Текст книги "В спецслужбах трех государств"

Глава вторая
«Он многое сделал для Украины…»

Я намеренно так подробно остановился на 1987 годе, когда с мая начал работать под руководством Владимира Васильевича Щербицкого. Длительное время я чувствовал его пристальное внимание, он присматривался ко мне. На начальном этапе между нами сложились сугубо деловые отношения, сказывался огромный политический авторитет Щербицкого и разница в нашем жизненном опыте и возрасте.

Первый секретарь ЦК Компартии Украины, по существу, являлся моим постоянным политическим руководителем. Такова была специфика положения органов государственной безопасности во всех союзных республиках: кроме Щербицкого, никто в ЦК или правительстве не имел права решать принципиальные вопросы и знать сугубо секретные оперативные моменты в деятельности КГБ.

В союзных республиках без установления председателем КГБ нормальных и принципиальных отношений с руководством ЦК работать приходилось нелегко. Органы КГБ были союзно-республиканского, двойного подчинения, и неумение строить взаимоотношения с партийными инстанциями всегда отражалось на положении главы КГБ, особенно если он не из местных кадров, а заезжий. Не редкими были примеры, когда по этой причине в союзных республиках менялись председатели.

К моему удовлетворению, рабочие отношения с Щербицким, как я считаю, сложились. На семейную дружбу я не напрашивался, ее не было. По всем вопросам я находил его поддержку, в частности при определении принципиальной позиции КГБ по проблемам пресечения антиобщественной деятельности экстремистов и применения «карательных» функций.

В условиях острой политической обстановки Щербицкий на самом высоком общесоюзном и республиканском уровне высказывал свое позитивное отношение к демократическим процессам. Так, на пленуме ЦК КПУ в апреле 1988 года в своем выступлении подчеркивал, что коммунистическая партия «решительно за гласность, за демократизацию». Он призывал партийные органы на местах обращать внимание на весь комплекс проблем, прежде всего на повышение экономического роста, духовное обновление, развитие национальной культуры, полнее учитывать общественный интерес к историческому наследию, так называемым белым пятнам в истории.

За период нашей совместной работы Щербицкий не пошел по пути политического террора в отношении идейных оппонентов коммунистической партии, не давал установок прибегать к арестам и привлечению известных в республике оппозиционеров к уголовной ответственности. Имели место случаи, когда на заседаниях Политбюро ЦК он бросал такие реплики: «Куда смотрит наш КГБ? Антисоветчик Черновил опять организовал на Львовщине несанкционированный митинг». Щербицкий придерживался господствующего мнения о недопустимости репрессивных мер в обновившейся демократической обстановке в стране. В республике достигать этого было нелегко, ведь отдельные радикально настроенные националисты провоцировали общественные беспорядки, сами напрашивались на скамью подсудимых. Если бы Щербицкий не согласился с линией, проводимой КГБ, то он мог бы легко поменять руководство или же дать указание прокуратуре республики провести соответствующие расследования в отношении конкретных лиц. Здесь же хочу подчеркнуть, что позиция Щербицкого в борьбе с уголовной преступностью, коррупцией, экономическими и должностными преступлениями была твердая, жесткая и принципиальная. Возможно, в большей мере это способствовало тому, что в последние годы его руководства республикой не было громких коррупционных дел среди должностных лиц, махрового взяточничества и других преступлений, процветавших в постсоветский период украинской действительности.

Могу также свидетельствовать, что Щербицкий в то время и в других вопросах был законопослушен. Безусловно, сказывалось существенное изменение обстановки в стране в сторону нетерпимости к нарушениям закона, но от него мне ни разу не поступили указания, например, организовать прослушку оперативно-техническими средствами в отношении кого-либо, как это случилось при Горбачеве в Москве. Кстати, то же самое могу сказать и в отношении Ивашко и Кравчука. Правда, мне довелось видеть телевизионное интервью с Кравчуком, в котором он сказал, что КГБ прослушивал самого Щербицкого, так как в его служебном кабинете при ремонте было обнаружено «много проводов». Конечно же, подобное заявление – полнейший бред экс-президента.

Щербицкий был не только законопослушен, политически прозорлив и честен перед людьми, он еще умел думать о последствиях действий, которые могут нарушить хрупкий мир межнациональных отношений. Приведу яркий пример такого предвидения. В ходе работы по реабилитации жертв сталинского террора сотрудники архивного отдела показали мне представление наркома внутренних дел республики в Москву о награждении государственными орденами сотрудников, отличившихся в 1937 году в «борьбе с троцкизмом и украинским буржуазным национализмом». Все тринадцать фамилий принадлежали лицам одной национальности, но проходили под русскими псевдонимами. Я решил показать этот исторический документ Щербицкому.

– Что ты собираешься с ним делать?

– От органов КГБ общественность требует разоблачения палачей, желает знать имена исполнителей преступлений в период сталинских репрессий. Может быть, стоило бы ознакомить журналистов и членов «Мемориала» с этими архивными материалами?

Щербицкий после долгого молчания спросил:

– Хорошо ли ты знаешь историю Украины? Сколько было погромов на ее территории? Четыре или пять? Если хочешь организовать шестой, показывай журналистам эту архивную бумагу.

После такого урока толерантности мне захотелось положить этот документ в долгий архивный ящик.

Недоброжелатели представляли Щербицкого как сторонника жесткой системы управления, своего рода партийно-государственного ретрограда. По моим наблюдениям, это совершенно предубежденный взгляд. Он был требовательным приверженцем соблюдения личной дисциплины и персональной ответственности. Особенно твердо он отстаивал идейно-политическое единство коммунистов, не любил тех, кто меняет свои идеологические пристрастия, перебегает на сторону идейного противника.

Я уже упоминал про свое первое опубликованное интервью «Не создавать врагов там, где их нет». Оно привлекло внимание Щербицкого не только содержанием:

– Что ты имеешь в виду под таким заголовком? Нет ли здесь намека на то, что до твоего приезда «создавались враги»? Не наделали ли мы раньше ошибок? Не наломали ли мы дров при Федорчуке? – ставил передо мной прямые и недвусмысленные вопросы руководитель республики.

Пришлось объясняться, что эти слова – времен ВУЧК, Манцева.

Можно было наблюдать мучительное переосмысление Щербицким событий недавнего прошлого, когда в республике были допущены гонения на представителей интеллигенции во времена Федорчука. Их взаимоотношения были непростыми. На первых порах Щербицкий с большим доверием относился к прибывшему с благословения Москвы председателю КГБ

Украины. Секретарь ЦК КП Яков Погребняк свидетельствует, что ему «доподлинно известно»: Федорчука перед отъездом в Киев лично инструктировал Брежнев.

Имеются свидетельства того, что Федорчук проводил свою линию без учета национальных особенностей и традиций украинского народа, раздувал мелкие нарушения в идеологических вопросах, часто без достаточных оснований придавал им националистическую окраску. Он неоднократно заявлял, что «мы работаем на весь Союз, никакой Украины в нашей работе не существует». Врублевский явно защищал своего руководителя, когда писал: «Что касается репрессивных мер, то нельзя преуменьшать, но нельзя и преувеличивать реальную власть Щербицкого. Аресты начались еще при П. Шелесте и санкционировались Москвой, которая прислала на Украину Федорчука».

Возвращение «недремлющего ока» в Москву с облегчением восприняли на Украине. Щербицкий так прокомментировал его отъезд из республики: «Вовремя уехал, а то беды с ним еще больше бы набрались».

В общении со мной он не был полностью открытым человеком, скорее сдержанным и корректным. В приватных беседах часто говорил с особой теплотой и любовью о матери (она не хотела переезжать к сыну и жила в Днепродзержинске), а также о внуке и внучке. С юмором рассказывал о том, как во время прогулки на теплоходе по Днепру был затронут вопрос о проводимом Хрущевым эксперименте по разделу обкомов партии на промышленные и сельскохозяйственные.

– Давайте спросим у молодых руководителей. Володя, правильно ли мы сделали, что разделили обкомы на две части – промышленные и сельскохозяйственные? – сказал Хрущев, обращаясь к Щербицкому.

– Какой дурак все это придумал? – ответил тот.

Буквально через несколько дней после этого эпизода с Хрущевым он был уволен с должности первого заместителя председателя Совета министров Украинской ССР и снова оказался в Днепропетровске на прежней должности первого секретаря обкома.

Щербицкий говорил о пристрастии к охоте, но я не припомню случая поездки в имевшиеся охотничьи угодья «Заречье».

Сам он неоднократно советовал мне посетить в этом хозяйстве домик Хрущева, но я так и не сделал этого, не заинтересовался ни охотой, ни рыбалкой. Другие увлечения Щербицкого – это футбол и голуби. Он был страстным болельщиком футбольного клуба «Динамо». На стадион стал ходить редко, но помогал этому спортивному обществу и футболистам в решении многих, особенно квартирных, вопросов. Никогда не пропускал матчей между украинским «Динамо» и московским «Спартаком».

В составе Политбюро ЦК КПСС Щербицкий был авторитетным и принципиальным, в нем видели преемника Леонида Брежнева на посту Генерального секретаря ЦК КПСС. Не раз эта тема поднималась в частных разговорах, но Щербицкий (в отличие от Ивашко) не желал покидать республику и видел себя только на Украине. Судя по воспоминаниям кремлевского кардиолога Чазова, даже Андропов высказывался, что было бы хорошо, «если бы на работу в Москву переехал Щербицкий».

После смерти Косыгина Брежнев предлагал Щербицкому занять пост председателя Совета министров СССР. Он отказался, по свидетельству близкого окружения, со словами: «В московские игры я не играю». Своих коллег в Политбюро ЦК КПСС иронически называл «московскими боярами».

Рабочий день Щербицкого был напряженным. Ровно в 9 утра он на боевом посту; совещания, приемы посетителей, телефонные переговоры, документы и так до 21.00. Выработанный устойчивый ритуал – ужин во время просмотра вечерней союзной программы «Время». В таком же режиме дня пребывали и все секретари ЦК: пока В. В. (иногда допускалось такое выражение в отношении Щербицкого) на работе, он мог позвонить в любую минуту.

При выездах в Москву на заседания Политбюро ЦК КПСС (как правило, один раз в неделю) Щербицкий установил порядок его проводов и встреч в аэропорту с участием только трех должностных лиц: председатель КГБ, министр внутренних дел (Иван Дмитриевич Гладуш) и помощник первого секретаря ЦК КПУ (Константин Константинович Продан). Когда возвращался в хорошем настроении, то делился с нами своими впечатлениями о прошедшем заседании. Акцент делал на то, что надлежит конкретно сделать для улучшения положения в республике, где необходимо усилить работу. Иногда, возвращаясь из Москвы, в аэропорту был хмур, немногословен, много курил – не в духе.

В Киеве я приглашался на все заседания Политбюро ЦК КПУ «по должности». Когда решались стратегические и самые важные вопросы жизни республики, Щербицкий выступал кратко, четко, находил в рассматриваемых темах изюминку, задавал тон выступлениям других ораторов. Интересно было слушать его экспромты, импровизации, в них была видна мудрость этого мощного человека.

При реализации в ходе перестройки провозглашаемых реформ Щербицкий имел свои, несколько отличные от горбачевских, взгляды: политические и экономические процессы форсировать немудрено, но необходимо, чтобы они вызрели. Одностороннее увлечение свободным рынком небезопасно. Необходимо помнить, что невидимая рука рынка – это слепая рука. Рвать экономические связи, не проработав им замену, это вовсе не экономический романтизм, а кретинизм.

Хочется привести актуальные и ныне слова Щербицкого: «Когда укрепляется бюрократия, то забываются благие намерения».

Щербицкого волновала дальнейшая судьба коммунистической партии, которой он посвятил свою жизнь. После него в руководстве осталось тяжелое наследие, но надо признать, что аналогичная картина складывалась с руководящими кадрами в целом по стране.

На майском Пленуме ЦК КПСС в 1989 году по инициативе Горбачева произошли изменения в высших партийных рядах: из состава членов ЦК было в разовом порядке освобождено 130 человек. В годы перестройки состав ЦК партии в целом обновился более чем на 80 %. Многим достойным и уважаемым в стране руководителям приклеили ярлыки «консерваторов», «неперестроившихся» и являющихся «тормозом в развитии демократических процессов». Заменой им стали преданные горбачевцы.

На Украине уходили в отставку или переводились на другую работу опытные и достойные люди, много сделавшие для республики в народно-хозяйственном комплексе и партийном строительстве. Последовавшая смена руководящих кадров многим обязана обновленческой линии, проводимой Ивашко, который сам был призван в Москву.

Эти кадры работали с Щербицким, он ценил их и уважал, но многие оказались неготовыми к новым суровым испытаниям в реалиях демократического времени, появления многопартийности и настойчивой оппозиции, оголтелой критики и нападок на коммунистов, возникшего забастовочного движения в рабочей среде. Некоторые руководители провалились на выборах, утратили доверие и поддержку избирателей на местах. Такой поворот приводил Щербицкого к душевному кризису и глубоким переживаниям.

В повседневную текучку оперативной деятельности КГБ Щербицкий не вмешивался. Расстановка руководящего состава Комитета – вот что было главным для него, чему он уделял пристальное внимание; кадровые вопросы он никому не передоверял. Лично беседовал с предлагаемыми кандидатурами на должности начальников областных управлений и руководителей в центральном аппарате. Случаев, когда в ЦК Украины не соглашались с моими представлениями по персоналиям при назначении, не было.

По этому поводу мне вспоминается необычный эпизод. На должность начальника Харьковского УКГБ я предложил кандидатуру Николая Гибадулова. «А что, на начальника Харьковского управления нет кандидатур из числа русских и украинцев?» – спросил Щербицкий. Я рассказал, что мать Гибадулова, украинка, вступила в брак с советским офицером Гибадуловым, который погиб в конце войны. Беседа Щербицкого с Гибадуловым была длительной. По окончании ее Щербицкий хорошо отозвался о Гибадулове, к которому проникся особым уважением, отметил его прекрасный украинский язык. Я упомянул о реплике Щербицкого совсем не в укор ему, он был подлинным интернационалистом.

Хочу несколько слов сказать о чекисте Гибадулове. В числе героических сотрудников он находился на Чернобыльской АЭС с первых дней аварии, длительное время занимался проблемами ликвидации последствий в зараженной зоне. Получив значительные дозы радиации, он ушел из жизни молодым. Мне он запомнился умным, мужественным, красивым человеком. Николай Гибадулов – яркий представитель украинской советской элиты сотрудников органов госбезопасности. Его жизнь отвечает девизу, который я запомнил со студенческих лет: аllis inserviendo ipse consumor (светя другим, сгораю сам).

При назначении Марчука на должность начальником Полтавского УКГБ Щербицкий провел с ним почти двухчасовую беседу. Он высказал удовлетворение этой кандидатурой и просил «таких молодых руководителей держать постоянно в поле зрения». Так и получилось в жизни: примерно через год я рекомендовал Марчука на должность своего первого заместителя, а затем – в состав правительства Украины.

Мне памятны проведенные назначения на руководящие должности многих талантливых сотрудников: Н. Шамы, В. Маликова, В. Радченко, О. Пугача, А. Кожемякина, В. Слободенюка, Н. Горбоконя, Ж. Коваленко, М. Гайдука, Б. Хлевицкого, В. Повжика, Ю. Черникова, Ю. Семушева и других. В последующем некоторые из них возглавили органы безопасности новой Украины. Щербицкий, мудрый наставник, поддерживал выдвижение молодых работников на руководящую работу, давал им главное напутствие: знать и жить заботами республики, выделять главные проблемы, видеть трудности и нерешенные задачи в регионах.

Можно поражаться мудростью и предвидением Щербицкого в оценке и расстановке кадров в республике. Партийные работники отмечают, что при появлении предложений выдвинуть Кравчука он всегда давал отрицательный ответ, отмечая, что не доверяет этому человеку, не может его до конца понять. Высказывал опасения, что он полностью покажет себя, когда придет к власти, возможно, считал прозорливый Щербицкий, не с лучшей стороны.

Пришло время, когда в своих беседах он в осторожной форме стал обращаться к важному периоду жизни человека – выходу на пенсию. Для себя он принял окончательное решение, но, как мне казалось, сверял свои намерения с реакцией ближайшего окружения. Видимо, я был не единственным собеседником, с кем он «обкатывал» предстоящее заявление об отставке. Щербицкий поинтересовался, сохранится ли у него охрана после выхода на пенсию? Как член Политбюро ЦК КПСС, он являлся единственным охраняемым должностным лицом по линии органов государственной безопасности. Председатели правительства, Верховного совета республики не обладали такой привилегией. Я переговорил с Крючковым о настроениях Щербицкого покинуть партийную работу. Договорились о сохранении при нем охраны. В конце телефонного разговора Крючков отреагировал: «Немедленно доложу Горбачеву».

В 1989 году Щербицкий направил в ЦК Компартии Украины заявление с просьбой освободить от обязанностей первого секретаря и члена Политбюро ЦК КПУ. Через несколько дней состоялся пленум ЦК Компартии Украины, который был правомочен решать такие вопросы. На пленум специально прилетел Горбачев. В адрес Щербицкого он произнес достойные слова, отдавая должное его многолетней государственной и общественной деятельности. Среди руководителей союзных республик того периода Щербицкий был настоящим партийным лидером, примером трудолюбия и высокой ответственности, личной скромности и преданности делу. Результаты руководства Щербицкого становятся все значимее, когда наблюдаешь нынешнее положение Украины. В прощальном выступлении Щербицкий имел все основания с чистой совестью сказать, что «интересы партии и благо народа» в своей жизни ставил превыше всего.

Его супруга Рада Гавриловна продолжала работать, преподавала русскую литературу в средней школе. Говорили, что ей предлагали стать директором, однако это не состоялось. «Пока я первый секретарь ЦК, – решил Щербицкий, – моя жена будет работать рядовым учителем».

Находясь на отдыхе, он нередко звонил мне по телефону. Никогда, даже в тактичной форме, не интересовался текущими служебными вопросами. Больше обменивались мнениями о материалах из депутатской почты. Он оставался народным депутатом СССР.

Последняя моя встреча с Щербицким не предвещала тревоги, хотя он выглядел усталым, жаловался на воспаление легких. Тайна его добровольного и сознательного ухода из жизни в возрасте 72 лет останется загадкой. Он не мог вынести и пережить всего того, что творилось в стране, когда рушилось и разваливалось многое, чему он посвятил всю свою жизнь.

Когда мне сообщили о случившемся, я был потрясен, находился в растерянности. Выручил телефонный звонок Рады Гавриловны, которая пригласила меня (они жили этажом выше) обсудить некоторые вопросы его завещания. Его содержание мало кому известно, особенно за пределами Украины.

«1. Это все наши сбережения – 55–60 тысяч рублей в сейфе, которыми ты должна разумно распорядиться (мама, ты, Вовочка, дети).

2. Ордена, медали, грамоты, военный ремень, полевую сумку и военную фуражку прошу сохранить как семейные реликвии… В остальном разберись, пожалуйста, сама. Друзья помогут. Целую тебя, моя дорогая, крепко, крепко.

В. Щербицкий»

С Радой Гавриловной мы разобрались с коллекцией подарочного оружия, среди которого было несколько боевых пистолетов советского и иностранного производства. Один из пистолетов, парабеллум, привели в негодность и оставили на память в семье, для внука.

Прощание с Щербицким из-за бесконечного людского потока были вынуждены продлить на три часа. В небо взмыли сотни голубей, выпущенные добрыми руками его многочисленных почитателей. Когда траурная процессия выехала на Крещатик, вдоль центральной магистрали плотными шеренгами стояли люди, молча отдавая последнюю дань великому человеку, олицетворявшему целую эпоху в жизни Украины.

Щербицкий был сильной личностью, от которой в республике зависели ключевые решения. Когда его не стало, исчез тот священный образ, на который молились одни и ополчались другие. Я проработал с ним всего два года, но уверен, что Щербицкий останется в истории как наиболее масштабная личность среди партийно-хозяйственного руководства республики. За десятилетия, когда Щербицкий находился на высших руководящих постах, объемы промышленного производства выросли почти в пять раз. Практически в два раза увеличилась за это время продукция сельского хозяйства. Численность населения

Украины повысилась с 43 миллионов в I960 году до 52 миллионов в 1990 году.

Академик Борис Евгеньевич Патон, с авторитетом которого мало кто может сравниваться на Украине, так выразился о Щербицком: «Это действительно великий руководитель, честный, порядочный человек, который очень много сделал для Украины. У него, как и у каждого человека, были ошибки, особенности характера, но всю свою жизнь он отдал Украине».