Текст книги "Кудеяр"

Книга Третья

I. Разбой

Кудеяр ехал, выдавая себя за новокрещеного татарина; остановившись на постоялом дворе, он услыхал, как проезжие люди рассказывали друг другу, что царь, вновь показнивши знатных людей, уехал с опричными людьми разорять вотчины казненных, и бедному народу приходят скорбь и тесноты паче прежнего. На переправе через Угру Кудеяр разговорился с купцом, ехавшим из Москвы: тот рассказал ему, что в Москве служили по церквам молебен об избавлении царя от убийцы.

– А кто такой этот злодей? – спросил Кудеяр.

– Имя ему Кудеяр, – сказал купец, – он был в плену у татар, там принял бусурманскую веру и от Христа Бога отрекся, а хан крымский выпустил его на Русь и научил его нашего православного царя убить, только не попустил Бог.

– А мне говорили не так, – вмешался в разговор другой проезжий, – говорят, он принял бусурманскую веру и вернулся в Русь, а того никому не говорит, что он побусурманился, только уж как-то узнала про то жена его и стала его корить, а он жену повесил. Государь-царь, как уведал про то, приказал привести его пред себя, а он как бросится на царя, а тут над ним совершися несказанное чудо: внезапу явился ангел и порази его мечем огненным – он как стоял, так и провалился сквозь землю.

– Да, – сказал купец, – и мы слыхали, говорят, будто провалился под землю, только вот про жену его я не слыхал.

Кудеяр умышленно поехал глухими дорогами. Спустя сутки после переправы через Угру ему случилось ехать по лесу; лошадь его притомилась, он снял с нее вьюк и седло, развел огонь и стал варить кашу с сушеным мясом в небольшом казанке, что находился у него под седлом, вместе с другою рухлядью, которою снабдил его Ямболдуй-мурза.

В это время послышался лошадиный топот и раздался голос:

– Что тут за люди?

– А вы что за люди? – спросил Кудеяр, вскочивши на ноги.

– А мы такие люди, – сказал незнакомец, сидевший на лошади, – что нас много, а ты один. Стало быть, развязывай мошну да лошадь свою нам отдавай, потому что у нас лошадей недостача.

Кудеяр, не говоря ни слова, уцепился обеими руками за дубок, наклонил его и переломил надвое; потом, взявши в обе руки отломленную часть дерева, замахнулся ею на незнакомца.

– Черт! Леший! – закричал незнакомец, уклонившись от удара, тронул под бока свою лошадь и поскакал…

– Не черт и не леший, – кричал ему вслед Кудеяр, – а крещеный человек, такой же опальный, бесприютный, как ты! Иди лучше сюда подобру-поздорову, да поговорим.

– Коли так, то иная речь, – сказал незнакомец и поворотил к нему лошадь. За незнакомцем ехало девять человек конных.

– Вы, братцы, – говорил Кудеяр, – верно, таковы, что коли вас поймают, так повесят, да больше ничего; ну а со мной расправились бы почище! Слезайте, братцы, с лошадей, мы свои. Мне таких надо, как вы, и я вам нелишний; будете Бога славить за то, что меня встретили.

Незнакомцы сошли с лошадей.

– Я вас не стану спрашивать, кто вы такие, – сказал Кудеяр, – а сам вам про то скажу: есть меж вас крестьяне из опальных вотчин, и боярские люди, и служилые, бежавшие от службы, и посошные, ушедшие от посохи.

– Прямо уделил! – сказал один из незнакомцев.

– Вы, – продолжал Кудеяр, шатаетесь по лесам, слоняетесь по дорогам, в чужие мошны заглядываете… а много вас?

– Человек… человек более сотни будет, – сказали ему.

– Врете, – сказал Кудеяр, – прибавили; вас не так много, вас, может быть, немного больше как полсотни!

– Отгадал, – сказал один из незнакомцев, – нас теперь шестьдесят девять человек… да ты что, ведун, что ли?

– Да, ведун, – сказал Кудеяр, – и ведаю про вас то, чего вы не ведаете; ведаю я то, что коли вы будете жить в лесу в таком малом числе, то, проведавши про ваши разбойные дела, пошлют на вас многих воинских людей, и станы ваши найдут и разорят, и вас самих заберут и перевешают. Почему вы к другим на сход не идете, чтоб у вас и у других сила была?

– Другие сами по себе, – сказал один из удалых, – и нам надобно куска, и другим тоже.

– Всяк в своем месте промышляй, а другому не мешай, – сказал другой.

– У тех свои атаманы, у нас свои, – сказал третий.

– А вы знаете, дурни, – сказал Кудеяр, – мучитель, что живет в Александровской слободе, опять пошел жечь и разорять крестьян казненных от него бояр, а своих опричников выправляет выкоренять по лесам удалых. А вы в разных местах малыми ватагами стоите, вот вас и заберут… Вам-то, дурням, всех опаснее: вы недалеко от города стоите. А подумать вам, чтобы стать вместе большою силою.

– И впрямь так, братцы, – сказал один из удалых, – вон, говорят, Муравья, что стоял промеж Серпухова и Тулы, разбили и самого взяли и повесили в Серпухове.

– Нам коли петли бояться, так и в лес не ходить, – произнес другой.

– И с голода умирать, – заметил третий, – здесь наша пожива.

– Славная, думаю, пожива у вас! – сказал Кудеяр. – Оружьишко-то у вас дрянь! Разве что на дороге бедняка оберете, алтын возьмете, да у крестьянишки какого-нибудь из клети сермяжку вытянете! Не такова была бы у вас пожива, коли б вас было поболе да все хорошо изоружены были: тогда бы какой богатый монастырь обобрали или город взяли.

– Оно правда, – сказали удалые, – поживы-то нам немного бывает… да и нечасто…

– Чем вам-то по лесам скитаться невеликими ватагами, идите ко мне на службу, – сказал Кудеяр.

– Как «к тебе на службу», – спрашивали изумленные разбойники, – да ты кто таков? Разве ты нам платить станешь? Ништо у тебя денег много?

– Достанет на жалованье не одним вам, даром что теперь в кармане очень мало, – сказал Кудеяр. – Найду откуда заплатить, а моя плата вернее царской. Идите воевать, я вас поведу.

– На кого воевать?

– На мучителя, что сидит в Александровской слободе.

– На царя? – сказали разбойники. – Он, видно, не в своем уме! Что вы с ним раздобариваете? Он шальной!

– Вам то в башку не приходило! Кто вам ворог, кто разорил вас и заставил шататься без приюта? Через кого жить нам стало горько? Все через него. Против него воевать пойдем.

– Да ништо это можно? Это все равно что со всею землею воевать.

– Вот и не то! Земля-то будет за нас.

– Без Бога свет не стоит, и без царя земля не правится, – заметил один разбойник, – где царь, там земля за него.

– Будет, – сказал Кудеяр, – царь иной: князь Владимир Андреевич! Земля его хочет. Мы, братцы, мучителя стащим с престола и посадим Владимира Андреевича. И за такое дело новый царь вас пожалует.

– Нашим ли рылом такие дела вершить, – сказали разбойники. – Нам ли, мужикам, царей садить? То дело боярское.

– Бояре за нас, – сказал Кудеяр, – есть бояре опричные, те за мучителя, а бояре есть земские – настоящие-то бояре: они за нас.

– Так что же, стало быть, ты от бояр нам платить станешь? – спрашивали разбойники.

– Было бы за что платить, – сказал Кудеяр. – Вы будете на службе князя Владимира Андреевича, а я от него буду вам жалованье давать.

– Ну, давай, – сказали разбойники.

– И дам, – сказал Кудеяр, – да прежде всего ряд надо учинить: вы должны, собравшись, идти все за мною к Белеву. Там, в лесу, есть стан, а в нем стоит с ватагою атаман Окул Семенов; а к нему пристала другая ватага, у ней атаманом Урман. Вы пристанете к ним.

– Сами мы не можем идти, – отвечали ему, – у нас есть атаман выбранный, и атаман сам собою ничего не делает, а все решает круг.

– Дело правое, – сказал Кудеяр, – я поеду с вами в ваш стан, поговорю с атаманом и с кругом.

Кудеяр убрал свою рухлядь, навьючил на коня и поехал на этом коне с разбойниками. Они свернули с дороги в лес, ехали извилинами, обходя яры и овраги, и прибыли в долину, где показались признаки жилья. Вырыты были землянки, близ них виднелись следы огня. Кудеяр увидел мужчин, сидевших кружками, увидел женщин и детей.

– Э, да вы тут с бабами и ребятишками! – заметил Кудеяр.

– Не все, немногие, – сказали провожавшие его разбойники, – к нам пристали из опальных сел кое-какие люди и крестьяне с женами, у иных дети, а у других, у молодых, старые отцы и матери. Что с ними делать? Не побить же их. Да око их немного. У нас человек двадцать не более с семьями, а то все одиночные; иные сами не знают, где их жены и дети и что с ними сталось.

– Где десять баб на полсотни мужиков – неладно бывает! – заметил Кудеяр.

– Женки у нас есть варят на ватагу, – говорили разбойники, – и на всех моют, мы им даром хлеба есть не даем.

Женщины были одеты очень бедно и грязно. Видно было сразу, что они были здесь словно рабочим скотом. Лица у них были истощенные, испитые. Когда Кудеяр сошел с лошади, к нему подошла толпа удалых, одетых в серые зипуны, в лаптях, другие в сапогах, не отличавшихся крепостью. На многих шапки были с дырами, на иных, вместо серых зипунов, были вытертые ветхие тулупы, надетые шерстью вверх. Удалые, провожавшие Кудеяра, показали ему атамана. То был человек лет пятидесяти, с небольшою седоватою бородкою и с большими растопыренными усами; лицо у него было круглое, а зеленоватые глаза глядели как-то коварно. В его физиономии было что-то кошачье.

Кудеяр стал ему говорить в таком же смысле, в каком говорил встретившимся на дороге разбойникам. Атаман слушал недоверчиво, но стоявшие возле него товарищи не дали ему изъявить несогласия. Обещание давать жалованье склоняло их на сторону Кудеяра.

– Собирай круг, атаман, – сказали они атаману.

Атаман опасался, что новый человек подманит всех и его выберут атаманом, и потому не хотел собирать круга.

– Коли с тобою много денег, – сказал он, лукаво улыбаясь, – так ты отдай их мне, а я уж буду знать, что сказать кругу.

– Со мной тут нет денег, – сказал Кудеяр, – и ты меня обобрать не порывайся; а денег у меня много, так много, что станет на жалованье не вашей одной ватаге, а также иным, которые пойдут за князя Владимира Андреевича. А я тебе, атаман, скажу вот что: ты боишься, чтоб я тебя не сместил и сам не стал бы атаманом, – этого не бойся. Ты останешься атаманом, и кроме тебя у меня будут еще атаманы: разумей это. Я не атаманствовать пришел к вам, а набирать вас в службу князя Владимира Андреевича за жалованье и за великие от него милости, что вы все получите, как посадим его на престоле.

Собрали круг. Неженатые и одинокие легко поддались увещаниям Кудеяра. Но женатые стали толковать, как им подняться в путь с женишками и с детишками, коли у них-то на всех только двенадцать лошадей.

– Деньги ты нам дашь, – говорили они Кудеяру, – а что, мы их укусим, что ли? Их не съешь, не оденешься ими здесь. У нас тут хлеба нет, живем тем, что птицу либо зверя убьем: пропадаем с голоду, с холоду! Деревни отсюда редко; да пойдешь в деревню – не всегда что украсть удастся; конные ездят на добычу, а нам не дают, а коли что дадут, то разве чтоб мы с голоду не околели.

– Все равно, – сказал Кудеяр, – коли тут останетесь, то пропадете: на вас скоро царская рать пойдет с оружием, с пушками. А у вас какое оружьишко!

– О дне стрелы да дубины, – отвечали ему, – сабель мало у кого, а ружей не будет на всех нас и десятка.

– Вот оно что, – сказал Кудеяр. – Живот свой дороже всего. Можно и пешком идти. Оставаться тут вам нельзя. А я вот попытаюсь вам добыть лошадей. Чьи тут есть боярские вотчины?

– Верст будет двадцать – вотчины Воротынского.

– И табуны есть?

– Большие.

– Отчего же вы не отобьете их?

– Там людно. Напасть на табун да отогнать было бы можно, да увести как? Тотчас соберутся крестьяне и догонят.

– Да и то, – сказали другие, – у нас, как стать говорить о том в круге, так одни согласятся, а другие заупрямятся.

– Дайте мне троих, знающих хорошо дорогу; я вам пригоню лошадей, – сказал Кудеяр.

Выбрал Кудеяр троих молодцов с лошадьми и поехал по их указанию, пробираясь среди зарослей, потом повернул по дороге, которая вилась между селениями, отстоявшими одно от другого на несколько верст. Они наехали на одну деревню. В ней было дворов около двадцати, время было рабочее, оставалось немного народа. Кудеяр потребовал себе веревок и обещал заплатить за них. Старики и старухи нашли ему мочальных веревок. Кудеяр заплатил дороже, чем оне стоили, и поехал далее. Верст через семь он увидал большой табун лошадей, пасшихся на лугу. Табунщиков было десять человек, но не все они были вместе. Кудеяр с товарищами подъехал к двоим из табунщиков, стоявшим на конце табуна, и сказал:

– Нам нужно сто лошадей; свяжите их веревками по две вместе, чтоб было пятьдесят пар. Мы заберем их с собой и угоним.

Табунщики стояли, выпучивши глаза, как ошеломленные. Кудеяр говорил с ними так спокойно, как будто имел полное право распоряжаться, как будто лошади были его собственные.

– Повертывайтесь скорее. Делайте, что вам велят! – прикрикнул он.

– Да как же так? – возразили табунщики.

– А так, как я вам велю! Скорее. Хотите разве отведать вот этого?

Он показал им плеть.

– У тебя, – спрашивали табунщики, – есть приказ от боярина? Иди с ним во двор к приказчику.

– Я вам приказчик, коли приказываю, – сказал Кудеяр.

Оторопевшие табунщики сказали, что идут отгонять лошадей.

Увидя незнакомых людей, разговаривающих с их товарищами, другие табунщики сочли нужным подойти. Те, которым Кудеяр прежде сообщил свое требование, стали передавать его другим, а Кудеяр, не дожидаясь новых вопросов, выразительно сказал подошедшим другим табунщикам:

– Отгоните сто лошадей. Свяжите их веревками. Мы их угоним с собою.

– У нас есть приказчик… – начали было табунщики.

Кудеяр прервал их:

– Я побольше вашего боярина, не то что вашего приказчика. Сейчас делайте, что вам приказывают, а то я вас изотру в пыль, сякие-такие дети, и приказчика вашего с вами!

Табунщики совсем растерялись. Им казалось: перед ними что-то большое, сильное, полновластное, что-то… они не могли назвать, что оно такое, поехали отгонять лошадей и связывать их. Но один из них поворотил лошадь и поскакал прочь. Кудеяр смекнул, что он едет в село поднимать тревогу, поскакал вслед за ним, догнал, огрел плетью по спине так, что тот опустил голову на гриву своему коню и чуть не лишился чувств, а потом, пришедши в себя, застонал… Кудеяр схватил за повод его лошадь, хлестнул ее плетью и погнал вперед себя, к табуну.

– Дело делай, что тебе велено, а не улепетывай, сякой-такой сын! – закричал Кудеяр.

Табунщики исполнили приказание Кудеяра. Лошади были отогнаны, связаны. Кудеяр поехал вперед; за ним товарищи погнали лошадей. Табунщики стояли в изумлении, пока похитители не скрылись из глаз.

– Что оно такое? – стали тогда рассуждать табунщики. – Как же это нас десять, а их четверо? Что же они, от боярина? А может, от самого царя? Сказать бы: не разбойники ли они? Нет, не похоже… Разбойники так не ходят. И как же разбойники пойдут четверо на десятерых человек, да еще днем, неподалеку от села. Разве уж не чужие ли воинские люди пришли? Может быть, Литва? Так и есть, верно, Литва.

На этом остановились табунщики в своих догадках.

– Не будемте, – сказал один из табунщиков, – говорить приказчику, что их было всего четверо, а скажем, что приходили многие воинские люди и отогнали лошадей.

И пошли они к своему приказчику и наделали большой тревоги. Пошла весть, что пришли многие воинские люди, и испуганные крестьяне хотели собираться в осаду.

Кудеяр с товарищами, по дороге, покормили свою добычу чужим овсом на ниве; люди, увидя, что лошадей много, боялись зацеплять их и думали, что чужих людей пришло столько же, сколько лошадей. Кудеяр благополучно со всем своим табуном добрался через лесные заросли до разбойничьего стана.

Все разбойники были в изумлении и обещали во всем покоряться Кудеяру.

– Вот вам лошади, – говорил он, – будет не только вам всем, но останется и тем, которые к нам вновь пристанут.

Стал Кудеяр расспрашивать, где есть монастыри, и узнал, что в соседстве есть два монастыря – один Добрый, а другой, в иной стороне, Оптин[36]36
  Добрый Покровский Зачатийский Богородицкий мужской монастырь на правом берегу р. Оки близ г. Лихвин основан предположительно в XIV в. Под названием Оптин существовало два монастыря: Оптин Троицкий мужской с восточной стороны г. Волхова, на берегу р. Нугры, и Оптина Введенская Макариева мужская пустынь близ г. Козельска, на берегу р. Жиздры. По преданию, оба монастыря основаны раскаявшимся разбойником Оптой в XIV в.


[Закрыть].

Было в ватаге двое братьев; они были калужане, сыновья разоренного и переведенного куда-то сына боярского Юдинкова. Отец их был выходец из Украины, и сыновья немного напоминали Кудеяру Украину. Сыновья эти были по царскому приказанию разлучены с отцом; отца перевели в Казань, а сыновья были отправлены на переселение в Ливонию, но ушли оттуда в калужский край, им знакомый, и пристали к шайке ради спасения собственной шкуры. Одного из них звали Жданом, другого Василием. Кудеяру полюбились эти молодцы, и они с первого разу прониклись каким-то благоговением к этой сильной личности. Кудеяр взял их обоих с собою снова и отправился к Доброму монастырю. Достигнув деревянной ограды монастыря, расположенного в роще, Кудеяр оставил своих товарищей с лошадьми, а сам вошел пешком в отворенные ворота монастырского двора.

Он встретил послушника и сделал ему такой вопрос:

– Где лежит монастырская казна? Не у игумена ли?

– А тебе на что? – спросил изумленный послушник.

– Я приехал посчитать вашего отца-игумена: как он правит крестьянами, какие доходы получает, как братию и вас, послушников, кормит? Не бывает ли с вами лют?

Послушник простодушно вообразил, что это такое сильное лицо, которое будет творить суд и расправу над игуменом, и стал рассказывать про разные злоупотребления: сообщил, что игумен творит у себя в келье пиры для гостей мирских, пьет с ними сладкие меды, а по большим праздникам и фряжское вино, а братии один квас дает, и то кислый; игумену христолюбцы привозят свежую рыбу, он же братии дает только вяленую, а порой тухлую; у игумена пшеничные калачи пекутся, а братии хлеб дают только житный, а порой пушной; все доходы игумен берет на себя, а казну монастырскую держит у себя в келье, в простенке, с запертыми на замок дверцами, да там у него есть и чужие деньги, что отдали ему приятели на поклажею; у игумена на хуторе живет посестрея[37]37
  Посестрея, посестрия – постриженная (в монашество) жена.


[Закрыть], а у посестреи дети, их игумен кормит; игумен часто пьян бывает, а старцы жаловаться на него не смеют, для того что сами старцы живут непочестно, робят голоусых к себе в келью водят, а другие, имея женок и девок, по вся дни пьяны бывают, а иноды в монастыре недели по две и по три пенья не бывает; придут люди на молитву издалека, да так и пойдут, не помолившись.

Кудеяр выслушал все это и узнал от послушника, что он просфоры печет, пошел с ним в просвирню, увидел там два мешка с мукою и велел просвирнику дожидаться его, когда он выйдет от игумена.

Кудеяр подошел к келье игумена, деревянной избе, крытой неободранною березою, вошел чрез притворенные сени к дверям горницы игуменской и, постучавшись, произнес: «Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй нас!»

Ответа не было. Кудеяр повторил молитву. Ответа не было.

Игумен в тот день на подпитии крепко спал. Кудеяр толкнул запертую дверь: петли слетели, дверь повисла на замке.

Игумен вскочил с постели, увидел незнакомого и стал ругаться. Кудеяр, не глядя на то, заложил острие своего ножа в растворку дверей поставца, устроенного в простенке, вынул два больших мешка с деньгами и заложил себе за пазуху.

– Кто ты такой? – крикнул игумен и бросился на него. Кудеяр схватил игумена за затылок и приплюснул его носом к стене. Кровь хлынула из игуменского носа. Кудеяр забежал в просвирню и, никого не заставши там, взял два мешка с пшеничною мукою, взвалил их себе на плечи, вышел за ворота, сел на лошадь и вместе с товарищами ускакал.

Растерявшийся игумен несколько времени не мог прийти в себя, отирал кровь с лица, а потом уже поднял тревогу. Братия бегала собирать служек и крестьян, чтобы гнаться за разбойником; но Кудеяр был уже далеко.

Он роздал каждому рублей по двадцати жалованья и отдал муку на всю братью.

– Пусть бабы напекут калачей, – говорил он.

Разбойники прониклись еще большим уважением и даже страхом к Кудеяру. Котообразный атаман, по имени Кузьма Серый, только скрежетал зубами, а Кудеяр, в уважение к его атаманскому достоинству, дал ему вдвое против других жалованья и уверял, что атаманство с него не снимут.

– Теперь, братцы, оставаться нам здесь нельзя, – сказал Кудеяр, – Калуга близко; вышлют на нас большую силу. Двинемся к Белеву и там сойдемся с Окулом и Урманом.

Табор снялся. Баб с детьми усадили на лошадей; седел почти ни у кого не было. Все пожитки были привязаны к лошадям, на которых сели разбойники. Кудеяр запретил по дороге грабить села и велел, напротив, у крестьян покупать все за деньги. Разбойники проезжали через села, накупили у крестьян топоров и кирок; крестьяне неохотно продавали их, так как необходимые в хозяйстве вещи приходилось им покупать в городах и посадах, куда нарочно надобно было ездить. Кудеяр, платя им хорошую цену, пригрозил, что если они не продадут, то у них отнимут силою.

Встречавшиеся с разбойниками проезжие люди не смели спрашивать у них, кто они такие, а Кудеяр не велел их трогать. Проехал мимо их царский гонец, но Кудеяр не велел и его трогать; гонец с удивлением смотрел на толпу едущего народа и не смел обратиться к ней; он и тем был доволен, что его самого пропускают. Кудеяр рассчитывал, что надобно избегать напрасных тревог до соединения с Окулом и Урманом.

Разбойники объехали Белев, выехали на Болховскую дорогу и подъехали к тому месту, где Кудеяр, едучи из Крыма, встретился с Урманом и Окулом. Постоялого двора уже не было; на месте его лежали обгорелые бревна. Кудеяр расположил ватагу в ближнем лесу, а сам один поехал по дороге узнавать, что это значит. Он взял с собою кирку. На дороге встретился он с одним служивым, и тот рассказал ему следующее: белевский наместник послал ратных людей, а губной староста поднял уездных людей на разбойников, которые завелись в подгородном лесу. Ратные и уездные люди доходили до их стана, и был бой, но разбойников добыть не могли, а двор постоялый сожгли за то, что хозяин с разбойниками был в одном умысле; хозяина привезли в Белев вместе с хозяйкою и там обоих повесили; а разбойники чаяли на себя большей высылки, покинули свой стан и ушли к литовской границе. Кудеяр отправился к тому месту, где зарыл ханские сокровища, вынул деньги и кое-какие вещи, но не все, оставив часть про запас на будущее время. Он потом вернулся к своим.

– Окул и Урман пошли к литовской границе, – сказал он, – нам надобно догнать их.

Ватага двинулась на запад, к Жиздре. Начались дожди. Разбойники дошли до реки Жиздры, вошли в село и разместились в курных избах. Крестьяне не могли им помешать. Здесь разбойники узнали, что Окул и Урман были в этом селе и пошли вправо, через лес. Подстрекаемые Кузьмою Серым, удалые стали роптать на Кудеяра.

– Что же твой Окул с Урманом? Ты нас обманываешь. Зачем ты нас завел сюда? – раздавались крики.

– Вам, – сказал Кудеяр, – под Калугой оставаться нельзя было, один день еще вы пробыли бы там, и к вам пришла бы рать царская; под Белевом тоже нам быть нельзя для того, что коли Окул с Урманом там стоять не могли, так нам подавну нельзя. Они пошли отсюда вправо, через лес, – и мы пойдем по их следу.

Разбойники поуспокоились, но Кузьма Серый выискивал средства вредить Кудеяру. Кудеяр не велел ничего брать насильно у крестьян, а Кузьма, против его воли, подучил своих подчиненных грабить крестьян, и крестьяне, покинувши свои избы, разбегались в лес. Тогда в ватаге сделались междусобия. Те, которые хотели слушаться Кудеяра, напали на тех, что слушались Серого, – началась драка. Партия Кудеяра оказалась посильнее. Серый покорился. Кудеяр тогда собрал круг и потребовал, чтоб Серого сменили. Удалые исполнили требование и выбрали атаманом Антипку Толченого, беглого стрельца, дюжего чернобрового молодца, одному только Кудеяру уступавшего в силе. После успокоения смуты разбойники двинулись вдоль реки Жиздры и вдруг на полдороге увидали большую толпу людей на лошадях и пешком, переправлявшихся через Жиздру вброд.

– Это царские ратные! Это царские ратные! – закричали они. – Что нам делать? Они нас видали. У них огненный бой! Мы пропали!

– Да, – отозвался Серый, – вот если б меня слушали, так того не было бы с нами! Повел нас, проклятый проходимец, черт его знает кто он таков… может, нарочно подвел. В лес, скорее в лес!

Кудеяр, услышавши это, бросился прямо к толпе, еще не перешедшей Жиздру, и кричал своим:

– Не робейте, братцы!

– Куда ты?! – заревел, бросившись на него, Серый, – убегать хочешь. Бейте его, сякого-такого сына!

Серый нацелился в Кудеяра из лука, но товарищи вырвали у него лук.

Кудеяр поскакал ближе к реке и вдруг с радостью поворотил коня назад и кричал своим:

– Это наши, наши! Те, что их ждали мы! Окул с Урманом.

– Брат, товарищ, Урман, друг, – кричал Кудряр, – мы за вами ходим, вас ищем!

– Кудеяр, – воскликнул Урман, – ты наш?

– Ваш, ваш, – говорил Кудеяр, – веду к вам свою ватагу.

– Вот как! – смеясь говорил Урман. – У него уж и ватага.

Урманова ватага перешла Жиздру вперед. За нею шел Окул со своею. Урман крепко обнимал Кудеяра, а Окул, видя, что Урман кого-то обнимает, кричал ему с реки:

– Кого это так?

– Кудеяр с нами! – кричал ему в ответ Урман. – Да еще не сам, а с ватагой.

– Он стоит один трех ватаг, – сказал Окул и, переправившись обратно через реку, соскочил с коня и бросился целоваться с Кудеяром. Разбойники шайки Окула и Урмана, видевшие Кудеяра прежде, с любопытством глядели на него и громко выражали свою радость.

– Как мы тебе пророчили – так и вышло, – сказал Урман. – Вот, видно, и пригодились мы тебе.

– А ты нам еще боле, – сказал Окул.

– А вот наш атаман, Антип Толченой, – сказал Кудеяр, – любите по-братски! А вот бывший атаман, Кузьма Серый.

Разбойники, отнявшие у Серого лук, держали его за руки и не пускали убежать. Серый, видя, что попался сам в сети, расставленные Кудеяру, упал на колени и кричал:

– Смилуйся! Виноват! Не буду впредь!

– Ты меня убить хотел, – сказал Кудеяр, – ты смуту в ватаге поднимал. Пусть тебя судят круг и атаман.

– Изрубать его! – кричали разбойники.

– Нет, повесить! – говорили другие.

– На кол посадить! – кричали третьи.

– Повесить ли, изрубить или на кол посадить, все равно смерть, – говорил Толченой. – Я думаю повесить его на этом дереве.

В это время какая-то женщина из шайки, услыхавши громкие крики, требовавшие смерти Серого, издала пронзительный крик. Но вслед за тем на нее напустился с бранью грубый мужской голос. Это была жена одного из разбойников, которую муж давно уже подозревал в любви к Серому. Теперь она невольно перед всеми высказала свое чувство. Муж обругал ее; она, возбужденная наступающею казнью возлюбленного, плюнула мужу в лицо и закричала:

– Кабы тебя, паскудного, вместо Кузьки на дерево!

Муж ударил ее ножом в сердце. Сбежались около него разбойники… одни были за него, другие против него. Убийца кричал, что он муж и может как хочет расправляться с женою. Ему возражали, что хоть и муж, а самоуправно не мог лишить живота жены, должен был пожаловаться атаману и всему кругу… Пришел Кудеяр, вместе с Толченом, Окулом и Урманом, выслушал дело и сказал:

– Все зло оттого, что баб возим. Вот оно и отозвалось. По-моему, виноват муж, только не так, чтоб его казнить смертью, для того что женка его раздразнила и он убил ее в запале. Накажите его палками под тем деревом, на котором повесят Серого.

– Праведно, праведно! – сказали атаманы.

Серого вздернули на дуб, и, когда он, высунувши язык и страшно выпучивши глаза, руками и ногами отбивался от смерти, которая скоро одолела его, под ним дали ударов двадцать ревнивому его сопернику. Вслед за тем сняли труп Серого с дерева и бросили в одну яму с его возлюбленною.

Окул с Урманом объяснили Кудеяру, что они с своею ватагою, убегая от новой против них высылки, распустили слух, будто идут к литовской границе, а на самом деле задумали вернуться из-за Жиздры и стать на другом месте, недалеко от Жиздры, в лесу, посреди оврагов, где есть хорошая ключевая вода, а из оврагов выход на луга с хорошими пастбищами.

– А мы, – говорили они, – таки подумываем улизнуть в Литву, только туда надобно с деньгами; прежде нажиться нужно.

– Нечего вам о Литве думать, – сказал Кудеяр и сообщил товарищам свои планы насчет свержения с престола Ивана Васильевича и возведения Владимира Андреевича; но при этом несколько солгал: он уверял их, что сам Владимир Андреевич знает о предприятии и земские бояре обещают тотчас провозгласить его царем, лишь бы удалые извели мучителя.

Окул и Урман с восторгом слушали рассказы Кудеяра.

– Нам, – сказал Окул, – теперь все равно; если не доведем такого великого дела до конца и пропадем, то беда не велика, – все равно пропадем когда-нибудь… А доведем, вестимо, всем будет хорошо.

– Что говорить о том, если не доведем до конца, – сказал Кудеяр, – надобно довести, коли беремся.

Созвали круг. Кудеяр объявил, что князь Владимир Андреевич приглашает их на службу и велит им раздать жалованье. Немедленно он всем дал при этом по двадцати рублей. Разбойникам деньги понравились. Как эти деньги, так и ватага, с которою явился Кудеяр, были для шаек Окула и Урмана поразительным доводом его силы и справедливости того, что он говорит. Удалым польстила мысль, что они теперь уже не разбойники, а служилые люди князя, который будет царем. Они разом возвысились в собственных глазах.

– Идем за весь мир христианский, – говорили они.

– Теперь надобно, – сказал Кудеяр, – нам хорошо изоружиться, а у нас почти нет огненного боя и зелья. Я думаю, братцы, поехать самому в Литву покупать ружья, а Урмана послать в Болхов. У меня есть татарские деньги; Урман их там променяет на русские; в Болхове татары приводят пленных на выкуп, там татарских денег нужно бывает. Да там же, говорят, можно и оружия прикупить.

– Можно, можно, – сказал Урман, – я Болхов знаю.

– А вам, – сказал Кудеяр, – усесться на то время в лесу, в укромном месте, и дождаться меня.

По указанию знавших местность разбойники свернули в лес и стали меж оврагов, в яру. Они прорубили маленькие извилистые тропинки в лесной заросли, такие, что ими проехать можно было только одному человеку; тропинки были прорублены так, что всякий другой, не знающий их пути, не мог пробраться по ним. Эти тропинки из оврагов, где был стан, вели к лугу. Разбойники водили на луг пасти лошадей. Кроме того, в лесу были поляны, где можно было найти траву.

Урман отправился в Болхов, а Кудеяр взял с собою братьев Юдинковых, знавших дороги, и поехал в другую сторону, к литовской границе.

Денег, награбленных в Добром монастыре, было так много, что хватило бы на вооружение войска вдвое более того, сколько было у Кудеяра.

Собираясь по направлению к литовской границе, Кудеяр с Юдинковыми остановился в одном селе и стал у крестьянина расспрашивать о порубежных делах. Он узнал, что царь, сильно боясь, чтоб его бояре и думные люди не убегали в Литву, велел устроить разъезды и ловить бегущих, если покажутся. Но крестьянин, сообщая эту новость, тут же засмеялся и сказал: