Текст книги "Неправосудные приговоры к смертной казни"

На одном из допросов Щ. сказал, что якобы его малолетний сын говорит, что он, Аболмасов, убил свою мать.

Следователь К., допрашивая его, говорил, что его ждет расправа со стороны сокамерников, как с бывшим работником милиции, и смертная казнь по приговору суда, если он не признается в убийстве. Кроме того, будут устроены гонения на жену с ребенком. Добиваясь такого признания, К. неоднократно воспроизводил запись показаний его жены на магнитной ленте, в которых она уличала его в преступлении.

В этих же целях К. обещал, если он признает вину в убийстве, поместить его на некоторое время в психбольницу с последующим освобождением от уголовной ответственности, поскольку он является инвалидом в связи с черепно-мозговой травмой, или до суда содержать не в следственном изоляторе, а в изоляторе временного содержания, где он был бы огражден от притеснения со стороны сокамерников.

В начале мая 1983 г. К. и работник милиции Никитин на автомашине возили его по праздничному Краснодару и говорили ему, что он видит это последний раз в жизни, что жена его гуляет с любовником, собирается продать его автомашину, что она беременна не от него, Аболмасова. 7 и 8 мая 1983 г. его допрашивал Никитин, и он вынужден был оговорить себя.

В эти дни ему вызывали «скорую помощь», причем 8 мая при написании так называемой «явки с повинной» он потерял сознание. После оказания ему медицинской помощи Никитин заставил его дописать эту «явку с повинной». Тут же приехал К. и принудил его дать показания, которые занес в протокол. При этом Никитин и К. обещали до суда поместить его в ИВС, где он мог бы отдохнуть и набраться сил для борьбы за свое освобождение из-под стражи, куда он был заключен по ложному обвинению.

Потерпевшая Аболмасова В. И. показала, что когда ей с мужем предложили съездить на опознание их автомашины в Октябрьский РОВД, она оставила 5-летнего сына у соседки, рассчитывая вернуться домой через 2 часа, как ей сказали. В милиции ее допрашивали о том, чем они с мужем занимались 24 и 25 февраля 1983 г. Прокурор Щ. стал кричать на нее, обвинять, что она покрывает мужа, совершившего убийство. В тот же день ее задержали и, несмотря на то, что она невиновна, сказала о своей беременности, ее насильно отвезли в ИВС и поместили в камеру.

На следующий день во время допроса следователь К. принуждал ее сказать, что ее муж совершил преступление. При этом говорил, что имеются доказательства его вины, и он сам признался в убийстве. Если она не даст требуемых показаний, то будет отправлена в тюрьму, а сын – в детский дом.

Она отказалась оговорить мужа. После этого работники милиции уговаривали и принуждали ее дать нужные для следствия показания.

На третий день после задержания, во время допроса прокурор Щ. стал говорить ей, что у них имеется масса доказательств, подтверждающих, что убийство совершил ее муж, который в этом признался. Если она даст соответствующие показания, то будет освобождена. В противном случае ее отправят в тюрьму, а их ребенка в детский дом, при этом Щ. сказал, что она может повидаться со своим сыном. Но она отказалась, опасаясь, что ребенок может испугаться ее внешнего вида, который она имела в связи с арестом и болезненным состоянием.

Под влиянием всех этих мер она подписала протокол допроса, составленный прокурором Щ., в котором было сказано, что ее муж ночью 25 февраля 1983 г. неожиданно ушел из дома, а вернулся со следами крови на руках и одежде.

В тот же день такие же показания с записью на магнитную ленту она вынуждена была дать следователю К., а 28 февраля 1983 г. с выходом по месту ее жительства следователю Кузнецову, куда приезжал прокурор Щ. и оказывал давление, чтобы она повторила данные ему показания, иначе будет отправлена в тюрьму. После дачи ею требуемых показаний 28 февраля 1983 г. она была освобождена, в отношении ее была избрана мера пресечения – подписка о невыезде с места жительства, хотя обвинение ей не было предъявлено.

Показания потерпевших Аболмасовых соответствуют другим объективным данным.

Свидетель Белозеров А. А. подтвердил, что 25 февраля 1983 г. при доставке Аболмасова и его жены в Октябрьский РОВД им не сообщалась истинная цель их доставки и об обнаружении убитых Аболмасовой О. Б. и Ковалева не говорилось.

Протоколы задержания в порядке ст. 122 УПК РСФСР свидетельствуют о том, что Аболмасов и Кочеткова, как подозреваемые в совершении преступления, были задержаны 25 февраля 1983 г. (т. 1, л. д. 88, 92).

Подсудимый К. признал, что графа «мотив задержания» заполнена его рукой.

Постановление об освобождении из ИВС (т. 1, л. д. 193) подтверждает, что Кочеткова содержалась под арестом с 25 по 28 февраля 1983 г.

Как видно из постановлений, Аболмасов с 28 февраля 1983 г. по 13 января 1984 г. содержался под стражей в качестве меры пресечения (т. 1, л. д. 200; т. 8, л. д. 202).

Из приобщенных к настоящему делу протоколов допроса следует, что на допросах 25 и 26 февраля 1983 г. Кочеткова показывала, что ее муж Аболмасов ночью 25 февраля 1983 г. не отлучался из дома, а при допросе ее 27 февраля 1983 г. сначала Щ., а затем К. показала, что муж уходил из дома и возвратился со следами крови (т. 1, л. д. 89, 104, 171).

Аболмасов до 8 мая 1983 г. неоднократно допрашивался К. и дважды Щ. и последовательно отрицал свою причастность к убийству, а 8 мая вину признал (т. 1, л. д. 85, 126, 167; т. 2, л. д. 7, 157, 161, 189).

Свидетель Махатадзе А. Д. показала, что она в феврале 1983 г. 2 суток содержалась в одной камере ИВС вместе с Аболмасовой, которую часто вызывали на допрос, а когда она возвращалась в камеру, то жаловалась на принуждение следователя, говорила, что она не может оклеветать мужа в убийстве. В камере было холодно, Аболмасова говорила ей о своей беременности, переживала за своего ребенка, который остался у чужих людей, плакала.

Свидетель Козлова подтвердила, что после задержания Аболмасова и его жены их малолетний сын находился у нее до освобождения матери. На второй день после их задержания ее привезли в Октябрьский РОВД, где прокурор Щ. велел на следующий день привезти сына Аболмасова и Кочетковой, что она и сделала. После ее допроса она узнала, что мальчика заводил к себе в кабинет следователь К. и спрашивал у него об отце.

Свидетель Крайник И. Ю. показал, что он присутствовал при допросе Кочетковой в своем доме, куда прибыл прокурор Щ. и предложил Кочетковой рассказать то, что она уже рассказывала. Это был нажим. Кочеткова спрашивала, оставят ли ее дома. Вид у нее был болезненный, она плакала.

Второй понятой, присутствовавший при допросе Кочетковой в ее доме, – Яценко В. Н. показал, что Кочеткова была расстроена, заплакана, озабочена судьбой ребенка, показания давала неохотно. Ей кто-то сказал, чтобы она рассказывала, как было, и тогда ее не отправят обратно в камеру. Кто это говорил, он не помнит. Когда приехал прокурор Щ., он из дома вышел и не слышал, что он говорил.

Свидетель Кузнецов Ю. В., проводивший допрос Кочетковой в ее доме, показал, что Кочеткова добровольно давала показания. Щ. не принуждал ее к даче показаний, но перед уходом извинился перед Кочетковой за незаконное задержание.

Суд критически оценивает показания Кузнецова, как лица заинтересованного, поскольку он проводил указанное следственное действие и несет за него ответственность. К тому же его показания противоречат показаниям потерпевшей и другим материалам дела.

Свидетель Онищенко С. А. показала, что после освобождения из-под стражи Аболмасова пришла к ней и рассказала, что ее трое суток держали в камере, угрожали отправить в тюрьму, а ребенка в детский дом и лишить ее родительских прав. Следователь К. угрожал ей тем, что она не увидит своего ребенка, если не даст требуемых показаний о причастности мужа к убийству. В своем рассказе Аболмасова упоминала и прокурора Щ. По словам Аболмасовой, она оговорила своего мужа. Было видно, что Аболмасова перенесла сильное нервное потрясение. Она говорила, что ждет ребенка, и опасалась за его судьбу из-за того, что в камере было холодно и из-за сильных душевных переживаний, выпавших на ее долю.

О наличии у Аболмасовой в феврале 1983 г. беременности свидетельствуют акт судебно-медицинской экспертизы и медицинские документы (т. 2, л. д. 68; т. 14, л. д. 3).

Свидетель Стукаловский П. В. показал, что он вместе с Аболмасовым два месяца содержался в одной камере следственного изолятора. Отношение к Аболмасову со стороны сокамерников было враждебное в связи с тем, что он убил свою мать и не признавался в преступлении. Нередко дело доходило до драк. Сокамерник Кляута даже требовал, чтобы Аболмасов покончил с собой, бросившись с верхних нар вниз головой. Отношения обострились, когда в камеру поступили сведения, что Аболмасов якобы в прошлом работал в милиции.

Если бы эти сведения подтвердились, над Аболмасовым они бы надругались. Однако впоследствии они стали верить Аболмасову, который с допросов приходил подавленный, сам не свой, говорил, что следователь и прокурор заставляют его признаться в совершении преступления, угрожали арестовать его жену. В камере ему часто делалось плохо, и им приходилось вызывать врача.

Аналогичные показания дал свидетель Кляута М. К., содержавшийся в одной камере следственного изолятора с Аболмасовым около месяца.

Из показаний свидетелей Тютюнника В. Ф., Туриченко А. Ф. и медицинских документов усматривается, что утром 7 мая и вечером 8 мая 1983 г. в ИВС вызывалась машина «скорой помощи», и Аболмасову оказывалась медицинская помощь, что подтверждает показания Аболмасова о том, что во время написания так называемой «явки с повинной» ему стало плохо, и он потерял сознание (т. 11, л. д. 29–34).

Приобщенные к делу документы об истории болезни Аболмасова свидетельствуют о том, что в ноябре 1979 г. ему была произведена костно-пластическая трепанация черепа в связи с тяжелой черепно-мозговой травмой. До апреля 1982 г. Аболмасов был инвалидом 2-й группы, а затем ему установлена 3-я группа инвалидности (т. 2, л. д. 107).

Вина К. и Щ. в халатности, повлекшей причинение Аболмасову материального ущерба, подтверждается следующими доказательствами.

Потерпевший Аболмасов показал, что, будучи арестованным, неоднократно просил следователя К. и прокурора Щ. о принятии мер к сохранности имущества его матери, дома и его вещей, находившихся в доме. К. заверял, что меры приняты, а Щ. заявил: «Твой дом – тюрьма», давая понять, что ему никакое имущество не понадобится. Освободившись из-под стражи в январе 1984 г., он обнаружил дом полупустым, что зафиксировано в акте от 25 января 1984 г. Вещи, полученные от следственных органов на ответственное хранение, Белоблоцкий В. Б. ему передал. Невозмещенный ущерб составляет 9526 руб.

Потерпевшая Аболмасова показала, что, узнав о разбазаривании имущества ее мужа и его матери в доме, брошенном на произвол судьбы, она написала заявление и 4 марта 1983 г. пошла к следователю К., который не стал с нею разговаривать. Щ. обещал разобраться, однако никаких мер до конца следствия принято не было, в результате чего много вещей пропало.

Из показаний свидетелей Крайника И. Ю. и Немоконова В. К. следует, что К. после случившегося неоднократно посещал дом Аболмасовых и изымал различные предметы без составления протокола изъятия.

Свидетель Кузнецова В. А. показала, что после осмотра места происшествия 25 февраля 1983 г. двери дома Аболмасовой были закрыты «на гвоздик», то есть в косяк был вбит гвоздь и загнут, а на двери была наклеена бумажка. Следователь К. неоднократно приходил в указанный дом с какими-то лицами. Она, Кузнецова, три раза видела дом Аболмасовой открытым. Приезжавшие работники милиции снова закрывали дом только «на гвоздик».

Из показаний свидетеля Васильева В. М. усматривается, что он неоднократно звонил следователю К. и сообщал, что дом Аболмасовых открыт. К. обещал разобраться и принять меры.

Свидетель Боброва В. П. показала, что она проживала по соседству с Аболмасовой и видела, что у нее и ее сына Геннадия было много хороших вещей. После смерти Аболмасовой дом был брошен на произвол судьбы, имущество растаскивалось. Потом дом был передан Белоблоцкому В. Б.

Свидетель Белоблоцкий показал, что в конце мая 1983 г. следователь К. передал ему на хранение узел с вещами Аболмасова и письмо председателю квартального комитета с просьбой организовать передачу ему дома Аболмасовой с находившимся в нем имуществом. Дом был закрыт на гвоздь. Находившиеся в нем вещи были переписаны комиссией. Впоследствии все полученное он передал Аболмасову.

Письмо на имя председателя квартального комитета от 23 мая 1983 г. за подписью К. о передаче Белоблоцкому дома Аболмасовых с находившимися в нем вещами, свидетельствует о том, что следственные органы лишь через 3 месяца приняли меры к сохранности имущества арестованного Аболмасова и его матери, убитой 25 февраля 1983 г. (т. 2, л. д. 105).

Показания Аболмасовой о том, что она 4 марта 1983 г. обратилась к прокурору Щ. с заявлением по поводу имущества, подтверждаются копией заявления (т. 4, л. д. 98).

Ответ К. от 31 марта 1983 г. на имя Кочетковой свидетельствует о том, что ни он, ни Щ. не приняли необходимых мер к сохранности имущества Аболмасовых (т. 4, л. д. 105).

Таким образом, исследовав и оценив собранные по делу доказательства, судебная коллегия считает вину Щ. и К. в совершении указанных преступлений установленной.

Утверждение подсудимого Щ. о том, что задержание Аболмасова и его жены Аболмасовой, осуществленное в соответствии со ст. 122 УПК РСФСР, было законным, – несостоятельно, ибо согласно указанному закону, лицо, подозреваемое в совершении преступления, может быть задержано, когда оно застигнуто при совершении преступления или непосредственно после его совершения, либо когда очевидцы прямо укажут на данное лицо, как на совершившее преступление, либо когда на подозреваемом или на его одежде, или в его жилище будут обнаружены явные следы преступления. При наличии иных данных, дающих основание подозревать лицо в совершении преступления, оно может быть задержано лишь в том случае, если это лицо покушалось на побег, или когда оно не имеет постоянного места жительства, или когда не установлена личность подозреваемого.

Как видно из материалов дела, ни одного из оснований, указанных в законе, для задержания Аболмасова и Аболмасовой не имелось. Следовательно, задержание их было незаконное, о чем подсудимые знали.

Как признал подсудимый Щ., вопрос о задержании потерпевших с ним согласовывался.

За заведомо незаконное задержание К. и Щ. обоснованно привлечены к уголовной ответственности по ч. 2 ст. 178 УК РСФСР.

Доводы подсудимых о том, что допросы ими проводились в рамках закона, без применения угроз и иных незаконных мер, опровергаются приведенными доказательствами, из которых следует, что Щ. и К. при допросе Аболмасова и Аболмасовой с целью получения показаний, соответствующих их ошибочной версии о совершении преступления Аболмасовым, принуждали его признаться в убийстве матери и квартиранта, а Аболмасову принуждали дать показания, уличающие мужа в этом преступлении. При этом применялись различные угрозы, использовались родительские чувства допрашиваемых, особенно материнские чувства Аболмасовой, болезненное состояние потерпевших, обман, различные посулы и обещания – все это нельзя отнести к законным, дозволенным методам допроса.

Следственные органы указанные действия квалифицировали по ч. 2 ст. 179 УК РСФСР, усматривая в содеянном К. и Щ. квалифицирующий признак принуждения – издевательство над личностью допрашиваемых. Однако из материалов дела нельзя сделать вывод, что принуждение к даче показаний было соединено с издевательством над потерпевшими, по существу, этот признак не раскрыт и в обвинительном заключении. Поэтому судебная коллегия полагает, что подсудимые за указанные действия должны нести ответственность по ч. 1 ст. 179 УК РСФСР.

Хотя подсудимый Щ. не признал свою вину в халатности, ссылаясь на то, что он давал К. указания принять меры к сохранности имущества, тем не менее, он обоснованно вместе с К. привлечен к уголовной ответственности за халатность по ст. 172 УК РСФСР, поскольку он, участвуя в расследовании дела, осуществляя надзор, в нарушение требований ст. 98 УПК РСФСР не принял мер к сохранности имущества Аболмасовых, не проконтролировал выполнение требований указанной статьи К., располагая из жалоб сведениями о бездеятельности К. в этом отношении, сам не принял никаких мер к сохранности имущества, вследствие чего значительная часть имущества была утрачена, чем потерпевшему Аболмасову был причинен существенный вред – материальный ущерб на сумму 4903 рубля.

Подсудимому Щ. предъявлено обвинение в принуждении подозреваемого Карагодина к даче показаний, т. е. в преступлении, предусмотренном ч. 1 ст. 179 УК РСФСР.

Этот эпизод подлежит исключению из обвинения Щ. по следующим основаниям.

Подсудимый Щ. вину не признал и заявил, что он не применял никаких противозаконных мер к принуждению Карагодина к даче показаний, которые бы соответствовали версии следствия.

Вызванный в суд свидетель Карагодин по этому эпизоду объяснений не дал. Из его показаний на предварительном следствии, оглашенных в судебном заседании, не видно, чтобы Щ. принуждал Карагодина к даче показаний путем применения угроз и иных незаконных мер, что является необходимым элементом состава преступления, предусмотренного ст. 179 УК РСФСР. В обвинительном заключении также не указано, какими незаконными действиями Щ. принуждал Карагодина к даче показаний.

Щ. и К. предъявлено обвинение в привлечении к уголовной ответственности заведомо невиновного Аболмасова – по ч. 2 ст. 176 УК РСФСР.

В обоснование этого обвинения в обвинительном заключении делаются ссылки на недостатки, упущения в расследовании дела, нарушения уголовно-процессуального закона со стороны работников следствия, которые предопределили привлечение к уголовной ответственности и осуждение Аболмасова.

Подсудимые Щ. и К., оспаривая вину, объяснили упущения и недостатки расследования большой нагрузкой и неопытностью следователей, принимавших участие в следственных действиях, и заявили, что, привлекая Аболмасова к уголовной ответственности, они были убеждены, что убийства совершил он, и к этому были основания, ибо у Аболмасова с матерью и Ковалевым были напряженные отношения, возникали конфликты, а осмотр места происшествия показал, что убийство совершил человек, близкий Аболмасовой. Было обнаружено письмо Аболмасовой о том, что у нее с сыном и снохой сложились неприязненные отношения, были собраны и другие улики, позволившие подозревать Аболмасова в совершении преступления.

Исследовав доказательства по рассматриваемому эпизоду обвинения, судебная коллегия считает, что хотя невиновный Аболмасов действительно был привлечен Щ. и К. к уголовной ответственности за преступление, которого он не совершал, однако это произошло вследствие односторонности и неполноты предварительного следствия, в результате следственной ошибки, заблуждения со стороны подсудимых, что исключает уголовную ответственность по ч. 2 ст. 176 УК РСФСР, по которой Щ. и К. подлежат оправданию за отсутствием состава преступления.

Потерпевшим Аболмасовым заявлен гражданский иск о взыскании с К. и Щ. 9526 рублей в возмещение ущерба в связи с утратой имущества (т. 11, л. д. 212–216).

Гражданский иск подлежит удовлетворению частично.

<…>

(Далее составителем опускаются три абзаца приговора).

Таким образом всего подлежит взысканию 4903 руб., в том числе носильные вещи – 1892 руб. 10 коп., постельное белье – 663 руб. 90 коп., посуда – 167 руб. 70 коп., парфюмерия – 139 руб., электроприборы и радиоаппаратура – 307 руб., книги – 200 руб., вещи домашнего обихода – 441 руб. 50 коп., материалы и принадлежности для автомашины – 158 руб., форменная одежда – 296 руб. 86 коп., продукты – 94 руб., часы – 273 руб., колонки 5– 15 и шнуры – 130 руб. Кроме того, подлежит взысканию стоимость облигаций – 100 руб. и лекарств – 100 руб.

Материальная ответственность должна быть возложена на К. и Щ. в долевом порядке, исходя из степени вины в халатности и причинении имущественного ущерба потерпевшему.

При назначении наказания суд в соответствии со ст. 37 УК РСФСР учитывает характер и степень общественной опасности совершенных подсудимыми преступлений, личность каждого из них и обстоятельства дела, а также смягчающие и отягчающие их ответственность обстоятельства.

Подсудимые совершили преступления против правосудия, занимая ответственное должностное положение: Щ. – прокурора района, К – следователя районной прокуратуры.

Однако принимая во внимание, что со времени совершения преступления прошло несколько лет, из органов прокуратуры они уволены, К. имеет на иждивении малолетнюю дочь, суд считает возможным на основании ст. 43 УК РСФСР назначить подсудимым более мягкое наказание, чем предусмотрено ч. 1 ст. 179 УК РСФСР.

Исходя из изложенного, руководствуясь ст. 301, 315, 317 УПК РСФСР, судебная коллегия по уголовным делам Верховного Суда РСФСР

ПРИГОВОРИЛА:

Щ. Виктора Пантелеевича и К. Александра Оксентовича признать виновными в совершении преступлений, предусмотренных ст. 172, ч. 2 ст. 178, ч. 1 ст. 179 УК РСФСР.

Назначить наказание:

Щ. Виктору Пантелеевичу по ст. 172 УК РСФСР два года исправительных работ по месту работы, с удержанием 20 % заработка в доход государства, по ч. 2 ст. 178 УК РСФСР один год исправительных работ по месту работы, с удержанием 20 % заработка в доход государства, по ч. 1 ст. 179 УК РСФСР с применением ст. 43 УК РСФСР два года исправительных работ по месту работы с удержанием 20 % заработка в доход государства.

На основании ст. 40 УК РСФСР по совокупности совершенных преступлений Щ. Виктору Пантелеевичу окончательную меру наказания определить путем поглощения менее строгого наказания более строгим – два года исправительных работ по месту работы, с удержанием 20 % заработка в доход государства.

К. Александру Оксентовичу по ст. 172 УК РСФСР – два года исправительных работ по месту работы, с удержанием 20 % заработка в доход государства, по ч. 2 ст. 178 УК РСФСР – один год исправительных работ по месту работы, с удержанием 20 % заработка в доход государства, по ч. 1 ст. 179 УК РСФСР с применением ст. 43 УК РСФСР – два года исправительных работ по месту работы, с удержанием 20 % заработка в доход государства.

На основании ст. 40 УК РСФСР по совокупности преступлений К. Александру Оксентовичу окончательную меру наказания определить путем поглощения менее строгого наказания более строгим – два года исправительных работ по месту работы, с удержанием 20 % заработка в доход государства.

По ч. 2 ст. 176 УК РСФСР Щ. Виктора Пантелеевича и К. Александра Оксентовича оправдать за отсутствием состава преступления.

Взыскать в пользу Аболмасова Геннадия Георгиевича с К. Александра Оксентовича 3903 (три тысячи девятьсот три) рубля, со Щ. Виктора Пантелеевича 1000 (одну тысячу) рублей, в остальной части иска отказать.

При исполнении приговора в части гражданского иска взыскание обратить на имущество должников, в том числе на денежный вклад Щ. в Центральной сберегательной кассе № 8280/07 °Cоветского района г. Краснодара на счете № 21492 (т. 13, л. д. 267, 269; т. 15, л. д. 172).

Приговор кассационному обжалованию и опротестованию не подлежит и вступает в законную силу с момента его провозглашения.

Председательствующий: Черкасов В. И.

Народные заседатели: Азаров А. Е., Каменский Ю. П.