Текст книги "Саян. Повести и рассказы об охоте и природе"

* * *

Месяц я бредил поездкой на охоту в так понравившееся мне болото. Как назло, обстоятельства держали на месте. Начало коллективной охоты осенне-зимнего сезона и окончание летне-осеннего сезона требовали присутствия директора охотничьего хозяйства не там, где больше диких зверей, а там, где больше людей, желающих поохотиться. К тому же октябрь – самый пик заготовки кормов: зерноотходы, корнеплоды, кукуруза – все это правдами-неправдами заготавливалось в местных колхозах. А если совсем честно, просто воровалось в этих коллективных сельских хозяйствах другими коллективами – коллективами местных охотников. Кто-то из них работал агрономом, кто-то завскладом, кто-то комбайнером или механизатором: все они вносили свой посильный вклад в заготовку кормов для диких животных. В одиннадцать кормохранилищ, расположенных в лесу, были завезены качественные корма: сено, зерно, желуди, дикие яблоки, соль, картошка и свекла, а под навесы подкормочных площадок, расположенных у хранилищ и просто в егерских обходах было завезено около ста тракторных прицепов отходов от сортировки зерна – «качественных» отходов. Что значит «качественные» отходы? А то и значит, что во время просеивания и просеивания машинист сортировочного пункта (охотник) так регулировал сортировочные решетки и силу ветра в них, что в спрятанный под погрузку прицеп сыпались зерноотходы, наполовину с качественным зерном. Ячмень, рожь, кукуруза вывозились прямо на подкормочные площадки – под навесы. Но все эти коллективные жертвы надо было как-то не только поддерживать, стимулировать, но и контролировать и даже притормаживать, чтобы не пришлось отбиваться от ОБХСС55
  ОБХСС – отдел милиции в СССР, предшественник ОБЭП


[Закрыть]. Потому о моем болоте оставалось только мечтать, планировать и вздыхать, сдавая в бухгалтерию корешки квитанций и деньги за путевки на охоту, проданные вольным охотникам. И другую работу директора (и одновременно охотоведа, в одном лице) никто не отменял: отчеты, собрания с егерями, собрания с охотниками, кинологическая работа, ночные рейды по борьбе с появившимися браконьерами на транспорте с фарами…

И вот в начале ноября, отпраздновав открытие охоты на копытных и на «пушнину», разбросав все дела по «своим местам», я вырвался на охоту в свое же охотхозяйство, но за сто с хвостиком километров от центральной усадьбы, а точнее, в Пчелинск. И хотя сама деревня находилась уже за пределами не только моего охотхозяйства, но и даже нашей области как административного района, угрызений совести я не испытывал. Я позвонил директору местного лесхоза и как бы случайно обронил, что еду в рейд на границы нашего охотхозяйства и его угодий; возможно, мол, забреду и на его территорию, и получил милостивое разрешение «бродить там», сколько угодно. Теперь я был точно уверен, что поохотиться мне никто не помешает. Позвонить Пете я, естественно, не мог, хотя предупредил по телефону жену егеря из Иглицы, что два дня буду в тех краях на охоте, – пусть не суетится Демьянович, если услышит выстрелы. Но также сказал ей, что выдам премию в размер оклада ее мужу, если он найдет меня в эти дни в болоте между Иглицей, Пчелинском и Падевичами. Сам себе усмехнулся: я-то точно посчитал, что это около пятнадцати-двадцати тысяч гектаров. По болоту. По топкому болоту. Одно смущало: уже две недели шли дожди: смогу ли я пройти там, где ходил, и там, где хочу найти старого огромного рогача. Я иногда засыпал и видел острова, мох, кочки, трясины, широкую бобровую плотину, на которой смогли бы разминуться две телеги.

У Пети за это время я был проездом всего лишь один раз – завез ему пять пачек винтовочных патронов, как и обещал, а матери – ящик макаронов и мешок круп. Он очень обрадовался, сказал, что этого запаса ему хватит на пять лет, но сорвал с меня обещание – за каждого добытого им волка ему лично я буду должен пять патронов. Как только я приехал, он вынес из дома три летних волчьих шкуры. Я посмотрел – следы свежие. Пришлось ехать к ближайшему леснику: знакомиться и за самогоном. Хорошо, что хоть лесника не пришлось долго уговаривать – подействовало удостоверение директора охотничьего хозяйства. Только, как обычно, он сначала сказал, что давно не гонит, но я пообещал привезти из города килограмм дрожжей, в то время большой дефицит, и три бутылки хлебного самогона за пять рублей перекочевали ко мне в машину. Петя принял презент как должное, спокойно занес в дом и уже после этого заулыбался:

– Жадны ляснік, мне дык не дае!

Я тогда не стал вдаваться в полемику, но сейчас вез леснику обещанный килограмм пивоваренных дрожжей – мало ли придется опять просить. Кроме того, загрузил в багажник пакеты с гречкой, рисом, горохом, перловкой и макаронами для Петиной матери, зная, что лишними не будут.

Петя спокойно рассказал о жизни, об урожае, о новостях на острове. После того как он отстрелял из винтовки трех волков на приваде, волки куда-то сошли и пока не появлялись. «Мой» лось вроде никуда не ушел: «А што з імим зробіцца?». Петя меня и уговорил на охоту идти с утра, а пока лучше выпить «на удачу» и поговорить по душам. Пришлось согласиться. Мы выпили, и Петя рассказал удивительную и хитрую историю о том, что он пустил в округе слух, что за Пчелинском – милицейское охотхозяйство «Динамо». И теперь многие браконьеры опасаются туда ходить. Охотятся в большом лесу и в Березинском районе, а в болото же даже те, кто раньше ходили, уже стараются и не ходить.

– Ну и хорошо, – одобрил я. – Я по снегу приеду в Иглицу, и мы неделю там шороху наведем. Заодно и у вас тут перешерстим!

В ответ Петя только закряхтел, но промолчал. Я попросил его рассказать о планах предстоящей охоты на лося-исполина.

– А што тут гаварыць? Ён на балоце у мохавым сасонніку будзе. Трэба будзе шукаць яго там.

– Ясное дело. Но скоро зима. Они должны из болота уходить?

– Яны з вады выходзяць на мох сухі. І ўсё.

– А дзе той мох сухі?

– А на балоце…

Вот и поговорили… Сколько не пытал, Петя просто не понимал, что я от него хочу. Для него все было просто: пришли морозы – лоси на сухом. Кончилась зима – в «мокром». А теперь – «на полпути». Я достал карту и стал смотреть.

– Чаго глядзіш? Там дзе ваўкі вылі – там лось твой.

– Ого! Это же далеко. А как мы его вытащим, если я добуду.

– А нашто яго цянуць? Рогі забярэм з галавою. А яго кінем. Стары ён.

– Ты с ума сошел. Я так не согласен!

– Дык што – гнаць яго на дарогу?

– Нет, конечно. Но и бросать мясо я не собираюсь. Мясо надо завезти на мясокомбинат и сдать по накладной.

– Ну, ладна. Нешта прыдумаем. Але ты яго яшчэ злаві – гэтага лося…

Утром мы в темноте пошли на охоту. Хоть Петя и взял свою самодельную винтовку, мы условились: лося стрелять он не будет – это моя охота. Он с усмешкой осмотрел разрешение на добычу:

– Ліцэнзія?

– Ага, все по закону.

– Хм, законнік… Але ж.

Молча шли по мокрому лесу. Молча вырубили себе слеги66
  Шест для прощупывания почвы, опоры под водой.


[Закрыть] и пошли через основательно залитые водой болота. Вот этого я и боялся: троп вообще не видно, вода кое-где – по колено. Петя шел уверенно, и я прикидывал, что идем мы прямо на второй большой остров: компас на руке не давал ошибиться. Уже с рассветом мы вступили на небольшой островок, где подняли трех лосей: лося с рогами на пять отростков, лосиху и лосенка—сеголетка. Лоси пошли болотом и быстро исчезли в сосняке. Петя даже не обратил на них никакого внимания. Я молчал. Мы не пошли за лосями, взяли вправо – на юго-запад. Так шли долго, за полдень перешли канал по старой плотине. Я по карте видел, что, пробираемся ближе к Подъяблоньке, в которой я ни разу не был, но это ж и все дальше и дальше от Пчелинска. Петя сказал:

– Ідзі вунь у той лес, – он показал рукой на полоску верхушек леса, видневшуюся примерно в полутора километрах от нас, – твой лось там будзе.

– А как я его найду?

– Ты – егер?

– Ну да!

– Дык і знайдзеш…

– А где Подъяблонька?

– За гэтым лесам на захад. Кіламетраў дзесяць.

И он просто развернулся и ушел. Я не стал его уговаривать поговорить со мной и живо затопал по воде в сторону верхушек, не забывая прощупывать впереди себя путь. Дойдя до леса, глянул на часы – час дня. Это ж надо – не менее пятнадцати километров прошли с семи утра! Приглядевшись к лесу и сверившись с картой, подумал, что это, возможно, не остров, а большой массив заболоченного сосняка. Соснякам уже перевалило за средний возраст – за полста лет им на вид. Кто их сажал и как – не понятно, но прослеживается порядок посадки культур. Мох сфагнум высокий, влажный – черничник, вперемешку островками багульника и голубики. И сразу в глаза бросилось много лосиных следов и лосиных «катышек». Так! Ясно… Лоси с болота на зиму здесь переходят в сосняк. И зиму, наверное, планируют провести где-то здесь. Неплохо. Деревень, кроме этой непонятной Подъяблоньки, вокруг нет. Дорог нет. Наверное, есть дорога до Подъяблоньки со стороны Березино, но у меня карты Березинского района нет, а Пчелинск и Подъяблонька обозначены просто схематично в болоте. Сейчас пожалел, что не съездил в лесхоз и не взял хорошую карту. Но делать нечего, надо «шукать», как и наказал Петя, моего красавца. И почти сразу же я наткнулся на лосей. Пять лосей стояли на разделе высокого сосняка и болота. Заслышав меня издали, они при моем появлении не стали убегать. Замерев, настороженно смотрели в мою сторону, не подозревая, что и я их рассматриваю, но уже в бинокль. Лось-самец. Рога лопатой. Большие, но это не мой. Две лосихи и двое сеголетков. Я не стал их тревожить, обошел по боле-менее сухому лесу эту семью лосей стороной и вновь стал продвигаться к болоту. Дойдя до кромки леса, глянул на болото. Серое, унылое, на вид – безжизненное. Хм. Я поглядел по карте на свой маршрут от Пчелинска. От деревни я шел сухим сосновым бором, который плавно перешел в бор сложный. Появились в подлеске и елочки, и березки. Вскоре сосны уступили первое место елям. Ельник сложный: сначала кисличник, потом мшистый и орляковый. Потом, ближе к болоту, ельник стал уже черничным, долгомошным. А потом начались сами сфагновые верховые болота-клюквенники. Вижу я сверху взглядом облаков: сначала верховое болото, с осокой, сфагнумом, клюквой, рогозом. Потом верховое перешло в низинное: редкие чахлые сосенки и чахлые березки, редкие кустарники, осока, сфагнум, клюква и открытые черные торфяные озера. По болотам преобладала чахлая сосна, кое-где березки, а на остовах возвышались ели и смешанный густой лес, в пологе которого скромно приютились осинки, ольха и те же березки, а с ним кое-где и рябина, черёмуха, ивняк. Вот я прошел своими ногами чуть ли не все типы лесных насаждений и охотничьих угодий, кроме, конечно, полевых. Хотя! Поляна перед Пчелинском на сто гектаров – чем не поля? И сейчас я стою на краю влажного, болотного сосняка. Подрост и подлесок слабые, но много черничника, много попадается по краю ивняков и осинников молодых. Слабоватая кормовая база, но зимой здесь лосям нравится. Тихо. Более-менее сухо и, главное, нет людей. Возможно, где-то недалеко есть места и посуше, а может даже, осинники. Карта моя всего лишь зеленела и синела полосками обозначения «болото».

И вот он – след! Из грязи болота в сосняк выходят следы огромного лося! Копыта растопырены, но мох и грязь проваливаются, и остается глубокая яма. Я внимательно изучил следы: здесь, по этой тропе, лось шел уже не в первый раз за последнее время. Значит, он где-то здесь. В очередной раз я поругиваю себя за мальчишество: я не взял свой надёжный карабин «Лось—4», а принципиально вооружился гладкоствольным «ТОЗ-34», хотя и с самыми надежным и лучшими на тот момент пулями «Полева-I». Почему ружье? Потому что болото, потому что адреналин, потому что хотелось уравнять чуть-чуть шансы. Лосю много лет, и он многих перехитрил и многих победил. Вот и пришло ему время встретиться со мной. А это значит, он не должен допустить меня к себе больше чем на пятьдесят метров. Подпустит – его шансы на жизнь равны будут почти нулю. Не подпустит – мои шансы на «золотой» трофей тоже ноль. Примерно так я думал и категорически запретил Пете вмешиваться в эту охоту. След «моего» лося есть – и даже не один. Надо поискать еще следы и потом определить, как часто сохатый ходит здесь или живет постоянно. Адреналин взыграл, и я, осторожно ступая, поглядывая на компас, стал углубляться в мшистый сумрачный сосняк. Видимость примерно метров на сто-сто двадцать. Хорошо! Двести метров обзора имею вокруг себя! Жалко, что время неумолимо мчится к сумеркам, а значит, к ночлегу. Придется заночевать в лесу. Но с собой все для этого есть: плащ, топор, еда, кофе, спирт, сигареты, котелок. Я не чувствую усталости. Следов лосей стало попадаться все больше, и вот они – лоси! Достаю бинокль: не мой! Чуть правее стоит семья лосей. Вижу аж пять лосей. Двое рогачей: один с большими рогами, другой лось, молодой или с дефектом рогов – спичак77
  Лось с рогами без отростков, как у коровы


[Закрыть], и с ними два сеголетка и большая бурая самка. Стоят тихо, но меня уже слышат, а может, и видят – морды повернуты ко мне. А мне нельзя их пугать: побегут – и «моего» лося спугнут, уведут. Обхожу эту семью далеко стороной и нахожу

опять крупный след. Удача: след абсолютно свежий, не больше суток. Трава и багульник прижаты, не выпрямились. А вот и катышки. Эх – они! Свежие! Чуть ли не нюхаю – свежие! Становится жарко – найду! Я тихо иду по следам, периодически в бинокль осматриваю подозрительные несимметричные пятна среди сосен. Забирая вправо от следов, приблизился к болоту.

«Кхе-кхе, клинь-клинь», – то ли кашель, то ли сдавленное кликанье послышалось совсем рядом. Первое, что мелькнуло в голове – Петя. Но не тут-то было. Из-за островка елочек стремительно вспорхнули странные птицы. Чуть побольше голубя, но не рябчики. Рыже-ржавого цвета, с черными поперечными полосками, белыми перьями в крыльях и с головами и шеями темно-каштанового цвета. Это рыже-черно-белое пернатое облачко быстро растворилось в соснах. Я не поверил своим глазам: судя по всему – это десяток белых куропаток. Их еще называют тундровыми. Целая семья! И я это видел! Я на минуту забыл и о лосе. Но только на минуту. Лось, судя по следам, шел параллельно большому сосняку и кромке берега болота. Я видел, что он здесь ходит постоянно. И, опять свернув влево, я стал обходить следы моего лося с левой стороны, когда мое внимание привлекло черное пятно среди деревьев. Я поднял бинокль – он! И смотрит на меня. Спокойно, уверенно смотрит. А рога! Золотая медаль – сто процентов! Эх. Отсюда метров сто двадцать. Из карабина без оптики я бы остановил его с первого выстрела. А что же сейчас? Я судорожно снимаю ружье, зачем-то снял его с предохранителя. Справа – болото. Слева – большой неизвестный лес. Прямо – не знаю, где-то там Петя, вдруг спугнет…

Успокоив дыхание, стал думать. Лось, возможно, еще не понимает моих намерений. А я должен этим воспользоваться. Если пойдет в болото – не догнать. А в лесу есть шанс подойти из-под ветра. Я начинаю тихо, пригнувшись, уходить «полукругом» к болоту и ближе к лосю. Вот уже вижу его без бинокля, и он меня, кажется, тоже видит. Напрягся. Начинает уходить в большой лес, от болота. Хорошо! Я тихо иду за ним, но в пределах еле-еле видимости. Лось идет осторожно! Кое-где ветка треснет, кое-где вода хлюпнет. Странно, ведет за собой, что ли? Я больше отстаю, нахожу след и смотрю ветер. Лось идет под ветер – это хорошо, меня не слышит. Вижу по карте, что впереди перешеек: мой лес, в котором я сейчас иду, клином сужается и вдается в болото, а затем, обратным клином расширяется и переходит опять в большой лес. Эх ты! Лось идет в другой участок большого леса? Примерно через пару километров – перешеек. Я ухожу резко вправо и по кромке болота перебежками пробираюсь бесшумно, наугад к перешейку, если я точно иду по карте – не вопрос в такой глухомани блудануть! Но действительно, вскоре увидел, что лес сужается впереди, прорастая какими-то зарослями, скорее всего ольхой, березками и ивняками, а затем клином уходит в болото. Уже мокрый от пота и возбуждения, я мчусь на перешеек и …замечаю опять лосей. Точно не посчитал, но много, наверное, пять-шесть голов. Пригибаясь еще ниже, обхожу и их. И вот я на перешейке. За минут пятнадцать-двадцать километр отмахал по болоту! Замираю. Прислушиваюсь. Тихо все. Прохожу в самый центр клина, нахожу упавшую и заросшую высокой травой елку и, спрятавшись за выворотнем, решаю здесь стоять до «второго Пришествия». Тем временем начинает сереть, в придачу мелкий дождь и тучи сгущают сумерки. Отдышался. И тут же услыхал характерный шум – прямо на меня бежит лось. Пригнулся, присел, не высовываясь – шум приближается и мимо меня просто так не пойдет. Ближе, ближе, совсем близко. Пора! Я встаю и высовываю стволы. Ах, черт! Лосиха! За ней – двое лосят. Заметили меня, но назад поворачивать им поздно – бегут в тридцати шагах от меня. Причем, самка поотстала и прикрывает собой детишек. Вытянулась, как настоящая струна. А где ж самец? А вот и он. Ишь ты – пустил вперед семью, а сам обходит меня стороной. И тут я краем глаза замечаю какое-то движение со стороны болота. Меня бросает в жар. Тихо-тихо мой лось по высокой траве уходит между мною и болотом в другой клин леса. Вот и вся мудрость старого лося! Сначала выгнал на охотника семью других лосей, что будет, то и будет. А сам тихонечко уходит стороной. Но ему надо сделать дугу метров под сто пятьдесят, а мне напрямую до клина метров сорок. И я в высокой траве бегу, пригибаясь, не чувствуя ног под собой. И успеваю его опередить. Огромный лось, поздно заметив меня, шарахается в сторону открытого участка болота, приостанавливается, оглядываясь, и… получает пулю по лопатке. Дернувшись, делает прыжок, падает, встает и начинает все же медленно идти. Но я уже открыто подбежал к нему метров на пятьдесят. Подходя все ближе и ближе, держу на мушке, выцеливаю «хомут» – место соединения шеи и туловища. Лось, вижу, косит взглядом на меня, приложил уши, поднял шерсть на загривке, но… идти уже и не может. Встал. Я стреляю немедленно. Лось падает, и над высокой травой вскинулись несколько раз его белые ноги. Бегу к лосю. Лежит. Мертвый. Глаза открыты… И мне становится немного жалко его – это я приехал к нему за сто с лишним километров. Гляжу на нас сверху – облаками. Это – охота! И этот раз подвела лося его хитрость. Надо было ему оставаться в лесу, погнав семью лосей на меня, а он решил уйти туда, куда до этого и держал путь. Я ведь это предугадал. Я! А ведь не должен был. Раз предугадал, что же, теперь его рога будут долго-предолго украшать мою коллекцию трофеев, а кто-то не поверит, что этого красавца я один на один взял в бесконечном, кажется, болоте, вдали от цивилизации, хотя и в центре Европы. Но, конечно же, не без помощи Пети! Кстати, а где же он?

Достал гильзы, потрубил в стволы и услышал примерно в километре отголосок. Ну и хорошо. Молодец, Петя, какой ни отшельник, а страхует! Пока пришел Петя, я уже начал свежевать тушу. Выпотрошив лося, вставили распорки внутрь; сердце, печень и почки я сложил в пакет из моего рюкзака. Петя улыбается и все поговаривает: «Ну, егер, ну, егер. Ну, малайчына». Он признался, что не верил в то, что я найду лося; а то, что я его добуду – вообще даже и не предполагал. Хотя перешеек этот знал и шел к нему, чтобы меня отыскать на ночь глядя, остановить и не пустить на полигон.

– Ну што, егер, давай фляжку!

– А что будем делать?

– Як што. Гарэлку піць!

– А как лося вытянуть? И куда?

– Пад ранак я схажу ў вёску і вазьму каня. А цяпер пайшлі на сухое.

Мы выбрались на грядку ельника-кисличника. Пока еще было видно, оборудовали себе стоянку и всю ночь просидели у костра. Утром, в темноте, Петя ушел в Подъяблоньку, а часам к десяти утра приехал верхом на коне. Мы сцепили из березок волокушу, затянули с помощью коня на нее нашего лося и километров пять-семь тянули на волокуше лося прямо по болоту. В деревне я купил самогона, нашел Пете помощника, и они освежевали тушу. Я же с фермы позвонил по «межгороду» своему шоферу, объяснил маршрут, и после обеда мы загрузили больше чем полутонную тушу лося в наш служебный бортовой «УАЗик». Уставший, я смотрел на выпирающиеся из-за бортов рога и хотел, чтоб время вернулось назад. Хотя… Ну, вернулось бы… И что? Пошел бы я его искать? Конечно? Нашел бы? Наверное! Стрелял бы? Безусловно! Это – охота!

Петя ехать отказался. У него еще оставалось больше литра самогона, ливер от лося и почти двадцатикилограммовая шея исполина: эх, гулять так гулять! Мы тепло попрощались, договорившись, что я приеду к нему зимой – на охоту на волков.