Текст книги "История войны и владычества русских на Кавказе. Народы, населяющие Кавказ. Том 1"

У всех кланов черкесского народа, не имеющих князей, народ делился на отдельные самостоятельные сообщества, или псухо, и общины, или хабль. Каждое управлялось само по себе отдельными старейшинами.

До возникновения самостоятельности натухажцы и шапсуги, как и другие племена Черноморского побережья, главным из которых было гоаие, расселялись следующим образом: натухажцы в верховьях долины Псезюе или Псезюапе в урочище Тагапс, шапсуги в той же долине в урочищах Атсейниб и Бебеколайге.

В то время оба народа не имели нынешних названий и состояли из пяти коренных племен: надхо (натхо), нетахо (нетдахо), кобле-схапете (схопте) и сотах (севатах)[108]108
  Первые названия принадлежат Л. Люлье, а помещенные в скобках – Хан-Гирею.


[Закрыть]. Два первых племени образовали народ натухажский, в состав которого вошло впоследствии и племя гоаие, а три последних, поселившись сперва на реке Шапсхо, образовали самостоятельное племя, названное, по названию речки, сначала шапсхо, а потом шапсугами.

С ростом численности племена эти стали ощущать недостаток в земле: натухажцы начали постепенно занимать долины, прилегающие к Черному морю, а шапсуги переходили на северный склон Кавказского хребта и постепенно заселяли места, где обитают и поныне. Абадзехи, спускаясь с гор, поселились тогда на безлюдных, малонаселенных землях, на которые никто не претендовал, потому что остальные племена, по преданию, занимали в то время местность по правому берегу Кубани.

В старину как шапсуги, так и натухажцы имели князей и феодальное правление, доказательством чему служат существующие у них княжеские фамилии. Надо полагать, княжеский род у этих народов пресекся, и в настоящее время шапсуги, натухажцы и абадзехи делятся на вуорков — дворян, тфлокотлей – вольных земледельцев и крестьян (пшитлей). Крестьяне были двух видов и несли разные обязанности: одни пользовались большей свободой, более значительными правами собственности и отбывали не столь тягостные повинности – это были оброчные крестьяне, другие, напротив, полностью принадлежали владельцу и работали изо всех сил – это были дворовые люди.

Численность племен быстро прирастала пришельцами, следовательно, возрастала и сила простого народа, потому что дворянство, сильное своими преимуществами и гордясь своим происхождением, не хотело унижать себя родством с людьми низшего класса. Напротив, простой народ принимал любого пришельца, обещал ему защиту, но в то же время требовал от него присяги служить верно и оберегать интересы клана или рода, в который он вступал.

Усиливающийся помощью таких соприсяжников (тхар-ог) и тяготившийся властью вуорков, или дворянства, народ ждал случая сбросить с себя дворянское иго. Сторонясь простого народа, дворянство скоро попало в изолированное положение, его численность, ограниченная тесными пределами своего сословия, росла не так быстро, как численность простого народа. Народ стал оказывать сопротивление дворянству, ослушание подвластных проявлялось все чаще, и скоро возникло безначалие со всеми его последствиями. Для установления порядка дворянство, все еще полагавшееся на уважение к нему народа, прибегло к созыву народных собраний, в которых совмещались аристократическое и демократическое начала. Последнее, как более многочисленное, всегда имело перевес. «Дворяне, опасаясь утратить свои преимущества, – говорит Люлье, – прибегали к разным козням и старались расстраивать единогласие противной им партии, чего иногда, с помощью своих приверженцев, и достигали. Тогда уничтожались вводимые постановления и водворялся новый беспорядок».

Ни та ни другая сторона не хотела уступить, каждая отстаивала свои права и искала случая их упрочить. Случай скоро представился у шапсугов.

Дворяне Шеретлуковы, одни из сильнейших, ограбили проезжих торговцев, находившихся под покровительством одного клана (рода), и при этом убили двух защитников торговцев и их покровителей.

Раньше дворяне творили и худшие бесчинства, но теперь народ решил воспользоваться этим случаем, чтобы ослабить позицию дворянского сословия. Огромная толпа напала на одного из семейства Шеретлуковых, разграбила его имущество, захватила крепостную девушку и оскорбила его мать грубыми ругательствами и даже побоями. Это было первым примером нарушения дворянских привилегий и стало поводом к открытой вражде между дворянством и народом.

Семейство Шеретлуковых, решив смыть кровью нанесенное ей оскорбление, оставило родину и попросило покровительства у хамышейского общества бзедухов, одного из самых сильных в то время. Посланцы Шеретлуковых явились с этой просьбой к старейшему князю Хамышейскому, Баты-Гирею, человеку, знаменитому своим умом и имевшему огромное влияние на дела не только своего племени, но и соседних.

– Князья и дворяне соберутся, – отвечал он посланным, – переговорят между собой, обсудят просьбу и тогда дадут ответ.

Один из почетнейших представителей хамышейцев, первостепенный дворянин Бшихако-Бореко, предложил, прежде чем принимать Шеретлуковых под свое покровительство, стать посредником между ними и народом и своим влиянием постараться предотвратить ненужное кровопролитие. В случае же отказа шапсугов от примирения принять Шеретлуковых под покровительство и защищать их силой оружия.

Один из молодых князей, человек храбрый, но вспыльчивый и грубый, стал возражать против столь благоразумного предложения Бореко.

– Для него нужно выстроить крепкую ограду, – сказал он с насмешкой про Бореко, – такую, из-за которой шапсуги не смогли бы его взять, если случится война.

Депутаты Шеретлуковых, присутствовавшие на съезде, ловко воспользовались этим.

– Зная твою любовь к спокойствию, – сказали они Бореко, – ни один из нас не станет беспокоить тебя просьбой о помощи: для нас достаточно участия, которое принимают в нашей судьбе прочие дворяне с чувством собственного достоинства.

Эта выходка была совершенно неуместна: все знали Бореко как одного из храбрейших воинов.

– Никогда я не пожелаю, – отвечал посланцам оскорбленный старик, – чтобы вам потребовалась моя помощь. Но бзедухи увидят, из страха ли я советовал избежать войны разумными и честными переговорами.

Благоразумное предложение старика не было принято: на собрании верховодили несколько молодых князей, жаждавших войны. Они достигли цели: междоусобная война разгорелась, и ее кровавые последствия не изгладились до покорения шапсугов русскими…

Шеретлуковы переселились к бзедухам и в 1793 году отправили делегацию в Петербург, прося помощи якобы против восставших подданных. Среди членов делегации, душой которой был Али-Султан Шеретлуков, был и Баты-Гирей. Чтобы вернее получить помощь, делегация выразила верноподданнические чувства, была принята милостиво и ввела в заблуждение русское правительство. Екатерина II повелела черноморскому казачьему войску, населявшему Прикубанские земли, выделить помощь, которая состояла из трех сотен казаков и одной пушки.

Между тем, пока делегация была в Петербурге, остальные князья Шеретлуковы вторгались с отрядами на свои прежние земли и, хотя не щадили жизни своих бывших подданных, видели, что подобные набеги не могут усмирить народ, а только еще больше ожесточают шапсугов и восстанавливают их против своих соплеменников бзедухов.

Обитая в горных ущельях или в глубине лесов, которые защищали их от неприятельских нападений, шапсуги тогда не отличались воинственностью. Они строили бедные хижины в диких и неприступных местах, преимущественно среди непроходимых болот, так что не было возможности проехать по их земле без проводника. Шапсуги спасались от неприятеля не оружием, а тем, что делали в своих жилищах несколько выходов, чтобы в случае нападения с одной стороны можно было бы спастись с противоположной. Имущество, хлеб и лучшие вещи прятали в пещерах и глубоких ямах, а скот угоняли в леса.

Почувствовав на себе удары бзедухских партий, шапсуги при содействии абадзехов созвали многочисленное и дотоле неслыханное ополчение, грозное числом, но не воинственностью и исправностью вооружения. Вся эта масса ринулась на хамышейские аулы с намерением отомстить бзедухам за причиненный ими ущерб. Бзедухи также собрали ополчение. Хотя число их воинов составляло половину того, чем располагали шапсуги, однако бзедухи, имевшие превосходство на поле брани и поддерживаемые русскими казаками, смело шли им навстречу. В 1796 году неприятели встретились на берегах Бзиюкозауо[109]109
  Недалеко от нынешней Ново-Дмитриевской станицы Псевудского полка, между правыми берегами Афипса и Шебжа.


[Закрыть], где произошло кровопролитное сражение, в котором шапсуги были разбиты наголову.

Крепкая позиция шапсугов, большею частью пеших, засевших за оврагом и в лесах, не могла быть атакована кавалерией, а потому казаки в бою участия не принимали: они охраняли только свое орудие. По совету Баты-Гирея отважные наездники завязали с шапсугами перестрелку через овраг и, джигитуя перед неприятелем, выманили шапсугов и увлекли их через балку под картечные выстрелы русского орудия. Гул незнакомого шапсугам выстрела, действие картечи, поражавшей одновременно несколько людей и лошадей, навели на неприятеля бзедухов панический страх. Выдержав только три выстрела пушки, шапсуги и абадзехи обратились в бегство. Бзедухи ожесточенно их преследовали. Поле боя было усыпано телами шапсугов и абадзехов, потерявших около 4000 убитыми и ранеными. Бзедухи толпами пригоняли своих пленных противников, им достались целые груды оружия, но это не могло компенсировать их потери. Баты-Гирей пал на поле сражения, а с ним бзедухи потеряли свое влияние на соседние племена. Утрата эта была невосполнима, и огромные людские потери шапсугов были ничтожны в сравнении с потерей бзедухов.

Влияние, которое имел Баты-Гирей в народе, лучше всего выразилось в ответе одной шапсугской женщины.

Выйдя навстречу жителям своего аула, возвращавшимся с поля бзиюкской битвы, женщина спрашивала их о своем муже и детях и, узнав, что они полегли на поле брани, крепко пригорюнилась.

– Что же вы сделали доброго? – спросила она.

– Убили Баты-Гирея, – отвечали они коротко.

Опечаленная женщина, услыхав эти слова, захлопала в ладоши и забыла о муже и детях.

– Потерю шапсугов, – сказала она, – шапсугские женщины могут восполнить в одну ночь, а потерю Баты-Гирея бзедуховские жены и за сто лет не исправят.

Поражение не смирило, однако, шапсугов, они несколько раз тревожили бзедухов своими вторжениями и решили не складывать оружия до тех пор, пока не проникнут в самое сердце бзедухского народа. Однако кровь, лившаяся рекой, утомила обе стороны. По увещеваниям бзедухов Шеретлуковы вступили в переговоры с шапсугами и все, кроме Али-Султана, вернулись на родину на условиях, соответствующих понятиям того времени. Последний поселился в Земле Войска Черноморского и основал нынешнюю Гривенскую черкесскую станицу.

Шапсуги добились своего: они поколебали значение дворянства, и на знаменитом народном съезде, состоявшемся после возвращения Шеретлуковых и известном под именем печетнико-зефес, были четко разграничены права дворян и народа. «Определенные на этом съезде пункты условий и узаконений (хабзе) утверждены были навсегда правилами или основаниями, для руководства во всех делах, частных и общественных; народ и дворянство присягою обязались не отступать от этих постановлений и не изменять их».

Так совершился переворот, вследствие которого многие из дворянских семей оставили край и нашли приют у соседей, а другие искали покровительства русских. Примечательно, что в продолжение всех смут ни один шапсугский дворянин не стал жертвой вражды простолюдинов, бывали случаи брака дворян с простолюдинками, но ни одна дворянка не вышла замуж за простолюдина.

Постановления съезда долгое время служили единственным руководством при решении дел, касающихся сословных отношений, и надо отдать должное, своей краткостью и ясностью правила эти совершенно соответствовали духу дикого, воинственного и непокорного народа.

Так, на основании постановления была установлена плата за убитого дворянина в тридцать голов скота, а за смерть тфлокотля, или землевладельца, – в двадцать восемь. За рану с повреждением кости выплачивается половина этой суммы, без повреждения – четверть. За кражу лошади пойманный вор обязан был возвратить украденную лошадь, а сверх того, если украл у дворянина, две лошади, у тфлокотля – одну, если же вор не может вернуть похищенной лошади, с него взыскивают за украденную у дворянина девять, а у тфлокотля семь лошадей.

Таким образом, дворянство сохранило часть своих преимуществ. Положение же оброчных крестьян не было разъяснено и на этом собрании. Сами оброчные отказались от повиновения своим владельцам, но народ не вступился за них, тогда как дворянство требовало покорности. Собрание отнеслось нейтрально к обеим заинтересованным сторонам. Оно не потребовало решительного отказа от прав дворянства над оброчными, но не потребовало и от последних признания этих прав и повиновения владельцам. Привилегии дворянства были, однако, уже поколеблены предшествующими событиями, оброчные сами, без собрания, отказались повиноваться владельцам и сбросили тяготевшее над ними иго дворянства. Так дворяне потеряли свои права и с тех пор не пользуются никакими преимуществами, кроме тех, которые дают ум, красноречие и храбрость.

Примеру шапсугов последовали натухажцы и абадзехи с той только разницей, что у них демократические преобразования общества шли постепенно, без кровопролития и насильственных действий[110]110
  Шах-Бек-Мурзин. О быте, нравах и обычаях древних атыхейских племен // Кавказ. 1849. № 37; «Беслений Абат» из сочинения «Биографии знаменитых черкесов и очерки черкесских нравов» Хан-Гирея // Кавказ. 1847. № 42; Люлье Л. О натухажцах, шапсугах и абадзехах // Записки Кавк. отд. Импер. Рус. Геогр. об. Кн. IV. 1857; Каменев Н. Бассейн Псекупса // Кубанс. войсков. ведом. 1807. № 29.


[Закрыть].

Если у этих трех племен крестьяне сумели до некоторой степени отстоять свою независимость, то у остальных они оставались в полной зависимости от высшего сословия.

Вообще, все зависимые сословия делились на три основные группы: 1) оги, 2) пшитли и 3) унауты.

Оги представляли собой переходное звено от крепостного состояния к классу свободных землевладельцев. Это были потомки крестьян (пшитлей), которым в награду за отличную службу владелец предоставил имущественные и семейные права. Оги делились на два класса: княжеских и узденских.

Княжеские оги, по одному от каждого дома, обязаны были сопровождать своего владельца во время путешествия и быть на коне с полным вооружением, в случае бедности владелец снабжал ога лошадью и оружием. В домашнем быту князя они присутствовали в его доме ежедневно.

Оги работали на своего господина и платили подать за пользование землей. Во время работ владелец обязан был давать им припасы в изобилии – иначе они не стали бы работать. Подати и повинности платились так: ог, пашущий землю одной парой быков, отдавал одну арбу в 30 мер вымолоченного, а иногда и молотого проса, тот, кто пахал двумя парами, платил три арбы, тремя парами – четыре и т. д. Подать, однако, выплачивалась во время урожая, при неурожае ог не платил ничего или, если владелец настаивал, отдавал ему какую-то часть проса – по решению аульного общества. Как бы мало или много ог ни посеял пшеницы, ячменя и полбы, он обязан был отдать владельцу по шесть мешков каждого, зато не отдавал ничего за посеянную кукурузу.

Во время покосов каждый шестнадцатилетний ог был обязан три дня косить сено для владельца, убрать его, сложить в стогн и перевезти в кутаны (хутора, зимовники) или к дому владельца. Владелец, не заставлявший огов косить свои луга, получал с каждого дома семь арб готового сена. На зиму оги устраивали владельцу коши для овец, а в феврале привозили от каждой семьи от семи до пятнадцати арб дров. Не исполнившие последнего обязательства отдавали владельцу пару быков. Ог, зарезавший своего быка, отдавал владельцу филейную часть, а зарезавший корову не отдавал ничего.

Все имущество ога составляло его неотъемлемую собственность, и, даже если за нерадивость или преступление он превращался в пшитля, он не лишался прав на имущество и владелец не имел права распоряжаться его собственностью.

Ог, взявший жену из дворни господина, не мог увести ее к себе в дом, а только ходил к ней ночевать, и их дети принадлежали господину. При выдаче дочери замуж ог отдавал князю из полученного калыма двух быков и одну корову, а тот дарил ему шелковый кафтан[111]111
  По другим сведениям, он отдавал двух быков и двух коров.


[Закрыть]. Если же владелец не дарил кафтана, он отдавал только двух быков.

Калым за дочь, как видно из этого правила, оги получали сами, но покупать себе жену могли или сами, или при содействии владельцев. В первом случае ог мог развестись с ней, а во втором такого права не имел. Уздень, выдавая крепостную девушку за ога, пировал в его доме, а хозяин обязан был дать музыканту быка и кусок ткани. Владелец, выдавая свою дочь замуж, отдавал из полученного калыма одну пару быков огам, зато, когда женился сам или женил сына, оги обязаны были принять и содержать у себя его жену в течение года, если к ее приему мужем не все еще было приготовлено. Если гости приезжали на волах, оги обязаны были содержать на свой счет их волов все время, пока они гостили. Если приехавшие к владельцу гости почему-либо не могли расположиться у его узденей, оги были обязаны разместить их в своих саклях и кормить как их самих, так и их лошадей. При необходимости князь мог взять у ога лошадей, но только если они были свободны. Если такая лошадь будет украдена или падет, владелец обязан был возместить ее стоимость. Владелец мог выбрать табунщика из числа огов, но за это он отдавал ему из стада лучшего, по его выбору, жеребенка, освобождал от подати одной арбы проса и при разделе туши кобылицы отдавал табунщику шею и все внутренности.

В обязанности ога входило приготовить во время праздников бузу или брагу из своего проса, но в господской посуде, во время поста оги должны были по очереди каждую ночь приносить господину кушанье и питье в соответствии со своими средствами. Кроме того, если ог имел собственных баранов, раз в год, во время поста, он приносил своему владельцу лопатку копченой баранины. Зарезав подаренную ему кем-либо скотину, он тоже приносил владельцу лопатку, после уборки хлеба приносил кувшин бузы и один просяной чурек, при изготовлении бузы для себя давал один кувшин господину, при поездках князя на поминки к родственникам оги по очереди давали арбы и волов. В случае смерти господина или кого-либо из членов его семьи оги должны были по очереди делать обед. При разделе оги платили владельцу 100 рублей или от сорока до ста овец с ягнятами. Столь высокая плата была установлена с целью приостановить разделы.

Ога нельзя было продать без его особенной вины, и он мог выкупиться на волю. Пойманный на краже чего-нибудь у узденя, ог отдавался ему в рабство, но мог быть выкуплен родственниками за 150 рублей. Не имеющий средств выплатить подать ог мог быть взят в дом владельца вместо раба, но, как только дела его поправлял лись, владелец обязан был его отпустить, и их прежние отношения восстанавливались. Ог, бежавший к другому племени и пойманный, мог быть продан кому угодно.

Оги и сами могли владеть рабами, но не имели права их продавать, а только менять на других рабов и то с разрешения владельца. Если ог хотел продать своего раба, то обязан был найти не меньше трех покупателей, и тогда владелец предоставлял рабу право самому выбрать себе нового господина[112]112
  О зависимых сословиях в горском населении Кубанской области // Кавк. 1867. № 51; Крепостные в Кабарде и их освобождение // Сборн. свед. о Кавказ, горцах. Вып. I. Тифлис, 1868; Карлгоф Н. О политическом устройстве черкесских племен // Рус. вест. 1861. № 16. Автор ошибочно называет это сословие обами; Законы и обычаи кабардинцев // Литер, газета. 1848. № 1 и 2; Макаров Т. Племя адиге // Кавказ. 1862. № 29 и 32.


[Закрыть].

Раб, или унаут, не имел никаких прав, ни личных, ни имущественных. Рабы произошли от покоренных народов или от похищенных иноплеменников, пленные (ясыри) обоего пола обращались черкесами в унаутов. Убыхи чаще других занимались похищением, а пленных продавали туркам. Обычай до того укоренился в народе, что во время голода или даже из ненависти матери продавали детей, а братья сестер.

Все время унаута принадлежало владельцу, и раб не мог сам распоряжаться своим временем, за обиды и увечья, нанесенные унауту, вознаграждение получал владелец, убийство раба считалось посягательством на имущество владельца. Унауты жили безотлучно при доме владельца и исполняли в комнатах и во дворе все работы по приказанию своих господ. Все хозяйство, как то: дворовая служба, уход за птицей, работа на кухне и пр. – лежало на плечах унауток. При женитьбе раба калым за невесту поступал к владельцу, и разрешение вступить в брак целиком зависело от господина. Согласившись, он должен был купить ему жену из сословия пшитлей (логанапутов), и тогда и муж, и их дети получали права пшитлей (логанапутов).

В отношении прав новорожденного у черкесов существовал странный обычай: в одном случае больше преимуществ имела женщина, а в другом – мужчина. Так, рожденный от холопа и свободной женщины был свободным, от брака унаута с женщиной из сословия пшитлей дети получали права последних, но рожденный от князя и женщины некняжеского происхождения не считался князем, дети от подобных браков носили название шума.

Унаутка не имела права вступать в брак, но у нее была возможность иметь временного мужа – из унаутов же. Отсутствие законных браков между рабами сделало их половые отношения чрезвычайно свободными. Владельцы сами способствовали внебрачному сожительству унаутов: они получали плату от мужчин за право сближения с унауткой, родившиеся от таких контактов дети оставались в собственности владельца и могли быть проданы туркам или обращены в холопов. Иногда владелец сам делал честь унаутке и приживал с ней детей, которые пополняли сословие унаутов. Раба не имела права отказываться от сожительства со своим господином, и изнасилование такой женщины не осуждалось обычаем.

Родовые холопы у черкесов носили разные названия. Происхождение этих названий связано с прежним обычаем черкесов похищать себе жен. Простой народ не знал браков, основанных на взаимном согласии родителей жениха и невесты. Сойдясь на игрище, молодые люди присматривались друг к другу, мужчина выбирал себе невесту, брал ее к себе в дом и без всякого обряда жил с ней. От таких браков произошли и разные наименования родовых холопов: тльхо-коша-оэ означает «человек, неправильно рожденный»; тльхоко-тлче — «юноша или муж, рожденный тайно», и т. д.

Унауты могли принимать подарки, которые становились их собственностью, но если подарком был скот, то они должны были его продать и пользоваться деньгами. Если же владелец разрешал уна-уту оставить в своем пользовании скот, то весь приплод от него шел в пользу господина.

Унаут мог быть продан, в зависимости от возраста, красоты, способности к труду и прочих достоинств, цена раба достигала 300 и даже 400 рублей[113]113
  Шах-Бек-Мурзин. О быте, нравах и обычаях древних атыхейских или черкесских племен // Кавк. 1849. № 37; Современное состояние Армавира // Кавк. 1853. № 34; О зависимых сословиях в горском населении Кубанской области // Кавк. 1867. № 37; Гаврилов П. Горская летопись // Сборник сведений о кавказских горцах. Вып. II. 1869.


[Закрыть].

Все заботы о сельском хозяйстве черкесы возлагали на рабов. Они должны были исполнять свои обязанности, не ожидая, чтобы хозяин взялся вместе с ними за плуг. Помощниками им бывали пшитли, до некоторой степени обязанные помогать в работах на владельца.

Пшитли (у кабардинцев логанапуты) стояли непосредственно за рабами, но пользовались некоторыми правами, хотя и с большими ограничениями. Время и труд их, как и у рабов, принадлежали господину. Большая часть пшитлей (логанапутов) произошла из покупки, дарения или получения в наследство пленных и частично унаутов. Свободные люди вследствие крайней нужды могли попасть в кабалу к заимодавцам и также пополняли собой сословие пшитлей. Покупая семейство пшитлей, или, как мы будем их называть, крестьян, владелец определял его права и обязанности в присутствии свидетелей или поручителей, а иногда и письменным актом. Запись о правах владельца и крестьян называлась дефтер.

Считая крестьян своей собственностью, владелец обязывался каждому взрослому купить жену, то есть внести за нее калым. Зато, когда крестьянин выдавал замуж дочь, калым поступал владельцу, который уделял из него часть отцу невесты. Эта часть целиком возвращалась к владельцу, если он покупал жену для сына этого крестьянина.

Имущество, как движимое, так и недвижимое, которым могли владеть крестьяне, делилось по способу приобретения на три вида: 1) данное владельцем при водворении или в случае обеднения; 2) приобретенное собственным трудом; 3) образовавшееся из подарков и по брачным договорам.

Первый вид считался принадлежащим владельцу и переходил к наследникам крестьянина, прямым потомкам мужского пола, если они жили с ним нераздельно. В противном случае владелец мог или вернуть его себе, или передать другому лицу. При продаже крестьянина другому владельцу это имущество оставалось у прежнего и могло быть передано вместе с крестьянином за отдельную плату. Новый владелец должен был взамен этого имущества дать другое, такого же качества и в таком же количестве. При пользовании подобным имуществом владелец имел право вмешательства, без его согласия крестьянин не мог ни продать, ни заложить, ни подарить его, но и владелец не мог ничего взять из этого имущества без согласия крестьянина.

Часть второго вида – заработанного трудом крестьянина – тоже принадлежала владельцу. Так, при отходе крестьянина от владельца он отдавал последнему половину из всех хозяйственных принадлежностей и орудий, половина скота и половина его приплода принадлежала владельцу, а если половина приплода, принадлежащего крестьянину, кормилась сеном владельца, последнему отходила еще половина и из этой половины. Столь обременительные для крестьянина условия можно было обойти, если крестьянин из заработанных денег отдавал владельцу половину деньгами же и затем уже на оставшиеся покупал скот, который в этом случае вместе с приплодом составлял его неотъемлемую собственность. Если же этот скот кормился сеном владельца, он обязан был отдать половину приплода владельцу.

Если за подарок, сделанный кем-либо крестьянину, он не отдаривал, то подарок считался его собственностью, если же крестьянин отдаривал хоть малейшей безделицей из собственности владельца, то все подаренное крестьянину считалось собственностью владельца.

Крестьянин имел право ежегодно из своего скота зарезать одну крупную рогатую скотину или несколько штук мелкого скота на ее стоимость, притом с таким расчетом, чтобы убой скота не приносил ущерба хозяйству. Продавая что-либо из имущества, считавшегося владельческим, и с согласия последнего, крестьянин мог на вырученные деньги приобрести что-либо другое, но обязан был остаток денег вернуть владельцу.

Каждый крестьянин, получивший от помещика зерно и несколько пар волов с погонщиками, должен был запахать четыре загона (около четырех десятин) на каждую пару, убрать хлеб, когда он созреет, и привезти в аул. Жатва производилась мужчинами и женщинами, а молотьба только мужчинами. Отделив из всего количества зерна на духовенство, на бедных, на семена, на питание в течение года таких людей владельца, которые не могли заниматься хозяйством (унауты, табунщики, пчельники и пр.), и на гостей, оставшийся хлеб делили пополам между владельцем и крестьянином. У некоторых племен отделялась только десятая часть в пользу духовенства, а остальной хлеб шел в раздел между крестьянином и владельцем. Если бы половины, доставшейся крестьянину, было недостаточно для его прокормления, помещик был обязан предоставить ему средства для приобретения пропитания. Во время работ владелец должен был кормить своих крестьян, и притом кормить хорошо.

Сено, скошенное в будние дни, считалось собственностью владельца[114]114
  В некоторых, немногих, сообществах его делили пополам.


[Закрыть]. Своим сеном крестьянин мог назвать только то, которое было скошено в праздничные дни или крестьянами крестьянина. Если помещик замечал, что его крестьяне не успевают скосить все сено, то делал ххафи, то есть сбор людей на один день. Созванные работники кормились на счет помещика, который резал коров, овец, а шкуры отдавал старшим по возрасту работникам.

Крестьяне обязаны были исполнять все полевые и домашние работы, нарубить и привезти для помещика дров, стеречь по очереди его скот, обработать огород, за неимением унаутов по очереди прислуживать в кунахской помещика, отправлять, также по очереди, своих жен на барский двор, где те обязаны были стряпать на кухне, прислуживать жене владельца[115]115
  Подробнее об обязанностях крестьян и их жен по отношению к помещикам см.: О зависимых сословиях в горском населении Кубанской области // Кавказ. 1867. № 37–38, 44 и 59; Крепостные в Кабарде и их освобождение // Сборник свед. о кавказских горцах. Вып. I. Тифлис, 1868.


[Закрыть] и пр.

Со своей стороны владелец был связан многими мелочными условиями в отношении своих крестьян. Так, например, когда для заготовки впрок на зиму владелец резал крупную рогатую скотину, то отдавал крестьянам часть кожи на обувь и ременные веревки, уступал им голову, шею, ноги и внутренности, «за исключением сала и того, что нужно для колбас». Если он резал для той же цели баранов, то отдавал только шею и внутренности.

Соблюдение взаимных обязательств по дефтеру или взятых на себя устно при свидетелях составляло заботу обеих сторон. Крестьянин отказывался от исполнения таких требований владельца, которые не были обозначены в договоре. Если владелец был не в состоянии дать крестьянину средства к жизни и работе, определенные договором, крестьянин считал себя вправе не исполнять соответствующих обязанностей. Например, если владелец не давал крестьянину косы, он не косил, если крестьянин не получал железных деталей для плуга, он не пахал.

Нарушение одной из сторон условий договора всегда приводило к недовольству и ссорам, и крестьянин имел право отыскивать для себя в течение определенного времени такое лицо, которое желало бы купить его со всем семейством.

При продаже крестьян владельцы не имели права разделять семьи и при наличии нескольких покупателей обязаны были продать их тому, кому сам крестьянин желал быть проданным. Крестьянин, отпущенный на волю, обязан был отдать своему владельцу все имущество и сверх того заплатить, по взаимной договоренности, довольно значительную сумму (до 700 рублей, а иногда и более). За неимением наличных денег плата по большей части производилась скотом. Отпущенный на волю часто оставался жить в том же ауле. Не исполняя никаких обязанностей по отношению к своему бывшему господину, он должен был, однако, согласно обычаю, сопровождать его во всех поездках.

Рассмотрев в общих чертах обязанности и права зависимых сословий черкесского народа, мы должны сказать и о некоторых порядках, нарушить которые не согласился бы ни один ог, ни крестьянин, ни раб. Когда князь строил, например, большой дом с кухней для себя, а другой небольшой дом для своей снохи, то дом обязаны были строить оги, мазали же его женщины, глину возили дворовые люди, огородные плетни делали оги с дворовыми людьми, чистили траву рабыни, по одной от каждого дома за лето, плетень вокруг дома делали одни оги, колья и хворост возили на своей скотине. Очаг в сакле изготовляли оги с крестьянами, а окончательная отделка дома лежала на крестьянах, ремонт крыши в постройках владельца, покупка и доставка материала на нее входили в обязанность огов.

Обязанности каждого сословия в подобных случайных работах определены были также с большою точностью, и никто не соглашался выйти за пределы своего долга. Каждое сословие в точности исполняло свои обязанности и требовало того же и от своего владельца.

– Вспахать поле – мое дело, – говорил крестьянин, – а семена и волы его (господина); накосить сено – горе рук моих, а коса, просо и два барана – камень на его шее.