Текст книги "Поэт ненаступившей эры. Избранное"

 
Если деньги в землю закопать
И всё время водкой поливать,
Выше дома вырастут они
И миллионером можно стать!
 

 
Закуска без вина скудна,
А выпивка одна – вредна.
Да здравствует товарищ Бахус:
Он чтит и выпивку, и закусь!
 

 
Гайдар любил изрядно выпить.
Зачем? Не думал не гадал.
Не делайте поспешный вывод:
Во всём другом он был Гайдар.
 
 
Друзья усердные в ту пору
Его решили излечить
И повели к гипнотизёру,
Дабы от пьянства отучить.
 
 
Гипнотизёр – знаток нюансов –
Вмиг намотал себе на ус:
– Писателя за пять сеансов
От пьянства вылечить берусь!
 
 
Возможно всё в подлунном мире,
У доктора особый дар,
И был успешно за четыре
Сеанса вылечен Гайдар.
 
 
Весь ликованием объятый,
Больной заметил: – Хватит с нас!
Врач возразил: – Пожалуй, пятый
Не помешает вам сеанс!
 
 
Что пьянство? Скопище позору
И зауряднейший порок.
В тот день Гайдар к гипнотизёру
Пришёл пораньше на часок.
 
 
И слышит он из кабинета
То, что четырежды слыхал:
– Вам выпивать резона нету.
Зачем дам пагубный бокал?
 
 
Вы гений! Ваши все рассказы
Необходимы для людей,
У вас отточенные фразы
Пленяют взрослых и детей!
 
 
Вас ждёт великая эпоха,
Неодуряющий дурман…
С врачом прощается пройдоха,
Неисправимый графоман…
 
 
Гайдар сказал: – Спасибо, доктор,
Вас понимаю хорошо.
Пойду в кафе, где выпью портер,
Ну и чего-нибудь ещё!
 

 
Должно быть, отвергая мрак,
Был выпить не дурак,
Я пил трёхзвёздочный коньяк
И марочный коньяк.
Должно быть, было суждено
В бокалах видеть дно.
Я пил креплёное вино
И лёгкое вино.
 
 
Помимо вин, кубинский ром,
Бенедектин и джин
Вдвоём, втроём и впятером,
Однако не один,
Я пил в былые времена
Для собственных утех,
Запоминая имена
Напитков добрых всех.
 
 
Я поглощал за литром литр
На радость всем друзьям
Якутский спирт, французский сидр
И всяческий бальзам.
Напитки солнечной земли
Вкушал я много лет.
Не знаю сам: они пошли
На пользу иль во вред?
 

 
Ко мне придут мои друзья.
Пускай седы у них виски,
Мы унывать не станем зря,
А выпьем за разгон тоски!
 
 
Мы вспомним тех, которых нет,
И тех, кто были нам близки,
Вспомянем дружбу прошлых лет
И выпьем за разгон тоски!
 
 
Плывут по небу облака,
Бушуют воды и пески,
И мы состарились слегка,
Но выпьем за разгон тоски!
 
 
Приходит осень. Всё равно
Пробьются озими ростки –
Нальём в рюмашечки вино
И выпьем за разгон тоски!
 
 
Придёт студёная зима,
Опять анютины глазки́
Взойдут застенчиво весьма:
Так выпьем за разгон тоски!
 
 
Умеем мы ходить пешком,
Не только ездить на такси!..
Вина студёного нальём
И выпьем за разгон тоски!
 

 
Не всех читаю – почитаю
Из мудрецов на книжных полках,
Но знаю: мудрость вековая
Таится в русских поговорках.
Они изящны и логичны,
Как у Евклида теоремы,
И излагают лаконично
Все философские системы!..
Они весьма необходимы
При спорах и при разговорах.
Любуюсь, восхищаюсь ими.
Как друг народных поговорок!..
A всё ж в семье не без урода,
И ежели всмотреться зорко,
То есть у нашего народа
Ошибочная поговорка:
 
 
«Что у трезвого на уме,
То у пьяного на языке!..»
 
 
Ведь если на уме у трезвых
То, что на языке у пьяных,
То мыслят трезвые не резво
И трезвый ум в сплошных изъянах!..
Сам пьяный ежели проспится,
То после пьяных передряг
Дурацких слов своих стыдится,
Хотя он… выпить не дурак!
 

1

 
Дуют северные ветры,
Утро хмуро, ночь темна.
Станет зимний вечер светлым,
Если выпить нам вина!
 

2

 
Нет веселья на селе,
Если не навеселе:
Лучше быть весёлым, резвым,
Легковесным
И нетрезвым!
 

3

 
Неважно веровал в Христа
И ещё хуже в Маркса,
Но Бахусу я честь воздал,
Ухлопав денег массу.
Служил ему по мере сил,
Его напиточки глушил.
 

4

 
На душе весьма тревожно,
Одолела грусть-тоска.
Разогнать унынье можно,
Если выпить коньяка!
 

 
Среди дорог, среди тревог
В любые времена
Меня спасал воды глоток
Или глоток вина.
 
 
Без двух живительных глотков
Я, вероятно, не Глазков!
 

 
С семью пятницами на неделе,
До чего мне они надоели –
Эти скучные алкаши!
 
 
До чего друг на друга похожи,
Говорят все одно и то же
Об изгибах своей души.
 
 
Не хочу их ни слышать, ни видеть,
Неприятно от их болтовни,
Потому что как следует выпить –
закусить не умеют они!
 

 
Я знаю цену увереньям пьяным
В той дружбе, что переживёт века.
Они страдают лишь одним изъяном:
Жизнь этих уверений коротка.
Напившись, собутыльники беспечно
Целуются, как верные друзья.
Они дружить могли б, конечно, вечно,
Да только вечно пьянствовать нельзя!
 

 
Не одобряю скучных и угрюмых,
Бездумных и неостроумных пьянок.
Вино пить лучше из хрустальных рюмок,
Чем из консервных банок.
 
 
Не собираюсь где-то в подворотне
Поллитра на троих дерябать тайно.
Звон дружеских бокалов благородней –
Затем и существует Гусь-Хрустальный.
 
 
Чтоб люди выпивали так, как люди,
Не нарушая примитивной нормы,
Умельцы-стеклодувы в жаркой гуте
Дают стеклу задуманные формы.
 
 
Чтоб в рюмке, и в фужере, и в стакане
Сверкало солнце ярко и прекрасно,
Алмазчики на них наносят грани –
Затем и существует цех алмазный.
 
 
Художники работают умело,
Жизнь посвящая солнечной посуде.
Свершается полезнейшее дело,
Чтоб люди выпивали так, как люди!
 

 
Веселье боги обожали,
А не суровые скрижали,
Лирические на словах.
Юпитер пел девчатам улиц:
«Шумел камыш, деревья гнулись…»
Его вином поил сам Вакх!
 

 
Пил сынок. Жена сказала мужу:
– С алкашами дружен наш Митюша,
Но душою милый мальчик чист.
Знаю я, что против пьянства греки
До н. э., ещё в четвёртом веке,
Амулет носили – аметист.
 
 
Согласился муж: – Конечно, надо
Продолжать традиции Эллады,
Уважать Афины и Милет.
Камень фиолетовый прелестен,
Купим парню с аметистом перстень…
Только он пропьёт твой амулет!
 

1970-е

 
«Вино из всех лекарств лекарство!» –
Алкей сказал, поэт Эллады.
Нам, лучшим людям государства,
Его слова запомнить надо.
 
 
Бывало, пили мы, однако
Алкоголизму не сдавались,
У нас живительная влага
Кристаллизировалась в радость!
О радости печётся Бахус,
Вино сотворено во благо –
Ущербен бесконтрольный градус!
 

1973

 
Врач Зевс зовёт врача Орла,
Консилиум усилия:
«Картина ясной чтоб была,
Нужна нам биопсия!»
Врачебный приговор жесток,
Навязчива идея,
И вырвал печени кусок
Орёл у Прометея.
 
 
Потом нависла над больным
Смертельная угроза.
Не ясно, что творится с ним,
Но не было цирроза!
Не шевелит больной ногой,
Лишь говорит: «И где я?»
А люди чувствуют огонь
И пьют за Прометея!
 

1979

Дорога далека

 
Как из чернильницы вино
И откровенья с наковален,
Я в мире – как никто иной,
А потому оригинален.
 
 
Но всё ж судьбой неповторимой
Себя напрасно я томил.
Не все пути ведут из Рима,
Но все пути приводят в мир.
 
 
Что было там? – бесславья копоть,
Непобедимая тоска…
Что верность средствам? – лишь окопы.
А верность целям – то войска.
 
 
Довольно жить на почве зыбкой,
Препятствия не сокруша.
Я сознаю свои ошибки,
Что значит – их не совершал!
 

Довоенное

 
Адреса. Адреса. Адреса. –
Острова Робинзоново-Крузовы.
Ну а он от ломтя отрезал
И зелёную водку закусывал.
 
 
Раскрываются души в кафе,
Будто в книге страницы от ветра.
И уста приникают к строфе,
Но они не добьются ответа.
 

Довоенное

 
Думал, думал Иван да Васильевич царь,
Всей Руси самодержец, и грозен, и лих,
Где б ему отыскать удальца-молодца,
Что державу, и скипетр, и книжку про них
 
 
Раздобудет ему. И нашёлся такой –
Фёдор Барма ярыжка – возьми да возьмись.
Растекись, его удаль, точёной строкой,
А строка – растекайся по древу, как мысль.
 
 
Прибыл он в Вавилон. Средь развалин глухих,
Где людская нога не ступала века,
Навсегда обречён за былые грехи
Полифемообразный циклоп-великан.
 
 
Невозможные змеи ползли по камням,
Впрочем, древние стены покрылись листвой.
От листвы уцелела гранитна скамья,
И на ней Барма спал с великана сестрой.
 
 
Двадцать лет он проспал. С нею жил – не тужил,
Двадцать лет на него Вавилон
Пялил грудой развалин свои этажи
И предсказывал будущность криком ворон.
 
 
Вспомнил Барма однажды, – и тотчас достал
Всё, что он обещал православну царю.
На обратном пути, по знакомым местам,
Собиратели истин жевали урюк.
 
 
И спросил Барму царь, сам Васильич Иван:
– Что ты хочешь, о Барма, из царской казны?
Хочешь – выстроишь город из кедров-Ливан,
Иль любого боярина – хочешь – казни!
 
 
– Ничего мне не надо, не бью я челом,
Хоть и щедрость твоя, как моря, глубока, –
Только годика три, а потом – ничего
Предоставь мне бродить по твоим кабакам!
 
 
Ты по-царски сумеешь меня одарить,
Предоставь мне отраду из лучших отрад:
Я хочу лишь безданно-беспошлинно пить
В кабаках всей России три года подряд!
 

1939

 
Эх, раскинулось да Запорожье
У Днепра.
Люди уходили за Поволжье,
Или я не прав?
 
 
Наши предки шашками рубали,
Налетая на невольничий базар:
Плохо быть рабами
Всяких там хазар.
 
 
И скакали кони по долинам,
По полям.
Только плохо подчиняться мандаринам
И сражаться даром за бояр.
 
 
Это в непробудном этом детстве
Я припоминаю как во сне:
Мир сиял, огромен и естествен,
В жалкой исторической возне.
 

1939

 
А есть на востоке такая страна,
В три ночи туда не дойти.
Восход там пурпурнее сока гранат,
А запад – его негатив.
 
 
Когда же с часами придёт истукан,
Пустой головою качая,
Рассвет упадает на чёткий стакан
Лучами горячего чая.
 
 
Фарфоровый сборник фатальных Аврор
Мерцает магической мздою,
Мгновенно мелькает мельком метеор
Зелёной загадкой-звездою.
 
 
Обрызгали душу осколки чернил
Различного цвета и масти.
Душа поломалась, а думу чинить
Умеет чудеснейший мастер.
 
 
И всё завертелось, как в пляске шаман,
В расплывчатом круговороте.
Восток надвигался. Кто душу сломал,
С пути на восток не своротит.
 

1939

 
Я пешком прошёл по трассе,
Встретил трудностей немало.
Очень много было грязи,
Но не вся ко мне пристала.
 
 
Ну а та, что в изобилье
Покрывала душу, тело,
Высыхая, стала пылью,
С буйным ветром улетела.
 

 
В мелких и грязных делах
здорово руки умыть,
Смело взглянуть
в жизни слащавую муть.
К чёрту уйти навсегда
да при этом иметь
Только лишь веру в себя
да чёрного хлеба ломоть,
В поле открытом
его пополам разломать
Здорово!
 

1939

 
Колосья подкосило колесо.
Эх, да ехали, да мужики, да на телеге,
Эх, да ехали, да пили кюрасо,
А вдали текли ручьи да реки.
 
 
Эх, да ехали они, куда вела их совесть,
Да по дороге обнимали баб,
А другие люди, философясь,
Проклинали пройденный этап.
 

1939

 
Он в вихре ветров всех дорог
Не знал, куда идти и дрог
В сплошных надеждах и тоске.
Ища себе пути,
Он думал: как, когда и с кем,
Куда, куда пойти.
 
 
Другой ступал, куда хотел,
Сметая ветви в джунглях дел.
Он жизнью полной жил –
Под флагом радуги-дуги
И путь, который проложил, –
Дорога для других.
 

1939

 
Он курил, читал газету,
Девок изредка ласкал.
В результате жизни этой
Забрала его тоска.
 
 
Может, в пафосе неистовом,
А быть может, просто так
Он явился анархистом
И решил ограбить банк.
 
 
В револьвер вложил обойму,
Он пошёл на то легко.
Убежать хотел. Был пойман.
Разоружили его.
 
 
И спросили: «Был ты кротким,
Отчего же стал бандит?»
И плотней портрет Кропоткина
Он прижал к своей груди.
 
 
И ответил, страха плесень
От своей души гоня:
«Если вы хотите песен –
Не найдёте у меня».
 

1939

 
Я не плохой, а только незаконченный,
И у меня препятствий миллион.
Вы побывать, конечно, не захочете
На месте отвратительном моём.
 
 
Всё кажется давно знакомым в мире вам,
И даже то, что заросло травой годов.
Поволжский люд, объединённый Мининым,
Погнать поляков в шею был готов.
 
 
В истории всегда бугор да впадина,
И по иной дороге не пройти.
Так отступало войско Бонапартино
По самому обратному пути.
 
 
Я не был ни кудесником, ни ламою,
И подпись предсказания кладу.
И может быть, случится то же самое
В две тысячи двенадцатом году.
 

1939

 
Трамваев разные номера.
У города судороги быстрые.
Какой художник его намарал
Прежде, чем кто-то выстроил.
 
 
И трамваи как будто по ветру идут
Вопросительным знаком неким.
Неизвестность себя проявила и тут:
Номера засыпаны снегом.
 

1940

 
Умирая
Под ураганным огнём,
Стучится в ворота рая
Окский батальон.
 
 
– Мы умерли честно и просто.
Нам в рай возноситься пора, –
Но их не пускает апостол.
Они умоляют Петра:
 
 
– Попы говорили всегда нам,
Что если умрём на войне,
То в Царствии, Господом данном,
Мы будем счастливей вдвойне.
 
 
А Пётр отвечает: – Вот сводка,
В ней сказано вот как:
«Убит лишь один».
Кто убит – проходи.
 
 
– Мы все здесь убиты, и двери
Ты райские нам распахни.
А Пётр отвечает: – Не верю!
Я выше солдатской брехни.
 
 
Наверно, напились в таверне
И лезете к небесам.
А сводка – она достоверней:
Её генерал подписал.
 

1940

 
Он покорил народов столько,
Что всех не перечесть.
И стал владыкою Востока,
Но Запад. Запад есть.
 
 
Там в Самарканде был владыкой
Мухаммед Хорезм-шах.
Судьба решалась в схватке дикой
На шашках и ножах.
 
 
Но скачет, скачет если конница
С востока на закат,
То на Восток победа склонится –
Погибнет Самарканд.
 
 
И он погиб. Спасенья нет
От пламя и ножа.
Могучий шах Хорезм Мухмед –
В Индию бежал.
 
 
За ним, за ним монголы-конники
Ворвались в Индостан.
Из Индостана не прогонит их,
Они владыки там.
 
 
Звенит монгольское оружие.
Захвачен Индостан.
И за Мухмедом-шахом в Грузию
Войска бросает Чингисхан.
 
 
Исход один – спасаться за воду.
Исход судьбы жесток.
На корабле владыка Запада
Спешит на островок.
 
 
Себя спасти мечтает он
От Чингисхана орд.
Но остров – остров обитаем
Среди пустынных вод.
 
 
Не спать Хорезму-шаху с жёнами
Не пить сладчайших вин…
Погибнет он меж прокажёнными
С голоду один.
 
 
В разгар междоусобных войн
На нас нагрянули татары.
Они сильнее били вдвое
И наносили нам удары.
 
 
Но тот, кто грабит, пропадёт,
И если нас беда застигла,
То мы уверены, падёт
Всесокрушающее иго.
 
 
Поэтому весь день-деньской,
День вдохновенный и осенний,
Димитрий Первый и Донской,
Не полководец и не гений,
 
 
Но полководец и герой,
Сражался с ними. Значит это,
Что смерть бойцов не за горой,
Не за горами и победа.
 
 
Вздымает враг у речки Смолки
Стяг исторической неправда,
Но бой решён. Их крики смолкли.
Мы победили у Непрядвы.
 
 
Потом опять платили дань,
Но всё-таки Земля вертится!
И если всматривались вдаль,
Светлели сумрачные лица!
 

1940

 
Вы, люди недобрые,
Для завтра излишни.
Погибнут, как обры,
Все дни вашей жизни!
 

1941

 
Объяснять не стану, отчего это так,
Не хочу, чтобы старились, зная много.
Впрочем, умный поймёт, не поймёт дурак,
Дураку туда и дорога.
 
 
Я бреду кой-куда,
Сам не знаю куда,
Всё на свете висит надо мной.
 
 
И уходят года
В неизвестно куда,
Совращается шар наш земной.
 

1941

 
Десять тысяч лет тому назад
Десять солнц на небе стало вдруг,
Что с востока двигались на запад,
Сокрушая всё вокруг.
 
 
Но в мире снайпер был И-Ван,
Он гениально воевал.
 
 
А мысль его – огонь и лёд,
И ею он забрёл
В такую даль, что пулемёт
Зенитный изобрёл.
 
 
«Светить – и никаких гвоздей!» –
Приказ светилам дан.
Но всё ж непрошеных гостей
Решил прогнать И-Ван.
 
 
Возможно, небо и не тир,
Но есть мишени там,
И девять солнечных светил
Изрешетил И-Ван.
 
 
Оставил на небе лишь то,
Что светит мне и вам,
А остальные в решето
Изрешетил И-Ван.
 
 
Два ветра веяли с земли,
Вопили солнца: SOS!
Но ветры солнца размели
На миллиарды звёзд.
 
 
Всё так же вертится Земля,
На ней борьба и быт.
Лишь, откровенно говоря,
Стрелок И-Ван забыт.
 

1941

 
Жил да был Садко-гусляр,
Думал думу самую:
А почто проходит зря
Жизнь младая вся моя?
 
 
Гуслярил весь день-деньской,
А под вечер бросил он.
В это время царь морской
Выскочил из озера:
 
 
– А ступай ты на майдан,
Человече,
Собирай скорее там
Вольно вече,
 
 
Будь разумен, как Сократ.
И не бойся.
Со купцами об заклад
Ты побейся!
 
 
Сверкают в городе рекламы
Компании «Садко и К°»,
Сребра и злата килограммы
В несгораемых у него.
 
 
В подвалах зелено и ало
Вино известнейшее самое;
Но всё Садко-бродяге мало,
И он решил уехать за́ море.
 
 
Царь морской испытал их ли,
Только вздулись ветры сильные,
Закружились волны в вихре,
Взбушевалось море синее.
 
 
Садко в этот миг сдружился с фляжкою,
Вино не переставало течь,
Индусский гость и гость варяжский
Пытались его развлечь.
 
 
Но начал злато он
Швырять с баркаса,
Как будто громада волн
И есть сберкасса.
 
 
Поплыло злато всё вперёд,
А море злато не берёт.
 
 
Слепой старик поведал мудро
Историю одну,
И все решили почему-то
Пустить Садко ко дну.
 
 
Сперва Садко протестовал:
Мол, я в морскую глушь
Сойду навек, а весь товар
Погибнет ни за грош.
 
 
Но возразил старик слепой,
Весёлый бандурист:
– А ты богачество с собой
Возьми и подавись!
 
 
Садко вскричал: – Казна пусть вся
На барке гибнет той!
Лишь чемодан любимый взял –
И скрылся под водой.
 

1941

 
Вижу церковь и колокольню.
Что их нету, – вообразили.
Ну а может быть, в этом корни
Всего, что теперь в России.
 

1943

 
Кто за меня, кто за него,
Не всё равно, не все равны;
Но на себя на самого
Я посмотрел со стороны.
 
 
Мой предок раб. Мой предок скиф.
Он неразборчив был на средства,
И недостатков нет таких,
Чтоб я не получил в наследство.
 
 
Как предок, для своих побед
Готов идти на что попало;
Но я, пророк, но я, поэт,
Хочу, чтоб было небывало.
 
 
И в то же время надо мне,
Моё чтоб имя стало громким.
И я шатаюсь по стране,
Что между предком и потомком.
 

1943

 
Азбука теней
Тоже не без «а».
Тени простыней
Вхожи в небеса.
 
 
Тени на стене –
Вроде обезьян.
Азбука теней
Тоже не без «я».
 
 
В азбуке теней,
Как в миру вещей,
Плавает тюлень –
В частности, вообще ль?
 
 
Азбуки такой
Нет как таковой!
Мне она на кой?
Заслоню рукой!
 
 
Но из-под руки,
Где ещё темней,
Скачут старики
Азбуки теней!
 

 
Всё, что очевидно,
То не очень видно,
А что предполагается.
Всем видеть полагается.
 

1943

 
Будет жизнь настоящая вся моя
Растранжирена только на игры,
Потому что хорошее самое
Только то, что ещё не возникло.
 

1943

 
Знаю, мне всё равно никогда не ответится,
Был медведь или нет, водку пил ли, не пил;
Но медведь тот влюбился в Большую Медведицу,
Посему порешил очутиться на небе.
 
 
У медведя девиз был: «Задумано – сделано».
Он не мог отступить от того, что задумал.
Про себя он сказал: «Мне стремиться к звёздам дано,
А другим не дано, одолею звезду, мол».
 
 
Он был изгнан медведями теми и этими.
По Руси и Европе скитался, как Рудин.
В стельку, вдребезги, в дым поругался с медведями
И направился к людям.
 
 
Восхитились они: «Медведимус наш ты,
Мы поможем тебе полететь по Вселенной».
Стал он жить средь людей, тот медведь;
но однажды
 
 
Объяснил ему суть академик обыкновенный:
«Чтоб достигнуть Медведицы, мало хотенья,
Автоатомный двигатель нужен на то нам».
И законы ему объяснил тяготенья,
Те, что были открыты когда-то Ньютоном.
 

1943

 
Жил человек с особым мнением,
Надеясь с ним прожить весь век;
Судьбы случайным мановением
Лишился мненья человек.
 

1944

 
В истории племён, с времён пещерной тьмы
До века радио и телефонной сети,
Немало гениев, чьи светлые умы
Заслуживают права на бессмертье.
 
 
Путь всех таких пророков каменист,
Им не подвластны судьбы их творений;
Таков и я, великий гуманист,
Однако самый заурядный гений.
 

1948

 
Что ни год, идёт вперёд
Бесконечно долгий путь тот;
Всё, что будет, то пройдёт,
Что пройдёт, того не будет…
 
 
Всё сметут, сведут на нет
Годы, бурные, как воды,
И останется поэт –
Вечный раб своей свободы!..
 

1952

 
Если издалека ты
Видишь убогие хаты,
Окна их в час заката
Кажутся золотыми.
 
 
Но не считай, что хаты
Из серебра и злата:
Хаты совсем не богаты,
Не обольщайся ими.
 
 
Мелочи будничной жизни
Издали живописны.
Гены чужие тоже
Издали очень пригожи.
 
 
Думаешь: мне б такую
Умницу-всезнайку,
Милую, молодую
Спутницу и хозяйку.
 
 
А разузнаешь подробно,
Сколько с ней связано тягот,
Не пожелаешь с подобной
Соединиться и на год!
 

1955

 
Пройдут нескоро горе и болезнь,
Их претерпеть, быть может, лучше порознь.
Там, где вчера шумел могучий лес,
Сегодня только молодая поросль.
 
 
Нет чащи, чтоб укрыться от тоски,
Нет листьев, чтобы жить под их навесом.
Не заменяют леса черенки,
Хотя растут и снова станут лесом!
 

1959

 
Нам повелела Королева королев
Доставить зверя страшного пустынь.
Мы, оробев, но охмелев и осмелев,
В пустыню вышли и расставили посты.
 
 
Мы ожидали зверя яростных начал,
Мы ожидали зверя сумрачных ночей,
И зверь пустынь на звёзды неба зарычал
И нас обжёг огнём губительных лучей.
 
 
Но повелела Королева королев
Доставить зверя в город Войн и Борьбы –
И мы накинулись на зверя, озверев,
Верны неясным начертаниям судьбы.
 
 
Когда погибли многие из нас,
То зверь устал и сбился с правильных дорог.
Огонь его свирепых глаз почти угас.
Зверь изнемог, послушно лёг у наших ног.
 
 
Тогда скрутили мы его со всех сторон
И водрузили на тяжёлый механизм,
И зверь пустынь был в город Власти отвезён, –
Мы совершили невесёлый героизм.
 
 
Нас наградила Королева королев:
Подарки выдала, которым нет цены.
Ну а погибшие лежат, оцепенев,
Песком засыпаны и не погребены.
 
 
Нам предоставил город Славы и Борьбы
Всё то, что было и чего, наверно, нет.
И мы, напитков фиолетовых рабы,
Забвенья ищем сотни зим и сотни лет.
 
 
Но, жажду вечную огнём не утоля,
На звёзды неба смотрим в стёклышки трубы,
И среди звёзд интересует нас Земля –
Определительница будущей судьбы!
 

1959