Текст книги "В спецслужбах трех государств"

Глава четвертая
Кгб в чернобыльской трагедии

Контрразведывательная работа органов государственной безопасности на объектах ядерной промышленности и энергетики ставилась в качестве важнейшей задачи защиты экономики и обеспечения экологической и радиационной безопасности СССР. Она включала в себя содействие администрации и режимным службам в осуществлении безаварийной и надежной эксплуатации ядерных объектов. Главная обязанность – своевременное выявление слабых, уязвимых мест и предупреждение происшествий, аварий, ошибок в функционировании объектов атомной энергетики (помимо ведомственного ядерного надзора), которые могли угрожать возникновением чрезвычайных ситуаций, могущих нанести вред здоровью и жизни людей. Опыт оперативной деятельности показывал, что даже мелкие отклонения от установленных нормативов при строительстве, нарушения техники безопасности в ходе эксплуатации ядерных объектов требовали немедленного реагирования и принятия надлежащих мер по недопущению тяжких последствий.

Ядерная энергетика в СССР зарождалась из недр военно-промышленного комплекса, где в силу ракетно-ядерного противостояния двух сверхдержав и объяснимой специфики всегда присутствовала оправданная повышенная секретность. Военно-политическая доктрина развития ядерного комплекса страны преследовала важную цель – опередить потенциального противника в создании новых видов атомного вооружения, сдержать тем самым его агрессивность. В этой связи защита государственной тайны и соблюдение режима секретности на ядерных, военных и мирных объектах осуществлялась органами государственной безопасности с повышенной требовательностью.

История украинской атомной энергетики берет начало с 1977 года, со времени ввода в промышленную эксплуатацию первого энергоблока на Чернобыльской атомной электростанции.

В период моего киевского пребывания, на Украине функционировали уже пять атомных электростанций с 15 энергоблоками и еще две АЭС (Ровенская и Хмельницкая) сооружались. В густо населенной республике, территория которой составляла около 3 % общей площади СССР, была размещена четвертая часть общесоюзных мощностей атомных станций, дававших стране до половины электроэнергии.

Работа КГБ Украины в этой сфере имела свою специфику, заключающуюся в том, чтобы все дислоцированные в республике атомные станции относились к объектам прямого союзного подчинения. В связи с этим зачастую возникали проблемы, как разделить союзную и республиканскую ответственность при сооружении и эксплуатации АЭС. Установление контроля за радиационным состоянием оставляло желать лучшего. Приоритет во всех этих направлениях деятельности оставался за союзными министерствами. В тех областях Украины, где имелись ядерные объекты, в управлениях КГБ работали компетентные сотрудники, как правило, с профильной вузовской подготовкой и знаниями радиационных вопросов. На каждой АЭС они отслеживали обстановку в плане предупреждения чрезвычайных ситуаций, пожаров, взрывов, радиоактивных выбросов, исключения диверсионных актов. При получении тревожных сигналов следовал немедленный доклад в экономическое (6-е) управление КГБ УССР, где информация обобщалась и направлялась в КГБ СССР и параллельно в ЦК, правительство Украины, в соответствующие министерства.

Чернобыльская АЭС была второй по мощности станцией атомной энергетики в СССР (вырабатывала 10 % электроэнергии для Украины) и как важнейший стратегический объект находилась в поле постоянного оперативного внимания.

26 апреля 1986 года на Чернобыльской АЭС произошла крупнейшая ядерная катастрофа, ставшая одним из самых трагических событий в истории страны. Ее последствия привели к радиоактивному заражению огромных территорий плодородных земель трех советских республик – Украины,

Белоруссии, РСФСР, где проживало свыше семи миллионов человек. Из зараженной зоны эвакуировано свыше 200 тысяч человек, уничтожены сотни населенных пунктов. Жизнь половины населения Украины могла оказаться в крайней опасности, если бы ликвидаторы аварии, прежде всего шахтеры, не предотвратили прорыв со станции отравленной радиационной воды в могучий Днепр.

Катастрофа настигла и наших братьев меньших. Никто не знал, как поступать с крупным и мелким рогатым скотом, собаками, кошками, ведь их шерсть «светилась». Было забито около 15 тысяч голов крупного рогатого скота, а проблема его утилизации решалась с большими затратами. К концу 1986 года в зоне ЧАЭС пришлось решать участь свыше 20 тысяч бездомных кошек и собак.

Страшным наследием остаются свыше 1000 мест захоронений радиоактивных отходов, сооруженных могильников автомобилей, вертолетов и другой техники.

Еще ранее черной даты катастрофы, в 1983–1985 годах на Чернобыльской АЭС произошло шесть аварий и 63 отказа основного оборудования, что создавало предпосылки возникновения тяжелых последствий. В ходе оперативной работы органами КГБ вскрывались факты некачественного выполнения строительно-монтажных работ, поставок бракованного оборудования, нарушения технологических норм эксплуатации станции и требований радиационной безопасности. Партийные и правительственные инстанции информировались о выявленных слабых местах в обеспечении радиационной безопасности для принятия надлежащих мер. Мне известно, что 6-е управление КГБ СССР (руководители Ф. Щербак и В. Прилуков) до Чернобыльской аварии направило в Политбюро ЦК КПСС свыше 40 аналитических записок об угрожающих ситуациях на действующих АЭС.

За прошедшие годы были опубликованы многочисленные научные исследования в различных отраслях знаний, касающиеся причин и масштабов аварии, поиска путей локализации ее последствий. Об этой техногенной катастрофе появилось множество статей публицистического характера, зачастую основанных не на достоверном анализе, а на эмоциях авторов.

Хочу коснуться отдельных проблем, с которыми сталкивался в своей работе. При напутствии на должность председатель КГБ СССР Чебриков потребовал от меня постоянного внимания к проблемам аварии на Чернобыльской АЭС, которые стали общесоюзными заботами.

В июле 1987 года, буквально через три месяца после моего приезда в Киев, на имя Щербицкого и председателя Совета министров Украинской ССР Масола я направил докладную записку о складывающейся обстановке на украинских АЭС с серьезными заключениями о том, что союзные и республиканские ведомства не сделали должных выводов из уроков Чернобыльской аварии. Мне известно, что Щербицкий при поездке в Москву обсуждал содержание записки с Горбачевым.

Прошел ровно год со времени катастрофы на Чернобыльской АЭС, когда я прибыл на работу в КГБ УССР; завершалось расследование по уголовному делу причин аварии и установление виновников, сотни наших сотрудников вахтовым методом выезжали в закрытую тридцатикилометровую зону для решения разнообразных задач в ходе ликвидации последствий аварии.

В 2001 году Службой безопасности Украины (СБУ) осуществлено издание секретных документов, не известных общественности, освещающих основные направления деятельности КГБ Украинской ССР по предупреждению и ликвидации последствий аварии на Чернобыльской АЭС. Предание гласности документальных материалов (большинство из них за моей подписью) о масштабах проводимой сотрудниками КГБ работы на Чернобыльской АЭС до и после аварии стало настоящим шоком для различных диссиденствующих элементов, разоблачало их лживые измышления. Неспроста депутат Верховной рады Украины Степан Хмара, один из ортодоксальных украинских националистов, расценил издание сборника материалов советского периода так: «Органы СБУ просто решили поиграть в демократию».

Если систематизировать сообщения КГБ Украины в высшие органы власти и управления, то видно, что они охватывали широкий круг вопросов, относящихся к контрразведывательному контролю за объектами ядерной энергетики. Они касались фактов отступления от проектов, нарушения технологии строительно-монтажных работ при сооружении энергоблоков; результатов расследования внезапных остановок энергоблоков; возникновения опасных ситуаций в доаварийный период на Чернобыльской АЭС; анализа экономических, экологических, медико-биологических последствий аварии; технического состояния и радиационной безопасности возведенного укрытия (саркофага) на Чернобыльской АЭС.

Документы КГБ освещали социально-бытовые недостатки в обеспечении рабочего персонала при строительстве и эксплуатации станции, основные инженерно-технические и организационно-кадровые вопросы, возникающие в ходе ликвидации аварии на атомной станции. Конечно, КГБ УССР касался проблем Чернобыля в пределах своей компетенции. Необходимо отметить, что многие принципиальные аспекты развития атомной энергетики на Украине ставились Академией наук УССР, ее президентом, академиком Б. Патоном. В частности, ученые указывали на слабое прогнозирование эколого-экономических последствий сооружения АЭС, ошибки в выборе площадок для размещения атомных станций, недостаточную профессиональную подготовку специалистов.

Особенностью информации КГБ, касающейся обстановки на АЭС, являлось то, что она носила не узко специализированный, а комплексный анализ возникающих негативных явлений на ядерных объектах в республике. К великому сожалению, не всегда тревожная информация вызывала надлежащую реакцию.

Начальник экономического управления КГБ УССР генерал Ю. Князев вспоминает, что в первые дни аварии они столкнулись с поразительной ситуацией. Оказалось, что некоторые компетентные ученые-атомщики не решались давать объективные прогнозы, опасаясь вызвать раздражение у партийных руководителей страны. Тем, кто первым дал честную оценку масштабов катастрофы, приказали замолчать. И только сотрудникам из руководящего состава КГБ они не боялись открывать всю правду. «Хочу особо подчеркнуть, что речь идет не об агентуре – ее не было среди академиков и не должно было быть, – отмечал Князев. – Мы стали просто общаться с порядочными людьми, болеющими за свой народ, за государство».

Еще до наступления катастрофы был известен случай, когда сообщения отдела КГБ в городе Припяти о тревожном увеличении чрезвычайных происшествий на Чернобыльской АЭС руководством республиканского КГБ были квалифицированы как дезинформация, а сотрудники, представившие эти сведения, были наказаны по службе.

27 апреля, на следующий день после взрыва на атомной станции, в составе правительственной комиссии из Москвы прибыл член коллегии КГБ СССР генерал-лейтенант Федор Алексеевич Щербак, которому были переданы вышеуказанные материалы. В Москве ответственным за организацию работы по линии органов КГБ по ликвидации последствий аварии на АЭС был назначен первый заместитель председателя КГБ СССР генерал армии Бобков; рабочую группу возглавлял первый заместитель начальника 6-го управления генерал-майор Прилуков.

Сотрудники отдела КГБ в городе Припяти хлебнули сполна с первых минут пребывания в этом ядерном пекле. Начальник отдела Клочко, оперативные работники Суховилин и Богдан через несколько минут после аварии оказались в самом центре АЭС, выясняли обстоятельства взрыва, которые наряду с выводами специалистов-атомщиков легли в основу принимаемых производственных решений о причинах аварии. Все офицеры горотдела КГБ за короткий промежуток времени получили годичную норму радиоактивного облучения и были госпитализированы.

С первых дней работы в Киеве я стал знакомиться с материалами оперативного сопровождения расследуемого уголовного дела, экспертными заключениями и исследованиями многочисленных версий об истинных причинах и виновниках аварии. В ходе оперативных мероприятий отрабатывались разные версии, которых было более десятка.

Основное внимание уделялось отработке следующей версии: не были ли на Чернобыльской АЭС совершены диверсионные действия? Конечно же, для многих заинтересованных лиц самым желаемым результатом явилось бы списание ответственности за взрыв на ядерном объекте на террористов; отмечались попытки увести расследование на эту версию.

Бытовали самые неожиданные предположения о причинах аварии на ЧАЭС. Например, Горбачевым высказано такое мнение: «…я бы предпочел, чтобы никто виноват не был. Ведь существует, к примеру, версия, что взрыву предшествовал подземный толчок…»

Ядерный реактор и реакторный зал (сооружение высотою в 73 метра) были полностью разрушены взрывом, в недрах реактора продолжались неконтролируемые физические процессы. Суммарный выброс радиоактивных отходов был в 500 раз больше, чем в Хиросиме. Температура внутри разрушенного ядерного реактора достигала до 2000 градусов по Цельсию; водозаборник объемом 11 тысяч кубических метров радиоактивной воды был заполнен сверхзагрязненной водой, по радиоактивности превышающей в миллион раз естественное состояние, что в случае прорыва к воде раскаленного графита и ядерных остатков угрожало еще одним мощным тепловым взрывом.

В таких невероятно тяжелых условиях, при высоком уровне радиации приходилось работать ликвидаторам: специалистам-атомщикам, шахтерам, пожарникам, службам КГБ и МВД, вертолетчикам, солдатам срочной службы, которые в первые дни после аварии «вилами» сбрасывали радиоактивные обломки.

Взрыв на Чернобыльской АЭС произошел в результате недостаточного внимания к человеческому фактору, ошибочных и безответственных действий администрации и инженерно-технического персонала станции в сочетании с принципиальными недоработками в системах защиты.

Мучительным для понимания остается такое обстоятельство: на Чернобыльской АЭС перед взрывом проводился нестандартный эксперимент, который был разработан предприятием, далеким от ядерных проблем. Отсутствовал технический инструментальный контроль за запасом реактивности, наиважнейшим параметром, обозначающим безопасность энергоблока. Академик Александров при знакомстве на месте взрыва с этим неплановым экспериментом заключил: «Как будто дьявол руководил и подготавливал взрыв».

Следователь прокуратуры С. Янковский при расследовании уголовного дела пришел к убеждению, что «авария на ЧАЭС – дело рук невежд от атомной энергетики».

Сотрудники КГБ СССР, Украины, многих республик Советского Союза принимали активное участие в ликвидации последствий Чернобыльской катастрофы, достойно выполняли свои обязанности и гражданский долг. В первое время, наиболее тяжелые дни и месяцы, при ликвидации последствий аварии непосредственно в загрязненной и опасной радиационной зоне из союзного и республиканских КГБ побывали: В. Чебриков, Ф. Бобков, руководители управлений центрального аппарата Ф. Щербак, В. Прилуков, В. Хапаев, Г. Кузнецов, А. Пушкаренко, В. Михайлик; около полутора тысяч сотрудников органов КГБ Украинской ССР; прикомандированные оперативные и технические специалисты КГБ СССР и ряда братских союзных республик.

Специальную работу проводили сотрудники засекреченного подразделения центрального аппарата КГБ СССР, возглавляемого генерал-лейтенантом В. Н. Горшковым, в частности отряд генерал-майора В. С. Орлова. Кстати, Валентин Сергеевич одним из первых чекистов-чернобыльцев получил орден Мужества.

Украинские оперативно-следственные группы месяцами находились в Чернобыльской зоне, возглавляемые генералами В. Евтушенко, Ю. Петровым, Л. Быховым, Г. Ковтуном; начальниками ведущих управлений КГБ УССР Ю. Шрамко, Ю. Князевым, Л. Макаровым, Н. Гибадуловым, Ю. Барковым, В. Слободенюком и другими.

Все ликвидаторы, по существу, побывали на атомном фронте. Через него прошли также секретари ЦК Компартии Украины (Ивашко, Гуренко), Киевского обкома и облисполкома (Плющ), главы украинского правительства (Масол, Фокин), руководители ряда ведущих министерств.

Коллега из МВД, первый заместитель министра Дурдинец, руководил штабом МВД по ликвидации последствий аварии с апреля 1986 по август 1989 года, в последующие годы он возглавлял Министерство по вопросам чрезвычайных ситуаций и защиты населения Украины.

От прокуратуры республики для проведения расследования в первые дни аварии на Чернобыльскую АЭС прибыл будущий генеральный прокурор Украины Потебенько, с которым мне довелось взаимодействовать все годы службы на Украине.

Из Москвы прибывали высокие комиссии во главе с председателем правительства СССР Рыжковым, его заместителями Маслюковым, Щербиной, постоянно находились выдающиеся советские ученые-атомщики Александров, Лигасов, Велихов и другие. Кстати, ликвидаторы аварии отмечают, что приезды к ним Рыжкова были наиболее результативными, незабываемыми. «Человек большого личного обаяния, он имел мужество отвечать честно на самые трудные вопросы».

Не оставались в стороне и советские разведчики (1-е Главное управление КГБ СССР, которое тогда возглавлял Крючков). В соответствии с их заданиями по тематике ликвидации ядерных аварий работали резидентуры за границей; научно-техническая разведка осуществляла целевое добывание соответствующих материалов в интересах ликвидации последствий катастрофы.

Благодаря усилиям советской нелегальной разведки за несколько лет до аварии на Чернобыльской АЭС был получен уникальный доступ к иностранным документам по проектированию и безопасной эксплуатации атомных станций. Разведке удалось вывезти несколько чемоданов документации по данному вопросу.

Хотелось бы выделить работу украинских разведчиков во главе с А. Ширковым. С первых дней аварии была создана специальная группа для обеспечения ликвидаторов аварии мировым опытом дезактивации, образцами специальной техники, используемой за рубежом при ликвидации атомных аварий. Однако, хотя угроза ядерной катастрофы приобрела международный характер, вышла за границы Советского Союза, иностранные державы не спешили делиться своими методиками ликвидации последствий ядерных аварий.

Я неоднократно бывал на месте аварии, в том числе при посещении Чернобыльской АЭС Горбачевым.

В декабре 1987 года вместе с начальником Киевского УКГБ Ю. Шрамко мы подводили итоги работы и ставили задачи сотрудникам Чернобыльского отдела КГБ во главе с полковником А. Миргородским. Отдел сформировали в составе оперативных сотрудников, которых прикомандировали из всех регионов страны. Это были молодые, профессионально подготовленные «мифисты» (МИФИ – головной институт этого профиля), преданные порученному делу, – настоящая гордость советских органов государственной безопасности. Вспоминаю, как после совещания ко мне подошел молодой сотрудник и обратился с доверительной просьбой перевести на работу в любую точку страны по причине грозящего ему мужского недуга от ядерной передозировки. С болью приходится упоминать об этом, но такова жизнь.

Многих сотрудников приходилось заменять по медицинским показаниям. Но не было ни одного случая, чтобы кто-нибудь из оперативного состава отказался от выполнения служебных обязанностей в этой зоне повышенного риска для здоровья. Мы потеряли тридцатилетнего капитана Юрия Решетникова, мастера спорта по волейболу, который получил облучение во время проходки вместе с шахтерами туннеля к разрушенному реактору.

В Киеве с самого приезда я стал свидетелем нападок и обвинений, обрушившихся в адрес В. Щербицкого. Демократы упрекали его в нарушении прав человека; «спасатели» украинской культуры и языка – в проведении политики насильственной русификации; национал-радикалы – в борьбе с украинским национализмом. И вот самый несуразный упрек: в сокрытии истинного положения на Чернобыльской АЭС при организации первомайских празднований в Киеве, под «ядерным чернобыльским солнцем». Я имею собственные аргументы по этому поводу. Если бы в первые дни чернобыльской драмы Щербицкий владел объективными, научно обоснованными сведениями об опасном для жизни населения ядерном излучении, то не согласился бы на проведение массовой первомайской демонстрации, не сделал бы заложником любимого внука, который стоял рядом с ним и его супругой Радой Гавриловной во время демонстрации на праздничной трибуне. Кстати, соответствующие центральные службы страны (которые засекретили всю информацию) накануне первомайских праздников сообщили украинским властям о нормальном радиоактивном фоне. Генеральный прокурор УССР Потебенько вспоминает, что глава Государственного комитета СССР гидрометеорологии Израэль тогда заявил: «…ни разу – я подчеркиваю, ни разу! – уровень радиации не приближался до тех показателей, которые угрожали здоровью человека».

Аварии на атомных объектах, их последствия и главное – методы ликвидации засекречивались в тот период во всех государствах, где они происходили. С 1945 по 1990 годы в США случилось около 300 инцидентов на АЭС и с ядерным оружием. Многое тщательно скрывалось.

Не отставали в этом и наши союзные ведомства. Молчали средства массовой информации. О последствиях испытаний ядерного оружия на Семипалатинском полигоне страна узнала из выступлений народного депутата СССР, известного казахского поэта Олжаса Сулейменова. Авария на Челябинском объекте «Маяк», гибель у берегов США советской атомной подводной лодки – эти горестные события тогда не предавались публичной огласке. А кто в СССР (может быть, кроме КГБ) знал о случае, когда после планового ремонта на одной из атомных электростанций страны в самом взрывоопасном месте был обнаружен оставленный разводной гаечный ключ?

Некоторые политики обвиняют Горбачева, который на заседании Политбюро ЦК якобы настаивал на усилении режима секретности всех вопросов, касающихся Чернобыльской катастрофы.

Мне было известно, что советские ученые-атомщики и медики в начальный период не владели сведениями о глобальных масштабах последствий аварии на ЧАЭС, а ведь им первыми в мировой практике (не в теории, а в суровой действительности) пришлось столкнуться с такой крупной техногенной катастрофой. Как начальник Дежурной службы КГБ СССР, куда немедленно поступала информация о происшествиях на всей территории страны, в числе первых я прочитал шифротелеграмму КГБ Украины от 26 апреля о случившемся пожаре и взрыве на Чернобыльской АЭС. Она была чисто информационной, не особо тревожной. Авария ядерного реактора на атомной станции стала восприниматься как трагедия лишь после того, как на место взрыва прибыли ведущие специалисты-атомщики из Москвы. Мы, в свою очередь, выполняли срочное поручение: ксерокопировали для направления на Украину более тысячи экземпляров методического пособия Министерства здравоохранения СССР по вопросам профилактики и лечения лучевой болезни. Можно представить нашу неосведомленность, неготовность к таким происшествиям, если даже надлежащих медицинских инструкций в достаточном количестве не имелось.

В Киеве в соответствии с должностью я, естественно, стал владеть обширной оперативной и официальной информацией о положении дел на Чернобыльской АЭС и остальных украинских АЭС. Могу с полной ответственностью заявить, что прозвучавшие в адрес Щербицкого, председателя Совета министров Ляшко и председателя Верховного совета Украинской ССР Шевченко обвинения в сокрытии правдивой информации об аварии или непринятии ими надлежащих мер по защите населения от влияния радиации не имеют под собой ни правовых, ни чисто человеческих оснований. Подобные обвинения исходили от известных в республике национал-радикалов, которые на волне митинговщины безответственно спекулировали этой темой, создавали личную карьеру и придавая значимость собственной персоне. Близкие к Шербицкому люди отмечали, что после трагедии Чернобыля он сильно изменился, заметно сдал физически и морально. Чернобыль стал для него тем незримым тяжелым крестом, который он нес до самых последних дней своей жизни.

Волевая и решительная Шевченко, несмотря на успокоительные заключения специалистов «не допускать панических настроений», тут и там поднимала вопрос о принятии мер по защите населения, в первую очередь детей, призывала к немедленному вывозу школьников из Киева на юг. Позволю сослаться на свидетельство осведомленного в событиях вокруг аварии генерала Князева: «Валентина Семеновна, вы знаете, что я не имею права докладывать вам напрямую, но получена исключительно важная информация от ведущих атомщиков Украины и Союза. Они считают, что необходимо срочно принимать масштабные меры по эвакуации сотен тысяч людей на расстояние гораздо больше, чем 30-километровая зона». Князев сообщил ей, что ученые советуют также вывезти из Киева беременных женщин. Та в ответ воскликнула: «Ой! Да у меня же невестка скоро должна рожать!»

Уже подчеркивалось, что действующие в республике атомные станции были союзного подчинения. Тогдашний министр энергетики Украинской ССР Виталий Скляров, авторитетный и высококомпетентный энергетик, отмечал, что руководство республики «никак нельзя было привязать к аварии» и если бы имелась «малейшая возможность свалить вину на республику, сидеть мне в темнице впереди Брюханова» (директор ЧАЭС Брюханов был арестован).

Щербицкий внимательно относился к информации КГБ в адрес Политбюро ЦК по разнообразным проблемам Чернобыльской АЭС. В опубликованном СБУ сборнике секретных документов можно видеть его четкие и деловые резолюции, например: «Лично т. Кочуре Б. В.: проследите, если по линии МАЭ не будут срочно приняты действенные меры, надо поручить сделать это через ЦК КПСС. Прошу доложить. Щербицкий. 18.12.86 г.». «Ознакомить (лично) секретарей ЦК; тов. Кочуре Б. В. прошу проследить по АЭС. Щербицкий. 21.10.88 г.».

Для себя я считал важной всестороннюю поддержку медиков Военно-медицинской службы КГБ, которые под руководством докторов медицинских наук М. Захараш, И. Диденко, Н. Ивановой и других разработали новое направление в медицине – сорбционную терапию при профилактике и лечении лучевой болезни. Впервые в клинической практике успешно применили сорбционные методы детоксикации и квантовой терапии при лечении подвергшихся радиации лиц и уменьшении медико-биологических последствий влияния облучения на чернобыльцев. Все работы велись в сотрудничестве с учеными Украины – НИИ ядерных исследований, общей и органической химии, генетики, онкологии. Комплекс указанных медицинских исследований и достижений медиков Украины удостоен государственной премии Совета министров СССР.

В Совет министров СССР докладывалась информация (за подписями академика Е. Патона, министра здравоохранения Романенко и моей), что институтами Академии наук УССР и

Военно-медицинской службой КГБ УССР выполнен большой объем работ по медико-биологической оценке, профилактике и лечению методом энтеросорбции лиц, получивших высокую дозу внешнего облучения при ликвидации последствий аварии на Чернобыльской АЭС. Новые методы лечения могут использоваться в мирное время, а также в условиях военного периода для профилактики и лечения лиц, находящихся в зоне повышенной радиационной опасности.

Я не перестаю гордиться достижениями небольшого коллектива медицинской службы КГБ Украины. И не только я.

Результаты достижений медиков я использовал сполна в своей депутатской деятельности. Врачи Военно-медицинской службы обследовали жителей районов моего депутатского округа в Житомирской области. В выходные дни медицинские работники с применением современного медицинского оборудования и новых методик проводили консультации и лечение жителей, осуществили полную диспансеризацию детей.

И последнее об атомной проблематике: если исходить из решаемых органами госбезопасности задач в этой области, то возникает вопрос о прямой или косвенной доли ответственности КГБ Украинской ССР за случившееся на Чернобыльской АЭС. Моя точка зрения такова, что любая нестандартная ситуация на ядерном объекте (в данном случае не предусмотренное регламентами проведение экспериментов на Чернобыльской АЭС) должна всегда находиться в поле повышенного внимания оперативного состава госбезопасности.

Правительство СССР, а в последующем и независимой Украины для ликвидации последствий Чернобыля направляли тысячи человек, лучших специалистов, огромные финансы и технические средства. Коллективами самоотверженных людей управляли опытные руководители, вплоть до союзных министров и маршалов родов войск. Если бы не героизм огромного числа ликвидаторов аварии на ЧАЭС (свыше 600 тысяч), то последствия катастрофы могли быть неизмеримо трагичнее для украинского, русского и белорусского народов: Украина была не в состоянии сама справиться с таким «лихом».

Недавно в далеком от Чернобыля сибирском городе Кемерово, в парке возле здания областной администрации, я видел прекрасный памятник кузбассовцам – участникам ликвидации аварии на Чернобыльской атомной станции. Он сооружен по инициативе губернатора Тулеева, и благодарные сибиряки в пяти тысячах километров от места ядерной катастрофы поминают подвиг тех сотен тысяч советских людей, которые боролись с этой ядерной чумой.

Становится обидным за нынешнее российское правительство, которое не обращает внимания на сообщения средств массовой информации о тяжелом положении участников ликвидации аварии: отсутствии у них квартир, надлежащего медицинского лечения и лишении ранее существовавших льгот.

Интересы государственной безопасности страны заносили меня в период тех трагических событий в опаленный радиацией «рыжий» лес Чернобыля, к самому эпицентру ядерного взрыва, когда мы с начальником Киевского УКГБ генералом Шрамко однажды вынуждены были войти в самую опасную зону разрушенного реактора, чтобы удостовериться в справедливости поступавших данных о выходе из строя большинства технических датчиков. Мы выполняли свою обязанность докладывать в Москву очередную проверенную и объективную информацию о положении дел на пораженном ядерном реакторе, тлеющем человеческой болью. После такого визита Шрамко пережил коматозное состояние. А я впервые тогда попал в госпиталь, чем заслужил приезд в Киев начальника и главного кардиолога Военно-медицинской службы КГБ СССР. Они с интересом знакомились с анализом моей крови и содержанием в ней радиоактивных соединений и тяжелых металлов.

Жива скорбящая память о павших героях, заслонивших собой путь радиоактивной опасности. Одной из таких жертв стал В. Ивашко, получивший запредельную дозу радиации. Не сдаются живущие на украинской и российской земле герои, которые в момент опасности не думали о себе, не ставили перед государством никаких условий при выполнении своего долга, граничащего с подвигом. Жива светлая память о них и наших делах!