Текст книги "Катастрофа в Восточной Пруссии. Августовское сражение 2-й русской армии в 1914 г."

Действия командира 73‑й пех. бригады ген. Вильгельми напоминают в точности образ действий командира 1‑го арм. корпуса ген. Франсуа под Сталюпененом, с той лишь разницей, что Франсуа пытался с дивизией атаковать русский корпус, а Вильгельми с 8 батальонами атаковал 7 русских батальонов[47]47
  29-й и 30-й пех. полки имели по 3½ батальона. – Н. Е.


[Закрыть]. Что же касается метода обороны (короткий контрудар), то метод, конечно, правильный, но немцам следовало этот удар осуществить только после того, как русские будут потрепаны огнем обороны.

д) События 24 августа

Командир 20‑го герм. корпуса ген. Шольц во время боя на участке 37‑й пех. дивизии находился со своим штабом в Мюлене. Обстановка на фронте корпуса, по свидетельству Шефера, была такова:

«Дивизия Унгера до сих пор еще не была атакована, в 41‑й пех. дивизии только левофланговые части были под артиллерийским огнем русских, а на фронте 37‑й пех. дивизии шел упорный бой. Командир корпуса распорядился направить все резервы войск корпуса на участок 37‑й пех. дивизии. Около 19 ч. 00 м. 37‑я пех. дивизия была запрошена штабом корпуса, сможет ли эта дивизии утром 24 августа перейти в наступление, чтобы отбросить русских. Получив утвердительный ответ командира дивизии, ген. Шольц отдал приказ о переходе корпуса в наступление с утра 24 августа. Предполагая привлечь для наступления и части 3‑й рез. дивизии, выгружавшиеся в Алленштейне, ген. Шольц рассчитывал иметь успех в задуманном им наступлении. Однако спустя некоторое время обстановка приняла иной оборот. 3‑я рез. дивизия к этому времени вследствие перебоев в железнодорожном движении не закончила своего сосредоточения, почему ее командир ген. Морген просил оставить его дивизию у Алленштейна»[48]48
  Шефер. Танненберг, стр. 37.


[Закрыть].

К тому же в штабе 3‑й рез. дивизии было получено распоряжение ген. Гинденбурга, в котором указывалось, что 1‑й корпус не сможет прибыть на правый фланг 20‑го корпуса ранее 26 августа. 20‑й корпус должен пока что обходиться своими силами, 3‑ю рез. дивизию необходимо временно оставить у Алленштейна.

В сложившейся обстановке командир 20‑го корпуса принял решение вывести вверенный ему корпус из-под угрожавшего ему удара. В 2 часа 24 августа начальник штаба корпуса полк. Гелль запросил 37‑ю пех. дивизию о ходе боя и сможет ли она оторваться от противника. Командир 37‑й пех. дивизии ген. Штаабс ответил, что, по его мнению, дивизия безусловно сможет удержаться, если этого требует общая обстановка, но возможен и отход. Ген. Штаабс просил, если будет решено отходить, то немедленно отдать об этом приказ, чтобы до рассвета оторваться от русских.

С согласия штаба армии был отдан приказ об отступлении 37‑й пех. дивизии. В этом приказе говорилось, что 41‑я пех. дивизия должна оставаться на месте, 70‑я ландв. бригада должна собраться у Фраулен (в резерве), 75‑я пех. бригада должна отойти на фронт Зейтен – Бровинен, а 73‑я пех. бригада – на фронт Луткен – Гансхорн.

В 3 ч. 45 м. 24 августа, когда в частях 37‑й пех. дивизии царил хаос и беспорядок, когда одни части отошли, а другие не были еще отысканы и извещены о необходимости отступать, когда «не только во многих случаях пришлось оставить раненых, но недосчитывались целых войсковых частей»[49]49
  Шефер. Танненберг, стр. 38.


[Закрыть], русская артиллерия открыла огонь, а пехота 15‑го арм. корпуса двинулась в атаку.

По свидетельству командира 15‑го арм. корпуса ген. Мартос, немцы, видимо, не ожидали удара и стали в беспорядке отступать, бросая раненых. 2‑я бригада 6‑й дивизии завладела 2 орудиями и несколькими пулеметами противника. Было взято в плен несколько офицеров и около сотни солдат.

Отступление немцев, однако, было преднамеренное.

Атака частей 15‑го арм. корпуса обрушилась на разрозненные части 73‑й пех. бригады, начавшей уже свой отход, и на 75‑ю пех. бригаду, готовившуюся к отступлению. Когда около 4 ч. 00 м. русская артиллерия открыла огонь, командир 75‑й бригады ген. Бекман принял решение отступать, не дожидаясь разрешения, что, впрочем, через некоторое время одобрил прибывший на участок бригады ген. Штаабс. Но приказ Бекмана не дошел до некоторых частей его бригады, продолжавших удерживать отдельные участки укрепленной позиции. Среди других в изолированном положении оказались роты 150‑го пех. полка, взвод 5‑й батареи 73‑го арт. полка и взвод пулеметов, которые и стали добычей частей 6‑й пех. дивизии (24‑го пех. Симбирского полка), ворвавшихся в укрепленную позицию между 5 и 8 час. 24 августа.

Так закончился первый бой 15‑го арм. корпуса, в общем увенчавшийся значительным успехом, 37‑я герм. пех. дивизия, составлявшая левый фланг 20‑го арм. корпуса, была разгромлена. По свидетельству германского Рейхсархива, немцы потеряли:

а) 1‑й егерский батальон: командира батальона, 16 офицеров и 254 бойцов; б) 151‑й пех. полк: 5 офицеров и 130 солдат убитыми и 11 офицеров и около 250 рядовых ранеными; в) 3‑й батальон 146‑го пех. полка: убитыми и ранеными 34 чел. О 147‑м пех. полке сведений нет, но он пострадал больше других, именно в нем некоторые роты потеряли по 150 чел. Части 75‑й пех. бригады потеряли свыше 300 чел. убитыми и ранеными, при этом полных сведений о потерях также нет. Из состава 73‑й пех. бригады – всего похоронено 587 убитых бойцов и офицеров. Однако потери немцев убитыми надо определить не менее 1000, а ранеными около 3000 чел. Русские в этом бою потеряли убитыми и ранеными около 2500 чел.[50]50
  По документам 29-го Черниговского полка ротами этого полка похоронено 600 немцев, столько же похоронил 30-й Полтавский полк, но при этом много убитых осталось непохороненными за недостатком времени. Черниговским же полком подобрано свыше 800 раненых немцев.
  Черниговский полк потерял убитыми 896 и ранеными 983 чел. ВИА, д. 46480, лл. 22 и 23 штаба Черниговского пех. полка.


[Закрыть]

4. Распоряжения и действия германского и русского армейского командования. У истоков оперативных талантов

Разгром 37‑й пех. дивизии тяжело отозвался на настроении командования 20‑го герм. арм. корпуса.

24 августа Гинденбург ездил в штаб 20‑го корпуса, где имел беседу с командиром корпуса ген. Шольцем, от действий которого зависел дальнейший ход операции и на которого после поражения 37‑й пех. дивизии не вполне рассчитывал командующий армией.

В 18 ч. 24 августа ген. Людендорф во время разговора со штабом главнокомандующего так оценивал сложившуюся обстановку:

«Русский 15‑й арм. корпус атаковал 20‑й арм. корпус, особенно 37‑й пех. дивизию, но был отбит. Рядом, восточнее, русский 13‑й арм. корпус, теперь, вероятно, уже вступивший в бой; рядом, западнее, – русский 1‑й арм. корпус, наступающий через Млаву. Установлено ли боевое соприкосновение, еще неизвестно. Еще одна русская колонна, вероятно, 6‑й арм. корпус, достигла района севернее Ортельсбурга. Решение: держать позиции 20‑го арм. корпуса, так как отход равносилен поражению. Переброска 1‑го арм. корпуса задерживается еще на несколько часов, 1‑й рез. и 17‑й арм. корпуса подтягиваются к левому флангу, 1‑й рез. корпус сегодня дойдет до Шиппенбейль и Гросс-Швансфельд. Настроение решительное, хотя не исключена возможность неблагоприятного исхода»[51]51
  Эльце. Танненберг, документ № 151, стр. 284, 285.


[Закрыть].

Осведомленность ген. Людендорфа отнюдь не являлась следствием отлично поставленной разведки, а объяснялась легкомысленным отношением к службе связи русских штабов, передававших радиограммы в незашифрованном виде. 24 августа около 9 час. ген. Людендорфу были доложены русские радиограммы, которые давали исчерпывающую ориентировку. Первая телеграмма – штаба 2‑й армии – командиру 13‑го корпуса. Вторая телеграмма – командира 13‑го корпуса – начальнику штаба армии о том, что 13‑й корпус идет на поддержку корпуса Мартоса и в 9 час. развернется против фланга и тыла противника и атакует его.

Последующие действия немцев опирались исключительно на русские радиограммы. Ген. Людендорф в своих воспоминаниях умалчивает об этом, как и его сподвижники, в том числе и фельдмаршал Гинденбург, вероятно, с целью поднять свой полководческий престиж.

Успешное руководство операциями на основе радиограмм противника доступно даже и довольно заурядным командирам, не обладающим ни особой проницательностью, ни оперативными качествами и кругозором.

В своих мемуарах некоторые германские военные объясняют свою осведомленность чаще всего тем, что всякий раз находили на убитых генералах и офицерах документы, дававшие им ориентировку. Возможно, конечно, что такие случаи и имели место, но германский Рейхсархив приводит только один такой документ, снятый с убитого русского офицера, зато архивом опубликована целая серия русских радиограмм, перехваченных в период Танненбергского сражения[52]52
  Радиостанция крепости Брест-Литовск также принимала часть перехваченных немцами русских радиограмм, но вследствие косности штабного аппарата из этого факта выводов сделано не было впредь до следственного разбирательства о причинах поражения армии ген. Самсонова. – Н. Е.


[Закрыть].

В 6 ч. 00 м. 25 августа штаб 8‑й герм. армии принял телеграмму штаба 2‑й русской армии следующего содержания:

«Командиру 13‑го корпуса. После боя на фронте 15‑го корпуса противник ночью 24 августа отступил в направлении Остероде. У Гильгенбурга, по сведениям, – ландверная бригада. Армия продолжает преследовать противника, который отступает на Кёнигсберг, Растенбург.

2‑я армия наступает на линию Алленштейн – Остероде 25 августа. Главные силы корпусов занимают: 13‑й – линию Гимендорф, Куркен; 15‑й – Надрау, Паульсгут; 23‑й – Михалкен, Гросс-Гардинен. Разграничительные линии для наступления корпусов: между 13‑м и 15‑м – линия Мушакен, Швердих …лькден; между 15‑м и 23‑м – линия Нейденбург, Витигвальде.

1‑й корпус остается в пятом районе[53]53
  Очевидно, в прежнем районе. – Н. Е.


[Закрыть], прикрывая левый фланг армии… корпусу перейти в район Бишофсбург, Ротфлис, чтобы обеспечить правый фланг. Со стороны Растенбург 4‑я кав. дивизия, приданная 6‑му корпусу, оставаясь в Зенсбурге, ведет разведку на линии Растенбург, Бартенштейн и Зеебург, Хейльсберг. 6‑я и 15‑я кав. дивизии (следует неразборчивая фраза). Штаб армии Остроленка. Самсонов»[54]54
  Эльце. Танненберг, документ № 162, стр. 289 и 290. Одно слово (….?) неразборчиво. – H. Е.


[Закрыть].

Таким образом, рано утром 25 августа ген. Людендорф располагал данными о русских в такой же мере, как это знал русский командующий армией ген. Самсонов.

Спустя 30 мин., в 6 ч. 30 м. 25 августа, штаб 8‑й герм. армии получил по радио следующую ориентировку относительно войск 1‑й русской армии:

«Генералу Алиеву[55]55
  Ген. Алиев – командир 4-го арм. корпуса. – Н. Е.


[Закрыть]. Армия будет продолжать наступление. 25 августа она должна выйти на рубеж Вирбельн, Заала, Норкиттен, Клейн-Потаурен, Норденбург; 26 августа – Дамерау, Петерсдорф, Велау, Аллендорф, Гердауен. Районы 20‑го и 3‑го корпусов разграничиваются р. Прегель. Районы 3‑го и 4‑го корпусов разграничиваются дорогой Швирбельн, Клейн-Потаурен, Алленбург, причем вся дорога включается в район 3‑го корпуса. Хан-Нахичеванский выдвигается в направлении на Алленбург впереди фронта армии в район между р. Прегель и линией Даркемен, Гердауен, Бартенштейн; севернее от него – Раух со своей дивизией, южнее его – Гурко. Переправа через Прегель является задачей 20‑го корпуса. Ренненкампф»[56]56
  Эльце. Танненберг, документ № 161, стр. 289.


[Закрыть].

Помимо двух вышеприведенных документов немцы в течение ночи с 24 на 25 августа и днем 25 августа приняли еще семь русских радиограмм, уточнявших приведенные документы.

Ген. Людендорф в своих воспоминаниях после объяснения обстановки, в какой «рождаются полководцы», а также того, на чем базировались решения немцев спустя много лет после Танненберга в одном лишь месте вскользь говорит о «перехваченной неприятельской радиограмме, которая дала ясную картину неприятельских мероприятий на ближайший день»[57]57
  Э. Людендорф, т. I, стр. 44.


[Закрыть]. Но ген. Людендорф не признает, что не на одной, а на многочисленных радиограммах русского командования он основывал свои решения. Это вовсе не соответствует утверждению Людендорфа, что «из восприятий должны сложиться решения, солдатское ремесло становится искусством, солдат – полководцем».

Шефер рассказывал нам то, чего не рассказал Гинденбург и о чем умалчивают Людендорф и даже Гофман.

По его словам, ген. Гинденбург, приняв решение об упорной обороне на фронте 20‑го корпуса, приказал 1‑му рез. и 17‑му арм. корпусам нанести удар 6‑му русскому корпусу. В отношении же 1‑го арм. корпуса ген. Гинденбург решил лишь сообщить ген. Франсуа, что он приедет к нему утром 25 августа, чтобы обсудить с ним задачу 1‑го корпуса, который один должен был оказать 20‑му корпусу неотложно требовавшуюся помощь.

«Но затем, еще до отъезда из Ризенбурга, командующему армией стала известна важная русская радиограмма. Она содержала приказ Ренненкампфа, весьма легкомысленно переданный незашифрованным и указывавший 1‑й русской армии в качестве рубежа достижения на 26 августа линии Гердауен, Алленбург, Велау. Это было лучше всех ожиданий, а тут подвернулась еще счастливая случайность: несколько часов спустя радиостанция штаба (начальник – обер-лейт. Рихтгофен), а также Торнская радиостанция приняли полный текст приказа 2‑й армии. Он был вручен в Лебау на пути в штаб 1‑го корпуса подполк. Гофману, который на ходу передал его из своего автомобиля на автомобиль командующего армией»[58]58
  Шефер. Танненберг, стр. 47.


[Закрыть].

После совещания с командиром 1‑го арм. корпуса было решено бросить 1‑й корпус с утра 26 августа в наступление против 1‑го русского арм. корпуса.

В состав армии с 27 августа включалась ландверная дивизия ген. Гольца, перебрасываемая в Восточную Пруссию из Гольштинии. Эту дивизию было решено использовать в качестве резерва за правофланговой ударной группой армии – 1‑м арм. корпусом.

Работа русского фронтового и армейского командования в эти дни не имела ничего общего по характеру и содержанию с работой немцев.

Однако вернемся к корпусам 2‑й русской армии, маршировавшим в Восточную Пруссию. К вечеру 23 августа, в то время когда части 15‑го арм. корпуса завязали бой с 37‑й герм. пех. дивизией, прочие корпуса армии вышли: 6‑й арм. корпус – в район Ортельсбург и севернее; 13‑й арм. корпус – в район Омулефофен, Валендорф; 2‑я пех. дивизия – Дитрихсдорф; 1‑й арм. корпус – в район Зольдау; 3‑я гвард. пех. дивизия перебрасывалась по железной дороге первоначально в Цеханов, а затем в Млаву; части 6‑й кав. дивизии – в район Хойнов, а 15‑й кав. дивизии – в район Зелюнь. Все войска, достигнув указанных районов, имели лишь соприкосновение с мелкими разведывательными партиями немцев, отходивших на север и северо-запад под давлением русских разъездов.

В то время когда командование 8‑й герм. армии располагало русскими радиотелеграммами и имело более или менее прочную и быстро действующую связь со своими войсками, штаб 2‑й русской армии работал в тяжелых условиях связи.

Оторвавшись от корпусов на пять переходов, при разбросанности их на широком фронте, штаб армии поддерживал связь с корпусами летучей почтой (конными ординарцами). Телеграфная связь работала неисправно, часто рвались провода. Пользование радиотелеграфом осложнялось необходимостью шифровать текст, на что тратилось много времени, а кроме того, возможные ошибки в шифровке еще более удлиняли передачу распоряжений и прием донесений. Авиации не хватало даже для ведения воздушной разведки. Несколько автомашин, имевшихся в штабе армии, не могли обслужить все корпуса, тем более что по песчаным проселкам машины не могли ехать.

Так, сидя в Остроленке, штаб 2‑й армии превращался в орган, только устанавливающий события, а не управляющий ходом их.

Командующий армией, пишет ген. Пестовский, считал необходимым иметь свой штаб на расстоянии двух-трех переходов от войск, по указанию главнокомандующего, переданному телеграммой от 19 августа за № 230, о том, чтобы как можно реже менять места высших штабов, оставляя их на одном месте в течение целых периодов операций и перенося их на другие места лишь тогда, когда этого безусловно требует удобство руководства операциями, заставляло командующего армией оставаться в Остроленке.

До 23 августа особых затруднений в управлении армий из Остроленки еще не ощущалось. Но с этого дня отдаленность штаба от корпуса начала сказываться. Так, штаб армии полагал, что к вечеру 23 августа все корпуса находятся на указанных им директивой линиях, но в действительности этого не было. Не получая от корпусов в течение дня никаких донесений, командующий армией считал, что они не встретили никаких препятствий к выполнению отданных накануне ночью распоряжений, а потому, получив вечером 23 августа директивную телеграмму главнокомандующего фронтом за № 3004, отдал соответственные приказания на 24 августа.

23 августа командующий армией был поставлен в необходимость решить вопрос, в каком направлении двинуться дальше 24 августа. Дело в том, что к вечеру 23 августа корпуса 2‑й армии, как было указано выше, должны были занять линию Ортельсбург, Едвабно, Омулефофен, Зеелезен, Клейн-Кослау и Зольдау. Директива главнокомандующего северо-западным фронтом от 12 августа предписала наступать на фронт Растенбург, Зеебург, имея целью отрезать от Вислы и разбить отступающего перед 1‑й армией противника. Выполняя директиву главнокомандующего в совершенной точности, необходимо было бы на 24 августа двинуть корпуса в северо-восточном направлении. Между тем противник, занимавший район Зольдау, Нейденбург и очистивший его без боя, отошел на северо-запад, части 17‑го и 20‑го германских корпусов обрисовались в районах Куркен и Алленштейн. О присутствии противника в стороне Растенбург – Зеебург никаких сведений получено не было. Таким образом, выяснилось, что 2‑й армии надлежало теперь направить свой удар на фронт Алленштейн, Остероде.

Однако, если бы 24 августа армия была направлена на этот фронт, корпусам было бы уже трудно свернуть потом на Зеебург, Растенбург, как того требовала директива главнокомандующего, если бы все же было подтверждено требование выполнять ее неуклонно. Между тем, выполняя ее в точности, пришлось бы игнорировать живую силу противника, угрожавшую армии с северо-западного направления. Поэтому командующий армией ген. Самсонов 23 августа командировал генерал-квартирмейстера штаба армии в Белосток, дабы личным докладом начальнику штаба главного командования выяснить назревший вопрос о перемене направления наступления 2‑й армии[59]59
  На доклад ген.-кварт. 2-й армии Филимонова ген. Жилинский ответил так: «Видеть противника там, где его нет, – трусость, а трусить я не позволю ген. Самсонову и требую от него продолжения наступления». Цитирую по книге Головина. Из истории кампании 1914 г., т. I, стр. 213. – Н. Е.


[Закрыть].

Мотивы, побуждавшие изменить направление движения 2‑й армии на Алленштейн, Остероде, состояли в следующем:

1) это направление не уклоняло армии от поставленной ей задачи – отрезать противника, отступавшего перед армией ген. Ренненкампфа, от сообщений с Вислой; оно даже более обеспечивало возможность выполнения этой задачи, так как выводило армию глубже в тыл противника;

2) в случае необходимости движения впоследствии на запад, в сердце Германии, это было бы легко сделать с направления через Алленштейн, Остероде и очень трудно – с направления через Растенбург, Зеебург;

3) наконец, при движении на фронт Алленштейн, Остероде армия могла базироваться на железную дорогу от Млавы, что представлялось весьма важным для правильной организации тыла.

Однако до получения указаний главнокомандующего фронтом ген. Самсонов не считал себя вправе отступать от первоначальной директивы. Поэтому распоряжения на 24 августа были отданы лишь по получении упомянутой выше директивной телеграммы главнокомандующего за № 3004.

Телеграмма эта предписывала: оставив 1‑й арм. корпус в Зольдау, всеми остальными корпусами энергично наступать на фронт Зеебург, Алленштейн, занять его не позднее 12 августа. При этом сообщалось, что противник, разбитый армией ген. Ренненкампфа, поспешно отступает, взрывая мосты; перед 2‑й армией, по-видимому, незначительные силы немцев, и движение армии на указанный выше фронт должно отрезать немцам отход к Висле.

Во исполнение этой директивной телеграммы войскам 2‑й армии была дана директива на 24 августа (от 23 августа, № 4), в силу которой корпуса, наступая на фронт Зеебург, Алленштейн, должны были двинуться следующим образом:

– 6‑й арм. корпус – на фронт Соркитен – Бишофсбург;

– 13‑й арм. корпус – на Вартенбург;

– 15‑й арм. корпус – на Алленштейн;

– 2‑я пех. дивизия – на Гогенштейн;

– 1‑му арм. корпусу приказано оставаться у Зольдау, обеспечивая левый фланг армии»[60]60
  ВИА, д. № 4050, лл. 37—59.


[Закрыть].

Доклад начальника штаба 2‑й армии ген. Постовского, изложившего процесс оперативного руководства фронтового и армейского командования, убеждает в том, что в момент завязки сражения 23 августа оперативное творчество русского фронтового командования было совершенно оторвано от событий.

Фронтовое командование ничего не знало о противнике, оно так же мало знало о своих войсках, а если и знало их состояние, то игнорировало его. Упустив из рук поводья управления 1‑й армией, фронтовое командование как бы старалось восполнить это упущение излишней опекой над 2‑й армией. Эта оперативная опека осуществлялась в отношении командующего армией нетактично, в оперативном отношении неправильно и самоуверенно, без знания и учета конкретной обстановки как на фронте 1‑й, так и особенно на фронте 2‑й армии.

В результате неправильных действий фронтового командования 2‑я армия была разбросана, 6‑й арм. корпус оставлен в качестве заслона в районе Бишофсбург, 13‑й и 15‑й арм. корпуса со 2‑й пех. дивизией брошены на северо-запад для наступления, а 1‑й арм. корпус оставлен в качестве заслона у Зольдау. Иначе говоря, это решение выдвигало 5 пехотных дивизий против 20‑го герм. корпуса (37‑я и 41‑я пех. дивизии, 3‑я рез. дивизия 3 ландв. бригады), имевшего 4½ пехотной дивизии, в то время как фланги русской армии были уступом назад: 6‑й корпус против 17‑го арм. и 1‑го рез., а 1‑й корпус – против начавшего высадку 1‑го корпуса немцев.

Что касается командования 2‑й армии, то поставленное в положение дивизионной инстанции оно не имело права не только командовать подчиненными корпусами, но даже менять место расположения штаба армии. Само же армейское командование не знало о завязке сражения на р. Алле 23 августа. Не имея связи с корпусами, оно не могло своевременно узнать о положении на фронте, а следовательно, и отдать нужные распоряжения.

Таким образом, если немцы имели подробные сведения о положении русских из перехваченных радиограмм, то русские 23 и 24 августа не только мало знали о немцах, вернее имели неправильные (предвзятые) предположения об их действиях, но они плохо знали расположение и действия даже своих войск.

В такой обстановке завязалось сражение.