Текст книги "Маресьев"

В тот же день созвонился с секретариатом Советского комитета ветеранов войны и договорился о встрече.

Задание казалось мне несложным. А что, строкаж небольшой, тема – актуальная, какие проблемы? Мы как раз выводили из Германии свои войска, наш Президент обнимался с канцлером, немцы слали нам гуманитарную помощь. Весь западный мир дружелюбно улыбался нам, хлопал нас по плечу и, как заклинание, твердил новое и такое полезное слово “перестройка”. Разговор с моим героем представлялся мне простым и недолгим.

Но он оказался еще короче, чем я предполагал.

Когда я вошел в кабинет, Алексей Петрович поднялся навстречу, пожал руку: темный костюм, седина, звезда Героя… Не тратя впустую время, я вкратце изложил нашу общую с ним задачу. Мол, трагедия войны канула в Лету, теперь мы друзья, они дают нам еду и деньги, а мы берем, едим и тратим. Пора все простить друг другу и забыть, забыть навсегда.

И тут Маресьев, тот самый, повесть о котором все мы в детстве и юности читали, о ком сочинения писали “Настоящий человек. Кто он сегодня”, жестом прервал меня.

– Ничего я им не простил. И ничего не забыл.

Слова прозвучали глуховато, но твердо. И я понял, что интервью сорвалось. Когда я докладывал о нашем разговоре шефу, тот, как мне показалось, ничуть не удивился. Просто дал мне еще три фамилии со словами “эти не откажутся”…

С того дня прошло тридцать лет. Много персонажей промелькнуло перед нами, разных… Да и сами-то мы, еще те герои – искренне и не искренне менялись точки зрения, убеждения обзывались заблуждениями, дифирамбы пелись – фальшивые и от души. За что-то теперь стыдно, от чего-то страшно.

А вот та встреча не забылась, впечаталась в память. Встреча с Настоящим Человеком».

Однако вернемся в жаркое лето 1941 года. Положение на фронте становилось все тяжелее. Части Красной армии, несмотря на мужество и героизм солдат и офицеров, продолжали отступать. После многодневных, ожесточенных боев, сообщалось в сводках Совинформбюро, наши войска оставили Кривой Рог, Запорожье, Херсон, Днепропетровск… Ухудшающаяся с каждым днем обстановка никак не вязалась со словами бодрой песни братьев Покрасс и В. И. Лебедева-Кумача, которую еще недавно распевала чуть ли не вся страна:

 
Мы войны не хотим, но себя защитим —
Оборону крепим мы недаром.
И на вражьей земле мы врага разгромим
Малой кровью, могучим ударом!
 

С отходом войск Южного фронта менял места базирования и 296-й истребительный полк. И довольно часто: Кривой Рог, Никополь, Мокрое, Екатериновка, Большой Токмак, Ново-Николаевка, словно в калейдоскопе прокручивались населенные пункты. Не успевали обжиться на одном аэродроме, как нужно было перебираться на другой.

В конце августа на очередном аэродроме вообще не задержались, поскольку попали под сильнейший бомбовый удар люфтваффе. Сразу шесть бомбардировщиков «Хейнкель He.111» под прикрытием трех истребителей «Мессершмитт Ме.109» неожиданно вывалились из облаков и сделали заход в створ стоянки наших самолетов. Шла как раз их заправка. Посыпался град бомб, напоминающий чем-то топот бегущего по степи дикого конского табуна. Земля застонала, заходила ходуном. Летчики и техники, оглушенные воем бомб и ревом моторов, бросились врассыпную по щелям, дренажным колодцам, рвам – кто куда успел спрятаться. Маресьев залег в небольшом ровике. Страшные султаны взрывов сотрясали воздух, вверх летели комья вывороченной земли, горели автомашины, строения, в небо поднимались клубы дыма…

Несколько человек из числа инженерно-технического состава, не выдержав этой адской бомбежки, оставили укрытие, но тут же попали под россыпь смертельных осколков и пуль. Когда бомбежка закончилась, перед глазами предстали ее жуткие последствия: глубокие воронки, исковерканные автомашины, вырванные с корнем деревья… Но больше всего Маресьева потрясла картина, врезавшаяся в память на всю жизнь: из топливозаправщика льется бензин, а рядом – шофер без верхней части туловища… Из самолетов серьезно пострадал лишь один И-16. Часть крылатых машин, к счастью, находилась в это время на боевом задании. Но летное поле было настолько вздыблено воронками, что не подлежало быстрому восстановлению. Поэтому полку пришлось менять место базирования.

Маресьеву и его товарищам в этом отношении было проще: перелетели на ближайший аэродром – и дальше можно воевать! Инженерно-техническому составу кочевать было куда сложнее. «Технарям» приходилось автотранспортом, а иногда пешком добираться до новых аэродромов по забитым войсками и беженцами дорогам. В пути попадали под бомбежки, а нередко случалось, что напарывались на диверсантов или передовые немецкие части. До прибытия «технарей» Маресьеву и другим летчикам самим приходилось обслуживать крылатые машины. Но Маресьеву к этому было не привыкать – еще с аэроклубовской поры он знал в самолете, что называется, каждый винтик и каждую гаечку.

В разгар боев в жизни Маресьева произошло большое и важное событие – его приняли кандидатом в члены ВКП(б). Партийное бюро полка посчитало, что Маресьев достоин быть коммунистом. Созвали собрание. Партсобрания тогда проходили накоротке – долго заседать не позволяла боевая остановка. А документы принятым в партию часто выдавали прямо на аэродроме: у стоянок самолетов, у капониров, перед боевым вылетом. Нередко иное собрание прерывалось привычной командой «По самолетам!» и, случалось, заканчивалось уже не в полном составе: кто-то из летчиков не возвращался с боевого задания. Повестки дня тоже были лаконичны: «Пример коммуниста в бою», «О бдительности», «О повышении летного мастерства», «Коммунист всегда впереди»… Собственно, как и заявления вступающих в партию. В своем заявлении Маресьев написал: «Хочу лететь в бой коммунистом…» В тот же день он вылетел на очередную штурмовку.

Весь август и сентябрь для Маресьева прошел в сплошных боях. Особенно часто ему приходилось вылетать в район Каховки, где немцы захватили плацдарм до 20 километров по фронту и до 5 километров в глубину. Это была та самая легендарная Каховка, где еще в Гражданскую войну шли ожесточенные бои между красными и белыми, а потом о ней сложили песню. Теперь здесь снова «гремела атака, и пули звенели, и ровно строчил пулемет…».

Переброску на плацдарм свежих сил, техники и боеприпасов немцы осуществляли через наведенную через Днепр понтонную переправу. Одной из задач летчиков полка, других авиационных частей и подразделений Южного фронта как раз и являлась штурмовка переправляющихся через реку частей и подразделений противника. Защиту переправы от налетов советской авиации обеспечивали зенитные батареи. А в небе постоянно висели немецкие истребители, готовые в любую минуту ринуться на перехват советских бомбардировщиков.

Схватки сталинских соколов со стервятниками Геринга шли не на жизнь, а на смерть. Небо расчерчивали трассеры пулеметов и автоматических пушек. Стоял оглушительный рев моторов. Бомбы сыпались градом. Река кипела от взрывов. Вот как описывал события тех дней германский литератор Пауль Карель: «Полковник Мёльдерс со своей 51-й истребительной эскадрой взял на себя заботы по охране моста, который русские стремились уничтожить любой ценой. За два дня Мёльдерс и его летчики-истребители сбили 77 советских бомбардировщиков. Две батареи зенитчиков люфтваффе – 1-й дивизион 14-го зенитно-артиллерийского полка и 1-й дивизион 64-го зенитно-артиллерийского полка – сбили еще 13 русских бомбардировщиков. Но, несмотря ни на что, большое число саперов из 1-й и 4-й горнострелковых дивизий погибло за первые несколько дней при строительстве и ремонте моста. Бериславский мост стоил немцам больших потерь. Возможно, ни один понтонный мост на протяжении последней войны не наводился в столь трудных условиях и не подвергался столь яростным атакам неприятеля, как этот. Но благодаря ему 11-я армия создала плацдарм для решительного наступления на Крым и Кавказ».

Немецкий журналист преувеличил потери советской авиации, не сказав о своих. В штабах люфтваффе умели выводить нужные цифры, сводя их до минимума. Для этого свои сбитые самолеты они «разбрасывали» по другим дням и месяцам. Так что потери они тоже несли немалые. Только летчики 296-го истребительного полка сбили над каховской переправой 8 вражеских самолетов. Но потери с нашей стороны действительно были большие. К концу сентября в полку осталось четыре И-16 и два МиГ-1. К тому же изуродованных, потрепанных и побитых. Всего же с начала участия в боевых действиях на Южном фронте полк потерял 23 машины, из них 17 были сбиты в воздушных боях, 6 – зенитной артиллерией.

Поскольку полк потерял большое количество летного состава и техники, его в первых числах октября в соответствии с приказом командующего ВВС фронта полковника К. А. Вершинина вывели в тыл. На основании этого же приказа полк должен был пополниться до штатных нормативов, а летчикам требовалось переучиться на новую материальную часть.

После изнуряющих и кровопролитных боев, а Маресьев совершил несколько десятков штурмовок, он впервые по-настоящему выспался. В поселке Розовка, что неподалеку от Мариуполя, где летчиков временно разместили, они сходили в баню, поменяли белье. И главное: им предоставили возможность сбросить с себя груз тяжелейшего напряжения, которое у них накопилось за время боевой работы. По сути, Маресьев и его однополчане получили отпуск, хотя он никаким приказом не был объявлен.

Несколько дней отдыха и в путь – в Куйбышевскую область[13]13
  С 1992 года – Самарская область.


[Закрыть]. Ехали медленно через Сталино[14]14
  До 1924 года носил название Юзовка, в 1924–1929 годах – Сталин, с 1961 года – Донецк.


[Закрыть], Ворошиловград[15]15
  Название города Луганск в 1935–1958 и 1970–1990 годах.


[Закрыть], Поворино, Саратов… Дорога была трудная и длинная. Не один раз попадали под бомбежки. Видели их последствия: начисто разбомбленные станции, от которых остались лишь остовы кирпичных зданий. На некоторых станциях приходилось подолгу стоять – пропускали идущие на восток составы с ранеными или с оборудованием, станками эвакуированных заводов и предприятий. Там же, на станциях, разживались кипятком, меняли тушенку на домашнюю снедь у местного населения.

До конечного пункта маршрута – железнодорожного разъезда Кряж, что неподалеку от Куйбышева[16]16
  Название города Самара в 1935–1991 годах.


[Закрыть], худо-бедно добрались через четверо суток. Рядом с разъездом находилось небольшое село, возле которого был оборудован тыловой аэродром. Здесь дислоцировался 16-й запасной истребительный авиационный полк. Этот полк, как и ему подобные, решал массу различных задач. Здесь летчики переучивались на новую матчасть. Тут же шло сколачивание и слетывание полков, выведенных в тыл после больших потерь. Отсюда направлялись на фронт группы пополнения и летчики в индивидуальном порядке. Также на аэродроме регулярно приземлялись для дозаправки самолеты, летящие на фронт из глубокого тыла. Иными словами, жизнь полка напоминала хорошо отлаженное заводское производство, в котором все находилось в непрерывном движении.

Всех прибывших летчиков 296-го полка разместили по избам. А уже со следующего дня начались занятия. Переучиваться Маресьеву предстояло на самолете Як-1. Об этой машине он был хорошо наслышан еще в Батайской авиационной школе, но летать на ней не приходилось. Это был фронтовой истребитель нового поколения. Мощный двигатель и удачные аэродинамические формы позволяли ему набирать скорость до 570 км/ч и достигать практического потолка до 10 тысяч метров. Очень удобной и комфортной была кабина. Вооружение машины также ни в какое сравнение не шло с вооружением И-16, на котором еще вчера летал Маресьев. На «Яке» стояла 20-миллиметровая пушка, обладающая большой скорострельностью. Меткой короткой пушечной очередью – 5–6 снарядов – можно было поразить любой из немецких самолетов, а в боекомплект «Яка» входило 140 снарядов. Имелся на самолете и крупнокалиберный пулемет, его боекомплект состоял из бронебойно-зажигательных, разрывных, трассирующих и пристрелочных патронов: всего 1500. Пулемет и пушка перезаряжались с помощью пневматического привода и вручную. Кроме того, под крыльями «Яка» устанавливались специальные балки, на которые подвешивались эрэсы[17]17
  На ранних «Яках» устанавливалось 6 подкрыльевых направляющих для запуска ракет РС-82. Ракета содержала около 300 граммов взрывчатого вещества, радиус сплошного осколочного действия – 6 метров. Однако точность поражения была крайне низкой, а направляющие сильно ухудшали аэродинамику, в связи с чем от использования РС отказались.


[Закрыть]. Еще одним достоинством этой крылатой машины являлось использование в ней сжатого воздуха, с помощью которого запускался мотор, убиралось и выпускалось шасси – не надо было крутить рукоятку, как на И-16 (43 оборота!). Колеса тормозились тоже сжатым воздухом. Мотор имел автомат наддува, так что газ на взлете можно было давать до упора, а не на слух, как приходилось делать на И-16, чтобы не «перенапрячь» мотор.

Як-1 сразу пришелся Маресьеву по душе. Да и однополчане оценили самолет высшим баллом.

– Вот на таких машинах можно смело валить фрицев, – говорили они.

Правда, для переучивания им сначала выделили всего лишь один «Як». На тот момент их просто не было в наличии. Как известно, Верховный главнокомандующий И. В. Сталин лично контролировал поступление самолетов на фронт. В то тяжелое время каждый самолет был на счету, поскольку сотни советских крылатых машин люфтваффе уничтожили в первые дни войны и главным образом на аэродромах.

Учебный Як-1 стоял на аэродроме в ангаре, и это помещение одновременно стало классом. Занятия с летчиками проводил инженерный состав полка. Режим учебы был жесткий, день заканчивался лишь тогда, когда, ознакомившись на «живом» самолете с различными системами, обучаемые могли по памяти воспроизвести их на бумаге. Инженеры оценивали знания каждого, после чего решали – может ли он идти отдыхать или должен еще заниматься.

«Вспоминая дни той учебы, – пишет уже знакомый читателю Герой Советского Союза генерал-лейтенант авиации Б. Н. Еремин, – я не могу припомнить случая, чтобы летчики или техники отнеслись хотя бы к одному какому-то занятию с прохладцей. Перед допуском к тренировочным полетам каждый летчик обязан был сдать зачет у самолета на земле. Принимали зачет в присутствии командира полка Баранова, и он требовал, чтобы экзаменаторы не допускали поблажек. Когда дошла очередь до него, он четко ответил на поставленные вопросы, и инженеры решили этим ограничиться, но наш командир потребовал, чтобы его продолжали экзаменовать, причем в более сложной форме… Самолетов для переучивания не хватало, и мы были лишены возможности попилотировать в зоне. Прочувствовать тогда машину по-настоящему не удалось. По существу, освоение самолета мы продолжили при перелете на фронт и в боевых условиях. Ресурс двигателя сберегали для предстоящих боев на фронте».

Переучивание полка завершилось в первой декаде ноября. Каждый летчик самостоятельно выполнил «полет по коробочке» – полет по установленному маршруту в районе аэродрома, отработав взлет, заход, расчет на посадку и т. д. Но в прежнем составе летчикам не суждено было вылететь на фронт. А причина состояла в секретном приказе Верховного № 0305 от 20 августа 1941 года «О составе авиаполков, вооруженных новой материальной частью». В документе говорилось, что «ввиду того, что новые самолеты, вроде Ил-2, Пе-2, Як-1 и т. д., являются грозным оружием против врага и необходимо их иметь на всех фронтах, тогда как промышленность пока не успевает удовлетворять потребности фронтов, приказываю: впредь все авиаполки новой материальной части формировать в составе 2 эскадрилий по 9 самолетов в каждой и 2 самолетов для командира полка и его заместителя – всего 20 самолетов в полку».

В соответствии с этим приказом в 296-м авиационном полку, имевшем в штате три эскадрильи, нужно было сократить одну эскадрилью, так как полк получал на вооружение новый самолет Як-1 вместо И-16. Что вскоре и произошло. В результате организационно-штатных мероприятий «за бортом» оказалась вся 3-я эскадрилья, в которой служили Маресьев, капитан Боянов, лейтенанты Вишняков, Васильев, Стоянов, другие летчики-фронтовики. Полк же в составе двух эскадрилий убыл на аэродром в поселок Баланду, что неподалеку от Саратова. Получив на Саратовском авиационном заводе новые истребители Як-1, 296-й полк в январе 1942 года вылетел на Юго-Западный фронт.

Сами летчики считали, что ни тогда, ни позднее это кадровое решение – разделение полка – не было оправданным. К двухэскадрильному составу полка привыкали долго и трудно. Да и что такое два десятка самолетов! Когда начались бои, зачастую собрать на вылет две боевые группы по 6–8 самолетов было не так-то просто. Но, как известно, приказы в армии не обсуждаются, а выполняются. Как и не принято в офицерской среде выбирать, где служить и что делать. Для того и надевает человек на плечи погоны, чтобы не только командовать, но и неукоснительно следовать требованиям общевоинских уставов, беспрекословно подчиняться приказам командиров и начальников.

Без дела Маресьев и его товарищи не остались. Здесь же, при 16-м запасном истребительном авиационном полку, начал формироваться 580-й истребительный авиационный полк. Маресьева назначили помощником командира эскадрильи. Получили новые должности и сослуживцы. Правда, большую часть из них вскоре все-таки отправили в строевые части. Поговаривали, что и полк после формирования вылетит на защиту Москвы, поскольку враг уже стоял у ее стен. Ожесточенные бои шли на Клинском, Можайском, Волоколамском направлениях… Сводки Совинформбюро, звучавшие из репродуктора, которые чеканным голосом зачитывал Ю. Б. Левитан, становились все тревожнее и тревожнее. Настроение у всех было подавленное. Всех волновал один и тот же вопрос: отстоим ли Москву?

В один из дней, а это было 7 ноября, летчики услышали из репродуктора голос И. В. Сталина. И все сразу вздохнули с облегчением: Москва наша, не сдали! Верховный главнокомандующий говорил медленно, с акцентом. Его слова были обращены к участникам праздничного парада в честь 24-й годовщины Великой Октябрьской социалистической революции, который проходил на Красной площади в Москве. Но одновременно это был призыв ко всем, кто находился в боевом строю:

– На вас смотрит весь мир как на силу, способную уничтожить разбойничьи орды немецких захватчиков. На вас смотрят порабощенные народы Европы, подпавшие под иго немецких захватчиков, как на своих освободителей. Великая освободительная миссия выпала на вашу долю. Будьте же достойными этой миссии! Война, которую вы ведете, есть война освободительная, война справедливая. Пусть вдохновляет вас в этой войне мужественный образ наших великих предков – Александра Невского, Димитрия Донского, Кузьмы Минина, Димитрия Пожарского, Александра Суворова, Михаила Кутузова! Пусть осенит вас непобедимое знамя великого Ленина!

Затаив дыхание, летчики ловили каждое слово вождя. И опять были мысли о фронте, о том, чтобы их как можно скорее направили на защиту столицы Родины. Обороняющимся войскам нужны были свежие силы летчиков.

Но проходили дни, недели, а полк никуда не двигался. Получив новое пополнение из числа выпускников авиационных школ, в основном это были сержанты, весь летный состав в напряженном режиме проходил переучивание на истребитель Як-1. Задача Маресьева, других опытных летчиков состояла в том, чтобы как можно скорее поставить молодежь на крыло.

Однако мысли Маресьева все равно были о фронте, откуда теперь каждый день приходили радостные вести о наступательных операциях Красной армии. Особенно вдохновляли победы наших войск под Москвой. Уже к концу декабря они разгромили части и соединения группы армий «Центр», прорвавшиеся к ближним подступам столицы с севера и с юга. Угроза захвата сердца государства миновала. Да и на других участках советско-германского фронта обстановка в корне изменилась. Несмотря на то, что вермахт по-прежнему обладал превосходством, инициатива в ведении боевых действий постепенно стала переходить к Красной армии.

Незаметно наступило 31 декабря. Маресьев и несколько его боевых друзей собрались в избе, где он квартировал, чтобы отметить наступление Нового года. Подняв алюминиевые кружки, звонко чокнулись ими и, не сговариваясь, дружно прокричали здравицу:

– За Победу!

Новый, 1942 год начался с ожидания перемен. И они наступили. В начале февраля полк передали в резерв ВВС Московского военного округа. В один из дней Маресьев в составе 1-й эскадрильи прибыл на Саратовский авиазавод получать новую матчасть. До родного Камышина отсюда было рукой подать – всего каких-то 170 километров. Но возможности побывать дома не представилось. Зато в Саратове он повидался со своими родственниками. Здесь жила семья среднего брата Николая. Родственники приютили на несколько дней Алексея и его товарищей. В памяти племянницы Альвины Маресьевой, тогда еще маленькой девочки, хорошо отложилась встреча с дядей Леней: «Мы жили у самого завода, где делали моторы для танков, поэтому бомбежки были часто. Жили на третьем этаже. Мы с мамой постоянно бегали в бомбоубежище. Когда-то удавалось одеться, когда-то нет. Однажды, я помню, мама выскочила на улицу раздетая, в чем спала. Было очень страшно… Наготове у нас всегда был небольшой саквояж с необходимыми вещами. К счастью, в наш дом ни разу не попала бомба. Как раз в это время к нам приехал дядя Леня со своей эскадрильей. Кроватей на всех не хватало, спали, где придется, кто-то даже размещался на полу. Помню, меня отправили к соседке на время».

Получив новые Як-1, летчики перелетели на аэродром, базировавшийся под Калугой. Фронт был совсем рядом. Отбросив в декабре 1941 года захватчиков на 150–200 километров от Москвы, войска Красной армии готовились к новому наступлению.

– Теперь уж точно попадем на фронт! – не сомневались летчики. И при этом гадали: – Только на какой? На Западный? Брянский?

– А какая разница. И так уже застоялись…

Ждать пришлось недолго. В один из мартовских дней полк в полном составе прибыл на аэродром. Летчики получили полетные карты. Погода была хорошая. Сквозь редкие белесые облака пробивались лучи просыпающегося весеннего солнца. Послышались привычные команды:

– От винта!

– Есть от винта!

Первая группа новеньких светло-зеленых «Яков», в составе которой летел Маресьев, стала в ровный строй и взяла курс на Северо-Западный фронт.