Текст книги "Маресьев"

Глава 4. «Из боевого вылета не вернулся»

Наша военная молодость —

Северо-Западный фронт.

М. Л. Матусовский. «Пушки молчат дальнобойные»

Северо-Западный фронт, куда прибыл 580-й истребительный авиационный полк, в мартовские дни 1942 года особенно остро нуждался в авиации. Начав в январе крупную наступательную операцию, советские войска окружили в районе населенного пункта Демянск Ленинградской области[18]18
  Ныне районный центр Новгородской области.


[Закрыть] 90-тысячную группировку немцев. В «котле» оказались шесть пехотных дивизий, в том числе дивизия СС «Мертвая голова». Ставка Верховного главнокомандования требовала «непрерывно и настойчиво сжимать кольцо окружения Демянской группировки противника и не позднее в четырех-пятидневный срок покончить с нею».

Однако бои по уничтожению немцев затянулись из-за нехватки сил, в том числе и авиации. На 19 февраля Северо-Западный фронт располагал всего лишь 142 исправными самолетами, 32 из которых – истребители. Господствуя в небе, летчики люфтваффе серьезно сковывали и затрудняли продвижение наступление советских частей. Кроме того, командование противника сумело организовать воздушный мост для снабжения своей группировки, которой ежесуточно требовалось не менее 300 тонн различных грузов. Доставку немцы осуществляли с аэродромов Псков-Южный, Остров, Псков-Западный, а также с аэродромов Дно, а также Риги и Двинска. В самом «котле» в наличии имелось только две небольшие площадки Демянск и Пески.

В 20-х числах февраля командующий Северо-Западным фронтом генерал-лейтенант П. А. Курочкин и член Военного совета фронта Н. А. Булганин направили в Ставку телеграмму следующего содержания:

«Тов. Сталину.

В отношении действий авиации противника есть основания предполагать, что противник стянул против нас свою авиацию с Волховского, Ленинградского и частью с Калининского направлений. Мы же боремся с авиацией противника лишь силами ВВС СЗФ.

В результате противник удерживает за собой господство в воздухе. Считаем целесообразным для борьбы с авиацией противника и прикрытия наступающих войск СЗФ сосредоточить усилия ВВС Северо-Западного, Волховского, Ленинградского и частично Калининского фронтов, объединить их действия и обеспечить маневр ими в случае, если ВВС противника перенесут свои действия на другое направление.

Просим ваших распоряжений».

Ставка Верховного главнокомандования положительно отреагировала на запрос командования фронта. В числе прибывших на усиление частей ВВС в район Демянского котла была 6-я ударная авиационная группа, в ее состав входил и 580-й истребительный авиационный полк. На полк, местом базирования которого стал аэродром у села Градобить, возлагалась задача перехватывать вражеские транспортные самолеты в воздухе, а также сопровождать наши бомбардировщики и штурмовики.

Уже 31 марта летчики полка вступили в боевые действия. В этот же день старшина Федор Корниенко открыл счет победам полка над врагом. В воздушном бою над деревней Брилево он сбил тяжелый немецкий истребитель Ме.111.

На следующий день его почин поддержал и Маресьев, «срубив» свой первый вражеский самолет. Произошло это у деревни Истошно Новгородской области, о чем летчик подробно доложил рапортом командиру полка майору В. С. Мухину. Вот строки из этого документа: «Доношу о том, что 1.4.42 года при выполнении задания сопровождения штурмовиков была встречена группа самолетов противника Ю-52 [военно-транспортный самолет «Юнкерс Ju.52». – Н. К.]. Во время воздушного боя мною был сбит один самолет… Я дал по нему несколько пулеметных и пушечных очередей, после чего Ю-52 пошел снижаться и упал на левую плоскость и мотор. После выхода из атаки я обнаружил, что упало давление масла до нуля, стало бить масло на козырек [над приборной доской в кабине]. Я принял решение идти домой, сел на свой аэродром благополучно. Оказалось, был пробит картер и трубка замера давления масла. К[оманди]р звена 2 АЭ [2-й авиационной эскадрильи. – Н. К.] мл[адший] лейтенант Маресьев».

Факт воздушной победы своего подчиненного подтвердил и командир эскадрильи старший лейтенант А. Н. Дехтяренко: «Подтверждаю, что 1.4.1942 года во время сопровождения штурмовиков тов. Маресьев обнаружил группу Ю-52, которая находилась в районе Истошно, с ними завязался воздушный бой. Тов. Маресьев прижал атаками Ю-52 к земле, который потом врезался в опушку леса возле дороги района Игошино [правильно – Истошно. – Н. К.]».

Як-1 Маресьева починили быстро, и на следующий день он вновь был в небе. Погода, правда, не особо благоприятствовала полетам. Весна, перешагнувшая из марта в апрель, явно опаздывала с теплом и солнцем. Над лесами и болотами висели низкие хмурые облака. Наметенный обильными зимними метелями снежный покров, слегка почерневший, лежал плотно и, похоже, не скоро собирался таять. Нередко начинался снег с дождем. Лыжи крылатых машин хотя и плохо уже скользили по взлетке, но менять их на колеса было рано. Как и преждевременно летному составу снимать с себя меховые комбинезоны, утепленные шерстью шлемы и лохматые унты.

Вообще, летать в этом районе было крайне сложно и по другой причине. «Летишь на высоте 1000 метров, – говорили летчики, – куда не посмотришь – везде одинаковый пейзаж: черные с бурым оттенком массивы леса и белые пятна присыпанных снегом озер и болот. Ни одного характерного ориентира, нет также крупных населенных пунктов». Поэтому Маресьеву и его товарищам надо было хорошо изучить район боевых действий, а времени на это, как всегда, не хватало.

Утром 5 апреля звено Маресьева, состоящее из четырех «Яков», вылетело на сопровождение штурмовиков Ил-2 соседнего 74-го штурмового авиационного полка. Погода была малооблачная. Шли в район Демянского котла. На подходе столкнулись с группой «железных тетушек» – так называли немецкие транспортные самолеты Ju.52. И тут же, без промедления, «Яки» ввязались в бой.

С первого же захода Маресьев успел поймать в прицел «Юнкерс» и сразу полоснул пулеметной очередью по вражескому стрелку. А из автоматической пушки ударил по фюзеляжу. Оттуда вырвались огонь и столб дыма. Пролетев метров двести, горящий транспортник тяжело рухнул на острые, словно пики, верхушки деревьев. Сделав боевой разворот, Маресьев набрал высоту и зашел прямо в бок второму «Юнкерсу». Вновь точное попадание в сигарообразное туловище, и грузный транспортник, охваченный огнем, повторил путь предшественника.

Однако в азарте боя Маресьев, похоже, потерял чувство опасности. К сожалению, такая самоуверенность часто случается даже у опытных воздушных бойцов. Заходя на разворот, Маресьев не заметил, как из-за облаков резко вынырнул мышиного цвета «Мессер», он же, по образному выражению фронтовиков, «худой». Считаные секунды, и огненные стежки пролегли в сторону краснозвездной машины. Уже после войны Маресьев скажет о профессионализме немецких летчиков: «Их мастерство было очень высокое. Они воевали не слабее, чем мы».

Пули прошили мотор самолета Маресьева. К счастью, истребитель не загорелся, но мотор, пофыркав, заглох. Самолет начал падать вниз. Чтобы узнать, как дальше развивались события, обратимся к документу потрясающей человеческой силы – рассказу самого Маресьева. Он был записан в июле 1943 года научным сотрудником Академии наук СССР Е. М. Грицевской, фактически по горячим следам и впервые полностью опубликован в 2016 году в журнале «Родина» (№ 6). Эта и последующие выдержки будут приводиться в нашем повествовании с сохранением орфографии и стиля. Итак, слово Маресьеву:

«Подбили меня 4 апреля 42 г. Пробили мне мотор. А я был над их территорией. Высота была метров 800. Я немного оттянул самолет на свою территорию, километров за 12, но там были леса и болота, и сесть было негде.

Я и пошел садиться на лес, а там лес редкий и высокий и на лес садиться было очень трудно. Я прикрылся рукой, чтобы не удариться, может быть, думаю, жив останусь, так, чтобы глаза не выбило. Положил голову на руки, и тут слева увидел площадку. И здесь я сделал большую глупость. Я выпустил шасси, так как мне показалось, что там – площадка, но, когда я стал разворачиваться, то мотор остановился, и машина пошла книзу. Я только успел выровнять ее из крена, как лыжами самолет задел за макушку дерева, и получился полный скоростной капот, т. е. самолет перевернулся кверху колесами. Я был привязан ремнями, но их оторвало и меня выбросило из самолета. Так что я упал метров с 30, хотя точно не знаю. По-видимому, получилось так, что я упал на снег, а затем я покатился по дороге и ударился виском, и минут 40 я лежал без памяти.

Потом, когда я очнулся, чувствую что-то на виске, приложил руку – кровь, и висит лоскуток кожи. Я его хотел сначала оторвать, а потом чувствую, что кожа толстая и обратно ее приложил к пораненному месту. Кровь там запеклась, и все потом заросло.

От самолета осталась только одна кабина и хвост – все разлетелось в разные стороны. Я, вероятно, сильно ударился, так как вскоре у меня начались галлюцинации. Я очень хотел испортить мотор, вынимаю пистолет и начинаю стрелять по мотору. И мне кажется, что я не попадаю, я выстрелил одну обойму в пистолете, затем другую. Потом посмотрел опять в лес, и я вижу, что там стоят самолеты, стоят люди, я кричу, чтобы мне помогли, но потом смотрю – ничего нет. Посмотришь в другую сторону, опять то же самое, и потом снова все исчезает».

Сразу после падения у Маресьева была еще встреча с медведем. Поднятый из берлоги гулом пролетавших над лесом самолетов, раскатами орудий, зверь набрел на Маресьева. Летчик лежал навзничь в полузабытьи, когда к нему подошел медведь. Обнюхав неподвижное тело, не подавшее никаких признаков жизни, и к тому же пахнущее бензином, косолапый отошел в сторону. Мертвечиной медведи не питаются. Но неожиданно Маресьев дернулся, застонал от боли. Медведь тут же вернулся назад, с рыком рванул лапой комбинезон. Благо, что у Маресьева в руке оставался пистолет, который он не выпускал с тех минут, когда стрелял в мираж. Летчик успел прицелиться и нажать на курок. Несколько пуль попали медведю в голову. Зверь зарычал и тоже упал навзничь. Какое-то время они лежали рядом, но потом Маресьев отполз от медведя.

Здесь сделаем небольшое уточнение. В нашем повествовании обозначена дата вылета Маресьева на боевое задание 5 апреля, а он в своих воспоминаниях назвал другую – 4 апреля. Какая же из них верна?

Маресьевская дата значится в двухтомном Кратком биографическом словаре «Герои Советского Союза», изданном «Военным издательством» в 1988 году на основе документов Главного управления кадров, Центрального архива Минобороны СССР и Института военной истории. Там написано: «4.4.42 в возд. бою в р-не демянского плацдарма (Новгородская обл.) его [Маресьева] самолет был подбит и упал в лесу…» Эта дата зафиксирована еще в ряде справочных и энциклопедических изданий, а также в многочисленных интервью, которые давал Маресьев представителям СМИ в разные годы.

Между тем в «Именном списке безвозвратных потерь начальствующего состава 6 Ударной Авиагруппы Ставки Верховного Главнокомандования с 20 апреля по 1 мая 1942 года» четко указано, что командир звена Як-1 младший лейтенант Маресьев Алексей Петрович «5.4.42 г. не вернулся с боевого задания». Дата 5 апреля содержится и в ряде других официальных документов, которые будут приведены ниже. Таким образом, достоверной датой вылета Маресьева и его падения на «Яке» на лес следует считать 5 апреля.

Что касается 4 апреля, то эта дата, скорее всего, была взята исследователями из автобиографии Маресьева, написанной им 29 ноября 1944 года и хранящейся в его личном деле: «4 апреля в воздушном бою с численно превосходящим противником на моем самолете был пробит мотор, и я произвел вынужденную посадку на лес…» Не исключено, что источником могла также стать цитируемая нами запись, сделанная научным сотрудником Академии наук СССР Е. М. Грицевской.

Однако вернемся в полк. Вылетавшие с Маресьевым на боевое задание летчики видели падение его самолета на лес. По возвращении на аэродром командир эскадрильи старший лейтенант А. Н. Дехтяренко доложил командиру полка майору В. С. Мухину подробности случившегося. Но жив Маресьев или нет – ответить на этот вопрос никто не мог. Командир полка дал команду отправить У-2 на поиск летчика. Поиск вели несколько дней кряду в районе деревни Рабежа, что между озерами Селигер, Велье и Шлино. К сожалению, облеты местности оказались безрезультатными.

Между тем в полку никто не хотел верить, что Маресьев погиб или хуже того – попал в плен к немцам. Ведь сколько бывало случаев, когда сбитые летчики возвращались в родную часть! Вот и сейчас все надеялись на очередной счастливый исход. Поэтому в книге учета летного состава напротив фамилии Маресьев карандашом записали: «С боевого вылета не вернулся».

А в штабе, как и положено, оформили документы о сбитых Маресьевым двух немецких самолетах. Документы эти лаконичны, в них нет пафосных слов. Вот строки из подтверждения, подписанные командиром звена лейтенантом В. Я. Олейником, пилотом сержантом Н. Н. Нестеровым и пилотом сержантом Б. А. Шумиловым: «Мы, летчики 74-го шап [штурмового авиационного полка], подтверждаем, что в результате воздушного боя 5.4.42 г. около аэродрома Игошино [правильно – Истошно. – Н. К.] летчик-истребитель младший лейтенант Маресьев А. П. сбил два транспортных самолета противника типа Ю-52».

Другое свидетельство – рапорт от 6 апреля 1942 года адъютанта 2-й авиационной эскадрильи младшего лейтенанта А. П. Карасева на имя командира 580-го истребительного авиационного полка майора В. С. Мухина: «Доношу, что 5.4.42 г. командир звена младший лейтенант Маресьев А. П. был ведущим группы истребителей при сопровождении штурмовиков на аэродром Игошино [правильно – Истошно. – Н. К.]. Около аэродрома встретили группу транспортных самолетов противника Ю-52. Завязался воздушный бой, в результате которого Маресьев сбил два самолета Ю-52, на что имеется подтверждение летчиков 74-го шап. Так как младший лейтенант Маресьев в тот день не вернулся с задания, прошу сбитые им самолеты засчитать на его личный счет».

Через несколько дней, а точнее 9 апреля, командир полка майор В. С. Мухин и военком полка батальонный комиссар С. И. Яричевский подписали представление на награждение Маресьева орденом Красного Знамени. В наградном листе говорилось, что командир звена младший лейтенант Маресьев «уничтожил три транспортных самолета противника… Волевой командир, требовательный к себе и своим подчиненным. Как летчик обладает высокими качествами в технике пилотирования и воздушного боя. Скромный. В бою с фашистскими стервятниками показал себя смелым, решительным и отважным летчиком-истребителем… Пользуется любовью и уважением со стороны летного состава части. За боевую работу не имеет ни одного случая поломки материальной части по вине техники пилотирования. Тактически грамотный. Морально устойчив. Идеологически выдержанный. Делу партии Ленина-Сталина и социалистической родине безгранично преданный. За отличное выполнение заданий и уничтожение 3 немецких самолетов достоин представления к правительственной награде орденом КРАСНОГО ЗНАМЕНИ».

Оформляя наградной лист на подчиненного, командование полка не решилось вписать в текст слово «посмертно», которое обычно ставят в случае гибели человека. Да и составили командир и комиссар документ в настоящем времени, то есть дали характеристику на живого Маресьева. А между тем прошло четверо суток, как о нем не было ни слуху ни духу. Что заставило их это сделать? Вне всякого сомнения, все та же вера в то, что Маресьев жив. Ну не укладывалось ни у кого в голове, что любимец полка, этот симпатичный, широколицый, с волнистыми смоляными волосами, с живыми, черными цыганскими глазами человек мог погибнуть…

– Да жив командир, жив, – старался успокоить техник самолета сержант Юра Рогожин, совсем еще безусый парень, каждого, кто спрашивал о Маресьеве. – Скоро вернется.

Потом с грустью в голосе прибавлял:

– Только где нам самолет взять? Безлошадные мы теперь…

Летчиков, оставшихся без самолетов, во многих частях называли «безлошадными». Обидное прозвище, что и говорить, а никуда от этого не денешься. Потерял самолет – будь любезен, ходи пешком. «Безлошадники» назначались дежурными по аэродрому, их определяли в другие наряды до тех пор, пока не получали новые самолеты.

Какая интуиция подсказала технику самолета, что Маресьев жив, тоже трудно сказать. А он действительно был жив. На своем «ястребке» летчик упал на мохнатые ели в географической отметке 238,2, находящейся севернее деревни Рабежа Демянского района Ленинградской области. Рухнул в каких-то двухстах метрах от проезжей дороги, идущей вдоль линии фронта. Но, перелетев за эту дорогу, летчик, к сожалению, выбрал такое направление для своего пути, на котором не было ни жителей, ни военных.

Этим направлением являлось Лютицкое болото, вытянутое с запада на восток. По этому пути Маресьев и пошел, хотя совсем рядом, в каких-то четырех километрах, находились штаб 245-й стрелковой дивизии и вспомогательный командный пункт 34-й общевойсковой армии. Что интересно: именно эвакуационная команда 245-й стрелковой дивизии и нашла через месяц в районе точки 238,2 самолет Маресьева. То, что это был его самолет, свидетельствуют два документа, обнаруженные в 2017 году в Центральном архиве Министерства обороны Российской Федерации новгородским поисковиком А. П. Морзуновым.

В первом документе, а это рукописный акт от 22 мая 1942 года, говорится о передаче эвакоотделом 245-й стрелковой дивизии 60-му РАБ (району авиационного базирования) через старшего сержанта М. И. Власова военного имущества. Среди большого количества передаваемого имущества в акте значится самолет Як-1 за номером 4649, на котором как раз летал Маресьев. Кроме того, к самолету прилагались боеприпасы к пулемету Березина «сто четыре штуки и сто восемьдесят штук к авиапушке, два бензиновых бака, приборная доска исправная с часами…». Все это и другое имущество трофейная команда, похоже, собирала вокруг самолета, от которого, как и сказал Маресьев, «осталась только одна кабина и хвост – все разлетелось в разные стороны».

Что касается второго документа, то это тоже акт, где сказано о списании самолета Маресьева. Приведем его полностью, поскольку в нем содержатся факты, касающиеся боевой деятельности нашего героя:

«УТВЕРЖДАЮ»

Командир 580 ИАП майор /МУХИН/

Военком 580 ИАП бат[альонный] комиссар /ЯРИЧЕВСКИЙ/

АКТ

Составлен настоящий акт 30.05.1942 года под председательством ст[аршего] инженера 580 ИАП в[оен]инженера 3 р[анга] ВИНОГРАДОВА, членов; ст[аршего] техн[ика] 1 АЭ [авиаэскадрильи] в[оен]техника 1 р[анга] КОЧЕТОВА, ст[аршего] техника 2 АЭ [воен]техн[ика] 1 ранга БОРОВИК на предмет списания самолета ЯК-1 с мотором М-105ПА. Самолет N 4649 завода N 292 налетал в воздухе 44 ч. 58 мин., мотор М-105ПА [N] 121-64 наработал на земле 19 ч. 25 мин., в воздухе 44 ч. 58 мин.

5.4.1942 года командир группы мл[адший] лейтенант МАРЕСЬЕВ А. П. вел четыре самолета ЯК-1 в сопровождении штурмовиков 74 ШАП на аэродром противника ДЕМЬЯНСК [правильно – Демянск. – Н. К.]. Аэродром был атакован истребителями и уничтожено 7 самолетов Ю-52, из которых два уничтожил лейтенант МАРЕСЬЕВ на самолете N 4649. Аэродром противника был сильно прикрыт огнем ЗА [зенитной артиллерии]. При возвращении с боевого задания самолет упал в лес.

При поисках самолета У-2 и наземной командой в этом районе место падения самолета не обнаружено.

Комиссия установила самолет N 4649 с мотором М-105ПА N121-64 подлежит списанию.

Председатель комиссии: ст. инженер 580 ИАП

в[оен]инженер 3 р[анга] /ВИНОГРАДОВ/

ст[арший] техник 1 АЭ [воен]техник 1 р[анга] /

КОЧЕТОВ/

ст[арший] техник 2 АЭ /БОРОВИК/».

К сказанному остается добавить, что вплоть до 2017 года предпринимались неоднократные попытки поисковиков найти истребитель Маресьева. Снаряжало экспедиции и Российское военно-историческое общество. После очередного похода поисковиков в леса Новгородчины СМИ будоражили общественность своими сенсационными заголовками: «На Селигере нашли самолет Маресьева», «В Новгородской области после пяти лет поиска нашли самолет у места падения Алексея Маресьева», «Продолжается поиск самолета Маресьева»…

Но искать, как свидетельствуют приведенные выше документы, было нечего. Маресьевского самолета давно не существовало. Для того чтобы выяснить этот факт, достаточно было обратиться в Центральный архив Министерства обороны Российской Федерации, что и сделал поисковик А. П. Морзунов.

Однако продолжим рассказ о том, как дальше развивались события. Увязая в тяжелом снегу, Маресьев – голодный, в полном безлюдье, с перебитыми ступнями обеих ног, весь промерзший, превозмогая адскую боль, с диким упорством шел, падал, полз… Снова поднимался, шел, падал, полз…Только вперед, туда, где слышны орудийные раскаты. К своим.

И здесь опять не обойтись без воспоминаний нашего героя: «Шел, ложился, потом снова шел. Спал до утра в снегу. Один раз мне показалось совершенно ясно, что стоит дом, из дома выходит старик и говорит, что у нас здесь дом отдыха. Я говорю: “Помогите мне добраться”. А он все дальше и дальше уходит. Тогда я подхожу сам, но ничего не вижу. Потом пошел в другую просеку, смотрю – стоит колодец, девушка гуляет с парнем, а то кажется, что девушка с ведрами идет. “Что несете?” – “Воду”. Но воды мне не дала.

Я упал 12 километров от линии фронта, но никак не мог сообразить, где я, мне все время казалось, что я у себя на аэродроме или где-то близко. Смотрю, идет техник, который меня обслуживал, начинаю говорить ему: “Помоги выйти”. Но никто ничего для меня не делает. И такая история со мной продолжалась суток 10–11, когда галлюцинация у меня прошла.

Раз я просыпаюсь утром и думаю, что мне нужно делать? Я уже был совершенно в здравом уме. Очень сильно я отощал, так как ничего все время не ел. И компаса у меня нет. Я решил идти на восток, уже по солнцу. Вижу и самолеты, которые летят к нам. Думаю, наткнусь, в конце концов, на какое-нибудь село, а потом меня доставят. Но я очень сильно отощал и идти не мог. Шел я так: выбрал себе толстую палку, поставишь ее и подтягиваешь к ней ноги, так и переставляешь их. Так я мог пройти максимум полтора километра в сутки. А потом трое суток опять лежал и спал. И сны такие снятся, что кто-то зовет: “Леша, Леша, вставай, там тебе припасена хорошая кровать, иди туда спать…”

Так я провел 18 суток без единой крошки во рту. Съел я за это время горсть муравьев и пол-ящерицы. Причем я отморозил ноги. Я летел в кожанке и в унтах. Пока я ходил с места на место, в них попала вода, так как кругом уже таяло, а ночью было холодно, мороз и ветер, а в унтах вода, и я, таким образом, отморозил себе ноги. Но я не догадался, что ноги у меня отморожены, я думал, что не могу идти от голода».

Каждый человек боится смерти – это аксиома. Другое дело, как он держит себя в ситуации, когда она кажется абсолютно безвыходной. Если не теряет головы, а тому множество доказательств, то человек преодолевает страх опасности, и это сохраняет ему жизнь. До того, как Маресьева сбили, он не раз видел смерть, да и у самого хватало случаев навсегда распрощаться с белым светом. Отправляясь на боевое задание, его голову, пусть и не всегда, сверлила назойливая мысль: «Вот улечу сейчас и, может, уже не вернусь». Маресьев старался отогнать ее подальше, но она все равно возвращалась.

Страх смерти присутствовал в сознании Маресьева, когда он, отмерив восемнадцать суток, обессиленный, истощенный от голода, с отмороженными ногами, уже, казалось, ни на что не надеялся. «Страх присущ всем. Когда кто-то говорит, что ничего не боится, – не верьте. Но надо уметь побеждать это чувство» – эти слова Маресьев произнесет уже после войны. А пока он шел, падал, полз…

Что помогало ему идти навстречу жизни? Характер? Вне всякого сомнения. Он у Маресьева с детства – твердый, упорный. Воля? Безусловно. Без железной воли ему вряд ли бы удалось выдержать это, не укладывающееся в голове, многосуточное испытание. Вера? Она тоже присутствовала в его сердце. Хорошо знавший Маресьева митрополит Волоколамский и Юрьевский Питирим припомнил свою беседу с ним по поводу веры: «Народ наш был не только с партбилетом в кармане, но и с тайной молитвой, вложенной в партбилет, – об этом я по прошествии 50 лет могу свидетельствовать, поскольку совершал таинства над многими стариками-генералами. В кругу моих знакомых было много замечательных людей. Вспоминаю знаменитого героя, летчика Маресьева. Он мне рассказывал в частной беседе, что им двигало, когда он полз по лесу, раненый, – патриотичность? воинский долг? – Вера в то, что он увидит свою мать, которая без него просто не выживет: он ее кормилец, он ее сын».

А еще Маресьев все эти дни думал о своем спасении, какое-то внутреннее чувство ему подсказывало, что час этот наступит. Откроем очередные страницы его воспоминаний: «Потом на 18-е сутки 27 апреля [правильно 22 апреля. – Н. К.] часов в 7 вечера я лег под дерево и лежу. В это время слышу сильный треск. Я уже понимал, что в лесу здесь людей не было, и я решил, что идет какой-нибудь зверь, учуял жертву и идет. У меня осталось два патрона в пистолете. Я поднимаю пистолет, поворачиваю голову, смотрю – человек. У меня здесь мелькнула мысль, что от него зависит спасение моей жизни. Я ему стал махать пистолетом, но так как я оброс и стал очень худым, то он, наверное, подумал, что это – немец. Тогда я бросил пистолет и говорю: “Идите, свои”. Он подошел ко мне: “Ты чего лежишь?” Я говорю, что я подбит, летчик: “Есть ли здесь немцы?” Он говорит, что здесь немцев нет, так как это место в 12 км от линии фронта. Он говорит: “Пойдем со мной”. Я говорю, что не могу идти. – “Но я тебя не стащу с этого места. Тогда ты не уходи с этого места, я его знаю и попрошу председателя колхоза, чтобы он за тобой прислал лошадь”.

Часа через полтора слышу шум. Пришло человек восемь ребятишек 14–15 лет. Слышу, шумят, а не знаю, с какой стороны. Потом они стали кричать: “Здесь кто-нибудь есть?” Я крикнул. Тогда они подошли на расстояние метров 50. Тут я их уже увидел, и они меня увидели. Остановились. “Ну, кто пойдет?” – Никто не идет, боятся все. Потом один парнишка говорит: “Я пойду, только вы смотрите, если в случае чего, вы сразу бежите за народом, в деревню”.

Не доходит до меня метров 10. А я худой, оброс, вид, наверное, был страшный. Он подошел поближе. Я реглан расстегнул, петлицы видно. Он подошел еще поближе и кричит: “Подходите! Свой, летчик!” Те подошли, смотрят. Спрашивают: “Почему ты такой худой?” Я говорю, что не кушал 18 суток. И тут они сразу: “Ванька, беги за хлебом! Гришка, за молоком!” И все побежали, кто куда.

Потом приехал еще старик[19]19
  Речь идет о Михаиле Алексеевиче Вихрове.


[Закрыть]. Они положили меня на сани. Я положил старику голову на колени, и мы поехали. Оказывается, тот человек, который первый меня нашел, шел в обход, так как там было все заминировано.

Потом чувствую, что меня мальчик толкает:

– Дядя, а дядя, посмотри!

Я смотрю, подъезжаем к селу, поперек улицы что-то черное. Я говорю:

– Что это такое?

– А это весь народ вышел вас встречать.

И действительно, целая колонна стоит, а как въехали в село, получилась целая процессия. Старик остановился у своей избы. Тут люди меня нарасхват. Одна говорит, давай его ко мне, у меня молочко есть, другая говорит, у меня есть яички, третья говорит – у меня тоже корова есть. Слышу шум. Тут старик говорит:

– Я за ним ездил и никому его не отдам. Жена, неси одеяло, отнесем его в избу.

Внесли в избу, начали тут с меня снимать одежду. Унты сняли, а брюки пришлось разрезать, так как ноги распухли.

Потом смотрю, опять народ идет: кто несет молоко, кто яички, третий еще что-то. Начались советы. Один говорит, что его нельзя много кормить, вот, один инженер из Ленинграда сразу очень много покушал и умер, другой говорит, что нужно только молоком поить. Положили меня на кровать, дают мне молока и белого хлеба. Я выпил полстакана молока, больше не хочу, чувствую, что сыт. Они говорят: “Кушай, кушай”. А я не хотел больше. Но потом постепенно я стал есть.

Нашелся у них в селе какой-то лекарь, вроде фельдшера. Он посоветовал хозяевам вытопить баню и помыть меня. Все это они сделали. Вообще, очень хорошие люди оказались…»

Теперь подробно восстановим эти счастливые часы спасения с помощью его непосредственных участников. По свидетельству местных жителей, Маресьев был обнаружен 22 апреля неподалеку от деревни Плав Валдайского района Новгородской области. Населенный пункт находился в тылу советской линии фронта, примерно в 13 километрах. Какая-то женщина, а потом дед Матвеич из соседней деревушки Кувшины – принесли в деревню весть, что слышали в лесу стоны о помощи, но подойти к месту не рискнули. Делать это тогда было небезопасно. Всякое могло случиться. Рядом грохотал фронт. И кто там в лесной глуши – наши или немцы? Больше всего жители боялись провокаций.

Между тем два плавских парня – Александр Вихров и Сергей Малин все-таки отважились сходить в лес на разведку. Старшему из них Александру было на тот момент 22 года. Он уже успел повоевать с немцами, был тяжело ранен и, вернувшись домой после демобилизации в родное село, работал в колхозе. Младшему – Сергею, почти 18-летнему колхозному бригадиру, ближайшей осенью только предстояло идти на службу в армию. Отец Александра – Михаил Алексеевич Вихров, человек пожилой, председатель местного колхоза, пытался сначала отговорить смельчаков, но потом сказал, что если понадобится помощь, тут же соберет народ.

Вот что поведал спустя годы Александр Михайлович Вихров: «Нам тогда в каждом незнакомце диверсант чудился. Шла одна тетка из эвакуированных лесом, и показалось ей, что кто-то под деревом шевелится. Сказала нам. Мы с Сергеем на завалинке сидели… Вот и подхватились. За нами маленькие увязались: тетка по всей деревне раззвонила. Маленьких мы в лес не пустили, вдвоем пошли. Крадемся от дерева к дереву, и, признаться, жутковато стало: а ну как из автомата начнет палить? По нашему разумению, диверсант обязательно с автоматом должен быть. А как увидели его, в шлеме, в унтах, окончательно уверились, что диверсант с самолета сброшен. Свой-то зачем станет в лесу скрываться? Присели мы за дрова, да и кричим: “Хенде хох!” А он чуть слышно: “Свой я, русский”. Мы не очень-то верим, кричим: “Если свой, брось пистолет!” У него в руке пистолет был. Отбросил он, недалеко, шага на два: сил совсем не было. Ну, мы сразу к нему кинулись…»

В памяти Сергея Петровича Малина также отложилась встреча с летчиком: «Мы с Сашей, решив проверить ходившие по деревне слухи, пошли к тому месту, где кто-то из наших односельчан слышал человеческий голос. Было в тот день не по-весеннему холодно. Да и опасно вглубь леса идти – от наших-то мест не так уж далеко было до фронта. Пошли, однако. Нашли мы летчика в беспомощном состоянии, он лежал на снегу почти рядом с дорогой и лесной вырубкой. Был сильно исхудавший, еле говорил, не мог самостоятельно передвигаться. Убедившись, что мы – свои, советские и что немцев здесь нет, летчик объяснил, кто он такой, передал нам свои документы, планшетку, табельное оружие и попросил помочь добраться до деревни. Помню, мы перенесли его поближе к дороге, Саша остался, а я сбегал за санями».