Текст книги "Современный самозванец"
Автор книги: Николай Гейнце
Жанр: Литература 19 века, Классика
Возрастные ограничения: +16
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 22 (всего у книги 37 страниц)
XXV
Медальон
Растрата в несколько десятков тысяч рублей, конечно, не могла произвести никакого затруднения в операциях банкирской конторы «Алфимов и сын» при ее громадных денежных оборотах.
Известие о растрате с быстротою молнии распространилось по городу, особенно после того, как на другой день газеты оповестили о ней в витиеватой форме. Несколько особенно осторожных вкладчиков явились вынуть свои капиталы, но когда контора тотчас же выдала их, то на другой же день они принесли их обратно, приведя за собой и других.
Все, таким образом, для репутации конторы окончилось благополучно.
Корнилий Потапович, занятый всецело возможностью овладеть Ольгой Ивановной, не обратил особого внимания на случившееся и после ареста Сиротинина снова пришел, к удовольствию Ивана Корнильевича, в хорошее расположение духа.
Праздник, данный им на даче, не привел его к желаемым результатам, а потому он решился начать сезон необычайным по роскоши и затеям бал-маскарадом.
Этот праздник был назначен на 8-е октября.
За несколько дней перед ним графиня Надежда Корнильевна задумчиво сидела в своем будуаре уже на зимней квартире.
На глазах ее сияли слезы умиления.
«Итак, меня связала теперь с мужем новая неразрывная и святая связь!» – думала она.
«А тот, милый, желанный, несчастный! Теперь я обязана отнять у него даже тот невинный залог – медальон… Как он настрадается… О… Петя, если бы ты только знал, какую жертву мы приносим».
Дверь тихо отворилась.
– Надя, ты плачешь! Ты все еще несчастна! – проговорил граф Вельский.
– Нет, Петя, эти слезы не горькие… Эти слезы светлые, перед новой жизнью, которая должна настать для нас… Теперь не ради одной меня ты должен отказаться от своих…
Он понял.
На глазах у него выступили слезы никогда неизведанного счастья.
Он стал обнимать жену и с невыразимой нежностью целовал ее.
– Письмо от госпожи Руга! – доложила, входя Наташа.
– Могла бы и подождать! – заметил граф Петр Васильевич, с видимым отвращением распечатывая конверт.
Графиня смотрела на него вопросительным взглядом.
– Она зовет меня на генеральную репетицию, – проговорил он, пробежав записку глазами. – Скажи, Наташа, что я не приеду…
– Благодарю! – произнесла графиня с чувством. До позднего вечера провел граф в будуаре графини.
«Со вчерашнего дня я совсем другой человек, – думал граф Петр Васильевич, проснувшись утром, – Да, эти чистые слезы, эти светлые радости не сравнятся ни с какими другими наслаждениями! И зачем только понадобилось Корнилию Потаповичу именно в эти дни сводить со мною счеты», – продолжал он, схватывая со стола лист, испещренный цифрами.
«Да, дела расстроены!.. Необходимо отыграться. И это разве будет отступлением от моей клятвы? Ничуть… Я сделаю это ради жены!..»
Размышления эти были прерваны приездом графа Стоцкого.
– Здравствуй… – проговорил он, входя. – Рад видеть, что ты здрав и невредим, а то вчера на репетиции все думали, что ты болен.
– Нет, я был дома. Да и надоел мне, по правде сказать, весь этот разврат, – несмело сказал Петр Васильевич.
– Неужели и игра? А вчера как раз вышла замечательно интересная, метал князь Асланбеков, и Гемпель выиграл горы…
– А я так не завидую даже и Гемпелю… Я провел дивно вечер.
– С кем? С Ольгой Ивановной? Теперь понимаю, почему ты отвоевываешь ее у тестюшки и нажил себе в нем врага. Только потом, когда ты будешь с деньгами…
– Перестань… Я восстаю против его исключительств потому, что так хочет моя жена, и я вчера сидел дома с женою и был счастлив.
– И воображаю как! Женщины всегда очень милы, когда у них не чиста совесть…
– Я требую, чтобы ты сказал мне сейчас, говоришь ли ты вообще или о моей жене? – вскричал граф Петр Васильевич, бледнея.
– Не требуй, милый юноша, можешь ненароком обжечься… – холодно возразил Стоцкий.
– Повторяю, я требую! – яростно крикнул граф Вельский.
– Да и к чему говорить тебе, я уже предупреждал тебя, а ты не веришь.
– Ты говорил тогда бездоказательно.
– А теперь могу привести и неоспоримое доказательство.
– Говори.
– Но к чему это? Оставим лучше.
– Говори.
– Тебе будет горько…
– Нет, я требую, я прошу, я умоляю.
– Ну, хорошо, но помни, что ты сам просил.
– Помню, помню.
– Но так как я люблю, чтобы слова мои имели свой настоящий вес, дай мне прежде всего слово, что ты не станешь бесноваться и попусту скандалить, а выслушаешь меня спокойно, как подобает мужчине, и доведешь дело до конца, чтобы оно выяснилось само собою.
– Постараюсь… Даю…
– Помнишь тот медальон, который ты подарил жене в день рождения?
– Ну да, да.
– Попроси ее надеть его на бал.
– Что ты хочешь сказать?
– Его у нее нет…
– Где же он?
– Он у того человека.
– Я сейчас задушу ее! – проскрежетал граф Петр Васильевич.
– И этим испортишь все дело! Пока ты должен быть так же ласков и спокоен, как был вчера, до самого бала… А когда все откроется, то и тогда бесноваться тебе не расчет. Расстаньтесь спокойно, потому что все состояние теперь – ее.
– Графиня готова и просит ваше сиятельство, – доложил лакей.
– Не пойду! – рявкнул граф.
– Ты уж начинаешь… – заметил ему граф Сигизмунд Владиславович. – Пойми же…
– Это правда… – сознался граф Вельский. – Сейчас буду, – ответил он лакею.
Граф Стоцкий простился и вышел.
8 октября дом Алфимова и снаружи, и внутри был залит огнями.
Казалось, что в эту ночь в его роскошных залах, частью обращенных в сады, собрались представители всех народов, званий и положений, не исключая и творений человеческой фантазии, начиная с мифологического Зевеса и кончая шаловливым эльфом.
Граф и графиня Вельские по праву молодых хозяев дома своего тестя были незакостюмированы.
Граф мрачно стоял у входа.
К нему подошел человек в костюме Мефистофеля и тихо его спросил:
– Исполнил ты мой совет? Она ничего не подозревает.
– Тяжело мне было дьявольски, но все сделано, как ты говорил.
– Да вон и она… – шепнул граф Стоцкий – это был он – указывая на графиню, появившуюся в зале в сиянии своей спокойной и грустной красоты.
Граф Петр Васильевич бросился к ней, едва разыгрывая роль восхищенного.
– А отчего ты не надела моего медальона? – спросил он между прочим.
– Если ты его так любишь, я следующий раз надену… – ответила она, видимо, смущенная.
– Я говорю, чтобы ты надела его именно сегодня, – почти крикнул граф, теряя самообладание.
Этот тон оскорбил графиню.
Она невольно оглянула стоявших вокруг и заметила, что Мефистофель обменялся знаками с какой-то боярыней.
– Хорошо, я съезжу домой, если тебе так хочется! – ответила она мужу.
– Да, поезжай, я хочу, чтобы на тебе был мой медальон… – прохрипел граф.
Графиня удалилась.
– О, как я отомщу… – скрежетал Петр Васильевич.
– Напрасно! – возразил Мефистофель. – Помни ее богатство!.. Лучше ступай и развлекись. Посмотри, какая там прелестная фея…
Граф Петр Васильевич нехотя оглянулся, но увидя нечто, действительно, очаровательное, решил развлечься, как сумеет.
– Почему ты такая грустная, прелестная фея? – спросил он, подойдя.
– И феи не могут не плакать, когда их добрые дела разрушаются, – ответил ему знакомый гармонический голосок.
– Ольга Ивановна! – вскрикнул он. – И вы печальны! Помните, вы обещали мне быть моим другом? Ну, станем и плакать, и утешаться вместе. О, Ольга Ивановна, я ужасно страдаю.
– Это я заметила днем дома. Но что с вами? Ведь ваши отношения к Наде поправились…
– О! Не говорите мне о ней! У меня с нею все покончено! И если я в чем вижу милость Бога ко мне, то это в том, что возле меня вы.
Они сидели в густо увитой со всех сторон зеленью беседке.
– Что вы говорите? – прошептала она.
– Правду, только правду…
Он схватил ее руку, привлек ее к себе и страстно, приподняв маску, поцеловал в губы.
У несчастной, давно беззаветно привязанной к нему девушки закружилась голова.
Тут была и жалость, и дружба, и страсть.
– Я полюбил вас с первого взгляда… – нашептывал ей граф Петр Васильевич. – И это вечное, вечное молчание! Вечная невозможность высказаться! Ну, хоть сегодня, Оля, когда я понял свое несчастье и весь свой позор, сжалься, позволь мне прийти в отведенную тебе комнату по окончании бала и отвести с тобою душу. Нам тогда никто не помешает.
– Хорошо… Я не запру своей двери… Моя комната здесь по коридору, вторая дверь…
– А нам с женой отвели наверху… Я благословляю фантазию тестя, который настоял, чтобы мы ночевали у него, а завтра присутствовали на интимном завтраке. Сначала я не понимал, зачем он этого во что бы то ни стало желает, а теперь я не хочу и доискиваться причины… Я вследствие этого буду счастлив.
Прошло еще четверть часа.
Вдруг в дверях залы появилась графиня Надежда Корнильевна. На ее шее ярко сверкал бриллиантовый медальон в виде сердца. Граф Петр Васильевич взглянул и бросился к ней, как безумный.
– Что это значит? – спросил ошеломленный граф Стоцкий.
– Понять не могу! – отвечала Матильда Францовна.
– Значит, и ночное свиданье голубков не состоится?
– Это-то ничего! – отвечала Руга, вместе с графом Сигизмундом Владиславовичем подслушивавшая разговор в беседке. – Приманка посажена, и вся разница в том, что вместо одной рыбки попадется другая…
– Я не понимаю…
– Ускользнул молодой – попадет к ней старик, он на это и рассчитывал, устраивая праздник на два дня…
– А-а…
В двенадцать часов гости Корнилия Потаповича все съехались, и бал оживился еще более.
Затем в одной из зал взвился занавес, и за ним открылась прелестная живая картина «Шалости амура».
В ней Матильда Руга не пощадила никого и ничего, лишь бы угодить вкусам старика Алфимова.
Старый банкир был в неописанном восторге.
В картине было много такого, что побудило графиню ускользнуть из залы в другие комнаты.
– Мне и самому это противно… – гадливо сказал, провожая ее, граф Петр Васильевич. – Один миг с тобою, или эта мерзость!.. Но это скоро, вероятно, кончится.
Возвращаясь в зал, он встретил Ольгу Ивановну, которая тоже спешила уйти.
– Как тянется вечер… – заметила она ему.
– О, я тоже не дождусь конца, мне предстоят дивные мгновенья! – отвечал он. – Я теперь так счастлив…
«Это я ему дала такое счастье!» – думала девушка с радостным трепетом.
XXVI
Западня
На сцене между тем следовали одна за другой самые соблазнительные живые картины.
– Вы просто превзошли сами себя, Матильда Францовна! – восторгался Корнилий Потапович. – Это восхитительно.
– Я готовлю вам сегодня еще один сюрприз, только скажите, когда вы отдадите за него обещанные десять тысяч.
– Вы это об Ольге Ивановне? Да быть этого не может!.. А деньги хоть сейчас… Чек на контору.
– Ну, хорошо же… Стойте здесь и ждите.
Через минуту к старику Алфимову подошла одна из подруг Матильды Францовны и что-то долго втолковывала ему.
– О, благодарю, благодарю, понимаю! – воскликнул старик. – Я никогда не забуду этой услуги.
Собеседница удалилась, и к Корнилию Потаповичу, на губах которого играла плотоядно-довольная улыбка, подошел граф Стоцкий.
– Вы понимаете, конечно, – заговорил Сигизмунд Владиславович, – что все это устроил граф Петр Васильевич с целью доставить вам удовольствие, и вы как порядочный человек обязаны отблагодарить его.
– Да чего же он хочет?
– Он желал бы, чтобы часть приданого его жены была ему передана, если возможно, тотчас же.
– Тотчас же?.. Но ведь он сильно мотает деньги, играет… Ну, да хорошо, хорошо, обещаю… Только позвольте, мне нужно переодеться.
Ольга Ивановна между тем ходила под руку с Матильдой Францовной Руга.
Нельзя сказать, чтобы она особенно симпатизировала этой женщине, но с первого разговора с ней в саду своего отца в Отрадном, молодая девушка чувствовала к ней какое-то непонятное для нее самой влечение, точно Руга своими блестящими глазами, как и блестящими драгоценными камнями, гипнотизировала ее.
Предсказания певицы почти сбывались.
В ушах, на груди и на руках Ольги Ивановны Хлебниковой тоже блестели драгоценные камни, хотя и не выдерживавшие сравнения с украшениями певицы, но и о них там, в Отрадном, молодая девушка не смела и мечтать.
Ольга Ивановна теперь уже хорошо понимала, насколько была права Руга, говоря, что от ее, Ольги Ивановны, желания зависит быть осыпанной золотом и бриллиантами.
Эта житейская опытность красивой, блестящей женщины, ее первой учительницы жизни, заключала в себе, быть может, то притягательное обаяние для молодой девушки, от которого она уже два года не могла освободиться.
Обе женщины прошли в буфетную залу.
Убранство ее было шедевром декоративного искусства и роскоши.
Громадный буфет был переполнен всевозможными яствами и напитками. Тысячи разноцветных электрических огней отражались в массивных серебряных вазах с фруктами и старинных жбанах с шампанским.
– Я хочу смертельно пить, – сказала Матильда Францовна.
– Я тоже не прочь выпить чего-нибудь прохладительного, – отвечала Ольга Ивановна.
– Я сейчас добуду и себе, и вам, – сказала певица. – Садитесь здесь.
Она указала на свободный мраморный столик, множество которых было расставлено в обширной зале.
Хлебникова села, а певица направилась к одному из буфетов, где было не так тесно, как у других.
Вскоре она вернулась с двумя стаканами шампанского, в один из которых незаметно для Ольги Ивановны влила какой-то жидкости, находившейся у нее в маленьком золотом флакончике-брелоке, висевшем на браслете.
Барон Гемпель, взявшийся услужить ей, принес серебряную тарелку с двумя великолепными дюшесами.
– Кушайте, моя крошка… Это вас освежит… В залах становится жарко.
– Какая масса народа.
– Праздник выдающийся.
Ольга Ивановна, действительно хотевшая пить, почти залпом выпила бокал шампанского.
Вино действительно подкрепило ее, а то она стала уставать, так как бал уже приближался к концу.
«А мне надо еще беседовать с графом… – думала молодая девушка. – Я все-таки уйду к себе раньше».
Руга между тем весело болтала с бароном, внимательно следя за стаканом Хлебниковой.
Когда он был выпит молодой девушкой до дна, на губах певицы появилась довольная улыбка.
– Кусочек дюшесы… Груши замечательно сочны и вкусны, – предложила Матильда Францовна.
Ольга Ивановна принялась за грушу.
Вскоре они покинули буфетную залу и вернулись в танцевальную.
Танцевали мазурку.
При появлении обеих дам несколько кавалеров бросились выбирать их.
Руга согласилась и быстро умчалась в вихре этого увлекательного танца, а Ольга Ивановна отказалась.
Она чувствовала себя как-то не по себе.
В висках стучало, сердце усиленно билось… Кровь, казалось ей, горячим ключом клокотала в жилах.
«Что со мной? – думала молодая девушка. – Неужели на меня так подействовало вино?»
Она прошлась по залам и направилась в отведенную ей комнату. Там она в необычайном волнении бросилась на диван. Вокруг царила черная темнота.
Она распустила шнуровку у лифа, заменявшего в ее костюме феи корсет.
Ей казалось, что одежда давит ее.
«Я запру дверь и лягу. Я не хочу говорить с ним…» – подумала она и направилась к двери.
Последняя вдруг бесшумно отворилась и заперлась. Чьи-то сильные руки обхватили ее, и на лицо и шею посыпались страстные поцелуи.
– Перестаньте, граф! Пощадите! Ведь вы хотели говорить со мной по-дружески… – прошептала она, силясь вырваться из объятий.
Но этого ей не удалось. Объятия все сжимали ее, поцелуи жгли. Она кончила тем, что стала отвечать на них в каком-то полубессознательном экстазе.
«Пала! Опозорена! Погибла!» – как молотом стучало в голову Ольги Ивановны при первом ее пробуждении на другой день.
Сердце сжималось невыносимой болью, и несчастная девушка замерла в своей безысходной скорби, не отдавая себе отчета во времени.
Вошедшая в комнату Хлебниковой на другой день Наташа, тоже переселившаяся в дом Корнилия Потаповича вместе с графом и графиней, просто ахнула.
– Что с вами, барышня, на кого вы похожи?.. Вы больны?.. Надо за доктором.
– Нет, я просто устала… И сегодня не выйду… – превозмогая себя, ответила Ольга Ивановна.
Костюмированный бал Корнилия Потаповича происходил накануне дня его рождения, а потому на другой день более близкие люди собрались к роскошному завтраку-обеду, назначенному, в виду позднего окончания бала, в четыре часа.
В числе таких близких был граф Стоцкий и Матильда Руга.
– Ума не приложу, как это могло случиться: откуда она взяла медальон? – говорила певица.
– Я тоже остолбенел, когда увидел его на ней, – ответил Сигизмунд Владиславович.
– Необходимо разузнать… А пока, чтобы избавить от ее влияния графа Петра, надо хоть увезти его куда-нибудь.
Она не договорила, так как в гостиную, где ждали гости новорожденного, вошел Корнилий Потапович.
– Ну, Матильда Францовна, – заговорил он, – моей благодарности к вам суждено все расти и расти… Но вопрос, что будет дальше, как объяснить ей эту ошибку с ее стороны.
– Ничего, Корнилий Потапович, все обойдется, ей теперь нет выбора… – заметил граф Стоцкий. – А вот граф Петр, он виновник вашего счастья.
Старик Алфимов сам пошел ему навстречу. Граф Вельский поздравил тестя.
– Порадовал ты меня подарком вчера, а я умею быть благодарным.
– Каким подарком?
– Однако, ты отличный актер.
– Я не понимаю вас, Корнилий Потапович! – воскликнул граф Петр Васильевич.
– Ну, ну, не горячись, я понимаю, что это щекотливо… Но у тебя отличный адвокат, граф Сигизмунд Владиславович, он говорил мне о твоих делах… а я устроил… Вот.
Старик торопливо сунул в руку графа свернутую бумажку и тотчас отошел.
Граф Вельский развернул ее.
Она оказалась чеком на сто тысяч рублей.
– Что за чудеса с ним? И какие он пустяки мне сейчас болтал? – спросил граф Петр Васильевич графа Сигизмунда Владиславовича, показывая ему чек.
– Очень просто, я знал о твоих затруднительных обстоятельствах и уговорил его.
– Но о каком подарке он толковал?
– Ах, это пустяк! Просто была маленькая уловка, чтобы его умилостивить.
– Спасибо, Сигизмунд, за дружескую услугу.
– Радуюсь, что ты еще веришь моей дружбе и не считаешь меня за клеветника по поводу той истории с медальоном… Но это дело еще не окончено, а пока позволь мне дать тебе совет.
– Что такое? – холодно спросил граф, которого история с медальоном действительно несколько восстановила против графа Стоцкого.
– Брешь в твоих делах заткнешь этими ста тысячью только на время… Что же будет дальше?.. Очевидно, тебе необходимо отыграться… Здесь же невозможно… Твоя жена…
– Оставь в покое мою жену.
– Ну и разные другие обстоятельства, – не смущаясь, продолжал граф Сигизмунд Владиславович. – Поезжай в Монте-Карло. Там при счастье и уменье можно выиграть миллион… Я сам знаю одного недавно приехавшего оттуда такого счастливца.
Глаза графа Петра Васильевича заблестели.
Игра была его главною страстью.
Матильда Францовна между тем разговаривала с графиней Надеждой Корнильевной, и та, хотя положительно знала, что говорит со своим заклятым врагом, но не могла от нее отделаться.
Руга хвалила вчерашний праздник и намекнула, что заметила мрачное расположение графа Петра Васильевича в начале бала.
– Да, Петя бывает иногда капризен… – сказала графиня. – Вчера он вдруг обиделся, что я не надела подаренный им мне недавно медальон.
– Какая странность, графиня, – наивно сказала певица. – Я недавно видела точно такой же медальон у одного доктора, Неволина… Он был так сконфужен… Вы его знаете, конечно, Графиня.
– Я знаю его, Матильда Францовна, но не знаю, зачем вы мне это сообщаете… – проговорила Надежда Корнильевна, глядя ей в глаза, спокойно, гордо и холодно, – хотя знаю также, что если вы передадите это и моему мужу, то ошибетесь в расчете… Он верит мне, и между нами нет тайн… И скоро он окончательно научится различать своих истинных друзей от таких, которые его эксплуатируют.
Опытная интриганка Руга растерялась перед спокойной чистотой графини и не знала, что сказать, но на ее счастье к ним подошел Корнилий Потапович.
– Дитя мое, говорят, Ольга Ивановна заболела и уехала к себе.
– Когда, как? – встревожилась графиня.
В это время в гостиную вошла Наташа и подала Надежде Корнильевне письмо.
– Кто принес?
– Ольга Ивановна просила передать вашему сиятельству, – сказала горничная и удалилась.
Графиня вскрыла письмо и прочла следующее.
«Я бегу, как преступница, Надя. Не разыскивай меня, не разузнавай и причин, которые побуждают меня бежать… Я уже никогда, никогда не должна видеть ни тебя, ни… его. Не сожалей обо мне, что бы ты ни услыхала. Я сожаления не стою.
Ольга».
– Что это значит, что это значит? – спрашивала графиня взволнованным голосом, передавая письмо подошедшему мужу.
«Вчера я оскорбил ее!» – промелькнуло у него в голове и сердце его болезненно сжалось.
– Положительно ничего не понимаю, – вслух прибавил он, пожав плечами. – Надо вернуть ее и разузнать.
Он быстро вышел.
– Ну, вот теперь если с нею что-нибудь случится, все станут обвинять меня! – жаловался старик Алфимов Матильде Францовне. – Это способно отравить всякое удовольствие.
– Полноте! Все станут винить не вас, а графа Петра Васильевича.
– Ах, да, да! Вот это отлично!
«Еще бы! Как не отлично! Теперь вы оба у нас в руках», – думала Матильда Руга.
Правообладателям!
Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.