческую натуру, – отозвался золотозубый с широкой улыбкой.

– Что ты сказал обо мне Делюжным?

– А разве я что-то им говорил? Не припоминаю.

Стерх вдохнул, полез в карман, достал бумажник и вытащил копию лицензии частного детектива. Потом достал свою пачку «Кента» и тоже закурил, пока золотозубый изучал бумагу. Наконец, охранник кинул копию на стол.

– Я вчера так и подумал, что ты – тихарь. Неумелый, москальский, жадный тихарь.

– А себя ласкавый пан почитает, видимо, щедрым крымским, тертым честнягой… Которому, впрочем, пальца в клюв не клади. – Снова блеск зубов от широкой улыбки. – Что ты рассказал им обо мне?

– Да в общем-то, ничего особенного. Просто спросил, не знает ли он тебя? Ну, и еще спросил о том, не заметил ли этот парень, что ты сидишь у него на хвосте? Он уехал?.. А мне даже не жалко.

Стерх смотрел на него внимательно, спокойно и грустно. Постепенно ухмылка сползла с лица золотозубого. Чтобы поддержать себя, он загасил свою сигарету и тут же взял одну из пачки Стерха.

– Сколько он тебе заплатил?

– Он оказался щедрее, чем ты, Стерх.

Стерх вздохнул. Официант принес тарелку каких-то сероватых пельменей, обильно политых соусом с аджикой. И большой бокал местного красного вина. Пельмени в горло не шли, зато вино оказалось почти не разбавленным. Прожевав, Стерх спросил:

– Тебе не приходило в голову, что отношения этого… Делюжного с его девушкой могут быть сложнее, чем кажутся на первый взгляд? – Он попытался справиться со следующим пельменем, но это оказалось делом невыполнимым, он отодвинул тарелку. И окончательно взялся за вино. – Тебе, мастеру психологического портрета, не бросилось в глаза, что выговор этого… Делюжного так же подходит к Приднестровью, как мой, скажем, к местному сюсюканью?

– Что ты хочешь сказать? – золотозубый набычился, и сразу стало ясно, что драки он не боится. Может быть, наоборот, даже не прочь подраться. Но в планы Стерха это не входило.

– Ты слышал когда-нибудь о фальшивых паспортах?

– Ха, о фальшивых паспортах я могу спеть пану Стерху не одну байку. Кроме того, паспорт пана Делюжного был настоящим, выданным в ментуре, без балды. Я проверил. А что касается выговора… Мне неизвестно, откуда Делюжный приехал в Приднестровье. Он мог осесть там, будучи и из москалей, как ты. Но мне показалось, что у него небольшой след Ставропольского выговора.

– А не обратил ли ты внимание, братец, на его машину? На номера, которые стояли на его «Вольво»?

– Разве у него была «Вольво»? Удивительно, я решил, что он прибыл к нам на сереньком «Запорожце». И вот у этого «Запора» номера были самые что ни на есть Приднестровские. Но я готов признать, что мог и ошибиться, ведь так трудно следить за всем, что тут происходит, и правильно определить машину каждого из наших гостей… Ты не находишь, что это почти невозможно?

Стерх сложил лицензию, забрал свои сигареты, допил вино. Все это не имело смысла. Митяше и Нюре дали двухместный номер, хотя ни у кого не возникало сомнения, что они не муж с женой. На них натравили этого золотозубого шакала, потому что это считалось в порядке вещей. И он должен был выбить, выпросить, «отначить» у мягкотелого дурачка-москаля какую-то дополнительную мзду. Это был их бизнес. Обычный, бесчеловечный хохляцкий бизнес, когда платить должен тот, у кого есть деньги. Безотносительно к тому, насколько это справедливо и честно.

Если украинские таможенники прославились на всю Европу своими немереными поборами, если они практически грабили поезда с пассажирами, пересекающими узкую полоску случайно доставшейся им земли между Ростовом и Белгородом, если верхушка погрязла в воровстве, размеры которого превышали только размеры воровства российского, если вся эта, так сказать, «незалежная» республика годами не платила за газ, за нефть, поставляемые из России, а при случае и подворовывала его, – то почему в этом подлом и грязном отельчике в пригороде Симферополя должно быть иначе?

– Один последний вопрос? Это ты спустил воду из моей машины, или это сделал Митяша?

– Кто?

– Ты или он?

Внезапно золотозубый оскалился в совершенно очевидной маске ненависти.

– Этот фраер не сумел бы спустить воду. Он бы разлил ее по асфальту, и ты мог бы заметить… Пришлось мне попросить у уборщиц таз, плоский такой… Чтобы ты не трехнулся.

– Понятно, – кивнул Стерх. – Очень правильная оценка способностей… пана Делюжного.

Он купил по дороге бутылку сухого вина и вернулся к себе, на шестой этаж. Вызвонил к себе Вику, и они вдвоем съели ранее принесенные булочки, которые оказались безвкусными, как и местные пельмени, выпили вино.

Теперь их положение стало безнадежным. Митяша мог прикончить Нюру где угодно, сбросив ее с горы. А мог утопить, отправившись поплавать под луной и парализовав одним, достаточно простым ударом в шею, или вообще убить ее и закопать в тенистой, диковатой местной лесопосадке, хотя в такой версии Стерх уже сомневался, для этого все-таки требовалось какое-то присутствие духа, которое Митяша, кажется, ни разу не продемонстрировал.

Когда Вика ушла, чтобы позвонить своему приятелю из «Вечернего Симферополя», Стерх опять разделся и лег в кровать. Его трясло, он чувствовал себя не просто больным, а неизлечимым. К тому же, он не верил, что их трюк с милицейскими сводками хоть чуть-чуть поможет делу. Но ничего другого не придумывалось.

Он хотел бы еще разок уснуть, но стоило теперь ему закрыть глаза, как он видел, как меняется лицо Митяши там, над пропастью, за стоящей на самом краю Нюрой. И почти тотчас в его сознании возникало виденье того, как Митяша цеплялся за Нюру, как приникал к ней, стараясь спрятаться под ее слабые, девчоночьи руки от ужасов и подлости мира, либо от своей подлости и глупости… Он без сомнения любил Нюру, как без сомнения, она могла быть ему превосходной женой. Если бы не эти дурацкие новорусские замашки, если бы Митина жизнь сложилась чуть более правдиво и правильно, с достойной работой, с пониманием того, что есть на свете совесть и правда… Да, тогда он оказался бы вполне неплохим человеком. И никогда, разумеется, не случилось бы этого убийства. Которого он сам-то не хотел, даже не желал себе его представлять, даже не собирался совершать…

Стерх повернулся на бок, и стал смотреть в окно, на далекие огоньки домов, в которых он никогда не побывает. За этим убийством стоял не сам Митяша, за ним стоял его отец, этот Вильгельм Витунов, названный, если принять во внимание его возраст, в честь Рот-Фронта, в начале тридцатых, когда нерусские имена вдруг запестрели в наших загсах.

Где-то, может быть, за стенкой, ударили часы. Это был не мелодичный бой, а вполне дешевое бряцанье, оно известило, что наступило девять часов. Стараясь избавиться от этого звона, Стерх, наконец, заснул.